Беркхоф Астер. Девушка из Бурже

Астер Беркхоф
Девушка из Бурже

1

   Началось время летних отпусков. Площадь и бульвары казались вымершими. У старого высохшего источника, оставшегося еще с тех времен, когда Нейи был маленькой деревушкой, играли только дети – больше на улице не было ни души. В этот жаркий пыльный полдень сады, еще совсем недавно такие зеленые, словно разом выгорели и пожухли.
   Комиссар Клерон знал, что все, кто только смог, отправились в Девилль или Канн, в Неаполь, Малагу или Венецию. Он посмотрел на площадь через запыленное окно своего бюро и прошептал: «Пора и мне в отпуск». Но эта перспектива ничуть не радовала комиссара, он знал, что означает для него отпуск: они с женой поедут в Канн, остановятся в гостинице, которая им не по средствам, придется жить под строгим надзором супруги и в течение десяти дней изображать вполне состоятельного и уверенного в себе господина.
   Зазвонил телефон, и Клерон с раздражением подумал: опять где-нибудь произошло дорожное происшествие. Однако в трубке послышался взволнованный голос:
   – Господин комиссар, убит Поль Рено! Вы его знаете. Помните то нашумевшее дело десять лет назад?
   – Ох! Кто это говорит? – быстро спросил комиссар, чувствуя, как его забила нервная дрожь.
   – Это Шалье, господин комиссар. Я, как всегда, совершал обход и когда вышел на улицу Бержерак, услышал выстрелы… четыре… пять… шесть… Мне показалось, что они донеслись из дома номер восемнадцать. Я позвонил в дверь. Никто не открыл. Обежав дом, я вошел со двора и увидел в кухне служанку, которая до смерти перепугалась и спряталась в шкафу. Она сказала, что стреляли наверху и что хозяин, кажется, принимал ванну. Я поднялся и обнаружил, что господин Рено убит. Шесть пуль в грудь и живот.
   – Я сейчас выезжаю, – сказал комиссар. – Скоро буду. Оставайтесь там и ничего не трогайте до моего прихода.
   – Вы сами сообщите в Париж, господин комиссар, или прикажете мне это сделать?
   – Я сам позвоню в Париж. Кроме служанки, вы еще кого-нибудь видели в доме?
   – Нет, господин комиссар. Эта женщина сказала, что госпожа Рено вот уж две недели как уехала в Америку. Она уверяет, будто слышала чьи-то торопливые шаги по лестнице. Мужские шаги, она сказала.
   – Какой номер дома?
   – Восемнадцать, господин комиссар.
   – Хорошо, ждите. Я сейчас приеду.
   Он сообщил о случившемся на набережную Орфевр, инспектору Марсану. Приложив телефонную трубку к уху, тот записывал:
   – Нейи, улица Бержерак, восемнадцать, Рено, Поль-Жан-Гастон. Шесть пуль в грудь и живот.
   Неожиданно инспектор Марсан остановился и, быстро пробежав глазами написанное, переспросил:
   – Поль Рено?
   – Да! – подтвердил на другом конце провода мрачный голос комиссара Клерона.
   – Тот самый Поль Рено?
   – По всей вероятности, он, если судить по адресу…
   – Господи, Боже мой…
   – Нам было приказано установить за этим господином Рено наблюдение, и если что случится, немедленно сообщить в криминальную полицию.
   – Хорошо, благодарю вас, Клерон. Мы сейчас приедем.
   Инспектор повесил трубку и вышел в соседнюю комнату, где сидели полицейские.
   – Где Маркус?
   Один из полицейских взглянув на часы, ответил:
   – Скоро должен подойти.
   – А Крик?
   Полицейский молча указал пальцем на соседнюю комнату. Заглянув туда, Марсан увидел маленького сморщенного человечка, который стоял на коленях перед шкафом, где хранился архив. Комиссар показал ему текст телефонограммы, и поскольку Крик не отреагировал на это, громко произнес:
   – Поль Рено!
   – Ну и что? – спросил Крик.
