«Гипотеза о международном еврейском заговоре также могла быть использована против Берия. Весьма вероятно, следовательно, что в данном случае Берия не только не участвовал в подготовке очередной чистки, но и мог стать одной из ее жертв вместе с другими руководителями, бывшими предметом особой заботы Сталина, в том числе Молотовым (его жена-еврейка была депортирована), Ворошиловым и Микояном. Однако пока напоминавшая о худших временах ежовщины идея широкого заговора интеллигентов, евреев, военных, высших руководителей партии и экономики, партийно-хозяйственной элиты из нерусских республик вызревала, в ночь на 1 марта 1953 года у Сталина произошло кровоизлияние в мозг…»
   Антисемитизм, как и у любого порядочного человека, вызывал у отца чувство омерзения. Это вполне понятно. Но, на мой взгляд, симпатия, причем симпатия давняя, к людям еврейской национальности вызвана, как мне кажется, в первую очередь тем, что отец их хорошо знал. Дело в том, что таких людей очень много было в разведке, в технике, то есть в тех областях, в которых всю жизнь он проработал. Отсюда и глубокое уважение к евреям. Кстати, таких людей при отце довольно много было на очень высоких должностях, чего после его смерти больше не допускали… Скажем, Райхман, начальник крупного управления, Мильштейн, тоже начальник управления. Знаю, что в целом ряде крупнейших операций, проводившихся за рубежом советской разведкой, тоже стояли евреи. Никакого особого секрета я не открываю, это общеизвестные вещи. Обвинение отца в антисемитизме — лишь одно из многих. Если бы обстоятельства сложились несколько иначе, его столь же рьяно обвинили бы в пособничестве мировому сионизму. К этому, кстати, шло… Отец действительно был инициатором создания Еврейского антифашистского комитета. Целый ряд видных деятелей, связанных с сионизмом были связаны — я этого не отрицаю — и с моим отцом. Это не значит, что все они работали на советскую разведку, но они, скажем так, выполняли функции, которые были чрезвычайно полезны в тот период как для еврейского движения, так и для Советского Союза. Такие компромиссы, считал отец, вполне допустимы. Причем все делалось совершенно открыто, с согласия ЦК. Нравилось это партийному аппарату или нет, но они вынуждены были соглашаться с такой политикой. Но потом этот же ЦК при самом активном участии Сталина начал проводить ту политику) которая была партийной верхушке гораздо ближе — политику арестов, провокаций, политических убийств, как это было, скажем, с Михоэлсом. Виновных отец назвал впоследствии в своем обращении в ЦК.
   Отец одним из первых активно выступил в поддержку создания государства Израиль. Мотивировал он свою позицию тем, что очень большое число людей еврейской национальности, включая техническую интеллигенцию, рассеяны по всему миру, и в интересах Советского Союза всех этих людей сделать своими союзниками. Создание государства, о котором еврейский народ мечтал столько сотен лет, считал отец, станет актом восстановления исторической справедливости, а поддержка Советского Союза будет воспринята с благодарностью. Так что почва для того, чтобы объявить моего отца агентом мирового сионизма, как видите, была…
   Он никогда не выделял людей по национальному признаку. Для него ровным счетом не имело никакого значения, русский ты или еврей, украинец или грузин. Но близких ему людей среди евреев было немало. Ванников, скажем. В то время это обстоятельство не помешало ему стать генерал-полковником, министром, трижды Героем Социалистического Труда. В атомном проекте успешно работал Славский, министр среднего машиностроения СССР. Интернационализм тогда был настоящий. Это позднее все свелось лишь к декларациям…
   Но были в тогдашнем кремлевском руководстве и махровые антисемиты. Скажем, Андрей Жданов и его сын, заведующий отделом науки ЦК. Эти никогда и не скрывали своих убеждений.
   Отъявленным антисемитом, тоже не считавшим это скрывать, был Хрущев. Маленков, возможно, таким не был, во всяком случае открыто не выступал. Но один случай я хорошо помню. Дочь Маленкова, замечательная девушка, умница — ее звали Воля — полюбила хорошего парня. Кажется, его фамилия была Штернберг. Отец этого парня заведовал отделом в ЦК. Когда начал набирать силу зоологический антисемитизм, Маленков тут же настоял на их разводе…
   Точно так же Сталин заставил свою дочь Светлану разойтись с Гришей Морозовым. А человек был замечательный. Кстати, жив-здоров и поныне.
