Она раскрыла томик наугад.
 
Мне сладок дом, где ангелы витают
У очага, у маминой груди и в детской.
Мужчина, если он один, – он иссыхает,
Хоть воспевают хриплые певцы
Веселье легкой жизни одиночки.
 
 
Мой чистый ангел, как ты возвышаешь
Унылый ум, указывая путь!
С улыбкой на устах и ясными очами
Ты мягко упрекаешь тех, кто славит
Веселье легкой жизни одиночки.
 
 
У ног моих играют херувимы,
Они бегут ко мне с веселым криком: «Папа!»
Они – сокровище дороже всей казны султана.
Какой мужчина променяет их на девок
И на веселье легкой жизни одиночки?
 
   Дженси внимательно посмотрела на мужа:
   – По-моему, поэт говорит от имени человека, который слишком настойчиво уговаривает.
   Саймон кивнул:
   – Да, пожалуй, ты права. Я понимаю, он не такой идеальный муж, каким себя изображает. Но он очень популярен. Помню, мои сестры были от него в восторге.
   – Ах, кажется, я сказала глупость, правда? – Дженси отложила книгу и взяла мужа за руку. Заметив, что он поморщился, она поняла, что взяла его за правую руку. – Дорогой, я сделала тебе больно?
   – Нет-нет, думаю, виноват этот проклятый струп. Наверное, поэтому и болит.
   Дженси осторожно прикоснулась к руке мужа, и рука показалась ей ужасно горячей. Она уже собралась снять бинт, но вовремя вспомнила слова доктора: «Ничего не трогать. Температура лечит».
   – Завтра попросим Плейтера посмотреть твою руку. Может быть, надо сделать перевязку.
   Тут Дженси вдруг увидела, что «Ангельской невестой» завладел Оглторп – слуга с любопытством листал книгу. Дженси выразительно взглянула на мужа: она едва удерживалась от смеха. Она никак не ожидала, что бывший моряк заинтересуется сентиментальными стихами.
   Должно быть, ей не удалось скрыть свои мысли, потому что Оглторп с дружелюбной улыбкой сказал:
   – Война – грубое дело, миледи. Я наслаждался всем, в чем была хоть кроха сладости и света, и мне выпала честь познакомиться с «Ангельской невестой» мистера Росситера.
   – Она существует на самом деле?
   Слуга снова улыбнулся и кивнул:
   – Да, можно так сказать. Это очень приятная леди с двумя очаровательными малышами – мисс Рози и мастер Бастьян. Маленькие херувимы.
   – Скорее, бесенята, – с ухмылкой заметил Хэл, неожиданно появившийся в комнате.
   – Сэр, вы разрушаете все очарование, – запротестовала Дженси.
   – Это мнение Бланш. Она говорит, что дети гораздо больше похожи на бесят, чем на ангелов.
   – Бланш? – переспросила заинтригованная Дженси. Хэл покраснел и отвел взгляд. Дженси посмотрела на Саймона, и тот едва заметно покачал головой – мол, не настаивай.
   Дженси смутилась, но тотчас же взяла себя в руки. Повернувшись к майору, она с улыбкой сказала:
   – Садитесь, пожалуйста. Может, выпьете чаю? Как выдумаете, когда мы сможем уехать?
   – Возможно, через неделю, – ответил Хэл. – Впрочем, не уверен.
   – Уезжаем через неделю, – решительно заявил Саймон. Дженси хотела возразить, но он тут же добавил: – Мне уже гораздо лучше. А если нужно, то я согласен улечься на ваши проклятые носилки.
   Но в эту ночь у Саймона сильно поднялась температура.
   Оглторп, дежуривший у постели больного, разбудил Хэла, а тот в три часа ночи разбудил Дженси. Она поспешила к мужу. Шагая по коридору, проговорила:
   – Но доктор сказал, жар – это нормально. Именно так и выздоравливают.
   – У него слишком уж высокая температура, – ответил Хэл. – Поэтому я вас и разбудил.
   У Саймона действительно был сильный жар. Но он, отстранив руку жены, пробормотал:
   – Не суетись. Все будет хорошо.
