Страница:
Она нигде и никогда еще не видела такого песка, как на этом пляже. Она пересыпала его из одной ладони в другую и, к своему удивлению, открывала, что он состоит из крохотных, похожих на пудру гранул, отливающих множеством красок. Солнце было теплое, не жаркое, но расслабляющее, такое, что Талите с трудом удавалось не погрузиться в сон.
Теперь она редко виделась с Хортом. Его дни были заполнены обучением детей и пополнением собственных знаний. Талита не могла удержаться во время редких встреч от того, чтобы не пошутить над тем, как далеко он засовывает свой нос в повседневные дела местных жителей.
Вещи, которые увлекали его — вроде того, что какой-то старик упомянул случайно о времени, когда у них еще не было металлических наконечников на копьях, или что он придумал теорию, будто плохое качество местных глин помешало развитию гончарного производства, чему также способствовало наличие множества видов тыкв, или что он составил список из 117 слов, которые говорят, что у жителей Лэнгри не более семидесяти лет назад состоялся контакт с космонавтами, все это для Талиты вовсе не представляло интереса, и она не видела там ничего потрясающего, способного повлиять на мировое развитие.
Однако по мере того как шло время и красота Лэнгри становилась более привычной, мелочи жизни местных обитателей стали постепенно занимать и ее, так что иногда она принимала предложение Хорта прогуляться и взглянуть на что-нибудь, показавшееся ему из ряда вон выходящим.
Однажды, вернувшись после купания, она зашла в офис и обнаружила там своего дядю, что-то обсуждавшего с Хайрусом Эйнсом. Она уже хотела уйти, чтобы не мешать, но дядя сделал ей знак войти и присоединиться к разговору.
— Ну, Тал, — сказал он, — по-моему, ты тут по уши в делах.
— Я по уши в делах, на манер того, как это бывает с туристами, — горько покаялась она. — Торчу на пляже, пока не осточертеет, затем любуюсь видами, пока к горлу не подступает тошнота. Завтра Эрик поведет меня любоваться на тыквы, которые он считает потрясающими. Очень опасное мероприятие — в лес. А завтра ночью нас будут развлекать и кормить туземцы: песни, танцы, местные блюда, от чего меня тоже тошнит, так как я видела, из чего их готовят. И все подлинное, все не испорченное прогрессом. И все напоминает мне каникулы, которые я провела на Маллоре. Кстати, там меня тоже тошнило.
— Вкус туземных блюд заставит тебя забыть о том, что ты видела, а их танцы и песни очаровательны. — Уэмблинг подошел к окну и остановился, пристально вглядываясь вдаль. Видно, у него тоже были какие-то свои проблемы, требующие внимания, а потому Талита промолчала. — Туземцы отличные ребята, — продолжал он, — но мне хотелось бы, чтоб они не были так дьявольски упрямы. Полагаю, мне следует выгнать этого Хорта. Нет, я серьезно, он их поощряет.
Уэмблинг достал курительную капсулу и выпустил изо рта бледно-фиолетовый дымок. Потом направился к двери.
— Пойду погляжу, перепечатала ли Сейла ту корреспонденцию, — сказал он Эйнсу.
Талита проводила его любящим взглядом.
— Бедный дядечка. Самое важное дело его жизни, а твердолобые туземцы не желают с ним сотрудничать. А между прочим, что у него за дело?
Эйнс смотрел на нее, как бы тщательно взвешивая что-то. Когда она была девочкой, этот взгляд тревожил ее, но теперь она знала, что он так смотрит на всех — взвешивает.
— Хочет стать послом на Бинорисе, — сказал он.
Талита так и подскочила.
— Ох! Во дела! А что надо сделать, чтобы повыситься в ранге от нуля до представительства в самом важном мире галактики?
Эйнс откинулся на спинку кресла, поднял глаза к потолку и, подумав, ответил:
— Ловкость. Впрочем, ловкость нужна, чтобы заполучить место где угодно. Нам частично это уже удалось, так что вопрос сводится к тому, как мы можем использовать то, что у нас уже есть.
— Я же знала, что дядюшка не будет просто за так играть в посла!
Эйнс кивнул:
— У нас есть политическая поддержка, но этого мало, особенно на дипломатическом поприще, да еще в таком серьезном деле, как получение места на Бинорисе. Нам необходимо сначала добиться сенсационных успехов здесь, причем на это дело у нас остается совсем немного времени. Посол на Бинорисе уходит в отставку через год.
— Ах! Так вот почему вся эта возня со сточными канавами и переправами!
Эйнс опять кивнул.
— Нам надо быстренько трансформировать этот мир и произвести важные изменения в жизненном уровне населения. Причем сделать это так, чтобы получить отличную дипломатическую прессу. А времени катастрофически мало. И туземцы не желают с нами сотрудничать.
— Но зато какой приз вас ждет, если все получится, как вы хотите! — воскликнула с энтузиазмом Талита. — Первоклассное общество, культура…
— Экая чушь! — скривился Эйнс. — У Бинориса колоссальные минеральные ресурсы, и посол Федерации имеет неограниченные возможности влиять на выдачу лицензий на их разработку. Это назначение может принести до ста миллионов в год!
Вернулся Уэмблинг, таща кипу бумаг, и Талита сказала с чувством искренней жалости:
— Бедный дядюшка! Так много всего стоит на кону, а туземцы ничем не желают помочь. Неужели они вообще ничего не приняли из того, что ты им предложил?
Он недовольно запыхтел.
— Конечно, приняли! Ты что — наших паромов не видела? Мы решили их проблемы переправ через реки. Вот так вот! Пойдем, я тебе покажу.
Он чуть ли ни бегом вытащил ее из здания посольства и через покрытый цветами луг поволок к опушке. Сначала она была слишком поражена, чтобы протестовать, но когда оказалось, что он с той же скоростью тащит ее и по лесной тропинке, Талита стала присматриваться к древесным стволам, опасаясь новой встречи со связками опасных лиан.
— Далеко ли еще? — спросила она, задыхаясь.
Дядя не замедлил шагов даже для ответа:
— Километр или два.
— Так чего ты так торопишься? — задала она еще один вопрос. — Переправа же никуда не денется, даже если мы пойдем потише?
Он слегка замедлил шаг, и они пошли по вьющейся меж стволов тропке в более нормальном темпе. Тропинка, уткнувшись в берег речки, кончилась. Уэмблинг остановился, прямо светясь от гордости и ожидания похвалы Талиты.