   Уже будучи мужем Светланы, окончил Институт международных отношений, работал в МИДе. И отец, и я очень хорошо к нему относились. Поддерживали его, как могли, и после их развода со Светланой. Всю его семью арестовали, и время для него наступило очень тяжелое. Честный, порядочный человек, он, не сделав ничего дурного, из зятя главы государства превратился в изгоя. Но наш дом для него, как и прежде, был всегда открыт. Как-то зашел и рассказал, что его вызывал Юрий Жданов, новый муж Светланы.
   — В хамской форме предложил мне, мерзавец, убраться из Москвы, — возмущался Гриша. — А что я? А я ответил: слушай, я понимаю, что ты очень большой человек, но чего ты от меня еще хочешь? Со Светланой я больше не встречаюсь, а где живу, какое тебе дело?
   Морозов мог в таком тоне говорить со Ждановыммладшим лишь потому, что не потерял связи с нашим домом…
   Но Сталин, хотя и допускал подобные вещи, а некоторые и инспирировал, антисемитом не был. С его стороны это была скорее политическая игра. Еврейскую карту и до него, и после него так или иначе использовали, как клапан, едва ли не все руководители. И не только в России. Есть народ, который традиционно, так сказать, виноват во всех бедах… Это ведь так удобно — сыграть на пещерном антисемитизме. И в тот период Сталин не устоял перед соблазном обвинить в очередной раз во всех проблемах евреев. А партийная верхушка, как всегда, умело подыграла. В то же время и в секретариате Сталина, и в его окружении людей еврейской национальности всегда было немало, что его никогда не смущало. Вспомните Мехлиса, Кагановича…
   Еврейский антифашистский комитет, созданный по инициативе моего отца, начал работать уже в начале сорок второго. Возглавил его народный артист СССР С. Михоэлс. В конце 1946 года ЦК ВКП(б) внес предложение о ликвидации ЕАК. Еврейским антифашистским комитетом занялось и МГБ. По делу ЕАК привлекли большую группу людей, в том числе секретаря Еврейского антифашистского комитета поэта Исаака Фефера, академика, директора Института физиологии АН СССР Лину Штерн, поэта Переца Маркиша, бывшего начальника Совинформбюро Соломона Лозовского, главного врача Центральной клинической больницы имени Боткина Бориса Шимелиовича, журналиста Леона Тальми, многих других людей. 13 человек Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила тогда к расстрелу.
   Почти через сорок лет после случившегося Комитет партийного контроля при ЦК КПСС скажет если и не всю правду, то хотя бы частицу ее: «Непосредственным предлогом к возбуждению уголовного дела на руководителей ЕАК послужили, как это установлено впоследствии, сфальсифицированные и полученные в результате незаконных методов следствия показания старшего научного сотрудника Института экономики АН СССР И. И. Гольдштейна, арестованного 19 декабря 1947 г., и старшего научного сотрудника Института мировой литературы АН СССР 3. Н. Гринберга, арестованного 28 декабря 1947 г. В своих показаниях они утверждали о якобы проводимой С. А. Лозовским, И. С. Фефером и другими членами ЕАК антисоветской националистической деятельности. Протоколы допросов И. И. Гольдштейна и 3. Н. Гринберга, изобличающие указанных лиц, 10 января и 1 марта 1948 г. были направлены министром госбезопасности В. С. Абакумовым в ЦК ВКП(б).