   Она попятилась и, повернувшись к Хэлу, шепотом спросила:
   – Не послать ли за Плейтером?
   – А что он может сделать? – ответил майор. – Ребра же нельзя ампутировать.
   Хотя Дженси знала, что Плейтер ее за это отругает, она все же разбинтовала грудь, однако не обнаружила ни красноты, ни опухоли, ни запаха гноя.
   – Наверное, причина не в ране, а в чем-то другом, – пробормотала она, испытывая огромное облегчение. Вопросительно посмотрев на Хэла, спросила: – Что вы об этом думаете?
   – Надеюсь, все пройдет, – ответил Хэл, но было очевидно, что он очень встревожен.
   Дженси несколько часов провела у постели больного, а утром, едва рассвело, отправила Оглторпа за доктором.
   Взглянув на Саймона, Плейтер разразился бранью. Он тоже снял бинты и содрал все накладки с раны. Вместе с последней накладкой отодрался струп.
   Дженси вскрикнула в испуге, но доктор сказал:
   – Все в порядке, заражения нет.
   – Но что же с ним? – пролепетала Дженси.
   – Пока не знаю, – проворчал Плейтер. Он промыл рану и рассмотрел ее в увеличительное стекло. – Да, все в порядке, как я и говорил. Причина жара в чем-то другом. Скажите у него когда-нибудь была малярия?
   – Думаю, что нет. Хотя точно не знаю. – Она пожала плечами и добавила: – У него особенно горячая рука.
   Доктор что-то пробурчал себе под нос и разбинтовал руку больного. Дженси невольно вскрикнула и прошептала:
   – Да простит меня Господь.
   Корка на руке отстала, но под ней виднелся гной и ярко-красная опухоль.
   – Бренди! – рявкнул доктор. Взяв у Дженси бутыль, он полил рану на руке.
   Дженси в ужасе замерла. Там, где раньше была небольшая ранка, почти царапина, теперь зияла глубокая щель. Плейтер еще больше помрачнел и проворчал:
   – Руку придется отнять.
   – Нет! – крикнула Дженси.
   – Нет, – прошептал Саймон.
   – Вы предпочитаете смерть? – осведомился доктор. Дженси услышала, как вздохнул Хэл, стоявший у нее за спиной. «Что же делать? – думала она. – Что делать?» Взглянув на доктора, она с дрожью в голосе проговорила:
   – Неужели… прямо сейчас?
   – Чем раньше, тем больше шансов выжить.
   – Нет, – снова сказал Саймон, глядя на жену с мольбой в глазах.
   Судорожно сглотнув, она проговорила:
   – Пока не надо. Что можно сделать, чтобы спасти руку?
   Доктор со стуком захлопнул свой чемоданчик.
   – Если бы я это знал, то непременно бы сделал. Неужели сомневаетесь? Иногда пытаются вытянуть гной компрессами, но думаю, что сейчас это бесполезно. – Он посмотрел на Саймона: – Мои глубочайшие извинения, сэр. По небрежности я не прочистил рану как следует. Моя ошибка.
   – Тогда надо прочистить сейчас! – заявила Дженси.
   – Увы, уже поздно. – Плейтер направился к двери.
   Опустившись на стул, Дженси снова посмотрела на Саймона. «Неужели он лишится руки? – спрашивала она себя. – Какой ужас!» Однако она почти не сомневалась: Саймон ни за что на это не согласится. Но если доктор прав, то ему будет становиться все хуже и хуже, и тогда именно ей придется принять решение. Как жена она имеет такое право. Но что произойдет после этого? Возможно, Саймон ее возненавидит.
   Наверное, ей следовало сказать мужу что-то ободряющее, но она не могла вымолвить ни слова.
   Тут Хэл приблизился к кровати и проговорил:
   – Кажется, бренди помогает. Может, сделаем спиртовой компресс?
   Они так и поступили, но жар у Саймона усиливался, а краснота вокруг раны расширялась. Вскоре у больного начался бред, а доктор не появлялся. В конце концов стало ясно, что он вернется только для ампутации. Дженси знала, что нужно послать за ним, однако медлила. Склонившись над мужем, она прошептала:
   – Любимый, ты не умрешь. Знаешь, карты не врут, поэтому ты не умрешь.
