Битнер Розанна. Нежное предательство

   – Он просил вас сообщать ему обо мне?
   – Он должен знать, что с тобой все в поряд­ке, – кивнув, сказала девушка. – Может быть, ему следует знать, где ты остановилась. Только Богу известно, сколько протянется перемирие. Если конфедераты впрямь предпримут нападение на город, янки будут сопротивляться на улицах. Возможно, будет лучше, если Ли станет известно, где ты находишься, он поможет тебе в случае необходимости. Нам не повредит, если янки поза­ботятся о нашей жизни.
   Одри смахнула слезинку, катившуюся по ще­ке.
   – Это похоже на предательство, словно я хочу встретиться с врагом. А кроме того, я еще ношу траур. Нет, я не могу пойти к нему, Тусси. Как ты думаешь? Такие люди, как Ли, виноваты в том, что погиб или ранен Джой. А если он у них в плену? Это нехорошо, я не должна встречаться с Ли.
   – Ты не знаешь, что произошло за это время с Ли Джеффризом. Может быть, он будет обрадо­ван встрече с другом во враждебном городе, где все жители так ненавидят янки. Вероятно, ему тоже пришлось много выстрадать, ему нужен друг, с которым он мог бы поделиться заботами. Джой тоже очень любил его. Думаю, он посовето­вал бы тебе увидеться с Ли, несмотря на то, что он янки.
   Одри улыбнулась. Несомненно, Тусси права. Джой никогда не смог бы возненавидеть Ли, хотя хорошо понимал, что должен относиться к нему враждебно.
   – Я не знаю. А как быть с Элеонор и тетей Джанин?
   – Они так или иначе, скорее всего, узнают. Ли может прийти сюда, чтобы выяснить, где ты и что с тобой. Ты имеешь право увидеть его. Ли Джеффриз был твоим хорошим другом, он любил тебя. Хотя он и янки, однако гораздо добрее, чем твоя кузина и тетушка! – она прикоснулась ладонью к руке Одри. – Кроме того, мне кажется, что Элеонор не считает зазорным и предосудительным флиртовать с янки. Но если тебе все-таки придет­ся оправдываться, то ты можешь сказать, что решила повидаться с Ли и попросить его о помощи тете Джанин в случае необходимости. Ты ведь не хочешь, чтобы их дом или они сами пострадали, если на город нападут конфедераты, и начнется бой.
   Одри снова посмотрела на лагерь, расположив­шийся у подножия холма. Казалось, что ее пре­бывание в Мэпл-Шедоуз было много лет назад, и с тех пор прошло не три года, а гораздо больше. Она стала совершенно другой женщиной и теперь далеко не невинная семнадцатилетняя девушка, которая могла любить так открыто и страстно. Смогла бы она снова так полюбить кого-нибудь? После ужасов первых дней замужества ее душа словно застыла; несколько часов, проведенных в объятиях Ли, немного отогрели ее. Часто ли вспо­минает этот мужчина о той ночи, когда они ле­жали в объятиях друг друга, хотя знали, что она принадлежит другому человеку? Не изме­нил ли он свое отношение к ней из-за ужасов войны?
   Все, что предсказывал Ли в Мэпл-Шедоуз, ког­да они горячо спорили, сбылось. Их разлучило не взаимное охлаждение, а более важные события, и сейчас продолжают разделять разногласия между Севером и Югом. Она, конечно, пойдет и встре­тится с Ли, потому что это правильно и справед­ливо по отношению к нему, и потому что она не может поступить иначе, хотя прошлое невозмож­но вернуть. А если возможно? Но сейчас, навер­ное, все сложится по-другому.
   – Скажи тете Джанин, что мы пойдем прогу­ляться. Я хочу сначала увидеть Ли и поговорить с ним. Если он не останется здесь надолго, нет смысла вообще говорить о нем тете и Элеонор.
   – Хорошо, я сейчас принесу шляпу с вуалью и перчатки.
