Битнер Розанна. Нежное предательство

   – Я не верю тебе, ты – черномазая сука! – заорал Марч. Одри сразу же узнала этот ненави­стный голос.
   – Объясняю вам, что ее здесь нет, – спокойно убеждала Тусси.
   Сердце Одри больно сжалось, Тусси рискует жизнью, чтобы спасти ее. Голоса и шаги прибли­зились, словно налетчики находятся совсем ря­дом.
   – Обыщите дом, если хотите. Она уехала в Новый Орлеан к Элеонор. Вы только подумайте, кто здесь мог бы остаться. Джой уехал, хозяин Джозеф умер пять месяцев назад. Все давно при­шло в запустение. Мы с мамой остались, потому что нам совершенно некуда идти.
   – Да потому что твоя мать любила Джозефа Бреннена, он трахал ее много лет. Думаешь, ни­кто этого не знал?
   Одри сжалась, хотелось заткнуть уши и ничего не слышать.
   – Ну, а теперь ты здесь самая молодая и красивая, – прорычал Марч. – Я собираюсь сам узнать, что такого нашел Джозеф в твоей маме! Для этого я сюда и приехал. Если нет Одри Поттер, тогда я воспользуюсь тобой.
   Одри услышала звук пощечины, затем что-то упало. Снова послышались мужские голоса, топот сапог.
   – Здесь нет ни одной белой, Фредерик, – разочарованно сказал кто-то. – Ты солгал нам, черт возьми! Марч, ее нигде нет!
   – Мы уезжаем на другую ферму, – заявил другой. Здесь нечего взять за исключением не­скольких кур и пары лошадей.
   – А как насчет этой малышки? – спросил еще кто-то.
   – Она моя, – резко сказал Марч.
   – Здесь не осталось ни одной приличной жен­щины. Та, которая сидит на крыльце, симпатич­ная, но она калека, а та старая толстуха никому не нужна.
   – Черт возьми, она все равно мертва. По­ехали! Авель говорит, что на соседней ферме есть пара молодых девчонок. Он там работал, знает.
   «Дочери Бенсонов!» – ужаснулась Одри. Гер­берт Бенсон владел небольшой фермой к западу от Бреннен-Мэнор. У него были две дочери шест­надцати и двенадцати лет. Авель работал у них.
   «Еще один предатель!» – содрогнулась она. Южане предают фермеров и плантаторов, вос­пользовавшись неразберихой, беззащитностью людей, потерявших все, чтобы прийти и забрать оставшееся. Как могут люди так легко и быстро превращаться в дикарей?
   – Поезжайте, – согласился Марч, – они не очень красивые, но молоденькие.
   – У них белая кожа. Меня уже тошнит от черномазых. У тебя уже есть одна такая.
   Мужчины протопали к выходу. Одри чуть не закричала от ужаса, когда один из них остановил­ся, приоткрыл крышку ящика, где она сидела, затем громко захлопнул ее.
   – Черт, – выругался бандит. – Если эта сука и прячется где-то, то здесь ее отыскать будет почти невозможно. Дом такой большой, в нем столько укромных мест, где можно надежно спря­таться и отсидеться.
   – Уверяю вас, ее здесь нет, – заговорила снова Тусси. Одри показалось, что ее голос звучит сдав­ленно от боли.
   – Может быть, стоит позабавиться с этой ка­лекой? – сказал один из мужчин.
   – Нет, – закричала Тусси. – Моя мама потеряла речь. У нее два года назад был удар, она не может говорить и еле передвигается.
   – Если она калека, к тому же не может говорить, она совершенно бесполезная чернома­зая, не так ли? – злобно сказал мужчина. – А тебе известно, что делают с бесполезными ниггерами?
   Мужчина вышел.
   – Нет! Подождите! – закричала Тусси. Одри услышала выстрел и чуть не потеряла сознание, ей стало дурно. Лина!