   – Снова это имя!
   Крик, словно внезапно что-то вспомнив, выхватил у него бумажку и внимательно прочел запись. Затем поднял глаза на инспектора.
   – Тот самый? Марсан кивнул.
   – Кто это сделал?
   – Если бы мы знали, я бы здесь не стоял.
   – Как это случилось?
   – В него выпустили несколько пуль в упор.
   – Не одну?
   – Шесть.
   Увидев, как у Крика вокруг рта заиграли морщинки, Марсан, кивнув головой, проворчал:
   – Ты подумал о том же, что и я. Но мы люди воспитанные и потому лучше промолчим.
   – Да у меня эта история до сих не выходит из головы! – сердито сказал Крик.
   – А у меня, думаешь, вышла? – вспылил Марсан.
   – Он же негодяй, – возмущенно воскликнул Крик.
   – Волей-неволей приходишь к философскому выводу, – задумчиво сказал Марсан, – что справедливость в конце концов неизбежно торжествует.
   Вошел инспектор Маркус, высокий здоровяк, потемневший под солнцем Дакара, где он вместе с сотрудниками Интерпола ловил убийц вице-консула Франции. Вслед за Криком он быстро пробежал текст телефонограммы и снова впился в него глазами.
   – Ну что скажешь? – спросил Крик.
   – Пошли! – вместо ответа коротко бросил Маркус. Они спустились вниз. Сидя в машине, Маркус сказал:
   – Шесть пуль. Ты слыхал, чтобы профессионал выпускал шесть – целую обойму сразу?
   – Нет, – ответил Крик. – Обычно они стреляют один, максимум два раза для верности, а потом удирают.
   – Видимо, у убийцы было достаточно времени…
   – Так поступают обычно женщины, – сказал Крик.
   – Верно, – кивнул Маркус, – но женщина, о которой может идти речь в данном случае, мертва…
   – Могла найтись и другая. Людям свойственно повторять неприглядные поступки.
   Маркус процедил сквозь зубы:
   – Особенно, когда все сходит с рук!
   Сжав кулаки и покраснев от возбуждения, Крик сказал:
   – Черт побери, бывает, что мужчина начинает считать какую-то женщину лишней на этой земле! Но чтобы в двадцать шесть лет встретить подобную особу, ловко отделаться от нее и потом преспокойно и безнаказанно разгуливать на свободе пятнадцать лет…
   – Двадцать, – поправил его Маркус.
   – Ну хорошо, двадцать.
   – В телефонограмме указано, что ему сейчас сорок шесть.
   – Неужели с тех пор прошло десять лет, когда мы…
   – Да, время пролетело быстро…
   Крик еще немного поворчал, затем глубоко втянул в себя воздух и уже приготовился было снова разбушеваться, но Маркус остановил его:
   – Успокойся. Как видишь, пришел конец его безнаказанности.
   Крик, подняв телефонограмму вверх, произнес:
   – Смотри-ка, он жил все это время в том же доме на улице Бержерак. Ты знаешь его, этот похожий на замок дом с громадным, точно парк, садом и массивными въездными воротами со львами у входа. Я отлично помню эту широкую аллею, посыпанную гравием, хрустящим под колесами машин.
   – Помнишь, в тот день дождь лил как из ведра? – сказал Маркус.
   – Да, – кивнул Крик: – Настоящий ливень. Он задумчиво покачал головой и добавил:
   – Какой самоуверенный вид был у Рено тогда!

2

   Дождь лил как из ведра в тот день, когда они впервые въехали на улицу Бержерак, одну из самых респектабельных, тихих и зеленых улиц в Нейи, где каждый дом, точно замок, стоит в глубине парка, обнесенного высокой оградой с коваными воротами на мощных колоннах.
   «Дворники», чистившие стекло машины, работали плохо, и Крик, почти уткнувшись в него носом, пытался разглядеть сквозь завесу дождя номера домов.
   – Стоп! Восемнадцатый номер.
