Биргер Алексей. Игра с джокером (Богомол - 3)

   - Я никогда не отказываюсь, когда люди хотят меня "отблагодарить", сказала она, перехватив удивленный взгляд Андрея. - Но никогда не принимаю "благодарности" заранее или за то, что не смогла сделать... Всю жизнь курила "Дымок", с мундштуком, но теперь "Дымок" не производят, а "Парламент" оказался неплохой заменой... - Столпникова как-то зябко передернула плечами. - Только сегодня положила себе, что не буду курить хотя бы до вечера, чтобы завтра вообще без сигарет продержаться, и вот на тебе!.. Меня все эти истории и разговоры вечно выбивают из колеи, хотя пора бы привыкнуть, - она чуть натужно рассмеялась, как бы для того, чтобы смехом отогнать наползшую на день темную тень. - Как говорил Марк Твен: "Нет ничего легче, чем бросить курить - я бросаю каждый день!"
   Андрей Хованцев и Столпникова расстались почти друзьями. Добираясь до школы, в которой некогда училась Елена Митина, он с улыбкой думал о её неравнодушии, которое она без особого успеха маскировала под профессиональную жесткость и приземленный практицизм. Она была из тех замечательных врачей, которые просто не могут понять, как это другие могут быть плохими врачами.
   То, что она - несколько нехотя - рассказала о Пряхиной, вполне соответствовало схеме, уже возникшей в представлении Андрея. Пусть у родителей Митиной денег не было - и деньги, и все возможности "отблагодарить" не только деньгами были у родственников Людмилы Венгеровой, так? Если бы удалось найти хоть какие-то доказательства - даже намек на доказательства - того, что в роддоме под именем Елены Митиной оказалась Людмила Венгерова...
   Тогда не представляло бы сомнений, что Пряхина исхитрилась подменить новорожденных, и что "родился мертвым" - а на самом деле, был убит ребенок Некрасовой, а ребенок "Митиной" - это Ленька.
   Надо думать, осуществить это технически было для Пряхиной не слишком сложно - все-таки врач, обладающий довольно большими правами и полномочиями. Как именно, в какой момент младенцев можно было подменить, при этом отправив одного из них на тот свет, так, чтобы никто ничего не заподозрил - это смогут объяснить специалисты, лучше Андрея знающие, как строится работа в роддомах, как они функционируют. Андрей не сомневался, что найдет специалистов, которым можно доверять. В конце концов, неужели Столпникова откажется помочь, если Андрей сумеет достаточно веско обосновать перед ней свои подозрения?
   А стоит ли вообще распутывать это дело? Ведь в любом случае Ленька сын Леньки-старшего, племянник Андрея. Не лучше ли не трогать старых черепов - и пусть гробовые змеи спокойно спят? Нет, не лучше, ответил себе Андрей.
   Правду надо знать. И правда, по всей видимости, в том, что они с Богомолом связаны крепче, чем Андрей предполагал до сих пор. И чем больше он будет знать о прошлом Богомола - тем лучше будет представлять, как с ней вести себя, если она вновь всплывет в его жизни. А что она всплывет, и не раз - Андрей не сомневался.
   Он был готов к этому. Более того, он ведь запрограммировал её немедленное "всплытие", на всякий случай: иметь дело с бандой "отмороженных" похитителей людей - это не шутки. Но Андрей очень надеялся, что ему не придется нажимать кнопку пуска этой программы. После Богомола всегда остаются трупы, и Андрею очень не хотелось оказываться причастным к очередной кровавой бойне, которую она наверняка учинит. Только если его жизни будет угрожать непосредственная опасность...
   И ещё эта странная история с записью на магнитофон...
   Но, скорее всего, на магнитофон было записано признание Люды Венгеровой в беременности. И эта пленка давным-давно благополучно уничтожена, а копии не осталось.
   Была во всем этом какая-то странность - мелкая, очень мелкая неувязка, которая, при всей крохотности, являлась очень важной, но которую Андрей не мог ухватить, хотя шестым чувством угадывал её присутствие. Казалось, только руку протяни - и поймаешь в воздухе. Но пальцы всякий раз захватывали пустоту.