Чуть поодаль от них находилась туземная лодка, на корме и на носу у нее стояли по два связанных верхушками бревна. Через каждую связку был пропущен канат, протянутый с берега на берег на высоте человеческого роста. Он удерживал лодку на линии переправы. Еще две веревки были привязаны к стволам деревьев на обоих берегах реки. Чтобы заставить паром двигаться к нужному берегу, надо было тянуть за соответствующий канат, складывая его в бухту на дне лодки. Другая же веревка в это время раскручивалась, уходя из лодки. Уэмблинг заставил Талиту влезть в этот паром и перетянул его через узкую речку. Затем тем же способом переправился обратно.
— Ну и что ты думаешь об этом? — спросил он с гордостью.
— Это… очень… хитроумно, — выдавила она.
— Мы установили такие штуки на всех главных переправах, — продолжал он, — и я получил очень хорошую прессу. Фотографии передавались в «Новостях» в восьми мирах, включая Бинорис и… — Он внезапно смолк, продолжая напряженно вглядываться в племянницу.
— Тал! Ты же можешь мне помочь! Попозируй-ка мне! Мы сделаем несколько снимков. Фотография этой штуковины вместе с тобой в таком купальнике завоюет нам сотню миров! Черт побери, надо было захватить камеру! Ну, что скажешь?
Она слишком обозлилась, чтобы сказать что-либо. К счастью, с того берега их окликнул Эрик Хорт, так что ее долгое молчание не успело задеть чувств Уэмблинга.
— А я-то думал, куда это вы так несетесь? — сказал Хорт. — В посольство явилась депутация туземцев, которые желают лицезреть посла.
— Должно быть, официальное приглашение на праздник, — ответил Уэмблинг. — Пожалуй, придется поторопиться.
Хорт помог ему выбраться на берег, и Уэмблинг, поднимаясь по склону, отдал последние распоряжения:
— Пусть она покатается, если хочет, Эрик. Пусть освоится с этим делом как следует. — Он было зашагал по дорожке, но прежде чем скрыться за поворотом, обернулся: — Только пусть она сама тянет за веревку, Эрик!
— Обязательно! — крикнул тот. — Причем в оба конца.
Уэмблинг широко ухмыльнулся, несколько раз кивнул головой, повернулся спиной к зрителям и еще раз махнул рукой.
— Господи, Боже мой! — воскликнула Талита. — Да он и впрямь гордится этой ерундой!
— Вперед! И быстро! — рявкнул Хорт.
Удивленная Талита выскочила на берег, и Хорт помог ей отыскать укромное местечко за кустами. Секундой позже из леса на противоположном берегу вышли два туземца. Ни на минуту не замедляя шага, они перешли речку вброд на том месте, где воды было примерно по грудь, а потом снова исчезли в лесу.
— Они что, совсем не пользуются паромами? — недоуменно спросила Талита, когда туземцы оказались вне пределов слышимости.
— Пользуются лишь тогда, когда думают, что мы видим, — ответил Хорт. Он снова привел Талиту к лодке, где она могла бы выразить всю глубину своих чувств, не прибегая к осложняющему жизнь вранью. Тут она смогла полностью отдаться новому для нее искусству, перегоняя лодку с одного берега на другой и обратно. Хорт наблюдал за ней, стоя на берегу.
— Понимаете, дядюшка действительно хочет помочь туземцам, — сказала она, переправившись к Хорту, — но, видимо, в человеческой натуре изначально заложено сопротивление новшествам.
— Нет, в данном случае тут действуют и другие факторы. В начале этот мир был действительно по-настоящему опасен и страшен для людей. Первые колонисты спаслись буквально чудом. Даже сейчас тут существует множество возможностей отдать Богу душу, но все же это сравнительно спокойное местечко, так как за сотни лет пребывания здесь людям методом проб и ошибок удалось определить важнейшие опасности и то, как их можно избегать. Так как же может случиться, что кто-то, только что прибывший сюда, начинает предлагать им лучшие способы выживания, чем те, которые выработаны поколениями в процессе опасных и болезненных экспериментов?
Хорт вошел в лодку и сел на носовую банку.
— Я очень беспокоюсь за туземцев. Пока ваш дядюшка проявляет завидное терпение, но долго так продолжаться не может. Неизбежно он начнет придумывать разные хитрости, чтобы заставить их делать то, чего он добивается, тем более что Уэмблинг пользуется влиянием и получит поддержку, даже если придется заставлять их силой. Если он это сделает, он получит великолепный шанс уничтожить их на корню.
Она недоуменно поглядела на него.
— Уничтожить? Чушь какая! Мой дядюшка вовсе не чудовище!
— Скажите, а вы не заметили никаких странностей с ногами у служащих посольства?
— Они у них в шрамах, — ответила она. — Я очень этому удивилась.
— Ваш дядя начал кампанию за уничтожение грязи на деревенских улицах. Попытался уговорить Форнри засыпать их гравием. Тот с порога отверг такую идею. Тогда дядюшка продемонстрировал свою мудрость, заставив работников посольства таскать гравий в таком количестве, чтобы засыпать дорожки между посольскими зданиями. Он хотел показать туземцам, как это делается. Оказалось, что на гравии селится грибок, который самым отрицательным образом воздействует на кожный покров ступней. Теперь у всего персонала ноги в шрамах, а дорожки снова земляные.
— У всего персонала, кроме вас, — сказала она, поглядев на его ноги.
— Ну… Я подозревал что-то в этом духе, так что, когда ваш дядя засыпал дорожки гравием, я перестал по ним ходить. Туземцы знают свой мир, и если говорят, что чего-то делать не надо, я этого и не делаю. Поглядите-ка на это!
Он показал на странно скрученные веревки, которыми к лодке крепилось оборудование парома.
— А в чем дело? — спросила Талита.
— Я счел этот узел настолько интересным, что хотел его послать в Антропологический Институт. И пока я писал о нем доклад, один из членов команды курьерского корабля случайно зашел ко мне и стал дико хохотать. Это был самый обычный узел… Он специально разработан космонавтами для крепления проволоки в процессе строительства космических кораблей, чтобы избежать вибраций, возникающих при полете на сверхсветовых скоростях. Все космонавты этот узел знают наизусть. Очевидно, наша экспедиция — не первая, которая навестила здешних туземцев.
