Абакумова я не оправдываю. Но расстреляли-то его за мифические преступления, а не за те, которые он по приказу ЦК и Сталина совершал. Он был обречен уже тогда, когда согласился возглавить органы государственной безопасности. Нисколько не сомневаюсь, что, убрав опасного свидетеля, партийная верхушка лишила историю очень многих признаний, которые мог бы сделать Абакумов. Думаю, о многом мы до сих пор не догадываемся…
   «Совершенно секретно. Совет Министров СССР 21 мая 1947 года Товарищу Сталину И. В. Товарищу Молотову В. М. Докладываю Вам о следующем:
   В апреле 1942 года американское посольство в СССР нотой в адрес Министерства иностранных дел СССР сообщило о том, что, по имеющимся у посольства сведениям, американский гражданин Оггинс Исай находится в заключении в лагере в Норильске. Посольство по поручению Государственного департамента просило сообщить причину его ареста, срок, на какой осужден Оггинс, и состояние его здоровья.
   В связи с настояниями американского посольства по указанию товарища Молотова 8 декабря 1942 года и 9 января 1943 года состоялось два свидания представителей посольства с осужденным Оггинсом. Во время этих свиданий Оггинс сообщил представителям американского посольства, что он арестован как троцкист, нелегально въехавший в Советский Союз по чужому паспорту для связи с троцкистским подпольем в СССР.
   Несмотря на такое заявление, американское посольство в Москве неоднократно возбуждало вопрос перед МИД СССР о пересмотре дела и досрочном освобождении Оггинса. Пересылало письма и телеграммы Оггинса его жене, проживающей в США, а также сообщило МИД СССР, что признает Оггинса американским гражданином и готово репатриировать его на родину.
   9 мая 1943 года американскому посольству было сообщено, что «соответствующие советские органы не считают возможным пересматривать дело Оггинса».
   20 февраля 1939 года Оггинс был действительно арестован по обвинению в шпионаже и предательстве. В процессе следствия эти подозрения не нашли своего подтверждения, и Оггинс виновным себя не признал. Однако Особое Совещание НКВД СССР приговорило Оггинса к 8 годам ИТЛ, считая срок заключения с 20 февраля 1939 года…
   Появление Оггинса в США может быть использовано враждебными Советскому Союзу лицами для активной пропаганды против СССР.
   Исходя из этого, МГБ СССР считает необходимым Оптика Исая ликвидировать, сообщив американцам, что Отгинс после свидания с представителями американского посольства в июне 1943 года был возвращен к месту отбытия срока наказания в Норильск и там в 1946 году умер в больнице в результате обострения туберкулеза легких.
   В архивах Норильского лагеря нами будет отражен процесс заболевания Оггинса, оказанной ему медицинской и другой помощи. Смерть Оггинса будет оформлена историей болезни, актом вскрытия трупа и актом погребения.
   Ввиду того что жена Оггииса находится в Нью-Йорке, неоднократно обращалась в наше консульство за справками о муже, знает, что он арестован, — считаем полезным вызвать ее в консульство, сообщить о смерти мужа. Прошу ваших указаний.
   Абакумов».
   Соответствующие указания поступили… А теперь процитируем еще один, рассекреченный лишь недавно документ, связанный с бывшим министром государственной безопасности Виктором Абакумовым.
   «В Президиум ЦК КПСС тов. Маленкову Г. М.
   …В процессе проверки материалов на Михоэлса выяснилось, что в феврале 1948 г. в г. Минске бывшим заместителем МГБ СССР Огольцовым совместно с бывшим министром ГБ Белорусской ССР Цанава по поручению министра госбезопасности Абакумова была проведена незаконная операция по физической ликвидации Михоэлса.