   Директриса школы не удивилась его объяснению (Андрей и это объяснение сопроводил очаровательным презентом - на сей раз, приобретя в попавшемся по пути универсаме флакончик "Паломы Пикассо": и настоящие дорогие французские духи произвели на директрису даже более сильное впечатление, чем он ожидал): его двоюродная сестра, объяснил Андрей, некогда училась в этой школе. Недавно, перебирая свой фотоархив, она обнаружила, что пропала её выпускная фотография, которой она очень дорожила. Узнав, что он, Андрей, едет в Самару, она попросила его зайти в школу и одолжить негатив, чтобы отпечатать новый снимок в ближайшем фотосервисе, а если негатива не найдется - то хотя бы попробовать снять копию с самой фотографии, ведь по одному-двум экземплярам фотографий хранятся обычно в архиве школ... Излагая все это, Андрей подумал, с сухой и горькой иронией, что чему он действительно хорошо научился за время своей работы на детективном поприще, так это изобретать правдоподобные предлоги, чтобы завести с людьми разговор на нужную тему и выудить из них нужные сведения.
   - Что ж, попробуем найти, - сказала директриса. - В каком году ваша сестра закончила школу?
   - Она сказала - в восемьдесят восьмом... - Андрей задумался. - Или в восемьдесят девятом? Простите, вдруг засомневался... - он виновато улыбнулся директрисе. - Вы знаете, я мог бы ей перезвонить и уточнить, но, может, проще будет проверить два года?
   - Разумеется, проще, - согласилась директриса. - В те годы мы выпускали по три параллельных класса. Как фамилия вашей сестры?
   - Сейчас она замужем, - сказал Андрей. - А тогда была Венгерова. Люда Венгерова.
   - Посмотрим, - и директриса открыла шкафы с архивом.
   - В крайнем случае, я мог бы узнать её на фотографии, - сказал Андрей.
   - Хорошо, тогда проглядите сами, - директриса нашла и протянула ему конверты с фотографиями за нужные годы.
   Андрей тщательно вглядывался в каждое лицо на крупноформатных групповых фотоснимках. Если он ошибся, и Богомол училась совсем в другой школе... Как тогда перевести разговор на Митину? Но если он движется в верном направлении, то вероятность ошибки невелика. "Дублершу" должны были искать где-то рядом...
   Он узнал её сразу, едва вынул из конверта снимок класса "Б" выпуска восемьдесят девятого года. Была ещё в ней подростковая угловатость, и руки она держала так, как будто не знала, куда их девать, но все равно она уже почти превратилась в ту потрясающую красавицу, которую знал Андрей.
   - Вот она! - провозгласил он.
   Негатива не было. Да Андрей на это практически не надеялся - негативы почти всегда остаются у фотографов, и только в редких случаях оказываются у заказчика.
   - Замечательно! - сказала директриса. - Рада была вам помочь.
   - Вы не против, если я пока возьму эту фотографию? - спросил Андрей. Я видел неподалеку фотомастерскую, в перечне услуг которой указано "копии с черно-белых и цветных фотографий, при утраченном негативе". Надеюсь, они недолго делают.
   - Возьмите на столько времени, сколько вам нужно, - великодушно разрешила директриса. - Только не забудьте вернуть.
   - Ни в коем случае! - горячо заверил Андрей. - Да, вот ещё что... Моя сестра просила меня восстановить, по мере возможности, все имена и фамилии одноклассников, и написать их на оборотной стороне, вместе со схемкой, кто где стоит. А то она уже начала забывать, с кем училась и кто есть кто.
   - Ну, тут вам сможет помочь только... - директриса поглядела на снимок, какая учительница снята вместе с классом. - Да, Надежда Леонтьевна. Она была их классным руководителем. Я-то помню только самых ярких. Вот этот мальчик, Володя Казин, он всегда был отличником, и поступил после школы на физтех, в Москве... А вот эта, Елена Митина, она тоже не забываема, но по другим причинам - обратного порядка, так сказать... - директриса даже скривилась - видно, и спустя много лет в ней живо было кошмарное воспоминание о потрясшем школу скандале.
