Пока Скарн мелкими глотками попивал виски, Кэденс залпом опустошила свой стакан и, поймав взгляд Скарна, пояснила:
— Это меня бодрит.
Дверь снова распахнулась, на сей раз на пороге показался высокий худощавый мужчина, немного сутулившийся при ходьбе. Не обращая внимания на присутствующих, незнакомец устремился к столу и принялся выстукивать что-то на интеграторе.
— Джерри, познакомься с профессором Скарном, — сказала Кэденс.
Сома поднял голову и внимательно посмотрел на Скарна и Кэденс.
— Скарн? Стало быть, вы прилетели? — Он нажал одну из кнопок на своем столе и выдвинул небольшой плоский монитор. — Так, посмотрим… Родился в Миннесоте, Земля. Наземный город?
— Не всем по нраву жить в башне, — холодно заметил Скарн.
— Ваши родители работали киберклерками, — продолжал Сома, словно не расслышав. — Похоже, они дали вам неплохой старт в жизни. Вы учились в университете Океании, специализировались на рандоматике. Получили диплом с отличием. Потом вас, как и многих рандоматиков, потянуло к объекту исследования: вы стали профессиональным игроком. Вашим родителям это не понравилось, верно?
— Не понимаю, при чем здесь мои родители, — насупился Скарн. И было отчего: родителей он не видел уже более десяти лет.
— Поинтересуйтесь у любого психиатра. Родители — первые карты в колоде человеческой жизни. Как в Таро, не правда ли? Император, Императрица… Итак, талант не пошел вам на пользу. Вы путешествовали по Солнечной системе без какого-либо плана и цели. Пытались усидеть на двух стульях: заниматься одновременно наукой и азартными играми. Несколько раз попадали в неприятные ситуации, влезали в долги.
— Я всегда выходил сухим из воды, — сказал Скарн. Он чувствовал себя неуютно — да и кому понравится, когда ему перемывают косточки в присутствии дамы?
— Это все, на что вы оказались способны, — отмахнулся Сома. — Проклятие, да если бы вы серьезно отнеслись к своим способностям, то могли бы иметь в жизни все! Сколько угодно денег. Доступ в «Колесо». В «Колесе» всегда рады таким, как вы, — но только если человек в состоянии сам найти верный путь сюда. А вы все эти годы предпочитали топтаться у роковой черты, не решаясь переступить ее! Ни разу не попытались сыграть не по правилам! Скарн неожиданно для самого себя заявил:
— Отчего же я вдруг понадобился вам теперь — раз уж я совершенно безнадежен?
Сома улыбнулся — презрительно, кисло.
— Вы неудачник, но не безнадежный человек. Людей безнадежных мы к сотрудничеству не привлекаем.
— Джерри, ты с ним помягче, — вкрадчиво посоветовала Кэденс. — Чего доброго, он и вовсе утратит уверенность в себе.
— Мягкотелые слизняки нам тоже не нужны. Ладно, Скарн, теперь вы работаете у нас. Пока вы приписаны к Клубу, а потом посмотрим, на что вы способны. Имейте в виду: это клуб особого рода. Здесь играют в весьма специфические игры, о которых вы наверняка даже не слышали. Специфические игры и особая клиентура — допуск по членскому списку, причем среди игроков попадаются высокопоставленные правительственные чиновники. Будете играть против них. — Джерри сделал паузу. — Хочу задать вам один-единственный вопрос: вы умеете играть в каббалу?
Скарн замялся:
— Полагаю, что мог бы. Я изучал правила игры, но возможности попрактиковаться у меня не было.
— Да, именно так и записано в вашем досье.
— Мне придется играть в каббалу?
— Не здесь. Хотя не исключено, что Дом пожелает проверить ваше умение.
Скарн почувствовал трепет, услышав знакомое имя: Маргарита Дом председательствовал в «Великом колесе»! Мысль о том, что заветная цель близка, взволновала профессора. Откашлявшись, он заговорил нарочито наивным тоном:
— Выходит, я нужен вам только в качестве игрока? Я уж | было вообразил, что стану заниматься и организационными вопросами. В конце концов, я ведь высококвалифицированный рандоматик.
— «Только в качестве игрока»? — с неприятной ехидцей передразнил Сома. И вдруг подался вперед: — Скарн, мы уже давно прошли фокус из трех карт. Здесь, на Земле, живут люди, чья жизнь полностью протекает в игре, которая организуется «Колесом». Есть люди, играющие ради одной лишь возможности поучаствовать в более крупных играх. Некоторые даже не знают толком, во что именно они играют. Встречаются люди, играющие в игры длиной в целую жизнь — они начинаются еще до того, как игроки появляются на свет. — Откинувшись назад, Джерри прошипел: — Так что не рассказывайте мне, что принадлежность к игрокам «Колеса» унижает ваше достоинство!
— Я и не собирался, — отозвался Скарн, мысленно причислив собеседника к типичным оперативным менеджерам «Великого колеса». Сома сочетал в себе тот самый странный набор качеств, который и делал подпольную организацию столь неуязвимой и устрашающей: ум и сметку вкупе с некоторым числом научных знаний, но с примесью прямолинейной грубости, усвоенной «Колесом» из полукриминального прошлого.
Возможно, даже научные работники, рандоматики с академическими степенями окажутся здесь такого же сорта, подумал Скарн.
Он решился задать еще один вопрос:
— Вчера ночью, на Ио, я играл на «грабителе» и сорвал джекпот. Хотелось бы знать, как это получается.
— Вы считаете, что мы мошенничаем с регулировкой? — резко спросил Сома. — Забудьте об этом. Наши ферматы работают на принципе абсолютной случайности, это подтверждают все официальные проверки.
— Не в том дело, — пробормотал Скарн, стараясь поскорее замять скользкую тему. — Просто само видение… Можно узнать, за счет чего достигается такой эффект?
— Какое видение?
— Видение вероятностей.
На мгновение Сома растерялся. Затем он взглянул на Кэденс и властно взмахнул рукой:
— Мне нужно переговорить с профессором наедине.
Девушка вышла. Джерри уселся в кресло и внимательно посмотрел Скарну в глаза:
— Расскажите поподробнее об этом видении.
С запинкой, но обстоятельно Скарн изложил, что случилось с ним после того, как он взялся за рукоятки игрального автомата. Сома внимательно слушал, задавая вопросы лишь тогда, когда рассказ становился не совсем понятен.
