Бессонов Алексей Игоревич. Концепция лжи

   «Там пока еще никого нет – сказал Коровин. – Как это? – не понял Леон. – Его что, не видели? – Удивительно везение, они прямо подгадали, – усмехнулся шеф. – Штатовская база «Генерал Грант» на обслуживании, на Мунтаун двенадцать часов подряд заходят транспорты с Венеры, конвой из ста с лишним единиц, поэтому и европейский центр слежения, и все радары Мунтауна заняты на приводе, у них все до единого каналы забиты, так что случайную цель никто так и не увидел. – И что же, факт пока скрывается? – изумился Макрицкий. – Скандал будет жуткий, – вздохнул Коровин, – но что-нибудь придумаем, наверное… но ты все-таки постарайся, чтобы и тебя никто не подсек, ладно?»
   В общем-то это было нетрудно и даже забавно – вводя в компьютер новые установки коррекции, Леон ощущал себя диверсантом, подползающим в густом тумане к вражескому лагерю. И – выйдя на финишную глиссаду по маяку базы, наконец увидел его собственными глазами, а не на экране радарного комплекса.
   Корабли этого типа землянам еще не встречались, но все же то, что звездолет принадлежал именно расе массин-ру, угадывалось сразу же, как-то даже безотчетно, уж слишком характерной была раскраска – волнистые густо-зеленые полосы на матовом черном фоне и плавные, словно перетекающие друг в друга обводы сигарообразного корпуса. «Биодизайн», сказал кто-то много десятилетий назад, когда к Луне впервые приблизился корабль массинов. Но тогда это был летающий горнообогатительный завод длиной в несколько километров, прибывший с представительскими, так сказать, целями: на людей посмотреть и себя показать. Здесь же – точнее, в трех с половиной километрах от северной кислородной башни «Комарова» лежала, уткнувшись еще недавно заостренным, а сейчас свернутым набок и смятым носом, машина явно другого класса. Каждая его линия говорила о том, что изуродованный, со множеством оплавленных пробоин, звездолет был создан для боя и скорости. Несомненно, его оружие намного превосходило все то, чем располагала сейчас Земля. И все же он потерпел поражение.
   – В главный купол по приводу, – распорядился Коровин, и Леон почти машинально ввел последние установки курса.
   Через несколько секунд компьютер известил его о том, что челнок взят на привод и управляется автоматической системой посадки «Комарова». Коротко свистнули нагнетателями тормозные моторы, скорость резко упала, и на обзорных экранах появился серый овал главного купола, в центре которого уже раскрывалась диафрагма посадочного дока. «Егерь» медленно опустился вниз, прозвенели колокольчики финиша, а компьютер вежливо попросил указаний. Леон «усыпил» его и откинул пряжки ремней. Экраны погасли.
   Когда система жизнеобеспечения доложила о нормализации давления под куполом, наружный люк шлюзокамеры неторопливо пополз в сторону. Вслед за ним из борта выдвинулся раздвижной трап экипажа – Коровин и Мельник, находившиеся в пассажирском отсеке, должны были выбраться из челнока с другого борта.
   К «Егерю» уже спешили люди в ярко-желтых комбинезонах с толстыми стоячими воротниками, скрывающими в себе легкий самополимеризующийся шлем, – такой комбинезон, оснащенный некоей минимальной системой жизнеобеспечения, по идее, мог спасти при разгерметизации отсека – на практике, к счастью, эта его возможность пока еще не проверялась. Леон обогнул нос корабля и сразу же услышал властный голос Коровина:
   – Скафандры, немедленно, и приготовьте транспорт. Жильцов, какие новости? Никого пока?..
   Макрицкого мгновенно утащили в служебные помещения, где шустро – ловкости при низкой гравитации «селенитам» было не занимать, – переодели в специальный лунный скафандр. Леон поворочал головой в немного непривычном шлеме с огромным затемняемым забралом, поднял вверх большой палец и пошел вслед за сопровождающими к северному шлюзу – там уже ждал колесный транспортер.
