– Эй, привет, – сказала она, садясь на корточки. – Мне сказали, что ты можешь разгрызать медь. Это нечто.
Крыса повернулась, и Вэл побежала обратно в траву. Какая-то фигура вышла из тени, подхватила грызуна и посадила себе на широкое плечо.
– Кто… – начала Вэл – и вдруг замолчала.
Он вышел на свет – существо, почти такое же высокое, как тролль, но массивнее. Его рога загибались назад, как у барана, а густая коричневая борода по краям отливала зеленым цветом. Он был одет в куртку из лоскутов и сапоги ручной работы.
– Зайди и погрейся, – предложил он, поднимая запечатанную бутылку. – У меня есть к тебе вопросы.
Вэл кивнула, но ее взгляд скользнул в сторону улицы: она сомневалась, стоит ли попытаться убежать. Рука фейри тяжело опустилась девушке на плечо, и он провел ее к задней части здания, к двери, подвешенной на верхнюю петлю. Внутри Вэл увидела части манекенов, сваленные у стен: пирамида голов в одном углу, стена рук самых разных оттенков – в другом. Гора париков в центре комнаты на полу походила на большого спящего зверя.
Крошечное существо с крыльями мотылька порхало в воздухе с иголкой в руке и опустилось на мужской торс, чтобы шить на нем леи лет, Вэл испуганно осмотрелась, отмечая все, что можно было бы использовать как оружие, и попятилась, чтобы завести руку за спину и схватить. Ей не нравилась перспектива обороняться пластмассовой ногой от фейри, но, если придется, она это сделает, даже без надежды на успех. Но в тот момент, когда пальцы Вэл сомкнулись на одной из искусственных рук, она поняла, что держит в руке только одну кисть.
– Что это такое? – громко спросила она, надеясь, что фейри ничего не заметил.
– Я делаю чучела, – ответило рогатое существо, усаживаясь на ящик из-под молока, прогнувшийся под ним. – Мы с Иглинкс – лучшие по эту сторону океана.
Фейри с мотыльковыми крылышками зажужжала. Вэл попыталась, не оборачиваясь, положить кисть манекена на полку у себя за спиной, но не сумела. Ей пришлось засунуть кисть в задний карман брюк, под куртку.
– Сама королева Летнего Двора, Силариаль, пользуется нашими продуктами.
– Ого! – сказала Вэл, поскольку он явно рассчитывал произвести впечатление.
А потом, в наступившем молчании, она вынуждена была спросить:
– Чучела?
Он улыбнулся, и Вэл заметила, что зубы у него пожелтевшие и довольно острые.
– Это то, что мы оставляем, когда кого-то крадем. Конечно, традиционные поленья, палки и прочее – они тоже нормально работают, но манекены намного лучше. Более убедительные даже для тех редких людей, у которых есть немного волшебства, или Зрения. Конечно, как я думаю, тебя это мало утешает.
– Конечно, – согласилась Вэл.
Она вспомнила, как девочки в парке сказали: «Мы оставим кусок дерева». Уж не это ли они имели в виду?
– Порой мы подменяем человеческого ребенка кем-то из фейри, но эта глупость меня не касается. – Тут он посмотрел на Вэл, и ей показалось, что он видит ее насквозь. – Мы жестоки с теми, кто идет нам наперекор. Мы портим посевы, высушиваем молоко в материнской груди и отнимаем силу у рук или ног при малейшей обиде. Но порой мне кажется, что мы еще хуже поступаем с теми, кто заслужил наше расположение.
Он сел и взял в руки бутылку со снадобьем. В отблесках пламени Вэл увидела, что глаза у него совершенно черные, как у его крысы.
– А теперь ответь мне, – произнес он, – это яд?
– Я не знаю, что это, – сказала Вэл. – Не я его составляла.
– Среди волшебного народа было немало смертей.
– Я что-то об этом слышала.
Он хмыкнул.
– Они все пили раствор Равуса, чтобы прогнать железную болезнь. И незадолго до своей смерти все получили лекарство от такого же посыльного, как ты.
Вэл вспомнила продавца благовоний, который на днях заговорил с ней. Что он тогда сказал? «Скажи своим друзьям, чтобы они осторожнее выбирали, кому служить».
– Ты считаешь, что Равус… – Она на секунду задержала это имя на языке. – Ты думаешь, что Равус – отравитель?
– Я не знаю, что думать, – сказал рогатый фейри. – Ну так отправляйся дальше, посыльный. Я найду тебя снова, если понадобится.
