Биргер Алексей. Игра с джокером (Богомол - 3)

   - Была, - отвечаю, - в кармане пиджака нашли... Слушай, а никаких идей у него не возникало, где он мог паспорт потерять... или где его украсть могли?
   - По-твоему, паспорт украли? - она встревожилась. - Его, что, для каких-то темных дел использовали?
   - Да нет, - отвечаю. Не надо, думаю, ей всего знать. - Просто когда удается доказать, что паспорт украден, а не потерян, то новый оформляют быстрее... и штраф за утерю паспорта не берут. Впрочем, сейчас это уже все равно.
   - Вот именно, - соглашается она. - А насчет того, где он мог пропасть... Мы и так, и этак голову ломали - все равно сообразить не могли. Хорошо бы, конечно, хоть сейчас нашелся, чтобы лишних сложностей не было.
   - Хорошо бы, - говорю. - Но в любом случае не волнуйся, все сложности мы утрясем. Скажи лучше, что тебе надобно?
   - Да так, по мелочи. Мыло, зубную щетку... Я ждала, что ты придешь, и списочек тебе составила. Вот. Что найдешь, то и ладно.
   Взял я у неё списочек, попрощался.
   - К вечеру, - говорю, - все занесу.
   И пошел Валентину проведать.
   Валентину сумели устроить в небольшую палату на двоих, с пожилой соседкой, тихой и покладистой. Она лежит, руки поверх одеяла, такая бледная и тихая сама, что сердцу больно.
   - Здорово, Валентина! - говорю. - Вот, допустили к тебе, узнать, не нужно ли чего.
   - Да нет, спасибо, дядя Миша, - лепечет она. - Ничего мне не надо. Тут и уход, и все есть.
   - А по мелочи? Вон, твоей матери и зубная щетка нужна, и расческа, и ещё всякое...
   - Ну, можно, - равнодушно говорит она. - Только вряд ли у меня силы будут зубы чистить и причесываться.
   - Это ты нехорошо мыслишь, - говорю. - Чем больше раскисаешь, тем трудней выкарабкиваться потом. Надо себя преодолевать. Вперед, в жизнь, глядеть, понимаешь?
   - А с нами, - спрашивает, - хорошо поступили? И куда мне вперед глядеть?
   Я только головой покачал. Когда у человека такое настроение возникает, то это совсем плохо.
   - Это мне, - говорю, - может, некуда вперед глядеть, потому как жизнь прожита, и разве что глаза курносой увидишь. А у тебя перед глазами должна быть даль безбрежная, в которой все дурное тонет и исчезает.
   Она чуть улыбнулась - и, по-моему, сама своей улыбки испугалась.
   - Не знаю, - говорит. - Может, потом... Знаешь, дядя Миша, у меня такое чувство, будто это я во всем виновата.
   - В чем же это ты виновата? - изумился я.
   - В том, что с нами произошло.
   - Брось! - говорю. По-моему, я даже рассердился малость. - Откуда твоей вине взяться?
   - Не знаю, - говорит.
   - Вот и не забивай себе голову глупостями! От них только медленней раны затягиваются.
   - Постараюсь, - говорит. - Но ты представить себе не можешь, как это бывает...
   - Ты уж не суди, доченька, - возражаю я ей, - чего я могу, а чего не могу. Я многого всякого на своем веку повидал, так что кое в чем разбираюсь. И я тебе не позволю всякой дурью голову себе отравлять!
   Она задумалась, потом глаза у неё стали такие пустые, как бывает, когда человек вдруг вспоминать начинает и все вокруг перестает видеть и слышать, и словно в глазах не окружающая обстановка отражается, а то, что было - кажется, сам сейчас разглядишь! - и лицо её исказилось, перекорежилось, и судорога по её телу прошла, вроде озноба. Я треплю её руку и говорю растерянно:
   - Да ты что... Ты что... Не надо так... Ты прости старого дурака, если что не то сказанул... Я ж от лучших чувств... Я выбраться хочу помочь тебе из этого мрака...