   Глаза Саймона приоткрылись, и он пробормотал:
   – Суеверие… Можно подумать… цыганка…
   Она покачала головой:
   – Нет-нет, поверь мне, я знаю…
   Через несколько минут он вдруг сказал:
   – Если карты действительно так говорят… не надо отрезать руку.
   Дженси энергично закивала:
   – Да-да, конечно, не надо.
   Но она знала: бубновая девятка исключает смерть, но не ампутацию. И если к утру Саймону не станет лучше, то придется послать за Плейтером. Снова склонившись над мужем, она поцеловала его в пересохшие губы и прошептала:
   – Не волнуйся, я о тебе позабочусь.
   Вспомнив, как ее успокоила болтовня миссис Ганн, Дженси попыталась говорить о будничных делах. Она отказывалась отходить от кровати, потому что хотела верить: пока она с ним, он не умрет. Но уже глубокой ночью Дженси вспомнила: точно так же она думала на корабле, когда болела Джейн, а утром проснулась рядом с трупом.
   Они по-прежнему пыталась прочистить рану бренди, но Дженси видела, что это не помогает.
   В какой-то момент Саймон пришел в себя и отчетливо проговорил:
   – Я очень рад, что ты вернулась.
   Она не отходила от него ни на минуту, но все же сказала:
   – А я рада, что ты по мне скучал.
   – Ужасно скучал. Скучал по твоему запаху. От тебя замечательно пахнет, дорогая. Знаешь, скоро я отвезу тебя в Брайдсуэлл. Только там будет зима и…
   Она приложила палец к его губам:
   – Помолчи, любимый. Береги силы.
   – Полежи со мной, пожалуйста, милая Дженси.
   Хотя в комнате находились Хэл и Тредвел, она улеглась рядом с мужем и прильнула к нему. Он был ужасно горячий! Саймон улыбнулся и проговорил:
   – Самое лучшее лечение.
   – Любимый, попытайся заснуть.
   Вскоре Саймон заснул, и она тоже. И ей приснился пожар. Проснувшись, Дженси увидела, что Хэл встает с кресла, а Тредвела уже не было в комнате.
   – Дым? – спросила она, поднимаясь на ноги. – Запах дыма?
   Это действительно был дым, причем запах становился все более резким.
   – Будите Оглторпа! – крикнул Хэл, выбегая из комнаты. Дженси бросилась в смежную комнату и разбудила слугу.
   «Что делать с Саймоном? – думала она. – Его ведь нельзя переносить!»
   В Йорке в каждом доме имелся колокол и везде стояли наготове ведра с водой. Услышав звон колокола, Дженси послала Оглторпа узнать, что случилось. Выглянув в коридор, она увидела дым, валивший откуда-то снизу, и закричала вслед слуге:
   – Быстрее возвращайтесь вместе с Тредвелом! Надо вынести Саймона из дома!
   Услышав за спиной какой-то шорох, Дженси обернулась и увидела, что Саймон пытается сесть. Она подбежала к нему и удержала.
   – Не надо, дорогой. Все в порядке. Лежи.
   – Как жарко… Может, пожар?
   Она протерла его лоб влажной тряпицей.
   – Не волнуйся, милый. Нет никакого пожара. Наверное, на кухне что-то подгорело у кухарки, поэтому и запах.
   Внезапно зазвонили и другие колокола, и под окном раздались чьи-то голоса. Тут Дженси не выдержала и, выбежав в коридор, громко закричала:
   – Эй, здесь есть кто-нибудь? Что случилось?
   У подножия лестницы появился Хэл; лицо его было в саже, а волосы растрепались.
   – Успокойтесь, это не здесь. Все в порядке.
   Дженси с облегчением вздохнула.
   – Но где же это? Какой ущерб?
   – В гостиной. Я вам сейчас все объясню. Подождите минутку.