Хорт замолчал и выжидающе поглядел на Талиту. Ей было противно, что с ней обращаются как с невежественным ребенком, а потому она произнесла ледяным тоном:
— Если вы ждете, что я поверю в какую-то связь между этим узлом и тем грибком…
— Тогда воспользуйтесь своей головой! Туземцы вели такую жестокую борьбу за выживание, что готовы были в ней использовать любое оружие. Если бы они встретились с каким-то более эффективным способом делать то или иное, они, без сомнения, приняли бы этот способ. Никто не знает, со сколькими пришельцами они встречались за эти сотни лет, но из всех знаний, с которыми те заявлялись сюда, единственное, что переняли туземцы, был этот, чем-то понравившийся им узел.
Прежде чем она успела высказаться, Хорт резко сменил тему.
— Поскольку вы уже прошли такой далекий путь, то почему бы нам не сходить поглядеть на тыкву?
— Почему бы и нет? — отозвалась она. — По совершенно невероятному совпадению, у меня на сегодня нет каких-либо других договоренностей.
Они воспользовались лодкой, чтобы переправиться через реку, и когда вышли, Хорт сказал:
— Тут действует правило: идти в колонну по одному и только по середине дорожки. Так будет безопасно. А иначе на черта ли тут нужны дороги?
Углубились в лес. Несколько раз ветви кустарников, обступивших дорогу, шарахались в сторону от них, несказанно пугая Талиту, хотя Хорт сохранял спокойствие. Она молча шла за ним мимо деревьев с огромными разноцветными цветами. Переходя вброд мелкий ручеек, чуть ниже высокого водопада, они увидели жуткое существо, дивно окрашенное, но несказанно страшное по виду, которое устроило себе здесь настоящую купель. Существо заметило их и улетело с громким воплем, оросив дождем водяных капель.
Вскоре они вышли к другой реке и к другому парому Уэмблинга, который использовался, да еще как! Толпа веселых ребятишек превратила его в свою игрушку. Дети перетаскивали лодку от одного берега до другого взад и вперед. Время от времени кто-нибудь валился через борт, что тоже служило поводом для радостного визга. Со смехом и воплями они перегнали лодку к берегу, Потеснились, чтобы дать место Хорту и Талите, и быстро перевезли их на другую сторону. Хорт помог ей выбраться на берег, поднятием рук они простились с ребятами, которые восторженно хихикали и сейчас же стали готовиться к обратному плаванию.
— Совсем забыл об этом, — сказал Хорт. — Дети считают паромы сногсшибательной забавой. Но если им почему-то надо по делам перебраться через реку, они пользуются только бродом.
Пройдя еще немного по лесу, Хорт остановился и сказал:
— Вот одна из тех тыкв.
Талита молча глядела на колоссальный плод, вершина которого уходила в высоту, скрываясь в кронах окружающих огромных деревьев.
— Неужели они всегда вырастают такими гигантами? — воскликнула она.
— Некоторые — да, — объяснил ей Хорт. — Чаще же туземцы срывают их еще маленькими, так как тыквы находят себе широкое применение в хозяйстве. Тыквы таких размеров зреют несколько лет. А вот чего я не знаю, это как они размножаются. Смотрите, тут их десятки.
Он осторожно раздвинул листву и показал ей множество тыкв разных размеров.
— Все они — потомки одного и того же растения, — говорил он. Когда мы в одном месте встречаем несколько плодов разной величины, все они оказываются близкими родичами. Но… нет, не понимаю, как это растение разбрасывает свои семена на такой обширной площади, да еще в лесу…
— Их можно есть?
— Нет, но зато из них делают уйму разных вещей. Кровли для хижин, ящики, гамаки, мебель, дивные барабаны, другие музыкальные инструменты. Для ребятишек они источник радости — из тыкв делают много разных игрушек. Далее — это потенциальные платформы для танцев, а маленькие тыквы хороши для масок. Плети, на которых они растут, идут на нитки. Из ниток вьют веревки и ткут полотно. Удивительно, правда?
Хорт прислонился к одной из тыкв и побарабанил по ней. Раздались тяжелые резонирующие звуки.
— Больше тут смотреть нечего? — спросила Талита.
— Это все, — ответил он жизнерадостно.
— Так. Они и в самом деле удивительны. Я рада, что не стала дожидаться завтрашнего дня, чтобы подивиться на них. Два таких сногсшибательных зрелища, как тыквы и туземный фестиваль, моя нервная система просто не выдержит.
Талита резко развернулась и пошла прочь. Там, где тропинка делала как бы петлю, она умудрилась бросить взгляд назад, не поворачивая головы. Хорт стоял на том же месте, глядя ей вслед.
Теперь она редко виделась с Хортом. Его дни были заполнены обучением детей и пополнением собственных знаний. Талита не могла удержаться во время редких встреч от того, чтобы не пошутить над тем, как далеко он засовывает свой нос в повседневные дела местных жителей.
Вещи, которые увлекали его — вроде того, что какой-то старик упомянул случайно о времени, когда у них еще не было металлических наконечников на копьях, или что он придумал теорию, будто плохое качество местных глин помешало развитию гончарного производства, чему также способствовало наличие множества видов тыкв, или что он составил список из 117 слов, которые говорят, что у жителей Лэнгри не более семидесяти лет назад состоялся контакт с космонавтами, все это для Талиты вовсе не представляло интереса, и она не видела там ничего потрясающего, способного повлиять на мировое развитие.
Однако по мере того как шло время и красота Лэнгри становилась более привычной, мелочи жизни местных обитателей стали постепенно занимать и ее, так что иногда она принимала предложение Хорта прогуляться и взглянуть на что-нибудь, показавшееся ему из ряда вон выходящим.
Однажды, вернувшись после купания, она зашла в офис и обнаружила там своего дядю, что-то обсуждавшего с Хайрусом Эйнсом. Она уже хотела уйти, чтобы не мешать, но дядя сделал ей знак войти и присоединиться к разговору.
— Ну, Тал, — сказал он, — по-моему, ты тут по уши в делах.
— Я по уши в делах, на манер того, как это бывает с туристами, — горько покаялась она. — Торчу на пляже, пока не осточертеет, затем любуюсь видами, пока к горлу не подступает тошнота. Завтра Эрик поведет меня любоваться на тыквы, которые он считает потрясающими. Очень опасное мероприятие — в лес. А завтра ночью нас будут развлекать и кормить туземцы: песни, танцы, местные блюда, от чего меня тоже тошнит, так как я видела, из чего их готовят. И все подлинное, все не испорченное прогрессом. И все напоминает мне каникулы, которые я провела на Маллоре. Кстати, там меня тоже тошнило.