Запах попкорна привлек Вэл, когда она проходила мимо старого кинотеатра. Она нащупала у себя в кармане пачку денег – больше чем достаточно, чтобы зайти внутрь. Однако желание посмотреть фильм казалось невероятным, словно для того, чтобы зайти в зал, ей пришлось бы пересечь непреодолимую границу между этой жизнью и прежней.
Когда Вэл была младше, они с матерью по воскресеньям ходили в кино. Сначала они смотрели фильм, который хотела Вэл, а потом – тот, который выбирала мать. Обычно получалось, что это были фильм-ужастик и слезливая мелодрама. Они сидели в темном зале и шептали друг другу: «Спорим, это сделал он! А следующей умрет она. Как можно быть такими тупыми?»
Вэл подошла к афишам просто из упрямства. Шли в основном художественные фильмы, о которых она даже не слышала, но ее взгляд остановился на афише с названием «Игра». Там был изображен привлекательный парень в костюме валета червей, с татуированным сердцем на голом плече. Он держал в руке карту с Пажом Кубков.
Вэл вспомнила, как Том раскладывал колоду Таро на кухонном столе.
– Вот что тебе препятствует, – сказал он, переворачивая карту с изображением женщины с завязанными глазами, которая держала в каждой руке по мечу. – Двойка мечей.
– Никто не может предсказать будущее, – заявила Вэл, – особенно с помощью того, что можно купить в магазине.
Мать тогда подошла к ним и улыбнулась Тому.
– А мне ты не разложишь карты? – спросила она.
Том расплылся в ответной улыбке, и они начали разговаривать о привидениях, кристаллах и прочей мистической дребедени. Вэл следовало бы понять уже тогда. Но она налила себе стакан газировки, уселась на табурет и стала смотреть, как Том предсказывает ее матери будущее, в котором сам намерен играть роль.
Девушка поднялась по ступенькам, купила билет на полуночный сеанс и прошла в буфет. Там было пустынно. Металлические столики стояли вокруг пары коричневых кожаных диванов. Вэл плюхнулась на один из диванов и стала смотреть наверх, на люстру, сверкавшую в центре потолка, изображавшего небо. Несколько минут она просто отдыхала, любуясь блеском и наслаждаясь чудесным теплом, а потом заставила себя пройти в туалет. До начала фильма оставалось полчаса, и ей хотелось привести себя в порядок.
Смяв в комок бумажные полотенца, Вэл тщательно обтерлась, выстирала трусы мылом и натянула их на себя влажными, прополоскала горло водой. Потом она села в одной из кабинок, прислонила голову к крашеной металлической стене и закрыла глаза, подставив лицо потоку горячего воздуха из вентиляции. «Всего секундочку, – сказала Вэл себе. – Я встану через секундочку».
Над ней склонилась женщина с темными глазами и худым лицом:
– Что с тобой?
Вэл вскочила на ноги – и уборщица с криком отшатнулась, выставив перед собой швабру.
Смущенная Вэл схватила рюкзак и бросилась к выходу. Она протиснулась через металлический турникет, пока к ней направлялись билетеры в пиджаках.
Совершенно растерявшись, Вэл увидела, что на улице еще темно. Она проспала кино? Или заснула всего на минутку?
– Сколько сейчас времени? – спросила она у пары, пытающейся поймать такси.
Женщина нервно посмотрела на часы, словно Вэл собиралась сдернуть их у нее с запястья.
– Почти три.
– Спасибо, – промямлила Вэл.
Хотя она проспала меньше четырех часов, сидя на унитазе, на улице девушка обнаружила, что чувствует себя гораздо лучше. Головокружение почти прошло, а от запаха азиатских блюд из круглосуточного ресторанчика, расположенного в нескольких кварталах от кинотеатра, в животе забурчало от голода. Она направилась в сторону ресторанчика.
Черный джип с затемненными стеклами остановился рядом с Вэл, окно открылось. Впереди сидели двое мужчин.
– Эй, – окликнул ее тот, кто сидел на месте пассажира, – ты не знаешь, где болгарская дискотека? Мне казалось, она на Кэнал-стрит, но мы что-то запутались.
Его аккуратно уложенные муссом волосы были мелированы.
Вэл покачала головой.
– Сейчас она уже все равно закрыта.
Водитель перегнулся через пассажира. Он был темноволосый и темнокожий, с большими влажными глазами.
– Мы просто ищем, где поразвлечься. Любишь развлекаться?
