Страница:
— Не пятьсот, а триста пятьдесят. Остальные — твоя забота.
— Нет, Дима должен старику пятьсот, свою часть я сам отдам.
— Ладно, Давид, отвези меня.
— Нет! Давид найдет деньги, но дело-то именно в тебе, мой маленький вонючий друг. Можешь взять мою машину, но деньги привези. Давай, чего кота за хвост тянуть?!
Этим он окончательно вывел Давида из себя.
— Не командуй, не мент! Ты за Диму не переживай, ему каждый поможет. Телефон у меня работает, кому надо — позвоню. Бери, Дима, мою машину и постарайся собрать деньги, раз так получилось.
— Ты возьми кого-нибудь с собой, пригодится, — подал голос из угла Бритва.
Он единственный помалкивал, не влезая в эту историю.
— Алика цепляй и поехали, — продолжал Давид. — А то меня Жорик боится отпускать.
Да, с таким, как Алик, только за деньгами ехать. За такую сумму он мать родную удавит, не поморщится. Заметив мои колебания, Рахим вставил:
— И Серика возьми. Надежная будет охрана.
— Верно! — согласился Давид. — Держи ключ от калитки. Закроешь, когда уедете, и сам же отопрешь. Мы никому открывать не будем, пока ты не вернешься.
На том и порешили. «Девятку» Давида я повел сам, хотя мозги мои были набекрень настолько, что Серик, сидевший рядом, дважды перехватывал руль. Дома, сколько я ни пересчитывал, кроме, спрятанных двадцати трех тысяч, ничего не было. Ира добавила еще тридцать. И на том спасибо. Мы помчались по городу. Блатные давали деньги легко, но суть дела я сообщил только Очкарику, отдавшему свои последние пять тысяч.
Побывав на четырех «мельницах» из пяти намеченных, я возвратился в Малаховку с нужной суммой в портфеле. В кармане лежал сложенный вчетверо список кредиторов. В среднем давали тысяч по десять, но предварительно звонили Давиду.
…Вот и нужный дом. Лай волкодавов звучал, как небесная музыка. Как и договаривались, оба моих провожатых остались на улице, проводив меня через открытую калитку взглядами до самого дома. Я чувствовал эти взгляды спиной. Боятся за меня — значит, уважают. Я вошел в прихожую. Портфель в руке вдруг показался нестерпимо тяжелым: лишь теперь я реально ощутил размеры покоящейся в нем суммы. А если б перекачать в доллары — да за границу!
Слева, с двери туалета, укоризненно смотрел на меня пластмассовый писающий карлик с головой кретина. Именно здесь я отчетливо осознал, что эта история положила конец моей беззаботной столичной жизни — Крах не простит. О чем же думал Давид? Его стаж «черной» жизни побольше.
Но все они выживут — тертые ребята. У Давида — опыт, у Краха — карточный талант, у Ирки — тело, у Бритвы — удача. У одного меня черт по грядкам копытами намесил…
И вот — позади Алик с Сериком, впереди эти волки. Я нехотя сделал шаг к двери, за которой поджидала меня вея компания. Я ничего не чувствовал — только тяжесть, да сухость во рту. И полное равнодушие ко всему, даже к собственной судьбе.
РАХИМ
— Нет, Дима должен старику пятьсот, свою часть я сам отдам.
— Ладно, Давид, отвези меня.
— Нет! Давид найдет деньги, но дело-то именно в тебе, мой маленький вонючий друг. Можешь взять мою машину, но деньги привези. Давай, чего кота за хвост тянуть?!
Этим он окончательно вывел Давида из себя.
— Не командуй, не мент! Ты за Диму не переживай, ему каждый поможет. Телефон у меня работает, кому надо — позвоню. Бери, Дима, мою машину и постарайся собрать деньги, раз так получилось.
— Ты возьми кого-нибудь с собой, пригодится, — подал голос из угла Бритва.
Он единственный помалкивал, не влезая в эту историю.
— Алика цепляй и поехали, — продолжал Давид. — А то меня Жорик боится отпускать.
Да, с таким, как Алик, только за деньгами ехать. За такую сумму он мать родную удавит, не поморщится. Заметив мои колебания, Рахим вставил:
— И Серика возьми. Надежная будет охрана.
— Верно! — согласился Давид. — Держи ключ от калитки. Закроешь, когда уедете, и сам же отопрешь. Мы никому открывать не будем, пока ты не вернешься.
На том и порешили. «Девятку» Давида я повел сам, хотя мозги мои были набекрень настолько, что Серик, сидевший рядом, дважды перехватывал руль. Дома, сколько я ни пересчитывал, кроме, спрятанных двадцати трех тысяч, ничего не было. Ира добавила еще тридцать. И на том спасибо. Мы помчались по городу. Блатные давали деньги легко, но суть дела я сообщил только Очкарику, отдавшему свои последние пять тысяч.
Побывав на четырех «мельницах» из пяти намеченных, я возвратился в Малаховку с нужной суммой в портфеле. В кармане лежал сложенный вчетверо список кредиторов. В среднем давали тысяч по десять, но предварительно звонили Давиду.
…Вот и нужный дом. Лай волкодавов звучал, как небесная музыка. Как и договаривались, оба моих провожатых остались на улице, проводив меня через открытую калитку взглядами до самого дома. Я чувствовал эти взгляды спиной. Боятся за меня — значит, уважают. Я вошел в прихожую. Портфель в руке вдруг показался нестерпимо тяжелым: лишь теперь я реально ощутил размеры покоящейся в нем суммы. А если б перекачать в доллары — да за границу!
Слева, с двери туалета, укоризненно смотрел на меня пластмассовый писающий карлик с головой кретина. Именно здесь я отчетливо осознал, что эта история положила конец моей беззаботной столичной жизни — Крах не простит. О чем же думал Давид? Его стаж «черной» жизни побольше.
Но все они выживут — тертые ребята. У Давида — опыт, у Краха — карточный талант, у Ирки — тело, у Бритвы — удача. У одного меня черт по грядкам копытами намесил…
И вот — позади Алик с Сериком, впереди эти волки. Я нехотя сделал шаг к двери, за которой поджидала меня вея компания. Я ничего не чувствовал — только тяжесть, да сухость во рту. И полное равнодушие ко всему, даже к собственной судьбе.
РАХИМ
Да… Рассобачились они тут в столице. Как Давид с ними дело имеет? У нас бы давно язык отрезали за такие словечки. Дешевые фраера. Если правда то, что каждый из них о своих приятелях говорит, как же можно этим людям сидеть за одним столом? Недаром москвичей в зоне не любят — никчемный народ. Вон, Валера подгавкивает, Дима дескать «швырнул» Алика, Так оно или не так — не разевай рот.