   Интересно, как пройдет их встреча? Что ему пришлось пережить на войне? Не возненавидел ли он ее за то, что она конфедератка? Все можно выяснить, только побеседовав с Ли Джеффризом лично. Одри глубоко втянула воздух, стараясь успокоиться.
   – Боже, помоги мне! – тихо помолилась она.

Глава 23

   Большинство солдат-янки, с которыми Одри пришлось встретиться на дороге, относились к ней уважительно, однако она не могла избавиться от чувства тревоги, оказавшись в окружении со­тен врагов, каждый из них, не задумываясь, застрелил бы ее, если бы граждане Батон-Ружа оказали сопротивление. Хотя большинство воен­ных казались вежливыми, при встрече с ней приподнимали шляпы, с уважением глядя на траурную одежду и черную вуаль, иногда она замечала довольно враждебные взгляды. Среди солдат, конечно же, находилось много хороших людей, но были и такие, кому нравилось изобра­жать из себя завоевателей. Если бы они не боялись своих командиров, то попытались бы завладеть всем, чем хочется, включая и женщин. Они счи­тали, что имеют на это полное право. А некоторые даже откровенно грубили и отпускали ей вслед замечания типа: «…избалованная южанка в со­провождении своей негритоски».
   – Ты могла бы остаться с нами, милашка, – предложил один солдат Тусси. – Зачем тебе тас­каться за какой-то белой шлюхой?
   Эти люди пришли сюда, чтобы освободить ра­бов, но большинство из них явно не испытывали никакого уважения к неграм. Они относились к ним нисколько не добрее, чем Ричард. Одри ни разу еще не слышала, чтобы какой-нибудь севе­рянин встретил негров с распростертыми объяти­ями и пригласил бы на Север, где рабов встретили бы радостно и сердечно, помогли получить про­фессию, образование, жилье и предоставили бы хорошо оплачиваемую работу. Одри представля­ла, как удивлены и разочарованы негры, бежав­шие или освобожденные, те, кому удалось до­браться до северных штатов и неожиданно обна­ружить, что они никому не нужны и все относятся к ним враждебно.
   Одри не могла не возмущаться сложившейся ситуацией. Такие люди, как Тусси, Генриетта, Генри, будут страдать независимо от исхода войны, и Одри чувствовала личную ответст­венность за их судьбы. Война пробудила в ней чувства, которых она прежде не испытывала – сострадание к неграм и ответственность за их судьбы. Почему сложившееся положение тре­вожит ее? Она и не предполагала, что, может, участь негров беспокоит ее гораздо больше, чем людей, пришедших сюда «освобождать» рабов.
   Мимо проехала повозка, тащившая пушку. Один только вид огромного орудия заставил Одри содрогнуться. Повсюду маршировали солдаты, фыркали лошади, громко отдавались приказы. Лагерь был полностью оснащен оружием и готов вступить в бой при первой же необходимости. Ни у кого не было сомнения, что следующей целью северян окажется порт Гудзон, а Батон-Руж, ско­рее всего, будет тыловой базой для следующего наступления.
   – Ты проверила списки убитых и раненых сегодня? – спросила она Тусси.
   – Да, мэм. Имени Джоя там нет.
   Одри вздрогнула, испугавшись прозвучавшего неподалеку выстрела. Она обернулась и увидела солдата с ружьем; подстреленный голубь шлеп­нулся ему под ноги.
   – Просто стреляю в птичек, мэм, – подмигнул солдат. Окружающие расхохотались, а Одри разо­злилась. Только одному солдату, казалось, не до смеха. Он подошел к ней и извинился:
   – Нам пришлось испытать слишком много, мэм. Ребятам как-то необходимо выпустить пар и немного расслабиться.
   – Я предполагаю, вы считаете, что мы не испытали никаких трудностей? – спросила она.
   Солдат посмотрел на ее траурную одежду, чер­ную вуаль и снова извинился:
   – Могу я чем-нибудь помочь вам, мэм? Одри гордо вздернула подбородок и сказала:
   – Да. Я ищу Ли Джеффриза. Мы были с ним знакомы несколько лет назад. Мне сказали, что он здесь. Я не знаю его звания…
   – Полковник Джеффриз находится вон там, – прервал ее солдат, – в школьном здании. Вы пришли в удачное время. Он только что поужи­нал, отпустил всех, так как хочет написать пись­ма и отдохнуть. Сейчас он находится один.