Когда Скарн закончил, Сома признался:
— Откровенно говоря, я сам в растерянности. По идее, вы должны были получить мысленный заряд, несколько секунд чистого удовольствия — вот и все. То, о чем вы говорите, приводит меня в недоумение.
— Чистое удовольствие? Это стандартный элемент джекпота? — полюбопытствовал Скарн.
— Иногда в качестве приза выпадает огромный денежный выигрыш, иногда — какой-нибудь вид мысленного заряда. Возможно, в разговоре награда такого рода не покажется достаточно солидной; на самом же деле чистое счастье — эмоция, недоступная при нормальных условиях обычному человеку. Так что мгновения чистого удовольствия он запоминает на всю жизнь. Что же касается вашего рассказа, то это нечто новое — я обязательно все проверю. — Сома поднялся. — Кэденс покажет вам вашу комнату. Хотите отдохнуть?
— Нет, я не устал.
— И все же вздремните пару часиков. Сегодня вам предстоит одна работенка, — сказал Джерри, доверительно, почти по-приятельски положив руку на плечо Скарну и провожая его к дверям.
В соседнем офисе скучала Кэденс. Она нервно улыбнулась, когда Сома препоручил профессора ее заботам, и проводила его к мобильной ячейке.
Мобильная ячейка служила в городах-башнях стандартным средством передвижения. Перемещаясь по разветвленной сети тоннелей, она доставляла пассажиров в любой уголок города-башни. Впрочем, на сей раз путь оказался недолгим. Кэденс толкнула дверцу, и та скрылась в полости стены. Выйдя из мобильной ячейки, они оказались в небольшой уютной комнате.
— Надеюсь, вам здесь понравится, — сказала Кэденс. Пройдя по комнате, она зажгла приглушенный свет. — Здесь вы найдете все, что нужно для нормальной жизни.
— А вот голосвязи здесь нет, — заметил Скарн, озираясь.
Она указала на стоявший сбоку столик с каким-то прибором.
— Вот видеофон. Но, боюсь, он подключен только к сети Клуба. — И виновато пояснила: — Джерри не хочет, чтобы вы звонили куда-нибудь еще. Все внимание вы должны сосредоточить на работе.
Скарн швырнул чемоданчик на кровать и сел рядом.
— Я не могу делать все, что говорит Сома. Он упоминал какие-то игры не по правилам — что это такое?
— Выходит, вы не знаете всего? — удивилась Кэденс, широко распахивая глаза.
— Видимо, нет, — раздраженно подтвердил он. — Потому и спрашиваю.
— «Колесо» сейчас превратилось в разветвленную могущественную организацию наподобие какого-нибудь древнего тайного общества, — пояснила она. — Только в более крупных масштабах. Мы не просто зарабатываем деньги — эту ступень мы прошли века назад. «Колесо» дает своим членам множество возможностей преуспеть в жизни. Но добиться результата можно лишь выигрышем, комбинацией вероятности и умения. Кое-кто даже не догадывается, какие шансы упускает. Вот вы, к примеру.
— Ладно, ладно, — раздраженно бросил Скарн, не желая слушать очередную проповедь. — Так что такое игра не по правилам?
— Игра, в которой «Колесо» гарантирует более пятидесяти процентов вероятности выигрыша. Это способ продемонстрировать, что вы добиваетесь успеха. «Колесо» тоже любит риск.
— Значит, речь идет не только о деньгах?
— Не всегда. Кроме денег, есть и другие соображения. К примеру, бесценный жизненный опыт — «Колесо» способно обеспечить его. Многие желают изменить свою жизнь, стать другими — и это под силу «Колесу». Есть специальные технологии, позволяющие изменить индивидуальный характер, придать личности новые способности и открыть перед нею новые двери. Если человек способен сделать крупную ставку, умело сыграть и одержать победу, то он получает право выбрать себе новую жизнь. У вас не было знакомых, бесследно исчезнувших в один прекрасный день? Возможно, это произошло не без помощи «Колеса». — Кэденс пожала плечами. — Иногда речь заходит о власти. Порой выигрыш представляет собой возможность получить власть и добиться высокого положения в структуре «Колеса».
— Вы говорите, можно выиграть влияние в самом «Колесе»? В игре наудачу? — удивленно переспросил Скарн.
— Все как в тайном обществе, — повторила госпожа Меллорс. — На высших уровнях свои ранги и степени; получить их можно, одерживая все более трудные и красивые победы. Черт, а ведь вы можете сделать неплохую карьеру, если умеете играть в каббалу. Впрочем, не сразу. Полагаю, сейчас вас будут готовить для какой-то особой работы.
— А для участия в подобных играх необходимо числиться в структуре «Колеса»? Либо можно быть человеком со стороны? — допытывался профессор.
— Теоретически чужак может стать членом внутреннего совета, просто участвуя в игре, — улыбнулась Кэденс. — Хотя я не представляю, как такое может случиться на практике. Но люди все-таки пытаются выиграть право попасть на нижние ступени в нашей иерархии. Таким образом мы получаем контроль над некоторыми правительственными служащими. Просто в данном случае необходимо уметь делать ставки — сами понимаете. Для этого требуется обладать какой-то властью за пределами общества. Если человек проигрывает, «Колесо» получает право располагать его властью. Но если счастливчик выигрывает, то в любом случае переходит под наше крыло — так что, независимо от исхода событий, мы просто не можем проиграть.
— А «Великое колесо» разрастается и разрастается, — добавил Скарн. Затем задумчиво осведомился: — А если «Колесу» представится возможность сыграть на все свое имущество и влияние, как по-вашему — внутренний круг решится на такое?
— Не знаю. Почему вы спросили?
— Понятия не имею, — честно признался он.
В самом деле, такая идея пришла ему на ум совершенно случайно. Но вопрос нельзя было назвать совсем бессмысленным. Столетия назад промышляющая азартными играми организация не состояла бы из игроков — она скорее жила бы за их счет. Сегодня, интуитивно догадывался профессор, все кардинально изменилось — потому что приводящие в трепет риск и азарт превратились внутри организации в настоящую религию.
— Вы ведь давно состоите в «Колесе», не так ли? — внезапно спросил Скарн, глядя на собеседницу в упор.