   Они въехали в ворота и остановились перед входом громадного серого особняка.
   – Это здесь? – удивленно спросил Крик.
   Он хмуро разглядывал две известняковые плиты со львами по обе стороны от двери, лепные орнаменты на окнах, высокую шиферную крышу, блестевшую под дождем, и длинный ряд роскошных автомобилей, выстроившихся под буковыми деревьями.
   – Да, это здесь, – буркнул Маркус.
   – У них, кажется, гости.
   – Не только гости, но и кое-что другое. Инспектор стал подниматься по лестнице.
   «А мне, – подумал Крик, – что-то здесь не нравится». Подняв воротник плаща, он двинулся вслед за Маркусом.
   Дверь открыла горничная в черном платье и белом переднике.
   – Инспектор Маркус из криминальной полиции, – представился посетитель.
   Девушка невольно вздрогнула при слове «полиция» и поспешно произнесла:
   – Я сейчас же скажу хозяину, что вы пришли. Пожалуйста, пройдите в библиотеку.
   Они вошли в просторную комнату, где пол был устлан пушистым ковром и до самого потолка тянулись книжные полки.
   Маркус опустился в кожаное кресло у камина и, взяв со столика газету, раскрыл ее.
   Крик следил за ним, прищурившись. Он знал, что Маркус бывает в доме Рено, знаком с его женой. И любит ее. Не хочет причинить ей боль и не может не выполнить свой долг.
   А Маркус тем временем рассматривал фотографию на первой странице газеты: красивый крупный темноволосый мужчина в смокинге, улыбаясь, разговаривает с пожилым господином. Статья под фотографией начиналась словами: «Молодой преуспевающий Поль Рено, наиболее вероятный кандидат на пост министра иностранных дел. Новый этап в блистательной карьере талантливого сына покойного посла Анри Рено. Университетский чемпион по теннису – в двадцать лет, знаменитый адвокат – в тридцать, рыцарь и джентльмен, остроумный рассказчик, очаровательный и гостеприимный хозяин дома, блестящий оратор, а завтра, в свои тридцать шесть – возможно, министр. Его кредо: „Между друзьями – никаких комплиментов“. Его девиз: „Мы знаем, чего хотим и добиваемся этого“.
   Дверь открылась, и Поль Рено, высокий, красивый, темноволосый мужчина в смокинге, точно такой, как на фотографии в газете, вошел и протянул инспектору обе руки.
   – О Маркус! Я не видел вас тысячу лет! Маркус молча разглядывал вошедшего. Поль Рено остался таким же, каким он его знал много лет, человеком, у которого все в жизни складывалось легко и просто. Он родился в богатой семье, рос избалованным всеобщим любимцем, затем стал блестящим студентом, которого превозносили профессора, после чего при поддержке отца и других влиятельных родственников сделал головокружительную карьеру: будучи еще совсем молодым человеком, занимал высокие посты, которых обычно люди добиваются лишь в зрелом возрасте, а чаще всего – вообще не достигают. Да, Поль Рено был все таким же: те же обаяние и непринужденность, те же уверенность в себе и добродушная улыбка. Этот человек никогда не испытывал чувства зависти или горечи, и, глядя на него, Маркус подумал: Поль всегда стоял слишком высоко и смотрел на окружающих сверху вниз со своей обычной доброжелательной, снисходительной улыбкой.
   – Привет, Поль, – сказал он, вставая и нехотя пожимая руку хозяину дома.
   Маркус ткнул пальцем в газетную передовицу.
   – Еще одно продвижение…
   Поль смеясь отстранил рукой газету.
   – Пока еще ничего не произошло. Надо же газетчикам о чем-то писать…
   – И все же, говорят, ты собираешься стать министром?
   – В самом деле, говорят. Сам видишь. Будем надеяться, эти люди знают, о чем пишут.
   – Значит, это серьезно?
   – Да, – немного смутившись, произнес Поль Рено. – Думаю, что у меня есть шанс. Должен признаться, что там, наверху, мы уже отмечаем это событие.
