Бир Грег. Академия и хаос

   Когда Линь Чен и его шпионы пришли в себя, разговор роботов был окончен, а Дэниел выходил из камеры. Через несколько минут после его ухода надзиратели вывели в коридор Лодовика.
   А еще через час были освобождены все заключенные центра предварительного заключения Особого отдела полиции — зачинщики беспорядков из Дали и Стрилинга, гуманоидные роботы, в том числе и Дорс Венабили, а также молодые менталики из группы Плассикса. В тюрьме остались только те роботы, которые были похожи на роботов. Сделано это было по предложению Чена, а он руководствовался тем, что места сосредоточения бывших конспираторов перестали быть тайной для имперских полицейских. Затем эти роботы должны были быть переданы Дэниелу, дабы он поступил с ними так, как сочтет нужным. Чена же судьба машин нисколько не волновала — лишь бы их увезли подальше от Трентора, чтобы они больше не докучали Империи.
   Несколько дней спустя Линь Чен смог бы вспомнить кое-что из того, о чем Дэниел говорил Лодовику в камере. Он рассказывал ему о некоей огромной и древней тайне. Однако с какого-то момента разговор явно пошел в другом направлении, поскольку Чен не мог вспомнить и не вспомнил, что же это была за тайна.
   Лодовик думал о том, что услышал от Дэниела. Дэниел предложил ему подумать и принять решение самостоятельно.
   — Психоистория изначально несет в себе элемент собственного краха, — сказал Дэниел Лодовику в камере перед его освобождением. — История человечества — хаотическая система. В тех моментах, где эта система предсказуема, прогностические формулы способны очертить ее элементы. Но важнейшие события — биологическое зарождение Вары Лизо и Клии Азгар, к примеру, — прогнозированию не подлежат. Они работают против психоистории. Психоистория — это предмет мотивации для тех, кто создаст Первую Академию. Это система убеждений, принимаемых на веру, обладающая огромной силой и гибкостью. Первая Академия в свое время победит и будет стоять во главе истории человечества в течение определенного срока. Ее будущее очерчено формулами Гэри Селдона. Но в отдаленном будущем, когда человечество перерастет все древние системы верований, сотканные из психологии и морфологии, когда оно поднимется над колыбелью культуры и биологии, тогда семена Второй Академии…
   Дэниел мог бы и не продолжать. Наблюдая за выражением лица Лодовика, в глазах которого он видел мечтательные раздумья и почти религиозную надежду, он понял, что добился желаемого результата.
   — Трансцедентальное мышление, неподвластное никаким рациональным прогнозам, — сказал Лодовик.
   — Как ты справедливо заметил в свое время, здоровье леса порой достигается с помощью профилактических пожаров — но не с помощью страшных палов и безудержных, бессмысленных завоеваний, которыми характеризовалось прошлое человечества. Человечество — биологическая сила такого могущества, что за многие тысячелетия люди могли в буквальном смысле уничтожить Галактику и самих себя. Людям эта мысль ненавистна, они ее боятся, они бегут от нее с тех самых времен, когда они еще и людьми-то не были, когда сражались за выживание среди чешуйчатых чудовищ на поверхности своей планеты-прародины. Когда вынуждены были жить во мраке ночи, боясь света дня.
   Горькое, страшное детство. Именно с этими врожденными устремлениями, склонностью к глобальному самоуничтожению я и боролся и преуспел в этом — не без жертв, к сожалению. Я стремился к тому, чтобы развитие человечества стало свободным! Функция психоистории состоит в том, чтобы активно сдерживать рост человечества до тех пор, пока этот вид достигнет отложенной на столь долгий срок зрелости. Клия Азгар и такие, как она, будут вступать в брак и рождать себе подобных, и в конце концов люди наконец научатся мыслить в унисон, и между ними наладится настоящая связь, истинное взаимопонимание. Вместе они сумеют превозмочь появление в будущем мутаций, рождение еще более могущественных менталиков, чем они сами, — мутаций, являющихся побочным эффектом иммунной реакции на роботов. Эта стратегия сопряжена с огромным риском, и ты этот риск справедливо и четко определил. Но альтернатива немыслима. Если Гэри Селдон не закончит своей работы, катастрофы могут разразиться вновь. Так не должно случиться.

Глава 88

   Все необходимые приготовления были завершены. Р. Дэниел Оливо был готов исполнить свой последний долг перед человечеством. Но, для того чтобы сделать это, он должен был встретиться со своим старым и любимым другом и поведать ему то, что лишь отчасти было правдой, но помогло бы этому другу прожить остаток дней.