   Она расплакалась, в мою руку цепляется.
   - Ничего, - говорит, - дядя Миша, это не из-за тебя, это так... Это пройдет... Пройдет...
   Ну, посидел я с ней, по головке погладил, отплакалась она, я собрался и ухожу.
   - Смотри у меня, - говорю, - если не вечером, так завтра утром зайду, чтобы ты к этому времени из куклы в живого человека превратилась!
   Может, и не то опять сказанул, но уж что на ум лезло. С нами, стариками, бывает так - иногда и хочется утешить, а все наперекосяк получается, потому что верные слова никак не подберешь.
   В общем, вышел я от нее, пошел из больницы, только по пути ещё к врачу завернул.
   - Что-то, - говорю, - Валентина совсем плоха. Она не того... не свихнется на этом деле? А то надо бы её в специальную нервную клинику или санаторий... Вы уж скажите, если так, я тогда хлопотать начну.
   - Стресс у нее, конечно, тяжелейший, - говорит врач. - Но она уже получше, чем была, так что, будем надеяться, без нервной клиники обойдется. Молодость, знаете, свое возьмет.
   - Не нравится мне, что она себя виноватит, - говорю я.
   - Это, - говорит врач, - вполне объяснимая реакция, которая бывает в подобных случаях. Жертвы насилия очень часто боятся, что к ним начнут относиться с презрением, потому что, мол, они сами чем-то спровоцировали насильников. Вот эта мысль, что они и сами опозорены, и семью опозорили, и пробуждает в них ложное чувство вины. Тут ничем не поможешь, кроме ласки и заботы. Надо внушать потихоньку, что её вины в этом нет, что глупо думать, будто она могла как-то дополнительно "спровоцировать" ворвавшихся в квартиру подонков. Только так. Потому что, к сожалению, это ложное чувство вины часто приводит к весьма негативным психическим последствиям.
   - Спасибо, - говорю я врачу. - Учту.
   И двигаю в милицию. Спрашиваю там начальника, проводят меня к майору Наумкину.
   - Здравствуйте, Михаил Григорьевич! - говорит он. - Что, о наших событиях прослышали?
   - Прослышал, - отвечаю. - Вот, зашел узнать подробности.
   - Да какие подробности! - машет рукой майор. - Явился этот тип ни свет ни заря, перепуганный в усмерть. Сдаюсь, заявляет, больше не могу. Чувствую, что обложили нас со всех сторон, так лучше я сам покаюсь. И рассказывает, что это они на квартиру Пигарева налет совершили, но сам он в квартире не был, на шухере стоял. Что где-то минут двадцать - ну, от силы полчаса - в квартире шум стоял, а потом они смылись.
   Ты гляди, думаю, Букин, ушлый мужик, в точности угадал, какую линию будет этот Антон Сизов гнуть.
   - Так в квартире четверо разбойничали, - говорю. - Кто ж, в таком случае, ещё двое?
   - Утверждает, что не знает. Мол, его братан Олег, тот, которого застрелили, каких-то своих друганов привел, прежде двум другим братьям неизвестных. Видно, для этого дела или нанял, или привлек. Если увидит их опознает для следствия с удовольствием, но сказать, кто они и откуда, не может.
   - Это он, конечно, хитрит, - говорю.
   - Может, хитрит, а может, и нет, - вздыхает майор. - У них иногда доверия между собой ни на грош, даже в ближайшей родне. Нам бы сбежавшего брата поймать, мы бы побольше узнали.
   - Как вы думаете, - спрашиваю, - этот покаявшийся действительно не знает, куда подался его брат, или темнит?
   - Есть у меня такое ощущение, будто что-то он знает, - говорит майор. - Уж больно видимо нервничает, когда о его брате Сергее разговор заходит. Видно, не хочет брата закладывать, чтобы лишних неприятностей не наживать. Он свою явку с повинной исполнил, на снисхождение может рассчитывать - а остальное, видишь ты, его не касается!