А этот, Бритва, чего из угла зыркает? Э, да ты парень себе на уме! За тобой и приглядеть надо, пока не выберусь с деньгами из этой шакальей стаи. Резвые, надо сказать, зверушки. Но, кажется, на них и одного Серика хватит с его пушкой. Из-за нее пришлось парню двое суток в поезде болтаться — не пронесешь в самолет.
Партию разыграли как по нотам. Теперь надо бы деньги в карман — и по домам. Давид не поскупился — тут тебе и коньяк с икоркой, и балычок с лимоном. А чего ему скупиться — имеет в доле пятьдесят тысяч верных — и со всеми в прекрасных отношениях. Сделал Димку козлом отпущения. Надо присмотреться к этому пацану, если ему тут кислород перекроют, заберу к себе. Деньги сейчас стремятся в Азию: там тепло, анаша, чай. И верных людей можно натаскать из таких, как Димка. Голова у него на месте, а здешние корни — отрезать. Если уж из Серика человек вышел…
Давид односложно отвечал на телефонные звонки:
— Да, парень свой… Не подведет… Ну, конечно…
Про угощение забыли… Задымили пахучие папироски с планом. Давид поскучнел, уставясь в черную маску с электрическими глазами. Правый глаз маски подмигнул, мол, такие вот дела, дружище. С кресла поднялся Крах и, прихрамывая на затекшую ногу, подался к выходу.
— Ты куда? — вскинулся Давид. — Куда линяешь?!
— Что, уже и поссать нельзя, или может парашу поставишь в хате?!
— Ты закрой поддувало, — Давид шарахнул по стене так, что маска испуганно заморгала. — Иди, если приперло.
Крах вернулся неожиданно быстро, морда у него была вытянутая. За ним спешили ошарашенные Алик с Сериком. Я сразу понял — Димка слинял.
Так и есть. Крах произнес срывающимся голосом:
— Нету Димы, пропал!
— Ты, сука, что говоришь, — Давид сорвался с кресла, сжимая кулаки. — Ведь он все деньги собрал! Вы его везли!
Серик пожал плечами:
— Ничего не понимаю. Сам видел, как он вошел в дом. Мы остались ждать на улице, как договаривались. К дому никто не подходил, в поселке ни души — ни блатных, ни нищих.
Тут очнулся Алик и затараторил:
— Стоим мы, ждем, а у меня живот схватило — не могу! Хоть на дороге садись. Я и говорю Серику — пойду в дом, куда ж деваться. Вхожу в коридор, тут слева из туалета Жора выходит…
Давид бросился к Алику и схватил его за грудки, затрещала ткань куртки.
— Я тебя сам по кускам буду резать, падла! Вы у меня сейчас за этими деньгами в унитаз нырять будете!
Тут Серик сунул руку в карман:
— Э, ребята, я вижу вы очень нервные. В таких случаях хорошо глотнуть пулю и запить теплой водой! Помогает. Правильно, Рахим?!
Я его притормозил:
— Всему свое время, сынок. А пацана мы найдем. Давид, ты ему объяснил, чем кончают шушары, что у своих тащат?
Вся эта канитель мне начинала надоедать.
— Ну, не в очко же он провалился? — не выдержал Давид. — Идем, глянем. Из коридора путь только на улицу или сюда в комнату. Остается сортир. Больше дверей нет.
Все толпой повалили в просторный клозет, не видавший столь представительного собрания со времен, когда он принадлежал еще матери Давида, закончившей свою бренную жизнь в лагере. После ее ареста (она была крупная фарцовщица) сотрудники милиции посрывали здесь доски, но так ничего и не нашли.
В сортир задувало свежим воздухом из приоткрытой фрамуги вверху. Задрав головы, все изумленно воззрились именно туда. Все стало на свои места. Как говорится, доброму молодцу и окно — дверь. Но кто бы мог подумать? Нормального жулика воровской кодекс держит крепче любых оков. Как решился пацан пойти на такое? Но если рискнул «соскочить» с такой суммой, значит приготовил где-то «лежку». Попробуй, найди! А если ему взбредет в голову закатиться в глушь, купить дом, завести жену с полной пазухой и пару сопливых деток?..
Я, конечно, не смог бы прожить так, но пацан… Рано или поздно он поймет, что ошибся. Пусть залезет в любую дыру, но пройдет годик, потом пять, захочется хотя бы в районном ресторанчике отметиться… И Давид в незавидной ситуации. Деньги-то давали под его ручательство. Может, Краха тряхнуть?
— Давид, пусть ребята пощупают поселок, а ты прозвони гонялам на вокзал и в аэропорт. Подключи ментов, надеюсь, есть там у тебя люди?
Бритва, Валера и Алик пошли искать, но все, кроме туповатого Алика, сознавали бесплодность предприятия.
Крах, перебросив через руку щегольской плащ, тоже двинулся к выходу. Оставался Серик. Смысла посылать его на поиски в незнакомой Москве не было, да и одному оставаться не годилось.
— Счастливо! От души желаю удачи, но сам помочь не могу, опаздываю на игру, — Крах спешил смыться.
Я сделал знак Серику, и тот стал в дверях.
— Не спеши, сынок! Диму мы найдем, но ты ведь тоже должен полтораста тысяч. Или в бега собрался?
— Да я под десятью пистолетами этого фуфла не признаю. Зачем тогда в карты играть, начинайте просто грабить. Не знал я, Давид, что в твоем доме карманы чистят!
— Кто чистит, сука!
— А как же иначе вы с меня можете деньги получить?
— Мне от тебя ничего не надо, у меня свои дела. Ты с Рахимом улаживай.
— Если я кому и должен, так это Диме долю в его проигрыше, а уж он пусть рассчитывается с кем хочет. Дима придет — я свою долю верну.
Серик изумленно таращил глаза: почему нет команды разорвать подлеца в куски? Но что поделаешь, придраться не к чему. А от беспредела ничего хорошего, тем более в чужом городе. Я кивнул Серику, тот отошел от двери, и Крах удалился. Вскоре сквозь стихающий собачий лай послышался шум мотора.
Давид в это время обзванивал знакомых и просил включиться в поиски.
— Да, Давид, — сказал я. — А вот взять бы, да и расколоть тебя самого на все эти тысячи… Чтоб не ручался…
На Давида стало жалко смотреть. Когда он еще пацаном попал в зону, я уже был паханом. Старость — по радость, но и она имеет свои преимущества, если жизнь шла прямо, неважно, по какую сторону закона.