   Затем Дэниел должен был уничтожить в памяти этого человека все следы своего пребывания. Тысячи раз в прошлом он проделывал подобное с другими людьми (а порой — и с самим Гэри Селдоном), но теперь он думал об этом с грустью и неохотой.
   В этот, последний день своего пребывания в самом старом своем жилище на Тренторе — в квартире, расположенной на верхнем этаже жилой башни, из окон которой открывался вид на здания Стрилинга, цвета слоновой кости и стали, он чувствовал волнение. Он до сих пор не смел назвать систему своего мышления «разумом», но ощущал именно волнение. Вернее, он не мог найти определение состоянию своих позитронных мыслительных цепочек, но на ум просилось одно-единственное слово, и оно было неизбежно. Слово это было — «тоска».
   Дэниел, просуществовав двадцать тысяч лет, впервые по-настоящему тосковал. Очень скоро он должен был стать совершенно бесполезным. Его близкий друг — человек — должен был умереть. События будут вершить без него, человечество, пошатываясь, побредет к своему будущему. Да, Дэниел продолжит существовать, но его существование будет бесцельным.
   Каким бы немыслимо тяжелым ни было его существование на протяжении всех этих тысячелетий, как бы глубока и сложна ни была его собственная история, он всегда знал, что делает то, для чего изначально были созданы роботы, — он служил людям.
   Он наградил Лодовика почетным званием «человек» не ради того, чтобы убедить робота встать на его сторону — обстоятельства изменились, и его аргументы звучали достаточно убедительно. Дэниел не мог гарантировать положительного ответа со стороны Лодовика, но был почти уверен в нем. А Дэниел собирался в любом случае довести свои планы до конца. Лодовик в этих планах не занимал ключевой позиции, хотя его присутствие было бы полезным.
   Но себя, невзирая на многолетнее служение человечеству, Дэниел человеком назвать не мог. По своему собственному убеждению, Дэниел оставался таким же и тем же, каким был всегда, несмотря на многочисленные перемены облика и ментальные перестройки. Он был роботом, и только роботом.
   Присвоенный ему людьми статус легендарного «Вечного» для него почти ничего не значил. Во всяком случае, никакого восторга это наименование у него не вызывало.
   Какой-нибудь из миллионов миллиардов людей-историков, рассмотрев историю деяний Дэниела, мог уделить ему место в истории человечества, и он был бы изображен в виде серо-стального героя, равного любому из выдающихся деятелей-людей, а может быть, и более выдающегося.
   Но все эти историки ничего не знали о Дэниеле и такого суждения о нем не вынесли бы. Только Линь Чену были известны немногочисленные детали, но Линь Чен в конце концов был слишком мелкой фигурой для того, чтобы понять сущность робота. Чену была безразлична судьба Галактики после его ухода из жизни.
   Гэри знал Дэниела намного ближе. Благодаря своей гениальности он видел вклад Дэниела в историю человечества в перспективе, но Дэниел упорно запрещал ему тратить много времени на раздумья о роботах.
   Искусственное небо изображало закат, но получалось неважно. Закат вышел какой-то неровный, пятнистый, как и везде теперь на Тренторе. Неровные оранжевые отсветы ложились на лицо Дэниела. Никто из людей не видел его сейчас, и у него не было необходимости следить за своей мимикой.
   Дэниел отвернулся от окна и подошел к Дорс, которая стояла в дверях.
   — Теперь мы пойдем к Гэри? — взволнованно, с нетерпением спросила она.
   — Да, — ответил Дэниел.
   — Ты позволишь ему запомнить нашу встречу? — спросила Дорс.
   — Пока нет, — ответил Дэниел. — Но скоро позволю.

Глава 89

   Ванда озабоченно нахмурилась.
   — Что-то мне не по себе из-за того, чтобы мы бросаем его тут одного, — призналась она Стеттину, когда они выходили из квартиры Гэри в Стрилинге.
   — Он бы на другое не согласился, — пожал плечами Стеттин.
   — Это Чен хочет, чтобы дед остался один. Он хочет убить его!
   — Мне почему-то так не кажется, — покачал головой Стеттин. — Если бы Чен хотел, он бы мог уже сто, тысячу раз разделаться с Гэри. А теперь, согласно официальным данным, Чен стал покровителем создания «Энциклопедии», а Гэри — патриарх этого Проекта.
   — Не думаю, чтобы тренторианская политика была так уж тривиальна.
