— Кастор Кракно вас достанет! — отчаянно кричал мужчина с татуировкой, когда его уволили. — Вот погодите! Кракно вас всех достанет!
Джандрак едва его слышал, осматривая пещеру и планируя расположение своего командного центра.
Без особых проблем они очистили четыре оставшихся астероида группы. Самое сильное сопротивление оказал последний, где закопавшиеся горняки сражались при помощи взрывчатых веществ и старых экскаваторов. Джандрак потерял пятерых.
Когда уводили последних потрёпанных защитников, произошло событие, которое привлекло внимание Джандрака. Один из людей, линией проходивших мимо него, внезапно выпрямился, посмотрел ему в глаза взглядом, почему-то обеспокоившим Джандрака, и заявил:
— Не беспокойся, ты, долгоживущая крыса. Никакие твои медикаменты не помогут, когда Кастор Кракно до тебя доберётся.
— Что такое? — Джандрак сердито шагнул вперёд, схватил мужчину за руку и выдернул из линии. Тот сопротивлялся, но сила офицера, подкреплённая электричеством, для него чрезмерна. Джандрак заставил его опуститься на колени и навис над ним под тихий гул моторов своего скафандра.
— Кто этот Кракно? — резко спросил он.
— Узнаешь, — угрюмо ответил пленник. Сквозь разодранную рубашку Джандрак увидел татуировку — змеи, обвивающие шею и руки, расположили головы на ладонях.
Хин, слышавший разговор, подошёл поближе.
— Отвечай мне на вопрос, падаль, — рычал он, оттаскивая пленника подальше от движущейся колонны и швыряя его на четвереньки. Быстро наклонившись, он содрал с него рубашку. — Если не захочешь, мой нервный кнут скоро сделает тебя поразговорчивее.
Мужчина со страхом оглянулся на Хина, который достал кнут с короткой рукояткой. Его длинные, тонкие нити поблёскивали. Электрические частоты, которые они переносили, были подобраны в точности так, чтобы возбуждать нервную систему до невыносимой агонии. Хин опустил кнут.
Жертва завопила, и, корчась, стала пытаться уползти.
Хин опустил сапог, и прижал его позади колена.
— Говори! — он снова поднял кнут.
— Хватит! — поспещно вмешался Джандрак. — Отпусти его.
Подполковник поднял кнут, отпустил мужчину и смотрел, как тот, качаясь, уходит.
— Совестливый ты человек, — уныло заметил он.
— Не так уж мне нужна эта информация, — без особой заинтересованности ответил Джандрак.
— По сути дела, я, может быть, смогу как-то ответить на твой вопрос. Во время этого дела я пару раз слышал это имя. Насколько я смог понять, этот тип Кракно является чем-то вроде агитатора на Максимилии — в среде низших классов, имеется в виду. Похоже, что недавно между этим местом и Максимилией произошёл обмен информацией. Смотри, я забрал это у одного из пленников. Любопытно, не правда ли?
Он передал Джандраку карточку со стереорисунком, дюйма в четыре по площади. На переднем плане было красивое лицо, девушки или юноши. Но со второго взгляда плоть, казалось, начала растворяться, становилась прозрачной, открывая белый ухмыляющийся череп мертвеца. С заднего плана, протягивая зловещие пальцы из неопределимых глубин, накатывал серый туман. Если карточку повернуть, то со всех направлений видны были только вспыхивающие слова: СМЕРТЬ ЖИЗНИ.
— Да, любопытно… — по какой-то неизвестной причине из-за этого тумана еиу вспомнилось Пятно, великое неведомое нечто, которое могло все их планы обратить в ничто.
— Какое-то полудурочное тайное общество, поставившее себе целью свергнуть аристократию, — продолжал Хин. Он коротко рассмеялся. — Может быть, я бы к ним и присоединился, — он, строго говоря, аристократом не был, являясь внебрачным сыном мелкого графа. В королевстве были тсад таких внебрачных детей. Многие опускались к низшим классам или в лучшем случае6 становились руководителями среднего звена. И немногие, как Хин, ухитрялись пробиться в офицерском корпусе или в чём-то подобном.
— В Старом городе происходит много странных вещей, — рассеянно согласился Джандрак. Он ощупывал карточку состранным, непонятным лозунгом. Отчаяние, решил он. Это вызвало отчаянием. Внезапно ина очень короткое мгновение он слекга устыдился того, чем он занимается. Он подумал о том, сколько ещё таких астероидных гнёзд разбросано по всему королевству — жалкие убежища для тех, кого общественное устройство выжало из себя наружу.
Впрочем, это не имело особого значения. Пятно могло ещё пожрать их всех.
— Не-е-е-е-т…
Кастор Кракно с военм проснулся.
Тяжело дыша, он снова упал на подушку. В полутёмной комнате появилась фигура и склонилась над ним.
— С тобой всё в порядке, Кастор?
— Да, всё в порядке, — едва дыша, ответил лидер анархистов, Хоррис Дэйджел, его личный лейтенант, привык к таким приступам, и не стал тревожиться понапрасну.
Дрожа, Кракно поднялся с постели, рукавом ночной рубашки вытер холодный пот с лица, прошёл, спотыкаясь, к окну и раздвинул шторы.
Над старым городом наступала заря.
Восходящее солнце посылало на раскинувшийся внизу город свои первые яркие и тонкие лучи, оставляя в предрассветной темноте многочисленные провалы и дымные долины. До Кракно, жившего на двадцать пятом этаже, со дна этих долин доносились отдалённые гудки, которые внизу представлчли собой оглушительный вой, призывавший десятки людей к началу рабочего дня. Слева, на границе его поля зрения, он видел огромную возвышенность, сиявшую и сверкавшую на солнце наподобие волшебной горы — выровненная верхушка холма Внутреннего Города.
Его бесконтрольная дрожь уменьшилась. Эти приступы всегда вызывали у него эту быстротечную, но жестокую лихорадку, как будто бы ещё оставалась опасность того, что из него будет высосана жизненная сила. Он закрыл глаза и схватился за перемычку окна, стремясь стряхнуть с себя остатки этого кошмара — если это вообще был кошмар — и вернуться к нормальному состоянию бодрствования.