   В связи с этим в МВД СССР был допрошен Абакумов и получены объяснения Огольцова и Цанава. Об обстоятельствах проведения этой преступной операции Абакумов показал: «Насколько я помню, в 1948 г. глава советского правительства И. В. Сталин дал мне срочное задание — быстро организовать работниками МГБ СССР ликвидацию Михоэлса, поручив это специальным лицам. Тогда было известно, что Михоэлс, а вместе с ним и его друг, фамилии которого я не помню, прибыли в Минск. Когда об этом было доложено И. В. Сталину, он сразу же дал указание именно в Минске и провести ликвидацию…
   Когда Михоэлс был ликвидирован и об этом было доложено И. В. Сталину, он высоко оценил это мероприятие и велел наградить орденами, что и было сделано» (попутно ликвидировали и агента МГБ СССР Голубова В. И., сопровождавшего Михоэлса). Было несколько вариантов устранения Михоэлса: а) автомобильная катастрофа, б) путем наезда грузовой машины на малолюдной улице, в) так как оба не давали гарантий, было принято следующее решение — через агентуру пригласить Михоэлса в ночное время в гости к каким-либо знакомым, подать ему машину к гостинице, где он проживал, привезти его на территорию загородной дачи Цанава Л. Ф., где и ликвидировать, а потом труп вывезти на малолюдную (глухую) улицу города, положить на дороге, ведущей к гостинице, и произвести наезд грузовой машины… Так и было сделано. Во имя тайны убрали и Голубова, который поехал с Михоэлсом в гости… (на даче они были раздавлены грузовой машиной). МВД считает необходимым:
   а) арестовать и привлечь к уголовной ответственности зам. МГБ СССР Огольцова С. И. и бывшего министра ГБ Белорусской ССР Цанава Л. Ф.
   б) Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении участников убийства Михоэлса и Голубова отменить.
   Л. БЕРИЯ. 2. IV. 1953 г.».
   Будем надеяться, что процитированный документ несколько охладит пыл историков, успевших приписать гибель великого еврейского артиста С. М. Михоэлса человеку, потребовавшему наказания истинных виновников преступления. Можно только догадываться, какие неожиданные открытия ожидают нас после рассекречивания всей группы дел, связанных с моим отцом.
   Мало кто знает, что именно отец предложил привлечь к партийной ответственности С. Д. Игнатьева, возглавлявшего МГБ в последние годы жизни Сталина. Предложение члены Президиума ЦК поддержали, КПК при ЦК КПСС было поручено рассмотреть вопрос о партийной ответственности бывшего главы карательного ведомства. Еще раньше, 5 апреля 1953 года, было принято решение «ввиду допущенных т. Игнатьевым С. Д. серьезных ошибок в руководстве бывшим Министерством государственной безопасности СССР» освободить его от обязанностей секретаря ЦК. Игнатьева вывели из состава ЦК и отправили на работу первым секретарем Башкирского обкома КПСС. «Суровое» наказание. Правда, решилась спустить дело на тормозах партийная верхушка, лишь «убрав» предварительно отца. Факт, как видим, весьма красноречивый.
   Нет, не зря все же несколько поколений советских чекистов настойчиво убеждали, что КГБ, как и его предшественники (ЧК, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, МВД), — вооруженный отряд партии. А когда чекисты сами восставали против произвола и не спешили выполнять явно противозаконные приказы, им умели напомнить, кто есть кто. Одни тут же брали под козырек, другие, их было, к сожалению, куда меньше, сопротивлялись.
   Но и «вооруженного отряда партии», тюрем и лагерей ГУЛАГа советской партократии, как выяснилось, уже было мало. И тогда ЦК решил создать еще одну, «партийную» тюрьму. Сам факт ее существования в СССР тщательно скрывался многие десятилетия.
   23 июня 1956 года министр внутренних дел СССР Николай Дудоров доложил специальной запиской Президиуму ЦК КПСС, что при аресте Д. Н. Суханова, работавшего длительное время заведующим секретариатом Маленкова (Д. Суханов арестован 14 мая 1956 года), был вскрыт его сейф, в котором обнаружили написанные Маленковым документы по организации в Москве «особой тюрьмы», датированная 4 марта 1950 года рукопись о формировании состава нового Советского правительства, справка о наличии агентурных дел на руководящий состав Советской Армии. 16 июня 1956 года арестованный заведующий секретариатом Маленкова показал, что «особую тюрьму» предполагалось организовать в Москве, и, как впоследствии стало мне известно, по адресу Матросская тишина. (Ирония судьбы: там, где находилась созданная партийной верхушкой «особая тюрьма» для вчерашних товарищей по партии, содержались после неудавшегося путча члены ГКЧП.) Суханов дал такие показания:
   «Мне было сказано Г. М. Маленковым, чтобы я из аппарата ЦК и КПК назвал людей, которым можно было бы доверить ведение следственной работы в „особой тюрьме“. В соответствии с этим мною были названы две кандидатуры ответственных контролеров КПК при ЦК КПСС — Захарова и Никифорова. В ходе организации „особой тюрьмы“ мне стало известно, что к работе в ней привлечены работавший в то время в Административном отделе ЦК КПСС Шестаков и работник МВД СССР Клейменов. За работу по организации „особой тюрьмы“ Клейменов и Шестаков отчитывались перед Г. М. Маленковым».