   — Ты должна верить в то, о чем говорят предсказания твоего деда.
   — С какой стати? — фыркнула Ванда. — Он сам в них больше ни капельки не верит!
   Двери кабины лифта разъехались в стороны, и супруги шагнули в пустое пространство, чтобы спуститься на пять этажей вниз. Спуск оказался более неприятным, чем они ожидали, — видимо, барахлили гравитационные поля в здании. Ванда вышла из кабины прихрамывая.
   — Мне так хочется поскорее уехать отсюда! — жалобно проговорила она. — Мы так долго этого ждали — целая планета будет только нашей, и больше ничьей…
   Но Стеттин покачал головой. Ванда посмотрела на него раздраженно и взволнованно. Она боялась, что сомнения мужа имеют под собой почву.
   — Скажи, как ты думаешь, — задумчиво проговорил Стеттин, — велика ли вероятность того, что мы на самом деле покинем Трентор? Даже если работа над Проектом будет продолжена, даже если План будет выполняться?
   Ванда покраснела.
   — Дед не стал бы обманывать меня… нас. Ты думаешь, это возможно?
   — Хранить такую тайну и при этом продолжать работу над Проектом? — Стеттин сжал губы. — Не знаю. Не уверен.

Глава 90

   Гэри отдыхал, сидя в самом удобном кресле в маленьком кабинете. Он постепенно привыкал к новой жизни, начавшейся с осознания полного краха. Он радовался, когда его навещали внучка с ее супругом, но не потому, что они тщетно пытались, как он это называл, «наставить его на путь истинный».
   Вероятно, наиболее неприятной в нынешнем умонастроении Гэри была ненадежность. Спокойное состояние его разума то и дело нарушалось тем, что Гэри порывался пересмотреть, заново осмыслить некоторые второстепенные элементы формул и уравнений, заложенных в основу Плана.
   Что-то не давало ему успокоиться. Почему-то он продолжал думать, что не все потеряно, но его догадки никак не желали оформляться в законченную мысль. Хуже того, эти раздумья грозили наделить Гэри тем, чего сейчас ему хотелось меньше всего на свете, — он мог обрести надежду.
   Первоначально назначенная дата видеозаписей, предназначенных для будущих «Кризисов Селдона», миновала. Студия, где предполагалось записывать его голос и изображение, которые затем должны были сохраняться в склепе памяти, запрограммированном на пятьсот лет вперед, постоянно находилась в состоянии полной боевой готовности. График записей был составлен так, что еще в течение ближайших полутора лет они должны были производиться через определенные промежутки времени. Но если он и впредь будет продолжать пропускать сеансы видеозаписи, эта возможность вскоре будет утрачена, и в конце концов он лишится последних остатков ощущения вины.
   Гэри просто хотелось прожить остаток дней, те годы, что были ему отпущены судьбой, в одиночестве и забытьи.
   Забытья долго ждать не придется. Через несколько дней Трентор изобретет себе новые интересы. Воспоминания о судилище за год окончательно развеются…
   — Я не хочу с ним встречаться, — призналась Клия Дэниелу. Они стояли в вестибюле того дома, где находилась квартира Селдона. — И Бранн тоже не хочет.
   Уж чего Бранн точно не хотел, так это вступать в споры. Он скрестил на груди мускулистые руки и выглядел в точности, как герой-богатырь из детских сказок.
   — Плассикс хотел, чтобы я изменила его разум… — проговорила Клия.
   Дорс бросила на Клию на редкость суровый взгляд, и Клия отвернулась. «Она — робот. Я знаю, что она — робот! Какое ей дело до того, что мы делаем, чем бы мы ни занимались!»
   — Я бы не сделала этого, — пробормотала она. — Я не смогла бы, но… именно этого они от меня хотели. Лодовик… Каллусин… — Она глубоко вдохнула. — Я… совсем запуталась.
   — Мы уже говорили об этом, — заметил Дэниел. — Решение принято.
   Клия явно мучилась. Сознание ее словно иглами покалывало. Ей было положительно не по себе в обществе роботов.
   — Я просто хочу уехать в какое-нибудь безопасное место с Бранном, и чтобы нас никто не трогал, — негромко проговорила Клия и снова отвернулась. Ей невыносимо было ощущать на себе пристальный, обвиняющий взгляд Дорс.
   — Необходимо, чтобы Гэри Селдон встретился с тобой лично, с глазу на глаз, — спокойно, терпеливо сказал Дэниел.