   Хэл отвернулся, и Дженси вдруг поняла, что в доме полно людей, – видимо, это были соседи. Она бросилась к Саймону. К счастью, с ним ничего не случилось. Но неужели кто-то специально устроил поджог, чтобы убить его? Скорее всего именно этого добивались неизвестные злоумышленники.
   Казалось, прошла вечность, прежде чем появился Хэл. Дженси взглянула на него с упреком – он потратил время на то, чтобы умыться и переодеться.
   – Поджог, – сообщил Хэл. – Кто-то разбил окно в гостиной, забросил туда бумагу и промасленные тряпки и поджег. Неуклюжая попытка, но если бы мы все спали, то действительно случился бы пожар.
   – Саймон прикован к постели, – пробормотала Дженси. – Конечно, если бы потребовалось, но тогда… – Она довольно долго молчала, потом решительно заявила: – Я уверена, что враги не оставят его в покое. Поэтому надо увозить его отсюда, даже если это очень рискованно. Завтра же…
   Хэл тихо вздохнул.
   – Джейн, до завтра он может не дожить.
   Она посмотрела на Саймона и шепотом спросила:
   – Как скоро после ампутации его можно везти?
   – Если после операции выживет, то сразу же.

Глава 16

   Несколько часов Дженси сидела у постели мужа в глубокой задумчивости. Саймон был еще жив, но она прекрасно понимала, что ему становилось все хуже, поэтому следовало именно сейчас принимать решение.
   Собравшись с духом, Дженси послала за Плейтером, потом пошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Посмотревшись в зеркало, она невольно отшатнулась. На нее смотрело ужасное всклокоченное существо – та Дженси Хаскетт, которой она могла бы стать. Наверное, следовало после операции рассказать Саймону правду. Ведь все равно он ее возненавидит… Умываясь и причесываясь, Дженси вспомнила о своей жизни у Хаскеттов. Дикие и беспокойные Хаскетты… Огонь… Ребенок упал и сильно обжегся. Раны покрылись коркой, но бабушка Хаскетт велела не трогать корку, и все зажило.
   Бабушка Хаскетт. Она лечила ножевую рану на руке у дяди Малахия, а рана гноилась…
   Дженси вернулась к мужу, и почти тотчас же раздался стук в дверь, возвестивший о приходе Плейтера. Она бросилась ему навстречу и с трудом выговорила:
   – Личинки…
   Доктор посмотрел на нее с удивлением:
   – Что…
   – Заражение лечат опарышами.
   Плейтер нахмурился и проворчал:
   – Да будет вам известно, что я эдинбургский хирург, а не знахарь и не заклинатель духов. Личинки!.. – Повернувшись к Хэлу, он сказал: – Боумонт, уведите миссис Сент-Брайд. Она свихнулась.
   – Нет! – Дженси отстранилась от Хэла. – Сначала я попробую личинки.
   Теперь она решила, что непременно попытается спасти руку Саймона. Она все вспомнила. Вспомнила, как наблюдала за бабушкой Хаскетт, лечившей рану на руке у дяди.
   – Личинки помогают, я сама видела, как это происходит. Они съедают инфекцию, понимаете?
   Плейтер пристально посмотрел на нее:
   – Так вы позволите мне ампутировать руку или нет?
   Дженси решительно покачала головой:
   – Нет.
   Доктор резко развернулся и ушел. Дженси всхлипнула и посмотрела на Хэла в поисках поддержки.
   – Личинки? – пробормотал он, бледнея.
   Ей тогда было девять лет, она видела, что это подействовало. Неужели доктор – и не знает? Возможно, это подействовало в силу особой удачи, может быть, есть опасности, о которых она ничего не знает, но все же она решилась.
   – Я должна попробовать, – сказала Дженси. – Ампутировать успеем позже.
   – Может оказаться слишком поздно.
   – Хэл, я должна попробовать личинки! Но где же их взять?.. Наверное… Сол Прити! Пошлите за ним. Быстрее!
   Хэл повернулся к двери и закричал:
   – Оглторп, иди сюда!
   Дженси объяснила слуге, что ей нужно. Тот с удивлением взглянул на хозяина, но спорить не стал.
