Вэл прокралась ближе, не обращая внимания на предостерегающий жест Луиса. Страх за Равуса заставил ее забыть обо всем.
– Знаешь, сколько мне пришлось ждать твоей смерти? – спросила Мабри, и теперь ее голос звучал отчаянно. – Наконец-то я освобождаюсь от изгнания! Я свободна и вернусь к Летнему Двору и работе. Но теперь все наслаждение, которое я надеялась получить от твоей смерти, у меня украдено. Кто-то должен отвечать за убийство фейри. И в этом ты оказал мне услугу. Никто не любит незавершенности.
Мабри взяла из шкафа какой-то сосуд и глубоко вздохнула.
– Придется обойтись этим. Моя новая госпожа нетерпелива и хочет, чтобы все было закончено до середины зимы. Не забавно ли, что после стольких лет службы, при всей твоей верности, именно меня решили сделать ее агентом при Зимнем Дворе? Я не ожидала, что королева Летнего Двора захочет иметь двойного агента! Возможно, мне понравится работать на Силариаль. В конце концов, она показала себя не менее безжалостной, чем моя собственная милая королева.
Вэл раздвинула полиэтиленовую занавеску и проскользнула в комнату. Равус повернул голову к стене, на которой висел меч Тэмсона, но золотые глаза потускнели и затуманились. В его груди зияла глубокая рана, которую наполовину прикрывала ладонь, словно в смерти он давал какое-то обещание. В комнате стоял странный отвратительно-сладкий запах, от которого Вэл затошнило.
«Положа руку на сердце, клянусь – чтоб мне умереть на этом месте!»
Вэл сотрясалась от дрожи, и ей уже не было дела до Мабри, до политики и планов. Ни до чего, кроме Равуса.
Она не могла оторвать взгляд от крови, которая запятнала уголки его губ и окрасила зубы в розовый цвет. Кожа у него стала очень бледной, однако зеленоватый оттенок сохранился.
Мабри резко обернулась. На блюде, которое она держала в руке, лежал кусок плоти, вырванный из груди Равуса. Его сердце. Вэл почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Ей хотелось кричать, но горло свело судорогой.
– Луис, – произнесла Мабри. – Твоему брату будет неприятно узнать, что тебе так быстро надоело мое гостеприимство.
Вэл полуобернулась. Луис стоял у нее за спиной, и на его щеке дрожал мускул.
– И моя арфа! – В голосе Мабри звучала озорная радость, которая совершенно не сочеталась с тем, что творилось вокруг, с разбитой мебелью и кровью. – Равус, посмотри, что принесли твои слуги. Музыку!
– Зачем ты с ним разговариваешь? – крикнула Вэл. – Разве ты не видишь, что он умер?
При звуке ее голоса Равус чуть повернул голову.
– Вэл? – простонал он.
Вэл вздрогнула и попятилась от тела. Он не мог говорить! Надежда в ней боролась с ужасом, и она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
– Ну же, Луис, – пригласила Мабри, – сыграй на ней. Я уверена, что ему будет спокойнее, если он узнает.
Луис дернул струну – и по комнате разнесся нежный голос Тэмсона, рассказывающего свою историю. В ту секунду, когда Тэмсон произнес слово «предали», стеклянный меч упал со стены, и в его глубине образовалась трещина, словно во льду озера.
– Тэмсон, – тихо произнес Равус.
Он приподнял голову, и его глаза были полны ненависти, но рука заскользила в крови, не давая опоры телу. Он со стоном упал обратно.
Губы Мабри изогнулись, и она снова вернулась к Равусу.
– Ах, стоило видеть твое лицо, когда ты рассек его мечом! Твои волосы станут следующей струной на моей арфе, оплакивающей эту жалкую историю на вечные времена!
– Отойди от него! – сказала Вэл, подбирая отломившуюся ножку стола.
Мабри высоко подняла блюдо.
– Правда удивительно, что тролли какое-то время способны жить без сердца? У него останется еще примерно час, если я его не потороплю. Но если ты не уйдешь с дороги, я брошу сердце на землю.
Вэл замерла, уронив деревяшку.
– Вот и хорошо, – сказала Мабри. – Я оставляю его в твоих умелых руках.
Ее копыта простучали вниз по лестнице, подол платья волочился следом.
Вэл упала на колени рядом с Равусом. Длинный когтистый палец поднялся, чтобы прикоснуться к ее лицу. Его мягкие губы и зубы стали темно-малиновыми.
– Я хотел, чтобы ты пришла. Мне не следовало бы, но я хотел.
– Скажи мне, что тебе подать, – попросила Вэл. – Какие травы надо смешать?
Он покачал головой, и его дыхание наполнилось хрипами.
– Это не вылечить.
– Тогда я пойду и верну твое сердце, – жестко заявила Вэл.
Она вскочила, поднырнула под полиэтилен и побежала вниз. Вэл ударилась о стену, протискиваясь на улицу, и холодный воздух обжег ей лицо. Мабри и экипаж исчезли.
Все кружилось – безумно, одуряюще, неуправляемо, и она ничего не могла сделать. Не было никакого пути. Никакого плана.
Единственное, над чем у Вэл оставалась власть, была она сама. Она могла бы убежать отсюда, выждать, пока не станет такой холодной и оцепеневшей, что перестанет чувствовать вообще. Но в любом случае именно она станет принимать решения и контролировать ситуацию. Ей не придется смотреть, как Равус умирает.
Сев на корточки прямо у стены, она захлебывалась сухими рыданиями. Это было похоже на рвоту, когда в желудке уже ничего не осталось. Вэл впилась ногтями себе в запястье, и боль помогла ей прийти в себя. Она заставила себя замолчать и подняться обратно по лестнице. Луис стоял на коленях рядом с Равусом, и их пальцы переплетались.
– Амарантовый шнур, – хрипло говорил тролль, и на его губах образовался красный пузырь, – сон младенца, аромат лета. Сплети их в диадему для брата и своими руками надень ему на голову.
– Я не знаю, как найти эти вещи, – отозвался Луис срывающимся голосом.
Вэл посмотрела на них, а потом на стену с пыльными занавесками.
– Прости меня, – сказала она.
Равус повернулся к ней, но девушка не стала дожидаться ответа. Она потянула занавески, срывая их, – и комнату залил свет. В воздухе заплясали пылинки.
– Что ты делаешь? – закричал Луис. Не отвечая ему, Вэл бросилась к следующему окну.
Равус приподнялся на локте. Его кожа уже стала серой. Он открыл рот, чтобы заговорить, но губы застыли, чуть приоткрывшись. Слова остались непроизнесенными. Он превратился в камень – в статую, созданную руками какого-то свихнувшегося скульптора, а размазанная кровь – в гравий.