   На платформу шестиколесной машины, кроме них троих, уселись еще пятеро. Ни одного из этих людей Леон не знал, но прекрасно понимал, что все они так или иначе связаны с их службой. Знакомиться сейчас было явно не с руки; транспортер плыл по разъезженной за прошедшие часы «дороге» мягко, словно лимузин по Хрещатику, и Макрицкий, привстав, во все глаза рассматривал черно-зеленый корабль, лежащий в конце длинной серой борозды, которую он пропахал при посадке. Вблизи он выглядел вовсе не таким уж миниатюрным – метров сто пятьдесят в длину, не меньше, становилось даже странно, как такой машиной могли управлять три члена экипажа. На марше – ладно, автоматика, а в бою? Или у них и оружейные комплексы полностью автоматизированы?
   Корабль лежал к ним правым бортом, зияющим несколькими аккуратными, гладко-оплавленными пробоинами. Особенно сильно пострадала хвостовая часть, в которой, очевидно, находились двигатели: там Леон насчитал аж шесть дыр диаметром не меньше метра. Любому человеческому кораблю хватило бы парочки таких же – и ни о какой посадке не пришлось мечтать. Этот же – дошел, и неизвестно откуда, и сел, пусть даже так, свернув себе нос, но все же сел, хотя и «грохнулся», как сказал Коровин.
   – Знать бы, где его так растрепали, – будто читая его мысли, произнес вдруг Мельник.
   – Недалеко, – уверенно отозвался один из «местных». – Судя по характеру ранений экипажа – это было совсем недавно. Раны свежие.
   – Раны? – резко спросил Коровин.
   – Мы же докладывали… тех двоих, что находились в боевой капсуле управления, страшно посекло осколками аппаратуры. Корабль били так, что внутри капсулы целые панели разлетались, как фарфоровые сервизы. Сейчас увидите. А третий труп – размазанный, в двигателях. И тоже относительно свежий, хотя находился в разгерметизированном отсеке, так что заледенел порядком.
   Транспортер остановился возле распахнутого треугольника носового шлюза. Леон спрыгнул в серую, прилипающую к подошвам, пыль, и замер, не решаясь приблизиться и коснуться брони чужого корабля. Что-то словно не пускало его… Он впервые видел настоящий звездолет не на снимках или видео, а воочию – и это был чужой звездолет, творение иного, далекого разума, несущее в себе непонятные ему эмоции и чувства: глядя на гладкое черное покрытие бронекорпуса, Леон ощущал их чуть ли не кожей. Сглотнув, он сделал шаг и протянул вперед руку – так, словно сквозь термопластик перчатки мог ощутить холод металла, познавшего огромные, невообразимые скорости и расстояния.
   – После взрыва кристаллокамеры включилась аварийная автоматика, – услышал он неожиданно глухой, как через подушку, незнакомый голос, – но когда мы подъехали, этот люк уже был открыт, а потом они сами открыли шлюз – у них там внутри силовая «занавеска» была, человек сквозь нее проходит, но давление она держит…
   – Была? – так же глухо спросил Коровин, и Макрицкий, судорожно оглядевшись по сторонам, вдруг с ужасом понял, что остался один – все его спутники, очевидно, уже проникли внутрь корабля.
   – Так после того, как мы живых вынесли, он тут же разгерметизировался, – ответили Коровину.
   – А вам не кажется, что система самоликвидации подразумевает не только уничтожение компьютера?.. – зловеще поинтересовался генерал, и Леону почудилось, что он слышит, как тяжело задышали все, находящиеся внутри звездолета.