Ну что ж, пусть сами расхлебывают. Мне пора в Петропавловск.
Бывало, доходило до анекдота.
Как-то возле одного из универмагов остановился бежевый пикапчик. Из него выскочил чернявый разбитной молодец в синем халате с фирменной бляхой магазина. Набежавшим покупателям он возвестил, что продаются чеки на приобретение в универмаге югославских дубленок. В обмен на девятьсот с небольшим рублей (в зависимости от размера) покупатель получал розовый чек, на котором стоял жирный фиолетовый штамп «юг. дубл. разм… цена…» Когда «продавец» насшибал около ста тысяч, пикапчик, взревев мотором, умчался в неизвестном направлении. Конечно, ни о каких дубленках в универмаге и слыхом не слыхивали.
Поступила информация, что аналогичная «распродажа» готовится в югославском «Белграде». Сикач с Добрыниным взялись за это дело. Возле магазина роились «наперсточники». Напрямую ехать к магазину — значит вызвать подозрение — жулье тоже не лыком шито. Лейтенант, входя в роль, проиграл в наперсток полсотни и, рассчитываясь зеленой купюрой, как бы ненароком «засветил» красное удостоверение. «Верхний» подал было знак «крутиле» не брать деньги, но Сикач перехватил руку жулика.
— Стой! Нечего рыть землю. Мы здесь не по вашу душу. Ты мне лучше расскажи, как мне чек на югославскую дубленку купить.
Наперсточник, по-лисьи вытянув нос, слушал. Информация уже просочилась в его сплюснутую головку, он морщил лоб, завешенный косеньким чубчиком.
— Езжайте в «Ядран», ходят такие слухи…
Возле «Ядрана» жулики даже не отпирались, понимая, что чернявого «продавца», который даже галстук не удосужился сменить, опознает сотня потерпевших. Правда, денег вернуть не удалось, непосредственные исполнители работали за процент, значительную часть выделяя воровской верхушке. Свою долю «продавец» успел продуть в карты.
Павел Сикач за годы работы в розыске поднаторел в поимке аферистов. Но дело об убийстве Лемешко оказалось не из легких. Заняв деньги у такого количества жулья, Дмитрий поставил себя вне воровского закона. Законами человеческими он давно пренебрегал. Ясно, что многие из потерпевших моральный урон перенесли 'не легче материального. Когда это бывало, чтобы авторитетных людей «кидал» юнец? Такое наказывается строго. Но убийство… На «мокрые» дела жулье, как правило, не шло. Хотя ведь и сумма сверхординарная…
Если принять версию, что решение бежать с похищенным возникло спонтанно, то убийцу надо искать среди ближайших друзей Лемешко. Только к близкому человеку он мог обратиться с просьбой о помощи. Но близких в обычном смысле слова у людей такого сорта нет.
Остается женщина. Например, Ирина Колокольнико-ва, у которой Лемешко жил. Она внушала определенные подозрения, однако соседи ничего конкретного сообщить о ней не могли: пьянок не устраивает, одевается хорошо, а в душу не заглянешь. Дружбу с соседями Колокольникова не водила. И все же…
…На звонок долго не открывали. Наконец появилась миловидная стройная женщина, просто, но с безупречным вкусом причесанная. Темно-вишневый, тонкого бархата халат оттенял бледное лицо с усталыми, чуть покрасневшими глазами. Под стать хозяйке была и квартира. Это наводило на мысль, что слухи о том, что Колокольникова также дала погибшему значительную сумму, имеют под собой основание. Й хотя участковый уверял, что Колокольникову содержат родители, находящиеся за границей в длительной командировке, трудно было представить, что нищая и пустынная Монголия дает возможность так шиковать.
На низком журнальном столике стояли неубранные остатки ужина. Сикач почувствовал едва уловимый запах растворителя: наркотики! Женщина поморщилась, кивнула в сторону кухни:
— Пройдемте туда, в комнатах неубрано. Я никак после всего этого не могу прийти в себя.
— Ну что же, посмотрим и кухню, и все остальное. Вот постановление на обыск.
— Мне все равно. Смотрите.
Колокольникова прошла в комнату и устало рухнула в кресло.
Неприятная процедура — копаться в чужих вещах. Понятые с нескрываемым любопытством следили за происходящим. Обыск ничего не дал. Показная роскошь соседствовала с пылью на полировке, грязными пепельницами. Перед тумбой с видеосистемой валялись разбросанные кассеты. В невысокой горке с дивным сервизом обнаружился чистый шприц — единственная улика. Но мы-то знали, что Колокольникова «сидит на игле».
Вещи Лемешко лежали вперемежку с женскими — вычеркивать его из памяти тут не собирались.
Заполнив первую страницу «шапкой» анкетных данных Колокольниковой, капитан на мгновение задумался… Стоит сказать сразу или… Начинать со лжи не хотелось…
— Мне поручено расследование убийства Лемешко Дмитрия Дмитриевича, в связи с чем и проведен обыск.
— Что!? — Колокольникова резко приподнялась в кресле, потом обессиленно сползла на спинку. По щекам у нее текли слезы.
— Я чувствовала, что что-то неладно. Не мог же он меня бросить!..
— Когда вы в последний раз видели Лемешко?
— Как и все…
— Кто — все?
Вопрос не понравился.
— Я их не знаю и знать не хочу — отвечаю за себя.
— Так уж и не знаете?
— Не знаю!
Общительностью собеседница не отличалась.
— Куда ушел Лемешко?
— Я не спрашивала, в такое время я сплю.
— А на какие средства он жил, где работал?
— Понятия не имею.
— Вы знаете об ответственности за дачу ложных показаний?
— Не забыла.
— Вам не кажется, что замалчивая известные вам факты, вы ставите преграды следствию? — Ничего я не замалчиваю.
— Ирина Владимировна, давайте будем хотя бы корректны, если уж вы не хотите нам помочь. Позиция ваша более чем странная. Мы ищем убийцу близкого вам человека. Я не говорю о долге, гражданской ответственности. Для вас все это пустой звук. Но, по крайней мере, было бы естественно стремиться отомстить убийце…
— Спрашивайте, что нужно. Не теряйте времени на лирику. Месть, честь, совесть… Жаль Димку. Будь он жив, можно было бы на что-то надеяться.
— Что вы можете рассказать об образе жизни Лемешко? Друзья, характер занятий? Вы ведь прожили вместе почти год.