– Нет, – ответила Вэл. – Я просто собираюсь пойти поесть.
Она указала на псевдояпонский фасад ресторанчика, радуясь тому, что он близко, и остро ощущая, что вокруг пустынные улицы.
– Я бы не отказался от жареного риса, – сказал блондин.
Джип тронулся, двигаясь за ней вдоль тротуара.
– Полно, мы обычные парни. Мы не извращенцы какие-нибудь.
– Послушайте, – сказала Вэл, – не хочу я развлекаться, ясно? Оставьте меня в покое.
– Ясно, ясно. – Блондин посмотрел на своего приятеля, а тот пожал плечами. – Но нам можно хотя бы тебя подвезти? Здесь опасно ходить одной.
– Спасибо, но у меня все нормально.
Вэл прикидывала, сможет ли она убежать и не кинуться ли сейчас наутек, чтобы получить фору. Но она продолжала идти, словно ей не страшно, а они – просто два славных заботливых парня, уговаривающие ее сесть к ним в машину.
В сапоге у Вэл лежал окопник, в кармане – бурачок, а под рубашкой навыпуск была спрятана пластмассовая кисть от манекена, но она толком не представляла, как все это ей поможет.
Машина остановилась, Вэл услышала щелчок отпирающихся дверей и приняла решение. Повернувшись к открытому окну, она улыбнулась и сказала:
– А почему вы решили, что меня можно не бояться?
– Я уверен, что ты опасная, – многозначительно ответил водитель, расплываясь в улыбке.
– А что, если я скажу вам, что только что отрезала у одной курочки руку? – спросила Вэл.
– Что? – непонимающе уставился на нее блондин.
– Нет, правда. Видите?
Вэл забросила кисть манекена к ним в окно. Она упала водителю на колени, и тот завопил.
В суматохе Вэл бросилась через улицу к ресторанчику.
– Уродка гребаная! – заорал блондин. Они отъехали от тротуара, завизжав шинами.
С отчаянно бьющимся сердцем Вэл вошла в уютное тепло «Доджо». Со вздохом облегчения усевшись за стол, она заказала огромную миску горячего супа мисо, холодную кунжутную лапшу, обильно политую арахисовой глазурью, и жареную курятину с имбирем, которую ела прямо руками. Закончив еду, девушка готова была уснуть за столиком.
Но она должна была сделать третью доставку.
Казалось, что по этой улице вообще не ходят. На тротуарах валялись кучи мусора, осколки стекла, высохшие презервативы, рваные колготки. Из-за запаха росы на тротуаре, ржавой ограде и редкой траве и пустынных улиц Вильямсбург казался невероятно далеким от Манхэттена.
Вэл нырнула под цепь ограды. На парковке было пусто, и она увидела канаву между растрескавшимся асфальтом и невысокими холмиками. Вэл слезла в нее, используя как тропинку, чтобы пройти туда, где черные камни отмечали границу между берегом и рекой.
Там что-то лежало. Поначалу Вэл показалось, что это груда высыхающих водорослей и брошенный пластиковый пакет, но, подойдя ближе, она увидела женщину с зелеными волосами, лежащую на камнях лицом вниз, наполовину на берегу, наполовину в воде. Подбежав, Вэл увидела, что над ней с жужжанием вьются мухи, а хвостом играет течение и чешуйки в свете уличных фонарей блестят серебром.
Это был труп русалки.
Глава 7
Впервые Вэл увидела умершее существо в торговом центре возле дома отца. Тогда ей было двенадцать лет. Она бросила монетку в фонтан на площадке с продуктовыми отделами и пожелала пару кроссовок. Через несколько минут девочка передумала и побежала обратно, чтобы найти свою монетку и загадать другое желание. Вернувшись, она увидела, как в спокойной воде плавает вялое тельце воробья. Вэл опустила руки в воду и подняла птичку – вода вылилась из клювика, как из чашки. От воробья отвратительно пахло – как от мяса, которое надолго оставили оттаивать в холодильнике. Она несколько секунд смотрела на воробья, пока не поняла, что он мертвый.
Пока Вэл бежала по улицам к Манхэттенскому мосту, она вспоминала утонувшую птичку. Теперь девушка во второй раз столкнулась со смертью.
Волшебная дверь под мостом открылась точно так же, как в прошлый раз, но теперь, войдя на темную площадку, Вэл увидела, что кто-то спускался вниз по лестнице, и только когда свечка, прикрытая рукой, осветила серебряные кольца, продетые в губу, и нос, и глаза, она поняла, что это Луис. В неверном свете он казался не менее удивленным, чем Вэл, и ужасно измученным.