Как мерзкий вкус во рту, он всё ещё ощущал свою отверженность: он был ужасным презрительным образом отвергнут. Он чувствовал себя как насекомое, на которое наступили и раздавили его. Он не мог точно определить, было ли это только воспоминание, или же какая-то часть этого Зверя Извне Галактики все ещё жила в нём. Ему пришло в голову, что между этими двумя альтернативами особой разницы может и не быть.
Через своих шпионов он с момента прибытия в Максимилию старался узнать об этом Звере как можно больше. Среди аристократов о Звере знали многие: это было нетрудно установить. Но где он находился сейчас, откуда пришёл, какова его природа с научной точки зрения — всё это было старательно засекреченной информацией. Могло случиться так, думал он, что он сам уже знает о нём больше любого другого человека; в какой-то мере Зверь всё ещё был в нём, оживлял его, придавал ему силы — и мучил его.
— Собрание на Заре готово, Кастор, — услышал он за спиной тихий голос Дэйджела.
— Хорошо. Спущусь через пять минут.
Он быстро оделся, теперь уже чувствуя себя самим собой. Его не волновало, держит ли его Зверь в своих лапах. За хорошую цену он мог бы продать свою душу — для него это ничего не значило. Что важно, так это то, что он был самим собой, что это переживание пробудило дремавшие в нём силы, что он обладал способностью подчинять людей своей воле — а раньше эта способность проявлялась в нём только изредка.
Бросив последний взгляд на разгоревшуюся теперь зарю, он вышел из квартиры и спустился этажом ниже. Собрания на Заре стали основным средством расширения быстро растущего движения Смерть Жизни. Используемые для набора новых членов, они эффектно отсеивали тех, кто в другое время дня пришёл бы просто из любопытства или по какой-то другой случайной причине. Заря — это время, когда вещи только начинают развиваться, но на самом деле ещё ничего не произошло, поэтому меньше риска, что эти встречи привлекут внимание полиции. Только профессиональным агентам удавалось проникнуть на эти собрания, но с ними у Кракно был короткий разговор.
В небольшом конференц-зале присутствовало человек двадцать — обоих полов, молодые и старые. В большинстве это были рабочие мужчины и женщины, одетые в однообразную рабочую одежду, в которой они пойдут после встречи на работу. Было несколько подмастерьев со свежим цветом лица, все ещё обучающиеся своей специальности. Кракно никогда не уставал поражаться тому, насколько низшие классы могут недооценивать свои способности; в век автоматизации, когда автоматизированный процесс может быть дешевле самого дешёвого неквалифицированного труда, рабочие за мизерную плату воздают высоким уровнем мастерства и технологических знаний. Кракно встречал многих людей, которых по праву можно было считать чуть ли не гениями, хотя и в ограниченной области знаний, и без их изобретательности и выдумки правящим классам не удалось бы достичь такого экономического успеха. И тем не менее они неизменно считают свою некомпетентность чем-то самим собой разумеющимся, самих себя полагают грубыми и невежественными, и с благоговением смотрят на своих хозяев, управляющих и аристократию.
Однако, собравшиеся здесь люди явно начали мыслить по-другому. Поэтому Кракно и гордился своими собственными агитационными кампаниями, проведёнными в течение последних нескольких месяцев. Теперь пора было проверить, найдётся ли в ком-нибудь из них достаточная сила духа.
Печатным шагом он прошёл к трибуне и сразу же начал просматривать аудиторию своим упорным взглядом, кратко глядя каждому в глаза, по очереди. Ещё с момента его ужасного пробуждения на родной планете Кэроул, ему достаточно было только взглянуть на человека, чтобы знать о нём всё, что нужно.
Одна персона заслуживала немного более долгого взгляда — это был молодой блондин, сидевший в углу. Когда его глаза встретились с глазами блондина, шок подсознательного узнавания потряс их обоих, хотя незнакомец, разумеется, не знал, что это означает — если не считать того, что он, вероятно, ощутил некоторое беспокойство.
«Рад видеть, что Политическая Полиция все ещё не дремлет» — подумал Кракно про себя. И хотя одет он был рабочим, молодой человек явно был шпионом.
Кракно не был настоящим телепатом в полном смысле этого слова. Но его сверхъестественно энергетизированная сущность обеспечивала ему возможность видеть человека насквозь, воспринимать его существо. Никто не мог скрывать от него свои намерения долее нескольких секунд. Очень скоро глава Политического Отдела Дворцовой Полиции Короля Максима надоест эта их неспособность проникнуть в почти мифическое общество «Смерть Жизни», и он перейдёт к более решительным мерам. Но Кракно будет к этому готов. Затем он выбросил эти мысли из головы и начал своё выступление.
Только войдя в помещение, он сразу же осознал то воздействие, которое оказывало на окружающих его присутствие. Его контакт со Зверем каким-то образом потревожил дремавшие внутри него силы; это придало ему магнетизма и необъяснимой харизмы, из-за которых незнакомые люди в течение минут или даже секунд становились или его последователями, или заклятыми врагами. На первой стадии его работы в Максимилии присущая ему сила личности дала ему возможность спаять вместе отдельные группы анархистов города, превратив их в полезный инструмент. Теперь это помогало ему в установлении контактов с обычными людьми планеты, чтобы выковать инструмент восстания, которое уже расползалось щупальцами по огромному и мрачному подпольному миру королевства.
К ауре завороженности, убеждения и страха, которыми на первый взгляд он покорял своих потенциальных революционеров, Кракно мог добавить факты и аргументы. Он сравнивал нищету, отчаяние и безнадёжность жителей Старого Города с богатством, беззаботностью и весёлой жизнью богачей. Он перечислял случаи произвола властей, говорил о беспомощности служащих перед лицом закона, о вопиющих нарушениях прав и свобод индивидуума. Это всё было рутиной. У него было собственное крошечное, но эффективно действующее бюро, которое всё время занималось ничем иным, как сбором подобных примеров. Он сравнивал жизненные стандарты, которые они могли позволить себе на свою зарплату, с потоками капиталов, которые давали результаты их трудов.
— Но у нас нет ни машин, ни заводов, ни механизмов, — слабо возразил ему мужчина средних лет. — И разве владельцы всех этих машин не имеют право на большие доходы? Они платят нам за нашу работу, и это честный договор.
Или этот мужчина был слишком глуп, или слишком умён и проверял его. Кракно махнул рукой. Ему часто встречалась такая точка зрения — за сотни лет пропаганды это мнение глубоко укоренилось.