   Нет у меня оснований не доверять и другому источнику. Так, доктор исторических наук, профессор генералмайор В. Некрасов, ссылаясь на неопубликованную рукопись Николая Дудорова, министра внутренних дел СССР в 1956-1960 годах, «50 лет борьбы и побед», еще в 1990 году в журнале «Советская милиция» N 6 утверждал:
   «Г. М. Маленков, будучи секретарем Центрального Комитета партии, лично в 1950 году занялся организацией в Москве „особой тюрьмы“ для ведения в ней следственных политических дел. К делу организации „особой тюрьмы“ были привлечены работники отдела административных органов ЦК КПСС, а для следственной работы были привлечены работники КПК при ЦК КПСС. О ходе организации „особой тюрмы“ и ее деятельности докладывали непосредственно Маленкову, в тюрьме был установлен правительственный телефонвертушка. Тюрьма рассчитана на 30-40 человек, с особыми условиями режима, ускоренной оборачиваемостью. В ней было 35 кабинетов для следователей, специальной охраны и специальных следователей во главе с начальником тюрьмы Клейменовым, которого инструктировал лично Маленков. Осуществлял шефство и наблюдение за тюрьмой И. Серов, бывший тогда заместитель министра внутренних дел.
   Были случаи, когда по выходе из кабинета Маленкова в здании ЦК КПСС арестовывались руководящие работники. Например, бывший секретарь ЦК КПСС А. А. Кузнецов, бывший Председатель Совета Министров РСФСР М. И. Родионов, бывший секретарь Ленинградского обкома партии П. С. Попков и другие — все они арестованы в приемной Маленкова и отправлены в «особую тюрьму», где подвергались пыткам, истязаниям, а затем физически уничтожались.
   Допросы политзаключенных производились не только в тюрьме, но и часто политзаключенных доставляли из «особой тюрьмы» в специальных автомашинах в здание ЦК КПСС, как правило, к 12 часам ночи, где Маленков допрашивал их поодиночке».
   Из письма бывшего министра внутренних дел С. Н. Круглова в ЦК КПСС от 19 января 1960 года:
   «В 1950 году по указанию Маленкова, который давал их от имени ЦК партии и со ссылкой на тов. Сталина, МВД было предложено освободить отдельное тюремное помещение, назвать начальника этой тюрьмы, укомплектовать тюрьму надзирателями и вахтерами и в дальнейшем этой тюрьмой не заниматься, так как она будет подчинена ЦК и КПК. МВД СССР и я как министр выполнили это указание. В этой тюрьме я ни разу не был, ни одного человека из заключенных не видел, не допрашивал. Эта тюрьма просуществовала очень короткое время. Помню со слов начальника тюрьмы т. Клейменова, что в одно время туда был доставлен из тюрьмы МГБ арестованный в то время Кузнецов А. А. Через некоторое время он снова работниками МГБ переведен в тюрьму МГБ. Министерству было разрешено использовать тюремное помещение на общих основаниях по своему усмотрению. Все это могут подтвердить бывшие зам. министра тт. Серов, Обручников, быв. начальник тюремного управления т. Кузнецов и другие».
   Это ли не свидетельство? Десятки источников попрежнему обвиняют в создании специальной тюрьмы моего отца. В январе 1960 года это же обвинение было предъявлено Сергею Круглову. И кем? Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС. Тем самым КПК, которому и была подчинена специальная тюрьма. «Запамятовал», впрочем, как всегда, о своей постыдной роли и ЦК КПСС.
   С. Круглов однозначно указал на человека, поручившего МВД от имени ЦК подготовить новую тюрьму, — Маленкова.