— Вкус туземных блюд заставит тебя забыть о том, что ты видела, а их танцы и песни очаровательны. — Уэмблинг подошел к окну и остановился, пристально вглядываясь вдаль. Видно, у него тоже были какие-то свои проблемы, требующие внимания, а потому Талита промолчала. — Туземцы отличные ребята, — продолжал он, — но мне хотелось бы, чтоб они не были так дьявольски упрямы. Полагаю, мне следует выгнать этого Хорта. Нет, я серьезно, он их поощряет.
Уэмблинг достал курительную капсулу и выпустил изо рта бледно-фиолетовый дымок. Потом направился к двери.
— Пойду погляжу, перепечатала ли Сейла ту корреспонденцию, — сказал он Эйнсу.
Талита проводила его любящим взглядом.
— Бедный дядечка. Самое важное дело его жизни, а твердолобые туземцы не желают с ним сотрудничать. А между прочим, что у него за дело?
Эйнс смотрел на нее, как бы тщательно взвешивая что-то. Когда она была девочкой, этот взгляд тревожил ее, но теперь она знала, что он так смотрит на всех — взвешивает.
— Хочет стать послом на Бинорисе, — сказал он.
Талита так и подскочила.
— Ох! Во дела! А что надо сделать, чтобы повыситься в ранге от нуля до представительства в самом важном мире галактики?
Эйнс откинулся на спинку кресла, поднял глаза к потолку и, подумав, ответил:
— Ловкость. Впрочем, ловкость нужна, чтобы заполучить место где угодно. Нам частично это уже удалось, так что вопрос сводится к тому, как мы можем использовать то, что у нас уже есть.
— Я же знала, что дядюшка не будет просто за так играть в посла!
Эйнс кивнул:
— У нас есть политическая поддержка, но этого мало, особенно на дипломатическом поприще, да еще в таком серьезном деле, как получение места на Бинорисе. Нам необходимо сначала добиться сенсационных успехов здесь, причем на это дело у нас остается совсем немного времени. Посол на Бинорисе уходит в отставку через год.
— Ах! Так вот почему вся эта возня со сточными канавами и переправами!
Эйнс опять кивнул.
— Нам надо быстренько трансформировать этот мир и произвести важные изменения в жизненном уровне населения. Причем сделать это так, чтобы получить отличную дипломатическую прессу. А времени катастрофически мало. И туземцы не желают с нами сотрудничать.
— Но зато какой приз вас ждет, если все получится, как вы хотите! — воскликнула с энтузиазмом Талита. — Первоклассное общество, культура…
— Экая чушь! — скривился Эйнс. — У Бинориса колоссальные минеральные ресурсы, и посол Федерации имеет неограниченные возможности влиять на выдачу лицензий на их разработку. Это назначение может принести до ста миллионов в год!
Вернулся Уэмблинг, таща кипу бумаг, и Талита сказала с чувством искренней жалости:
— Бедный дядюшка! Так много всего стоит на кону, а туземцы ничем не желают помочь. Неужели они вообще ничего не приняли из того, что ты им предложил?
Он недовольно запыхтел.
— Конечно, приняли! Ты что — наших паромов не видела? Мы решили их проблемы переправ через реки. Вот так вот! Пойдем, я тебе покажу.
Он чуть ли ни бегом вытащил ее из здания посольства и через покрытый цветами луг поволок к опушке. Сначала она была слишком поражена, чтобы протестовать, но когда оказалось, что он с той же скоростью тащит ее и по лесной тропинке, Талита стала присматриваться к древесным стволам, опасаясь новой встречи со связками опасных лиан.
— Далеко ли еще? — спросила она, задыхаясь.
Дядя не замедлил шагов даже для ответа:
— Километр или два.
— Так чего ты так торопишься? — задала она еще один вопрос. — Переправа же никуда не денется, даже если мы пойдем потише?
Он слегка замедлил шаг, и они пошли по вьющейся меж стволов тропке в более нормальном темпе. Тропинка, уткнувшись в берег речки, кончилась. Уэмблинг остановился, прямо светясь от гордости и ожидания похвалы Талиты.
Чуть поодаль от них находилась туземная лодка, на корме и на носу у нее стояли по два связанных верхушками бревна. Через каждую связку был пропущен канат, протянутый с берега на берег на высоте человеческого роста. Он удерживал лодку на линии переправы. Еще две веревки были привязаны к стволам деревьев на обоих берегах реки. Чтобы заставить паром двигаться к нужному берегу, надо было тянуть за соответствующий канат, складывая его в бухту на дне лодки. Другая же веревка в это время раскручивалась, уходя из лодки. Уэмблинг заставил Талиту влезть в этот паром и перетянул его через узкую речку. Затем тем же способом переправился обратно.
— Ну и что ты думаешь об этом? — спросил он с гордостью.
— Это… очень… хитроумно, — выдавила она.
— Мы установили такие штуки на всех главных переправах, — продолжал он, — и я получил очень хорошую прессу. Фотографии передавались в «Новостях» в восьми мирах, включая Бинорис и… — Он внезапно смолк, продолжая напряженно вглядываться в племянницу.
— Тал! Ты же можешь мне помочь! Попозируй-ка мне! Мы сделаем несколько снимков. Фотография этой штуковины вместе с тобой в таком купальнике завоюет нам сотню миров! Черт побери, надо было захватить камеру! Ну, что скажешь?
Она слишком обозлилась, чтобы сказать что-либо. К счастью, с того берега их окликнул Эрик Хорт, так что ее долгое молчание не успело задеть чувств Уэмблинга.
— А я-то думал, куда это вы так несетесь? — сказал Хорт. — В посольство явилась депутация туземцев, которые желают лицезреть посла.
— Должно быть, официальное приглашение на праздник, — ответил Уэмблинг. — Пожалуй, придется поторопиться.
Хорт помог ему выбраться на берег, и Уэмблинг, поднимаясь по склону, отдал последние распоряжения:
— Пусть она покатается, если хочет, Эрик. Пусть освоится с этим делом как следует. — Он было зашагал по дорожке, но прежде чем скрыться за поворотом, обернулся: — Только пусть она сама тянет за веревку, Эрик!
— Обязательно! — крикнул тот. — Причем в оба конца.
Уэмблинг широко ухмыльнулся, несколько раз кивнул головой, повернулся спиной к зрителям и еще раз махнул рукой.
— Господи, Боже мой! — воскликнула Талита. — Да он и впрямь гордится этой ерундой!
— Вперед! И быстро! — рявкнул Хорт.
Удивленная Талита выскочила на берег, и Хорт помог ей отыскать укромное местечко за кустами. Секундой позже из леса на противоположном берегу вышли два туземца. Ни на минуту не замедляя шага, они перешли речку вброд на том месте, где воды было примерно по грудь, а потом снова исчезли в лесу.