– Луис? – спросила Вэл.
– Я надеялся, что ты давно уехала. – Голос Луиса звучал тихо и безжалостно. – Думал, что ты убежала обратно, к мамочке и папочке в пригород. Вы все, сучки с мостов и туннелей, только это и знаете: убегать, когда становится трудно. Убегаете в большой и злой город, а потом смываетесь домой.
– А пошел ты! – сказала Вэл. – Ты про меня ничего не знаешь.
– Ну и что? Ты тоже ни черта не знаешь про меня. Считаешь, что я вел себя мерзко, а на самом деле я делал тебе одно только хорошее.
– Что ты против меня имеешь? Ты возненавидел меня с той минуты, как я пришла!
– Любая подружка Лолли обязательно разворошит все дерьмо. Ты так и сделала. Мне пришлось всю ночь терпеть допрос разъяренного тролля – и все из-за вас, двух сучек. И ты еще спрашиваешь, чем я недоволен?
У Вэл от гнева загорелось лицо, несмотря на то, что на лестнице было холодно.
– Вот что я думаю: единственное, что в тебе необычно, – это твое Зрение. Ты говоришь про фейри всякие мерзости, но в восторге потому, что только ты их видишь. Вот почему ты так гадко ревнуешь ко всем, кто поговорит с кем-то из них.
Луис уставился на Вэл, словно она дала ему пощечину.
Вэл ехидно ухмыльнулась и добавила, осознав свои слова только после того, как они сорвались с губ:
– И я знаю еще кое-что. Пусть крысы и могут прогрызать дорогу через медь или еще что, но единственная причина, по которой они выживают, это то, что их миллионы и миллионы. Вот что особенного в крысах: они все время трахаются и рожают миллиарды крысят.
– Стой! – сказал Луис, вскинув руку так, словно хотел защититься от ее слов.
Гнев внезапно вышел из него, словно из проткнутого воздушного шарика, и он тихо заговорил:
– Хорошо. Да. Для Равуса и остальных фейри люди выглядят именно так: жалкие твари, которые размножаются как сумасшедшие и умирают так быстро, что не успеваешь даже разглядеть разницу между ними. Послушай: я уже бог знает сколько часов провел, отвечая на вопросы, после того как выпил какое-то питье, которое заставило меня говорить правду. И все из-за того, что вы с Лолли сюда вломились. Я устал и зол. – Он потер лицо ладонью. – Ты не первая беглянка, которую Лолли приводит домой, между прочим. Ты не понимаешь, с чем шутишь.
Вэл совершенно смутил изменившийся тон Луиса.
– О чем ты?
– Была еще одна девчонка, пару месяцев назад. Лолли решила привести ее под землю. Как раз в тот момент Лолли пришло в голову, что снадобьями можно колоться. Лолли и та девчонка, Нэнси, хотели уколоться наркотиком, но денег у них не было. И тогда Лолли стала искать, что еще можно вколоть, и они взяли немного этой штуки из бутылки, которую должен был доставить Дэйв. И вдруг они начали говорить, будто видят всякие вещи, которых тут нет, и, что еще хуже, Дэйв тоже стал видеть всякое дерьмо. Нэнси сбил поезд, а она ухмылялась до той секунды, пока он на нее не наехал.
Вэл отвела взгляд от мерцающей свечи и уставилась в темноту.
– Это похоже на несчастный случай.
– Конечно, это был несчастный случай! Но Лолли страшно понравилось это зелье, несмотря на все это. И она приучила Дэйва его принимать.
– А она знала, что это? – спросила Вэл. – Она знала про фейри? Про Равуса?
– Знала. Я рассказал про Равуса Дэйву, потому что Дэйв мой брат, хоть он и идиот. А он рассказал Лолли, потому что она его дразнит, а Дэйв готов на все, лишь бы произвести на нее впечатление. А Лолли рассказала Нэнси, потому что Лолли не умеет держать рот на замке.
Вэл вспомнила нервный смех Лолли.
– Ну и чего страшного, если она это станет рассказывать?
Луис вздохнул.