   Довольно любопытны и другие пункты обвинения, предъявленного при исключении из партии бывшему министру внутренних дел. Например, участие в выселении жителей Чечене-Ингушетии в 1944 году. И здесь КПСС и ее «боевой штаб» вроде бы ни при чем. Приехали злодеи из НКВД и велели собираться невинным людям в дальний путь. А приказ о выселении кто отдал? Впрочем, вопрос риторический…
   Трудно сказать. Читали или нет письмо С. Круглова секретари ЦК КПСС Л. Брежнев, М. Суслов и Н. Игнатов, к которым он обращался, но в партии отставного генерала не восстановили. «Я готов понести любое наказание от партии», — писал бывший министр внутренних дел, но партии эта жертва была уже ни к чему — на Круглова и ему подобных давно списали все преступления, совершенные Системой.
   Речь, разумеется, не идет о том, виновен в чем-то человек, возглавлявший МВД семь лет при Сталине и три года после смерти диктатора, или нет. Виновен, конечно, как и абсолютно все руководители ведомств, в чьих стенах творилось беззаконие. И не суть важно, где именно — в центральном аппарате, областном центре или захудалом районе. Но задумаемся вновь над тем, кто поручал организовывать тому же Круглову специальную партийную тюрьму, выселять репрессированные народы и т. п.
   В последние годы много говорилось о том, что самую неблаговидную роль в репрессивной политике ВКП(б) сыграл Вышинский.
 
   Из официальных источников:
   Андрей (Анджей) Вышинский. С 1935 до 1939 года — Прокурор СССР.
   Родился в Одессе в 1883 году. Учился на юридическом факультете Киевского университета. По направлению Московского комитета партии работал председателем коллегии защитников, но в адвокатах проходил всего несколько месяцев. Дальнейшая карьера: прокурор уголовно-судебной коллегии Верховного суда РСФСР, Председатель Специального Судебного Присутствия на так называемом Шахтинском процессе (государственный обвинитель — Николай Крыленко), член коллегии наркомпроса, с июня 1933 года — заместитель Прокурора СССР, с 1935 года — Прокурор СССР.
   Участник всех известных политических процессов 30-х годов. Профессор, ректор Московского университета по совместительству. Автор известного труда «Теория судебных доказательств в уголовном праве».
   Из выступлений А. Вышинского на процессах: «Взбесившихся собак я требую расстрелять всех до одной», «Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требуются», «Законы надо отложить в сторону». Научная деятельность известного ученого-юриста отмечена Сталинской премией 1 степени…
   С января 1939 года — академик, с июня — заместитель Председателя Совнаркома, впоследствии — заместитель министра иностранных дел СССР.
   Награжден шестью орденами Ленина.
   Скончался в ноябре 1954 года. Прах захоронен в Кремлевской стене.
 
   Вышинского я видел, конечно, но знакомы мы не были. Как прокурора отец его не признавал. Когда он стал наркомом, Вышинского из Прокуратуры Союза убрали. Сопоставьте даты. Он уже не нужен был Политбюро и Сталину, как Ягода, Ежов… У отца были совершенно иные представления о прокурорском надзоре. При Вышинском органы прокуратуры, по сути, были таким же карающим мечом, как и органы безопасности. Отец же перед назначением на должность предложил усилить прокурорский надзор. Словом, если бы Вышинского оставили в прежней должности, они бы работать не смогли. Это однозначно. Совершенно разные люди! Вышинский ведь выдвинул в свое время страшную теорию: «Признание — царица доказательств». А как «выбивались» из арестованных эти признания, было хорошо известно…
   И дипломатом Вышинского отец никогда не считал. Называл помесью дипломата с прокурором. А чаще — мерзавцем. Так что ни о какой взаимной симпатии, разумеется, речь не идет. Думаю, и Вышинский видел, что отец его просто-напросто игнорирует. Дело в том, что у него к Вышинскому была давняя неприязнь, еще с Грузии. Отец не мог и ему, и Ульриху простить гибель людей, которых он пытался спасти.
   Вспоминаю такой случай. Как-то мы с отцом были на даче, а маму «Кремлевка» отправила на лечение в Карповы Вары в Чехословакию. Мама звонит и говорит, что там же семья Вышинского находится.