— Они что, совсем не пользуются паромами? — недоуменно спросила Талита, когда туземцы оказались вне пределов слышимости.
— Пользуются лишь тогда, когда думают, что мы видим, — ответил Хорт. Он снова привел Талиту к лодке, где она могла бы выразить всю глубину своих чувств, не прибегая к осложняющему жизнь вранью. Тут она смогла полностью отдаться новому для нее искусству, перегоняя лодку с одного берега на другой и обратно. Хорт наблюдал за ней, стоя на берегу.
— Понимаете, дядюшка действительно хочет помочь туземцам, — сказала она, переправившись к Хорту, — но, видимо, в человеческой натуре изначально заложено сопротивление новшествам.
— Нет, в данном случае тут действуют и другие факторы. В начале этот мир был действительно по-настоящему опасен и страшен для людей. Первые колонисты спаслись буквально чудом. Даже сейчас тут существует множество возможностей отдать Богу душу, но все же это сравнительно спокойное местечко, так как за сотни лет пребывания здесь людям методом проб и ошибок удалось определить важнейшие опасности и то, как их можно избегать. Так как же может случиться, что кто-то, только что прибывший сюда, начинает предлагать им лучшие способы выживания, чем те, которые выработаны поколениями в процессе опасных и болезненных экспериментов?
Хорт вошел в лодку и сел на носовую банку.
— Я очень беспокоюсь за туземцев. Пока ваш дядюшка проявляет завидное терпение, но долго так продолжаться не может. Неизбежно он начнет придумывать разные хитрости, чтобы заставить их делать то, чего он добивается, тем более что Уэмблинг пользуется влиянием и получит поддержку, даже если придется заставлять их силой. Если он это сделает, он получит великолепный шанс уничтожить их на корню.
Она недоуменно поглядела на него.
— Уничтожить? Чушь какая! Мой дядюшка вовсе не чудовище!
— Скажите, а вы не заметили никаких странностей с ногами у служащих посольства?
— Они у них в шрамах, — ответила она. — Я очень этому удивилась.
— Ваш дядя начал кампанию за уничтожение грязи на деревенских улицах. Попытался уговорить Форнри засыпать их гравием. Тот с порога отверг такую идею. Тогда дядюшка продемонстрировал свою мудрость, заставив работников посольства таскать гравий в таком количестве, чтобы засыпать дорожки между посольскими зданиями. Он хотел показать туземцам, как это делается. Оказалось, что на гравии селится грибок, который самым отрицательным образом воздействует на кожный покров ступней. Теперь у всего персонала ноги в шрамах, а дорожки снова земляные.
— У всего персонала, кроме вас, — сказала она, поглядев на его ноги.
— Ну… Я подозревал что-то в этом духе, так что, когда ваш дядя засыпал дорожки гравием, я перестал по ним ходить. Туземцы знают свой мир, и если говорят, что чего-то делать не надо, я этого и не делаю. Поглядите-ка на это!
Он показал на странно скрученные веревки, которыми к лодке крепилось оборудование парома.
— А в чем дело? — спросила Талита.
— Я счел этот узел настолько интересным, что хотел его послать в Антропологический Институт. И пока я писал о нем доклад, один из членов команды курьерского корабля случайно зашел ко мне и стал дико хохотать. Это был самый обычный узел… Он специально разработан космонавтами для крепления проволоки в процессе строительства космических кораблей, чтобы избежать вибраций, возникающих при полете на сверхсветовых скоростях. Все космонавты этот узел знают наизусть. Очевидно, наша экспедиция — не первая, которая навестила здешних туземцев.
Хорт замолчал и выжидающе поглядел на Талиту. Ей было противно, что с ней обращаются как с невежественным ребенком, а потому она произнесла ледяным тоном:
— Если вы ждете, что я поверю в какую-то связь между этим узлом и тем грибком…
— Тогда воспользуйтесь своей головой! Туземцы вели такую жестокую борьбу за выживание, что готовы были в ней использовать любое оружие. Если бы они встретились с каким-то более эффективным способом делать то или иное, они, без сомнения, приняли бы этот способ. Никто не знает, со сколькими пришельцами они встречались за эти сотни лет, но из всех знаний, с которыми те заявлялись сюда, единственное, что переняли туземцы, был этот, чем-то понравившийся им узел.
Прежде чем она успела высказаться, Хорт резко сменил тему.
— Поскольку вы уже прошли такой далекий путь, то почему бы нам не сходить поглядеть на тыкву?
— Почему бы и нет? — отозвалась она. — По совершенно невероятному совпадению, у меня на сегодня нет каких-либо других договоренностей.
Они воспользовались лодкой, чтобы переправиться через реку, и когда вышли, Хорт сказал:
— Тут действует правило: идти в колонну по одному и только по середине дорожки. Так будет безопасно. А иначе на черта ли тут нужны дороги?
Углубились в лес. Несколько раз ветви кустарников, обступивших дорогу, шарахались в сторону от них, несказанно пугая Талиту, хотя Хорт сохранял спокойствие. Она молча шла за ним мимо деревьев с огромными разноцветными цветами. Переходя вброд мелкий ручеек, чуть ниже высокого водопада, они увидели жуткое существо, дивно окрашенное, но несказанно страшное по виду, которое устроило себе здесь настоящую купель. Существо заметило их и улетело с громким воплем, оросив дождем водяных капель.
Вскоре они вышли к другой реке и к другому парому Уэмблинга, который использовался, да еще как! Толпа веселых ребятишек превратила его в свою игрушку. Дети перетаскивали лодку от одного берега до другого взад и вперед. Время от времени кто-нибудь валился через борт, что тоже служило поводом для радостного визга. Со смехом и воплями они перегнали лодку к берегу, Потеснились, чтобы дать место Хорту и Талите, и быстро перевезли их на другую сторону. Хорт помог ей выбраться на берег, поднятием рук они простились с ребятами, которые восторженно хихикали и сейчас же стали готовиться к обратному плаванию.
— Совсем забыл об этом, — сказал Хорт. — Дети считают паромы сногсшибательной забавой. Но если им почему-то надо по делам перебраться через реку, они пользуются только бродом.
Пройдя еще немного по лесу, Хорт остановился и сказал:
— Вот одна из тех тыкв.
Талита молча глядела на колоссальный плод, вершина которого уходила в высоту, скрываясь в кронах окружающих огромных деревьев.
— Неужели они всегда вырастают такими гигантами? — воскликнула она.