   Андрей посмотрел на девушку, на которую указывал негодующий палец директрисы. Милая мордашка, выражение несколько простоватое - может быть, из-за широких скул и зачесанных за уши волос. В отличие от многих одноклассниц, её формы были совсем сформировавшимися, формами взрослой женщины...
   - Что она натворила? - спросил Андрей.
   - Родила ребенка, вы представляете? И это школьница!..
   - Но из школы её не исключили, - задумчиво проговорил Андрей. - Хотя я помню, что тогда каждый такой скандал рассматривался как ЧП, требующее самых суровых мер. Я учился приблизительно в то же время, немного пораньше.
   - Ее пожалели, - сказала директриса. - У неё родился мертвый ребенок, и решили, что в подобных обстоятельствах исключение из школы может стать только лишней травмой для её неокрепшей психики. Не знаю, пошло ли ей это на пользу... - директриса пожала плечами.
   - И не знаете, что с ней сталось? - полюбопытствовал Андрей.
   - Знаю только, что сразу после окончания школы она уехала в другие края. Говорили, куда-то далеко. Может, и возвратилась когда-нибудь в наш город, но мне об этом, естественно, неведомо.
   - Еще раз спасибо, - сказал Андрей. - И подскажите, когда лучше всего перехватить Надежду Леонтьевну?
   - Часов в пять, в полшестого, - сказала директриса. - Обычно в это время она ещё в школе, а уроки уже кончаются.
   - Обязательно подойду... Да, кстати! - Андрей хлопнул себя по лбу. Ведь, наверно, как раз в вашей школе учится и другой мой родственник мальчик, в семью которого я приехал в гости!
   - Как фамилия? - поинтересовалась директриса.
   - Жилин. Леонид Жилин.
   - Как же, слышала о нем! Хороший мальчик, только, говорят, слишком непоседливый... Ведь в его семье тоже была какая-то трагедия?
   - Да. Его отца убили.
   - Конечно, теперь припоминаю... А вы сами чем занимаетесь?
   - По образованию я филолог. Но, сами понимаете, наукой не проживешь, так что я зарабатываю на жизнь как сотрудник частного детективного агентства... Но вы не волнуйтесь! - сразу добавил Андрей. - В Самару я приехал по чисто семейным делам.
   - Я и не волнуюсь, - улыбнулась директриса. - Просто интересно, сколько зарабатывают сейчас частные детективы.
   - Очень по-разному, - ответил Андрей. - И даже в одной конторе месяц на месяц не приходится. Волка, понимаете, ноги кормят.
   - Да, понимаю. Видите ли, я почему интересуюсь. У нас в школе постоянно собирают деньги - на то, чтоб школьные завтраки были получше, на праздничные подарки детям и даже, хоть об этом говорить и не принято, на то, чтобы сколько-то поддержать учителей. Ведь зарплата у многих нищенская, да и выдают её знаете как... Впрочем, у нас многие родители не в лучшем положении, поэтому мы ни к кому не пристаем с ножом к горлу, и эти выплаты не являются обязательными. Я знаю, что бабушке Леонида Жилина - он ведь с бабушкой живет, так? - любые выплаты не под силу...
   - Все понятно! - сказал Андрей. - Я с удовольствием внесу любую посильную сумму. И, так сказать, надолго вперед. Ведь опять я приеду не раньше, чем через полгода, а то и через год.
   - Ну... - директриса задумалась. - Право, не знаю... Вы уж простите, что я завела этот разговор, но ситуация нас самих душит, а деньги действительно идут на то, чтобы детям было хоть чуть-чуть получше и полегче.