— С семнадцати лет, — отозвалась та, вытаскивая из коробки на туалетном столике сигару. Усевшись на кровать рядом со Скарном, женщина выпустила к потолку струю ароматного дыма. — Я жила с человеком, который был оперативным агентом «Колеса». Он-то и привел меня в Клуб. Тут я пришлась ко двору…
— Как по-вашему, вы правильно поступили? — Он смотрел на нее с любопытством.
— Конечно. — Кэденс взглянула на него. — Жизнь жестока. Сомневаюсь, что где-то еще я могла бы настолько быть уверенной в завтрашнем дне. Я вряд ли поняла бы многие вещи, которые осознала здесь. «Колесо» учит, что все происходит исключительно волей случая. Все случайно — и хорошее, и плохое. Так что на самом деле винить себя не в чем, потому что поделать просто ничего нельзя. И когда это понимаешь, жить становится проще.
— Слушая вас, начинаешь думать, будто жизнь — страшно тяжелая штука, — осторожно сказал Скарн.
— Мне нравится притча о двух людях, встретившихся на мосту. Допустим, на свете живут двое, чьи судьбы в корне изменятся, если они встретятся. И вот однажды они сойдутся на мосту — каждый будет идти в свою сторону. Допустим, они будут проходить мост в одно время. Здесь-то и случится что-нибудь, что сведет их друг с другом. В таких случаях принято говорить, будто люди созданы друг для друга. Но на самом деле такие утверждения — полная чепуха. Они могут разминуться на часы, минуты и секунды — а могут просто пройти мимо, даже не обменявшись взглядами. Из миллионов потенциально волшебных встреч только одна-две оказываются действительно волшебными. Таков закон средних величин. — Женщина снова пожала плечами, на сей раз немного уныло. — Остальным остается только жалеть, что им случай так и не представился.
Они помолчали.
— Вы верите в удачу? — спросил Скарн.
— В удачу? Нет. Ее не существует. Есть только шанс. Люди, верящие в удачу, не понимают законов вероятности. Шанс вовсе не означает, будто он с равным успехом может выпасть на долю каждого и в случае выигрыша все получат одно и то же. Каждый получает нечто свое. Именно потому возможны рискованные игры — потому и жизнь и фа, не так и? — Меллорс одарила профессора холодным взглядом. — истая вероятность гарантирует наличие некоторого числа счастливчиков, на долю которых выпадают удачные случаи. А также наличие определенного количества людей невезучих, которым достаются неудачные совпадения. Из этого следует, что оставшиеся — то есть мы — находятся в посредственной середке.
Скарн рассмеялся:
— По-научному это называется кривой Белла—Шепарда.
— Вот и Джерри постоянно твердит мне об этом, — вздохнула Кэденс.
— Но все игроки верят в удачу. — Профессор пощупал цепочку у себя на шее. — Госпожа. Любой может подтвердить, что удача приходит временами. Просто нужно знать с уверенностью, когда тебе приваливает везение, а когда ты рискуешь остаться без гроша в кармане. Люди все еще ориентируются на того, кто, по их мнению, является любимцем судьбы, — дабы вырвать и себе листик из их лаврового венка.
— Люди просто интуитивно учатся предсказывать вероятность. Профессор, не мне говорить вам об этом. Ведь рандоматик у нас — вы!
— Вот именно, — вздохнул он. — Специалистам-рандоматикам никак не удается решить, существует ли удача на самом деле.
Кэденс затронула непростой вопрос. Удача — если она являлась отдельной универсальной сущностью — не противоречила вероятности; она действовала через вероятность. Насколько знал Скарн, никто даже не пытался развести их математически.
Кроме того, было сложно отыскать достоверные свидетельства существования удачи. Скарн думал о великих игроках, которые, казалось, видели карты насквозь, умели интуитивно угадывать их, чувствовать без лишних усилий. Было ли это свидетельством? Нет, решил Скарн; скорее всего он имел дело с неким видом психического восприятия, с недоразвитой паранормальной способностью.
Оставалось только гадать, какая фантастическая сила требовалась, чтобы обрести способность управлять удачей. Способность достигать всего одним лишь желанием. Вполне естественно, что Легитимное правительство жаждало обладать такой способностью.
Но если Кэденс и знала что-нибудь насчет нового открытия, то предпочитала не афишировать свои знания.
Неприятно было сознавать, насколько мало он знал о «Колесе», в тени которого прожил очень долго. Многое из рассказанного Кэденс оказалось для него в новинку.
— «Колесо» никогда особенно не интересовалось мной, — сказал Скарн. — Возможно, я больше рандоматик, чем игрок. Но почему вдруг я понадобился внутреннему кругу так внезапно?
— Не только вы. Они собирают разных людей — с талантами наподобие вашего. — Кэденс говорила негромко и настороженно. — По-моему, это как-то связано с войной.
— С войной? Отчего вдруг «Колесо» заинтересовалось войной? — удивился гость.
И вдруг вспомнил, с какой горечью и презрением Кейман смотрел на военных на борту челнока. Но Кэденс поскупилась на подробности, так что Скарну оставалось только теряться в догадках.
ГЛАВА 5
— Это меня бодрит.
Дверь снова распахнулась, на сей раз на пороге показался высокий худощавый мужчина, немного сутулившийся при ходьбе. Не обращая внимания на присутствующих, незнакомец устремился к столу и принялся выстукивать что-то на интеграторе.
— Джерри, познакомься с профессором Скарном, — сказала Кэденс.
Сома поднял голову и внимательно посмотрел на Скарна и Кэденс.
— Скарн? Стало быть, вы прилетели? — Он нажал одну из кнопок на своем столе и выдвинул небольшой плоский монитор. — Так, посмотрим… Родился в Миннесоте, Земля. Наземный город?
— Не всем по нраву жить в башне, — холодно заметил Скарн.
— Ваши родители работали киберклерками, — продолжал Сома, словно не расслышав. — Похоже, они дали вам неплохой старт в жизни. Вы учились в университете Океании, специализировались на рандоматике. Получили диплом с отличием. Потом вас, как и многих рандоматиков, потянуло к объекту исследования: вы стали профессиональным игроком. Вашим родителям это не понравилось, верно?
— Не понимаю, при чем здесь мои родители, — насупился Скарн. И было отчего: родителей он не видел уже более десяти лет.