— Позже вам всем предоставится возможность изучить Теорию Несовершенства Производства, которая докажет вам, что вас грабят, — сказал он. — А пока спросите самих себя — кто делает эти машины?
Потом он перешёл к проблеме, которая всегда зпдевала их до глубины души:
— Вы, — агрессивно сказал он, — указываете на молодую женщину, — сколько вам лет?
— Двадцать пять, — она смотрела на него, кусая губы.
— Герцогине Макинской девяносто четыре года, но она выглядит не старше вас. А вам, — он указал на мужчину, — сколько вам лет?
— Сорок шесть.
— Любому из вельмож в таком же физическом состоянии, как у вас, будет двести-триста лет.
Он обернулся к шпиону, сидевшему в углу.
— А вам сколько лет, приятель?
— Тридцать, — он слегка порозовел.
На самом деле ему должно быть на два-три десятка лет больше. И если он будет хорошо работать на Бюро Политики, добьётся доверия и станет правильно расти по службе, то он сможет позволить себе медицинское обслуживание, которое продлит его жизнь лет до двухсот, или немного меньше.
Лёгкая улыбка появилась на губах Кракно. Ему нравилось, что шпион ёжится.
— Тридцать, да? Что же, пусть будет так.
Солнце уже вовсю светило в окна. Меньше, чем через полчаса им всем уже нужно было появиться на работе, иначе они потеряют дневной заработок.
— Когда-то здесь были долины, где росли деревья, цветы и трава. Если бы здесь жили богачи, эти долины до сих пор были бы приятными и прекрасными, и то там, то здесь стояли бы изящные дома. Богатые так и живут. Таких мест на этой планете множество, как и на всех обитаемых планетах — гораздо больше, чем могут заселить богачи. Но вы, поскольку вы не богачи, живёте в дыму, грязи и поту. Вас держат здесь как стадо, ограничив законами, которые придумали не вы; вы рождаетесь в ситуациях, в которых вы не можете себе помочь, не можете помочь своим детям. В то время как там… — он сделал резкий жест в сторону окна, за которым виднелась часть огромного блестящего тела Внутреннего Города, нависающего над Старым Городом, — …вы постоянно видите дворцы тех, кто вас угнетает, кто унижает вас.
Волнующие тембры голоса Кракно, казалось, даже атомы в стенах заставляли многозначительно вибрировать.
— Всякая власть репрессивна. Власть лишает вас индивидуальности. Власть не даёт вам брать то, что предлагает природа. Власть заставляет вас работать на хозяина, в грязи, в дыму, с унылой монотонностью. Государство есть инструмент власти. Единственный путь к свободе — это уничтожение власти. Уничтожение государства!
Он подождал, пока это до них дойдёт. Эта лекция была только вступлением к планомерному отображению его анархической, нигилистической философии. От них нельзя было ожидать, чтобы они восприняли её сразу и целиком, но, оглядевшись, он увидел, что его мысль дошла до большинства из них.
— Следующее собрание завтра в это же время, — закончил он.
— Но, поскольку есть ещё немного времени до того, как вы уйдёте, то может быть, у вас есть вопросы.
Мужчина лет шестидесяти с виду почесал голову и озадаченно нахмурился.
— То, что вы говорите, было верно когда-то и отчасти, конечно, это верно и сегодня, — медленно проговорил он, — но ситуация улучшилась после того, как к власти пришёл король Максим, не правда ли? Теперь вы можете получить землю, или, по крайней мере, некоторые из нас могут. Этого не было при прежнем Доме Лоренцев.
Кракно смотрел на него задумчивым взглядом.
— Вы действительно думаете, что они что-то дают?
— Ну, да, распределяются целые планеты. Всем об этом известно.
Моему собственному сыну дали тысячу акров, чтобы он занимался фермерством на земле герцога Эмбройдского, причём он получил эту землю за полцены, и не надо платить никакой арендной платы. Это тяжёлая работа, конечно, но ради себя уж стоит постараться. Вы не можете утверждать, что Дом Гречанов ничего не делает для народа.
Кракно разразился ужасным, зловещим хохотом, каркающей пародией на юмор.
— Лет через шестьдесят ваш сын умрёт.
Но герцог Эмбройдский будет жить ещё сотни лет. Он не берет плату за аренду, потому что использует арендаторов для того, чтобы они разработали землю, сделали её плодородной. Он может себе позволить дать землю в аренду на всю жизнь, потому что когда этот срок пройдёт, сам он будет на месте. И тогда он потребует огромной платы от детей арендаторов, или же выгонит их. Он не предлагает вам начать жизнь сначала. Просто он экономит на том, чтобы самому не разрабатывать землю, и готовится сосать кровь ваших детей и внуков!
Лицо пожилого человека приняло грустное, озадаченное выражение. Кракно кратко со всеми попрощался. Но при этом он сделал предостерегающий жест Хоррису Дэйджелу. Надо было ещё разобраться со шпионом.
Они перехватили его на площадке, пока остальные ждали лифты, чтобы спуститься на землю.
— На пару слов, если не возражаете, — сказал Хоррис.
— Но я опоздаю на работу…
— Никто не станет вас долго задерживать.
Чувство долга и ощущение опасности боролись — Кракно явственно это видел — в мышлении шпиона. Он заметил, что последние члены группы загружаются в лифт и, казалось, слегка встревожился.
— Обыщи его, Хоррис, — сказал Кракно, как только дверь лифта закрылась.
Хоррис приблизился к блондину, который был не слабым на вид — он сделал движение к сопротивлению — но Кратно ткнул его лазерным пистолетом. Хоррис забрал у него нож с узким лезвием.
— Это все, Кастор.
— Наверх, приятель.
Раскрасневшись от ярости, агент двинулся вверх по лестнице.
— Ты ничего не добьёшься своей жалкой пантомимой, ты, преступный подонок, — резко бросил он Кракно. — У нас есть способы, чтобы разбираться с такими насекомыми, как ты.
— А у нас — с такими, как ты, — пробормотал Кракно. Они остановились у его квартиры. Он открыл дверь в маленькое, пустое помещение. — Сюда, пожалуйста.
Когда пленник переступил порог, Кракно отдал пистолет Дэйджелу.
— Это не займёт много времени, — пробормотал он. — Он — уязвимый тип.
