Берг Кэрол. Разоблачение (Рей-Киррах - 2)

   Она хотела убрать руку, но я поймал ее и снова приложил ко лбу.
   - И сколько ты уже здесь?
   Она в своей наилучшей менторской манере заставила меня сесть, съесть супу, выпить отвар из ивовой коры и только потом позволила разговаривать. Когда она начала рассказывать, услышанное мне совсем не понравилось.
   - Фиона притащила меня сюда? - Я снова попытался спрятаться под одеялом. Последнее, о чем я мечтал, - быть обязанным чем-либо Фионе.
   - Она все лето провела за тем квадратным камнем.
   - Следила за мной.
   - Она убеждена, что вынесенное решение не снимает с нее обязанности. Если бы она не торчала здесь, твои кости уже давно бы лежали под башней, обглоданные хищниками. Она спасла тебе жизнь.
   - Она разрушила мою жизнь. Ту ее часть, которая осталась после Исанны.
   Самым худшим было то, что от забот Катрин и теплой пищи все мои чувства разом вернулись ко мне. Я был жалкой развалиной. Грязным. Оборванным. Немногим лучше, чем когда был рабом, просто мои оковы стали теперь невидимы. Я всегда презирал тех, кто расстраивался по пустякам и принимал свои неприятности так близко к сердцу, что отказывался от нормальной жизни и еды, чтобы через некоторое время превратиться в жалкое грязное чучело. Такие не вызывали у меня сострадания. У многих людей нет возможности избежать подобной участи. Поэтому первое, что я сделал, - как следует вымылся и постарался взять себя в руки.
   Катрин отказалась говорить о серьезных вещах, пока я совсем не поправлюсь. Судя по всему, я пролежал под дождем, умирая от голода, три дня, прежде чем Фиона нашла меня и затащила в башню. Она почти не умела врачевать, и у нее не было лекарств, поэтому она пошла за Катрин. Я оценил ее выбор целителя.
   Так что первая прогулка, которую я совершил, начав вставать, была в сторону квадратного валуна неподалеку от башни. Фиона сидела у крошечного костерка, отскребая грязь с одного из башмаков. Она построила себе шалаш из веток, принесенных из ближайшего леса. Я заметил неплохой лук и связку стрел, значит, ее охота была успешнее моей. Когда я подошел, она вскочила, смутившись, и неуклюже поставила ногу в чулке на влажную землю. Но тут же опомнилась и воинственно выдвинула вперед подбородок.
   - Пришел сказать тебе спасибо за то, что принесла меня в башню. И за то, что привела Катрин.
   - Я же не могла обречь тебя на смерть, правда?
   У меня на языке вертелось несколько подходящих ответов, но я сдержался. Где-то неподалеку грохотала гроза, резкие порывы ветра швыряли нам в глаза пепел от костра.
   - Глупо оставаться под дождем теперь, когда я знаю, что ты здесь. Если ты считаешь себя обязанной жить здесь, пойдем хотя бы в башню. Там полно места, а Катрин, наверное, сумеет защитить тебя от моего дурного влияния.
   Я думал, что она откажется. Надеялся, что она оскорбится и решит вернуться домой. Но ее основательная стоянка выдавала серьезные намерения, а мое скверное общество никогда не мешало ей оставаться рядом. Она согласилась.
   На следующий день Катрин позволила мне говорить, голос уже достаточно восстановился.
   - Значит, Хоффид не возражает, чтобы ты провела неделю в горах вместе со мной? - спросил я у своей темноволосой целительницы, пока мы пили чай из ромашки, слушая шум дождя.
   Катрин улыбнулась и снова наполнила мою чашку.
   - Хоффид самый терпеливый и понимающий человек в мире.
   - А где же он прятался три недели? Хавел сказал, что Эннит едва не свела тебя с ума, требуя сказать, где Хоффид.
   Катрин многозначительно посмотрела на меня, потом покосилась на Фиону, старательно делающую вид, что ее здесь нет.