   – Нет! Нет! Мама! – кричала в ужасе Тусси. Слышался невообразимый шум, мужчины кричали и ругались, глухо топали лошадиные копыта, всадники отъехали от дома. Тусси плакала на кухне, что-то упало и разбилось, кто-то рухнул на пол. Тусси умоляла Марча уехать со всеми. А он, по-видимому, не вы­пускал Тусси.
   – Я свое получу, неважно, белая ты или чер­ная, – рычал бандит.
   Одри слышала треск ткани, Марч разорвал на девушке одежду. Одри больше не в силах была отсиживаться и оставаться безучастной. Тусси буквально жертвовала собой ради нее, она не сомневалась в том, что Марч убьет девушку, когда получит свое. Она приподнялась, разбросала дро­ва, выбралась из ящика. Часть поленьев высыпа­лось на пол. Жаль, что нет времени, чтобы взять в гостиной отцовское ружье. Марч был так увле­чен борьбой с Тусси, что совершенно не заметил появления Одри.
   Он уже повалил негритянку на пол, она лежа­ла, беспомощно откинув голову, из носа и изо рта текла кровь. Юбка, платье и панталоны Тусси были разорваны, мужчина пристраивался между стройных бедер девушки. Одри торопливо выбра­лась из ящика, схватила в руку полено. Марч обернулся на шум, она уже стояла над ним с поднятым в руках поленом. Прежде чем он успел ее остановить, Одри с силой опустила полено ему на голову. Она снова подняла полено, нацелива­ясь ударить по половым органам, зная, что таким ударом можно надолго вывести мужчину из строя, он не сможет оказать им сопротивление. Марчу удалось вскочить на ноги, второй удар пришелся ему по ноге. И в то же мгновение бывший надсмотрщик схватил ее за горло желез­ной хваткой.
   Только тут Одри заметила в его руке нож. Из раны на голове Марча текла кровь. Он повалил ее на пол, прижимая лезвие ножа к ее щеке, кончик ножа маячил возле ее глаз.
   – Итак, – торжествующе оскалил он желтые зубы. – Ты здесь, высокомерная маленькая суч­ка! – от Марча сильно пахло виски. – Когда я разделаюсь с тобой, ты пожалеешь, что поме­шала мне с той черномазой, и выбралась из укры­тия раньше времени, сладкая, маленькая, мисс Одри.
   Он продолжал держать нож перед ее глазами, немного приподнялся, задрал ей юбку, стянул панталоны, затем рванул юбку. Одри пыталась как-то сосредоточиться, надо было что-то приду­мать. Нож угрожающе маячил перед ее лицом, но пусть Марч лучше убьет ее, чем овладеет ее телом. Лучше она будет изо всех сил сопротивляться и умрет, чем отдастся ему добровольно.
   Мужчина опустился на нее, прижимаясь к бедру, все еще не отнимая нож от ее лица.
   – Я доволен, что все уехали, – самодовольно заявил он с отвратительной усмешкой. – Теперь ты только моя! Ты теперь уже не такая высоко­мерная и властная, не так ли, мисс Одри? Ты ничем не лучше меня!
   Одри не сводила глаз с ножа, лежала, не шеве­лясь, пусть он решит, что она не будет сопротив­ляться, что подчинится ему. Когда он немного ослабил хватку, она обеими руками ухватилась за его запястье и рванула руку в сторону, одновре­менно ударила мужчину головой в нос. Марч вскрикнул, отпрянул в сторону. Одри воспользо­валась моментом, выбралась из-под него, схвати­ла небольшую чугунную сковородку, лежащую на полу. Но прежде чем она успела подняться, Марч снова был на ней.
   Одри размахнулась и ударила его по голове сковородой, но удар был слабым, женщина не столько сделала ему больно, как сколько разъяри­ла его. Она, извиваясь, старалась вырваться, сно­ва ударила его сковородой, Марч перехватил руку и с силой прижал к полу. Одри вскрикнула от резкой боли в запястье.
   – Сука! Сука! – рычал разъяренный бандит, дважды ударив ее кулаком в лицо. – Я убью тебя!