   …Установлено, что прямую ответственность за незаконные репрессии лиц, привлеченных по «Делу Еврейского антифашистского комитета», несет Г. М. Маленков, который имел непосредственное отношение к следствию и судебному разбирательству. 13 января 1949 г. он вызвал к себе С. А. Лозовского и в процессе длительной беседы, на которой присутствовал председатель КПК при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятов, домогался от С. А. Лозовского признания в проведении им преступной деятельности. В этих целях Г. М. Маленковым было использовано направленное И. В. Сталину 5 лет назад — 15 февраля 1944 г. — за подписью С. М. Михоэлса, Ш. Эпштейна, И. С. Фефера (членов ЕАК) и отредактированное С. А. Лозовским письмо с предложением о создании на территории Крыма Еврейской социалистической республики. После беседы Г. М. Маленков и М. Ф. Шкирятов составили на имя И. В. Сталина записку с предложением вывести С. А. Лозовского из членов ЦК ВКП(б) со следующей формулировкой: «за политически неблагонадежные связи и недостойное члена ЦК поведение»… Установлено, что следствие велось с грубыми нарушениями закона и применением недозволенных методов для получения «признательных показаний». Несмотря на это, на первых допросах С. А. Лозовский, И. С. Фефер и другие отрицали свою враждебную деятельность. Затем всех, кроме Б. А. Шимелиовича, вынудили «признать» себя виновными и дать показания о проводимой членами ЕАК шпионской и антисоветской деятельности…
   …Обвинение невиновных людей и подписание им несправедливого приговора было предопределено заранее вышестоящим руководством (3 апреля 1952 г. С. Д. Игнатьев направил Сталину обвинительное заключение, сопровождавшееся предложением о мере наказания — расстрел для всех обвиняемых, кроме академика Лины Штерн). Как указывает далее А. А. Чепцов (председатель Военной коллегии), он в присутствии С. Д. Игнатьева и М. Д. Рюмина был принят Г. М. Маленковым и высказал соображения о необходимости направления дела на дополнительное расследование. Однако Г. М. Маленков ответил: «Этим делом Политбюро ЦК занималось 3 раза, выполняйте решение ПБ».
 
   Из официальных источников:
   В 1948-1952 годах в связи с так называемым «Делом Еврейского антифашистского комитета» были арестованы и привлечены к уголовной ответственности по обвинению в шпионаже и антисоветской националистической деятельности свыше ста писателей, поэтов, ученых, артистов, служащих, партийных и советских работников еврейской национальности. Десять из них были приговорены к расстрелу, двадцать — к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Все остальные, как правило, получили тогда от 10 до 15 лет тюрьмы. Впрочем, даже до так называемого суда в застенках МГБ дожили не все…
 
   Еще больше грехов перед своим народом оставила большевистская партия в довоенный период. Одна из совершенных ею подлостей — «Дело академика Вавилова». Знаю, что и гибель этого выдающегося ученого приписывают моему отцу. А вот что произошло в действительности, полагаю, читателю узнать будет небезынтересно. Николай Иванович был приговорен к расстрелу не пресловутой «тройкой», как иногда пишут, а Верховным судом. Моя мама работала в Сельскохозяйственной академии и случившееся с академиком Вавиловым переживала тяжело. Обсуждалась эта тема и у нас дома, и, естественно, в среде ученых. После одного из таких разговоров мама попросила отца уже не только от себя, но и от коллег что-то предпринять. Так состоялась встреча отца с академиком Прянишниковым и некоторыми другими учеными, обеспокоенными судьбой Николая Ивановича. Разговор, знаю, был долгим, и отец пообещал ученым, хотя приговор Верховным судом подписан, как-то помочь академику Вавилову.
   К сожалению, до сих пор не хотят признать, что в деле Вавилова не все было однозначно. Затребовав его, отец в этом убедился. В честности Николая Ивановича, знаю по рассказам отца, он не сомневался, но у следствия были «зацепки», отрицать которые было невозможно. Как известно, академик Вавилов, собирая свою знаменитую коллекцию злаков, объездил весь мир. Никаких антигосударственных действий он никогда не предпринимал, но следствие доказало, что среди многих людей, с кем приходилось общаться академику, были и явные противники Советской власти. Не мог Николай Иванович отрицать и того, что было написано в доносах. Стечение обстоятельств оказалось для этого честного человека роковым. Тем не менее отец смог добиться смягчения приговора академику Вавилову. Да и тот, первый приговор, насколько понимаю, не спешили приводить в исполнение. Когда представилась первая же возможность, отец добился его смягчения. О полной отмене, к сожалению, речь не шла. Но отец не терял надежды на полное освобождение Вавилова, а чтобы Николай Иванович смог дожить до него, отец решил перевести его в один из закрытых институтов. Главным было вырвать его из тюрьмы. К сожалению, ученый тяжело заболел и умер.