   Солдат пристально оглядел ее. Одри стало по­нятно, о чем он подумал. Конечно, бесполезно объяснять что-то, поэтому, она просто поблагода­рила и направилась к школе. С каждым шагом сердце ее трепетало все тревожнее. Когда-то она считала, что больше не увидит Ли, ведь со дня их последней встречи прошло два года. Казалось невероятным, нереальным его появление здесь.
   Когда Одри и Тусси подошли к школе, Тусси успокаивающе пожала ей руку и сказала, что подождет на крыльце.
   – Тебе лучше пойти одной.
   Одри закрыла глаза, глубоко вздохнула. Хоте­лось повернуться и убежать домой, но она, нако­нец-то, набралась храбрости, пришла сюда и решила, что должна преодолеть страх и неуверен­ность.
   – Хорошо, – согласилась она и поднялась по ступенькам. Солдат, стоявший у двери, преградил ей путь.
   – Ваше имя, мэм?
   – Одри Бреннен Поттер. Я старый друг пол­ковника Джеффриза.
   Солдат смерил ее оценивающим взглядом.
   – Я должен обыскать вас, мэм, а вдруг у вас есть оружие. Ни один южанин не имеет права находиться наедине с офицером, даже такая кра­сивая вдова, как вы, – он протянул руку, дотро­нулся до ее пояса, но Одри решительно отстрани­лась.
   – Доложите полковнику, что я здесь, и он объяснит вам, что меня не следует обыскивать!
   Постовой удивленно посмотрел на нее, пожал плечами и вошел в здание. Одри хотелось хоро­шенько ударить его в спину. Она одернула платье, не в силах справиться с волнением, глубоко вздох­нула. Что она делает здесь? Это просто смешно. Ли – один из этих проклятых янки! Сколько невинных людей он убил, сколько домов и ферм приказал сжечь? И каким высокомерным стал, наверное, после грандиозных побед, заслужив звание полковника?
   Дверь распахнулась, и Ли появился на крыль­це еще более красивый, чем прежде, как и гово­рила Тусси. Ярко-голубые глаза смотрели на нее с нежностью и любовью. Мгновенно гнев и страх испарились, в душе Одри ярким факелом вспых­нул огонь воспоминаний, огонь, который никогда не угасал совсем.
   Сначала Ли только молча смотрел на нее, во взгляде были боль и страдание. Одри поняла, что он многое пережил за эти годы. Если бы не война, они могли бы стать счастливыми. Все, что Одри и Ли сейчас испытывали, они сказали друг другу глазами.
   – Одри, – тихо пригласил он. – Входи.
   И отступил в сторону, чтобы дать ей пройти. Она оглянулась, несколько солдат с любопытст­вом наблюдали за ними.
   – Я не уверена, что это благоразумно.
   – Приказываю всем разойтись и заняться сво­ими делами. Знайте, я накажу любого, кто про­явит неуважительное отношение к этой женщине.
   Солдаты, насмешливо переглядываясь, тихо переговаривались о чем-то, неохотно возвращаясь к своим делам. Ли заметил Тусси, сидящую на ступеньках, улыбнулся и поздоровался с ней.
   – Здравствуйте, мистер Джеффриз, – ответи­ла негритянка.
   Ли взял Одри под руку и провел в комнату, приказав постовому, охранявшему здание, не впу­скать никого, разве только если произойдет что-то чрезвычайное. Он закрыл дверь и запер ее. Потом повернул Одри лицом к себе. С одной стороны, при мысли, что к ней прикасается федерал, Одри хотелось отстраниться. Но, с другой стороны, она чувствовала, что сердце ее навсегда принадлежит этому человеку, которому она обязана слишком многим. Сначала они молчали, внимательно изу­чая друг друга, втайне испытывая радость от того, что снова встретились, изо всех сил стараясь сдерживаться, не проявлять чувств.