   – Почему тогда они не взорвались раньше? – возразил ему кто-то другой. – К тому же из слов командира ясно, что они понимали, что ошиблись и сели не туда, но все же он пытался говорить с нами. Правда, его английский, конечно слишком далек от идеала, плюс некоторые различия в речевом аппарате…
   – Вы их хоть не вскрывали? – рявкнул Коровин, и Леон понял, что он немного напуган.
   – Нет, конечно, что вы!
   – Смотрите мне… так, а где здесь проход к двигателям?… Да, и где там мой хохол подевался? Майор Макрицкий, где вас носит?
   – Я остался снаружи, господин генерал, – бодро отрапортовал Леон.
   – Так не стой там – или тебе что, не интересно? Лезь внутрь. Макогоненко, примите своего соотечественника.
   Леон подпрыгнул – что было, разумеется, вовсе нетрудно, – и вцепился руками в нижний край треугольного входа шлюзокамеры. Лестниц здесь почему-то не было. То ли не вышли при аварийном открытии, то ли массин-ру предпочитали какой-то иной способ спуска на грунт. Подтянувшись, он почти влетел в темное помещение шлюза и сразу же услышал низкий голос с сильным слобожанским выговором:
   – Залазьте, майор. Капитан Макогоненко, разрешите представиться. Вы особо не переживайте, тут скорее странно, чем противно. Все проходы у них до того низкие, что диву даешься – как они тут лазят?
   – Экономия объемов, – сквозь зубы ответил Леон. – Это же истребитель, а не «купец».
   Внутри связь работала превосходно – очевидно, бронекорпус корабля затруднял прохождение волн. А может…
   – Где рубка управления?
   – Сюда, – показал рукой Макогоненко, – только тут на карачках придется.
   Глаза Леона не сразу адаптировались к непривычному, довольно тусклому серо-голубому свету, льющемуся из овальных плафонов, вделанных в низкий потолок. Посмотрев, куда указывал рукой капитан, он заметил прямоугольное отверстие высотой не более метра. Даже учитывая, что самые рослые представители массин-ру редко дорастали до ста семидесяти, подобная скупость казалась довольно странной. Впрочем, небольшую дверь легче сделать прочной… Он встал на четвереньки и протиснулся в этот лаз. Рубка оказалась неожиданно просторным помещением со сводчатым потолком высотой не менее двух с половиной метров, плотно нашпигованной различными приборами. И, что сразу же бросилось в глаза Леону – узких кресел с сильно профилированными подголовниками, было не три, а целых семь!
   – Вот так-так, пробормотал Леон, ища на поясе клавишу включения налобного прожектора, – ребята, а вы мертвяков добре шукали?
   – Ш-шо? – удивился Макогоненко, пролезший в рубку вслед за Леоном. – Мертвяков? Не, пан майор, их было трое. Пол-корабля – это моторы, генераторы антимата и батареи. Пушки у них не много места занимали. Мы тут уже все облазили, время было.
   – Тогда – зачем?..
   Леон обвел рубку мощным белым лучом прожектора и разглядел то, что не заметил раньше из-за слабости штатного освещения – бурые кляксы, там и сям покрывавшие панели и стойки с аппаратурой. Подойдя к главному пульту, он увидел большое пятно заледенелой крови на спинке и сидении второго слева кресла. Многие дисплеи были разбиты и сорваны со своих креплений.
   «Что-то похожее происходило, когда в танк попадал снаряд, не способный пробить его броню, – вспомнил вдруг Макрицкий. – Пробить-то он не пробивал, но сталь разлеталась изнутри, убивая и калеча экипаж. Потом ее додумались обклеивать толстым слоем резины…»
   Именно это и произошло в рубке, хотя и выглядело довольно странно – не фугасами же по кораблю садили! И тем не менее другого объяснения происшедшему не существовало: звездолет подвергся некоему настолько мощному воздействию, что корпус, выдержав его, все же не смог спасти экипаж, погибший от ран, полученных в разлетающейся на куски рубке.