   Он взял Маркуса под руку.
   – Послушай, если ты здесь не по серьезному делу, может, пойдем и выпьем немного? Там немало твоих давних знакомых. И Жаклин обрадуется!
   Маркус внимательно посмотрел на него.
   – Как она себя чувствует?
   – Прекрасно! Отлично! Несколько дней назад мы вспоминали о тебе. Идем!
   – Пожалуй, не стоит. – Маркус снова опустился в кресло.
   – Ну перестань! Идем!
   – Нет.
   – Тогда я прикажу подать сюда чего-нибудь выпить.
   – Не надо.
   Поль Рено удивленно взглянул на него.
   – У тебя какие-то сложности?
   Маркус снова принялся внимательно рассматривать фотографию в газете.
   – Странно, что здесь ни разу не упоминается имя Дювивье.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил Поль Рено, усаживаясь в кресло напротив Маркуса.
   – Две недели назад пресса утверждала, что Дювивье займет место министра иностранных дел, как и в прежнем правительстве.
   – Произошла весьма неприятная история, – вяло произнес Поль Рено. – Я думал, ты знаешь об этом…
   – Разумеется. Все газеты писали.
   – Ты знаешь, что мы имели не очень хорошие результаты на последних выборах, и председатель нашей партии счел, что лучше бы этого скандала не было.
   – Но следующим за Дювивье шел Рибо. Все были уверены, что…
   – Да, я знаю, знаю. Действительно, Рибо должен был стать преемником Дювивье, но… видишь ли, наш председатель полагает, что мы этого себе позволить не можем.
   – В чем дело?
   – Мне неприятно говорить об этом, но ты должен понять, что после глупого скандала с Дювивье партия больше не может рисковать. Подобные скандалы не идут на пользу партии, особенно такой, как наша, за которой стоит крупная буржуазия с ее крепкими традициями.
   – И вы считаете, что Рибо не сумеет погасить этот скандал?
   – Именно. Так считает председатель нашей партии. Рибо уже немолод. Тридцать лет политической деятельности не могли не сказаться: с ним происходит то, что неизбежно случается со всеми опытными политиками: они плесневеют. Эти старые зубры считают, что их основная миссия – всегда что-то улаживать, стараться все и всех умиротворять. Они утратили былую энергии. Наш председатель заявил: «Мы должны забыть даже имя Дювивье. Рибо тоже ничего больше не может». Он считает, что единственный человек, который способен что-то делать на этом месте, это я. Он сказал мне: «Ты молод, смело прокладываешь себе дорогу в жизни, люди тебя уважают. Ты получишь этот пост не потому, что я твой друг и был другом твоего отца, а потому, что Ты именно тот человек, который нам сейчас нужен».
   – Я думаю, Рибо очень огорчился…
   – Он пришел в ярость! А как бы ты отнесся к этому на его месте? Поверь, мне все это очень неприятно!
   Маркус, немного помолчав, спросил:
   – Насколько верно все то, что писали о Дювивье?
   – Что значит, «насколько верно»?
   – Все именно так и произошло или это выдумка газетных писак?
   – О нет, все истинная правда. С Дювивье, знаешь ли, уже не раз случались подобные истории.
   – Вот как?
   – Точно. Но это… Должен сказать, что я хорошо к нему относился. Он и Эдна казались счастливой супружеской парой. И когда я услышал об этих несчастных заблудших девушках, я не знал, что и подумать.
   – Заблудших девушках?
   – Ну да. Ты же знаешь, что он состоял попечителем Центра по перевоспитанию заблудших девушек. Это идея нашего председателя, в свое время нашей склонной к сенсациям партии она принесла солидные политические дивиденды. В общем, Дювивье опекал этих заблудших девушек, а затем отправлялся с ними в Париж. Ты понимаешь, что я имею в виду… Маркус высоко вскинул брови.
   – Девушка, с которой его сфотографировали в спальне в Марселе, была одной из них?
   – Нет. Но зато три предыдущие…
   – Три предыдущие?