— Поинтересуйтесь у любого психиатра. Родители — первые карты в колоде человеческой жизни. Как в Таро, не правда ли? Император, Императрица… Итак, талант не пошел вам на пользу. Вы путешествовали по Солнечной системе без какого-либо плана и цели. Пытались усидеть на двух стульях: заниматься одновременно наукой и азартными играми. Несколько раз попадали в неприятные ситуации, влезали в долги.
— Я всегда выходил сухим из воды, — сказал Скарн. Он чувствовал себя неуютно — да и кому понравится, когда ему перемывают косточки в присутствии дамы?
— Это все, на что вы оказались способны, — отмахнулся Сома. — Проклятие, да если бы вы серьезно отнеслись к своим способностям, то могли бы иметь в жизни все! Сколько угодно денег. Доступ в «Колесо». В «Колесе» всегда рады таким, как вы, — но только если человек в состоянии сам найти верный путь сюда. А вы все эти годы предпочитали топтаться у роковой черты, не решаясь переступить ее! Ни разу не попытались сыграть не по правилам! Скарн неожиданно для самого себя заявил:
— Отчего же я вдруг понадобился вам теперь — раз уж я совершенно безнадежен?
Сома улыбнулся — презрительно, кисло.
— Вы неудачник, но не безнадежный человек. Людей безнадежных мы к сотрудничеству не привлекаем.
— Джерри, ты с ним помягче, — вкрадчиво посоветовала Кэденс. — Чего доброго, он и вовсе утратит уверенность в себе.
— Мягкотелые слизняки нам тоже не нужны. Ладно, Скарн, теперь вы работаете у нас. Пока вы приписаны к Клубу, а потом посмотрим, на что вы способны. Имейте в виду: это клуб особого рода. Здесь играют в весьма специфические игры, о которых вы наверняка даже не слышали. Специфические игры и особая клиентура — допуск по членскому списку, причем среди игроков попадаются высокопоставленные правительственные чиновники. Будете играть против них. — Джерри сделал паузу. — Хочу задать вам один-единственный вопрос: вы умеете играть в каббалу?
Скарн замялся:
— Полагаю, что мог бы. Я изучал правила игры, но возможности попрактиковаться у меня не было.
— Да, именно так и записано в вашем досье.
— Мне придется играть в каббалу?
— Не здесь. Хотя не исключено, что Дом пожелает проверить ваше умение.
Скарн почувствовал трепет, услышав знакомое имя: Маргарита Дом председательствовал в «Великом колесе»! Мысль о том, что заветная цель близка, взволновала профессора. Откашлявшись, он заговорил нарочито наивным тоном:
— Выходит, я нужен вам только в качестве игрока? Я уж | было вообразил, что стану заниматься и организационными вопросами. В конце концов, я ведь высококвалифицированный рандоматик.
— «Только в качестве игрока»? — с неприятной ехидцей передразнил Сома. И вдруг подался вперед: — Скарн, мы уже давно прошли фокус из трех карт. Здесь, на Земле, живут люди, чья жизнь полностью протекает в игре, которая организуется «Колесом». Есть люди, играющие ради одной лишь возможности поучаствовать в более крупных играх. Некоторые даже не знают толком, во что именно они играют. Встречаются люди, играющие в игры длиной в целую жизнь — они начинаются еще до того, как игроки появляются на свет. — Откинувшись назад, Джерри прошипел: — Так что не рассказывайте мне, что принадлежность к игрокам «Колеса» унижает ваше достоинство!
— Я и не собирался, — отозвался Скарн, мысленно причислив собеседника к типичным оперативным менеджерам «Великого колеса». Сома сочетал в себе тот самый странный набор качеств, который и делал подпольную организацию столь неуязвимой и устрашающей: ум и сметку вкупе с некоторым числом научных знаний, но с примесью прямолинейной грубости, усвоенной «Колесом» из полукриминального прошлого.
Возможно, даже научные работники, рандоматики с академическими степенями окажутся здесь такого же сорта, подумал Скарн.
Он решился задать еще один вопрос:
— Вчера ночью, на Ио, я играл на «грабителе» и сорвал джекпот. Хотелось бы знать, как это получается.
— Вы считаете, что мы мошенничаем с регулировкой? — резко спросил Сома. — Забудьте об этом. Наши ферматы работают на принципе абсолютной случайности, это подтверждают все официальные проверки.
— Не в том дело, — пробормотал Скарн, стараясь поскорее замять скользкую тему. — Просто само видение… Можно узнать, за счет чего достигается такой эффект?
— Какое видение?
— Видение вероятностей.
На мгновение Сома растерялся. Затем он взглянул на Кэденс и властно взмахнул рукой:
— Мне нужно переговорить с профессором наедине.
Девушка вышла. Джерри уселся в кресло и внимательно посмотрел Скарну в глаза:
— Расскажите поподробнее об этом видении.
С запинкой, но обстоятельно Скарн изложил, что случилось с ним после того, как он взялся за рукоятки игрального автомата. Сома внимательно слушал, задавая вопросы лишь тогда, когда рассказ становился не совсем понятен.
Когда Скарн закончил, Сома признался:
— Откровенно говоря, я сам в растерянности. По идее, вы должны были получить мысленный заряд, несколько секунд чистого удовольствия — вот и все. То, о чем вы говорите, приводит меня в недоумение.
— Чистое удовольствие? Это стандартный элемент джекпота? — полюбопытствовал Скарн.
— Иногда в качестве приза выпадает огромный денежный выигрыш, иногда — какой-нибудь вид мысленного заряда. Возможно, в разговоре награда такого рода не покажется достаточно солидной; на самом же деле чистое счастье — эмоция, недоступная при нормальных условиях обычному человеку. Так что мгновения чистого удовольствия он запоминает на всю жизнь. Что же касается вашего рассказа, то это нечто новое — я обязательно все проверю. — Сома поднялся. — Кэденс покажет вам вашу комнату. Хотите отдохнуть?
— Нет, я не устал.
— И все же вздремните пару часиков. Сегодня вам предстоит одна работенка, — сказал Джерри, доверительно, почти по-приятельски положив руку на плечо Скарну и провожая его к дверям.
В соседнем офисе скучала Кэденс. Она нервно улыбнулась, когда Сома препоручил профессора ее заботам, и проводила его к мобильной ячейке.