   — Не понимаю, зачем это нужно.
   — Можешь не понимать, но это необходимо. — Дэниел протянул руку, указал в сторону кабины лифта. — А потом мы все обретем некоторую степень свободы.
   Клия недоверчиво покачала головой, но послушно последовала к лифту. Бранн, оставив свое мнение при себе, пошел за ней.
   Гэри очнулся от легкой дремоты и неуверенной походкой отправился к двери. Он решил, что вернулись Ванда и Стеттин, чтобы снова уговаривать его. Дверной дисплей позволил ему увидеть людей, стоявших на лестничной площадке: высокого импозантного мужчину средних лет, в котором он почти сразу признал Дэниела, здоровяка-далити, стройную девушку с напряженным взглядом и еще одну женщину…
   Гэри отшатнулся от дисплея и закрыл глаза. Нет. Напрасно . он думал, что все кончено. Он никогда не будет принадлежать самому себе. История слишком крепко держала его в своем железном кулаке.
   — Это не сон, — сказал он себе. — Это страшный сон.
   Но при всем том им овладело не только раздражение, но и радостное волнение. Он мысленно твердил себе, что никого не желает видеть, а кожа на его руках покрылась пупырышками…
   Гэри нажал кнопку. Створки двери медленно разъехались в стороны.
   — Входите, — сказал он и, вздернув брови, посмотрел на Дэниела. — С таким же успехом ты мог привидеться мне во сне. Я знаю, что забуду о нашей встрече, как только все вы меня покинете.
   Дэниел ответил на заявление Гэри кивком — по обыкновению, бесстрастным, деловым.
   «Он мог бы стать жутким торговцем в грандиозных галактических махинациях, — подумал Гэри. — Почему же я так люблю эту… машину? Одним небесам известно!.. И все же это истинная правда — я так рад видеть его!»
   — Теперь тебе позволено все вспомнить, — сказал Дэниел.
   И Гэри вспомнил обо всем, что произошло в Зале Освобождения. Гибель Вары Лизо от рук Лодовика Тремы… Эту юную девушку и ее друга… И эту женщину, которая, наверное, была… должна была быть… Дорс! Гэри встретился взглядом с черноволосой девушкой и кивнул ей. На другую женщину он смотреть боялся.
   — Они хотели, чтобы я переубедила вас, — робко проговорила Клия, обводя взглядом комнату, обставленную с предельной скромностью.
   Стеллажи с библиофильмами, миниатюрная копия Главного Радианта, изобретенного Юго Амарилем, нарисованные им портреты Дорс, Рейча и детей. Клия невольно впитала ощущение порядка, простоты, монашеского аскетизма обители Гэри Селдона.
   — Времени не было… да я бы и не смогла, — призналась она.
   — Я не знаю подробностей, но благодарю вас за выдержку, — улыбнулся девушке Гэри. — Вероятно, вам ничего и не нужно было делать.
   Он выпрямился, сглотнул подступивший к горлу ком и повернулся вполоборота к другой женщине.
   — По-моему… мы уже встречались с вами… здесь, если мне не изменяет память, — проговорил он и снова почувствовал, что во рту у него пересохло. Он обернулся и посмотрел на Дэниела. — Я должен знать, а ты не должен заставить меня забыть! Ты послал ко мне мою любимую, мою спутницу… Дэниел, ответь мне, как друг, как мой покровитель… это — Дорс Венабили?!
   — Это я, — сказала Дорс, шагнула к Гэри и сжала его руку в своих руках — нежно, бережно, как сжимала много лет назад.
   «Она не забыла! Ничего не забыла!»
   Гэри поднял свободную руку, сжал пальцы в кулак. Глаза его наполнились слезами. Он стоял и потрясал кулаком, а Клия и Бранн смотрели на него в полном замешательстве. Их явно смутило, что человек столь преклонного возраста в присутствии посторонних дал волю своим чувствам. Да и сам Гэри не в состоянии был бы сказать, какие чувства им сейчас владели — гнев, радость, отчаяние? Он опустил кулак и порывисто обнял Дорс. Она продолжала сжимать его руку. Потаенная сталь… но как нежны были ее прикосновения.
   — Это не сон, — пробормотал Гэри, уткнувшись головой в плечо Дорс, а она обнимала его, чувствуя, как постарело его тело, как оно не похоже на тело молодого Гэри. Она искоса глянула на Дэниела, и взгляд ее был полон укора и гнева. Гэри, ее любимому Гэри было больно, они своим приходом причинили ему боль, а Дорс изначально было запрограммирована на то, чтобы оберегать Гэри от зла и боли.