   – Вот именно. В конце концов эта сенсационная новость достигла дома Дювивье и послужила причиной его неприятного объяснения с женой. Бедная Эдна… Сейчас она, конечно, знает все… Об этом позаботились борзописцы из скандальной газетенки. У этих газетных писак всегда ушки на макушке. Особенно, если за это хорошо платят.
   – Кто платит?
   – Марк, не будь таким наивным! История с Дювивье пришлась как нельзя кстати оппозиционной партии! Конечно, это могло быть случайностью, но если кто-то выигрывает от этой случайности, ее нужно раздуть. Недаром же эта скандальная «Хет Споор» посвятила нашему кандидату половину полосы! И еще снабдили статью фотографиями, демонстрирующими альковные похождения Дювивье. Они опубликовали этот материал именно в то время, когда мы начали свой крестовый поход за моральное очищение. Боже мой, когда наш председатель снова выдвинул на первый план принципы высокой морали…
   – Ваши противники следили за Дювивье?
   – Конечно, следили! Они знали обо всех его тайных отлучках и пустили свою ищейку по его следу. Целую неделю его выслеживал в Марселе фотограф. Такие вещи делаются за большие деньги. Какой-нибудь министр со своей любовницей сейчас никого не интересует. Такие сюжеты газетам не нужны, если, конечно, это не политический деятель, который объявил крестовый поход за моральное очищение. К тому же дело подкреплено солидным чеком… Правда, должен признаться, Дювивье поступил по-джентльменски. Он ушел сам, не дожидаясь, когда с ним разделаются. Наилучший выход для него.
   – А как ко всему этому отнеслась его жена? Рено воздел вверх руки.
   – А как она могла оценить случившееся?!
   – Она, наверное, ничего не знала? – спросил Маркус.
   – Кажется. Ну как это обычно бывает. Словно небо разверзлось у нее над головой. Я слышал, она решила уехать из города. Ее семья начала бракоразводный процесс. Сам Дювивье как будто находится сейчас в Италии. – И он с улыбкой добавил: – Должен признаться, я чувствую себя несколько неловко. Только что наш председатель сказал мне: «Поль, не знаю, сочтешь ли ты это такой уж привилегий – стать капитаном корабля, который сел на мель, но мы рассчитываем, что ты сумеешь превратить нашу старую посудину в боевое судно…» Я отшутился, сказал ему, что абсолютно уверен: я не поеду в Марсель с девочками из Центра по перевоспитанию, для этого я найду другой объект, но абсолютно спокойным я себя в новой роли не чувствую.
   – Но ведь это же не твои противники, Поль, оплатили журналистов из скандальной газеты!
   – Что ты имеешь в виду? – удивленно спросил Рено.
   Маркус искоса взглянул на него.
   – Это тебе лучше знать…
   На какое-то мгновение улыбка словно застыла на лице Поля Рено, но эта натянутость тут же исчезла.
   – Что ты имеешь в виду? – с раздражением переспросил он.
   – То, что сказал: ты прекрасно знаешь, из каких источников получены деньги за информацию, благодаря которой был растоптан Дювивье.
   – Марк, боюсь, что действительно не понимаю тебя… – Рено пожал плечами, потом настороженно спросил: – Ты намекаешь на то, что это идет от нас?
   Маркус кивнул.
   – А если говорить конкретнее – от тебя.
   Поль Рено мрачно прищурился, отчего под глазами у него появились морщинки, так портившие это красивое самоуверенное лицо.
   – Что, разве не так? Разве не ты заплатил журналистам из «Хет Споор»? – спросил Маркус. – Вот они и поместили компрометирующую Дювивье информацию, чтобы ты мог занять его место.
   И не дождавшись ответа своего собеседника, инспектор продолжал:
   – Мне ты можешь все откровенно сказать. Я ведь вовсе не за этим сюда пришел. Я и без того знаю, что это сделал ты.
   В первый момент Поль Рено был так поражен, что даже ничего не смог возразить, потом весело рассмеялся, будто услышал забавный анекдот.