   - Хавел ошибся. Хоффид больше месяца провел у сестры. Бедняжка Эннит никак не могла сама убрать свой лен. И я сразу же вернусь к моему любимому мужу, как только ты поправишься.
   - А как твои ученики?
   Задать этот вопрос было нелегко. А выслушивать ответ было еще тяжелее. Но если я собирался жить дальше, я был обязан спросить.
   - Дрик прошел испытание как раз перед моим приходом сюда. Тегир пройдет его на следующей неделе. Я позволю им сражаться по-настоящему в ближайшее время. Я уже просила Ловцов подобрать несколько простых случаев.
   - Пусть они будут осторожны, Катрин. Ведь так много...
   Я очень хотел предупредить Катрин, но я никак не мог подобрать слова, которыми можно было выразить мои ощущения. Знал, что опасность рядом, просто мы не видим ее. Мои страхи были неясными и размытыми, как люди в моем сне.
   - Скажи мне, во время своего учения, в рассказах твоего деда встречалось что-нибудь похожее на Предтечу?
   - Предтечу чего?
   - Вот в том-то и вопрос. Я не знаю. - Мы снова принялись вспоминать имена демонов.
   - Я не помню ничего такого. Ты уверен, что это слово было именно "нагидда"?
   - Абсолютно уверен. Это единственное, что я могу соединить с тем, что сказал мне Повелитель Демонов, прежде чем я убил его. - Я вспомнил его слова во время своих летних размышлений. - Он сказал - "Не думай, что битва окончена. Будет другая битва..." Я считал, что он говорит о себе и что проблема решена, раз я убил его. Но теперь я сомневаюсь. - Когда я произнес эти слова, меня охватило сильное беспокойство. - Много думал в эти месяцы. Обо всем. - Я взмахнул рукой, словно указывая на все, что было в жизни. Здесь есть какая-то фатальная ошибка. Если бы не мое длительное отсутствие, я бы ее не заметил. Я не видел ее, пока был рабом, поскольку все, чего желал, - вернуться в Эззарию и снова делать то, что умею делать. Я не задавался вопросами, нужно было просто выжить. Но с тех пор как я вернулся... Проблема не в том, что я не вижу смысла в буквальном исполнении обрядов, и не в том, что меня раздражают самовлюбленные болваны. И не в том, что демоны стали умнее, а битвы - тяжелее.
   Идеи обрушивались ливнем после засухи на мои жаждущие мозги.
   - Что-то упущено. Подумай, как мало мы знаем. Даже после стольких лет, после стольких исследований мы не можем объяснить существование встреченного мною демона. Неизвестно, почему у меня появляются крылья. Мы не понимаем, почему не можем убить демонов и покончить с этим раз и навсегда. Понятия не имеем, как получилось, что ведем эту войну. Почему Свитки такие короткие и их так мало? Ведь их писали не дикари, а образованные мужчины и женщины, прекрасно владеющие пером. Должны быть еще записи. Возможно, был кто-то, знающий нас и наше предназначение настолько хорошо, что он уничтожил записи. Кажется, некто приоткрыл дверь, а я смотрю через нее и вижу там огромные пространства нашего незнания. Твои юные Смотрители должны быть очень осторожны... Они должны прислушиваться, чтобы ты знала, чего ожидать.
   Я хотел сказать больше. Мой разум вдруг прояснился. Я понял, что получил предупреждение, но не знал как, почему и о чем. Но мне было ясно, что если Повелитель Демонов, жуткое порождение, которое мы с Александром уничтожали трое суток, был всего лишь предшественником, то непременно нужно узнать, кто может явиться за ним.
   От Катрин не укрылось мое волнение. Она нахмурилась, сказав только:
   - Мне необходимо подумать. Прочитать кое-что. Поговорить с людьми. Надеюсь, я разузнаю что-нибудь. - Потом она покачала головой, отгоняя мрачные мысли, и положила руку мне на колено. - Ты ни разу не спросил, почему я переменила свое мнение о рассказанной тобой истории и пришла сюда.
   Ее взволнованный голос пробудил мои безымянные страхи.
   - Разве не потому, что мы так давно знакомы и ты поняла, как глупо было не доверять мне?