   Андрей мысленно прикинул, какая сумма будет достаточно солидной, чтобы полностью ублажить директрису, но не такой, по понятиям Самары, безразмерно большой, чтобы на Леньку стали поглядывать потом как на племянника миллионера - такое вовсе ни к чему...
   В своих расчетах он угадал абсолютно точно. Внесенная в школьный фонд посильная сумма заставила директрису глядеть на него с ещё большим уважением, но без зависти и подозрений. Теперь Андрей мог быть спокоен за хорошее отношение к Леньке...
   - Да, я вот что подумала! - сказала директриса. - Возьмите вы себе эту фотографию, и дело с концом! В школе она особенно не нужна, а копия все равно выйдет хуже по качеству, в какой мастерской её ни делай. Зачем вам зря мотаться туда и сюда?
   - Спасибо огромное, - сказал Андрей. - Да, вот ещё что. Я хотел сделать маленький подарок и Надежде Леонтьевне, но сейчас засомневался может, подарить ей не что-нибудь изящное и красивое, а что-нибудь практичное. Продуктовый набор, грубо говоря.
   Директриса рассмеялась.
   - Какой же вы детектив, если не знаете, что женщина всегда остается женщиной? Подарите ей что-нибудь изысканное и приятное - и она будет счастлива, как бы она ни бедствовала!
   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
   "Запись ведет полковник Сметников. Кроме моего диктофона, включена видеокамера, снимающая все происходящее. Время - восемь часов тридцать минут. Еще только светает, и мы работаем при свете автомобильных фар и трех мощных фонарей. Мы прибыли на место, возле двенадцатого километра местного шоссе, соединяющего Имжи с трассой Самара-Казань, два часа пятнадцать минут назад. С того времени мы извлекли восемь тел. В одном явно опознан Сизов Сергей, несмотря на сильные повреждения его головы, остальные ещё нуждаются в более точной идентификации, поскольку пролежали здесь разное время и находятся в разной стадии разложения. По тому, что нам известно, мы можем с достаточной определенность утверждать, что все семеро - жертвы "шоссейной банды", как мы обозначали эту банду в ходе расследования. Основные проблемы могут возникнуть с двумя телами, поскольку они очевидно были доставлены сюда задолго до наступления холодов и успели... гм... успели измениться до полной неузнаваемости. Сейчас восемь человек из числа задействованных проводят последнюю проверку оврага, двое переносят тела на носилках, один снимает на видеокамеру, и я, являющийся здесь старшим по званию, веду эту запись. Описываю тела по мере того, как их проносят мимо меня. Номер один мужчина средних лет, рост при жизни приблизительно сто семьдесят восемь сантиметров, телосложения крепкого, одет в синюю зимнюю куртку и утепленный спортивный костюм. Помечаю для себя, что это, скорее всего, петербургский предприниматель Владимир Анатольевич Беспалый, похищенный в ноябре во время его ежеутренней оздоровительной пробежки по парку.
   Голос в отдалении от микрофона. Ну и бойня, товарищ полковник!.. Даже меня пробрало, хотя я столько видел, что меня, вроде, ничем не удивишь.
   Полковник. С твоей стороны больше ничего?
   Голос. Ничего.
   Полковник. Хорошо. Проверь ещё раз вон там, по склону, и будем сворачиваться... Что там ещё такое? (Слышны голоса людей - они явно кричат о чем-то, но слов не разобрать.) Внимание. Обнаружен ещё один труп, на самом краю свалки. Сейчас направляюсь туда, вместе с оператором видеокамеры, вновь включу запись чуть попозже...
   * * *
   "Проснулся я, значит, с самого утра, когда, опять-таки, ещё темно было, чайку себе сообразил, стал план-расписание на день составлять. Во-первых, припоминаю, сегодня ведь Максимка приезжает, сын Настасьи, и надо мне его встретить. Во-вторых, надо бы и в больницу наведаться, и на рынок, и разузнать как дела, и переговорить... А потом можно будет и домой съездить, на денек-другой, в зависимости, когда похороны назначат. Все-таки стоит поглядеть, что там в моей квартирке делается.