В течение двух часов я выслушивал сухие «да» и «нет». Денег приносил достаточно, с друзьями не знакомил, в дом никого не приводил. Бывали изредка в ресторанах. Знакомые? Знаю лишь имена: Валера, Саша, Сережа, Степа. Чем занимаются — не знаю.
И в таком же роде. Колокольникова понимала — веских улик против нее нет. Она даже работала — устроилась ассистенткой режиссера на телевидение. Исчез и Александр Бритвин, в прошлом дважды судимый за квартирные кражи. Его кличка отражала профессиональные наклонности. На этом пришлось закончить.
Зато в Донецке обнаружилось множество любопытных подробностей. Украинские оперативники выдали обширную информацию об уголовном мире города. Разработчики «околоберезочного» болота также кое-что накопали. Озлобленное потерей немалых денег жулье нет-нет, да и подбрасывало факты. И хотя острие ненависти было направлено против Лемешко, многие хотели найти убийцу.
Буфетчик Сергей Вегер, который видел, как труп Лемешко бросали в реку, мало чем мог помочь. И вообще просил свою «постоянную готовность помочь органам» хранить в тайне — боялся. После допроса Сикач сказал ему:
— Ты видишь, как мелет блатная мельница? Смотри!
— А я что? Ну, там, пару тряпок перепродать, а так — нет, боже упаси…
— Это ты бабушке своей расскажешь. Одним словом, думай.
Капитан, конечно, не рассчитывал чудесным образом превратить преуспевающего фарцовщика в ударника производства, но подтолкнуть в нужную сторону перетрусившего буфетчика следовало. Сикач видел, что преступность, и особенно организованная, словно гидра, — взамен одной отрубленной головы отращивает две. Надо лишить ее питательной среды — теневой экономики, черного рынка, а это не под силу ни капитану, ни всему МВД, ни самому Президенту. Важно сознавать, что в мире и в душе человека, наряду с добром существует и зло. И это огромная, почти непобедимая сила. Но пассивно принимать существование зла? Нет! Человек и остается человеком потому, что восстает против него — наглого, изобретательного, хорошо вооруженного, меняющего личины, дьявольски живучего.
Поиски светлой «восьмерки» с номером, начинающимся на 19, успехом не увенчались. Нельзя было исключить и то, что номер фальшивый. Деньги, попавшие в лапы убийц, позволяли в случае необходимости не только перекрасить, но и бесследно уничтожить машину. Кроме того, издали «восьмерку» можно было спутать с «девяткой», с похожей иномаркой. В Петропавловск ушла ориентировка на Рахима и Серика. В небольшом городе хватило дня, чтобы выяснить, кто из местных аферистов совершал вояж в столицу. Обоих задержали на «хазе» у одного старого жулика.
Серик махнул было через перила балкона, но внизу его ждали, он отделался сломанной рукой. Старик сопротивления не оказывал, но дверей не открывал, всласть накуриваясь гашишем — в тюрьме с этим потруднее. Добрянский отбыл ночным рейсом в Казахстан и через два дня вернулся с протоколами допросов Серика и Рахима.
Из допроса Жаюсупова Рахима:
— С какой целью вы прилетели в Москву?
— Хотел посмотреть достопримечательности, обувь купить для себя.
— Где и при каких обстоятельствах познакомились с Георгием Цеханским?
— Такого не знаю.
— Вам он был представлен как Жора Крах.
— Случайно, в аэропорту.
— Случайно договорились играть с ним в карты и случайно попали к Давиду Давыдову, с которым вместе отбывали наказание?
— Да.
— Ложными показаниями вы осложняете свое положение.
— Хуже не будет, а сколько старому человеку Бог времени отпустил — только Богу и ведомо. Так и так сидеть.
— Это смотря за что. Убийство — статья тяжелая, тут и исключительной мерой пахнет. Перед вами фотография Дмитрия Лемешко, утопленного в Москва-реке. Из-за пустяков я бы не летел в Алма-Ату.
— С этого и начинали бы. Дайте минуту подумать. Под «вышку» лезть за чужие грехи неохота. Значит так. Позвонил мне Крах по телефону, договорились играть. Давид дал ему мой номер. Серик раньше приехал поездом, чтобы обсудить, как нагреть этого Краха — я в лобовые игры не любитель подставляться. Играли на троих — Давид, я и Дима. Все шло нормально, вольт я исполнил, как положено. Тут Жора влез, мол, деньги покажите. Пацан поехал за деньгами. Я из комнаты вообще не выходил; в туалетах ихних делать мне нечего, воду я не пью, а чаю приличного в Москве не сыщешь. Вернувшись, Дима смылся через окно в туалете, а мы с Сериком остались в доме. Давид от нас не отходил. Не, на «мочиловку» мы не идем. Как чувствовал, что дело пахнет керосином. Потом Давид отвез нас в аэропорт.
— Вам известно, что у Серкенбаева Серика было оружие?
— Ничего не известно.
— Но есть показания, что Серкенбаев, угрожая, демонстрировал пистолет.
— Значит в тот момент я отвернулся. Напрасный труд, начальник. Лишнюю статью я на себя не возьму.
— Значит, вы ничего не знаете о том, что Серкенбаев провез револьвер в рейсовом самолете на Петропавловск?
— Повторяю — «пушки» не видал.
— Виделись вы с Лемешко до дня игры?
— Про шапки я уже рассказывал…
— А где встретились е Цеханским?
— В аэропорту. Сначала подошел он, потом Серик…
— Чтобы Цеханский не заподозрил сговора?
— Да.
…Показания Серкенбаева отличались незначительно.
— Вы признаете факт знакомства с Дмитрием Лемешко?
— Да, я эту тварь знаю давно, но убивать его у меня не было причин.
— Значит, мстить Лемешко не собирались?
— Много чести… Да и как это — просто так…
— Как?
— Ну, тут дело в том, что покойничек был мне должен…
— Должен?
— Да, старые дела, «кинул» он меня на «луриках».
— А наркотики, а незаконное хранение оружия?
— Ну, возил ствол… для самообороны, сейчас время такое… Сунул в портфель, в аэропорту сдал в багаж, фраеров в Москве попугать хотел, а оказался сам по уши в дерьме.
— Добавить ничего к показаниям не хотите?