   – Вот здорово!
   – Что?
   – Ну, Марк, ты хватил! Не многие на это способны. А ты не робеешь, добрый, старый Марк! Ты, я вижу, остался все тем же шутником!
   – Ловко сработано, ничего не скажешь!
   – Что ты имеешь в виду? – спросил Поль Рено, все так же широко улыбаясь.
   – Утопить Дювивье так, что даже Рибо не может спасти положение!
   – Ах, ах, ах! – иронически повздыхал Поль Рено, но было видно, что ирония эта дается ему с трудом. – Марк, я не стану уверять тебя, что подобные вещи совершать красиво. Это некрасиво. Более того, это низко. Ты отлично знаешь это, и я тоже. Но чего ты добиваешься? Таков сегодняшний мир. Политика в наши дни – это отнюдь не семейное дело, это джунгли.
   Маркус взял газету и процитировал:
   – Мы знаем, чего хотим и мы добиваемся этого. – Он поднял глаза на Рено. – Если ты чего-то хочешь, ты это реализуешь. Я правильно тебя понял, Поль?
   – Ах, оставь, пожалуйста, не будем преувеличивать. Лозунги создаются, чтобы воплощать их в жизнь, но не надо их понимать так уж буквально. Конечно, история с Дювивье выглядит грязновато, мне и самому она не по нутру. Уверяю тебя… Но таковы правила игры.
   Дверь отворилась, и вошла Жаклин, жена Рено – миловидная блондинка в маленьком черном платье для коктейля.
   – Марк! – радостно воскликнула она, приблизившись к инспектору. – Какой сюрприз! Ты неприлично долго не давал о себе знать!
   Она поцеловала Маркуса в щеку и дружески протянула руку Крику.
   – Послушай, Поль, – обратилась она к мужу. – Папа уезжает.
   – Как, уже?
   – Ему нужно еще где-то быть.
   – Папа! – крикнул Поль Рено в зал. – Посмотри, кто к нам пришел!
   Солидный господин с острой бородкой появился на пороге библиотеки.
   – О, Марк! Какой сюрприз! – воскликнул он. – Последние годы ты нас совсем забыл!
   – Вот, – подхватила Жаклин, – и я только что это сказала.
   – Послушай, папа, ты куда-то должен ехать? – спросил Поль Рено.
   – Думаю, вы прекрасно обойдетесь без меня, – ответил почтенный джентльмен.
   Маркус давно знал Пьера де Шадрона. Тот был не только одним из видных политических деятелей – тридцать лет депутат, трижды занимал пост министра и председателя партии, – но и довольно известным писателем. Его книга «Закон политики» получила мировую известность.
   – Ну, конечно, мы обойдемся, – насмешливо парировала его реплику Жаклин. – Я целый вечер буду, как и положено жене восходящей на политическом небосводе звезды, с неослабным вниманием слушать скучные истории, с наигранным пафосом вещать всем давно известные вещи, и все это только ради того, чтобы ублажить наших гостей. Я буду кротко выслушивать советы женщин, глупее которых нет ничего на свете!
   Пьер де Шадрон вставил в орбиту монокль.
   – Да уж, – вздохнул он. – В этих светских приемах мало приятного.
   – О, я за эти годы многому научилась, представь себе! – сказала Жаклин. – Я точно знаю, как отличить на снегу след зайца от следа кролика. Эту науку преподал мне господин Голин, страстный охотник, и я ни разу не осмелилась его прервать, поскольку он является председателем палаты, а ведь совсем не лишне завоевать председателя палаты в тот момент, когда вступаешь на арену в качестве жены министра. Я стала специалистом по обрезке яблонь, и этим я обязана господину Российону, у которого ферма в Нормандии и сад, где растет восемь тысяч яблонь, его я тоже не смею прервать, ибо он владелец трех газет. Я могу вам подробнейшим образом объяснить, почему маршрутные автомобили имеют три карбюратора – мне рассказал об этом Джимми, который, как известно, женится на племяннице президента республики. Но скажите мне, пожалуйста, Поль, Марк и па, можем ли мы снова, прежде чем отправиться к гостям, немного посидеть в тишине и хотя бы полчасика говорить все, что взбредет в голову. Ну, например, какие-нибудь забавные пустяки…
   – Очень соблазнительно, – улыбнулся Пьер де Шадрон, – но у Лебрюна сегодня небольшая встреча, и я там непременно должен быть.