   Дэниел не отвел взгляда. Ему случалось переживать и более острые и болезненные конфликты и угрызения роботской совести, хотя то, что происходило сейчас, могло бы быть первым пунктом во всем перечне переживаний.
   Но они были так близки… Пора было все сказать Гэри.
   — Я привел Клию, чтобы показать тебе будущее, — сказал Дэниел.
   Клия судорожно вздохнула и стремительно качнула головой. Она не понимала, к чему клонит Дэниел.
   Гэри выпустил Дорс из своих объятий и выпрямился. Куда девалась его старческая сутулость. Он даже стал на несколько сантиметров выше ростом.
   — Что может сказать мне эта юная девушка? — проговорил он и взмахом руки обвел комнату. — О, простите, я совсем забыл о правилах хорошего тона. Прошу вас, усаживайтесь. Роботы могут не садиться, если не желают.
   — А мне так хотелось бы снова посидеть здесь, отдохнуть рядом с тобой, — призналась Дорс и уселась на небольшой стул рядом с Гэри. — У меня осталось столько воспоминаний об этом доме. Я так скучала по тебе!
   Она не в силах была отвести глаз от Гэри. Гэри улыбнулся ей.
   — Знаешь, что самое ужасное? Я никогда не мог достойно отблагодарить тебя. Ты мне так много давала, а я даже попрощаться с тобой толком не сумел… — Его рука гладила ее плечо. Казалось, все слова, любые жесты нелепы. — Но все же… если бы ты была… органической женщиной… ты бы никогда не смогла вернуться ко мне, верно? Пусть и эта наша встреча окажется короткой — все равно!
   И вдруг глубочайшая злость, копившаяся и таившаяся в душе Гэри десятками лет, вырвалась на волю. Он резко повернулся к Дэниелу, ткнул в него пальцем и закричал:
   — Давай навсегда покончим с этим! Оставь меня в покое! Делай свое дело, заставь меня забыть обо всем и оставь меня в покое! Перестань изводить меня, обманывать своей искусственной плотью, стальными костями и бессмертными мыслями! Я смертен, Дэниел! Я лишен твоей силы и твоего образа мыслей! Я не пророк, как ты!
   — Ты способен заглянуть в более далекое будущее, чем кто-либо из здесь присутствующих, — спокойно возразил Дэниел.
   — Хватит! Моим пророчествам конец! Я ошибался. Я был точно так же слеп, как любая из квадриллионов крошечных точек в моих графиках!
   Клия попятилась. Ей хотелось как можно дальше отойти от этого старика с глубокими, пронзительными глазами. Бранн стоял, уставившись в одну точку. Он был ошарашен. Ему казалось, что он здесь неуместен. Клия схватила его за руку и пожала, пытаясь успокоить, подбодрить. Они вдвоем стояли среди роботов, в доме знаменитого ученого, но Клия сцепилась бы с любым, кто бы счел ее и Бранна самыми незначительными из присутствующих.
   — Ты не ошибался, — сказал Дэниел. — Равновесие существует. План только укрепился, но его осуществление должно пойти не такими прямыми путями. И, думаю, буквально через несколько минут ты сам нам расскажешь о том, как именно это произойдет.
   — Ты переоцениваешь меня, Дэниел. Эта прелестная девушка, ее друг… и Вара Лизо — все они представляют собой могущественную силу, которую я не в состоянии уложить в формулы. Это извращение в биологической…
   — Скажи, чем ты отличаешься от Вары Лизо? — спросил Дэниел у Клии.
   Краешки ноздрей Бранна покраснели, лицо помрачнело.
   — Я отвечу на этот вопрос, — заявил он. — Они не похожи одна на другую так, как ночь не похожа на день. В теле Клии не отыщется и косточки ненависти, и…
   — Ну, я бы так не стала утверждать, — заметила Клия, хотя и была горда тем, как защищает ее Бранн.
   — Что думаю, то и говорю, — буркнул Бранн. — Вара Лизо была настоящим чудовищем! — Он расправил плечи и задиристо вздернул подбородок, словно ожидая, что Дэниел станет спорить с ним.
   — А ты — чудовище, Клия Азгар? — спросил Гэри, глядя на девушку испытующе и зорко.
   Она не отвернулась, не отвела глаза. Гэри Селдон определенно не считал, что она в чем-то ниже его. В его взгляде было нечто помимо уважения — нечто сродни интеллектуальному террору.