– Посмотри на это. – Он указал на белесый зрачок своего глаза. – Отвратительно, так? Однажды, когда мне было восемь, мать взяла меня с собой на рыбный рынок в Фултон. Она покупала перелинявших крабов, торговалась с продавцом. И она очень увлеклась, потому что обожала торговаться, а я вдруг увидел, как какой-то тип несет охапку кровавых тюленьих шкур. Он меня видит и широко ухмыляется. А зубы у него, как у акулы: маленькие, острые и редкие.
Вэл стиснула перила так, что у нее под ногтями раскрошилась краска.
– «Ты можешь меня видеть?» – спрашивает он. А я – глупый мальчишка и киваю. Мать стоит рядом со мной, но ничего не замечает. «Ты видишь меня обоими глазами?» – хочет он знать. Теперь мне становится страшно, и это единственное, что мешает сказать ему правду. Я указываю на свой правый глаз. Он бросает шкуры, и они отвратительно шмякаются, падая все разом.
Воск стек по свече прямо на большой палец Луиса, но он не вздрогнул и не перехватил свечу. Воск потек сильнее и равномерно закапал на ступеньки.
– Этот тип хватает меня за плечо и сует большой палец мне в глаз. И пока он это делает, его лицо даже не меняется. Мне ужасно больно, я кричу – и тут мать наконец поворачивается и видит меня. И знаешь, что они с тем продавцом рыбы решили? Что я как-то сам выцарапал себе глаз. Что я на что-то наткнулся. Что я сам себя ослепил.
У Вэл на руках волоски встали дыбом, а по спине побежали мурашки: так бывало всегда, когда ей становилось особенно не по себе. Она подумала про тюленьи шкуры и про труп русалки, который видела у реки, но решила, что от этих ужасов все равно никуда не денешься.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что со мной все не просто, – ответил Луис. – Один неверный шаг – и они решат, что второй глаз мне тоже не нужен. Дэйв с Лолли этого никак не хотят понять.
Его голос понизился до шепота, и он наклонился ближе.
– Они играются с этим снадобьем, крадут у Равуса, хотя считается, что я расплачиваюсь по долгам. А потом приводят тебя. – Он замолчал, но Вэл увидела у него в глазах панику. – И ты тут все разворошила. И Лолли с этим дерьмом становится не лучше, а хуже.
Тролль вышел на лестничную площадку и посмотрел вниз на Вэл. Его голос зазвучал низко и гулко, как барабан.
– Не могу понять, зачем ты вернулась. Тебе что-то нужно?
– Последняя доставка, – пробормотала она. – Это была… русалка? Она умерла.
Он застыл, молча уставившись на нее. Вэл судорожно сглотнула.
– Кажется, она умерла уже довольно давно.
Равус начал спускаться по лестнице. Полы его пальто развевались.
– Покажи мне.
Пока он приближался, его лицо изменилось: зеленый цвет кожи поблек, а черты лица сдвинулись. Теперь он стал похож на человека, на долговязого паренька чуть старше Луиса. Но у паренька оказались странные золотистые глаза и лохматые черные волосы.
– Ты не изменил свои… – заговорила Вэл.
– Так всегда с ореолом, – сказал Равус, перебивая ее. – Всегда остается намек на то, чем ты был. Ступни, развернутые в противоположную сторону, хвост, выемка в спине. Какое-то указание на твою истинную природу.
– Я уже ухожу, – заявил Луис. – Я шел к выходу.
– У нас с Луисом состоялся интересный разговор про тебя и про то, как проходила наша встреча, – сказал тролль.
Было очень странно слышать этот низкий звучный голос от молодого парнишки.
– Ага, – подтвердил Луис с иронией в голосе. – Он вел разговор. А я пресмыкался.
Равус в ответ улыбнулся, но даже в человеческом обличье его зубы, особенно резцы, казались слишком длинными.
– По-моему, эта смерть касается и тебя, Луис. Отложи сон еще ненадолго, и давай посмотрим, что нам удастся выяснить.
Когда Равус, Вэл и Луис добрались до берега, было тихо, только волны плескались о камни на кромке воды. Тело по-прежнему лежало там: волосы колебались подобно водорослям, ожерелья из ракушек и жемчуга обвивали шею, словно удавки, бледное лицо походило на отражение луны в воде. Крошечные рыбки метались вокруг ее тела и то и дело заплывали в приоткрывшиеся губы.
Равус опустился на колени, обхватил затылок русалки длинными пальцами и приподнял голову. Ее рот открылся еще шире, обнажив тонкие полупрозрачные зубы, которые, казалось, были сделаны из хрящей. Равус приблизил лицо к русалке, будто собирался ее поцеловать. Вместо этого он два раза осторожно принюхался, а потом бережно опустил ее обратно в воду.