   Еще бы ему не нервничать, думаю - он ведь, в отличие от майора, знает, что с братом произошло! В какую-то яму, наспех вырытую, его брат спрятался, но про это он милиции петь никак не собирается...
   - А можно мне на него поглядеть? - спрашиваю.
   - Почему нельзя? - говорит майор. - Пойдемте, посмотрите. Из одного любопытства хотите увидеть, или как?..
   - "Или как", - отвечаю. - Хочу пару вопросов ему задать, усовестить его, гада...
   - Гм... - говорит майор. - Насчет "усовестить", это вы хватили... И вообще, лишнее общение с арестованным не очень приветствуется... Но вам, так и быть, сделаю поблажку. Думаю, от ваших вопросов вреда не будет. Только если Сизов о чем-нибудь важном проговорится, то вы уж мне поведайте, будьте добры.
   Мы выходим из его кабинета, спускаемся вниз.
   - Да, кстати, - сообщаю я по пути. - Я спросил у Настасьи насчет этого потерянного паспорта и доверенности на пенсию, так что можете лишний раз её не тревожить... - и рассказываю ему все, что мне довелось узнать.
   - Это интересно... - говорит майор. - Да, я так и думал, что нечто подобное случилось - что Пигарев, паспорт потеряв, заверил доверенность там, где его хорошо знают и документы предъявить не потребуют... Не он один так делает... Хорошо, что вы узнали - нечего Анастасию Петровну лишними расспросами волновать, это вы правы...
   И доходим мы до камер предварительного заключения, где в отдельном отсеке Антон Сизов сидит, а через клетушку от него всякие пьяницы и мелкие хулиганы скопом запихнуты.
   - Вот он, красавчик, - говорит майор Наумкин. - Можете полюбоваться.
   Сизов голову поднял, смотрит исподлобья, не шевелится и ни звука не издает.
   Я его разглядываю, а тут как раз майора к телефону кликнули - звонок из области, от высокого начальства. Он и заспешил. На ходу мне кивнул: мол, расспрашивай быстренько, пока время есть.
   - Эй!.. - негромко говорю я, когда майор удалился.
   Сизов голову повернул.
   - Чего тебе, дед?
   - Да вот... Не знаю, как и начать... Там, на улице, странные люди вертятся...
   - Что за люди?
   - Откуда я знаю? Остановили меня, узнали, что я иду показания по делу Пигарева давать как свидетель, и говорят: "Слушай, дед, будет у тебя возможность потихоньку парой слов с Антоном Сизовым перемолвиться, спроси у него, куда он труп второго брата спрятал, и кто ему помогал..."
   У Сизова все лицо перекосилось, и от страху стало совсем крысиным. Вы видали когда-нибудь, чтобы на бычачьей морде крысиное мелкое выражение появлялось? Вот и я думал, что такое невозможно. Ан нет, оказывается, со страху и бык может в крысу превратиться!
   - Ты... - у него аж дыхание перехватило. - Надеюсь, ты ничего об этом милиции не сказал, старый болван?
   - Да что я, совсем с ума спятил! - отвечаю. - Они меня предупредили: если поймем, что ты милиции о нас и о нашем вопросе рассказал, живым до дому не дойдешь! Мол, у тебя все на роже будет написано, такие, как ты, ничего скрыть не умеют... Так что мне им сказать?
   - Скажи им, что я с их пути убрался, и дело с концом! Но что они ошиблись, не мы тут крайние. Так что, избавившись от нас, они ничего по большому счету не добьются. Им тех, кто над нами, убирать надо.
   - А если они спросят, кто это, те, кто над вами? - этак растерянно спрашиваю я.
   - А вот это, - оскалился Сизов, - я им скажу, если они мне все гарантии дадут. Не только пообещают, что охоту за мной прекратят, но и гарантируют, что защитят меня от тех, кого я им сдам! Так и передай.
   - Я-то передам, - говорю, - если они меня с ответом поджидают. Мне-то что? Лишь бы не заставили и дальше туда-сюда таскаться! Ведь заподозрит милиция, что я не просто так хожу - а я, ей-богу, расколюсь, не выдержу, если меня в оборот возьмут!