   – Я не мог поверить, когда рядовой Диллон доложил, что ты здесь. Почему ты находишься в Батон-Руже? Разве не безопаснее было оставаться в Бреннен-Мэнор?
   Одри слегка отстранилась.
   – Может быть, вы мне ответите на этот вопрос, полковник Джеффриз, – спросила она. – На­сколько безопасны такие места, как Бреннен-Мэ­нор, когда войска янки наводнили города и план­тации, словно полчища муравьев?
   Одри приподняла вуаль и посмотрела ему в глаза. Ли усмехнулся, понимая, что она по-прежнему играет роль надменной дамы, которая так разозлила его, когда он увидел ее в первый раз.
   – Не знаю, что тебе рассказывали, но я не из тех, кто приказывает убивать невинных людей и разрушать дома. Ты должна меня лучше знать, Одри.
   Он стиснул кулаки и Одри подумала, что, наверное, руки у него стали гораздо сильнее, чем были прежде. В помещении было жарко, Ли хо­дил без пиджака в простой белой рубашке и си­них брюках, плотно облегающих бедра. Желание снова оказаться в его объятиях захлестнуло ее. Одри быстро отвернулась и вздохнула, решив больше не изображать притворной злости.
   – Да, думаю, что знаю тебя достаточно хоро­шо. Но именно поэтому не сразу решилась прийти сюда. Мне следовало бы возненавидеть тебя, как и всех остальных проклятых янки, – она повер­нулась и пристально посмотрела ему в глаза. – Но мне никак не удается, хотя хорошо знаю, что должна относиться к тебе неприязненно. Мне необходимо вести себя очень осторожно, Ли, ина­че мои друзья и соседи станут называть меня предательницей.
   Ярко-голубые глаза внимательно изучали ее и вызывали в ней прежние чувства, какие мог воз­буждать в ней только Ли Джеффриз. Улыбка, как и прежде, была нежной, густые темные волосы отросли до плеч. Ему давно уже надо постричься, по всей видимости, он сегодня еще не брился, но щетина нисколько не портила его внешность.
   – Как ты узнала, что я здесь? Я не видел тебя на улице, когда мы входили в город.
   Одри отвернулась, отошла к письменному сто­лу, который стоял в другом конце комнаты.
   – Я не собиралась выходить в город и привет­ствовать союзные войска, словно спасителей, и очень зла на тех, кто радуется вашему появлению. Люди должны были остаться дома и запереть двери.
   Певучий южный выговор Одри всегда нравился ему.
   – Тебя увидела Тусси. Она выезжала в город с тетей Джанин и Элеонор. Я сейчас живу у них. Временно.
   Ли нахмурился.
   – А что случилось? Почему ты так одета?
   Взгляды молодых людей снова встретились.
   – Ричард умер. С тех пор, как началась война, негры стали беспокойными и дерзкими, как мы и предсказывали. Один из таких смутьянов был продан, но убежал от нового хозяина и вернулся назад, чтобы нанести нам визит. Ричард случайно обнаружил его в негритянском поселении в Сайпресс-Холлоу. И этот человек заколол Ричарда вилами, – она снова отвела глаза. – Это была мучительная медленная смерть. Ричард прожил еще почти две недели.
   – Мне очень жаль, что он так тяжело умирал. Однако не могу сказать, что чересчур сожалею о его смерти, – наконец заговорил Ли. – По-види­мому, тебе было очень трудно. Страшно смотреть на умирающего человека.
   Одри подошла к окну.
   – Я так и не смогла полюбить его, Ли, но я пыталась быть ему женой в полном смысле этого слова, потому что другого выхода нет. Или я должна была сделать это и попытаться родить ребенка, иначе мне осталось одно – прожить совершенно пустую одинокую жизнь.
   Почему эти слова Одри вызывают у него в душе сильную ревность? Его не должна волновать лич­ная жизнь этой женщины. Но отчего так хотелось схватить ее, встряхнуть и напомнить, что она принадлежала ему задолго до того, как стала женой Ричарда Поттера. Всего за несколько ми­нут он снова почувствовал, что Одри принадлежит только ему и никому больше.