Когда Кракно закрыл дверь, агент, казалось, на мгновение удивился, затем бросился на него. Почти без всяких видимых усилий анархист отбросил его, так что тот, казалось, отскочил от плотного, резинового тела. Снова побороть его агент не стал пытаться. Он был физически сильнее Кракно, но его остановило что-то другое.
Глаза Кракно.
В этих глазах было такая взрослая, мощная сила, что мужчина из Внутреннего Города внезапно почувствовал себя маленьким ребёнком. Он стоял, моргая, спиной к голой стене, в присутствии более старшего, мудрого, и во всех отношениях более авторитетного мышления.
— Я просто подумал, что нам следовало бы немного поговорить о тебе, — сказал Кракно, прислонившись локтем к двери.
И затем началось. Поначалу мягко, затем со все более растущим напряжением, с которым не может сравниться никакое физическое напряжение.
Кракно просто говорил и спрашивал. Но манера его разговора и навязываемые вопросы были подобны физическим объектам, которые невозможно было проигнорировать. Поначалу агент старался хранить тупое молчание и делать вид, что он не слышит Кракно; но игнорировать это подавляющее присутствие оказалось невозможно. Умело и беспощадно Кракно расшатывал трещины и вытаскивал на белый свет такие вещи, которые, как кажется каждому человеку, знает о себе только он сам.
Через двадцать минут агент смотрел на стену невидящим взглядом, краснел, и мечтал провалиться сквозь землю. Но это было только начало. Кракно, аккуратно возвращая жертву на линию стрельбы, когда бы она не попыталась вывернуться и извернуться, продолжил срывать внешние слои личности человека; затем внутренние слои; затем безжалостно самые ближайшие, необходимые для функционирования психики. Это было расчётливое нападение на эго, на сами основы существования человеческого существа.
Через сорок минут агент пребывал в стадии продвинутой шизофрении. Через сорок пять минут, когда Кракно ввёл его в состояние ещё большей эмоциональной нестабильности, он потерял даже своё шизоидное чувство своего «я» и растянулся на полу с разинутым ртом и невидящими глазами.
Осторожно и точно Кракно вернул его назад до той точки, когда он вновь стал узнавать, где находится. В этой точке мышление человека предприняло последнюю попытку утвердить себя.
— Оставьте меня в покое! — взвизгнул он, всхлипывая. — Бога ради, оставьте меня!
Кракно прыгнул вперёд и схватил его за плечо.
— Смотри на меня, — приказал он. — Смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня, смотри на меня. Ты знаешь, не правда ли? Ты знаешь, ты знаешь, знаешь, знаешь!
В эти слова и в свои глаза нигилист вложил всю свою — как он это про себя — называл — инопланетную силу смерти. Мужчина обмяк, его нижняя челюсть тряслась.
Кракно отпустил его, шагнул к двери и открыл её. За дверью стоял Дэйджел.
— Мы завершили нашу маленькую беседу, — дружелюбно сказал Кракно. — Наш приятель теперь уходит.
Агент вышел, едва шевелясь. Дэйджел возвратил ему нож и помог его спрятать.
— Теперь иди, тихо сказал Кракно. Агент поднял на него взгляд — отчаянный, умоляющий, — но, заметив каменное выражение лица анархиста, повернулся и ушёл.
Кракно ни разу не упомянул о том факте, что он — агент. Теперь мужчина, может быть, побродит некоторое время по Старому Городу: может быть, повторит действие по возрасту к своей роли прикрытия, на фабрике или в офисе: возможно, он даже вернётся во Внутренний Город, но он не сможет предоставить своему начальству никакого полезного отчёта о том, что он нашёл. Через шесть часов, а, может быть, и намного раньше, он убьёт себя, намеренно и без всякой очевидной причины.
В его внутренней жизни не осталось ничего стабильного, чего не уничтожил бы Кракно. Нормальное человеческое существо могло бы это сделать, если бы у него был инсайт, качество гения. И несколько месяцев непрерывного времени. Кракно смог сделать это за час, и это связано только с тем, что его собственная психика особым образом подпитывается чем-то таким, что не имеет человеческих параллелей. Похититель Жизни научил его отбирать жизнь у других
Кракно показал агенту жизнь: пустую, бессмысленную, не обладающую ни ритмом, ни резоном. Он показал ему то, что сам Кракно видел всё время, но с такой интенсивностью и ускорением психологических процессов, которых только мог достичь нигилист, что агент увидел это с невыносимой ясностью, с такой интенсивностью, которая уничтожила все другие интересы или обязанности. (Кроме, может быть, самого Кракно) не смог бы долго продолжать такое существование. Желание умереть, однажды разбуженное, в конце концов всегда побеждает.
Кракно мог это сделать. Другие были на грани смерти и выжили, чтобы рассказать об этом. Но Кракно пошёл дальше. Он прошёл по ту сторону смерти и вернулся. Он знал, что такое вообще жизнь: ничто.
Не успев даже войти во Внутренний Город Джандрак Саннский понял, что что-то происходит.
Он внёсся в атмосферу позднего вечера, покрывавшую Северное Полушарие. Приближаясь к Максимилия-Сити, он снизил скорость, чтобы она стала меньше звуковой. Впереди виднелось многоцветие огромного города, сиявшего, как обычно, под вечерним небом.
Однако, с панели управления понеслись предупреждающие сигналы.
Поскольку его машина была военной, то по природе сигналов он определил, что вокруг города действует полицейская радарная сеть. Приблизившись он увидел огромный световой столб, направленный вертикально вверх из Внутреннего Города в космос. С частыми интервалами вверх по небу проносились сверкающие точки — он знал, что это посыльные, разносящие инструкции находящимся на орбите станциям защиты класса «А».
Всё говорило об экстренной ситуации. Джандрак замедлился до скольжения и включил свой приёмопередатчик. Все волны были забиты путаницей голосов. Он набрал номер базы скользящих кораблей; после короткого шума скрембленного кода на экране появился Хин Сетт.
— Судя по всему, здесь какая-то суматоха, — сказал Джандрак. — Ты ничего не слышал?
— Нам только сказали, чтобы мы держались в стороне, — ответил Сетт. — Похоже, по всему королевству объявлена тревога. У тебя есть какие-нидь мысли насчёт того, в чём здесь может быть дело?
— Нет. Я тебе позвоню, когда узнаю.
— Может быть, тебе следует возвратиться сюда, пока ещё есть время?
Джандрак обдумал этот вариант.