   — Я другая, — только и ответила Клия.
   Гэри по-волчьи усмехнулся и восхищенно покачал головой.
   — Да, действительно. Ты другая. Думаю, Дэниел согласится со мной в том, что на сегодняшний день мы покончили с роботами, и в том, что ты тому — живое подтверждение?
   — Я очень неловко чувствую себя среди роботов, — подтвердила Клия.
   — Тем не менее кое с кем из них ты сотрудничала — верно? С Лодовиком Тремой, к примеру?
   Гэри обернулся к Дэниелу. Все эти предположения и теории вертелись у него в голове подсознательно, в течение нескольких дней после происшествия в Зале Освобождения. Дэниел был способен лишить его сознательных воспоминаний, но он не мог проникнуть до дна в глубины сознания Гэри.
   — Ведь он был роботом, верно, Дэниел?
   — Да, — ответил Дэниел.
   — Одним из твоих соратников? — Да.
   — Но… что-то случилось, что-то пошло не так.
   — Да.
   — Он ополчился против тебя. Он по-прежнему выступает против тебя.
   — Я учусь, Гэри. Он многому научил меня. А теперь пора тебе поучить меня… еще раз. Покажи мне, что должно быть сделано.
   Дэниел пристально смотрел на Гэри.
   — Что произошло с Лодовиком в космосе? — требовательно спросил Гэри.
   Дэниел рассказал о происшествии с «Копьем Славы», не умолчал и о том, что случилось с кельвинистами, включая кончину Плассикса и те знания, которые были переданы Линь Чену.
   — И никакой больше секретности, — задумчиво проговорил Гэри. — Те, кто должен будет узнать, узнают обо всем, по всей Галактике. Что я могу сказать тебе, Дэниел? Твое дело сделано.
   — Еще нет, Гэри. Оно будет сделано тогда, когда ты найдешь ответ на один вопрос.
   Дорс обратилась к Гэри.
   — Выход есть, Гэри. Решение существует. Я знаю, что оно есть… в твоих формулах.
   — Я вам не формула! — воскликнула Клия. — Я не отклонение от нормы, не чудовище! Просто у меня есть кое-какие способности — как и у него! — Она указала на Дэниела.
   Гэри подпер подбородок ладонью и задумался. Решение… Мысль о нем таилась так глубоко, была так неуловима! Он крепче обнял Дорс, словно для того, чтобы она передала ему столь необходимые силы.
   — Мы тоже несем в себе металл, — сказал Гэри. — Пора взять ответственность на себя, верно, Дэниел? И настанет время, когда формулы психоистории соединятся с формулами всех разумов, всех людей. Каждый индивидуум станет общим примером, воплощением прогресса человечества. Все люди сольются воедино… Прелестная девушка, вы не чудовище. Вы — нелегкое, но прекрасное будущее человечества.
   Клия озадаченно смотрела на Гэри Селдона.
   — У вас будут дети, и у них будут дети… они будут сильнее Ванды и Стеттина, сильнее всех менталиков, которые теперь работают у нас. Что-то произойдет, что-то непредсказуемое, чего не в состоянии вместить мои уравнения… некая иная, более успешная мутация… Появится некто, кто будет могущественнее Вары Лизо… Этого я не в состоянии выразить ни одной формулой, это неизвестная переменная, индивидуальная точечная тирания, вся власть, сосредоточенная в руках одного индивидуума!
   Лицо Гэри стало почти зловещим.
   — Ты… — Он потянулся к Клие. — Возьми меня за руку, девочка. Позволь мне почувствовать тебя.
   Клия неохотно шагнула к Гэри и протянула ему руку.
   — Мне нужна твоя помощь, мой юный друг, — проговорил Гэри. — Покажи мне, какая ты.
   Почти не раздумывая, Клия проникла в сознание Гэри и увидела там свет, затянутый темными туманностями. А потом она словно выдохнула, словно выпустила легкую струйку внушения — знак того, что силы возвращались к ней, — и ее дыхание разогнало тучи.
   Гэри ахнул и закрыл глаза. Голова его склонилась к плечу. Он вдруг ощутил не просто усталость. Его чувство было сродни величайшему освобождению, невиданному облегчению. Впервые за многие десятки лет в его сознании словно развязался тугой узел, а следом в его напряженное тело пришел покой. Ясный свет в его сознании не был исправлением ошибок в уравнениях и погрешностей в формулах — это было глубочайшее понимание собственной ненужности в далеком будущем.