Луис подбежал к Вэл, которая срывала остальные занавески.
– Ты с ума сошла?
– Нам нужно время, чтобы помешать Мабри! – крикнула в ответ Вэл. – Он не умрет, пока каменный. Он не умрет до сумерек!
Луис медленно кивнул.
– Я думал, что мог бы… Я не догадался про солнце.
– Равус сможет сам сплести диадему для Дэйва, когда придет в себя. Ведь ты его об этом просил, правда?
Вэл подняла меч Тэмсона, который так ярко сверкал в лучах солнца, что она не могла смотреть на него. Она держала рукоять обеими руками.
– Мы найдем Мабри и спасем обоих.
Луис отошел от нее на шаг.
– Я считал, что волшебные мечи не ломаются.
Вэл села на пол по-турецки, положив меч на колени. Под стеклом виднелась трещина, но когда она провела пальцами по поверхности, то та оказалась гладкой.
– Мабри сказала что-то насчет того, что она – агент Зимнего Двора.
– Двойной агент. – Луис задумчиво начал крутить большим и указательным пальцами шарик на верхней губе. – И она искала яд.
– Фейри в парке говорили, что Силариаль приходила и встречалась с Мабри. Они решили, что у Мабри имелись какие-то улики. А может, они заключили сделку?
– Договорились, что она кого-то отравит?
– Так, – проговорила Вэл. – Если Силариаль знала, что в отравлениях изгнанников Летнего Двора виновата Мабри, Мабри оказалась в ее власти. Чтобы спасти шкуру, ей пришлось бы сделать все, что бы Силариаль ни приказала. Даже вернуться к своему Двору и кого-то убить.
– Их отравил мой брат, да? – спросил Луис.
– Что?
– Дэйв работал для Мабри: он приносил фейри яд, чтобы казалось, будто в их смерти виновен Равус. А в качестве благодарности Дэйву она связала меня и держала у себя. Вот что ты имела в виду, когда говорила, что Силариаль виновата. Ты хотела сказать, что она всем руководила, но отравителем был кто-то другой.
– Я этого не говорила. Мы этого не знаем.
Луис поднял руку и начал перебирать косички. Вырвав несколько выбившихся волос, он стал молча накручивать их на пальцы.
– Я удивлена, что тебя это трогает, – огрызнулась Вэл, давая выход бессильному гневу. – Вот уж не думала, что ты сочтешь убийство фейри чем-то важным!
– Ты меня считала убийцей, да?
Луис отвернулся от нее.
Вэл понимала, что ведет себя жестоко, но слова слетали с губ словно живые, как пауки, червяки и жуки, спешившие вылезти из ее рта.
– Конечно считала. Все твои разговоры о том, что фейри опасные – а потом вдруг, ну надо же, их травят крысиным ядом! Если бы ты догадался, что Дэйв – отравитель, то что бы сделал? Стал бы его останавливать?
– Конечно стал бы! – отрезал Луис.
– А, перестань! Ты же ненавидишь фейри!
– Я их боюсь! – крикнул Луис, а потом глубоко вздохнул и заговорил ровным голосом. – У отца было Зрение, и это свело его с ума. Мама умерла. Брат в ступоре. А я в семнадцать – одноглазый бродяга. Страна фейри – это сплошной праздник.
– Ну, так открывай шампанское, – сказала Вэл, подойдя к нему так близко, что почувствовала жар его тела, и обвела рукой комнату. – Еще один из них мертв.
– Я совсем не то говорил. – Луис отвернулся от нее.
Яркий свет смывал с его лица все краски. Он подошел к телу Равуса, протянул руку, чтобы потрогать камень, и тут же отдернул ее, словно мог обжечься.
– Я просто не знаю, что мы можем сделать.
– Кого, по-твоему, должна отравить Мабри для Силариаль? Это наверняка кто-то из Зимнего Двора.
– Равус называл его Ночным.
Вэл прошла к карте, висевшей на стене в кабинете Равуса. Там, за пределами подробной схемы Нью-Йорка, далеко от булавок, отмечавших каждую смерть, были две черные метки: одна в глубине штата Нью-Йорк, вторая – в Нью-Джерси. Она прикоснулась к булавке, воткнутой в Джерси.
– Это здесь.
– Но кого? Мы в этом совершенно не разбираемся!
– Разве не там появился новый король? – спросила Вэл. – Мабри говорила что-то о середине зимы. Может быть, она должна была обеспечить именно его смерть?
– Может быть.
– Но даже если не он – это не имеет значения. Нам нужно только узнать, где она находится.
– Но людям не положено бывать при Дворах, особенно при Зимнем. Даже большинство фейри отказываются там появляться.
– Мы должны отправиться туда и забрать сердце Равуса. Если мы этого не сделаем, он умрет.
– И что мы будем делать? Явимся туда и попросим, чтобы нам его отдали?
– Более или менее, – ответила Вэл. Вставая, она увидела, что на полу рядом со стеблями асфодели и плодами шиповника лежит крошечный пузырек с наркотическим зельем. Она подняла его.
– А это зачем? – спросил Луис, хотя наверняка прекрасно знал ответ.
Вэл вспомнила Дэйва, но даже его образ с высохшей кожей и почерневшими губами не уменьшил ее жажды наркотика. Снадобье может ей понадобиться. Оно необходимо ей уже сейчас. Одна щепотка – и вся эта боль пройдет.
Но пока девушка запихнула пузырек в рюкзак, выудила оттуда обратные билеты, купленные несколько недель назад, и протянула их Луису.
Глава 13
Вэл несколько секунд сидела на месте, а потом начала беспокойно расхаживать по вагону. Каждый раз, когда кондуктор проходил мимо, она спрашивала у него, какая остановка следующая, не опаздывают ли они и нельзя ли ехать быстрее. Он отвечал, что нельзя, и спешил уйти, бросая взгляд на меч, завернутый в грязное одеяло и перевязанный шнурками от ботинок. Когда Вэл садилась в поезд, ей пришлось показать рукоять и объяснить, что это просто стеклянное украшение. Она сказала, что доставляет покупку.
Луис тихо разговаривал по мобильному телефону Вэл, повернув голову к окну. Сначала он обзвонил все больницы, какие только смог вспомнить, и только потом догадался позвонить на мобильник Рут. Теперь, когда он наконец с ней связался, его оставило напряжение: он перестал впиваться пальцами в брезент рюкзака и сжимать челюсти с такой силой, что у него судорожно дергались щеки.
Луис закончил разговор.
– У тебя телефон почти разрядился.
Вэл кивнула.
– Что она сказала?