   Вернувшись к мужу, Дженси сняла бинт с гнойной раны и снова ее прочистила. От раны расходились кривые красные линии – бабушка Хаскетт называла их «красными пауками». А Хэл, конечно же, был прав. Если лечение опарышами не подействует, может оказаться слишком поздно. «Может, не следует рисковать? – спрашивала себя Дженси. – Но ведь вокруг раны на руке у дяди Малахия тоже были «красные пауки»…»
   Через полчаса Оглторп вернулся и принес деревянный ящик. Он держал его подальше от себя и брезгливо морщился. Вырвав ящик из рук слуги, Дженси открыла крышку и увидела, что в отрубях копошатся белые опарыши.
   – Спасибо, Сол… – прошептала она.
   Сол Прити жил в основном охотой и рыбной ловлей, и Дженси знала, что у него всегда висят на крюках куски дичи, в которых заводились опарыши для рыбалки. Сол хранил червей в деревянной коробке вместе с отрубями, и так же поступали Хаскетты.
   – Что теперь? – спросил Хэл.
   Хотелось сказать: «Не помню, я тогда была еще ребенком», – но если она так скажет, то Хэл ее остановит.
   Стараясь демонстрировать уверенность, Дженси взяла несколько опарышей и положила их на руку Саймона вокруг раны. Она боялась, что червей отпугнет высокая температура – ведь у больного был сильный жар, – но опарыши тут же полезли в рану.
   Покосившись на Хэла, Дженси увидела, что он брезгливо поморщился. Ей и самой сделалось не по себе, однако с каждой секундой ее уверенность росла, и теперь она уже почти не сомневалась в успехе. Время от времени она брала из ящичка все новых и новых опарышей и запускала их в рану на руке мужа.
   «Они делают свое дело, – говорила себе Дженси. – Поедают гниль, убивающую Саймона».
   Когда рана до краев заполнилась опарышами, она накрыла их бинтом.
   – Теперь подождем.
   – Но вы уверены, что… – пробормотал ошеломленный Хэл. Конечно, нет!
   – Я должна попробовать.
   – Что ж, тогда подождем.
   Дженси собирала опарышей, вылезавших из отрубей, и складывала их в миску. Когда принесли чай, она выпила чашку, но есть ничего не могла. Глядя на Саймона, она до боли кусала губы; временами ей казалось, что она убивает мужа. Возможно, доктор Плейтер все-таки прав, и если так… О Господи, тогда будет уже слишком поздно, Саймон умрет!
   Ей вдруг пришло в голову, что опарыши поедают и здоровую плоть – вгрызаются все глубже и добираются до кости. Она то и дело приподнимала бинт, но под копошащейся массой червей ничего не могла разглядеть.
   Потом опарыши стали расползаться из раны – растолстевшие, потемневшие, объевшиеся…
   – Они наелись! – воскликнула Дженси. Она собрала червей обратно в ящик и запустила в рану других, из миски.
   – Боже всемилостивый… – пробормотал Хэл и снова поморщился. Но Дженси не обратила на него внимания. Все было так, как у бабушки Хаскетт, и она послала Оглторпа за новыми личинками.
   Снижалась ли у Саймона температура? Меньше ли стало «красных пауков»? Она этого не знала, но по-прежнему запускала в рану все новых и новых опарышей.
   Сколько времени она это делает? И сколько еще нужно? Дженси вдруг поняла, что потеряла представление о времени.
   В какой-то момент Саймон вдруг пробормотал:
   – Ужасно рука чешется.
   – Все правильно, милый, – прошептала Дженси. – Все правильно.
   Она то и дело смотрела на рану и в конце концов поняла, что красные линии вокруг нее становятся все тоньше.
   – «Красные пауки» исчезают, – прошептала Дженси с величайшим облегчением, и глаза ее наполнились слезами.
   Снова посмотрев на рану, Дженси засмеялась от радости и пробормотала благодарственную молитву. Рана была все еще красная, опухшая, заполненная личинками, но мерзкие «красные пауки» втянули лапки. Она положила руку на лоб больного. Гораздо прохладнее… Во всяком случае, уже не было того лихорадочного жара.