— Нет, — решил он, — это преждевременно. Но будь готов действовать быстро.
Джандрак едва его слышал, осматривая пещеру и планируя расположение своего командного центра.
Без особых проблем они очистили четыре оставшихся астероида группы. Самое сильное сопротивление оказал последний, где закопавшиеся горняки сражались при помощи взрывчатых веществ и старых экскаваторов. Джандрак потерял пятерых.
Когда уводили последних потрёпанных защитников, произошло событие, которое привлекло внимание Джандрака. Один из людей, линией проходивших мимо него, внезапно выпрямился, посмотрел ему в глаза взглядом, почему-то обеспокоившим Джандрака, и заявил:
— Не беспокойся, ты, долгоживущая крыса. Никакие твои медикаменты не помогут, когда Кастор Кракно до тебя доберётся.
— Что такое? — Джандрак сердито шагнул вперёд, схватил мужчину за руку и выдернул из линии. Тот сопротивлялся, но сила офицера, подкреплённая электричеством, для него чрезмерна. Джандрак заставил его опуститься на колени и навис над ним под тихий гул моторов своего скафандра.
— Кто этот Кракно? — резко спросил он.
— Узнаешь, — угрюмо ответил пленник. Сквозь разодранную рубашку Джандрак увидел татуировку — змеи, обвивающие шею и руки, расположили головы на ладонях.
Хин, слышавший разговор, подошёл поближе.
— Отвечай мне на вопрос, падаль, — рычал он, оттаскивая пленника подальше от движущейся колонны и швыряя его на четвереньки. Быстро наклонившись, он содрал с него рубашку. — Если не захочешь, мой нервный кнут скоро сделает тебя поразговорчивее.
Мужчина со страхом оглянулся на Хина, который достал кнут с короткой рукояткой. Его длинные, тонкие нити поблёскивали. Электрические частоты, которые они переносили, были подобраны в точности так, чтобы возбуждать нервную систему до невыносимой агонии. Хин опустил кнут.
Жертва завопила, и, корчась, стала пытаться уползти.
Хин опустил сапог, и прижал его позади колена.
— Говори! — он снова поднял кнут.
— Хватит! — поспещно вмешался Джандрак. — Отпусти его.
Подполковник поднял кнут, отпустил мужчину и смотрел, как тот, качаясь, уходит.
— Совестливый ты человек, — уныло заметил он.
— Не так уж мне нужна эта информация, — без особой заинтересованности ответил Джандрак.
— По сути дела, я, может быть, смогу как-то ответить на твой вопрос. Во время этого дела я пару раз слышал это имя. Насколько я смог понять, этот тип Кракно является чем-то вроде агитатора на Максимилии — в среде низших классов, имеется в виду. Похоже, что недавно между этим местом и Максимилией произошёл обмен информацией. Смотри, я забрал это у одного из пленников. Любопытно, не правда ли?
Он передал Джандраку карточку со стереорисунком, дюйма в четыре по площади. На переднем плане было красивое лицо, девушки или юноши. Но со второго взгляда плоть, казалось, начала растворяться, становилась прозрачной, открывая белый ухмыляющийся череп мертвеца. С заднего плана, протягивая зловещие пальцы из неопределимых глубин, накатывал серый туман. Если карточку повернуть, то со всех направлений видны были только вспыхивающие слова: СМЕРТЬ ЖИЗНИ.
— Да, любопытно… — по какой-то неизвестной причине из-за этого тумана еиу вспомнилось Пятно, великое неведомое нечто, которое могло все их планы обратить в ничто.
— Какое-то полудурочное тайное общество, поставившее себе целью свергнуть аристократию, — продолжал Хин. Он коротко рассмеялся. — Может быть, я бы к ним и присоединился, — он, строго говоря, аристократом не был, являясь внебрачным сыном мелкого графа. В королевстве были тсад таких внебрачных детей. Многие опускались к низшим классам или в лучшем случае6 становились руководителями среднего звена. И немногие, как Хин, ухитрялись пробиться в офицерском корпусе или в чём-то подобном.
— В Старом городе происходит много странных вещей, — рассеянно согласился Джандрак. Он ощупывал карточку состранным, непонятным лозунгом. Отчаяние, решил он. Это вызвало отчаянием. Внезапно ина очень короткое мгновение он слекга устыдился того, чем он занимается. Он подумал о том, сколько ещё таких астероидных гнёзд разбросано по всему королевству — жалкие убежища для тех, кого общественное устройство выжало из себя наружу.
Впрочем, это не имело особого значения. Пятно могло ещё пожрать их всех.
— Не-е-е-е-т…
Кастор Кракно с военм проснулся.
Тяжело дыша, он снова упал на подушку. В полутёмной комнате появилась фигура и склонилась над ним.
— С тобой всё в порядке, Кастор?
— Да, всё в порядке, — едва дыша, ответил лидер анархистов, Хоррис Дэйджел, его личный лейтенант, привык к таким приступам, и не стал тревожиться понапрасну.
Дрожа, Кракно поднялся с постели, рукавом ночной рубашки вытер холодный пот с лица, прошёл, спотыкаясь, к окну и раздвинул шторы.
Над старым городом наступала заря.
Восходящее солнце посылало на раскинувшийся внизу город свои первые яркие и тонкие лучи, оставляя в предрассветной темноте многочисленные провалы и дымные долины. До Кракно, жившего на двадцать пятом этаже, со дна этих долин доносились отдалённые гудки, которые внизу представлчли собой оглушительный вой, призывавший десятки людей к началу рабочего дня. Слева, на границе его поля зрения, он видел огромную возвышенность, сиявшую и сверкавшую на солнце наподобие волшебной горы — выровненная верхушка холма Внутреннего Города.
Его бесконтрольная дрожь уменьшилась. Эти приступы всегда вызывали у него эту быстротечную, но жестокую лихорадку, как будто бы ещё оставалась опасность того, что из него будет высосана жизненная сила. Он закрыл глаза и схватился за перемычку окна, стремясь стряхнуть с себя остатки этого кошмара — если это вообще был кошмар — и вернуться к нормальному состоянию бодрствования.
Как мерзкий вкус во рту, он всё ещё ощущал свою отверженность: он был ужасным презрительным образом отвергнут. Он чувствовал себя как насекомое, на которое наступили и раздавили его. Он не мог точно определить, было ли это только воспоминание, или же какая-то часть этого Зверя Извне Галактики все ещё жила в нём. Ему пришло в голову, что между этими двумя альтернативами особой разницы может и не быть.