   «Словно чеканом по нему били, – подумал Леон, пытаясь хоть что-нибудь понять в хаосе мертвых панелей, усеянных чужими символами, – дырки в корпусе ровненькие… но удары при этом были такие, что не просто бронекорпус пробивали, а еще и внутри все разваливали. Лазером так не получится, это что-то совершенно другое, более жуткое.»
   – А почему вы решили, что тот, кто с вами разговаривал – именно командир? – спросил Леон.
   – Я с ним не говорил, – фыркнул Макогоненко. – Этих чундриков сразу же спеленали в спасательные мешки и привезли на базу. Но говорят, он успел даже представиться. К френчам шли, сволочи… как тогда.
   – Где у них жилые помещения?
   – Дальше к хвосту, – ответил капитан. – Правда, там такая каша, аж трудно понять, где что. Пойдемте, я покажу.
   Сдавленно матерясь, Леон встал на четвереньки и снова пролез через узкое отверстие, ведущее в коридор. Теперь только он заметил, что из десятка плафонов, освещающих тесный коридор, уцелели лишь четыре, остальные были разбиты, как и панели управления в рубке.
   – Идите вперед, – скомандовал из-за его спины Макогоненко, – там дальше дверь почти нормального размера, и сразу за ней лесенка. В скафандре пройти трудно, но можно.
   «Черт, а почему я не слышу Коровина и остальных? – с тревогой подумал Леон. – Они что, сменили волну? Или там, дальше, все же работает какой-то излучатель?»
   Беспокоить своего провожатого он не стал. Миновав короткий коридор с гладкими светлыми стенами, Макрицкий оказался у слабо различимого в сером сумраке овального отверстия, за которым начиналась кромешная тьма. Просунув в дверь голову, он осветил прожектором пространство перед собой и сразу же увидел идущий вверх вертикальный колодец, на стенках которого серебрились тоненькие скобы, расположенные почему-то по спирали. В лунном скафандре с ранцем системы жизнеобеспечения он походил на медведя, застрявшего в разворошенном улье – сзади тяжко сопел и возился Макогоненко, но другого пути, очевидно, и впрямь не было. Через минуту, а может, и больше, луч его прожектора наконец вырвался на свободу. Леон облегченно вздохнул и высунулся из лаза по плечи.
   – Вылазьте уже, – пробурчал Макогоненко, – я вам в боты уперся.
   Прожектор метнулся вверх-вниз.
   – Ого, – выдохнул Леон.
   Очевидно, недавно здесь бушевало пламя – он стоял посреди круглого помещения, в которое выходили восемь одинаковых прямоугольных дверей, три из них были выбиты и висели на решетчатых рычагах приводов открытия, на полу там и сям пузырилась некая серая масса, очевидно, последствия работы системы пожаротушения. На низком потолке не уцелело ни единого светильника, более того, в двух местах вылетели листы отделки, и в темных дырах виднелись несущие балки следующей палубы. Леон посторонился, давая вылезти своему товарищу, и подошел к одной из разбитых дверей. Ее уже сдвинули в сторону настолько, что можно было пролезть в каюту – он мазнул во тьме лучом фонаря, но не увидел абсолютно ничего интересного: лишь узкую подвесную койку, вычурно гнутое кресло и маленький столик напротив входа.
   – Там уже все смотрели, – объяснил Макогоненко. – Во всех помещениях одно и то же. Двери, кстати, открываются легко, достаточно толкнуть. Никаких личных вещей, только пакеты со сменной одеждой в потолочных емкостях. Небогато они тут жили, эти хлопцы. Дальше, там, – офицер повернулся, и в свете его фонаря Леон разглядел не замеченный сразу полукруглый проем меж дверей кают, – ход в боевые рубки наводчиков, их четыре, и небольшой грузовой отсек. В него, видно, попали, потому что там горело так, что металл скрутило как фольгу. Средняя часть корабля пострадала сильнее всего, а вот двигатели почти целые. Повезло нашим инженерам.