– Состояние Дэйва критическое. Лолли сбежала. Она не выносит больниц – ненавидит запахи или еще что-то. Рут там пришлось нелегко, потому что она отказалась говорить, что Дэйв принял. И, конечно, ей не разрешают его видеть, потому что она не родственница.
Вэл подергала разорванный край пластиковой обивки и, раздувая ноздри, несколько раз вздохнула. Она почувствовала новый прилив ярости, которая и так была невыносимо сильной.
– Может, ты…
– Я ничего не смог бы сделать. – Луис отвернулся и смотрел в окно. – Он не выживет, да?
– Выживет, – решительно заявила Вэл. Она может спасти Равуса. Равус спасет Дэйва. Это словно черные костяшки домино, установленные извилистыми рядами, и самое главное – их не опрокинуть.
Глядя на свои руки в занозах и пятнах грязи, Вэл не могла представить, что они могут кого-то спасти. Мысли остановились на флаконе у нее в рюкзаке. Снадобье соблазняло, обещало сделать ее быстрее, сильнее и прекраснее. Но Вэл не допустит глупостей и не станет такой, как Дэйв. Не больше щепотки. Не больше одного раза за сегодняшний день. Просто оно необходимо ей сейчас, чтобы держать себя в руках, погасить ярость и горе и одолеть Мабри.
Луис устроился на противоположном сиденье, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Его голова лежала на рюкзаке Вэл, который он приткнул к металлической раме окна. Он даже не заметит, если она тихо уйдет в туалет.
Вэл встала, но что-то привлекло ее взгляд. Край одеяла съехал, открыв рукоять стеклянного меча, казавшегося в солнечном свете воздушным. Он напомнил Вэл про сосульки в волосах матери Равуса.
Равновесие. Как у искусно изготовленного меча. Идеальный баланс.
Она не сможет доверять себе, если внутри ее будет кипеть зелье, делая ее то опасной или рассеянной, то мечтательной или сосредоточенной. Неуравновешенной. Лишенной баланса. Вэл не знала, долго ли сможет удерживаться от искушения его принять, но заставила себя оттянуть этот момент еще на секунду. И на следующую секунду тоже. Вэл закусила губу и снова начала расхаживать по проходу.
Вэл и Луис сошли на остановке Лонг-Бранч. Они выскользнули на бетонную платформу, как только двери начали открываться. Несколько такси с желтыми маячками на крышах ждали у станции.
– Что будем делать теперь? – спросил Луис. – Где мы, к черту?
– Идем ко мне домой, – ответила Вэл. – Нам нужно одолжить машину.
Взяв меч за рукоять, она положила завернутый клинок себе на плечо и пошла вперед.
Кирпичный домик казался меньше, чем Вэл его помнила. Побуревшую траву засыпало листьями, деревья стояли черные и голые. Перед домом они увидели красную «миату» матери Вэл. Машина была припаркована на улице, хотя матери полагалось находиться на работе. Щиток покрывали смятые салфетки и пустые стаканчики из-под кофе. Вэл нахмурилась: матери не свойственна неряшливость.
Вэл открыла сетчатую дверь, чувствуя себя словно во сне. Все казалось одновременно и знакомым, и странным. Входная дверь была не заперта, телевизор в гостиной не работал. Несмотря на то, что день клонился к вечеру, свет в доме не горел.
Вэл стало не по себе, потому что она снова оказалась в гостиной, где увидела Тома с матерью, но еще более непонятным было то, что эта комната показалась ей очень тесной. Каким-то образом комната росла в воображении, пока не стала такой огромной, что невозможно было представить себе, как ее пересечь, чтобы попасть в собственную спальню.
Вэл сняла меч с плеча и бросила рюкзак на диван.
– Ма? – тихо позвала она.
Ответа не было.
– Просто найди ключи, – посоветовал Луис. – Прощение получить проще, чем разрешение.
Вэл начала поворачиваться к нему, чтобы огрызнуться, но движение на лестнице остановило ее.
– Вэл! – сказала мать, сбегая по ступенькам, и остановилась на нижней площадке.
Глаза у нее покраснели, лицо было не накрашено, волосы распущены и спутаны. Вэл при виде матери одновременно почувствовала и вину, и чувство удовлетворения (так ей и надо!) из-за того, что мать страдает, и глубочайшую усталость. Ей хотелось, чтобы они обе перестали мучиться, но не знала, как это сделать.
Мать медленно спустилась по последним ступенькам и крепко обняла Вэл. Девушка прислонилась к ее плечу, ощутив тонкий аромат мыла и духов. Глаза защипало от прилива чувств, но Вэл отстранилась.
– Я так волновалась! Я все время думала, представляла себе, что ты вот-вот войдешь, именно так, но ты все не приходила. Дни шли и шли, а ты не приходила, – срывающимся голосом повторяла мать.
– Я пришла, – сказала Вэл.
– Ох, милая! – Мать нерешительно подняла руку и провела пальцами по голове Вэл. – Ты такая худая. И твои волосы…
Вэл вывернулась из-под ее руки.
– Перестань, ма. Мне мои волосы нравятся.
Мать побледнела.
– Я не это имела в виду. Ты всегда красивая, Валери. Просто ты выглядишь совсем другой.
– Я и стала другой, – сказала Вэл.
– Вэл, – напомнил ей Луис. – Ключи.
Она бросила на него хмурый взгляд, а потом вздохнула.
– Мне нужно взять машину.
– Тебя не было несколько недель. Ты не можешь снова уйти!
Мать Вэл впервые посмотрела на Луиса.
– Я вернусь завтра.
– Нет. – В голосе матери зазвучали ноты паники. – Вэл, прости меня. Я прошу прощения за все. Ты даже не представляешь себе, как я за тебя тревожилась, чего только не придумывала. Я все ждала, что мне позвонят и скажут, что полиция нашла тебя мертвой в кювете. Ты не можешь заставить меня снова все это пережить!
– Мне нужно кое-что сделать, – сказала Вэл, – и у меня мало времени. Послушай, я не понимаю про тебя и Тома. Не знаю, о чем ты думала и как такое случилось, но…
– Ты, наверное, подумала, что я…
– Но мне это уже неинтересно.
– Тогда почему… – начала мать.
– Это не имеет отношения к тебе, и я не могу вернуться домой, пока все не закончится. Пожалуйста.
Мать вздохнула.
– Ты не сдала экзамен по вождению.
– Ты умеешь водить? – Луис только сейчас об этом подумал.
– У меня есть разрешение, – сказала Вэл матери, а потом повернулась к Луису. – Я прекрасно вожу. Я просто не умею парковаться параллельно тротуару.
Мать Вэл прошла на кухню и вернулась с ключами, подвешенными на цепочку с хрустальной буквой «Р».
– Я доверяю тебе, Валери, так что держи. Не заставляй меня пожалеть об этом.