   Врач меня предупредил, что меня и в неположенное время пускать будут, но чтобы все-таки я раньше одиннадцати не приходил, потому что до этого у них и завтрак, и анализы, и медицинские обходы и процедуры разные. А вот с одиннадцати - с половины двенадцатого, там оно поспокойней время выходит, и я под ногами не буду путаться. Хорошо, думаю, дождусь нужного срока, да и двинусь, а оттуда на рынок, с Павловичем да Лексеичем потолковать, чтоб они, значит, на прямую в подготовке похорон выходили. Да и ещё кое о чем нужно мне их расспросить, подумалось мне. Кой-какие мысли в голову пришли, где и как мне погромщиков искать. Не мысли даже, а так, вольные соображения, но очень они мне показались перспективными, если вы понимаете, что я имею в виду.
   Вот я и стал собираться потихоньку, да последний порядок в квартире наводить. До больницы мне не больше получаса, даже если автобус не сразу придет, так что мне раньше, чем без четверти одиннадцать никакого смыслу из дому выходить не имеет. Пол на кухне помыл, потом пистолет разобрал, почистил, опять собрал да и спрятал в тайничок прежний - в мусорное ведро, то есть, а тут звонок в дверь.
   - Кто там? - спрашиваю.
   - Свои, дед! - густой голос отвечает, уже мне знакомый.
   Открываю, впускаю товарища полковника.
   - Как дела? - спрашиваю.
   - Нормально, дед! - отвечает веселенько. - Всю ночь кладбище разбирали, которое эти Сизовы со товарищи учинили. Зрелище, доложу тебе!..
   - Так, может, чайку горячего? - спрашиваю.
   - Не откажусь, - говорит. - Только сначала мне руки бы вымыть, и вообще умыться как следует. Смыть с себя надо всю эту пакость, на которую я насмотрелся.
   Ну, он пошел руки мыть, я чайничек подогрел, сопоставил в уме кое-что, и, как он на кухню входит, спрашиваю:
   - Выходит, нашли вы место, где Сизовы своих мертвяков хоронили? Сам догадался, где искать, или из Сизова вытряс?
   - Вытряс, - сообщает.
   - Как же это у тебя получилось?
   Он смеется.
   - А я его на ночной допрос поднял, и так ненавязчиво внушил ему мысль, что я из тех, кто по мелочи не продается - кто с главарями самарской мафии связан, и сажает тех, кого этим главарям упечь выгодно, поэтому если он мне навстречу идти будет, то ему это зачтется... Не нашим, мол, народным судом зачтется, а теми, кто этим судом вертеть способен... Он у меня всю эту лабуду скушал и не подавился, даже чавкал, потому что только такими категориями и мыслить способен: чем крупнее мент, тем крупнее люди, которые ему платят... И только трясся, как бы мне угодить получше. Всех своих подельщиков сдал, и Шипова, и двух прочих.
   - Здорово! - говорю.
   - Чего там! - говорит полковник. - Главное, дед, что в связи с этим к тебе поручение имеется.
   - Какое? - спрашиваю.
   - Отправишься в отделение милиции, улучишь случай перекинуться парой слов с Сизовым. Он тебе велит отыскать Шипова и передать тому, чтобы обращался к адвокату Задавако Герману Феоктистовичу, ни к какому другому. Потом отыщешь Шипова и все передашь.
   - А если этот Сизов другого адвоката назовет?
   - Тогда все равно передашь Шипову, чтобы шел к Задавако на поклон. А меня известишь, что Сизов себе на уме и двойную игру ведет.
   - Под каким же соусом я туда попрусь?
   - Под самым обычным. Майор Наумкин тебя ещё раз вызывает, как свидетеля. Он же так подгадает, чтобы у вас Сизовым хоть полминуты было.
   - Вижу, все схвачено, - говорю я.
   - Все путем, дед! - улыбается полковник.
   - А майор Наумкин... сколько он знает? - на всякий случай любопытствую я.