   - Я не знаю, как это соотносится с рассказанным тобой, но мы нашли кое-что в записях деда.
   - Что?
   - Был еще один Смотритель, который встретил демона, похожего на твоего.
   - Проклятие! Я знал это!
   Его звали Пендрол, он был Смотрителем, когда Галадон был еще мальчишкой. Пендрол должен был помочь женщине, которая сошла с ума и разорила своего мужа.
   Ловец осмотрел женщину и установил факт одержимости демоном, но он сообщил, что никогда еще не видел такой спокойной жертвы, которая была бы так убеждена в своей правоте. Пендрол же вернулся из-за Ворот растерянный, он утверждал, что не смог найти демона. После долгого разбирательства он признал, что один раз видел нечто похожее на проявление демона. Оно появилось после его традиционных слов в виде женщины с золотистыми волосами. Она была потрясающе красива и обладала исключительным чувством юмора. Она дразнила его, танцуя с ним под полной луной. Согласно записям, Пендрол больше ни разу не сражался.
   Галадона очень заинтересовала эта история, он дождался возвращения Ловца и Утешителя и расспросил их о жертве. Ловец был очень смущен, он сказал, что, наверное, ошибся при осмотре. Женщина, жертва демона, оказалась настоящей героиней. Выяснилось, что ее муж похищал детей из ближайших деревень и заставлял их работать на своих серебряных копях. Жена же уводила их оттуда одного за другим и возвращала родителям. Ее муж не мог публично обвинить ее - тогда все бы узнали о его преступлении, - поэтому он заявил, что она безумна.
   - Пендрол умер до того, как я начал учение, - сказал я. - Но может быть, Ловец или Айф еще живы. Если бы я мог поговорить с ними...
   Катрин отрицательно покачала головой.
   - А Утешитель? - Она лишь вздохнула:
   - Пропал во время войны. Не осталось никого, кто мог бы что-либо рассказать, кроме одного человека. Он ученый и пытался разобраться в этом деле.
   - Значит, я поговорю с ним.
   - Не думаю, что это возможно.
   - Почему?
   - Потому что это Балтар.
   Я содрогнулся при звуке этого имени. Балтар - отступник. Балтар предатель. Балтар придумал разрушающие душу обряды для дерзийцев, которые лишали эззарианских рабов их мелидды. Мне до сих пор снились кошмары, в которых я задыхался в гробу Балтара. Я помотал головой:
   - Нет. Даже ради такого дела я не стану дышать с этим человеком одним воздухом.
   - Я продолжу поиск. Узнаю, нет ли еще подобных случаев.
   Катрин провела в башне еще два дня, заставляя меня глотать ее снадобья и пытаясь понять причину моих страхов. Но после того как кашель почти прошел и я пообещал заботиться о себе, она начала собирать свои вещи, чтобы вернуться домой к мужу и ученикам. В качестве прощального обеда я приготовил тушеного кролика как доказательство того, что не погибну с голоду, если она уйдет.
   Фиона не принимала участия в наших разговорах о демонах и истории. С самого переезда в башню, точнее, с самого начала нашего знакомства девица сидела, облаченная в свою враждебность, как во вторую кожу. Но она была единственным свидетелем, хотя я все еще не знал, что она поняла из моего общения со странным демоном. Пока Катрин и я снова погрузились в философию, она читала какую-то обшарпанную книжку и дожевывала свой обед. Когда предмет нашей беседы был исчерпан, я обратился к Фионе:
   - Я просил тебя подумать о том дне. - Безусловно, она слышала все наши разговоры. - Мне бы хотелось услышать твое толкование событий. Ты не расскажешь?
   Я постарался задать вопрос как можно более дружеским тоном, но Фиона швырнула деревянную миску на пол и вскочила на ноги, словно я напал на нее с кинжалом в руке.
   - Это был демон. Демон несет с собой нечистоту, безумие и смерть. Я поклялась помогать Смотрителю уничтожать демонов или отсылать их обратно в их земли. И я не собираюсь обсуждать это с сумасшедшим. - Она выбежала из башни.