   Одри почувствовала, как кончик острого лез­вия ножа впился ей в шею. С этого момента она стала воспринимать все происходящее, как страшный сон, будто она наблюдала схватку со стороны, неожиданно осознав, что совершенно не чувствует боли. Хотя ясно понимала, что Марч Фредерик порезал ей шею. Прижав Одри к полу, он смотрел на нее злобно и с похотливым вожде­лением. Держа перед ее лицом окровавленный нож, заявил, что вырежет ей глаза, после того как изнасилует. Но его слова звучали отдаленно, ка­зались еле слышными.
   Неожиданно ей почудилось, что она слышит голос Ли.
   «Я люблю тебя, Одри».
   Удивительное спокойствие овладело ей. Одри, не отрываясь, смотрела в ненавистные глаза Марча Фредерика. А над ними стояла Тусси, сжимая в руках ружье Джозефа Бреннена. Все перемеша­лось у Одри в голове. Когда Тусси нажала на курок и раздался выстрел, Одри услышала только слабый далекий отголосок. Голова Марча поник­ла, он свалился на бок, пуля попала ему в висок. Хлынула кровь и обрызгала Одри. Обессилевшая женщина продолжала лежать, молча глядя на Тусси. Тусси замерла на мгновение, продолжая целиться в Марча, медленно обошла раненую Одри.
   – Твои люди убили мою мать, – холодно и бесстрастно сказала негритянка надсмотрщику и выстрелила в него еще раз, теперь уже в грудь. Наконец, опомнившись, взглянула на Одри, от­бросила ружье в сторону, оторвала лоскут хлоп­ковой ткани от подола сорочки и приложила к ране на шее Одри.
   – Одри, пожалуйста, не умирай!
   Одри пыталась что-то сказать, успокоить сест­ру, но голос не подчинялся.
   – О Боже! – причитала Тусси. – Не двигай­ся, – она сильно прижала рану, убрала волосы и внимательно осмотрела шею раненой, – он не поранил крупные сосуды. Прижми крепче сал­фетку.
   Одри подняла отяжелевшую руку, прижала салфетку, все еще не ощущая боли. Может быть, она умирает?
   – Я сбегаю за неграми в поселок, если там кто-то еще остался в живых! – она склонилась ниже. – Я попрошу, чтобы они перенесли тебя в хижину. Если эти люди вернутся, они не догада­ются разыскивать тебя в негритянских жилищах. Я попрошу кого-либо помочь спрятать тело Марча Фредерика. Если бандиты вернутся и узнают, что я его убила, они меня изнасилуют и повесят. Это совершенно точно. Нужно придумать, куда его спрятать.
   Лицо Тусси опухло от побоев, из ран и царапин текла кровь. Негритянка здорово ис­пугалась. Откуда-то потянуло дымом, трещало горящее дерево. Одри поняла, что горит ее любимый дом. Должно быть кто-то из бандитов, перед тем как уехать, поджог особняк с другого крыла.
   Одри крепко прижала салфетку к шее и почув­ствовала, как что-то горячее вливается ей в рот, она проглотила жидкость, внезапно осознав, что это ее собственная кровь, и почувствовала резкую боль в гортани. Одри понимала, что можно спа­стись, лишь сохранив самообладание. В первую очередь нужно успокоить Тусси. Она протянула руку, притянула к себе сестру и попыталась заго­ворить:
   – Что ты хочешь? Что ты хочешь? – стара­лась изо всех сил понять Тусси. – Мне нужно поторапливаться за помощью, Одри!
   Одри крепко сжала ей запястье, она пыталась объяснить, что не нужно паниковать.
   – Старый… колодец, – удалось прошептать ей сипло и хрипловато, она не могла говорить громко. – Бросьте… его… в старый колодец… И закройте… там.
   Тусси дрожала, недоумевающе глядя на сестру, потом поняла и кивнула головой.
   – Хорошо. Я схожу, позову кого-нибудь на помощь.
   Она схватила ружье и выбежала из дома, а Одри бессильно лежала рядом с убитым Марчем Фредериком, с ужасом ожидая смерти от потери крови или не менее мучительной гибели в огне. Но, возможно, Тусси успеет вернуться вовремя.