— Будь она проклята, эта Москва, и фраера ее дерьмовые…
Старик прибыл с телохранителем: деньги как-никак. При встрече, я его узнал по портфелю с наклейкой в виде женской головы. Как у демобилизованного солдата. Приехали к Давыдову на моей машине. Сели играть. И я, дурак, купился на старый вольт. Не ожидал, что казах и Дима Лемешко давно знакомы. И без Давыдова здесь не обошлось. Но доказать не могу. Хитрая скотина, чужими руками жар загребает. И подставит человека, и придраться не к чему. Но сейчас он вляпался по самые уши, попал в яму, которую рыл мне. А скоро и Парамон должен освободиться, Давид ему деньги проиграл. Еще полгода назад истек срок расчета, но Парамон, видно, хочет взять деньги сам. Думаю, Давиду нечем платить…
…Когда старик продемонстрировал слипшиеся карты, я сразу понял: платить придется. Сумма огромная, но не это обидно. Кому? Пацану, который за приличные гроши только подержался? Кто он такой, этот Лемешко? И хоть о мертвых не принято говорить плохое, мне сейчас не до приличий. Я был уверен, что этому молокососу не достать полмиллиона, но упустил из виду, что может помочь Давид. Конечно, напрямую он не ручался, это и спасло его, не то сейчас сам бы расплачивался. По обрывкам телефонных разговоров Давыдова я понял — Лемешко таки собрал нужную сумму и возвращается. Но его все не было. Надоело ждать. Я вышел в туалет, Давид меня остановил, мол, свалить хочешь. Никогда я фуфлыжником не был! Ведь Валера и Бритва выходили, и ничего…
— Вы имеете в виду Гриценко и Бритвина?
— Да, их. Ну, я и говорю Давыдову, чего, мол, ты заводишься. Он успокоился. Я вышел из комнаты в коридор, оттуда в туалет, и сейчас же назад. Тут с улицы Алик заходит. Короче, выяснилось, что парень слинял. Нашли кого посылать! Мы выскочили на улицу. Когда и куда он успел смыться — ума не приложу! Бритва с Гриценко на машине отправились вокзалы да аэропорты смотреть: у Валеры там дружки. Алика оставили в поселке вынюхивать — на случай, если где-то вблизи затаился. Давид повез казахов к самолету. Не хотел Алик один оставаться, но кто его, сявку, спрашивал… Я плюнул на все и уехал.
— Куда вы направились?
— Домой, куда же еще в такое время?
— Кто может это подтвердить?
— Жена и теща, которая меня ненавидит. Она мне открыла: долго гремела своими засовами, бурчала какой-то бред и наконец ушла к себе. Я еще подумал, что лучше бы поехал развеяться.
— Какой у вас марки автомобиль?
— Никакого. По доверенности езжу на «мерседесе» тестя.
— Цвет?
— Белый.
— Как вы считаете, кто мог совершить это преступление?
— Поверьте, ума не приложу. Сказал бы обязательно. Таких зверей надо уничтожать. Я к Лемешко теплых чувств не испытывал, но убивать — это уже скотство.
— Нам необходима помощь, чтобы установить, где сейчас находятся Бритвин, Прошкин и Гриценко. Полагаю, вы не откажете следствию в этой услуге. Только не говорите, что вам ничего не известно…
А этот, Бритва, чего из угла зыркает? Э, да ты парень себе на уме! За тобой и приглядеть надо, пока не выберусь с деньгами из этой шакальей стаи. Резвые, надо сказать, зверушки. Но, кажется, на них и одного Серика хватит с его пушкой. Из-за нее пришлось парню двое суток в поезде болтаться — не пронесешь в самолет.
Партию разыграли как по нотам. Теперь надо бы деньги в карман — и по домам. Давид не поскупился — тут тебе и коньяк с икоркой, и балычок с лимоном. А чего ему скупиться — имеет в доле пятьдесят тысяч верных — и со всеми в прекрасных отношениях. Сделал Димку козлом отпущения. Надо присмотреться к этому пацану, если ему тут кислород перекроют, заберу к себе. Деньги сейчас стремятся в Азию: там тепло, анаша, чай. И верных людей можно натаскать из таких, как Димка. Голова у него на месте, а здешние корни — отрезать. Если уж из Серика человек вышел…
Давид односложно отвечал на телефонные звонки:
— Да, парень свой… Не подведет… Ну, конечно…
Про угощение забыли… Задымили пахучие папироски с планом. Давид поскучнел, уставясь в черную маску с электрическими глазами. Правый глаз маски подмигнул, мол, такие вот дела, дружище. С кресла поднялся Крах и, прихрамывая на затекшую ногу, подался к выходу.
— Ты куда? — вскинулся Давид. — Куда линяешь?!
— Что, уже и поссать нельзя, или может парашу поставишь в хате?!
— Ты закрой поддувало, — Давид шарахнул по стене так, что маска испуганно заморгала. — Иди, если приперло.
Крах вернулся неожиданно быстро, морда у него была вытянутая. За ним спешили ошарашенные Алик с Сериком. Я сразу понял — Димка слинял.
Так и есть. Крах произнес срывающимся голосом:
— Нету Димы, пропал!
— Ты, сука, что говоришь, — Давид сорвался с кресла, сжимая кулаки. — Ведь он все деньги собрал! Вы его везли!
Серик пожал плечами:
— Ничего не понимаю. Сам видел, как он вошел в дом. Мы остались ждать на улице, как договаривались. К дому никто не подходил, в поселке ни души — ни блатных, ни нищих.
Тут очнулся Алик и затараторил:
— Стоим мы, ждем, а у меня живот схватило — не могу! Хоть на дороге садись. Я и говорю Серику — пойду в дом, куда ж деваться. Вхожу в коридор, тут слева из туалета Жора выходит…
Давид бросился к Алику и схватил его за грудки, затрещала ткань куртки.
— Я тебя сам по кускам буду резать, падла! Вы у меня сейчас за этими деньгами в унитаз нырять будете!
Тут Серик сунул руку в карман:
— Э, ребята, я вижу вы очень нервные. В таких случаях хорошо глотнуть пулю и запить теплой водой! Помогает. Правильно, Рахим?!
Я его притормозил:
— Всему свое время, сынок. А пацана мы найдем. Давид, ты ему объяснил, чем кончают шушары, что у своих тащат?
Вся эта канитель мне начинала надоедать.
— Ну, не в очко же он провалился? — не выдержал Давид. — Идем, глянем. Из коридора путь только на улицу или сюда в комнату. Остается сортир. Больше дверей нет.
Все толпой повалили в просторный клозет, не видавший столь представительного собрания со времен, когда он принадлежал еще матери Давида, закончившей свою бренную жизнь в лагере. После ее ареста (она была крупная фарцовщица) сотрудники милиции посрывали здесь доски, но так ничего и не нашли.