Он устремил на Луиса мрачный взгляд, потом снял пальто и расстелил его на земле. После этого тролль повернулся к Вэл:
– Если ты возьмешься за хвост, мы сможем переложить ее на ткань. Мне нужно унести ее к себе в кабинет.
– Ее отравили? – спросил Луис. – Ты знаешь, что ее убило?
– У меня есть теория, – ответил Равус. Влажной рукой он убрал с лица волосы, а потом зашел в воды Истривер.
– Я помогу, – предложил Луис, делая шаг к нему.
Равус покачал головой.
– Тебе нельзя. Все это железо, которое ты так упрямо носишь, может обжечь ей кожу. Я не хочу, чтобы улики были загрязнены больше необходимого.
– Железо дает мне безопасность, – сказал Луис, дотрагиваясь до кольца в губе. – По крайней мере относительную.
Равус улыбнулся.
– Самое малое – оно спасло тебя от тяжелой обязанности.
Вэл зашла в воду и подняла скользкий хвост. Его края расползались, как ветхая ткань. Рыбья чешуя, отваливаясь и налипая Вэл на руки, блестела в лунных лучах, как расплавленное серебро. На боку русалки обнажилась бледная плоть: в этом месте рыбы уже начали ее объедать.
– Что за жалкий спектакль тут играют?! – произнес чей-то голос, донесшийся из ложбины между двумя дюнами.
Равус посмотрел в темноту.
– Грейан…
Вэл узнала существо, которое вышло оттуда: изготовитель манекенов с позеленевшей бородой. Но за ним показались и другие создания, которых она не знала, – фейри с длинными руками и почерневшими пальцами, с птичьими глазами и кошачьими мордами, с потрепанными крыльями, прозрачными, как дым, или яркими, как неоновые вывески в баре.
– Еще одна смерть, – сказал один из пришедших, и ему откликнулся тихий ропот.
– Не это ли ты рассылаешь? – спросил Грейан.
Раздался взрыв смущенного смеха.
– Я пришел, чтобы выяснить все, что возможно, – ответил Равус.
Он кивнул Вэл. Вдвоем они переложили тело на пальто. Вэл затошнило, когда она поняла, что рыбный запах исходит от плоти, до которой она дотрагивается.
Грейан сделал шаг вперед. В свете уличных фонарей его рога казались белыми.
– И чтобы увидеть, что выяснилось.
– На что ты намекаешь? – требовательно спросил Равус.
В своем человеческом обличье он был худым и высоким, но рядом с массивным Грейаном выглядел совсем не внушительно.
– Ты отрицаешь, что ты убийца?
– Стой! – сказал один из толпы, с телом таким длинным и тонким, что Вэл даже не смогла его назвать. – Мы его знаем. Он делал полезные снадобья для всех.
– Знаем ли мы его? – Грейан подошел ближе и из складок растрескавшегося плаща из коричневой кожи извлек два коротких изогнутых серпа с лезвиями из темной бронзы. – Он был отправлен в изгнание за убийство.
– Осторожнее, – сказало какое-то крошечное существо. – Ты ведь не хочешь, чтобы нас всех сейчас судили по тому, какова причина нашего изгнания.
– Ты знаешь, что я не могу отказаться именоваться убийцей, – сказал Равус. – Так же как я знаю, что только трус угрожает мечом тому, кто принес клятву больше не поднимать клинка.
– Красивые слова. Ты по-прежнему считаешь себя придворным, – заявил Грейан. – Но здесь тебе хитрый язык не поможет.
Одно из существ ухмыльнулось Вэл. Глаза у него были как у попугая, а пасть полна похожих на пилу зубов. Вэл наклонилась и подняла кусок трубы, который валялся среди камней. Он оказался таким холодным, что обжег ей пальцы.
Равус протянул Грейану раскрытые ладони.
– Я не хочу с тобой воевать.
– Тогда ты погиб.
Он замахнулся одним из серпов на Равуса.
Тролль увернулся от серпа и вырвал меч из руки другого фейри, зажав в кулаке острый клинок. Алая кровь потекла из его ладони. Губы тролля изогнулись в усмешке, словно от удовольствия, а ореол исчез.
– Вам нужно то, что я делаю, – бросил Равус.
Ярость исказила его лицо, сделав черты ужасающими; клыки впились в верхнюю губу. Он слизнул кровь, и его глаза вспыхнули злобой и весельем. Он крепче сжал клинок, еще глубже вонзив лезвие в ладонь.