   Ли поставил на стол бутылку виски и уста­вился на лист бумаги, лежащий перед ним. Сколь­ко раз он принимался писать письмо и никак не мог его закончить. Одному Богу ведомо, что слу­чилось с Одри, а известие о смерти Джоя может убить ее.
   Как выполнить обещание, данное Джою, и повидать ее? Было время, когда Ли желал встречи с ней больше всего на свете, даже после того, как она прокляла его в Батон-Руже и запретила разы­скивать ее. Больше всего хотелось найти ее и помочь всем, чем только можно. Но как он сможет теперь посмотреть ей в глаза после того, что случайный выстрел винтовки оборвал жизнь Джоя?
   В кошмарных сновидениях он снова и снова переживал случившееся. После смерти юноши он продолжал воевать в армии Шермана, покорно выполняя обязанности офицера. Но у него не было более страстного желания, кроме одного – скорее бы закончилась война. Он не мог больше ни о чем думать, для чего и пил постоянно виски. Выпивки не мешали выполнять свой долг во время сраже­ний, если захват и поджог южных городов можно было назвать «сражением». К тому времени, ког­да Союзные войска занимали города, обычно кон­федератов там уже не было.
   Ли отпил глоток виски, взял ручку, обмакнул перо в чернила и склонился над столом. Он зани­мал комнату служебного помещения церкви в Саванне. Отсюда полк должен отправиться в Ка­ролину, осуществляя план окружения мятежни­ков, а затем вернуться в Виргинию для последнего решающего удара. Шерман считал, что к лету война будет закончена, значит, Ли предстоит ре­шать, как поступить с Одри.
   «Дорогая Одри», – написал он, остановился, скомкал лист бумаги и снова взял чистый листок. Нельзя писать «Дорогая Одри» , словно они знако­мы. Она должна получить письмо от чужого че­ловека, от конфедерата, союзника Джоя. Незна­комый человек расскажет ей, как был убит ее брат, как смело вел себя, когда его конвоировали в лагерь для пленных. Пусть незнакомец поведа­ет, что Джой героически сражался за свободу южан. Ли решил сочинить несколько историй, чтобы Одри могла гордиться братом. Пусть гор­дится сыном чертов мистер Бреннен, по его вине мальчик присоединился к повстанцам. Если бы не постоянные замечания отца, Джой остался бы дома, там, где и должен находиться. Если бы Джозеф Бреннен не уничтожил письма, возмож­но, Ли с Одри остались бы вместе. Но не было больше никакого смысла рассуждать о том, что могло бы случиться. Факт остается фактом. Джой мертв. Ли убил его. Он пообещал умирающему юноше отыскать Одри и позаботиться о ней, и должен быть хозяином своего слова. Но Ли не знал, когда сможет найти ее. Поэтому нельзя больше оттягивать с сообщением о смерти Джоя. А кроме того, полковник Джеффриз не был уве­рен, что сможет когда-нибудь сам рассказать женщине о своей причастности к смерти ее горячо любимого брата.
   «Дорогая мисс Поттер, – написал он во вто­рой раз. – С сожалением вынужден сообщить вам, что ваш брат, капрал Джозеф Бреннен погиб…»
   Джой – капрал. Ли невольно улыбнулся, пред­ставив, как должно быть мальчик гордился своим званием. Улыбка сразу же сползла с губ, сменив­шись горестной гримасой и слезами. Так теперь было с ним всегда. Он вытер слезы рукавом, не зная, как и когда он сможет привыкнуть к мысли о смерти любимого друга. Он пил, чтобы забыться и выполнить обещание, данное Джою. Иначе, он давно бы застрелился.
   Откинувшись на спинку стула, достал из кар­мана письмо, которое нашел у Джоя. Юноша писал сестре, но письмо не успел дописать и отправить. Может быть, оно хоть немного утешит ее? Ли решил послать письмо Джоя вместе с письмом незнакомца, который сообщает подроб­ности гибели мальчика.