   Когда замолкли ее шаги, я доел оставшееся у меня в миске варево, глядя, как Катрин начищает песком медный котелок.
   - Вряд ли ты скажешь мне, что она рассказала Совету.
   - Я не имею права. Мы клянемся не разглашать информацию.
   - Извини, я не должен был спрашивать.
   - Ничего. Я рада, что она ушла, - ответила Катрин, отставляя в сторону котелок. - Есть еще кое-что, о чем я хотела с тобой поговорить перед уходом. Более личное. Хотя мне было велено не делать этого, но я должна.
   Я ждал этого последние пять дней:
   - Исанна? - Я сомневался, что моя жена станет передавать что-нибудь похожее на извинения. К тому же я уже ответил на них.
   - Она очень переживает за тебя. - Я наклонил миску над своей ложкой, выливая в нее капля за каплей густую коричневую подливку.
   - А я переживаю за нее... и нашего сына.
   - У нее не было выбора.
   - Не было выбора! - Я швырнул ложку в миску. - У нее был выбор. Даже когда я был рабом, у меня был выбор. Иногда этот выбор требовал вынести боль, иногда - пойти на риск, но со мной оставались мой разум, душа и совесть.
   - Но твой риск и твоя боль были только твоими. Твоими. А Исанна рискует всеми нами. Только боль принадлежит ей... и тебе.
   - Она не верит мне настолько, что даже не позволила взглянуть на него. Она не оставила выбора и мне.
   - Она не могла рисковать. Ты единственный Смотритель в Эззарии. Она была уверена, что ты попытаешься спасти ребенка и что ты погибнешь. Она королева...
   - Она не имеет права выбирать вместо меня. К тому же я все-таки погиб, разве нет? Ты и все остальные в Совете были убеждены, что я спятил, а то и вовсе лишился души. И Исанна верит в это, иначе она ни за что не подтвердила бы решение Совета. Вместе вы справились. Опасность, которую я ощущаю... Я не могу объяснить... но впереди нас ждет что-то ужасное. И теперь, когда мы должны предчувствовать и предугадывать, Исанна становится убийцей. Если она не понимает этого сейчас, она поймет позже. Я знаю ее, Катрин. Я люблю ее больше жизни, а это погубит и ее, так же как погубило меня. И со всеми моими способностями, со всеми моими умениями, со всей своей мелиддой я не могу ничем помочь.
   Катрин всплеснула руками, потом взяла меня за плечи:
   - Дети Валдиса! Вы оба - самые упрямые и жестокосердные эззарийцы, которые когда-либо появлялись на свет. Как вы можете так сильно любить друг друга и так думать друг о друге?! - Она начала трясти меня за плечи, потом оттолкнула, заговорив вполголоса: - Она не убивала его, Сейонн. Несмотря на закон и традиции, несмотря на то, что королева должна ставить свои обязанности превыше личного горя, она не смогла убить твоего ребенка. Его увезли. Акушерки знают одно место... монастырь... там живут святые люди, которые принимают детей, не задавая вопросов. Она надеется, что он выживет и вырастет, чтобы ты смог спасти его.
   - Его увез Хоффид, - сказал я, прежде чем успел сдержаться.
   - Ему было велено прийти на рынок в Терине и спросить о Руке Долгара, утверждая, что его направили "хранители". Он сказал, что молодой жрец был очень любезен, заботлив и обещал ему, что с ребенком все будет хорошо. Иначе Хоффид не оставил бы его, несмотря на приказ Исанны.
   - Тогда я должен ехать.
   Она отрицательно покачала головой:
   - Ты не можешь. И ты это знаешь. Ты нужен нам здесь. Именно поэтому я ждала, пока ты поправишься, прежде чем говорить с тобой о серьезных вещах. Чтобы ты не наделал глупостей. Подумай...
   - Тут не о чем думать. Зачем мне оставаться? Чтобы Исанна притворялась, что все идет как и раньше? Чтобы Каддок копался у меня в голове, узнавая, что я боюсь змей или что я не могу пройти мимо южных холмов, не оплакивая тех, кто погиб там восемнадцать лет назад? Это наш ребенок, Катрин. Я не могу оставить его в этом мире. Я слишком хорошо его знаю.