– Не заставлю, – пообещала Вэл. Мать положила ключи на ладонь Вэл.
– Ты обещаешь вернуться завтра? Обещай мне!
Вэл вспомнила, как горели губы, когда она не сдержала своего обещания вернуться к Равусу в назначенное время. Она кивнула. Луис открыл входную дверь. Вэл повернулась к выходу, не глядя на мать.
– Ты все равно моя мама, – сказала она.
Спускаясь со ступенек крыльца, Вэл чувствовала на лице тепло солнечных лучей и думала, что все будет нормально.
Вэл вела машину по знакомым дорогам, напоминая себе подавать сигналы и следить за скоростью. Она надеялась, что их никто не остановит.
– Знаешь, – сказал Луис, – когда я в последний раз ехал на машине, это был «жучок» моей бабушки: мы ехали в магазин, чтобы купить что-то на праздник. Кажется, это был День Благодарения. Она жила на Лонг-Айленде, где машины нужны, иначе никуда не попадешь. Я это помню потому, что перед этим отец отвел меня в сторонку и сказал, что видит в саду гоблинов.
Вэл ничего не ответила. Она сосредоточилась на дороге.
Она провела «миату» между колонн, обозначавших въезд на кладбище. Их кирпичную кладку обвивали ветви дикого винограда с осыпавшимися листьями. Само кладбище поднималось холмом, который был усеян белыми надгробиями и склепами. Несмотря на то, что ноябрь уже близился к концу, трава там оставалась зеленой.
– Ты что-нибудь видишь? – спросила Вэл. – Мне это кажется просто обычным кладбищем.
Сначала Луис ей не ответил. Он смотрел в окно и пальцами одной руки бессознательно прикасался к начавшему запотевать стеклу.
– Это потому, что ты слепая.
Вэл нажала на тормоз и резко остановила машину.
– А что видишь ты?
– Они повсюду.
Луис взялся за дверную ручку. Его голос был чуть громче дыхания.
– Луис?
Вэл выключила мотор. Его голос казался далеким, словно он разговаривал сам с собой.
– Господи, ты только посмотри на них! Кожистые крылья. Черные глаза. Длинные когтистые пальцы. – Тут он посмотрел на Вэл, как будто только сейчас вспомнил о ней, и крикнул: – Пригнись!
Она стремительно нырнула вниз и ткнулась головой ему в колени, ощущая тепло рук, обхвативших ее. Над крышей машины со свистом пронесся ветер.
– Что происходит? – спросила Вэл, стараясь перекричать вой ветра.
Что-то зацарапало по кожаной крыше машины, капот затрясся.
А потом воздух успокоился, ветер исчез. Когда Вэл медленно подняла голову, ей показалось, что ни единый лист не шевелится. Кладбище замерло.
– Вся конструкция из стекловолокна. – Луис посмотрел наверх. – Они смогли бы когтями распороть крышу, если бы захотели.
– А почему они этого не сделали?
– Думаю, хотят посмотреть, не приехали ли мы для того, чтобы бросить цветы на какую-нибудь могилу.
– Им не нужно ждать. Мы выходим.
Перегнувшись через спинку, Вэл взяла с заднего сиденья стеклянный меч. Луис схватил рюкзак Вэл и повесил его через плечо.
Вэл закрыла глаза и глубоко вздохнула. У нее ныл живот, как перед важным матчем, но сейчас все было по-другому. Она ощущала тело как чужое, механическое и сосредоточилась на том, чтобы подмечать каждый звук и любое изменение цвета и формы, отметая все остальное. Адреналин будоражил кровь, холодил пальцы и ускорял пульс.
Сжимая меч, Вэл открыла дверцу и вышла из машины.
– Я пришла с миром, – сказала она. – Отведите меня к вашему предводителю.
Невидимые пальцы сомкнулись на ее коже, щипали, дергали за волосы, тащили и толкали ее на холм, где пучки травы приподнимались и открывали черную землю. Девушка попыталась крикнуть, пока падала ничком, лицом в землю. Подавившись криком, она вдохнула густой каменный запах.
Вэл уперлась руками в землю и попыталась подняться, но почва, камни и трава под ней рассыпались, и она полетела в темноту, оплетенную корнями.
Вэл очнулась в зале, заполненном фейри. Она была закована в золотые кандалы.
На земляном возвышении, на троне из березы с бледной, как кости, корой восседал беловолосый рыцарь. Он подался вперед и подозвал к себе зеленокожую крылатую девушку, которая смотрела на Вэл черными нечеловеческими глазами. Крылатая фейри наклонилась и тихо сказала что-то рыцарю на троне. Его губы изогнулись в усмешке.
Над Вэл возвышалась внутренняя сторона холма, полого, похожего на миску. С потолка свисали длинные корни. Они шевелились и изгибались, словно пальцы, которым никак не удавалось дотянуться до желаемого.
Вокруг Вэл всевозможные существа перешептывались, перемигивались и разглядывали ее. Некоторые были высокими и худыми, как жерди, другие, крошечные, порхали по воздуху, как Иглинкс. Одни носили рога, которые отгибались от лба назад, другие трясли пестро-зелеными гривами, густыми, словно шерсть на бобине, а кое-кто расхаживал на странных невообразимых ногах. Вэл отпрянула от девушки с нежными крыльями и пальцами, цвет которых постепенно изменялся от опалово-белого до синего на кончиках. Куда бы она ни смотрела, нигде не видела ничего привычного. Она уже пролетела всю кроличью нору, до самого дна.
Сморщенный мужчина с длинными золотыми волосами преклонил колено перед рыцарем на троне, а потом выпрямился легко, словно мальчишка. Он бросил хитрый взгляд на Вэл.
– Они нашли вход с такой легкостью, словно им показали, но кто бы стал раскрывать тайну людям? Загадка, которой вы можете насладиться сполна, милорд Ройбен.
– Это ты верно сказал.
Ройбен кивнул ему, и фейри отступил назад.
– Я могу решить эту загадку, – произнес знакомый голос.
Вэл перекатилась на спину, ударившись о Луиса, и повернула голову в сторону говорящей. Луис заворчал. Мабри встала над ними – и подол ее красно-коричневого платья скользнул по щеке Вэл. Козлоногая фейри подняла украшенную фигурками серебряную коробочку и сделала легкий реверанс.
– У меня то, что они ищут.
Ройбен выгнул белую бровь.
– Мой Двор недоволен тем, что солнечный свет веселился и плясал по нашим покоям – пусть только на один миг, пока входили пленники.
Луис повернулся на бок, и Вэл увидела, что он тоже скован и его лицо в крови. Все стальные украшения были вырезаны из его плоти.