   – Так это не истребитель? – повернулся к нему Макрицкий.
   – Это что-то вроде курьера, – махнул рукой капитан. – Если вас устраивает такой термин. Для истребителя, я думаю, у него не тот состав оружейных комплексов – здесь все сугубо оборонительное… А в носу пушек нет вообще – какой же это истребитель?
   В ушах у Леона звонко клацнуло, и он услышал голос Коровина:
   – Давайте на выход, Макрицкий, мы закончили осмотр.
 
   Возвращение на Землю выглядело самым настоящим бегством – едва переодевшись в полетные скафандры, вся троица загрузилась в пассажирский отсек, и «Егерь», уже дозаправленный, тотчас же ушел прочь от «Космонавта Комарова». Вели его, по распоряжению Коровина, два местных пилота.
   Генерал захватил с базы портативный проектор и, едва челнок оторвался от поверхности Луны и лег на курс возвращения, принялся листать загруженные файлы первого доклада, составленного офицерами, осматривавшими корабль.
   – Покойников смотреть будем? – спросил он, обращаясь к младшим коллегам.
   – Помилуйте, – фыркнул Мельник. – Не горит. Будь там что-то интересное, Жильцов не преминул бы доложить сразу же. Тем более что его имя нам все равно ничего не скажет – если я не ошибаюсь, на этих крысят мы досье пока еще не завели.
   – К сожалению, – кивнул Коровин, и Леон вдруг отчетливо увидел, что шеф чем-то очень разочарован. – И с грузовым отсеком плохо. У меня вообще возникло такое ощущение, что в него били прицельно и с особой злобой. По-моему, три попадания очередью, удивительно, что корпус не разломился.
   – Вы все-таки считаете, что они везли с собой какой-то груз для французов? – непонятно усмехнулся Мельник.
   – Очень может быть, – поморщился Коровин и замолчал.
   Леон прикрыл глаза. Посещение изуродованного чужого корабля потребовало от него немалых сил – хотя в общем-то, под конец стало намного легче… но все равно, едва получив команду выметаться, он поспешил выполнить ее как можно скорее, ему не хотелось торчать в этом сумрачном гробу ни одной лишней секунды.
   – Уничтожение кристаллокамеры главного компьютера говорит о том, что они опасались, как бы ее содержимое не попало в наши руки, – произнес Коровин после долгой паузы.
   – Может, это стандартная процедура, – лениво возразил Мельник.
   – Взрыв компьютера? – покачал головой шеф. – Я думаю, если бы им удалось сесть у французов, то ничего б они взрывать не стали. Просто в компе у них было что-то такое… о чем ни нам, ни кому-либо еще – кроме переговорщиков, разумеется, знать не следовало, а массины не настолько тупы, как тровоорты, они понимали – не сегодня, так завтра мы его все же запустим. Конечно, пока это только мое мнение, но думаю, что правду мы все равно узнаем не скоро. Да это сейчас и не важно. Надо думать, как вывернуться из грядущего скандала. У Жильцова уже есть неплохой план, посмотрим, как он сработает.

* * *

   – Прибыл. Ждет, – произнес интерком голосом капитана Пальчика.
   Леон дернулся, потер глаза и встал. На часах была половина двенадцатого утра. Спал он опять мало, настолько мало, что утром пришлось принимать легкий стабилизатор – как он догадывался, сегодняшний день будет долгим… Не надевая кителя, Макрицкий вышел в коридор и направился к лифту. Все утро Коровин находился в управлении, значит, сейчас будут новости. Леон уже знал, что случившееся на Луне пока не вызвало какого-то особого переполоха, но это потому, что прошло слишком мало времени. Сейчас все очухаются и начнется… Он не знал, что именно придумал некий Жильцов с «Комарова», да это его, в общем-то и не касалось ни малейшим образом, но пока, кажется, его идея работала. Ни амеры, ни индокитайцы, ни даже европейцы никаких протестов не заявляли – а пора бы уж.