   Катрин стояла, скрестив руки на груди, словно так она пыталась сдержать свои чувства. Потом она заговорила спокойно и сдержанно, как и полагается хорошему наставнику:
   - Смотритель не имеет права покидать Эззарию без разрешения. Иначе он нарушит клятву.
   - Я освобожден от клятвы. Королева Эззарии сообщила мне об этом.
   - Ты прекрасно знаешь, что Смотритель клянется противостоять демонам независимо от того, может он сражаться или нет. И если говорить лично о тебе, твоя клятва такая же часть тебя, как руки или голова. Ты не можешь не сражаться.
   - Я больше ничего такого не знаю.
   - Я бы тебя просто выпорола, Сейонн. Ты так поспешен в суждениях и делах, ты произносишь вслух слова, не успев обдумать их. Но так или иначе, я никогда не считала тебя плохим. Я никогда не думала, что ты можешь покинуть поле боя. Останься здесь, если ты хочешь изменить закон. Если же ты уйдешь...
   - Я вернусь, Катрин. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо в Эззарии, включая мою жену. Ты знаешь, что я не сделал бы этого, если бы меня не вынудили. Но я хотел бы уйти с твоим благословением... или хотя бы с твоим сочувствием.
   Но она не сдавалась:
   - Подумай как следует... очень хорошо... выбери осторожно. Исанна не захочет, чтобы он был здесь. Она скорее всадит нож себе в сердце, чем допустит такое. И никакие пророчества не помогут тебе на этот раз, если ты вернешься.
   - Если по законам мой сын делает меня нечистым, я не желаю знать эти законы.
   Она вздохнула, поджав губы:
   - Мне передать что-нибудь Исанне?
   - Нет. - Шрам на том месте, откуда вынули мое сердце, зарубцевался. Если моя жена считала, что моего сына необходимо убить, я не желаю знать свою жену.
   ГЛАВА 7
   Внезапно Вердон понял, что завидует той любви, которую люди испытывали в Валдису. Он стал бояться, что этот мальчишка, полусмертный, однажды тоже станет править. Он захотел убить собственного ребенка и всех смертных, которые любили его. Вердон знал, что его сын добр и честен, он не станет поднимать руку на отца, часть его существа противилась охватившим его злым чувствам, и тогда он отослал мальчика в леса, чтобы спрятать его от собственной ярости, а потом он взял меч и разрубил себя пополам, оставив одну половину богам, а другую - смертным.
   Это история Вердона и Валдиса, так она была рассказана первым эззарийцам, когда они пришли в леса.
   Узкие грязные улочки с лавками были запружены людьми. После того как я закончил беседовать с подозревающими меня в чем-то дурном городскими стражниками, было уже совсем поздно, кроме того, я угодил в центр сузейнского купеческого семейства, которое перегородило всю улицу, с грохотом продвигаясь в центр Вайяполиса. Сам купец был одет во множество полосатых халатов, его волосы и борода пестрели разноцветными ленточками. За ним следовала жена, завернутая с ног до головы в белоснежные ткани, на ней позвякивало несколько килограммов золотых и серебряных украшений. Сзади тащился целый выводок темноглазых детишек, далее следовали козлы, собаки и рабы в фензеях, толкавшие тележки и тачки и несущие непомерно большие тюки на своих израненных, усталых плечах.
   Возможность преодолеть этот поток казалась невероятной, но круглолицые манганарки в вышитых туниках и пестрых юбках легко скользили в толпе, улыбаясь и переговариваясь друг с другом, несмотря на стоявшие у них на плечах тяжелые ведра с водой и корзины с выстиранным бельем. Грязные босоногие дети шныряли под красными и синими навесами, выхватывая яблоки из высоких корзин и сбивая с полок торговцев медные горшки, ремни и кошельки, деревянные коробки с цветными лентами.