В сортир задувало свежим воздухом из приоткрытой фрамуги вверху. Задрав головы, все изумленно воззрились именно туда. Все стало на свои места. Как говорится, доброму молодцу и окно — дверь. Но кто бы мог подумать? Нормального жулика воровской кодекс держит крепче любых оков. Как решился пацан пойти на такое? Но если рискнул «соскочить» с такой суммой, значит приготовил где-то «лежку». Попробуй, найди! А если ему взбредет в голову закатиться в глушь, купить дом, завести жену с полной пазухой и пару сопливых деток?..
Я, конечно, не смог бы прожить так, но пацан… Рано или поздно он поймет, что ошибся. Пусть залезет в любую дыру, но пройдет годик, потом пять, захочется хотя бы в районном ресторанчике отметиться… И Давид в незавидной ситуации. Деньги-то давали под его ручательство. Может, Краха тряхнуть?
— Давид, пусть ребята пощупают поселок, а ты прозвони гонялам на вокзал и в аэропорт. Подключи ментов, надеюсь, есть там у тебя люди?
Бритва, Валера и Алик пошли искать, но все, кроме туповатого Алика, сознавали бесплодность предприятия.
Крах, перебросив через руку щегольской плащ, тоже двинулся к выходу. Оставался Серик. Смысла посылать его на поиски в незнакомой Москве не было, да и одному оставаться не годилось.
— Счастливо! От души желаю удачи, но сам помочь не могу, опаздываю на игру, — Крах спешил смыться.
Я сделал знак Серику, и тот стал в дверях.
— Не спеши, сынок! Диму мы найдем, но ты ведь тоже должен полтораста тысяч. Или в бега собрался?
— Да я под десятью пистолетами этого фуфла не признаю. Зачем тогда в карты играть, начинайте просто грабить. Не знал я, Давид, что в твоем доме карманы чистят!
— Кто чистит, сука!
— А как же иначе вы с меня можете деньги получить?
— Мне от тебя ничего не надо, у меня свои дела. Ты с Рахимом улаживай.
— Если я кому и должен, так это Диме долю в его проигрыше, а уж он пусть рассчитывается с кем хочет. Дима придет — я свою долю верну.
Серик изумленно таращил глаза: почему нет команды разорвать подлеца в куски? Но что поделаешь, придраться не к чему. А от беспредела ничего хорошего, тем более в чужом городе. Я кивнул Серику, тот отошел от двери, и Крах удалился. Вскоре сквозь стихающий собачий лай послышался шум мотора.
Давид в это время обзванивал знакомых и просил включиться в поиски.
— Да, Давид, — сказал я. — А вот взять бы, да и расколоть тебя самого на все эти тысячи… Чтоб не ручался…
На Давида стало жалко смотреть. Когда он еще пацаном попал в зону, я уже был паханом. Старость — по радость, но и она имеет свои преимущества, если жизнь шла прямо, неважно, по какую сторону закона.
Ну что ж, пусть сами расхлебывают. Мне пора в Петропавловск.
* * *
Q том, что Лемешко найден мертвым, никто из жулья не знал. История с его исчезновением стала известна в отделе, который контролировал картежников, аферистов, «гонял» и прочую нечисть. Информаторы свое дело сделали. Многие из них и не подозревали, что находятся на свободе только благодаря тому, что их преждевременный арест мог бы спугнуть рыбу покрупнее. Относительно вольготное житье «жучков» порождает у жулья легенду о слепоте и бездеятельности милиции. И весьма облегчает оперативную работу.Бывало, доходило до анекдота.
Как-то возле одного из универмагов остановился бежевый пикапчик. Из него выскочил чернявый разбитной молодец в синем халате с фирменной бляхой магазина. Набежавшим покупателям он возвестил, что продаются чеки на приобретение в универмаге югославских дубленок. В обмен на девятьсот с небольшим рублей (в зависимости от размера) покупатель получал розовый чек, на котором стоял жирный фиолетовый штамп «юг. дубл. разм… цена…» Когда «продавец» насшибал около ста тысяч, пикапчик, взревев мотором, умчался в неизвестном направлении. Конечно, ни о каких дубленках в универмаге и слыхом не слыхивали.
Поступила информация, что аналогичная «распродажа» готовится в югославском «Белграде». Сикач с Добрыниным взялись за это дело. Возле магазина роились «наперсточники». Напрямую ехать к магазину — значит вызвать подозрение — жулье тоже не лыком шито. Лейтенант, входя в роль, проиграл в наперсток полсотни и, рассчитываясь зеленой купюрой, как бы ненароком «засветил» красное удостоверение. «Верхний» подал было знак «крутиле» не брать деньги, но Сикач перехватил руку жулика.
— Стой! Нечего рыть землю. Мы здесь не по вашу душу. Ты мне лучше расскажи, как мне чек на югославскую дубленку купить.
Наперсточник, по-лисьи вытянув нос, слушал. Информация уже просочилась в его сплюснутую головку, он морщил лоб, завешенный косеньким чубчиком.
— Езжайте в «Ядран», ходят такие слухи…
Возле «Ядрана» жулики даже не отпирались, понимая, что чернявого «продавца», который даже галстук не удосужился сменить, опознает сотня потерпевших. Правда, денег вернуть не удалось, непосредственные исполнители работали за процент, значительную часть выделяя воровской верхушке. Свою долю «продавец» успел продуть в карты.
Павел Сикач за годы работы в розыске поднаторел в поимке аферистов. Но дело об убийстве Лемешко оказалось не из легких. Заняв деньги у такого количества жулья, Дмитрий поставил себя вне воровского закона. Законами человеческими он давно пренебрегал. Ясно, что многие из потерпевших моральный урон перенесли 'не легче материального. Когда это бывало, чтобы авторитетных людей «кидал» юнец? Такое наказывается строго. Но убийство… На «мокрые» дела жулье, как правило, не шло. Хотя ведь и сумма сверхординарная…
Если принять версию, что решение бежать с похищенным возникло спонтанно, то убийцу надо искать среди ближайших друзей Лемешко. Только к близкому человеку он мог обратиться с просьбой о помощи. Но близких в обычном смысле слова у людей такого сорта нет.
Остается женщина. Например, Ирина Колокольнико-ва, у которой Лемешко жил. Она внушала определенные подозрения, однако соседи ничего конкретного сообщить о ней не могли: пьянок не устраивает, одевается хорошо, а в душу не заглянешь. Дружбу с соседями Колокольникова не водила. И все же…
…На звонок долго не открывали. Наконец появилась миловидная стройная женщина, просто, но с безупречным вкусом причесанная. Темно-вишневый, тонкого бархата халат оттенял бледное лицо с усталыми, чуть покрасневшими глазами. Под стать хозяйке была и квартира. Это наводило на мысль, что слухи о том, что Колокольникова также дала погибшему значительную сумму, имеют под собой основание. Й хотя участковый уверял, что Колокольникову содержат родители, находящиеся за границей в длительной командировке, трудно было представить, что нищая и пустынная Монголия дает возможность так шиковать.