   Мама была очень подавлена случившимся, и у них с отцом состоялся тогда тяжелый для обоих разговор. Вавилова очень любили люди, работавшие вместе с мамой, и хотя большинство прекрасно понимали, что арестовал и осудил академика не отец, ей конечно же психологически было тяжелей, чем кому-либо. Естественно, и он был раздосадован, сказав тогда:
   — Ты ведь знаешь, что я могу влиять на какие-то отдельные вещи, но отменить приговор Верховного суда даже нарком не может. То, что мог, я сделал, ты ведь знаешь, Вавилова не расстреляли. К сожалению, Нина, таких судеб еще очень и очень много…
   Знаю от отца, что пагубную роль в «Деле академика Вавилова» сыграл небезызвестный Трофим Лысенко.
 
   Из официальных источников:
   Трофим Лысенко. Родился в селе Карловка (Украина) в 1898 году. Учился в школе садовода и в сельскохозяйственном институте в Киеве, работал на Белоцерковской опытной станции, в Институте хлопка в Азербайджане. На научном горизонте появился в конце двадцатых годов, доказывая, что проведенные им опыты гарантируют повышение урожайности зерновых благодаря яровизации. Проще говоря, Лысенко предлагал замачивать и проращивать семена озимых, отличающихся устойчивостью к перепадам температуры, и высевать их как яровые культуры.
   Вскоре имя полтавского агронома уже гремело по всей стране, хотя сама идея Лысенко так и не была проверена на деле. Новатор стал кавалером ордена Трудового Красного Знамени, а в 1934 году — академиком АН Украинской ССР. С 1933 года — академик ВАСХНИЛ — Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. Как ни странно сегодня это звучит, но среди тех, кто поддержал энергичного инициативного агронома, был и Николай Иванович Вавилов.
   Повинен в разгроме советской биологии и гибели многих отечественных ученых. Герой Социалистического Труда, трижды лауреат Сталинской премии. Награжден 8 орденами Ленина.
   Скончался бывший президент ВАСХНИЛ Трофим Лысенко в 1976 году в возрасте 78 лет.
 
   От мамы, ученого-агрохимика (она была в школе академиков Вавилова и Прянишникова), о Лысенко ни одного доброго слова мне слышать не приходилось. Мнение ученых Тимирязевской академии было единодушным: авантюрист, а его идеи — лженаука. Но он ведь был лишь одним из так называемых народных академиков, которых противопоставляли настоящим ученым. Так было и при Сталине, и при Хрущеве. Там, где доминирует ненаучный подход, это вполне естественно. Тем не менее вина Лысенко в трагической судьбе академика Вавилова, многих других советских ученых очевидна. Но я бы не ограничился упреками в адрес Сталина, хотя он и поддерживал Лысенко. Впоследствии, как известно, столь же рьяно покровительствовал «народному академику» и Хрущев.
   Позднее, уже после войны, точно так же, как и в истории с академиком Вавиловым, благодаря отцу не был расстрелян и выдающийся русский генетик Николай Тимофеев-Ресовский. Большинство читателей, должно быть, помнят его по повести Даниила Гранина «Зубр».
   Тимофеев-Ресовский во время войны находился в Германии на правах крупного ученого, заведовал лабораторией. В сорок пятом его привезли в Советский Союз и осудили на десять лет. Находился он в довольно сносных условиях, а затем его направили в специальную лабораторию на Южный Урал, в Сунгул. Когда-то там был санаторий МВД, а затем — один из объектов, связанных с ядерным проектом. По воспоминаниям самого Николая Владимировича, место там было замечательное, на берегу прелестного озера. Не так давно одна из газет опубликовала записанный когда-то коллегами устный рассказ Тимофеева-Ресовского. Зубр вспоминал, что хотя и был заключенным официально, имел шеф-повара и портного, а заодно в подчинении у Тимофеева-Ресовского было около полусотни «вольных» специалистов и десятка полтора иностранцев. Говорю это, разумеется, не к тому, что быть заключенным хорошо — по себе знаю, что это такое, — но в тех условиях так называемые «шарашки», о которых столько написано, спасли жизнь очень многим людям. Судьба Тимофеева-Ресовского — лишь один пример.