— Некоторые — да, — объяснил ей Хорт. — Чаще же туземцы срывают их еще маленькими, так как тыквы находят себе широкое применение в хозяйстве. Тыквы таких размеров зреют несколько лет. А вот чего я не знаю, это как они размножаются. Смотрите, тут их десятки.
Он осторожно раздвинул листву и показал ей множество тыкв разных размеров.
— Все они — потомки одного и того же растения, — говорил он. Когда мы в одном месте встречаем несколько плодов разной величины, все они оказываются близкими родичами. Но… нет, не понимаю, как это растение разбрасывает свои семена на такой обширной площади, да еще в лесу…
— Их можно есть?
— Нет, но зато из них делают уйму разных вещей. Кровли для хижин, ящики, гамаки, мебель, дивные барабаны, другие музыкальные инструменты. Для ребятишек они источник радости — из тыкв делают много разных игрушек. Далее — это потенциальные платформы для танцев, а маленькие тыквы хороши для масок. Плети, на которых они растут, идут на нитки. Из ниток вьют веревки и ткут полотно. Удивительно, правда?
Хорт прислонился к одной из тыкв и побарабанил по ней. Раздались тяжелые резонирующие звуки.
— Больше тут смотреть нечего? — спросила Талита.
— Это все, — ответил он жизнерадостно.
— Так. Они и в самом деле удивительны. Я рада, что не стала дожидаться завтрашнего дня, чтобы подивиться на них. Два таких сногсшибательных зрелища, как тыквы и туземный фестиваль, моя нервная система просто не выдержит.
Талита резко развернулась и пошла прочь. Там, где тропинка делала как бы петлю, она умудрилась бросить взгляд назад, не поворачивая головы. Хорт стоял на том же месте, глядя ей вслед.
9
Два ярких костра на пляже не только прекрасно освещали участников праздника, расположившихся на склоне холма, но и отбрасывали блики на пенистые плюмажи бьющихся о берег волн. Между кострами музыкант устанавливал свой инструмент. Эрик Хорт называл его набом. Он был сделан из тыквы, в высоту вдвое превосходившей рост музыканта. Объемом музыкант уступал набу еще больше.
Первое впечатление Талиты было таково: если для игры на набе нужен только один музыкант, то еще двое должны держать инструмент. И эти двое уже сидят на верху тыквы, болтая ногами. Позже, когда они стали лупить по тыкве босыми пятками, она решила, что это барабанщики.
Музыкант задал тон, и туземный праздник начался. Сначала не происходило ничего, если не считать ритмичных звуков «тинг… тинг… тинг», издаваемых струнами наба. Потом заиграл второй музыкант.
Он играл на том же инструменте, что и первый.
Ряды натянутых струн шли вдоль тыквы от хомутика, расположенного наверху, и до деревянного ошейника в самом низу. Наб был не инструмент, а целое скопище инструментов. Все новые и новые музыканты вступали в строй, играя на собственном наборе струн.
Талита насчитала их восемь, но кто мог поручиться, что их на самом деле не больше — с той стороны наба, которая ей не видна. Музыкальный ритм отличался фантастической сложностью.
Затем в дело вступили барабанщики. Их мощные удары проходили пунктиром сквозь глухой рокот струн, подчеркивая появление новых ритмических усложнений своими «бам… бам… бам…». Вокруг наба уже сформировался целый оркестр — барабаны меньших размеров и какие-то другие струнные инструменты. А вот появились и первые ярко одетые танцоры. Юноши встали вокруг одного костра, девушки — вокруг другого.
Потом кольца танцоров стали рваться, перепутываться между собой, меняться кострами. Танцующие лентами зазмеились между группами зрителей. Несколько молодых женщин попытались вовлечь в танец Талиту, проплывая мимо нее. Она отрицательно покачала головой.
— Я не знаю, что надо и как надо.
Хорт, сидевший рядом с ней, вскочил и попытался, взяв за руки, поднять.
— Вперед, — сказал он ей. — Таков обычай. Они выбрали вас почетной гостьей. Просто повторяйте за ними то, что делают они.
Ее дядя, сидевший поодаль, ободряюще улыбнулся.
Что касается туземцев, то они пришли в восторг. В движениях танца не было ничего особенно трудного. Так что Талита сдалась и позволила девушкам увлечь себя.
Ей показалось, что она действует не так уж плохо, хотя на самом деле все оказалось труднее, чем она представляла со зрительского места. Они кружились вокруг костров, время от времени оба кольца расплетались, чтобы пройти сквозь друг друга. Хорт улыбался ей, когда она проплывала мимо. Потом юноши втащили и его в свой круг.
Мужчины перестроились, образовав наружное кольцо вокруг женского круга. Талита увидела, что теперь танцует напротив Хорта. Танец набирал скорость, па становились все более и более трудными, но им удавалось удерживаться на уровне других танцоров, пока не почувствовали, что предел выносливости перейден. Смеясь и хватая ртом воздух, они вернулись на прежние места.
Когда Талите наконец удалось отдышаться, она смогла окинуть взглядом толпу туземцев. Потом толкнула Хорта локтем:
— А почему Далла с Форнри не танцевали?
— Я же говорил вам. Форнри — здешний лидер. Он, видимо, дал обет безбрачия. Они с Даллой любовники, но танцевать им не положено. Далла этим не очень довольна, но приглашений от других мужчин не принимает.
— А какое отношение все это имеет к танцам? — недоумевала Талита.
— Это обручальный танец.
Она не отрывала от Хорта глаз.
— Обручальный? Вы хотите сказать… вы и я…
— Только на Лэнгри, — ответил он с небрежным спокойствием.
Талита с силой ударила его по щеке и убежала во тьму.
На вершине холма Талита остановилась и поглядела вниз. Пульсирующая музыка, мелькание разноцветных одежд, смена танцевальных ритмов возбуждали ее и манили.
Потом она заметила, что Эрик Хорт высматривает ее.
И задорно расхохоталась.
Лежа на пляже и подпирая ладонью подбородок, Талита задумчиво глядела в море, пытаясь решить свои проблемы. Здесь ее ждали лишь дремотные, погруженные в летаргический сон дни, прерываемые (не слишком ли часто?) пространными монологами дядюшки и Эрика Хорта. Ее дядюшка был слишком погружен в свои новые блистательные проекты, которыми набита его голова. Хорта же увлекали самые тривиальные стороны жизни туземцев, в которых он видел нечто таинственное.