– Знаешь, сколько мне пришлось ждать твоей смерти? – спросила Мабри, и теперь ее голос звучал отчаянно. – Наконец-то я освобождаюсь от изгнания! Я свободна и вернусь к Летнему Двору и работе. Но теперь все наслаждение, которое я надеялась получить от твоей смерти, у меня украдено. Кто-то должен отвечать за убийство фейри. И в этом ты оказал мне услугу. Никто не любит незавершенности.
Мабри взяла из шкафа какой-то сосуд и глубоко вздохнула.
– Придется обойтись этим. Моя новая госпожа нетерпелива и хочет, чтобы все было закончено до середины зимы. Не забавно ли, что после стольких лет службы, при всей твоей верности, именно меня решили сделать ее агентом при Зимнем Дворе? Я не ожидала, что королева Летнего Двора захочет иметь двойного агента! Возможно, мне понравится работать на Силариаль. В конце концов, она показала себя не менее безжалостной, чем моя собственная милая королева.
Вэл раздвинула полиэтиленовую занавеску и проскользнула в комнату. Равус повернул голову к стене, на которой висел меч Тэмсона, но золотые глаза потускнели и затуманились. В его груди зияла глубокая рана, которую наполовину прикрывала ладонь, словно в смерти он давал какое-то обещание. В комнате стоял странный отвратительно-сладкий запах, от которого Вэл затошнило.
«Положа руку на сердце, клянусь – чтоб мне умереть на этом месте!»
Вэл сотрясалась от дрожи, и ей уже не было дела до Мабри, до политики и планов. Ни до чего, кроме Равуса.
Она не могла оторвать взгляд от крови, которая запятнала уголки его губ и окрасила зубы в розовый цвет. Кожа у него стала очень бледной, однако зеленоватый оттенок сохранился.
Мабри резко обернулась. На блюде, которое она держала в руке, лежал кусок плоти, вырванный из груди Равуса. Его сердце. Вэл почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Ей хотелось кричать, но горло свело судорогой.
– Луис, – произнесла Мабри. – Твоему брату будет неприятно узнать, что тебе так быстро надоело мое гостеприимство.
Вэл полуобернулась. Луис стоял у нее за спиной, и на его щеке дрожал мускул.
– И моя арфа! – В голосе Мабри звучала озорная радость, которая совершенно не сочеталась с тем, что творилось вокруг, с разбитой мебелью и кровью. – Равус, посмотри, что принесли твои слуги. Музыку!
– Зачем ты с ним разговариваешь? – крикнула Вэл. – Разве ты не видишь, что он умер?
При звуке ее голоса Равус чуть повернул голову.
– Вэл? – простонал он.
Вэл вздрогнула и попятилась от тела. Он не мог говорить! Надежда в ней боролась с ужасом, и она почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
– Ну же, Луис, – пригласила Мабри, – сыграй на ней. Я уверена, что ему будет спокойнее, если он узнает.
Луис дернул струну – и по комнате разнесся нежный голос Тэмсона, рассказывающего свою историю. В ту секунду, когда Тэмсон произнес слово «предали», стеклянный меч упал со стены, и в его глубине образовалась трещина, словно во льду озера.
– Тэмсон, – тихо произнес Равус.
Он приподнял голову, и его глаза были полны ненависти, но рука заскользила в крови, не давая опоры телу. Он со стоном упал обратно.
Губы Мабри изогнулись, и она снова вернулась к Равусу.
– Ах, стоило видеть твое лицо, когда ты рассек его мечом! Твои волосы станут следующей струной на моей арфе, оплакивающей эту жалкую историю на вечные времена!
– Отойди от него! – сказала Вэл, подбирая отломившуюся ножку стола.
Мабри высоко подняла блюдо.
– Правда удивительно, что тролли какое-то время способны жить без сердца? У него останется еще примерно час, если я его не потороплю. Но если ты не уйдешь с дороги, я брошу сердце на землю.
Вэл замерла, уронив деревяшку.
– Вот и хорошо, – сказала Мабри. – Я оставляю его в твоих умелых руках.
Ее копыта простучали вниз по лестнице, подол платья волочился следом.
Вэл упала на колени рядом с Равусом. Длинный когтистый палец поднялся, чтобы прикоснуться к ее лицу. Его мягкие губы и зубы стали темно-малиновыми.
– Я хотел, чтобы ты пришла. Мне не следовало бы, но я хотел.
– Скажи мне, что тебе подать, – попросила Вэл. – Какие травы надо смешать?
Он покачал головой, и его дыхание наполнилось хрипами.
– Это не вылечить.
– Тогда я пойду и верну твое сердце, – жестко заявила Вэл.
Она вскочила, поднырнула под полиэтилен и побежала вниз. Вэл ударилась о стену, протискиваясь на улицу, и холодный воздух обжег ей лицо. Мабри и экипаж исчезли.
Все кружилось – безумно, одуряюще, неуправляемо, и она ничего не могла сделать. Не было никакого пути. Никакого плана.
Единственное, над чем у Вэл оставалась власть, была она сама. Она могла бы убежать отсюда, выждать, пока не станет такой холодной и оцепеневшей, что перестанет чувствовать вообще. Но в любом случае именно она станет принимать решения и контролировать ситуацию. Ей не придется смотреть, как Равус умирает.
Сев на корточки прямо у стены, она захлебывалась сухими рыданиями. Это было похоже на рвоту, когда в желудке уже ничего не осталось. Вэл впилась ногтями себе в запястье, и боль помогла ей прийти в себя. Она заставила себя замолчать и подняться обратно по лестнице. Луис стоял на коленях рядом с Равусом, и их пальцы переплетались.
– Амарантовый шнур, – хрипло говорил тролль, и на его губах образовался красный пузырь, – сон младенца, аромат лета. Сплети их в диадему для брата и своими руками надень ему на голову.
– Я не знаю, как найти эти вещи, – отозвался Луис срывающимся голосом.
Вэл посмотрела на них, а потом на стену с пыльными занавесками.
– Прости меня, – сказала она.
Равус повернулся к ней, но девушка не стала дожидаться ответа. Она потянула занавески, срывая их, – и комнату залил свет. В воздухе заплясали пылинки.
– Что ты делаешь? – закричал Луис. Не отвечая ему, Вэл бросилась к следующему окну.
Равус приподнялся на локте. Его кожа уже стала серой. Он открыл рот, чтобы заговорить, но губы застыли, чуть приоткрывшись. Слова остались непроизнесенными. Он превратился в камень – в статую, созданную руками какого-то свихнувшегося скульптора, а размазанная кровь – в гравий.
Луис подбежал к Вэл, которая срывала остальные занавески.
– Ты с ума сошла?