   Кстати, благополучно провел в Германии всю войну не только он, многие ученые тесно сотрудничали с немцами и добились там неплохих результатов. То, что всех их в сорок пятом могли расстрелять или повесить, понятно. Основания были — связь с врагом. Этого вполне достаточно. Партийный аппарат готов был расправиться с каждым из них, но были люди, которые думали о будущем. Эти ученые могли быть полезны стране. Так, по крайней мере, считал мой отец, когда доказывал, что и Тимофеева-Ресовского, и остальных надо привлечь к работе, а не карать. И, насколько знаю, Зубр честно трудился и добился в науке многого.
   Партийные же структуры целесообразность никогда не интересовала. Такой пример. В сорок третьем лауреатом Сталинской премии стал Леонид Константинович Рамзин, опередивший на десятилетия всех своих коллег и создавший приметочный котел. Величина был в локомотивестроении! Один из организаторов и первый директор Всесоюзного теплотехнического института. В тридцатом он проходил по «делу» промпартии, был приговорен к расстрелу. А сколько таких судеб!
   Сколько написано о депортации народов — и чеченцев, и ингушей, и калмыков, и крымских татар… А об участии в этой низости Жданова, Хрущева, вообще партийного аппарата — ни слова. А кто же все это затеял, кто отдавал приказы? Известно ведь уже, что решение принималось Политбюро. Когда только обсуждался вопрос о депортации, отец в присутствии многих людей, хотя всегда следил за своей речью и никогда не ругался, не выдержал и, не выбирая литературных выражений, высказал все, что думает о выселении народов Кавказа одному из тех, кто активно проводил эту подлую политику. Этим человеком был Щербаков.
   — Ты идиот, — сказал отец, — неужели не понимаешь, что тебя используют как последнего дурака?!
   Полностью этот разговор цитировать, разумеется, не буду, но смысл, надеюсь, понятен. Больше всего отца возмутило, что эту гнусность партийная верхушка решила проделать после того, как немцев отогнали от Кавказа. Теперь те, кто с армейскими частями отстоял Кавказ, а это были местные жители, были уже не нужны. Отец официально высказался против депортации этих людей. К нему тогда приехали несколько руководителей из тех мест, тоже участвовавшие в обороне Кавказа. Отец их хорошо знал — вместе налаживали эту оборону в сорок втором. Сказал им откровенно:
   — Единственное, что я могу сделать, это спасти хотя бы ваши семьи. Политбюро меня не поддержало… Они отказались и пошли со своим народом. Страшная трагедия. Мне позднее некоторые командиры частей, которых заставили в этом участвовать, рассказывали, как солдаты и офицеры встретили этот приказ. Но что поделаешь — приказ! Это с позиций сегодняшнего дня можно рассуждать на эти темы, а тогда эти части вынуждены были подчиниться решению партийной верхушки. Спрашивать надо не с них…
   Но почитайте опубликованные в последние годы материалы, связанные с депортацией. Все приказы, телеграммы, докладные записки подписаны лишь руководителями НКВД, НКГБ и начальниками управлений этих ведомств. Речь идет о количестве эшелонов, выделенных для депортации и привлечении к ней соответствующих войсковых частей. Подписывали эти документы и мой отец, и Круглов, и Меркулов, и другие. Все это, повторяю, широко публикуется. И лишь однажды встречаю его докладную записку Сталину и Молотову от 2 января 1944 года: «В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР и Постановлением Совета Народных Комиссаров от 28 октября 1943 года НКВД СССР осуществлена операция по переселению лиц калмыцкой национальности в восточные районы страны».
   «В соответствии с Указом…» Но историки, как правило, стараются подбирать для публикации лишь сообщения на имя наркома внутренних дел Берия или наркома государственной безопасности Меркулова. Вот и создается впечатление, что инициаторы этой подлой акции сидели на Лубянке, а не в ЦК. Если заметили, партия и здесь прикрылась Указом Президиума Верховного Совета и Постановлением СНК, о решении Политбюро, а именно оно положило начало изгнанию целых народов из родных мест, ни слова. А карательные органы «подставили» уже традиционно. Так ведь всегда было.