   – Это оказалось нелегким делом… жить с ним… и конечно, не могло быть и речи о какой бы то ни было любви. Но, несмотря на мою неприязнь к нему, было невыносимо смотреть, как он мучается. А теперь меня не отпускает ощущение вины из-за того, что я не могу скорбеть по нему так, как должна скорбеть жена по безвре­менно скончавшемуся мужу. Боюсь, что чувствую только сострадание к его мукам, но не потерю мужа. В основном, я ощущаю… что мне стало легче.
   Голос Одри дрогнул, когда она произнесла ко­щунственные слова.
   – Ты не должна испытывать чувства вины, – успокоил он, подойдя ближе. – Никто не может обвинить тебя за то, что ты не испытываешь сильного горя по поводу его смерти. Давно это случилось?
   Одри вынула из сумочки платок, приложила к глазам, помедлила, прежде чем ответить:
   – Он умер около месяца назад. Отец испугал­ся, что негры могут взбунтоваться снова, – она опять отошла от Ли. – Он отправил в город меня и Тусси из-за одного негодяя-надсмотрщика, ко­торого уволил. Он также боится, что негры могут напасть на нас. К счастью, все пока спокой­но, да и к тому же негров осталось совсем мало. Большинство разбежались. Если мы в этом году не соберем урожай и не сможем продать хлопок, мы будем разорены! Я думаю, ты рад услы­шать это, – она почувствовала, как в горле за­першило.
   – Одри, не говори так. Я не чувствую себя счастливым из-за твоих страданий, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь. Я просто выпол­няю свой долг и делаю то, что считаю справедли­вым…
   – Ты ничего не понимаешь! – она резко повернулась к нему, глаза были полны слез. – Ты не знаешь, сколько пришлось работать моему отцу, чтобы создать Бреннен-Мэнор, а до него – его отцу! Я даже стала уважать таких людей, как Ричард, за любовь к земле. Неужели ты не пони­маешь, что мы тоже намерены были покончить с рабством, но – по-своему и в свое время! Эта война никому не нужна, Ли! Совершенно! Если Джой погибнет, жизнь для меня потеряет смысл. У меня не останется никого! Никого! – Рыдания сотрясали Одри, в следующее мгновение Ли ока­зался рядом и обнял плачущую женщину. Она не сопротивлялась. Слезы полились еще сильнее, в потоке горьких слез выплеснулось горе, боль, сожаление. Во всем виноваты янки, а она ищет успокоения и утешения в объятиях одного из них! Она должна возненавидеть его за то, что они натворили в ее доме. Однако Одри хорошо пони­мала, что все еще любит Ли, ей было уютно в его объятиях. Так давно никто не обнимал ее, сколько времени она не могла ни к кому прижаться и вволю выплакаться.
   – Пожалуйста, Одри, не плачь. Кажется, я постоянно заставляю тебя плакать.
   – Все это просто… В этом нет никакого смыс­ла. Я теряю все, что имела… все, что дорого мне… Джоя, отца… – Одри отстранилась и посмотрела ему в глаза. – О Ли, Джой уехал, он ушел добровольцем в армию Конфедерации. Послед­ний раз он писал, когда находился в Теннесси, а потом мне довелось прочитать о Шиле… Я просто в ужасе, боюсь, что он оказался именно там. Сообщения, которые доходят до нас, ужасны! Тысячи убитых. Им отрывало руки… ноги. С тех пор я ничего не знаю о Джое. Неужели это все так страшно, Ли? Что происходит во время сражения? Тебе приходилось видеть, когда гибло одновременно столько людей? Неуже­ли и правда, что им ампутируют конечности без всякого обезболивания? Я видела в Батон-Руже несколько человек с кровавыми обрубками вместо ног…
   – Не надо, Одри! – он крепко прижал ее к себе. – Не надо думать худшее о Джое.
   «О Боже, – подумал он. – Мальчик при­соединился к повстанцам. Неужели он был в Шиле?»