– Нам нужно время, чтобы помешать Мабри! – крикнула в ответ Вэл. – Он не умрет, пока каменный. Он не умрет до сумерек!
Луис медленно кивнул.
– Я думал, что мог бы… Я не догадался про солнце.
– Равус сможет сам сплести диадему для Дэйва, когда придет в себя. Ведь ты его об этом просил, правда?
Вэл подняла меч Тэмсона, который так ярко сверкал в лучах солнца, что она не могла смотреть на него. Она держала рукоять обеими руками.
– Мы найдем Мабри и спасем обоих.
Луис отошел от нее на шаг.
– Я считал, что волшебные мечи не ломаются.
Вэл села на пол по-турецки, положив меч на колени. Под стеклом виднелась трещина, но когда она провела пальцами по поверхности, то та оказалась гладкой.
– Мабри сказала что-то насчет того, что она – агент Зимнего Двора.
– Двойной агент. – Луис задумчиво начал крутить большим и указательным пальцами шарик на верхней губе. – И она искала яд.
– Фейри в парке говорили, что Силариаль приходила и встречалась с Мабри. Они решили, что у Мабри имелись какие-то улики. А может, они заключили сделку?
– Договорились, что она кого-то отравит?
– Так, – проговорила Вэл. – Если Силариаль знала, что в отравлениях изгнанников Летнего Двора виновата Мабри, Мабри оказалась в ее власти. Чтобы спасти шкуру, ей пришлось бы сделать все, что бы Силариаль ни приказала. Даже вернуться к своему Двору и кого-то убить.
– Их отравил мой брат, да? – спросил Луис.
– Что?
– Дэйв работал для Мабри: он приносил фейри яд, чтобы казалось, будто в их смерти виновен Равус. А в качестве благодарности Дэйву она связала меня и держала у себя. Вот что ты имела в виду, когда говорила, что Силариаль виновата. Ты хотела сказать, что она всем руководила, но отравителем был кто-то другой.
– Я этого не говорила. Мы этого не знаем.
Луис поднял руку и начал перебирать косички. Вырвав несколько выбившихся волос, он стал молча накручивать их на пальцы.
– Я удивлена, что тебя это трогает, – огрызнулась Вэл, давая выход бессильному гневу. – Вот уж не думала, что ты сочтешь убийство фейри чем-то важным!
– Ты меня считала убийцей, да?
Луис отвернулся от нее.
Вэл понимала, что ведет себя жестоко, но слова слетали с губ словно живые, как пауки, червяки и жуки, спешившие вылезти из ее рта.
– Конечно считала. Все твои разговоры о том, что фейри опасные – а потом вдруг, ну надо же, их травят крысиным ядом! Если бы ты догадался, что Дэйв – отравитель, то что бы сделал? Стал бы его останавливать?
– Конечно стал бы! – отрезал Луис.
– А, перестань! Ты же ненавидишь фейри!
– Я их боюсь! – крикнул Луис, а потом глубоко вздохнул и заговорил ровным голосом. – У отца было Зрение, и это свело его с ума. Мама умерла. Брат в ступоре. А я в семнадцать – одноглазый бродяга. Страна фейри – это сплошной праздник.
– Ну, так открывай шампанское, – сказала Вэл, подойдя к нему так близко, что почувствовала жар его тела, и обвела рукой комнату. – Еще один из них мертв.
– Я совсем не то говорил. – Луис отвернулся от нее.
Яркий свет смывал с его лица все краски. Он подошел к телу Равуса, протянул руку, чтобы потрогать камень, и тут же отдернул ее, словно мог обжечься.
– Я просто не знаю, что мы можем сделать.
– Кого, по-твоему, должна отравить Мабри для Силариаль? Это наверняка кто-то из Зимнего Двора.
– Равус называл его Ночным.
Вэл прошла к карте, висевшей на стене в кабинете Равуса. Там, за пределами подробной схемы Нью-Йорка, далеко от булавок, отмечавших каждую смерть, были две черные метки: одна в глубине штата Нью-Йорк, вторая – в Нью-Джерси. Она прикоснулась к булавке, воткнутой в Джерси.
– Это здесь.
– Но кого? Мы в этом совершенно не разбираемся!
– Разве не там появился новый король? – спросила Вэл. – Мабри говорила что-то о середине зимы. Может быть, она должна была обеспечить именно его смерть?
– Может быть.
– Но даже если не он – это не имеет значения. Нам нужно только узнать, где она находится.
– Но людям не положено бывать при Дворах, особенно при Зимнем. Даже большинство фейри отказываются там появляться.
– Мы должны отправиться туда и забрать сердце Равуса. Если мы этого не сделаем, он умрет.
– И что мы будем делать? Явимся туда и попросим, чтобы нам его отдали?
– Более или менее, – ответила Вэл. Вставая, она увидела, что на полу рядом со стеблями асфодели и плодами шиповника лежит крошечный пузырек с наркотическим зельем. Она подняла его.
– А это зачем? – спросил Луис, хотя наверняка прекрасно знал ответ.
Вэл вспомнила Дэйва, но даже его образ с высохшей кожей и почерневшими губами не уменьшил ее жажды наркотика. Снадобье может ей понадобиться. Оно необходимо ей уже сейчас. Одна щепотка – и вся эта боль пройдет.
Но пока девушка запихнула пузырек в рюкзак, выудила оттуда обратные билеты, купленные несколько недель назад, и протянула их Луису.
Глава 13
Сразу после чудовищ умирают герои.
Роберто Калассо. «Брак Кадма и Гармонии»
Вэл несколько секунд сидела на месте, а потом начала беспокойно расхаживать по вагону. Каждый раз, когда кондуктор проходил мимо, она спрашивала у него, какая остановка следующая, не опаздывают ли они и нельзя ли ехать быстрее. Он отвечал, что нельзя, и спешил уйти, бросая взгляд на меч, завернутый в грязное одеяло и перевязанный шнурками от ботинок. Когда Вэл садилась в поезд, ей пришлось показать рукоять и объяснить, что это просто стеклянное украшение. Она сказала, что доставляет покупку.
Луис тихо разговаривал по мобильному телефону Вэл, повернув голову к окну. Сначала он обзвонил все больницы, какие только смог вспомнить, и только потом догадался позвонить на мобильник Рут. Теперь, когда он наконец с ней связался, его оставило напряжение: он перестал впиваться пальцами в брезент рюкзака и сжимать челюсти с такой силой, что у него судорожно дергались щеки.
Луис закончил разговор.
– У тебя телефон почти разрядился.
Вэл кивнула.
– Что она сказала?