   Я последовал их манере передвижения и скоро выбрался из толпы сузейнийцев, продрался через стадо коз и увернулся от жадных рук нищих, толпившихся у гробницы Долгара, одноглазого манганарского бога. Непонятно, как можно торговать в таком бедламе. Я отскочил от двух темнокожих тридянок с подведенными глазами, которые ругались с мясником из-за трех синих цыплят и при этом отчаянно размахивали руками... Всегда ненавидел города!
   Я не смог не вздрогнуть при звуке кнута за спиной. Наверное, сузейнский купец решил, что кто-то из рабов недостаточно быстро идет. А когда навстречу мне выехал дерзиец с длинной косой и мечом, на котором играли солнечные лучи, я прижался спиной к ближайшей двери и опустил глаза. Не хотелось, чтобы он заметил меня, не говоря уже об императорском клейме на моем лице. Когда он проехал, я сунул руку под рубаху и нащупал у сердца кожаный футляр, убеждаясь, что ценная бумага, данная мне Александром, все еще со мной. Я уже дважды предъявлял ее. Без этого важного документа, подтверждающего, что я свободный человек, я уже давно оказался бы в цепях и без одной ноги, чтобы было неповадно убегать во второй раз. Удивительно, как легко возвращаются старые страхи, о которых, казалось, ты уже давно позабыл.
   Когда я успокоился, вспомнил о своих делах. Где-то за гробницей Долгара был переулок, а в нем где-то неподалеку стояла пивная со знаком белого кинжала. Там после двухнедельного путешествия из Эззарии и трех дней расспросов и ожидания, пока на мою просьбу обратят внимание, я должен буду встретиться с тем человеком, который взял на себя заботу о моем сыне.
   Было душно и дурно пахло. В городах я больше всего ненавидел вонь разлагающегося под полуденным солнцем навоза, запах мясных лавок, дешевых духов и ароматических масел для ламп, гниющих овощей и потных тел животных и людей, вынужденных находиться в тесном соседстве. В переулке воняло не лучше, но здесь было меньше народу: несколько нищих, широкоплечий торговец, толкающий сломанную телегу, и спешащая куда-то девушка-служанка. Высокие дома отбрасывали тени, от которых в переулке было почти темно. Когда мои глаза привыкли к сумраку, первое, что я увидел, было светлое пятно на грязной стене - изображение белого кинжала.
   Я разволновался, как юноша из Холленнии, которому предстоит первый раз увидеть невесту, выбранную еще при его рождении. Я был воином, сражался лицом к лицу с сотнями демонов и даже с их Повелителем. Стоял перед наследником Империи, ожидая, что он убьет меня.
   Почему же теперь боюсь трехмесячного младенца и какого-то жреца?
   Прежде чем я успокоился и заставил себя войти в дверь, какой-то оборванец в засаленных обносках прошел мимо, споткнувшись о мою ногу. Он охнул и взмахнул руками, едва не падая на меня. Я сморщился от отвращения от его вида и запаха, но схватил бедолагу за руку, не позволив ему упасть.
   - Да благословит вас Долгар, господин, - забормотал он. - Простите, извините. - Он коснулся одной рукой своей головы, поклонился и собрался улизнуть, но я не отпускал его. - Прошу вас, господин...
   Не слишком деликатным движением я завернул его руку за спину и выдернул мой кожаный футляр из неожиданно сильной руки, спрятанной между складками грязного платья. По счастью, не растерял своих умений за время летнего безумия. Я сразу заметил металлический блеск в складках одежды, развернулся и отбил кинжал, который взлетел в воздух и со звоном ударился о грязные кирпичи здания. К моему изумлению, нищий яростно оскалился и пошел на меня. Я схватил его свободной рукой и развернул вокруг оси, он повис у меня на руке вонючей гусеницей.
   - Не смей! - произнес я, глядя в черные глаза: их молодой блеск не соответствовал всему остальному облику. Потом я оттолкнул его, поднял нож и засунул его себе за ремень. Когда нищий с проклятиями исчез в тени домов, я прислонился к стене и облегченно выдохнул, убирая футляр на место. Как близка была опасность! Все еще взвинченный, я едва не задохнулся от изумления, когда с ближайшей крыши снялась огромная коричневато-белая птица, похожая на орла или стервятника, и пролетела у меня перед носом, прежде чем раствориться в солнечном сиянии в конце переулка.