   - Не волнуйся, дед. Не больше, чем надо. Знает, что вчера я заезжал к тебе, чтобы переговорить, как со свидетелем, и ты согласился сыграть роль связного... Чтобы следствию помочь.
   - А что насчет заложников Сизов сказал? - интересуюсь.
   - Сказал, что понятия не имеет, куда их перевезли. Вроде, правду говорит. Ему не с руки мне врать. Впрочем, такие тупые быки... Они могут и соврать себе во вред, просто с испугу. Или какую-то хитрость своим недоделанным умишком подозревая... Там, где никакой хитрости нет. Потому что там, где она есть, они её никогда не видят. Так вот, заложников не нашли. А вот лишний труп обнаружился.
   - Как это?
   - Да вот так. Сизов показал, что восемь трупов захоронено, а мы нашли девять. И ещё разобраться предстоит, соврал мне Сизов или об одном из убитых ничего не знал. Скорее, второе. Если не обсчитался, конечно, - и полковник прифыркнул, вот этак.
   - Словом, новые вопросы и новый туман, - говорю.
   - Вот именно. Так что двигай в милицию, дед. Я спешу. Мне ещё надо этого адвоката обломать, чтобы взбрыкнуться не вздумал. Вечером вернусь.
   - Я как раз вечером домой собирался поехать, денька на два.
   - Так я тебя и отвезу, если не придется здесь на ночь задерживаться. Доставим с комфортом! Все, я побежал, а ты приступай к делу... И никакой самодеятельности, очень тебя прошу. Исполняй только то, что я сказал. Сейчас от каждого нашего шага жизнь захваченных людей зависит.
   И он умчался. А я посидел немного, пораскинул мозгами над услышанным, да и двинулся в больницу.
   Навестил я Настасью и Валентину, порадовал их, что Максимка приезжает, узнал от Настасьи, что вчера вечером, после моего ухода, у неё все побывали - и Палыч, и Лексеич, с женами - узнав, что можно её посещать. Вроде, и с документами все утрясли, и у милиции нет возражений против того, чтобы Васильича хоронить, так что похороны на послезавтра назначили. И врач мне то же самое подтвердил.
   После чего я в милицию побрел. Майор Наумкин, в своем кабинете, встречает меня как родного.
   - Здравствуйте, - говорит, - мне полковник сказал, что вы согласились нам помочь.
   - Всегда готов, - отвечаю. - Все, что в моих силах, сделаю, чтобы за Васильича и его семью отомстить.
   - Правильно! - усмехается майор. - Отольются кошке мышкины слезки!.. Так вот, я сейчас велю Сизова сюда доставить, и мы между вами как бы очную ставку устроим. А потом я выйду на секунду, и вы передадите этому Сизову все, что надо.
   И я вижу по нему, что он доволен собой как первоклашка после первой в жизни пятерки. Небось, скоренько соображаю, голову ломал, что бы такое придумать, чтоб "поестественней" оставить меня с Сизовым наедине на несколько секунд, радовался, когда про эту очную ставку придумал - словом, поднатужился, чтобы полковнику доказать, что они здесь тоже не лыком шиты, в этом городишке. Ну, вообще, он славный мужик, этот майор. По мне-то, все эти очные ставки и прочий антураж ни к чему, если б меня на несколько секунд к Сизову подпустили, то и нормально. Сами понимаете, будет у Сизова время соображать, что естественно, а что неестественно, да ещё при его-то мозгах, ему надо мне сообщение поскорей передать, и вся недолга.
   Ну, ладно, надо ж майору потакнуть. Вот я и сижу, жду очной ставки с Сизовым. Вводят его конвойные, он на меня косится, и, похоже, расслабился малость.
   Ну, майор все формальности исполняет, заносит в протокол имя, отчество и фамилию каждого, прочие данные, потом говорит.
   - Значит, так. Нам надо уточнить несколько деталей. Свидетель, - это он, значит, ко мне. - Вы видели когда-нибудь подозреваемого?
   - Разумеется, - говорю. - На рынке, в день происшествия, утром. Он с двумя своими братьями был. То есть, я потом узнал, что это его братья.