Мобильная ячейка служила в городах-башнях стандартным средством передвижения. Перемещаясь по разветвленной сети тоннелей, она доставляла пассажиров в любой уголок города-башни. Впрочем, на сей раз путь оказался недолгим. Кэденс толкнула дверцу, и та скрылась в полости стены. Выйдя из мобильной ячейки, они оказались в небольшой уютной комнате.
— Надеюсь, вам здесь понравится, — сказала Кэденс. Пройдя по комнате, она зажгла приглушенный свет. — Здесь вы найдете все, что нужно для нормальной жизни.
— А вот голосвязи здесь нет, — заметил Скарн, озираясь.
Она указала на стоявший сбоку столик с каким-то прибором.
— Вот видеофон. Но, боюсь, он подключен только к сети Клуба. — И виновато пояснила: — Джерри не хочет, чтобы вы звонили куда-нибудь еще. Все внимание вы должны сосредоточить на работе.
Скарн швырнул чемоданчик на кровать и сел рядом.
— Я не могу делать все, что говорит Сома. Он упоминал какие-то игры не по правилам — что это такое?
— Выходит, вы не знаете всего? — удивилась Кэденс, широко распахивая глаза.
— Видимо, нет, — раздраженно подтвердил он. — Потому и спрашиваю.
— «Колесо» сейчас превратилось в разветвленную могущественную организацию наподобие какого-нибудь древнего тайного общества, — пояснила она. — Только в более крупных масштабах. Мы не просто зарабатываем деньги — эту ступень мы прошли века назад. «Колесо» дает своим членам множество возможностей преуспеть в жизни. Но добиться результата можно лишь выигрышем, комбинацией вероятности и умения. Кое-кто даже не догадывается, какие шансы упускает. Вот вы, к примеру.
— Ладно, ладно, — раздраженно бросил Скарн, не желая слушать очередную проповедь. — Так что такое игра не по правилам?
— Игра, в которой «Колесо» гарантирует более пятидесяти процентов вероятности выигрыша. Это способ продемонстрировать, что вы добиваетесь успеха. «Колесо» тоже любит риск.
— Значит, речь идет не только о деньгах?
— Не всегда. Кроме денег, есть и другие соображения. К примеру, бесценный жизненный опыт — «Колесо» способно обеспечить его. Многие желают изменить свою жизнь, стать другими — и это под силу «Колесу». Есть специальные технологии, позволяющие изменить индивидуальный характер, придать личности новые способности и открыть перед нею новые двери. Если человек способен сделать крупную ставку, умело сыграть и одержать победу, то он получает право выбрать себе новую жизнь. У вас не было знакомых, бесследно исчезнувших в один прекрасный день? Возможно, это произошло не без помощи «Колеса». — Кэденс пожала плечами. — Иногда речь заходит о власти. Порой выигрыш представляет собой возможность получить власть и добиться высокого положения в структуре «Колеса».
— Вы говорите, можно выиграть влияние в самом «Колесе»? В игре наудачу? — удивленно переспросил Скарн.
— Все как в тайном обществе, — повторила госпожа Меллорс. — На высших уровнях свои ранги и степени; получить их можно, одерживая все более трудные и красивые победы. Черт, а ведь вы можете сделать неплохую карьеру, если умеете играть в каббалу. Впрочем, не сразу. Полагаю, сейчас вас будут готовить для какой-то особой работы.
— А для участия в подобных играх необходимо числиться в структуре «Колеса»? Либо можно быть человеком со стороны? — допытывался профессор.
— Теоретически чужак может стать членом внутреннего совета, просто участвуя в игре, — улыбнулась Кэденс. — Хотя я не представляю, как такое может случиться на практике. Но люди все-таки пытаются выиграть право попасть на нижние ступени в нашей иерархии. Таким образом мы получаем контроль над некоторыми правительственными служащими. Просто в данном случае необходимо уметь делать ставки — сами понимаете. Для этого требуется обладать какой-то властью за пределами общества. Если человек проигрывает, «Колесо» получает право располагать его властью. Но если счастливчик выигрывает, то в любом случае переходит под наше крыло — так что, независимо от исхода событий, мы просто не можем проиграть.
— А «Великое колесо» разрастается и разрастается, — добавил Скарн. Затем задумчиво осведомился: — А если «Колесу» представится возможность сыграть на все свое имущество и влияние, как по-вашему — внутренний круг решится на такое?
— Не знаю. Почему вы спросили?
— Понятия не имею, — честно признался он.
В самом деле, такая идея пришла ему на ум совершенно случайно. Но вопрос нельзя было назвать совсем бессмысленным. Столетия назад промышляющая азартными играми организация не состояла бы из игроков — она скорее жила бы за их счет. Сегодня, интуитивно догадывался профессор, все кардинально изменилось — потому что приводящие в трепет риск и азарт превратились внутри организации в настоящую религию.
— Вы ведь давно состоите в «Колесе», не так ли? — внезапно спросил Скарн, глядя на собеседницу в упор.
— С семнадцати лет, — отозвалась та, вытаскивая из коробки на туалетном столике сигару. Усевшись на кровать рядом со Скарном, женщина выпустила к потолку струю ароматного дыма. — Я жила с человеком, который был оперативным агентом «Колеса». Он-то и привел меня в Клуб. Тут я пришлась ко двору…
— Как по-вашему, вы правильно поступили? — Он смотрел на нее с любопытством.
— Конечно. — Кэденс взглянула на него. — Жизнь жестока. Сомневаюсь, что где-то еще я могла бы настолько быть уверенной в завтрашнем дне. Я вряд ли поняла бы многие вещи, которые осознала здесь. «Колесо» учит, что все происходит исключительно волей случая. Все случайно — и хорошее, и плохое. Так что на самом деле винить себя не в чем, потому что поделать просто ничего нельзя. И когда это понимаешь, жить становится проще.
— Слушая вас, начинаешь думать, будто жизнь — страшно тяжелая штука, — осторожно сказал Скарн.
— Мне нравится притча о двух людях, встретившихся на мосту. Допустим, на свете живут двое, чьи судьбы в корне изменятся, если они встретятся. И вот однажды они сойдутся на мосту — каждый будет идти в свою сторону. Допустим, они будут проходить мост в одно время. Здесь-то и случится что-нибудь, что сведет их друг с другом. В таких случаях принято говорить, будто люди созданы друг для друга. Но на самом деле такие утверждения — полная чепуха. Они могут разминуться на часы, минуты и секунды — а могут просто пройти мимо, даже не обменявшись взглядами. Из миллионов потенциально волшебных встреч только одна-две оказываются действительно волшебными. Таков закон средних величин. — Женщина снова пожала плечами, на сей раз немного уныло. — Остальным остается только жалеть, что им случай так и не представился.