   Я стряхнул с себя неприятные ощущения, оставшиеся после стычки, и шагнул внутрь пивной. В ней было темно и душно, места хватало лишь на три столика с шаткими ящиками и пустыми бочонками вокруг них вместо обычных стульев. В одном углу, прислонясь к стене, сидел человек. Судя по долетавшим до меня звукам, ему снились навеянные выпитым сны. Но как только я переступил порог, он резко всхрапнул и закашлялся.
   - Жарко сегодня, путник, - пробормотал он. - Не хочешь ли утолить жажду?
   - Да, - отозвался я. - Кружку вашего самого лучшего.
   Человек вышел в заднюю дверь и, прежде чем я нашел ящик, который мог бы выдержать мой вес, уже вернулся с кружкой. Я вынул из кармана монетку и подкинул ее над головой. Как и ожидалось, его движения вовсе не походили на движения перебравшего пива человека. Он выхватил монетку из воздуха со скоростью ящерицы, хватающей комара.
   - Откуда ты, путник?
   - Кареш, - ответил я. Довольно близко. Кареш был манганарским городом недалеко от границы с Эззарией. Я знал его не лучше, чем любой другой город, но была надежда, что этот человек не ходил дальше второго переулка от своей пивной. - Я ищу одного человека. Мне сказали, что он часто приходит в вашу пивную и покупает пиво целыми бочонками. Говорит, что здесь лучшее пиво с этой стороны от Загада, правда, пивовары Кареша с этим не согласны. Вы его не знаете?
   Именно эти слова мне было велено сказать последними людьми из тех, с кем я общался за эти дни, начав с информации, сообщенной мне Катрин.
   - И кто же тебе это рассказал?
   - Меня направили хранители.
   Не понимаю, как я мог не заметить еще одного человека, тоже находившегося в этой темной комнате, но, как только я произнес пароль, я почувствовал его справа, сидевшего за третьим столиком, опустив подбородок на ладонь. Я быстро развернулся на своем ящике, едва не опрокинув кружку от изумления. "Следи за своей спиной, дурак. Ты ведешь себя легкомысленно".
   - Я не вижу своего бочонка, - произнес из тени негромкий голос.
   - Я хотел посмотреть, что это за человек, прежде чем довериться ему.
   - Добрый Фейдор, зажги свет. Твоя пивная похожа на темное подземелье Нурада, где томился Долгар.
   Хозяин достал откуда-то лампу, зажег ее и поставил на стол между мной и человеком с тихим голосом. Потом он переставил мою кружку на другой стол, перетащил бочонок к двери, уселся на него и снова как бы заснул.
   При свете лампы выяснилось, что на человеке одежды жреца Долгара, поношенные, выцветшие тряпки, обернутые вокруг груди и талии, и он, как и его собратья, бреет голову. У него на лбу было нарисованное пеплом пятно в память об огне, поглотившем Долгара. На тыльной стороне обеих ладоней были шрамы от ожогов, которые должны были подтверждать легенду о том, что огонь превращает человека в бога. Но знаки и символы едва ли могли дать представление об этом человеке. Я не смог бы отнести его к какому-либо известному мне типу людей. Он казался моложе, чем я ожидал, не старше двадцати пяти, лицо состояло из одних острых углов, нижняя губа сильно выдавалась вперед. Хотя такая внешность выдавала крестьянское происхождение, что было обычно для бедных жрецов манганарских богов, его черные, глубоко посаженные глаза были остры, как кинжал Смотрителя. Руки были явно знакомы с землей. Кисти слегка скрючены, кожа со въевшейся в поры пылью, которую невозможно было отмыть. Но в его лице теплилось спокойствие, которого я ни разу не наблюдал у людей, живущих в бедности и заботах. Крестьяне, даже жрецы, редко находили время для медитаций.