   - А ты им передай, пусть адвоката мне присылают, и через адвоката всю связь держат. Все, дед, отбой, начальник возвращается!
   На том и кончился наш разговор. Проводил меня майор Наумкин до дверей, спрашивает:
   - Ну? Выспросили все, что хотели?
   - Замыкается он, - говорю. - Явно, чего-то боится.
   - Это мы и сами поняли! - усмехается майор. - Жаль, ничего большего вам выведать не удалось. Но на нет и суда нет...
   И побрел я домой... То бишь, в квартиру Васильича, которая за последние дни мне домом стала. Иду, потом в автобусе трясусь, и все думаю: как же мне теперь адвоката для этого Сизова обеспечить? Мне он ничего не расскажет, факт. А если у него адвокат не появится, после такого-то разговора - он невесть что может вообразить, и учудить соответственно. Да и мне позарез надо узнать, что это за люди, которые над Сизовыми стоят - и над другой городской шпаной, надо полагать, тоже... Ведь они-то, думаю, и есть истинные виновники всего случившегося, разве нет?
   Ладненько, думаю, время есть, и котелок пока варит. Что-нибудь изобрету.
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
   В аэропорту Федора встречали с машиной, предоставленной в его распоряжение на все время командировки. Пока они шли к машине, Федору вполголоса что-то рассказывали, и он все больше мрачнел.
   - Ладно, - сказал он. - Тут уж ничего не поправишь. Передайте в Москву, что я знаю.
   - Вы сразу в управление? - спросил один из провожающих.
   - Нет. Сперва, если вы не против, приятеля подвезу, куда ему надо.
   - Да я... - заикнулся Андрей.
   - Садись в машину, - хмуро сказал Федор. - Твой район города - один из дальних, а после бессонной ночи тащиться на городском транспорте будет совсем противно.
   Вот так Андрей доехал до тети Тани с большим комфортом.
   - Кстати, дай мне телефон твоих родственников, - сказал Федор в машине. - Перезвоню тебе, как только узнаю свои номера телефонов служебный и в гостинице - чтобы связь была двусторонней.
   - Может, мне имеет смысл чем-нибудь заняться? - спросил Андрей, записывая телефон.
   - Например?
   - Я мог бы наведаться к этому нотариусу, Владыкиной, под видом клиента, который хочет оформить доверенность на самарскую родню... Какую именно доверенность - всегда можно придумать.
   Обстоятельный Федор продумал это, прежде чем ответить отрицательно.
   - Нет, не стоит. Много ты все равно не узнаешь, а вдруг ненароком осиное гнездо разворошишь. Если ты для чего-нибудь понадобишься, я дам тебе знать. Чем вообще заниматься думаешь?
   - С родственниками пообщаюсь. И хочу кой-какие старые архивы поднять. Давно собирался, если приеду...
   - Что там, в этих архивах?
   - Хотелось бы уточнить обстоятельства смерти моего брата... Двоюродного брата, то есть, но я его всегда просто братом называл.
   - Уг-м... Тут я тебе смогу подсобить. Если надо, позвоню в нужное отделение милиции, чтобы тебя до архивов допустили. Что конкретно ты хочешь узнать?
   - Как сложилась судьба того человека, который пырнул моего брата ножом.
   - Не для мести, надеюсь?
   - Нет. И, может быть, откроются какие-нибудь данные, которые до сих пор являлись тайной следствия. Ведь столько лет прошло... Наверно, любые тайны можно теперь рассекретить...
   - Не скажи. Бывают такие тайны, до которых лучше не прикасаться. Как говаривал мой учитель в сыскном деле, светлая ему память, есть дела наподобие Олегова коня - вроде, и быльем все поросло, и только череп остался, а тронешь череп - выползет могильная змея и ужалит насмерть.
   - Хочется думать, что здесь не тот случай, - сказал Андрей.
   - Скорее всего. Но если тебя это тревожит, по прошествии стольких лет, то ведь может тревожить и кого-нибудь другого, а?