Через своих шпионов он с момента прибытия в Максимилию старался узнать об этом Звере как можно больше. Среди аристократов о Звере знали многие: это было нетрудно установить. Но где он находился сейчас, откуда пришёл, какова его природа с научной точки зрения — всё это было старательно засекреченной информацией. Могло случиться так, думал он, что он сам уже знает о нём больше любого другого человека; в какой-то мере Зверь всё ещё был в нём, оживлял его, придавал ему силы — и мучил его.
— Собрание на Заре готово, Кастор, — услышал он за спиной тихий голос Дэйджела.
— Хорошо. Спущусь через пять минут.
Он быстро оделся, теперь уже чувствуя себя самим собой. Его не волновало, держит ли его Зверь в своих лапах. За хорошую цену он мог бы продать свою душу — для него это ничего не значило. Что важно, так это то, что он был самим собой, что это переживание пробудило дремавшие в нём силы, что он обладал способностью подчинять людей своей воле — а раньше эта способность проявлялась в нём только изредка.
Бросив последний взгляд на разгоревшуюся теперь зарю, он вышел из квартиры и спустился этажом ниже. Собрания на Заре стали основным средством расширения быстро растущего движения Смерть Жизни. Используемые для набора новых членов, они эффектно отсеивали тех, кто в другое время дня пришёл бы просто из любопытства или по какой-то другой случайной причине. Заря — это время, когда вещи только начинают развиваться, но на самом деле ещё ничего не произошло, поэтому меньше риска, что эти встречи привлекут внимание полиции. Только профессиональным агентам удавалось проникнуть на эти собрания, но с ними у Кракно был короткий разговор.
В небольшом конференц-зале присутствовало человек двадцать — обоих полов, молодые и старые. В большинстве это были рабочие мужчины и женщины, одетые в однообразную рабочую одежду, в которой они пойдут после встречи на работу. Было несколько подмастерьев со свежим цветом лица, все ещё обучающиеся своей специальности. Кракно никогда не уставал поражаться тому, насколько низшие классы могут недооценивать свои способности; в век автоматизации, когда автоматизированный процесс может быть дешевле самого дешёвого неквалифицированного труда, рабочие за мизерную плату воздают высоким уровнем мастерства и технологических знаний. Кракно встречал многих людей, которых по праву можно было считать чуть ли не гениями, хотя и в ограниченной области знаний, и без их изобретательности и выдумки правящим классам не удалось бы достичь такого экономического успеха. И тем не менее они неизменно считают свою некомпетентность чем-то самим собой разумеющимся, самих себя полагают грубыми и невежественными, и с благоговением смотрят на своих хозяев, управляющих и аристократию.
Однако, собравшиеся здесь люди явно начали мыслить по-другому. Поэтому Кракно и гордился своими собственными агитационными кампаниями, проведёнными в течение последних нескольких месяцев. Теперь пора было проверить, найдётся ли в ком-нибудь из них достаточная сила духа.
Печатным шагом он прошёл к трибуне и сразу же начал просматривать аудиторию своим упорным взглядом, кратко глядя каждому в глаза, по очереди. Ещё с момента его ужасного пробуждения на родной планете Кэроул, ему достаточно было только взглянуть на человека, чтобы знать о нём всё, что нужно.
Одна персона заслуживала немного более долгого взгляда — это был молодой блондин, сидевший в углу. Когда его глаза встретились с глазами блондина, шок подсознательного узнавания потряс их обоих, хотя незнакомец, разумеется, не знал, что это означает — если не считать того, что он, вероятно, ощутил некоторое беспокойство.
«Рад видеть, что Политическая Полиция все ещё не дремлет» — подумал Кракно про себя. И хотя одет он был рабочим, молодой человек явно был шпионом.
Кракно не был настоящим телепатом в полном смысле этого слова. Но его сверхъестественно энергетизированная сущность обеспечивала ему возможность видеть человека насквозь, воспринимать его существо. Никто не мог скрывать от него свои намерения долее нескольких секунд. Очень скоро глава Политического Отдела Дворцовой Полиции Короля Максима надоест эта их неспособность проникнуть в почти мифическое общество «Смерть Жизни», и он перейдёт к более решительным мерам. Но Кракно будет к этому готов. Затем он выбросил эти мысли из головы и начал своё выступление.
Только войдя в помещение, он сразу же осознал то воздействие, которое оказывало на окружающих его присутствие. Его контакт со Зверем каким-то образом потревожил дремавшие внутри него силы; это придало ему магнетизма и необъяснимой харизмы, из-за которых незнакомые люди в течение минут или даже секунд становились или его последователями, или заклятыми врагами. На первой стадии его работы в Максимилии присущая ему сила личности дала ему возможность спаять вместе отдельные группы анархистов города, превратив их в полезный инструмент. Теперь это помогало ему в установлении контактов с обычными людьми планеты, чтобы выковать инструмент восстания, которое уже расползалось щупальцами по огромному и мрачному подпольному миру королевства.
К ауре завороженности, убеждения и страха, которыми на первый взгляд он покорял своих потенциальных революционеров, Кракно мог добавить факты и аргументы. Он сравнивал нищету, отчаяние и безнадёжность жителей Старого Города с богатством, беззаботностью и весёлой жизнью богачей. Он перечислял случаи произвола властей, говорил о беспомощности служащих перед лицом закона, о вопиющих нарушениях прав и свобод индивидуума. Это всё было рутиной. У него было собственное крошечное, но эффективно действующее бюро, которое всё время занималось ничем иным, как сбором подобных примеров. Он сравнивал жизненные стандарты, которые они могли позволить себе на свою зарплату, с потоками капиталов, которые давали результаты их трудов.
— Но у нас нет ни машин, ни заводов, ни механизмов, — слабо возразил ему мужчина средних лет. — И разве владельцы всех этих машин не имеют право на большие доходы? Они платят нам за нашу работу, и это честный договор.
Или этот мужчина был слишком глуп, или слишком умён и проверял его. Кракно махнул рукой. Ему часто встречалась такая точка зрения — за сотни лет пропаганды это мнение глубоко укоренилось.
— Позже вам всем предоставится возможность изучить Теорию Несовершенства Производства, которая докажет вам, что вас грабят, — сказал он. — А пока спросите самих себя — кто делает эти машины?