   – Антон там? – спросил Макрицкий у Пальчика, закрывая за собой дверь адъютантского предбанника.
   – Угу, – рассеянно кивнул тот. – Шеф чего-то… зеленый.
   – О…
   Коровин и впрямь выглядел не лучшим образом. Перед ним стояла большая чашка кофе и миниатюрный кувшинчик, в котором, очевидно, был коньяк. Войдя, Леон молча козырнул и уселся напротив мрачного Мельника, по левую руку от шефа. Коровин поднял на него ввалившиеся глаза и выдавил кислую улыбку:
   – Совсем как живой.
   – Соответствую, господин генерал, – тихо ответил Леон.
   Тот покачал головой, поднес к губам свой кувшинчик и сделал небольшой глоток – пахнуло характерным цветочно-молдавским ароматом.
   – Начальство наше очень радуется. Не знает, бедное, что делать. А мы вот, говорит, все знать должны… черт бы их побрал! – Коровин несильно стукнул по столу и посмотрел на свои ногти. – Ночью застрелился Луи Котте, французский начальник отдела внутренней безопасности Евроагентства. А сегодня утром в десять утра какие-то якобы налетчики грохнули нашего Лобова.
   – В Москве? – поразился Леон. – Я не слышал еще…
   – Да не в Москве… в Марселе. Через полчаса на всех лентах будет. Налетчики, говорят… банк, говорят, грабили… с применением автоматического оружия. И все до единого погибли в перестрелке с полицией. А заодно – надо же, а? – машину Лобова разнесли. И вот еще что забавно – нашего фээсбэшника Артюхина у нас с контакта сняли, а нового опера еще не назначили. Черт. Я чувствую, сейчас что-то будет. Французы, похоже, слишком ждали этот корабль. Слишком…
   – Настолько, что решили избавиться от Лобова? – буркнул Мельник.
   – О Лобове мне настоятельно посоветовали даже не заикаться, – с непривычной жесткостью ответил ему генерал. – Понял?
   – Чего уж непонятного… Влиятельного российского политика уложили самые обычные налетчики, которым вздумалось грабить банк в неподходящее время. А вместо того, чтобы удирать от жандармов, они взяли и с горя засадили ракету в его броневик… Скажите, Валентин Андреевич, а вам самому это все не надоело?
   – Замолчи, – тихо проговорил Коровин, и Леон, до того внимательно смотревший на него, поспешил отвести глаза, столько ярости было сейчас в лице немолодого и всегда спокойного генерала.
   Мельник сморщился, как от кислого, и коротко дернул плечом. Леону показалось, что он готов взорваться. Впрочем, Макрицкий знал своего приятеля достаточно хорошо, чтобы понимать – это лишь вспышка, сейчас Антон возьмет себя в руки. Хотя, впрочем, в прежние годы за ним такое наблюдалось нечасто…
   – Нам следовало бы связаться с вашим собутыльником Каплером, – сказал Коровин, постукивая ногтями по своему заветному кувшинчику, – но по некоторым причинам это сейчас затруднительно. Будем ждать, пока он не проявится сам – думаю, сие явление произойдет в ближайшее время. Сейчас же нам следует как можно внимательнее наблюдать за действиями французов, особенно службы покойного Котте. Антон, напряги всех своих парней, задействованных на европейском направлении, здесь могут быть важны любые мелочи. Доклады мне каждые двенадцать часов. Если мы просрем что-нибудь серьезное, головы с нас поснимают без жалости. Понял?
   – Так точно! – Мельник встал и попытался щелкнуть каблуками, однако по причине дурной строевой выучки это у него вышло неубедительно. – Разрешите приступать?
   – Приступайте, подполковник.
   Леон тоже встал и надел пилотку.