Они помолчали.
— Вы верите в удачу? — спросил Скарн.
— В удачу? Нет. Ее не существует. Есть только шанс. Люди, верящие в удачу, не понимают законов вероятности. Шанс вовсе не означает, будто он с равным успехом может выпасть на долю каждого и в случае выигрыша все получат одно и то же. Каждый получает нечто свое. Именно потому возможны рискованные игры — потому и жизнь и фа, не так и? — Меллорс одарила профессора холодным взглядом. — истая вероятность гарантирует наличие некоторого числа счастливчиков, на долю которых выпадают удачные случаи. А также наличие определенного количества людей невезучих, которым достаются неудачные совпадения. Из этого следует, что оставшиеся — то есть мы — находятся в посредственной середке.
Скарн рассмеялся:
— По-научному это называется кривой Белла—Шепарда.
— Вот и Джерри постоянно твердит мне об этом, — вздохнула Кэденс.
— Но все игроки верят в удачу. — Профессор пощупал цепочку у себя на шее. — Госпожа. Любой может подтвердить, что удача приходит временами. Просто нужно знать с уверенностью, когда тебе приваливает везение, а когда ты рискуешь остаться без гроша в кармане. Люди все еще ориентируются на того, кто, по их мнению, является любимцем судьбы, — дабы вырвать и себе листик из их лаврового венка.
— Люди просто интуитивно учатся предсказывать вероятность. Профессор, не мне говорить вам об этом. Ведь рандоматик у нас — вы!
— Вот именно, — вздохнул он. — Специалистам-рандоматикам никак не удается решить, существует ли удача на самом деле.
Кэденс затронула непростой вопрос. Удача — если она являлась отдельной универсальной сущностью — не противоречила вероятности; она действовала через вероятность. Насколько знал Скарн, никто даже не пытался развести их математически.
Кроме того, было сложно отыскать достоверные свидетельства существования удачи. Скарн думал о великих игроках, которые, казалось, видели карты насквозь, умели интуитивно угадывать их, чувствовать без лишних усилий. Было ли это свидетельством? Нет, решил Скарн; скорее всего он имел дело с неким видом психического восприятия, с недоразвитой паранормальной способностью.
Оставалось только гадать, какая фантастическая сила требовалась, чтобы обрести способность управлять удачей. Способность достигать всего одним лишь желанием. Вполне естественно, что Легитимное правительство жаждало обладать такой способностью.
Но если Кэденс и знала что-нибудь насчет нового открытия, то предпочитала не афишировать свои знания.
Неприятно было сознавать, насколько мало он знал о «Колесе», в тени которого прожил очень долго. Многое из рассказанного Кэденс оказалось для него в новинку.
— «Колесо» никогда особенно не интересовалось мной, — сказал Скарн. — Возможно, я больше рандоматик, чем игрок. Но почему вдруг я понадобился внутреннему кругу так внезапно?
— Не только вы. Они собирают разных людей — с талантами наподобие вашего. — Кэденс говорила негромко и настороженно. — По-моему, это как-то связано с войной.
— С войной? Отчего вдруг «Колесо» заинтересовалось войной? — удивился гость.
И вдруг вспомнил, с какой горечью и презрением Кейман смотрел на военных на борту челнока. Но Кэденс поскупилась на подробности, так что Скарну оставалось только теряться в догадках.
ГЛАВА 5
На каждой карте из тех, что держал в руке Скарн, было по два символа: цифра и геометрическая фигура — треугольник, квадрат, пятиугольник или шестиконечная звезда. Но ценность карты заключалась именно в комбинации символов — точнее, она менялась в зависимости от игровой ситуации, в какой оказывался игрок. Масти отсутствовали напрочь — сгруппировать карты по цифрам или старшинству не представлялось возможным. Сопоставление карт и очков приходилось проводить мгновенным мысленным подсчетом.
Скарну уже доводилось играть подобной колодой, но эта замысловатая игра была для него внове. Ее можно было охарактеризовать как игру в игре, правила которой в то же время зависели от хода игры. Любому игроку при наличии соответствующей комбинации было под силу изменить правила игры, значение своих карт, значение карт партнеров. Здесь отсутствовала всякая определенность. Правила можно было выстроить в соответствующий иерархический порядок, где каждое подчинялось комплексу вышестоящих. Этим определялась и изощренная стратегия игроков.
Скарна прошиб пот, он производил математические вычисления на пределе своих возможностей. Ценность находившихся у него на руках карт только что стала совсем иной в результате одного-единственного трюка — изменения метода подсчета очков, так что результаты часа напряженных размышлений и рассчитанных ходов пошли прахом.
Стремительно приближались и более крупные неприятности. Ценность карт менялась буквально на глазах — причем все время в невыгодную для Скарна сторону. Он взял из колоды еще карту и заметил, как разом изменились выражения лиц остальных игроков.
Партнеры выложили карты на стол — лицевой стороной вверх — и, поднявшись, вышли из-за стола. Скарн обратил внимание, что его рука, застывшая над колодой, приняла темно-коричневый оттенок. Выходит, и сам он изменился, не сознавая этого.
В этот момент крохотная комнатка стала меркнуть, утратила четкие очертания. Очнувшись, Скарн увидел, что сидит в кресле, сжимая в каждой руке по серебристому стержню. Кэденс сняла с его головы шлем-индуктор.
— Я проиграл, — хрипло выдохнул Скарн.
Сидевший в углу Сома хмыкнул:
— Не стоит беспокоиться — выигрывать всегда все равно невозможно.
— С кем, черт побери, я играл?
— Ни с кем. С компьютером. Для первого раза у вас получилось очень неплохо.
Скарн вынул носовой платок и принялся вытирать лоб.
— В эту игру на самом деле играют в Клубе? И действительно так умело играют?
— Вообще-то мы тестировали вас на уровне максимальной сложности. — Джерри Сома поднялся и начал расхаживать по комнате. — Скарн, нам необходимо определить, на что вы способны, понять, как далеко простираются способности вашего ума.