Ее дядюшка настроился на то, чтобы оказывать туземцам помощь, но было очевидно, что они этой помощи не желали. Хорт настроился на то, чтобы их изучать, но они решительно отказывались быть объектами такого изучения. Они хотели одного — пусть их оставят в покое, и ей такая позиция представлялась совершенно разумной.
Она слышала раскатистый голос своего дяди, такой отличный от голосов его туземного «сопровождения», желавшего ему всего хорошего. С отвращением она поднялась на ноги, подобрала халат, на котором лежала, и решительно направилась к офису.
Когда она открыла дверь, все удивленно повернулись к ней — дядя, Хайрус Эйнс и Эрик Хорт. Они как раз собирались выпить в честь чего-то и все держали в руках полные бокалы.
Дядюшка приветствовал ее с обычной улыбкой.
— Ты едва не опоздала, Тал, — воскликнул он, наполняя еще один бокал. — Присоединяйся к нашему торжеству. Форнри принял мое предложение насчет дренажных канав. Они с утра начнут работы.
Он протянул ей бокал, но она в припадке внезапного гнева разбила бокал об пол.
— Какие же вы идиоты! — выкрикнула она.
Эйнс и Хорт застыли с поднятыми бокалами. Дядюшка онемел.
— Неужели вы не видите, что туземцы держат вас за болванов? Вы ишачите на них с восхода до заката, выбиваясь из сил, чтобы помочь им, и когда наконец они соизволят принять ваше предложение вроде паромов на переправах, то тут же превращают его в игрушку для детей. А теперь, я полагаю, вы предложите мне сниматься в бикини в ваших сточных канавах?
Она подошла к окну и встала там, спиной к ним.
— Лэнгри — дивный мир, — сказала она. — Тут очаровательные песни и пляски, роскошная еда, так что лучшего места для отдыха не придумать. Я здесь отлично отдохнула. И со следующим кораблем-курьером возвращаюсь обратно.
Дядюшка ответил спокойно:
— Ты вольна уехать, когда захочешь, Тал.
Она повернулась к ним лицом. Хорт изо всех сил старался скрыть свое разочарование. Внезапно он вспомнил, что все еще держит в руке полный бокал, и осушил его одним глотком. Уэмблинг и Эйнс последовали его примеру.
Талита, глядя мимо них в другое окно, сказала:
— А это еще что такое?
На берегу, чуть ниже посольства, туземцы вытащили свою лодку и теперь шли вверх по пляжу, неся в руках что-то вроде носилок, сделанных из куска тыквы, на которых лежало нечто похожее на стопку одеял. Впереди шел Форнри. Далла, плача, плелась сбоку.
Хорт выскочил из комнаты, чтобы встретить их, за ним по пятам — Уэмблинг и Эйнс. Талита, поколебавшись, последовала за дядей. Когда она их догнала, туземцы остановились и Хорт наклонился над тыквенными носилками.
Он отвернул край одеяла и увидел ребенка, лежавшего без сознания. Дабби.
Закрытые глаза. Крошечное осунувшееся лицо воспалено. Дыхание частое и неглубокое.
Хорт сказал, как бы не веря своим словам, в которых чувствовалась острая боль и страх:
— Не… не горячка?
Форнри мрачно ответил:
— Порезала ногу. Об острый камень. И теперь, кажется…
Его голос прервался. Хорт отвернулся, вытер глаза рукой и куда-то махнул ею. Туземцы последовали за ним. Свернули в сторону и с тыла подошли к помещению, где жил Хорт. Он забежал вперед, открыл дверь и пропустил туземцев в комнату.
Когда Талита вошла одной из последних, Хорт уже опустил кровать и положил на нее Дабби. Туземцы, кроме Даллы и Форнри, взяв носилки, ушли. Хорт, встав у кровати на колени, тихонько обследовал ногу Дабби.
Талита задержала дыхание. Нога страшно распухла — она была раза в два-три толще здоровой.
Хорт медленно выпрямился.
— Можно попробовать что-либо новое, — сказал он. — Не исключено, что это научит нас чему-то, но я боюсь, что девочка все равно умрет.
Далла стояла на коленях у изголовья кровати и беззвучно рыдала. Форнри, суровый, но, несмотря на это, безупречно вежливый, деликатно сказал:
— Мы все понимаем. Горячка всегда ведет к смерти. Мы благодарны вам за то, что вы пытаетесь найти лекарство против нее. Пожалуйста, сделайте все, что можно.
Первое впечатление Талиты было таково: если для игры на набе нужен только один музыкант, то еще двое должны держать инструмент. И эти двое уже сидят на верху тыквы, болтая ногами. Позже, когда они стали лупить по тыкве босыми пятками, она решила, что это барабанщики.
Музыкант задал тон, и туземный праздник начался. Сначала не происходило ничего, если не считать ритмичных звуков «тинг… тинг… тинг», издаваемых струнами наба. Потом заиграл второй музыкант.
Он играл на том же инструменте, что и первый.
Ряды натянутых струн шли вдоль тыквы от хомутика, расположенного наверху, и до деревянного ошейника в самом низу. Наб был не инструмент, а целое скопище инструментов. Все новые и новые музыканты вступали в строй, играя на собственном наборе струн.
Талита насчитала их восемь, но кто мог поручиться, что их на самом деле не больше — с той стороны наба, которая ей не видна. Музыкальный ритм отличался фантастической сложностью.
Затем в дело вступили барабанщики. Их мощные удары проходили пунктиром сквозь глухой рокот струн, подчеркивая появление новых ритмических усложнений своими «бам… бам… бам…». Вокруг наба уже сформировался целый оркестр — барабаны меньших размеров и какие-то другие струнные инструменты. А вот появились и первые ярко одетые танцоры. Юноши встали вокруг одного костра, девушки — вокруг другого.
Потом кольца танцоров стали рваться, перепутываться между собой, меняться кострами. Танцующие лентами зазмеились между группами зрителей. Несколько молодых женщин попытались вовлечь в танец Талиту, проплывая мимо нее. Она отрицательно покачала головой.
— Я не знаю, что надо и как надо.
Хорт, сидевший рядом с ней, вскочил и попытался, взяв за руки, поднять.
— Вперед, — сказал он ей. — Таков обычай. Они выбрали вас почетной гостьей. Просто повторяйте за ними то, что делают они.
Ее дядя, сидевший поодаль, ободряюще улыбнулся.
Что касается туземцев, то они пришли в восторг. В движениях танца не было ничего особенно трудного. Так что Талита сдалась и позволила девушкам увлечь себя.