   - Для меня это - семейная трагедия, вот и все. Я хотел бы расставить все точки над "и".
   - Все? - коротко спросил Федор. В его подчеркнутой интонации явно прозвучало: "Выходит, кроме загадок, связанных со смертью твоего брата, ты хочешь разобраться и в каких-то дополнительных загадках?"
   - Я хочу побольше узнать о матери мальчика, - объяснил Андрей. - И, может быть, разыскать её и переговорить с ней.
   - Твой брат погиб из-за нее?
   - В общем, да.
   - Женщина, несущая смерть, - усмехнулся Федор. - Знамо дело. Вот и сейчас... - он едва удержался, чтобы не сплюнуть. Андрей понял, что разговор невольно попал в самую больную точку.
   - Это связано с теми плохими новостями, что тебе передали? - осторожно спросил он.
   - Да. Нам нужен был один человек, отсиживавшийся в Испании... Вчера его хлопнула женщина-киллер, забравшаяся к нему в доверие... И в постель.
   - Ну!? - Андрей сразу подумал о Богомоле. - Ее приметы известны?
   - Красивая брюнетка. С теплыми, просто золотистыми, карими глазами. Но все это можно подделать.
   "Богомол - блондинка, - подумал Андрей. - Но то, что она для пользы дела может надеть черный парик и вставить контактные линзы - бесспорно".
   - А ещё что-нибудь о ней известно? - спросил он.
   - Выглядела очень богатой, почему и не вызвала подозрений. Назвалась женой известного испанского миллионера. При проверке оказалось что такого миллионера просто не существует!.. А что ты так расспрашиваешь?
   - Мне вообще интересны женщины-киллеры. То есть, интересно, как женщина приходит к этому. Ведь для женщины это довольно... скажем так, необычно.
   Федор пожал плечами.
   - Частый случай в практике... Настолько же частый, насколько отвратительный.
   - Но многие видят в этом... Как бы это определить? Ну, для многих, читающих про таких исполнительниц в желтой прессе, есть в этом привкус романтики. Или, может, какой-то смертоносной привлекательности? Потрясающие красавицы, которые... - Андрей задумался, ища нужные слова.
   - Мерзость, - Федор словно выплюнул это слово, скривившись от гадливости. Немногословный, он умел в короткие реплики вкладывать максимум эмоций и информации.
   - Ты не веришь в "гибельную красоту"? - спросил Андрей.
   - В каком смысле?.. Верю, конечно, что такие твари существуют. Как видишь, не верить нет причин, когда очередная такая стерва нам подгадила. А вот романтический ореол, который некоторые любят создавать вокруг них... "Хищная красота", "смертоносная красота", "кайф любовных игр со смертью"... - Федор пожал плечами. - Дешевка. Такая же дешевка, как всякая блатная романтика... и блатная истерика.
   - Весь антураж - дешевка?
   - Да. И закваска тоже.
   - То есть?
   - "Не верю я в мужество юных, Не бреющих бороды..." - процитировал Федор. (А он не так прост, как кажется, если знает Стивенсона, подумал Андрей). - А в мужество тех, кому бороду брить по природе пола не положено - тем более.
   - По-твоему, такие роковые красавицы в любой момент могут струсить и предать?
   - Угу. Только не называй их "роковыми". Они опасны точно так же, как опасна мелкая шпана, о которой мы говорили - из мелкой злобы. Таких гадин надо давить.
   - И ты смог бы?
   - Смог бы, - спокойно ответил Федор.
   Андрей задумался.
   - По-твоему, настоящее мужество есть только в стариках - как в балладе Стивенсона?
   - Я уважаю стариков, - задумчиво проговорил Федор. - Я знаю, что может выдержать человек, жизнью потертый и потрепанный... "Тертый калач", так? Они - как старые бойцовые петухи, которые любого молодого, полного сил задиру заклюют и забьют за счет опыта.