На низком журнальном столике стояли неубранные остатки ужина. Сикач почувствовал едва уловимый запах растворителя: наркотики! Женщина поморщилась, кивнула в сторону кухни:
— Пройдемте туда, в комнатах неубрано. Я никак после всего этого не могу прийти в себя.
— Ну что же, посмотрим и кухню, и все остальное. Вот постановление на обыск.
— Мне все равно. Смотрите.
Колокольникова прошла в комнату и устало рухнула в кресло.
Неприятная процедура — копаться в чужих вещах. Понятые с нескрываемым любопытством следили за происходящим. Обыск ничего не дал. Показная роскошь соседствовала с пылью на полировке, грязными пепельницами. Перед тумбой с видеосистемой валялись разбросанные кассеты. В невысокой горке с дивным сервизом обнаружился чистый шприц — единственная улика. Но мы-то знали, что Колокольникова «сидит на игле».
Вещи Лемешко лежали вперемежку с женскими — вычеркивать его из памяти тут не собирались.
Заполнив первую страницу «шапкой» анкетных данных Колокольниковой, капитан на мгновение задумался… Стоит сказать сразу или… Начинать со лжи не хотелось…
— Мне поручено расследование убийства Лемешко Дмитрия Дмитриевича, в связи с чем и проведен обыск.
— Что!? — Колокольникова резко приподнялась в кресле, потом обессиленно сползла на спинку. По щекам у нее текли слезы.
— Я чувствовала, что что-то неладно. Не мог же он меня бросить!..
— Когда вы в последний раз видели Лемешко?
— Как и все…
— Кто — все?
Вопрос не понравился.
— Я их не знаю и знать не хочу — отвечаю за себя.
— Так уж и не знаете?
— Не знаю!
Общительностью собеседница не отличалась.
— Куда ушел Лемешко?
— Я не спрашивала, в такое время я сплю.
— А на какие средства он жил, где работал?
— Понятия не имею.
— Вы знаете об ответственности за дачу ложных показаний?
— Не забыла.
— Вам не кажется, что замалчивая известные вам факты, вы ставите преграды следствию? — Ничего я не замалчиваю.
— Ирина Владимировна, давайте будем хотя бы корректны, если уж вы не хотите нам помочь. Позиция ваша более чем странная. Мы ищем убийцу близкого вам человека. Я не говорю о долге, гражданской ответственности. Для вас все это пустой звук. Но, по крайней мере, было бы естественно стремиться отомстить убийце…
— Спрашивайте, что нужно. Не теряйте времени на лирику. Месть, честь, совесть… Жаль Димку. Будь он жив, можно было бы на что-то надеяться.
— Что вы можете рассказать об образе жизни Лемешко? Друзья, характер занятий? Вы ведь прожили вместе почти год.
В течение двух часов я выслушивал сухие «да» и «нет». Денег приносил достаточно, с друзьями не знакомил, в дом никого не приводил. Бывали изредка в ресторанах. Знакомые? Знаю лишь имена: Валера, Саша, Сережа, Степа. Чем занимаются — не знаю.
И в таком же роде. Колокольникова понимала — веских улик против нее нет. Она даже работала — устроилась ассистенткой режиссера на телевидение. Исчез и Александр Бритвин, в прошлом дважды судимый за квартирные кражи. Его кличка отражала профессиональные наклонности. На этом пришлось закончить.
Зато в Донецке обнаружилось множество любопытных подробностей. Украинские оперативники выдали обширную информацию об уголовном мире города. Разработчики «околоберезочного» болота также кое-что накопали. Озлобленное потерей немалых денег жулье нет-нет, да и подбрасывало факты. И хотя острие ненависти было направлено против Лемешко, многие хотели найти убийцу.
Буфетчик Сергей Вегер, который видел, как труп Лемешко бросали в реку, мало чем мог помочь. И вообще просил свою «постоянную готовность помочь органам» хранить в тайне — боялся. После допроса Сикач сказал ему:
— Ты видишь, как мелет блатная мельница? Смотри!
— А я что? Ну, там, пару тряпок перепродать, а так — нет, боже упаси…
— Это ты бабушке своей расскажешь. Одним словом, думай.
Капитан, конечно, не рассчитывал чудесным образом превратить преуспевающего фарцовщика в ударника производства, но подтолкнуть в нужную сторону перетрусившего буфетчика следовало. Сикач видел, что преступность, и особенно организованная, словно гидра, — взамен одной отрубленной головы отращивает две. Надо лишить ее питательной среды — теневой экономики, черного рынка, а это не под силу ни капитану, ни всему МВД, ни самому Президенту. Важно сознавать, что в мире и в душе человека, наряду с добром существует и зло. И это огромная, почти непобедимая сила. Но пассивно принимать существование зла? Нет! Человек и остается человеком потому, что восстает против него — наглого, изобретательного, хорошо вооруженного, меняющего личины, дьявольски живучего.
Поиски светлой «восьмерки» с номером, начинающимся на 19, успехом не увенчались. Нельзя было исключить и то, что номер фальшивый. Деньги, попавшие в лапы убийц, позволяли в случае необходимости не только перекрасить, но и бесследно уничтожить машину. Кроме того, издали «восьмерку» можно было спутать с «девяткой», с похожей иномаркой. В Петропавловск ушла ориентировка на Рахима и Серика. В небольшом городе хватило дня, чтобы выяснить, кто из местных аферистов совершал вояж в столицу. Обоих задержали на «хазе» у одного старого жулика.
Серик махнул было через перила балкона, но внизу его ждали, он отделался сломанной рукой. Старик сопротивления не оказывал, но дверей не открывал, всласть накуриваясь гашишем — в тюрьме с этим потруднее. Добрянский отбыл ночным рейсом в Казахстан и через два дня вернулся с протоколами допросов Серика и Рахима.
Из допроса Жаюсупова Рахима:
— С какой целью вы прилетели в Москву?
— Хотел посмотреть достопримечательности, обувь купить для себя.
— Где и при каких обстоятельствах познакомились с Георгием Цеханским?
— Такого не знаю.
— Вам он был представлен как Жора Крах.
— Случайно, в аэропорту.
— Случайно договорились играть с ним в карты и случайно попали к Давиду Давыдову, с которым вместе отбывали наказание?
— Да.
— Ложными показаниями вы осложняете свое положение.