   Ли развернул листочки, представив, как Джой писал письмо при свете костра.
   «Дорогая Одри. Я сейчас нахожусь в Джорд­жии. Говорят, что война скоро закончится, и я обязательно вернусь домой. Вероятнее всего, тебе уже известно, что я не смогу вернуться домой с победой. Но, слава Богу, я жив и невредим. После всего, что мне пришлось пережить, уверен, что мне здорово повезло. Я так и не смог понять, для чего война вообще была нужна, мне больно ви­деть, что стало с нашим Югом. Я все время волнуюсь, как вы с отцом живете, молюсь, чтобы были здоровы и чтобы ничего не случилось с Бреннен-Мэнор. Единственное, о чем я сейчас мечтаю, это о возможности вернуться домой в родные места, которые так люблю, к моей люби­мой сестре и отцу. Он будет гордиться моимкапральским званием. Когда я приеду домой, то буду помогать вам всем, чем смогу. Мы спасем Бреннен-Мэнор и станем счастливыми. Может быть, когда закончится война, Ли приедет к тебе и ты сможешь забыть все, что было плохо­го, мы снова будем все вместе. Если так случит­ся, буду самым счастливым человеком. Я пони­маю, что Ли – янки, но он самый лучший человек из всех, кого мне приходилось встречать…»
   В этом месте письмо обрывалось. Джой не смог закончить его. Ли было нестерпимо больно читать последние строки, где Джой упоминал о нем: «…ты сможешь забыть все, что было плохого, мы снова будем все вместе… он самый лучший чело­век из всех, кого мне приходилось встречать…»
   – И человек, которого ты считал лучшим, застрелил тебя, Джой, – пробормотал Ли. – Ли Джеффриз убил тебя, – он схватил чернильницу и со злостью швырнул ее в стену. Синие чернила попали на деревянный крест, темные капли сте­кали вниз. Ли показалось, что это капает кровь.
   – Голубая кровь, – горько усмехнулся Ли, глядя на выпачканный крест. Да, он заслужил адских мук за то, что натворил. Если бы только они с Джоем узнали друг друга секундой раньше. Если бы Джой вообще не вступал в эту чертову армию.
   Но ведь и Ли вначале был так уверен в пра­вильности действий президента, и, как все севе­ряне, страстно хотел сохранить Союз.
   Ну что ж, теперь Союз спасен. Однако стоило ли его спасение стольких жертв? Ли казалось, что он потерял себя, интерес к жизни. Он хорошо понимал, что потерял единственную женщину, с которой когда-то мечтал соединить жизнь, а по­терял ради спасения своей идеи. Убил невинного мальчишку, который фактически боготворил его. Как и Джой, теперь он не понимал, для чего и кому нужна эта война.
   Он снова взял ручку, открыл новый флакон чернил, снова начал писать: «Джой погиб герой­ски и не страдал. Он оказал сопротивление сол­дату-федералу, который должен был доставить его в лагерь для военнопленных. Во время схватки ружье солдата выстрелило, мгновенно сразив ва­шего брата».
   Какой смысл писать ей, что мальчик жил еще несколько минут? Для Одри итак гибель Джоя будет ужасным ударом. Каждый раз, когда Ли представлял, как Одри получит это сообщение и неоконченное письмо брата, спазмы сжимали же­лудок. Если боль в желудке не прикончит его раньше, вполне вероятно он сопьется или пустит себе в лоб пулю. Или ему предстоит смириться, считать случившееся неизбежным и простить се­бя, или свести счеты с жизнью.
   Но пока еще жива Одри и, возможно, нужда­ется в его помощи, у него нет другого выхода, он должен выжить. Одри осталась единственным су­ществом, ради которого он должен справиться с собой.
   Ли продолжал писать, необходимо закончить письмо и отослать ей. Одри имеет право знать, что ее брат убит. Зачем обманывать ее? Зачем держать в неведении, ведь она волнуется и молится о невозвратном?