– Я раздаю снадобье без ограничений, но даже если бы я был отравителем, вы все равно жили бы только благодаря моей милости.
– Я не буду жить по твоей милости!
Грейан снова направил на Равуса лезвия серпов.
Равус взмахнул рукоятью меча, отражая нападение. Они стали кружиться, обмениваясь ударами. Оружие Равуса было плохо уравновешено, потому что он держал меч за клинок, и стало скользким от крови. Грейан быстро наносил удары своими короткими бронзовыми серпами, но каждый раз Равус успевал их парировать.
Крыса повернулась, и Вэл побежала обратно в траву. Какая-то фигура вышла из тени, подхватила грызуна и посадила себе на широкое плечо.
– Кто… – начала Вэл – и вдруг замолчала.
Он вышел на свет – существо, почти такое же высокое, как тролль, но массивнее. Его рога загибались назад, как у барана, а густая коричневая борода по краям отливала зеленым цветом. Он был одет в куртку из лоскутов и сапоги ручной работы.
– Зайди и погрейся, – предложил он, поднимая запечатанную бутылку. – У меня есть к тебе вопросы.
Вэл кивнула, но ее взгляд скользнул в сторону улицы: она сомневалась, стоит ли попытаться убежать. Рука фейри тяжело опустилась девушке на плечо, и он провел ее к задней части здания, к двери, подвешенной на верхнюю петлю. Внутри Вэл увидела части манекенов, сваленные у стен: пирамида голов в одном углу, стена рук самых разных оттенков – в другом. Гора париков в центре комнаты на полу походила на большого спящего зверя.
Крошечное существо с крыльями мотылька порхало в воздухе с иголкой в руке и опустилось на мужской торс, чтобы шить на нем леи лет, Вэл испуганно осмотрелась, отмечая все, что можно было бы использовать как оружие, и попятилась, чтобы завести руку за спину и схватить. Ей не нравилась перспектива обороняться пластмассовой ногой от фейри, но, если придется, она это сделает, даже без надежды на успех. Но в тот момент, когда пальцы Вэл сомкнулись на одной из искусственных рук, она поняла, что держит в руке только одну кисть.
– Что это такое? – громко спросила она, надеясь, что фейри ничего не заметил.
– Я делаю чучела, – ответило рогатое существо, усаживаясь на ящик из-под молока, прогнувшийся под ним. – Мы с Иглинкс – лучшие по эту сторону океана.
Фейри с мотыльковыми крылышками зажужжала. Вэл попыталась, не оборачиваясь, положить кисть манекена на полку у себя за спиной, но не сумела. Ей пришлось засунуть кисть в задний карман брюк, под куртку.
– Сама королева Летнего Двора, Силариаль, пользуется нашими продуктами.
– Ого! – сказала Вэл, поскольку он явно рассчитывал произвести впечатление.
А потом, в наступившем молчании, она вынуждена была спросить:
– Чучела?
Он улыбнулся, и Вэл заметила, что зубы у него пожелтевшие и довольно острые.
– Это то, что мы оставляем, когда кого-то крадем. Конечно, традиционные поленья, палки и прочее – они тоже нормально работают, но манекены намного лучше. Более убедительные даже для тех редких людей, у которых есть немного волшебства, или Зрения. Конечно, как я думаю, тебя это мало утешает.
– Конечно, – согласилась Вэл.
Она вспомнила, как девочки в парке сказали: «Мы оставим кусок дерева». Уж не это ли они имели в виду?
– Порой мы подменяем человеческого ребенка кем-то из фейри, но эта глупость меня не касается. – Тут он посмотрел на Вэл, и ей показалось, что он видит ее насквозь. – Мы жестоки с теми, кто идет нам наперекор. Мы портим посевы, высушиваем молоко в материнской груди и отнимаем силу у рук или ног при малейшей обиде. Но порой мне кажется, что мы еще хуже поступаем с теми, кто заслужил наше расположение.
Он сел и взял в руки бутылку со снадобьем. В отблесках пламени Вэл увидела, что глаза у него совершенно черные, как у его крысы.
– А теперь ответь мне, – произнес он, – это яд?
– Я не знаю, что это, – сказала Вэл. – Не я его составляла.
– Среди волшебного народа было немало смертей.
– Я что-то об этом слышала.
Он хмыкнул.