   - Интересно... - Андрей рассмеялся. - И, если, скажем, представить себе ситуацию... Блистательная красавица, убийца-профессионал, подготовленная по всем статьям, прошедшая выучку в спецслужбах и где там еще... Если её путь пересечется с таким старым петухом, умеющим за себя постоять...
   - Старый петух выиграет, - кивнул Федор. - За счет того житейского опыта, которого никакая выучка не заменит и который позволяет по-иному видеть все мелочи нашей будничной жизни. Его постелью не возьмешь, и не размякнет он до того, чтобы ему можно было всадить нож в спину. Ведь все эти "профессионалки" только этим и берут - сначала "женским местом" обессилят мужчину, а потом приканчивают обессиленного, трусливо и подло... Я бы, во всяком случае, поставил на старого петуха - и думаю, что не ошибся бы.
   - А если бы такие люди оказались союзниками?
   - Если бы у бабушки была борода, она была бы дедушкой.
   - А все-таки?..
   - Любопытный ты очень, - усмехнулся Федор. - Может, у тебя есть на примете такая амазонка, мать ее?..
   Он так остро взглянул на Андрея, что Андрею стало не по себе.
   - Мне просто стало интересно, - проговорил он. - Я никогда об этом не задумывался... И для меня это звучит вроде как парадоксом... в котором хочется разобраться.
   - Никакого парадокса, - ответил Федор. - Если таких людей впрячь в одну упряжку, то "смертоносная красотка" либо наберется ума-разума от "замшелого старикана", либо в какой-то момент даст слабину и попробует увильнуть из игры, предав при этом партнера. Второе вероятнее.
   Похоже, Федора не слишком тянуло обсуждать эту тему, и Андрею пришлось удовлетвориться услышанным.
   - Вот и подъехали, - сказал Федор. - Иди к родственникам. И, коли моя помощь будет нужна, узнай, кому мне позвонить, чтобы тебя допустили до архивов. Но мой тебе совет - не лезь в это дело. У меня нюх хороший, и я чую, что это дело смердит...
   - Я на рожон не полезу, - ответил Андрей, вылезая из машины. - А ты чем будешь заниматься?
   Федор хмыкнул.
   - Тем как раз, о чем мы говорили - ставить на петуха. Так что если есть на примете красотка-киллерша, которую ты готов выставить против моего подопечного - милости прошу! А если та, что в Испании порезвилась - тем более!
   И машина уехала, оставив Андрея слегка ошарашенным.
   Что Федор имел в виду? И знал ли он о контактах Андрея с Богомолом, или судил вел весь разговор чисто теоретически, исходя из собственного опыта? Нет, о Богомоле он знать не мог - все данные по этой "твари", как Федор скопом определил всех женщин, проливающих чужую кровь, были хорошо засекречены Поваром... А Игорь проговориться Федору никак не мог, исключено... И тем более никто не мог ведать и знать, что Андрей на всякий случай подготовился к тому, чтобы через совершенно неожиданный и особый канал вызвать Богомола к месту событий - хотя и надеялся, что это не понадобится... И что за "старый петух", на которого Федор возлагает такие надежды?
   ... - Забавный получился разговор, - проговорил шофер, вырулив на широкую улицу.
   - Будет ещё забавней, если мой незваный помощничек что-нибудь напортачит, - проворчал Федор. - Ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Пока он будет рыться по архивам, он вряд ли сунет нос куда не надобно и натворит бед...
   Шофер понимающе хмыкнул, и на том разговор был исчерпан.
   ...Увидев Андрея, тетя Таня обрадовано всплеснула руками. ("Как же она постарела!" - подумал Андрей.)
   - Надо же! А Ленька буквально пять минут назад в школу убежал! Вот бы он обрадовался!
   - Ничего, - сказал Андрей. - Устроим ему сюрприз. Давайте я пока сумку разберу.
   Тетя Таня провела его на кухню.
   - Может, чайку сообразить?
   - С удовольствием, - ответил Андрей, вынимая из сумки то, что он успел прихватить: наборы конфет фабрики "Красный Октябрь" и полицейскую машину с "мигалкой" для Леньки.