Потом он перешёл к проблеме, которая всегда зпдевала их до глубины души:
— Вы, — агрессивно сказал он, — указываете на молодую женщину, — сколько вам лет?
— Двадцать пять, — она смотрела на него, кусая губы.
— Герцогине Макинской девяносто четыре года, но она выглядит не старше вас. А вам, — он указал на мужчину, — сколько вам лет?
— Сорок шесть.
— Любому из вельмож в таком же физическом состоянии, как у вас, будет двести-триста лет.
Он обернулся к шпиону, сидевшему в углу.
— А вам сколько лет, приятель?
— Тридцать, — он слегка порозовел.
На самом деле ему должно быть на два-три десятка лет больше. И если он будет хорошо работать на Бюро Политики, добьётся доверия и станет правильно расти по службе, то он сможет позволить себе медицинское обслуживание, которое продлит его жизнь лет до двухсот, или немного меньше.
Лёгкая улыбка появилась на губах Кракно. Ему нравилось, что шпион ёжится.
— Тридцать, да? Что же, пусть будет так.
Солнце уже вовсю светило в окна. Меньше, чем через полчаса им всем уже нужно было появиться на работе, иначе они потеряют дневной заработок.
— Когда-то здесь были долины, где росли деревья, цветы и трава. Если бы здесь жили богачи, эти долины до сих пор были бы приятными и прекрасными, и то там, то здесь стояли бы изящные дома. Богатые так и живут. Таких мест на этой планете множество, как и на всех обитаемых планетах — гораздо больше, чем могут заселить богачи. Но вы, поскольку вы не богачи, живёте в дыму, грязи и поту. Вас держат здесь как стадо, ограничив законами, которые придумали не вы; вы рождаетесь в ситуациях, в которых вы не можете себе помочь, не можете помочь своим детям. В то время как там… — он сделал резкий жест в сторону окна, за которым виднелась часть огромного блестящего тела Внутреннего Города, нависающего над Старым Городом, — …вы постоянно видите дворцы тех, кто вас угнетает, кто унижает вас.
Волнующие тембры голоса Кракно, казалось, даже атомы в стенах заставляли многозначительно вибрировать.
— Всякая власть репрессивна. Власть лишает вас индивидуальности. Власть не даёт вам брать то, что предлагает природа. Власть заставляет вас работать на хозяина, в грязи, в дыму, с унылой монотонностью. Государство есть инструмент власти. Единственный путь к свободе — это уничтожение власти. Уничтожение государства!
Он подождал, пока это до них дойдёт. Эта лекция была только вступлением к планомерному отображению его анархической, нигилистической философии. От них нельзя было ожидать, чтобы они восприняли её сразу и целиком, но, оглядевшись, он увидел, что его мысль дошла до большинства из них.
— Следующее собрание завтра в это же время, — закончил он.
— Но, поскольку есть ещё немного времени до того, как вы уйдёте, то может быть, у вас есть вопросы.
Мужчина лет шестидесяти с виду почесал голову и озадаченно нахмурился.
— То, что вы говорите, было верно когда-то и отчасти, конечно, это верно и сегодня, — медленно проговорил он, — но ситуация улучшилась после того, как к власти пришёл король Максим, не правда ли? Теперь вы можете получить землю, или, по крайней мере, некоторые из нас могут. Этого не было при прежнем Доме Лоренцев.
Кракно смотрел на него задумчивым взглядом.
— Вы действительно думаете, что они что-то дают?
— Ну, да, распределяются целые планеты. Всем об этом известно.
Моему собственному сыну дали тысячу акров, чтобы он занимался фермерством на земле герцога Эмбройдского, причём он получил эту землю за полцены, и не надо платить никакой арендной платы. Это тяжёлая работа, конечно, но ради себя уж стоит постараться. Вы не можете утверждать, что Дом Гречанов ничего не делает для народа.
Кракно разразился ужасным, зловещим хохотом, каркающей пародией на юмор.
— Лет через шестьдесят ваш сын умрёт.
Но герцог Эмбройдский будет жить ещё сотни лет. Он не берет плату за аренду, потому что использует арендаторов для того, чтобы они разработали землю, сделали её плодородной. Он может себе позволить дать землю в аренду на всю жизнь, потому что когда этот срок пройдёт, сам он будет на месте. И тогда он потребует огромной платы от детей арендаторов, или же выгонит их. Он не предлагает вам начать жизнь сначала. Просто он экономит на том, чтобы самому не разрабатывать землю, и готовится сосать кровь ваших детей и внуков!
Лицо пожилого человека приняло грустное, озадаченное выражение. Кракно кратко со всеми попрощался. Но при этом он сделал предостерегающий жест Хоррису Дэйджелу. Надо было ещё разобраться со шпионом.
Они перехватили его на площадке, пока остальные ждали лифты, чтобы спуститься на землю.
— На пару слов, если не возражаете, — сказал Хоррис.
— Но я опоздаю на работу…
— Никто не станет вас долго задерживать.
Чувство долга и ощущение опасности боролись — Кракно явственно это видел — в мышлении шпиона. Он заметил, что последние члены группы загружаются в лифт и, казалось, слегка встревожился.
— Обыщи его, Хоррис, — сказал Кракно, как только дверь лифта закрылась.
Хоррис приблизился к блондину, который был не слабым на вид — он сделал движение к сопротивлению — но Кратно ткнул его лазерным пистолетом. Хоррис забрал у него нож с узким лезвием.
— Это все, Кастор.
— Наверх, приятель.
Раскрасневшись от ярости, агент двинулся вверх по лестнице.
— Ты ничего не добьёшься своей жалкой пантомимой, ты, преступный подонок, — резко бросил он Кракно. — У нас есть способы, чтобы разбираться с такими насекомыми, как ты.
— А у нас — с такими, как ты, — пробормотал Кракно. Они остановились у его квартиры. Он открыл дверь в маленькое, пустое помещение. — Сюда, пожалуйста.
Когда пленник переступил порог, Кракно отдал пистолет Дэйджелу.
— Это не займёт много времени, — пробормотал он. — Он — уязвимый тип.
Когда Кракно закрыл дверь, агент, казалось, на мгновение удивился, затем бросился на него. Почти без всяких видимых усилий анархист отбросил его, так что тот, казалось, отскочил от плотного, резинового тела. Снова побороть его агент не стал пытаться. Он был физически сильнее Кракно, но его остановило что-то другое.