   Отец — таким я его видел крайне редко — в лице изменился и довольно резко сказал: — Никаких контактов с этими мерзавцами! Я потом спросил, а в чем дело?
   — Ты себе не представляешь, — ответил отец, — сколько этот мерзавец хороших людей погубил.
   То, что Вышинский — перевертыш, был меньшевиком, сотрудничал с царской охранкой, было известно. И Сталин об этом, естественно, знал. Но удобно было такого человека под рукой иметь.
   А в то, что Вышинский в свое время подписал ордер на арест Ленина, не поверю. Этого ему бы не простили. О нем много выдумок ходит. Утверждают даже, что он имел какое-то влияние на Сталина. На Сталина никто особого влияния не имел… А Вышинский тем более. Был ли он пешкой в руках Сталина? Пешкой — да, но пешкой инициативной, той, что и ферзя может взять. Он не только проводил линию, удобную Сталину, но и активно ее развивал. Когда я смотрел старую кинохронику, запечатлевшую его выступления на политических процессах, был потрясен. Страшный человек!
   Мешик, Мильштейн… Имена этих руководителей МВД Украины тоже нередко связывают с моим отцом.
   Мешика я никогда не видел, но знал, что он назначен министром внутренних дел Украины по предложению моего отца. Человек он в органах государственной безопасности был неслучайный — многие годы проработал в ЧК, НКВД, МГБ. Генерал-лейтенант. Это был руководитель уровня Круглова. Думаю, в его порядочности и компетентности, деловых качествах отец не сомневался, иначе такое назначение не состоялось бы. В декабре 1953 года его расстреляли вместе с Меркуловым, Деканозовым, Кобуловым и другими.
   Мильштейна знал, знал и его жену, сына, он был моим ровесником. Самого Мильштейна я знал по спортивному обществу «Динамо». В свое время он был хорошим спортсменом. Биография его довольно типична: с двадцатых на разных должностях в ЧК, в НКВД работал начальником одного из управлений и был одним из руководителей спортобщества «Динамо». К разведке Мильштейн отношения не имел, но через его брата, который жил в Америке, был выход на широкую агентурную сеть.
   С приходом Абакумова в МГБ Мильштейна перевели заместителем министра лесной промышленности. Когда отец возвратился в МВД, порекомендовал его заместителем к Мешику, на Украину. ЦК КПСС и ЦК компартии Украины дали согласие.
   Знаю, что его даже не арестовали, хотя министра расстреляли. Объяснение простое: его не смогли взять живым. Когда Мильштейн увидел, что его хотят арестовать, предупредил, что этого не допустит. В перестрелке, как мне рассказывали, он застрелил человек восемь. Такой конец…
   Выступая на республиканской партийной конференции органов внутренних дел весной пятьдесят третьего, новый руководитель МВД С. А. Мешик скажет, обращаясь к собравшимся:
   «Прежде всего я хочу поздравить вас с тем, что руководство Министерством внутренних дел поручено сейчас товарищу Лаврентию Павловичу Берия, что кончился наконец мрачный период, когда органы государственной безопасности находились в руках авантюристов типа Абакумова, Рюмина и политических банкротов типа Игнатьева. Мне хочется напомнить вам, товарищи, мрачную страницу в истории органов, относящуюся к 1937-1938 годам, когда заговорщик Ежов широко развернул свою предательскую деятельность, которая заключалась, в частности, в том, что, следуя своим вражеским целям, Ежов уничтожил огромное количество преданных Родине и партии людей. Вторичный приход товарища Берия к руководству чекистскими органами вновь ознаменовался разоблачением преступников, стоящих у руководства МВД, и исправлением искривлений в работе органов…»
   Мешик ошибся. Не пройдет и полугода, как отец будет убит, как будут расстреляны после шитого белыми нитками следствия и сам Мешик, и другие генералы, поверившие, что «мрачный период» действительно кончился. Органы безопасности, работающие в рамках закона, правящей партии были не нужны. Карающий меч большевизма не должен думать…
   Если верить стенограмме судебного процесса, тот же подсудимый Мешик произнесет в декабре все того же пятьдесят третьего совершенно другие слова:
   «Я считаю, что подлым и мерзким преступлением Берия в этой части является то, что он убедил следователей в том, что избиения арестованных дозволены и санкционированы инстанцией. Преступлением является и то, что он создал вокруг избиений и истязаний атмосферу безнаказанности, на что суд и прокуратура должным образом не реагировали. Он растлил следственный аппарат НКВД. Следователи, в том числе и я, применяли избиения и истязания арестованных, считая, что так нужно. Я говорю об этом не с целью смягчения вины…»
   Когда же был искренен бывший министр внутренних дел Украины? Попробуем, читатель, немного порассуждать с позиций элементарной логики.