   Теперь «тело само будет себя лечить», как говорил Плейтер.
   – Хвала Господу, хвала вам, чудесные маленькие создания! – Она подобрала упавших на простыню опарышей. – Хэл, попробуйте вернуть доктора Плейтера.
   – Но сейчас полночь…
   Дженси с удивлением осмотрелась.
   – Да, действительно. Пусть поспит. Но мы ведь его спасли, правда?!
   – Похоже, что так, – пробормотал Хэл.
   Видимо, Хэл написал Плейтеру пространное объяснение, потому что на следующий день доктор явился без зова. Внимательно посмотрев на Саймона, он проворчал:
   – Вероятно, чудеса все-таки случаются. – Осмотрев рану, доктор выпрямился и, пожав плечами, заявил: – Я никак не могу это объяснить. Вероятно, совпадение. Но вы, пожалуй, были правы, когда решили подождать. Видите ли, здоровый молодой организм… И вообще, рана была не слишком серьезная. В сущности, царапина.
   Дженси поняла, что спорить с доктором бессмысленно.
   – Значит, мы можем уезжать? – спросила она.
   – Да, теперь у него есть шанс. Только надо убрать этих мерзких тварей. Можно подумать, что вы – цыганка.
   Дженси и на сей раз не стала спорить. Главное – Саймон будет жить. К тому же он сохранит руку.
   – Мы хотим уехать немедленно, – сказала она. – Как это устроить?
   К ее удивлению, доктор тоже не стал спорить.
   – Думаю, можно переправлять на носилках. Только надо соблюдать осторожность, чтобы не беспокоить ребра. Возможно, путешествие ему не повредит, если, конечно, не будет шторма на море.
   «Почему же Плейтер так быстро согласился? – думала Дженси. – Может, хочет поскорее избавиться от тех, кто подвергает сомнению его заявление? Или он тоже считает, что Саймону опасно здесь оставаться?»
   Когда доктор ушел, Хэл спросил:
   – Когда вы хотите уезжать?
   – Думаете, лучше подождать?
   – Нет-нет. Мы можем отправиться хоть завтра. Наймем для себя корабль, а если начнется шторм, то сможем причалить к берегу.
   – Но ведь это, наверное, ужасно дорого.
   Майор молча пожал плечами, словно напомнил ей, что они – из разных миров.
   – Я не была уверена… – пробормотала Дженси. – В личинках.
   – Вы замечательная женщина, Джейн.
   – А если бы я ошиблась?
   – Сейчас нет смысла говорить об этом. Всякие «если бы» – пустые слова.
   Заметив, что майор нахмурился, Дженси поняла: он думал о своей руке. Может, и его спасли бы личинки? Ах, почему медики отвергают подобные средства? Неужели только из-за того, что такие методы лечения им просто не нравятся?
   – Да, теперь не стоит беспокоиться, – продолжал Хэл. – Мы благополучно доставим Саймона в Монреаль, и если повезет, то успеем на «Эверетту», а к Рождеству будем дома.
   Оставив Хэла с Саймоном, Дженси пошла собирать вещи. До сих пор она не трогала автопортрет Джейн, и теперь, укладывая его вместе с другими картинами, испытала чувство вины. Если бы Джейн была жива… Ах, в таком случае Исайя заставил бы Саймона жениться именно на ней, на Джейн, и именно она сделалась бы миссис Сент-Брайд. Эта мысль казалась невыносимой, и Дженси, сунув портрет в папку, прошептала:
   – Нет-нет, в таком случае я бы поборолась за него.
   Саймон проснулся от ужасного сна и сразу посмотрел на руку. Рука была на месте!
   Он поднял ее, чтобы убедиться. Ох, слава Богу! Во сне ему ее отрезали, и он рылся в куче отрубленных конечностей, многие из которых были покрыты какими-то червями. Ему казалось, что если он найдет «правильную руку», то ее можно будет приклеить.
   Он пошевелил пальцами. Если не считать жжения под бинтами, все было хорошо.
   – Проснулись, сэр? Как вы себя чувствуете?