Он подал знак Кэденс. Та откинула панель на стене и извлекла из ниши новый шлем-индуктор.
Игровые машины были для Скарна в новинку. Сома пояснил, что они используются для моделирования игр, составные элементы которых выходят за рамки физической реальности — Скарн сам только что участвовал в одной из них. Иначе говоря, они размывали физическое восприятие мира и подменяли его выдуманными, искусственными реальностями, сконструированными мозгом под воздействием электрического тока. Принцип их действия был схож с тем, который использовался для джекпотов в игровых автоматах.
— Теперь попробуем эту машину, — сказал Сома. — Полагаю, ее воздействие будет больше всего напоминать ваш опыт с джекпотом. Старайтесь не терять голову, иначе навсегда утратите собственное мироощущение.
— Кем же я тогда стану? — осведомился Скарн.
— Не кем. Чем.
Прежде чем Скарн успел открыть рот, Кэденс надела ему на голову новый шлем, после чего мягко, но настойчиво положила его руки на серебристые рукояти, замкнув тем самым цепь.
На мгновение Скарн потерял сознание. А когда очнулся, то едва помнил о своем предыдущем существовании.
Он был номером.
Он был номером 1413721. Будучи числом, он имел возможность перестраивать себя согласно математическим законам. Выстроившись в колонки, цифры, составлявшие его номер, становились похожи на части тела — Скарн получал возможность двигать ими и проделывать с ними всякие экстраординарные штуки. Осознание себя числом 1413721 было единственной реальностью для испытуемого. Скарн знал, что обладает определенной степенью редкости: он оказался одним из чисел, из которых возможно извлечь и квадратный, и кубический корень. Он оказался способен ощущать в безбрежной пустоте, раскинувшейся вокруг, другие числа. Многие из них были куда сильнее его и обладали гораздо более необычными качествами.
Числа соперничали друг с другом за достойную позицию.
Игра вот-вот должна была начаться.
Но пока номер 1413721 пытался постичь природу планируемой игры, он внезапно ощутил присутствие чего-то огромного, свивающегося в кольца подобно исполинской змее, — и отпрянул назад. То было существо, порожденное шансом второго уровня; судя по всему, это было число, бесконечно превосходящее простые рациональные числа, что собирались до начала игры. Оно способно было поглотить их всех, и спастись от него было невозможно.
Этим громадным змеем, этим неисчислимым драконом оказалось «пи» — трансцендентальное число, представляющее собой при выражении в десятичном виде бесконечную систему случайных чисел. Когда осознание этой трансцендентальной бесконечности достигло его разума, 1413721 испытал ужас. Число начало распадаться, словно неустойчивая элементарная частица.
Содрогаясь, Скарн почувствовал, как с его головы сорвали шлем. Он никак не мог отцепиться от серебристых рукоятей; пальцы судорожно стискивали их, словно пораженные электрическим током.
Кэденс помогла испытуемому разжать пальцы. Скарн резко развернулся в своем кресле. Сома сидел за его спиной в точно таком же шлеме и ошарашенно смотрел в пространство. Внезапно он сорвал шлем, поднялся и навис над Скарном. В голосе его зазвенел металл:
— Скарн, что, по-вашему, с вами происходило? Ради Госпожи, скажите — что вы ощущали?!
— Не знаю. Я испугался.
— Испугались? Чего именно? — Сома выглядел заинтересованным.
— «Пи». «Пи» проглотило меня. — Скарн пытался унять дрожь. — Я превратился в число. Стал простым небольшим рациональным числом. И затем встретился с «пи».
Сома успокоился и погрузился в раздумья. После чего принялся расхаживать по комнате взад-вперед.
— Вам когда-нибудь доводилось испытывать нечто подобное?
— То есть чувствовать себя числом?
— Да.
Скарн замялся:
— Вообще-то как математик я привык оперировать математическими категориями даже в быту. Пытался, к примеру, постичь сущность какого-нибудь определенного числа.
— Эта машина концентрирует ваше внимание на определенном числе и одновременно подавляет вашу собственную идентичность, — сказал Сома. — Так что вы остаетесь наедине с числом. При этом возможны самые разные психологические реакции.
— «Пи»… Ферматы используют его, не так ли? В качестве основы для генератора случайных чисел?
— Да. Большинство ферматов постоянно вычисляют неограниченное «пи».
Растерянность, застывшая на лице Сома, заставила Скарна насторожиться.
— Что случилось? Или я не должен был столкнуться с «пи»?
— Нет.
— А сама игровая машина использует это число?
— Полагаю, что «пи» играет какую-то роль в математическом механизме. Но не в отношении игр — к этой части имеет доступ только человеческий ум.
— Возможно, в машине кроется какой-то изъян, — заметил рандоматик.
— Куда логичнее предположить, что ваше воображение превзошло все мыслимые пределы, — пожал плечами Сома. — Но я все равно проверю. А пока закончим на этом. Вы выглядите усталым.
Выходя из комнаты, Сома оглянулся:
— Кэденс, проследи, чтобы он отдохнул.
Все еще дрожа, Скарн поднялся с кресла и проследовал за Кэденс в мобильную ячейку, которая доставила их обратно в его апартаменты. Перед тем как погасить свет, женщина сочувствующе посмотрела на своего подопечного.
Скарну уже доводилось играть подобной колодой, но эта замысловатая игра была для него внове. Ее можно было охарактеризовать как игру в игре, правила которой в то же время зависели от хода игры. Любому игроку при наличии соответствующей комбинации было под силу изменить правила игры, значение своих карт, значение карт партнеров. Здесь отсутствовала всякая определенность. Правила можно было выстроить в соответствующий иерархический порядок, где каждое подчинялось комплексу вышестоящих. Этим определялась и изощренная стратегия игроков.
Скарна прошиб пот, он производил математические вычисления на пределе своих возможностей. Ценность находившихся у него на руках карт только что стала совсем иной в результате одного-единственного трюка — изменения метода подсчета очков, так что результаты часа напряженных размышлений и рассчитанных ходов пошли прахом.
Стремительно приближались и более крупные неприятности. Ценность карт менялась буквально на глазах — причем все время в невыгодную для Скарна сторону. Он взял из колоды еще карту и заметил, как разом изменились выражения лиц остальных игроков.