Ей показалось, что она действует не так уж плохо, хотя на самом деле все оказалось труднее, чем она представляла со зрительского места. Они кружились вокруг костров, время от времени оба кольца расплетались, чтобы пройти сквозь друг друга. Хорт улыбался ей, когда она проплывала мимо. Потом юноши втащили и его в свой круг.
Мужчины перестроились, образовав наружное кольцо вокруг женского круга. Талита увидела, что теперь танцует напротив Хорта. Танец набирал скорость, па становились все более и более трудными, но им удавалось удерживаться на уровне других танцоров, пока не почувствовали, что предел выносливости перейден. Смеясь и хватая ртом воздух, они вернулись на прежние места.
Когда Талите наконец удалось отдышаться, она смогла окинуть взглядом толпу туземцев. Потом толкнула Хорта локтем:
— А почему Далла с Форнри не танцевали?
— Я же говорил вам. Форнри — здешний лидер. Он, видимо, дал обет безбрачия. Они с Даллой любовники, но танцевать им не положено. Далла этим не очень довольна, но приглашений от других мужчин не принимает.
— А какое отношение все это имеет к танцам? — недоумевала Талита.
— Это обручальный танец.
Она не отрывала от Хорта глаз.
— Обручальный? Вы хотите сказать… вы и я…
— Только на Лэнгри, — ответил он с небрежным спокойствием.
Талита с силой ударила его по щеке и убежала во тьму.
На вершине холма Талита остановилась и поглядела вниз. Пульсирующая музыка, мелькание разноцветных одежд, смена танцевальных ритмов возбуждали ее и манили.
Потом она заметила, что Эрик Хорт высматривает ее.
И задорно расхохоталась.
Лежа на пляже и подпирая ладонью подбородок, Талита задумчиво глядела в море, пытаясь решить свои проблемы. Здесь ее ждали лишь дремотные, погруженные в летаргический сон дни, прерываемые (не слишком ли часто?) пространными монологами дядюшки и Эрика Хорта. Ее дядюшка был слишком погружен в свои новые блистательные проекты, которыми набита его голова. Хорта же увлекали самые тривиальные стороны жизни туземцев, в которых он видел нечто таинственное.
Ее дядюшка настроился на то, чтобы оказывать туземцам помощь, но было очевидно, что они этой помощи не желали. Хорт настроился на то, чтобы их изучать, но они решительно отказывались быть объектами такого изучения. Они хотели одного — пусть их оставят в покое, и ей такая позиция представлялась совершенно разумной.
Она слышала раскатистый голос своего дяди, такой отличный от голосов его туземного «сопровождения», желавшего ему всего хорошего. С отвращением она поднялась на ноги, подобрала халат, на котором лежала, и решительно направилась к офису.
Когда она открыла дверь, все удивленно повернулись к ней — дядя, Хайрус Эйнс и Эрик Хорт. Они как раз собирались выпить в честь чего-то и все держали в руках полные бокалы.
Дядюшка приветствовал ее с обычной улыбкой.
— Ты едва не опоздала, Тал, — воскликнул он, наполняя еще один бокал. — Присоединяйся к нашему торжеству. Форнри принял мое предложение насчет дренажных канав. Они с утра начнут работы.
Он протянул ей бокал, но она в припадке внезапного гнева разбила бокал об пол.
— Какие же вы идиоты! — выкрикнула она.
Эйнс и Хорт застыли с поднятыми бокалами. Дядюшка онемел.
— Неужели вы не видите, что туземцы держат вас за болванов? Вы ишачите на них с восхода до заката, выбиваясь из сил, чтобы помочь им, и когда наконец они соизволят принять ваше предложение вроде паромов на переправах, то тут же превращают его в игрушку для детей. А теперь, я полагаю, вы предложите мне сниматься в бикини в ваших сточных канавах?
Она подошла к окну и встала там, спиной к ним.
— Лэнгри — дивный мир, — сказала она. — Тут очаровательные песни и пляски, роскошная еда, так что лучшего места для отдыха не придумать. Я здесь отлично отдохнула. И со следующим кораблем-курьером возвращаюсь обратно.
Дядюшка ответил спокойно:
— Ты вольна уехать, когда захочешь, Тал.
Она повернулась к ним лицом. Хорт изо всех сил старался скрыть свое разочарование. Внезапно он вспомнил, что все еще держит в руке полный бокал, и осушил его одним глотком. Уэмблинг и Эйнс последовали его примеру.
Талита, глядя мимо них в другое окно, сказала:
— А это еще что такое?
На берегу, чуть ниже посольства, туземцы вытащили свою лодку и теперь шли вверх по пляжу, неся в руках что-то вроде носилок, сделанных из куска тыквы, на которых лежало нечто похожее на стопку одеял. Впереди шел Форнри. Далла, плача, плелась сбоку.
Хорт выскочил из комнаты, чтобы встретить их, за ним по пятам — Уэмблинг и Эйнс. Талита, поколебавшись, последовала за дядей. Когда она их догнала, туземцы остановились и Хорт наклонился над тыквенными носилками.
Он отвернул край одеяла и увидел ребенка, лежавшего без сознания. Дабби.
Закрытые глаза. Крошечное осунувшееся лицо воспалено. Дыхание частое и неглубокое.
Хорт сказал, как бы не веря своим словам, в которых чувствовалась острая боль и страх:
— Не… не горячка?
Форнри мрачно ответил:
— Порезала ногу. Об острый камень. И теперь, кажется…
Его голос прервался. Хорт отвернулся, вытер глаза рукой и куда-то махнул ею. Туземцы последовали за ним. Свернули в сторону и с тыла подошли к помещению, где жил Хорт. Он забежал вперед, открыл дверь и пропустил туземцев в комнату.
Когда Талита вошла одной из последних, Хорт уже опустил кровать и положил на нее Дабби. Туземцы, кроме Даллы и Форнри, взяв носилки, ушли. Хорт, встав у кровати на колени, тихонько обследовал ногу Дабби.
Талита задержала дыхание. Нога страшно распухла — она была раза в два-три толще здоровой.
Хорт медленно выпрямился.
— Можно попробовать что-либо новое, — сказал он. — Не исключено, что это научит нас чему-то, но я боюсь, что девочка все равно умрет.
Далла стояла на коленях у изголовья кровати и беззвучно рыдала. Форнри, суровый, но, несмотря на это, безупречно вежливый, деликатно сказал:
— Мы все понимаем. Горячка всегда ведет к смерти. Мы благодарны вам за то, что вы пытаетесь найти лекарство против нее. Пожалуйста, сделайте все, что можно.