   Итак, отец вновь возглавил печально известное ведомство. Возглавил, нетрудно догадаться, поддавшись уговорам ближайших соратников — Хрущева, Маленкова и других. Для первого заместителя главы правительства и члена Президиума ЦК кресло министра — отнюдь не логическое продолжение карьеры. Но он на это идет, надеясь, что, как и тогда, до войны, прекратит репрессии, проводившиеся при Абакумове и Игнатьеве.
   Обратите внимание: на республиканской конференции в Киеве Мешик говорит об этом перед большой аудиторией совершенно открыто, как о вещах общеизвестных. До разоблачительного XX съезда еще несколько лет, а тут министр называет вещи своими именами. Чего стоят одни фразы о массовых репрессиях тридцатых годов, остановленных при активном участии отца, о «разоблачении преступников, стоящих у руководства МВД» в послевоенные годы. Выходит, не было никакого прорыва к гласности ни на XX съезде, ни много лет спустя на апрельском Пленуме восемьдесят пятого. Правда была сказана гораздо раньше!
   А почему Мешик на процессе говорил совершенно противоположное, догадаться нетрудно — костоломов у партии всегда хватало…
   Судьба действительно обошлась с моим отцом жестоко. Полгода для реализации интересных замыслов, превращения карательного ведомства в действительно правоохранительный орган — не срок. Но и этого времени хватило энергичному и последовательному политику, чтобы успеть сделать немало. Уже 17 марта 1953 года он подписывает записку Председателю Совета Министров СССР с проектом постановления Совмина по реорганизации МВД. Предлагает, в частности, оставить в МВД только оперативный аппарат, передав все строительные главки и стройки МВД соответствующим министерствам, а ГУЛАГ передать в министерство юстиции. На следующий день постановлением Совета Министров СССР исправительно-трудовые лагеря и колонии со всеми службами, органами и подразделениями были переданы в Минюст, а стройки МВД — в ведение строительных министерств.
   24 марта 1953 года отец направляет записку в Президиум ЦК КПСС Н. С. Хрущеву. Одновременно записка рассылается членам Президиума ЦК Г. М. Маленкову, В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову, Н. А. Булганину, Л. М. Кагановичу, А. И. Микояну, М. 3. Сабурову, М. Г. Первухину. Речь идет о том, что, по мнению отца, содержание большого количества заключенных, среди которых имеется значительная часть осужденных за преступления, не представляющие серьезной опасности для общества, не вызывается государственной необходимостью. Смысл документа сводился к тому, что необходима широкая амнистия. Проектом Указа, предложенного новым министром внутренних дел, предлагалось освободить из мест заключения до миллиона людей — едва ли не каждого второго. 27 марта Президиум Верховного Совета такой Указ принял.
   Как вспоминают ветераны органов государственной безопасности и внутренних дел, изменилась сама атмосфера, царившая в кабинетах карательных ведомств. Но перемены, как мы уже знаем, были обречены, как и те люди, которые их начинали. И Хрущев, и Маленков уже рвались к безраздельной власти…
   Говорят, нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Отец попытался. Наверняка ему казалось, что ситуация, сложившаяся к середине марта пятьдесят третьего, близка к той, когда он возглавил это ведомство впервые. Но теперь — проще. Он давно не новичок на кремлевском Олимпе, как это было в конце тридцать восьмого, над страной не нависает угроза большой войны, в конце концов нет Сталина, нет Жданова. Да и окружают люди, искренне разделяющие его взгляды. Коллеги! Так ему по крайней мере казалось.
   Тогда, до войны, он начинал с этого же, с восстановления законности. К счастью, документы, подтверждающие самое активное участие отца в борьбе с произволом, сохранились.