Партнеры выложили карты на стол — лицевой стороной вверх — и, поднявшись, вышли из-за стола. Скарн обратил внимание, что его рука, застывшая над колодой, приняла темно-коричневый оттенок. Выходит, и сам он изменился, не сознавая этого.
В этот момент крохотная комнатка стала меркнуть, утратила четкие очертания. Очнувшись, Скарн увидел, что сидит в кресле, сжимая в каждой руке по серебристому стержню. Кэденс сняла с его головы шлем-индуктор.
— Я проиграл, — хрипло выдохнул Скарн.
Сидевший в углу Сома хмыкнул:
— Не стоит беспокоиться — выигрывать всегда все равно невозможно.
— С кем, черт побери, я играл?
— Ни с кем. С компьютером. Для первого раза у вас получилось очень неплохо.
Скарн вынул носовой платок и принялся вытирать лоб.
— В эту игру на самом деле играют в Клубе? И действительно так умело играют?
— Вообще-то мы тестировали вас на уровне максимальной сложности. — Джерри Сома поднялся и начал расхаживать по комнате. — Скарн, нам необходимо определить, на что вы способны, понять, как далеко простираются способности вашего ума.
Он подал знак Кэденс. Та откинула панель на стене и извлекла из ниши новый шлем-индуктор.
Игровые машины были для Скарна в новинку. Сома пояснил, что они используются для моделирования игр, составные элементы которых выходят за рамки физической реальности — Скарн сам только что участвовал в одной из них. Иначе говоря, они размывали физическое восприятие мира и подменяли его выдуманными, искусственными реальностями, сконструированными мозгом под воздействием электрического тока. Принцип их действия был схож с тем, который использовался для джекпотов в игровых автоматах.
— Теперь попробуем эту машину, — сказал Сома. — Полагаю, ее воздействие будет больше всего напоминать ваш опыт с джекпотом. Старайтесь не терять голову, иначе навсегда утратите собственное мироощущение.
— Кем же я тогда стану? — осведомился Скарн.
— Не кем. Чем.
Прежде чем Скарн успел открыть рот, Кэденс надела ему на голову новый шлем, после чего мягко, но настойчиво положила его руки на серебристые рукояти, замкнув тем самым цепь.
На мгновение Скарн потерял сознание. А когда очнулся, то едва помнил о своем предыдущем существовании.
Он был номером.
Он был номером 1413721. Будучи числом, он имел возможность перестраивать себя согласно математическим законам. Выстроившись в колонки, цифры, составлявшие его номер, становились похожи на части тела — Скарн получал возможность двигать ими и проделывать с ними всякие экстраординарные штуки. Осознание себя числом 1413721 было единственной реальностью для испытуемого. Скарн знал, что обладает определенной степенью редкости: он оказался одним из чисел, из которых возможно извлечь и квадратный, и кубический корень. Он оказался способен ощущать в безбрежной пустоте, раскинувшейся вокруг, другие числа. Многие из них были куда сильнее его и обладали гораздо более необычными качествами.
Числа соперничали друг с другом за достойную позицию.
Игра вот-вот должна была начаться.
Но пока номер 1413721 пытался постичь природу планируемой игры, он внезапно ощутил присутствие чего-то огромного, свивающегося в кольца подобно исполинской змее, — и отпрянул назад. То было существо, порожденное шансом второго уровня; судя по всему, это было число, бесконечно превосходящее простые рациональные числа, что собирались до начала игры. Оно способно было поглотить их всех, и спастись от него было невозможно.
Этим громадным змеем, этим неисчислимым драконом оказалось «пи» — трансцендентальное число, представляющее собой при выражении в десятичном виде бесконечную систему случайных чисел. Когда осознание этой трансцендентальной бесконечности достигло его разума, 1413721 испытал ужас. Число начало распадаться, словно неустойчивая элементарная частица.
Содрогаясь, Скарн почувствовал, как с его головы сорвали шлем. Он никак не мог отцепиться от серебристых рукоятей; пальцы судорожно стискивали их, словно пораженные электрическим током.
Кэденс помогла испытуемому разжать пальцы. Скарн резко развернулся в своем кресле. Сома сидел за его спиной в точно таком же шлеме и ошарашенно смотрел в пространство. Внезапно он сорвал шлем, поднялся и навис над Скарном. В голосе его зазвенел металл:
— Скарн, что, по-вашему, с вами происходило? Ради Госпожи, скажите — что вы ощущали?!
— Не знаю. Я испугался.
— Испугались? Чего именно? — Сома выглядел заинтересованным.
— «Пи». «Пи» проглотило меня. — Скарн пытался унять дрожь. — Я превратился в число. Стал простым небольшим рациональным числом. И затем встретился с «пи».
Сома успокоился и погрузился в раздумья. После чего принялся расхаживать по комнате взад-вперед.
— Вам когда-нибудь доводилось испытывать нечто подобное?
— То есть чувствовать себя числом?
— Да.
Скарн замялся:
— Вообще-то как математик я привык оперировать математическими категориями даже в быту. Пытался, к примеру, постичь сущность какого-нибудь определенного числа.
— Эта машина концентрирует ваше внимание на определенном числе и одновременно подавляет вашу собственную идентичность, — сказал Сома. — Так что вы остаетесь наедине с числом. При этом возможны самые разные психологические реакции.
— «Пи»… Ферматы используют его, не так ли? В качестве основы для генератора случайных чисел?
— Да. Большинство ферматов постоянно вычисляют неограниченное «пи».
Растерянность, застывшая на лице Сома, заставила Скарна насторожиться.
— Что случилось? Или я не должен был столкнуться с «пи»?
— Нет.
— А сама игровая машина использует это число?
— Полагаю, что «пи» играет какую-то роль в математическом механизме. Но не в отношении игр — к этой части имеет доступ только человеческий ум.
— Возможно, в машине кроется какой-то изъян, — заметил рандоматик.
— Куда логичнее предположить, что ваше воображение превзошло все мыслимые пределы, — пожал плечами Сома. — Но я все равно проверю. А пока закончим на этом. Вы выглядите усталым.
Выходя из комнаты, Сома оглянулся:
— Кэденс, проследи, чтобы он отдохнул.
Все еще дрожа, Скарн поднялся с кресла и проследовал за Кэденс в мобильную ячейку, которая доставила их обратно в его апартаменты. Перед тем как погасить свет, женщина сочувствующе посмотрела на своего подопечного.