Глаза Кракно.
В этих глазах было такая взрослая, мощная сила, что мужчина из Внутреннего Города внезапно почувствовал себя маленьким ребёнком. Он стоял, моргая, спиной к голой стене, в присутствии более старшего, мудрого, и во всех отношениях более авторитетного мышления.
— Я просто подумал, что нам следовало бы немного поговорить о тебе, — сказал Кракно, прислонившись локтем к двери.
И затем началось. Поначалу мягко, затем со все более растущим напряжением, с которым не может сравниться никакое физическое напряжение.
Кракно просто говорил и спрашивал. Но манера его разговора и навязываемые вопросы были подобны физическим объектам, которые невозможно было проигнорировать. Поначалу агент старался хранить тупое молчание и делать вид, что он не слышит Кракно; но игнорировать это подавляющее присутствие оказалось невозможно. Умело и беспощадно Кракно расшатывал трещины и вытаскивал на белый свет такие вещи, которые, как кажется каждому человеку, знает о себе только он сам.
Через двадцать минут агент смотрел на стену невидящим взглядом, краснел, и мечтал провалиться сквозь землю. Но это было только начало. Кракно, аккуратно возвращая жертву на линию стрельбы, когда бы она не попыталась вывернуться и извернуться, продолжил срывать внешние слои личности человека; затем внутренние слои; затем безжалостно самые ближайшие, необходимые для функционирования психики. Это было расчётливое нападение на эго, на сами основы существования человеческого существа.
Через сорок минут агент пребывал в стадии продвинутой шизофрении. Через сорок пять минут, когда Кракно ввёл его в состояние ещё большей эмоциональной нестабильности, он потерял даже своё шизоидное чувство своего «я» и растянулся на полу с разинутым ртом и невидящими глазами.
Осторожно и точно Кракно вернул его назад до той точки, когда он вновь стал узнавать, где находится. В этой точке мышление человека предприняло последнюю попытку утвердить себя.
— Оставьте меня в покое! — взвизгнул он, всхлипывая. — Бога ради, оставьте меня!
Кракно прыгнул вперёд и схватил его за плечо.
— Смотри на меня, — приказал он. — Смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня, смотри на меня. Ты знаешь, не правда ли? Ты знаешь, ты знаешь, знаешь, знаешь!
В эти слова и в свои глаза нигилист вложил всю свою — как он это про себя — называл — инопланетную силу смерти. Мужчина обмяк, его нижняя челюсть тряслась.
Кракно отпустил его, шагнул к двери и открыл её. За дверью стоял Дэйджел.
— Мы завершили нашу маленькую беседу, — дружелюбно сказал Кракно. — Наш приятель теперь уходит.
Агент вышел, едва шевелясь. Дэйджел возвратил ему нож и помог его спрятать.
— Теперь иди, тихо сказал Кракно. Агент поднял на него взгляд — отчаянный, умоляющий, — но, заметив каменное выражение лица анархиста, повернулся и ушёл.
Кракно ни разу не упомянул о том факте, что он — агент. Теперь мужчина, может быть, побродит некоторое время по Старому Городу: может быть, повторит действие по возрасту к своей роли прикрытия, на фабрике или в офисе: возможно, он даже вернётся во Внутренний Город, но он не сможет предоставить своему начальству никакого полезного отчёта о том, что он нашёл. Через шесть часов, а, может быть, и намного раньше, он убьёт себя, намеренно и без всякой очевидной причины.
В его внутренней жизни не осталось ничего стабильного, чего не уничтожил бы Кракно. Нормальное человеческое существо могло бы это сделать, если бы у него был инсайт, качество гения. И несколько месяцев непрерывного времени. Кракно смог сделать это за час, и это связано только с тем, что его собственная психика особым образом подпитывается чем-то таким, что не имеет человеческих параллелей. Похититель Жизни научил его отбирать жизнь у других
Кракно показал агенту жизнь: пустую, бессмысленную, не обладающую ни ритмом, ни резоном. Он показал ему то, что сам Кракно видел всё время, но с такой интенсивностью и ускорением психологических процессов, которых только мог достичь нигилист, что агент увидел это с невыносимой ясностью, с такой интенсивностью, которая уничтожила все другие интересы или обязанности. (Кроме, может быть, самого Кракно) не смог бы долго продолжать такое существование. Желание умереть, однажды разбуженное, в конце концов всегда побеждает.
Кракно мог это сделать. Другие были на грани смерти и выжили, чтобы рассказать об этом. Но Кракно пошёл дальше. Он прошёл по ту сторону смерти и вернулся. Он знал, что такое вообще жизнь: ничто.
Не успев даже войти во Внутренний Город Джандрак Саннский понял, что что-то происходит.
Он внёсся в атмосферу позднего вечера, покрывавшую Северное Полушарие. Приближаясь к Максимилия-Сити, он снизил скорость, чтобы она стала меньше звуковой. Впереди виднелось многоцветие огромного города, сиявшего, как обычно, под вечерним небом.
Однако, с панели управления понеслись предупреждающие сигналы.
Поскольку его машина была военной, то по природе сигналов он определил, что вокруг города действует полицейская радарная сеть. Приблизившись он увидел огромный световой столб, направленный вертикально вверх из Внутреннего Города в космос. С частыми интервалами вверх по небу проносились сверкающие точки — он знал, что это посыльные, разносящие инструкции находящимся на орбите станциям защиты класса «А».
Всё говорило об экстренной ситуации. Джандрак замедлился до скольжения и включил свой приёмопередатчик. Все волны были забиты путаницей голосов. Он набрал номер базы скользящих кораблей; после короткого шума скрембленного кода на экране появился Хин Сетт.
— Судя по всему, здесь какая-то суматоха, — сказал Джандрак. — Ты ничего не слышал?
— Нам только сказали, чтобы мы держались в стороне, — ответил Сетт. — Похоже, по всему королевству объявлена тревога. У тебя есть какие-нидь мысли насчёт того, в чём здесь может быть дело?
— Нет. Я тебе позвоню, когда узнаю.
— Может быть, тебе следует возвратиться сюда, пока ещё есть время?
Джандрак обдумал этот вариант.
— Нет, — решил он, — это преждевременно. Но будь готов действовать быстро.