– Состояние Дэйва критическое. Лолли сбежала. Она не выносит больниц – ненавидит запахи или еще что-то. Рут там пришлось нелегко, потому что она отказалась говорить, что Дэйв принял. И, конечно, ей не разрешают его видеть, потому что она не родственница.
Вэл подергала разорванный край пластиковой обивки и, раздувая ноздри, несколько раз вздохнула. Она почувствовала новый прилив ярости, которая и так была невыносимо сильной.
– Может, ты…
– Я ничего не смог бы сделать. – Луис отвернулся и смотрел в окно. – Он не выживет, да?
– Выживет, – решительно заявила Вэл. Она может спасти Равуса. Равус спасет Дэйва. Это словно черные костяшки домино, установленные извилистыми рядами, и самое главное – их не опрокинуть.
Глядя на свои руки в занозах и пятнах грязи, Вэл не могла представить, что они могут кого-то спасти. Мысли остановились на флаконе у нее в рюкзаке. Снадобье соблазняло, обещало сделать ее быстрее, сильнее и прекраснее. Но Вэл не допустит глупостей и не станет такой, как Дэйв. Не больше щепотки. Не больше одного раза за сегодняшний день. Просто оно необходимо ей сейчас, чтобы держать себя в руках, погасить ярость и горе и одолеть Мабри.
Луис устроился на противоположном сиденье, закрыв глаза и скрестив руки на груди. Его голова лежала на рюкзаке Вэл, который он приткнул к металлической раме окна. Он даже не заметит, если она тихо уйдет в туалет.
Вэл встала, но что-то привлекло ее взгляд. Край одеяла съехал, открыв рукоять стеклянного меча, казавшегося в солнечном свете воздушным. Он напомнил Вэл про сосульки в волосах матери Равуса.
Равновесие. Как у искусно изготовленного меча. Идеальный баланс.
Она не сможет доверять себе, если внутри ее будет кипеть зелье, делая ее то опасной или рассеянной, то мечтательной или сосредоточенной. Неуравновешенной. Лишенной баланса. Вэл не знала, долго ли сможет удерживаться от искушения его принять, но заставила себя оттянуть этот момент еще на секунду. И на следующую секунду тоже. Вэл закусила губу и снова начала расхаживать по проходу.
Вэл и Луис сошли на остановке Лонг-Бранч. Они выскользнули на бетонную платформу, как только двери начали открываться. Несколько такси с желтыми маячками на крышах ждали у станции.
– Что будем делать теперь? – спросил Луис. – Где мы, к черту?
– Идем ко мне домой, – ответила Вэл. – Нам нужно одолжить машину.
Взяв меч за рукоять, она положила завернутый клинок себе на плечо и пошла вперед.
Кирпичный домик казался меньше, чем Вэл его помнила. Побуревшую траву засыпало листьями, деревья стояли черные и голые. Перед домом они увидели красную «миату» матери Вэл. Машина была припаркована на улице, хотя матери полагалось находиться на работе. Щиток покрывали смятые салфетки и пустые стаканчики из-под кофе. Вэл нахмурилась: матери не свойственна неряшливость.
Вэл открыла сетчатую дверь, чувствуя себя словно во сне. Все казалось одновременно и знакомым, и странным. Входная дверь была не заперта, телевизор в гостиной не работал. Несмотря на то, что день клонился к вечеру, свет в доме не горел.
Вэл стало не по себе, потому что она снова оказалась в гостиной, где увидела Тома с матерью, но еще более непонятным было то, что эта комната показалась ей очень тесной. Каким-то образом комната росла в воображении, пока не стала такой огромной, что невозможно было представить себе, как ее пересечь, чтобы попасть в собственную спальню.
Вэл сняла меч с плеча и бросила рюкзак на диван.
– Ма? – тихо позвала она.
Ответа не было.
– Просто найди ключи, – посоветовал Луис. – Прощение получить проще, чем разрешение.
Вэл начала поворачиваться к нему, чтобы огрызнуться, но движение на лестнице остановило ее.
– Вэл! – сказала мать, сбегая по ступенькам, и остановилась на нижней площадке.
Глаза у нее покраснели, лицо было не накрашено, волосы распущены и спутаны. Вэл при виде матери одновременно почувствовала и вину, и чувство удовлетворения (так ей и надо!) из-за того, что мать страдает, и глубочайшую усталость. Ей хотелось, чтобы они обе перестали мучиться, но не знала, как это сделать.
Мать медленно спустилась по последним ступенькам и крепко обняла Вэл. Девушка прислонилась к ее плечу, ощутив тонкий аромат мыла и духов. Глаза защипало от прилива чувств, но Вэл отстранилась.
– Я так волновалась! Я все время думала, представляла себе, что ты вот-вот войдешь, именно так, но ты все не приходила. Дни шли и шли, а ты не приходила, – срывающимся голосом повторяла мать.
– Я пришла, – сказала Вэл.
– Ох, милая! – Мать нерешительно подняла руку и провела пальцами по голове Вэл. – Ты такая худая. И твои волосы…
Вэл вывернулась из-под ее руки.
– Перестань, ма. Мне мои волосы нравятся.
Мать побледнела.
– Я не это имела в виду. Ты всегда красивая, Валери. Просто ты выглядишь совсем другой.
– Я и стала другой, – сказала Вэл.
– Вэл, – напомнил ей Луис. – Ключи.
Она бросила на него хмурый взгляд, а потом вздохнула.
– Мне нужно взять машину.
– Тебя не было несколько недель. Ты не можешь снова уйти!
Мать Вэл впервые посмотрела на Луиса.
– Я вернусь завтра.
– Нет. – В голосе матери зазвучали ноты паники. – Вэл, прости меня. Я прошу прощения за все. Ты даже не представляешь себе, как я за тебя тревожилась, чего только не придумывала. Я все ждала, что мне позвонят и скажут, что полиция нашла тебя мертвой в кювете. Ты не можешь заставить меня снова все это пережить!
– Мне нужно кое-что сделать, – сказала Вэл, – и у меня мало времени. Послушай, я не понимаю про тебя и Тома. Не знаю, о чем ты думала и как такое случилось, но…
– Ты, наверное, подумала, что я…
– Но мне это уже неинтересно.
– Тогда почему… – начала мать.
– Это не имеет отношения к тебе, и я не могу вернуться домой, пока все не закончится. Пожалуйста.
Мать вздохнула.
– Ты не сдала экзамен по вождению.
– Ты умеешь водить? – Луис только сейчас об этом подумал.
– У меня есть разрешение, – сказала Вэл матери, а потом повернулась к Луису. – Я прекрасно вожу. Я просто не умею парковаться параллельно тротуару.
Мать Вэл прошла на кухню и вернулась с ключами, подвешенными на цепочку с хрустальной буквой «Р».