   Ли отпил еще немного виски прямо из бутыл­ки, прибавил огня в лампе, продолжая торопливо писать. Капли чернил все еще стекали с креста, а вдали догорал еще один южный город.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   Как тень дорогая умершего друга, —
   Минувшие дни
   Приходят к нам с лаской в минуты
   досуга,
   Надежд невозвратных в них блещут огни,
   Любви обманувшей, мечты невозможной;
   Как смутные призраки с лаской
   тревожной
   Приходят к нам прошлые дни.

Перси Биши Шелли «Минувшие дни»

Глава 28

   Тусси стояла у печи в убогой маленькой хижине, где они теперь жили с Одри. Пре­красного богатого особняка Бреннен-Мэнор боль­ше не существует, огонь поглотил его. Тусси успела позвать на помощь и спасти Одри. Неграм удалось вынести из огня немного сто­ловой и кухонной посуды, кастрюль и сково­родок. От дома остались восемь почерневших колонн, несколько каминов с кирпичными ды­моходами, которые возвышались над пепелищем на месте особняка.
   Январь стоял необычно холодный для Луизиа­ны, но позавчера Одри упросила Тусси показать, что же осталось от ее любимого дома. Она с трудом поднялась и вышла на шаткое маленькое крыльцо хижины. Через просветы между голыми ветками деревьев и поле, вытоптанное людьми Марча, она смотрела на почерневшие останки. Казалось, она все еще ощущает жар подбирающегося со всех сторон огня, задыхается от дыма, как в тот ужас­ный день. Тусси привела негров, и они успели вынести Одри прежде, чем огонь добрался до нее, лежащей на полу без сил. Негры отнесли ее в одну из свободных хижин негритянского поселка.
   Весь день и последние несколько дней и ночей Одри пролежала в беспамятстве. Тусси самоотвер­женно ухаживала за ней две недели. В последние несколько дней к Одри постепенно начали возвра­щаться силы, но она никогда не сможет забыть ужас преступления, совершенного Марчем Фреде­риком и его людьми.
   Бедная, любимая Генриетта мертва! И Лина мертва! Жизнь казалась такой неправдоподобной, нереальной, но в то же время была слишком реальной. Тусси распорядилась, чтобы негры по­хоронили женщин, а тело бывшего надсмотрщика утопили в старом заброшенном колодце, как по­советовала Одри. Лошадь Марча убежала. Обита­тели негритянского поселка горячо молились, чтобы бандиты не вернулись разыскивать бывше­го надсмотрщика. Они не вернулись, оставив плантацию в покое – и это хоть как-то утешило после всех ужасов, которые пришлось испытать. Во всяком случае, Тусси и другим неграм теперь не грозила виселица.
   Одри пыталась понять, как смогла Тусси пере­жить эти ужасные события после того, как ее жестоко избил Марч. Конечно, он заслужил своей участи, и слава Богу, что у девушки хватило мужества и решительности расправиться с банди­том прежде, чем он успел изнасиловать их. Но убийство всегда ложится тяжким грузом на со­весть совершившего его человека. Тусси остава­лась на удивление спокойной, немногословной, проявляя недюжинную силу характера. Одри и не предполагала, что ее чернокожая сестра способна на такое.
   Одри внимательно оглядела единственную комнату маленькой хижины, посмотрела на тре­пещущие в небольшом очаге языки пламени. Она думала о странных превратностях собственной судьбы. Всю жизнь она относилась к неграм по­кровительственно, как к людям низкого сорта. Всю жизнь они прислуживали ей, и она, не раз­думывая, распоряжалась и приказывала. В конце концов, они рисковали своими жизнями ради спасения ее жизни. А Генриетта и Лина лишились жизни из-за нее. Теперь негры были ее единствен­ными друзьями и защитниками, спасли и при­ютили, ухаживали за ней. Она лежала в бедной хижине негритянского поселка, когда-то принадлежавшего ее отцу, на самодельной кровати. На сетке, сплетенной из веревок, лежал не толстый матрац, а фланелевый мешок, набитый птичьим пером. Даже ночная рубашка была чужой, ее принесла для Одри негритянка.