   Ли слышал, что там происходило. Нетрудно сделать вывод из того, чему он оказался свидете­лем, что испытал. И мог себе представить, какой ад царил в Шиле. Бедная Одри и так многое потеряла. Вся ее жизнь оказалась перевернутой. Есть ли смысл рассказывать ей об ужасах войны и предполагать, что случилось с Джоем.
   – Вероятно, с ним все в порядке, Одри, иначе ты бы уже знала обо всем, я уверен, – он провел ее к скамье у стены, усадил. – Сядь. – Одри повиновалась, а Ли вытащил заколку, снял с нее шляпку и вуаль, вдохнув запах прекрасных во­лос. – Моя любимая Одри, – он нежно вытер слезы. – Никогда не думал, что снова встречу тебя. Не надеялся даже когда получил назначение в Новый Орлеан. Считал, что ты в Бреннен-Мэнор, и я в силу занятости не смогу навестить тебя, узнать, как ты живешь. Я рад, что у тебя все в порядке, и что Ричард Поттер не властен над тобой.
   Одри смущенно отвела глаза в сторону.
   – Я не должна была приходить сюда, – про­бормотала она. – Все так перепуталось и измени­лось. Не знаю, как мне теперь относиться к тебе, ведь ты янки. Как я могу считать тебя другом, если все эти люди, которыми ты командуешь, моментально убьют Джоя или моего отца при первом же сопротивлении? – рыдания сотрясали ее. – Все произошло так, как ты и предсказывал, Ли. Кругом царит ненависть, льется кровь, друзья становятся врагами, гибнут невинные лю­ди, – она посмотрела на Ли с нежностью и любопытством.
   – А как насчет тебя? Почему ты прихрамыва­ешь?
   Он вздохнул, откинулся назад, продолжая дер­жать руку на ее плече.
   – Я был ранен в левое бедро шрапнелью на острове Роноук. Думал, что все уже зажило, но иногда нога снова начинает гореть и дьявольски болит, – он внимательно и пристально рассмат­ривал Одри. Такие красивые женщины не долж­ны носить черное платье. Одри подходят больше яркие весенние цвета. Боже, а эти глаза, как и прежде, экзотического зеленого цвета, зовущие губы, особенно, когда они слегка приоткрыты, как сейчас. Солнечный свет из окна освещал ее прекрасные волосы, и они казались красными.
   – Я получил звание полковника в Роноуке, потому что заменил убитого командира и продол­жал сражаться, несмотря на ранение, – он с сожалением снял руку с ее плеча. – Я тоже прошел сквозь ад, Одри. Было тяжело и вам и нам. Я видел все, о чем ты рассказывала, слышал стоны и крики раненых… – он закрыл глаза. – Я тоже многое потерял. После сражения на Роно­уке мой командир сообщил, что мой отец умер, а я даже не смог похоронить его.
   Ли опустил глаза, уставившись в пол.
   – Мне было бы куда легче, если бы в последнее время мы не стали так близки. Перед тем, как уйти в армию, я приехал навестить его. Мы говорили о таких вещах, о которых я раньше и не помышлял откровенничать с отцом. И хорошо понимали друг друга. Я никогда не рассказывал тебе подробно о семейных разногласиях, – он посмотрел ей в глаза. – Но сейчас нет смысла рассказывать. Я очень переживаю за Дэвида. Он тоже ушел в армию. Я не знаю, жив ли. Возмож­но, тоже мертв. У меня такие же тревоги, как и у тебя из-за Джоя, но с одной разницей – я каждый день вижу этот ад, потому мне еще труд­нее, – он взял ее руку. – Ты можешь только молиться за Джоя, Одри. Мы все можем только молиться, чтобы этот ад быстрее закончился. Тебе известно, в каком он полку?
   Она покачала головой.
   – Сейчас не знаю. Он писал, что его стараются беречь, потому что он меткий стрелок.