– Я доверяю тебе, Валери, так что держи. Не заставляй меня пожалеть об этом.
– Не заставлю, – пообещала Вэл. Мать положила ключи на ладонь Вэл.
– Ты обещаешь вернуться завтра? Обещай мне!
Вэл вспомнила, как горели губы, когда она не сдержала своего обещания вернуться к Равусу в назначенное время. Она кивнула. Луис открыл входную дверь. Вэл повернулась к выходу, не глядя на мать.
– Ты все равно моя мама, – сказала она.
Спускаясь со ступенек крыльца, Вэл чувствовала на лице тепло солнечных лучей и думала, что все будет нормально.
Вэл вела машину по знакомым дорогам, напоминая себе подавать сигналы и следить за скоростью. Она надеялась, что их никто не остановит.
– Знаешь, – сказал Луис, – когда я в последний раз ехал на машине, это был «жучок» моей бабушки: мы ехали в магазин, чтобы купить что-то на праздник. Кажется, это был День Благодарения. Она жила на Лонг-Айленде, где машины нужны, иначе никуда не попадешь. Я это помню потому, что перед этим отец отвел меня в сторонку и сказал, что видит в саду гоблинов.
Вэл ничего не ответила. Она сосредоточилась на дороге.
Она провела «миату» между колонн, обозначавших въезд на кладбище. Их кирпичную кладку обвивали ветви дикого винограда с осыпавшимися листьями. Само кладбище поднималось холмом, который был усеян белыми надгробиями и склепами. Несмотря на то, что ноябрь уже близился к концу, трава там оставалась зеленой.
– Ты что-нибудь видишь? – спросила Вэл. – Мне это кажется просто обычным кладбищем.
Сначала Луис ей не ответил. Он смотрел в окно и пальцами одной руки бессознательно прикасался к начавшему запотевать стеклу.
– Это потому, что ты слепая.
Вэл нажала на тормоз и резко остановила машину.
– А что видишь ты?
– Они повсюду.
Луис взялся за дверную ручку. Его голос был чуть громче дыхания.
– Луис?
Вэл выключила мотор. Его голос казался далеким, словно он разговаривал сам с собой.
– Господи, ты только посмотри на них! Кожистые крылья. Черные глаза. Длинные когтистые пальцы. – Тут он посмотрел на Вэл, как будто только сейчас вспомнил о ней, и крикнул: – Пригнись!
Она стремительно нырнула вниз и ткнулась головой ему в колени, ощущая тепло рук, обхвативших ее. Над крышей машины со свистом пронесся ветер.
– Что происходит? – спросила Вэл, стараясь перекричать вой ветра.
Что-то зацарапало по кожаной крыше машины, капот затрясся.
А потом воздух успокоился, ветер исчез. Когда Вэл медленно подняла голову, ей показалось, что ни единый лист не шевелится. Кладбище замерло.
– Вся конструкция из стекловолокна. – Луис посмотрел наверх. – Они смогли бы когтями распороть крышу, если бы захотели.
– А почему они этого не сделали?
– Думаю, хотят посмотреть, не приехали ли мы для того, чтобы бросить цветы на какую-нибудь могилу.
– Им не нужно ждать. Мы выходим.
Перегнувшись через спинку, Вэл взяла с заднего сиденья стеклянный меч. Луис схватил рюкзак Вэл и повесил его через плечо.
Вэл закрыла глаза и глубоко вздохнула. У нее ныл живот, как перед важным матчем, но сейчас все было по-другому. Она ощущала тело как чужое, механическое и сосредоточилась на том, чтобы подмечать каждый звук и любое изменение цвета и формы, отметая все остальное. Адреналин будоражил кровь, холодил пальцы и ускорял пульс.
Сжимая меч, Вэл открыла дверцу и вышла из машины.
– Я пришла с миром, – сказала она. – Отведите меня к вашему предводителю.
Невидимые пальцы сомкнулись на ее коже, щипали, дергали за волосы, тащили и толкали ее на холм, где пучки травы приподнимались и открывали черную землю. Девушка попыталась крикнуть, пока падала ничком, лицом в землю. Подавившись криком, она вдохнула густой каменный запах.
Вэл уперлась руками в землю и попыталась подняться, но почва, камни и трава под ней рассыпались, и она полетела в темноту, оплетенную корнями.
Вэл очнулась в зале, заполненном фейри. Она была закована в золотые кандалы.
На земляном возвышении, на троне из березы с бледной, как кости, корой восседал беловолосый рыцарь. Он подался вперед и подозвал к себе зеленокожую крылатую девушку, которая смотрела на Вэл черными нечеловеческими глазами. Крылатая фейри наклонилась и тихо сказала что-то рыцарю на троне. Его губы изогнулись в усмешке.
Над Вэл возвышалась внутренняя сторона холма, полого, похожего на миску. С потолка свисали длинные корни. Они шевелились и изгибались, словно пальцы, которым никак не удавалось дотянуться до желаемого.
Вокруг Вэл всевозможные существа перешептывались, перемигивались и разглядывали ее. Некоторые были высокими и худыми, как жерди, другие, крошечные, порхали по воздуху, как Иглинкс. Одни носили рога, которые отгибались от лба назад, другие трясли пестро-зелеными гривами, густыми, словно шерсть на бобине, а кое-кто расхаживал на странных невообразимых ногах. Вэл отпрянула от девушки с нежными крыльями и пальцами, цвет которых постепенно изменялся от опалово-белого до синего на кончиках. Куда бы она ни смотрела, нигде не видела ничего привычного. Она уже пролетела всю кроличью нору, до самого дна.
Сморщенный мужчина с длинными золотыми волосами преклонил колено перед рыцарем на троне, а потом выпрямился легко, словно мальчишка. Он бросил хитрый взгляд на Вэл.
– Они нашли вход с такой легкостью, словно им показали, но кто бы стал раскрывать тайну людям? Загадка, которой вы можете насладиться сполна, милорд Ройбен.
– Это ты верно сказал.
Ройбен кивнул ему, и фейри отступил назад.
– Я могу решить эту загадку, – произнес знакомый голос.
Вэл перекатилась на спину, ударившись о Луиса, и повернула голову в сторону говорящей. Луис заворчал. Мабри встала над ними – и подол ее красно-коричневого платья скользнул по щеке Вэл. Козлоногая фейри подняла украшенную фигурками серебряную коробочку и сделала легкий реверанс.
– У меня то, что они ищут.
Ройбен выгнул белую бровь.
– Мой Двор недоволен тем, что солнечный свет веселился и плясал по нашим покоям – пусть только на один миг, пока входили пленники.
Луис повернулся на бок, и Вэл увидела, что он тоже скован и его лицо в крови. Все стальные украшения были вырезаны из его плоти.