   Саймон посмотрел на долговязого мужчину, стоявшего возле кровати. Кто же это такой?
   – Ах, Тредвел?.. – Он откашлялся. – Тредвел, что со мной случилось?
   – Были неприятности, сэр, но теперь все в порядке. Выпейте воды.
   Саймон попил из носика поильника. Никогда еще вода не казалась ему такой вкусной.
   – Что за неприятности?
   – Ну… у вас был жар, сэр.
   Саймон нахмурился:
   – Я помню дым. Разве не было дыма?
   – Да, случился небольшой пожар, но мы сразу же его потушили.
   – А где моя жена? Где Джейн? Пусть побыстрее идет сюда.
   – Да, сэр, конечно. Я поищу ее. Подождите немного.
   Слуга вышел из комнаты, а Саймон снова посмотрел на свою руку. Что же с ней было? Ему казалось, что еще совсем недавно он чувствовал сильное жжение в руке. Неужели заражение крови? А может, сейчас придет Плейтер, чтобы ее отрезать?
   Тут вошла Джейн в скучном платье и со скромной прической. Но она улыбалась, глаза ее сияли, а если бы дела были плохи, то она бы выглядела совсем иначе.
   Саймон тоже улыбнулся и проговорил:
   – Ах, прекрасный ангел, кажется, Себастьян Росситер был недалек от истины в своих стихах.
   Она засмеялась и, наклонившись, поцеловала мужа в щеку.
   – Дорогая, мне больше нравятся распущенные волосы.
   – Вряд ли это практично, – заметила Дженси. Но все же вынула шпильки, и ее волосы тотчас же рассыпались по плечам.
   – Замечательно, – сказал Саймон.
   – Вижу, ты выздоравливаешь. – Дженси снова улыбнулась.
   – Выздоравливаю… после чего? Что случилось, Дженси? Тредвел сказал, что у меня была температура. И сказал про пожар. Ты знаешь, мне приснилось, что Плейтер ампутировал мою руку. Интересно, откуда такой сон?
   Дженси кивнула на его правую руку:
   – Это чуть не случилось, потому что в рану попала инфекция.
   – Но сейчас все хорошо? – Он опять посмотрел на руку. – Так что же произошло? Как удалось ее спасти?
   – Я вспомнила о том, что когда-то видела. Вспомнила про опарышей.
   – Про опарышей… О чем ты?
   – Саймон, эти личинки спасли тебе руку.
   Он в очередной раз посмотрел на руку.
   – Неужели ты хочешь сказать… Значит, мне не приснилось? Я чувствовал ужасный зуд.
   – Да, я запустила их в рану.
   – Но как же… Как они могли мне помочь?
   – Они выедают из раны гниль. Точно так же, как едят гнилое мясо. Саймон, не смотри так!
   – Ничего не могу с собой поделать. Я очень тебе благодарен, но… опарыши?
   Она наклонилась к нему с насмешливой улыбкой:
   – Да, опарыши. Они вползали в твою рану и выползали обратно.
   Он засмеялся и тут же поморщился от боли в ребрах. Впрочем, боль была терпимой.
   – Мне уже гораздо лучше. Сколько прошло времени?
   – С какого момента?
   – После дуэли.
   – Пять дней.
   – Странно. Значит, мы пропустили наш корабль.
   – Наймем другой. Если ты действительно поправился.
   – Наймем другой? – Он внимательно посмотрел на нее, а она отвела взгляд. – Не надо, Джейн. У тебя не получается врать. Скажи правду. Почему надо спешно уезжать?
   – Кто-то устроил ночью поджог. К счастью, мы не спали, потому что ухаживали за тобой. Выгорела только гостиная. Очевидно, пытались сжечь твою комнату, расположенную над гостиной. Хотели уничтожить бумаги.
   – Проклятые бумаги. Стоят ли они того?
   – Конечно, стоят. Но даже Плейтер сказал, что мы можем ехать хоть завтра, если ты будешь разумно себя вести.
   Саймона ужасно раздражала собственная беспомощность, однако он заставил себя улыбнуться.
   – Кто ты, Джейн Сент-Брайд?