   Жаклин нахмурила лоб и строго спросила:
   – Не ты ли говорил, что единственное различие между Оноре Лебрюном и бегемотом – это то, что у бегемота нет второго подбородка?
   Пьер де Шадрон, пощипав бородку, кротко возразил:
   – Есть еще одно отличие: Оноре Ленбрюн владеет крупной типографией и солидным счетом за печатанье моих книг, который я не собираюсь оплачивать.
   Он чмокнул в щеку Жаклин, попрощался с Маркусом и вышел в сопровождении Поля.
   – Как твои дети? – спросил Маркус.
   – Отлично, отлично! – сказала Жаклин. – Они сейчас в Биарице у моей матери. Пьер получил новый арбалет в подарок, а Бригитта – велосипед, так что им сейчас есть чем заняться. Скажи, почему ты не идешь в зал? Там Мишель и Катрин. Знаешь, Катрин всегда была немножко влюблена в тебя. Почти так же, как и я, – добавила она, смеясь. – И Кароль тоже здесь. Бедное дитя смертельно скучает среди всех этих занудных партийных деятелей.
   Маркус невольно залюбовался этой красивой женщиной, похорошевшей от возбуждения.
   – Ты счастлива, Жаклин? – спросил он.
   Внезапно улыбка Жаклин померкла, и словно какая-то тень пробежала по ее лицу, но она тут же взяла себя в руки и снова просияла.
   – Конечно, счастлива, – ответила она тихо, – разве у меня для этого мало оснований?
   – Так говорят обычно те, кто сами себя хотят в этом убедить.
   – Нет, нет, я в самом деле счастлива.
   В комнату снова вошел Поль Рено, и Жаклин поспешно произнесла, шевеля пальцами:
   – Вы оба ведете себя, словно заговорщики, а потому я возвращаюсь к своим обязанностям хозяйки дома – во славу Отечества!
   В ее словах прозвучала явная насмешка, что не ускользнуло от внимания Маркуса.
   – Итак, – произнес Поль Рено, дождавшись, когда Жаклин вышла, – я надеюсь, ты не для того сюда явился, чтобы поговорить со мной о Дювивье?
   Маркус вытащил из кармана несколько сложенных листков и, быстро просмотрев их, спросил:
   – Ты бывал раньше в Бурже, не так ли?
   – Да. Я там работал юристом на большой фабрике. Являлся в те годы членом предпринимательского совета. Но это было давно.
   – Ты жил там по нескольку дней? – Случалось.
   – Иногда и по нескольку недель?
   – Да, бывало и такое.
   – Была у тебя в то время девушка? Поль Рено поднял на инспектора глаза.
   – Нескромный вопрос, – сказал он, усмехнувшись.
   Маркус вынул из пачки один листок.
   – Мария-Тереза Сенье, манекенщица.
   – Никогда не слыхал о такой, – сказал Поль Рено.
   – Согласно этому документу, ты ее не просто знал, ты ее очень хорошо знал.
   – Мне это имя абсолютно ничего не говорит. Впрочем, я могу предположить, что когда-то знал девушку с такими именем. И что же? Что в этом противозаконного?
   – Дело в том, что случилась одна серьезная неприятность.
   – Где?
   – В Бурже.
   – Не знаю, о чем ты говоришь.
   – Ты отказался жениться на этой девушке…
   – Марк, я не знаю никакой манекенщицы по имени Мария-Тереза Сенье. У меня, честно говоря, в те годы случались интрижки – я тогда еще не был женат… Но только не спрашивай меня, как звали всех этих девушек.