— Хуже не будет, а сколько старому человеку Бог времени отпустил — только Богу и ведомо. Так и так сидеть.
— Это смотря за что. Убийство — статья тяжелая, тут и исключительной мерой пахнет. Перед вами фотография Дмитрия Лемешко, утопленного в Москва-реке. Из-за пустяков я бы не летел в Алма-Ату.
— С этого и начинали бы. Дайте минуту подумать. Под «вышку» лезть за чужие грехи неохота. Значит так. Позвонил мне Крах по телефону, договорились играть. Давид дал ему мой номер. Серик раньше приехал поездом, чтобы обсудить, как нагреть этого Краха — я в лобовые игры не любитель подставляться. Играли на троих — Давид, я и Дима. Все шло нормально, вольт я исполнил, как положено. Тут Жора влез, мол, деньги покажите. Пацан поехал за деньгами. Я из комнаты вообще не выходил; в туалетах ихних делать мне нечего, воду я не пью, а чаю приличного в Москве не сыщешь. Вернувшись, Дима смылся через окно в туалете, а мы с Сериком остались в доме. Давид от нас не отходил. Не, на «мочиловку» мы не идем. Как чувствовал, что дело пахнет керосином. Потом Давид отвез нас в аэропорт.
— Вам известно, что у Серкенбаева Серика было оружие?
— Ничего не известно.
— Но есть показания, что Серкенбаев, угрожая, демонстрировал пистолет.
— Значит в тот момент я отвернулся. Напрасный труд, начальник. Лишнюю статью я на себя не возьму.
— Значит, вы ничего не знаете о том, что Серкенбаев провез револьвер в рейсовом самолете на Петропавловск?
— Повторяю — «пушки» не видал.
— Виделись вы с Лемешко до дня игры?
— Про шапки я уже рассказывал…
— А где встретились е Цеханским?
— В аэропорту. Сначала подошел он, потом Серик…
— Чтобы Цеханский не заподозрил сговора?
— Да.
…Показания Серкенбаева отличались незначительно.
— Вы признаете факт знакомства с Дмитрием Лемешко?
— Да, я эту тварь знаю давно, но убивать его у меня не было причин.
— Значит, мстить Лемешко не собирались?
— Много чести… Да и как это — просто так…
— Как?
— Ну, тут дело в том, что покойничек был мне должен…
— Должен?
— Да, старые дела, «кинул» он меня на «луриках».
— А наркотики, а незаконное хранение оружия?
— Ну, возил ствол… для самообороны, сейчас время такое… Сунул в портфель, в аэропорту сдал в багаж, фраеров в Москве попугать хотел, а оказался сам по уши в дерьме.
— Добавить ничего к показаниям не хотите?
— Будь она проклята, эта Москва, и фраера ее дерьмовые…
* * *
Самолет в Петропавловск ушел раньше, чем труп Лемешко бросили в воды Москва-реки. Так что «казахские друзья» выпадали из круга подозреваемых. Да и откуда было взяться светлой «восьмерке» с московскими номерами? На всякий случай петропавловские розыскники еще раз проверили все факты.…Из показаний Цеханского:
— В ресторане «Салют» я встретил Давида Давыдова, предложившего мне сыграть в карты с его знакомым из Казахстана. По словам Давыдова, тот располагал значительными суммами, был не прочь пощекотать нервы. Я позвонил в Петропавловск — номер мне дали — и договорился встретить гостей в аэропорту.Старик прибыл с телохранителем: деньги как-никак. При встрече, я его узнал по портфелю с наклейкой в виде женской головы. Как у демобилизованного солдата. Приехали к Давыдову на моей машине. Сели играть. И я, дурак, купился на старый вольт. Не ожидал, что казах и Дима Лемешко давно знакомы. И без Давыдова здесь не обошлось. Но доказать не могу. Хитрая скотина, чужими руками жар загребает. И подставит человека, и придраться не к чему. Но сейчас он вляпался по самые уши, попал в яму, которую рыл мне. А скоро и Парамон должен освободиться, Давид ему деньги проиграл. Еще полгода назад истек срок расчета, но Парамон, видно, хочет взять деньги сам. Думаю, Давиду нечем платить…
…Когда старик продемонстрировал слипшиеся карты, я сразу понял: платить придется. Сумма огромная, но не это обидно. Кому? Пацану, который за приличные гроши только подержался? Кто он такой, этот Лемешко? И хоть о мертвых не принято говорить плохое, мне сейчас не до приличий. Я был уверен, что этому молокососу не достать полмиллиона, но упустил из виду, что может помочь Давид. Конечно, напрямую он не ручался, это и спасло его, не то сейчас сам бы расплачивался. По обрывкам телефонных разговоров Давыдова я понял — Лемешко таки собрал нужную сумму и возвращается. Но его все не было. Надоело ждать. Я вышел в туалет, Давид меня остановил, мол, свалить хочешь. Никогда я фуфлыжником не был! Ведь Валера и Бритва выходили, и ничего…
— Вы имеете в виду Гриценко и Бритвина?
— Да, их. Ну, я и говорю Давыдову, чего, мол, ты заводишься. Он успокоился. Я вышел из комнаты в коридор, оттуда в туалет, и сейчас же назад. Тут с улицы Алик заходит. Короче, выяснилось, что парень слинял. Нашли кого посылать! Мы выскочили на улицу. Когда и куда он успел смыться — ума не приложу! Бритва с Гриценко на машине отправились вокзалы да аэропорты смотреть: у Валеры там дружки. Алика оставили в поселке вынюхивать — на случай, если где-то вблизи затаился. Давид повез казахов к самолету. Не хотел Алик один оставаться, но кто его, сявку, спрашивал… Я плюнул на все и уехал.
— Куда вы направились?
— Домой, куда же еще в такое время?
— Кто может это подтвердить?
— Жена и теща, которая меня ненавидит. Она мне открыла: долго гремела своими засовами, бурчала какой-то бред и наконец ушла к себе. Я еще подумал, что лучше бы поехал развеяться.
— Какой у вас марки автомобиль?
— Никакого. По доверенности езжу на «мерседесе» тестя.
— Цвет?
— Белый.
— Как вы считаете, кто мог совершить это преступление?
— Поверьте, ума не приложу. Сказал бы обязательно. Таких зверей надо уничтожать. Я к Лемешко теплых чувств не испытывал, но убивать — это уже скотство.
— Нам необходима помощь, чтобы установить, где сейчас находятся Бритвин, Прошкин и Гриценко. Полагаю, вы не откажете следствию в этой услуге. Только не говорите, что вам ничего не известно…