   - Да что ты!.. - опять заахала тетя Таня. - стоило ли так тратиться?
   - Это пустяки! - махнул рукой Андрей. - Я знаю, что настоящий московский шоколад редко до вас добирается, все больше импортный, а наш все-таки - высший класс!.. Ну, а машина... Я просто не знал, чем Ленька увлекается. Боялся, что он мог и перерасти машины - я-то в десять лет...
   - Леньке уже двенадцать, - поправила тетя Таня.
   - Надо же, как время летит! - поразился Андрей. - Видите, уже и со счета его лет сбился. Впрочем, я и в двенадцать лет в машины играл. Но сейчас у ребят другие увлечения - так что не знаю...
   - Он счастлив будет! - заверила тетя Таня.
   - Будем надеяться... И вот это вам, - Андрей вручил тете Тане пухлую пачку банкнот, перехваченную резинкой.
   - Ну, это уж ты совсем... - растерялась тетя Таня.
   - Не от меня одного, - ответил Андрей. - И тут на долгое время. Ведь кто знает, когда опять удастся деньги собрать или оказия подвернется.
   - И сколько тут? - тетя Таня с опаской взяла пухлую пачку.
   - Восемь тысяч, если я не ошибся. Только ничего не говорите и не благодарите меня.
   - Ну, уж... - тетя Таня отвернулась. - А вот и чайник закипел!
   Она налила Андрею и себе по чашке чаю, уселась вместе с ним за стол.
   - Ты надолго к нам?
   - Не знаю. На насколько дней. Пристроите?
   - Разумеется! У нас ведь и комната свободная есть... - тетя Таня и Ленька так и жили в трехкомнатной квартире, полученной ещё дядей Семой.
   - Вот и отлично! Я вас особо не обременю.
   - Да ты вообще нам только в радость!.. По делу приехал, или просто так?..
   - Можно считать, что просто так. Подвернулась возможность командировки в Самару, и, хотя я мог и не ехать, но решил прокатиться, повидаться с вами за казенный счет. Дел у меня немного, раз-два - и обчелся... Да, я ваш телефон оставил, так что вы не удивляйтесь, если мне будут звонить.
   - Это и так понятно, мог и не предупреждать... Рассказывай, как родители.
   - Ну, как... - и Андрей стал рассказывать о всех по порядку, как водится в таких случаях.
   За разговорами время летело незаметно, и Андрей даже изумился, когда позвонил Федор. Лишь потом взглянул на часы - два часа прошло.
   - Запиши мои телефоны, - сказал Федор. - И вот ещё что. Я уже навел справки, в какое отделение милиции тебе нужно обращаться, и туда по моей просьбе уже звякнули, предупредили, что ты можешь появиться, и просили оказывать тебе всяческое содействие.
   - Спасибо огромное! - с чувством сказал Андрей.
   - Чего уж там! - буркнул Федор и повесил трубку.
   - По работе звонили? - спросила тетя Таня.
   - Да. Мне надо выйти на какое-то время. Вернусь где-то после обеда...
   - Мы обедаем в четыре, когда Ленька из школы приходит.
   - Значит, и к обеду могу успеть. Только специально меня не ждите.
   Выйдя на улицу, Андрей порадовался, что в дорогу одел все самое теплое. Мороз крепчал, а континентальный мороз на средней Волге - это не шутки! По ощущениям, могло и за тридцать градусов зашкаливать, хотя, скорее, было восемнадцать-двадцать. Ветерок добавлял зябкости.
   Отделение милиции Андрей нашел довольно быстро - до него было не так далеко. Хованцева принял сам начальник отделения, полковник Ившин Алексей Александрович.
   - Нам звонили насчет вас, - сказал он. - Сказали, вы почти наш коллега...
   - Это преувеличение, - усмехнулся Андрей. - Я работаю в частном детективном бюро, но попал в него как кур в ощип, особенных подвигов за мной не числится. Так что просто глупо равнять меня с вами. И вообще, я здесь по частному делу.
   - Какое-то давнее дело, связанное с вашими родственниками, насколько я понял?