   - А ещё когда-нибудь?
   - Так вчера только, вот здесь. То есть, не в этом кабинете, а за решеткой.
   - Вы о чем-нибудь разговаривали? Вчера, я имею в виду?
   - Да нет, ни о чем. То есть, я ему сказал что-то вроде "Что ж ты натворил, сволочь этакая", так ведь это разговором не назовешь.
   - А ещё когда-нибудь вы его встречали. Например, когда подъезжали к дому вместе с Пигаревым, на его машине? Он возле дома не мелькал?
   - Нет, - говорю. - Я, конечно, мог и не заметить, но что я не видел его ни тогда, ни в каком другом случае, это точно.
   - А вы, подозреваемый, что скажете? - поворачивается майор к Сизову. Подтверждаете вы слова свидетеля?
   - Чего мне подтверждать или не подтверждать? - говорит Сизов. - Я ж его не помню, кроме как вчерашнего раза, когда он на меня глазел. Может, видел он меня на рынке, может нет - мне-то откуда знать? А что мы были там в то время и что с Пигаревым препирались - это я вам говорил, тут скрывать нечего.
   - Но вы, вроде, говорили, что он должен был вас и около дома Пигарева заметить?
   - Я надеялся, - отвечает Сизов, и на меня глазами зыркает.
   - И что вы так хотите доказать свою вину в этом преступлении? разводит руками майор. - Может, чтоб от ответа за преступление покруче укрыться, а?
   Да, я-то уже понял, что майор не так прост, и палец ему в рот не клади. До Сизова это только сейчас доходить начинает.
   - Я сознался, потому что не хочу, чтобы мне тоже пулю в башку всадили, - отвечает он. - Чего тут непонятного?
   - Ладно, - говорит майор, - распишитесь вот здесь и здесь.
   Расписались мы с Сизовым, и, пока стояли рядом и расписывались, он мне крохотную бумажку сунуть в руку успел. Майор, как я понял, только сделал вид, будто ничего не заметил, потому что говорит мне:
   - Все, вы свободны, можете идти.
   Не видит необходимости, то есть, нас с Сизовым наедине оставлять значит, углядел, что сообщение мне уже передано.
   - До свидания, - говорю. - Если ещё буду нужен, всегда готов.
   И выхожу на улицу.
   На улице разворачиваю записку и читаю:
   "Шипову. Адвокат Задавако. Побыстрее."
   Убрал я эту записочку поглубже, во внутренний карман пиджака, и на рынок направился.
   На рынке жизнь кипит, и возле нашей палатки - палатки от Союза Ветеранов, то есть - в особенности. Все при деле. Я с ними душевно поздоровался и известил, что похороны на послезавтра назначены, так что пусть своих жен на квартиру присылают, все готовить начинать, и на послезавтра выходной в своей палатке объявят.
   - Кстати, - спрашиваю, - что вы там мне сказывали насчет Букинского завода, будто там все разворовано?
   - А что тут непонятного? - удивляется Палыч. - Разворовано, и все.
   - Но ведь продукцию он выдает, и немалую, раз Букин с каждым днем богатеет. Значит, и станки остались, и оборудование. Так? А саму продукцию, я так понимаю, Букин никому воровать не позволит, потому что каждый метр шланга и каждая прокладка в кран-буксу, это ж в его карман доход. А свой карман он беречь должен, это ж живоглот, который на копейку себя обворовать не позволит!
   - В том-то и дело, что ему приходится позволять, - говорит Лексеич. Раз людям зарплату не платят, значит, нужно сквозь пальцы смотреть, когда они приворовывают по маленькой и на барахолке торгуют. Иначе совсем от голодухи озвереют. А заодно все получаются круговой порукой повязаны. Вроде, чего ж работникам возмущаться, что директор ворует, раз они сами тянут всю продукцию, которая плохо лежит. А что директор крадет на миллион там, где простой работник - на грош, это, вроде, уже дело десятое.