   Когда несколько лет назад началось огульное шельмование органов безопасности, милиции, партия лишь подливала масло в огонь, время от времени предавая гласности те или иные документы, как, скажем, связанные с депортацией. Формировалось соответствующим образом общественное мнение. Тщательно скрывалась лишь связь КГБ с партией, не раскрывались документы, из которых видно, что на Лубянке делали всегда лишь то, что их заставляла делать Старая площадь. Партийной верхушке не хотелось отказываться от навязанного стране стереотипа: органы вышли из-под контроля.
   Сколько правильных слов было сказано в осуждение политических убийств, совершенных чекистами! Политические убийства оправдать нельзя, но кто отдал приказ о «ликвидации», например, Троцкого, Степана Бандеры? 15 октября 1959 года сотрудник КГБ Богдан Сташинский убивает в Мюнхене лидера украинских националистов Степана Бандеру. По чьему приказу? Пишут, что эту акцию поручил провести тогдашний Председатель КГБ СССР Александр Шелепин. Неправда, ни один руководитель спецслужб это на себя не возьмет. В последних публикациях появилось утверждение, что решение «убрать» Бандеру принял Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев. А ведь это было доказано еще 30 лет назад, в октябре 1962 года на судебном процессе в Карлсруэ (ФРГ), где судили Сташинского. И наказание-то он получил относительно мягкое — несколько лет тюрьмы, потому что суд возложил основную вину на главного виновника случившегося — советское руководство. Собственно, тому и крыть было нечем — Указом Президиума Верховного Совета СССР убийца Бандеры был награжден орденом Красного Знамени.
   А кто сделал Героем Советского Союза убийцу Льва Троцкого, испанского коммуниста Рамона Меркадера? Золотую Звезду Героя ему вручили уже в 1961 году. Где же логика? Партия, государство осуждают чисто политические убийства, совершенные в период культа личности, но сами в это время одного убийцу посылают в Мюнхен, а другого, отбывшего наказание за совершенное преступление, награждают Золотой Звездой. Гадкая политика!
   Троцкий был выслан из пределов СССР в ноябре 1929 года. Как сообщали тогда газеты, «за антисоветскую деятельность постановлением Особого Совещания при ОГПУ». Лгали и тогда — никакое Особое Совещание такое решение самостоятельно принять конечно же не могло, оно было продиктовано высшим руководством, включая самого Сталина. Никакой необходимости в политическом убийстве, совершенном впоследствии, не было. Какого-то влияния Троцкий уже не имел, хотя и был последователен в своей борьбе с бывшими соратниками. Его авторитет заметно возрос как раз из-за этого убийства. Умри он своей смертью, его скорей всего давно бы забыли.
   Шпионом он не был, конечно, но на содержании иностранных разведок, хотел он того или нет, был. Есть документы, которые это подтверждают. Компромиссы такие в политике, наверное, вещь обычная. Не считаем же мы Ленина немецким шпионом, хотя он и принял предложение немецких спецслужб о его переброске в Россию.
   Отец с Троцким был знаком в начале 20-х; еще до смерти Ленина тот приезжал в Закавказье. Бывал и позднее. По словам отца, это был жестокий человек и с непомерными амбициями. Сейчас такими принято считать фундаменталистов. Троцкий был абсолютно убежден в правоте своих воззрений. Мировая революция — на меньшее он был не согласен. Такие масштабы…
   Отец характеризовал его и как очень заносчивого человека, который никогда не спускается со своего Олимпа и не утруждает себя общением с «чернью». Митинги — это одно, но судьбы людей Троцкого, как и большевистских вождей вообще, интересовали мало, Троцкому нужен был целый мир. Наверное, в этом и была его ошибка. Будь он ближе к массам, еще неизвестно, как бы все повернулось в двадцатые… Но, мне кажется, окажись на месте Сталина Троцкий, мир содрогнулся бы еще больше. И наверняка раньше… О том, что концлагеря создавались по указанию Троцкого и Ленина, впервые я тоже узнал от отца. Десятки тысяч расстрелянных заложников — ни в чем не повинных людей — тоже на совести Троцкого. Институт комиссаров — тоже изобретение Льва Давидовича. Это был его собственный карательный аппарат в Красной Армии. Невероятно, но в тот период с этим боролся не кто иной, как Сталин. Сегодня об этом предпочитают не вспоминать… Впоследствии Сталин пойдет тем же путем, но тогда предложения Троцкого он встречал в штыки.