   – Меткий стрелок! – он улыбнулся, желая ее успокоить. – Значит, он находится в укрытии и стреляет оттуда, его никогда не пошлют в атаку в первой линии. Это гораздо безопаснее, – он сжал ее ладонь. – Ручаюсь, он гордится собой. Я всегда поражался тому, как хорошо он стреляет из ружья. Когда-то в Мэпл-Шедоуз мы ходили с ним на охоту.
   При этих словах взгляды молодых людей снова встретились, воспоминания захлестнули их, ста­ло тепло и спокойно от сладостных грез о про­шлом. Интересно, часто ли он вспоминает ту ночь, когда в первый раз они были близки, с такой откровенной смелостью и страстью? Она смути­лась, вспомнив, что позволяла ему делать с собой. Но в их отношениях тогда была такая искренняя нежность, не было ничего грязного и позорного. Она старалась сдерживаться, но воспоминания возбуждали желание. Уже три года она не позво­ляла себе даже думать о близости с ним… Только однажды… в ту ночь, когда Ли Джеффриз при­ехал в Бреннен-Мэнор, и она решилась снова отдаться ему, хотя в это время уже была женой другого человека.
   – Ли…
   – Я знаю, – он не выпускал ее руки. – Сейчас мы оба втянуты в эту жуткую войну. Я не виню тебя за то, как ты относишься к нашим солдатам, но и ты не можешь обвинять меня за то, что мне приходится делать. Мне будет очень плохо, если ты пострадаешь из-за войны. Постараюсь сделать все возможное, чтобы ничего не случилось с твоим отцом, Бреннен-Мэнором, с тобой и твоей тетей по моей вине. Но я командую только одной бригадой. А здесь находится целая дивизия под командова­нием генерала Батлера. В городе сосредоточится свыше семнадцати тысяч человек.
   Одри растерянно распахнула глаза.
   – О Боже! Семнадцать тысяч янки хлынут на Батон-Руж! Неужели здесь кто-то сможет уце­леть?
   – Одри, я постараюсь сделать все, чтобы с тобой ничего не случилось. Где находится дом твоего дяди?
   Можно ли доверять этому человеку? Конечно, это же Ли.
   – Это большой дом в четверти мили отсюда, на вершине холма, позади школьного здания. Сегодня я весь день сидела на веранде и наблюда­ла, как солдаты устанавливают палатки, – она закрыла глаза. – Ли, ты не сможешь защитить нас или приставить специальную охрану. Это не понравится твоему командиру и то же самое слу­чится с нами, это не понравится нашим соседям и знакомым. Люди скажут, что я сотрудничаю с врагом. Тетя Джанин будет возмущена, – она поднялась. – Дядя Джон тоже ушел в армию. – Одри сокрушенно покачала головой. – Все скла­дывается очень ужасно. Понимаю сейчас, что должна быть с отцом, но мы поссорились. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой растерянной и обманутой, ничего не понимаю­щей. Я узнала, что отец любит Лину. Негритянку! Я догадывалась, что некоторые белые спят с ра­бынями, но не предполагала, что белый мужчина может по-настоящему полюбить негритянку. Отец жил с Линой много лет, даже до того, как умерла моя мать! Тусси – его дочь и, оказывает­ся, моя сестра! – Одри растерянно посмотрела в глаза Ли.
   Она пыталась по его взгляду понять, что он думает. Может быть, удивится, но он просто по­качал головой и усмехнулся.
   – Я всегда подозревал это с самого первого дня, когда увидел тебя и Тусси рядом. Некоторые черты ее лица очень напоминают твои. Я не мог понять, как ты не замечаешь этого, Одри, но ты и впрямь была такой наивной и доверчивой, уверенной в том, что твой отец не может плохо поступать. Я пытался убедить тебя, что мистер Бреннен далеко не святой, но ты тогда просто не стала слушать меня. Я и сейчас уверен, что он уничтожил мои письма. Твой отец полностью контролировал жизнь своих детей. Именно поэто­му Джой отправился на войну. И теперь рискует своей жизнью, мальчик хочет, чтобы отец гордил­ся им. Это был для него единственный способ завоевать уважение отца.