   На плантации осталось шесть семей. Помимо Тусси было шесть женщин, две из них – вдовы. С ними жили двадцать два ребенка. Восемь остав­шихся мужчин по-прежнему считали негритян­ский поселок своим домом, у четверых имелись семьи, четверо были не женаты. Одри пока еще не могла разобраться, какие дети кому принадле­жат, но, наблюдая за ними, ощущала, как ни странно, надежду на лучшие времена. Несмотря на несчастья, полуголодное существование, лише­ния, дети весело смеялись и радовались жизни. Сияющие темные глаза были полны лукавства. Они довольствовались такими незначительными вещами, как случайно обнаруженное птичье гнез­до, кусок свежего хлеба или весело отбивали танцевальные ритмы на дне старого корыта.
   Изумляло, как Тусси и другие жители поселка быстро восстанавливали физические силы и ду­шевное равновесие, поражала неимоверная спо­собность преодолевать трудности. Их почти фана­тичная вера ставила в тупик. А они просто ра­довались жизни во всех ее проявлениях. Они часто молились и пели во время работы, продол­жали жить, сохраняя мужество перед лицом про­исходящих трагических событий. Одри понима­ла, что Тусси безмерно страдает из-за бессмыслен­ной и жестокой смерти матери, но и тут девушку не покидала надежда и вера в справедливость.
   «Мама сейчас с Джозефом, – успокаивала она Одри. – Ей не больно, она уже не переживает из-за смерти отца. Она очень не любила ходить с палочкой и чувствовала себя очень одинокой без Джозефа».
   Одри настояла на том, чтобы ее сводили на могилы Лины и Генриетты. Один пожилой негр проводил ее, поддерживая под руку, так как она была еще очень слабой и с трудом передвигала ноги. Он так нежно обращался с ней, словно она была его дочерью. С ними отправились еще не­сколько негров, они долго молились и пели над могилами. Одри раньше никогда не приходилось видеть, как ведут себя негры на кладбище. Она не бывала на полях, где негры работали и пели во время работы, ни разу не осмелилась раньше посетить негритянский поселок вечером. Это ме­сто почему-то казалось ей страшным, пугающим и запретным. Она осознавала, что хотя и прожила рядом с неграми всю жизнь, однако почти ничего не знала о них. Теперь она не видела здесь ничего пугающего и запретного.
   Неподалеку от хижин маленькие мальчики помогали взрослым вскапывать землю, чтобы можно было высадить картофель и овощи, как только станет немного потеплее. Слава Богу, в Луизиане климат позволял очень рано начинать посадку. Некоторые культуры можно было высе­вать дважды и дважды снимать урожай.
   Негры были настроены решительно, они учи­лись самостоятельно защищаться, прокормиться, учились обходиться только своими продуктами. У них не было денег для покупки товаров, и никто из них не знал, куда податься, возможно ли заняться чем-то другим, потому они решили ос­таться здесь, пока не появится возможность изме­нить жизнь к лучшему. Они стали свободными людьми, кое-кто обсуждал возможность отъезда на запад, в штат Канзас. До них дошли слухи, что там даже негры могут получить землю.
   Лица светились радостью и надеждой, когда они обсуждали вероятность жизни на собственной земле, которая будет принадлежать только им. Но не было денег, чтобы купить повозки, необходи­мый запас одежды, продуктов и отправиться в далекое путешествие. Однако они все равно меч­тали о новой жизни, и Одри понимала, что у чернокожих такие же надежды и желания, как и у белых людей. Они любили, имели семьи, смея­лись, плакали, радовались встречам, поддержива­ли друг друга в горе. У них не было единственно­го – образования, но если Тусси научилась чи­тать, почему с этим не могли справиться осталь­ные? Одри было стыдно за прежние убеждения, всю жизнь она верила, что негры не имеют спо­собностей к учебе. Тусси иногда выбирала время и обучала малышей грамоте, и они очень быстро запоминали буквы и цифры.