   – Вы, майор, пока останьтесь. Для вас у меня особое поручение.
   Антон откозырял, и, не глядя на Макрицкого, прошагал к двери, оставив после себя едва уловимое ощущение крайнего раздражения: Леон даже немного поежился. Похоже, Мельник все-таки допился… Такое бывает, когда человек в силу каких-то причин долгое время балансирует на грани нервного срыва. Правда, у астронавтов нервы по определению должны выдерживать чуть больше, нежели у прочих – так что же?
   – Не выспался ты, что ли? – резкий голос шефа вырвал Леона из минутной задумчивости, вызванной поведением Мельника, и он дернулся, как от удара:
   – А? Н-нет, господин генерал, все в порядке.
   – Понял, – вздохнул Коровин, – это у тебя после Луны. Да… чужой корабль, да еще и в развороченном состоянии – понимаю.
   – Вам приходилось?.. – удивился Леон.
   Коровин кивнул и вытащил из ящика стола высокую бутылку «Черного аиста». Рюмки у него обычно хранились в баре.
   – Приходилось, – произнес он, поворачиваясь к Леону спиной. – Единственный корабль, который попал нам в руки… тоже гора рухляди, к тому же очень старый.
   – Триумвират? – задохнулся Макрицкий.
   – Нет. Не Триумвират и не эти… Мельник ведь тебе уже показывал?
   – Кое-что…
   – А кроме того снимка у нас действительно ничего нет. Чутье говорит мне, что он натуральный, никаких подделок, но не все так считают, уж больно соблазнов много. Да суть не в этом, – Коровин развернулся вместе с креслом и поставил перед Леоном маленькую пузатую рюмку. – Пей. Согреешься.
   – если я правильно вас понял, – медленно начал Леон, – то у нас есть еще какой-то… какой-то корабль?
   – Есть, – Коровин поджал губы и усмехнулся. – Вот только не корабль это, а сто тысяч тонн древнего обгорелого металла. И кто его построил, мы с тобой, наверное, уже и не узнаем. На свете много всяких жутких тайн, мой дорогой. Нашим парням так хотелось «выкачать» из этого металлолома хоть что-нибудь, что его никогда никому не показывали – к тому же амеры сперва заявили, будто бы смогли разобраться в принципах действия оружия, но оказалось, что это им просто почудилось. Одно могу сказать тебе смело – лазеры-шмазеры и прочие пукалки, которыми пользуются наши друзья из Триумвирата, давно уже не в моде. На той громадине стояли пушки размером с локомотив, и на лазер они похожи не больше, чем я на участкового. Между прочим, не думай, что курьер массинов нам много чего даст – там все ясно и понятно… Если, конечно, не считать того прискорбного факта, что генератор антимата мы пока воспроизвести не в состоянии. Неизвестно, откуда берется столько энергии – и сколько б мы его не разбирали, без фундаментальных прорывов в физике так ни черта и не поймем. Ладно, Макрицкий… Сейчас это не имеет особого значения. Я отправляю тебя еще в одну командировку. Будем надеяться, что на этот раз тебя никто взрывать не будет.
   – Вы считаете, там взрывали именно меня? – кисло улыбнулся Леон.
   – Я знаю, кого там взрывали, – махнул рукой генерал. – И французы прекрасно знают, поэтому и суетятся как ужаленные. Так вот, послезавтра в Праге открывается симпозиум по гуманитарному сотрудничеству в сфере освоения космического пространства. Название ничего не значит – на самом деле туда приедут люди, занимающиеся в основном юридическими вопросами на тему «кто кому сколько должен». Туда отправляется наша объединенная делегация, и я записал тебя как представителя украинской стороны. Все уже знают, так что никаких вопросов у твоих дядек не возникнет. Твое дело – ходить, пить сливянку и слушать. Мне, видишь ли, понравился твой доклад по Севилье: я теперь знаю, кого надо посылать на подобные мероприятия.