– Они все пили раствор Равуса, чтобы прогнать железную болезнь. И незадолго до своей смерти все получили лекарство от такого же посыльного, как ты.
Вэл вспомнила продавца благовоний, который на днях заговорил с ней. Что он тогда сказал? «Скажи своим друзьям, чтобы они осторожнее выбирали, кому служить».
– Ты считаешь, что Равус… – Она на секунду задержала это имя на языке. – Ты думаешь, что Равус – отравитель?
– Я не знаю, что думать, – сказал рогатый фейри. – Ну так отправляйся дальше, посыльный. Я найду тебя снова, если понадобится.
Запах попкорна привлек Вэл, когда она проходила мимо старого кинотеатра. Она нащупала у себя в кармане пачку денег – больше чем достаточно, чтобы зайти внутрь. Однако желание посмотреть фильм казалось невероятным, словно для того, чтобы зайти в зал, ей пришлось бы пересечь непреодолимую границу между этой жизнью и прежней.
Когда Вэл была младше, они с матерью по воскресеньям ходили в кино. Сначала они смотрели фильм, который хотела Вэл, а потом – тот, который выбирала мать. Обычно получалось, что это были фильм-ужастик и слезливая мелодрама. Они сидели в темном зале и шептали друг другу: «Спорим, это сделал он! А следующей умрет она. Как можно быть такими тупыми?»
Вэл подошла к афишам просто из упрямства. Шли в основном художественные фильмы, о которых она даже не слышала, но ее взгляд остановился на афише с названием «Игра». Там был изображен привлекательный парень в костюме валета червей, с татуированным сердцем на голом плече. Он держал в руке карту с Пажом Кубков.
Вэл вспомнила, как Том раскладывал колоду Таро на кухонном столе.
– Вот что тебе препятствует, – сказал он, переворачивая карту с изображением женщины с завязанными глазами, которая держала в каждой руке по мечу. – Двойка мечей.
– Никто не может предсказать будущее, – заявила Вэл, – особенно с помощью того, что можно купить в магазине.
Мать тогда подошла к ним и улыбнулась Тому.
– А мне ты не разложишь карты? – спросила она.
Том расплылся в ответной улыбке, и они начали разговаривать о привидениях, кристаллах и прочей мистической дребедени. Вэл следовало бы понять уже тогда. Но она налила себе стакан газировки, уселась на табурет и стала смотреть, как Том предсказывает ее матери будущее, в котором сам намерен играть роль.
Девушка поднялась по ступенькам, купила билет на полуночный сеанс и прошла в буфет. Там было пустынно. Металлические столики стояли вокруг пары коричневых кожаных диванов. Вэл плюхнулась на один из диванов и стала смотреть наверх, на люстру, сверкавшую в центре потолка, изображавшего небо. Несколько минут она просто отдыхала, любуясь блеском и наслаждаясь чудесным теплом, а потом заставила себя пройти в туалет. До начала фильма оставалось полчаса, и ей хотелось привести себя в порядок.
Смяв в комок бумажные полотенца, Вэл тщательно обтерлась, выстирала трусы мылом и натянула их на себя влажными, прополоскала горло водой. Потом она села в одной из кабинок, прислонила голову к крашеной металлической стене и закрыла глаза, подставив лицо потоку горячего воздуха из вентиляции. «Всего секундочку, – сказала Вэл себе. – Я встану через секундочку».
Над ней склонилась женщина с темными глазами и худым лицом:
– Что с тобой?
Вэл вскочила на ноги – и уборщица с криком отшатнулась, выставив перед собой швабру.
Смущенная Вэл схватила рюкзак и бросилась к выходу. Она протиснулась через металлический турникет, пока к ней направлялись билетеры в пиджаках.
Совершенно растерявшись, Вэл увидела, что на улице еще темно. Она проспала кино? Или заснула всего на минутку?
– Сколько сейчас времени? – спросила она у пары, пытающейся поймать такси.
Женщина нервно посмотрела на часы, словно Вэл собиралась сдернуть их у нее с запястья.
– Почти три.
– Спасибо, – промямлила Вэл.
Хотя она проспала меньше четырех часов, сидя на унитазе, на улице девушка обнаружила, что чувствует себя гораздо лучше. Головокружение почти прошло, а от запаха азиатских блюд из круглосуточного ресторанчика, расположенного в нескольких кварталах от кинотеатра, в животе забурчало от голода. Она направилась в сторону ресторанчика.
Черный джип с затемненными стеклами остановился рядом с Вэл, окно открылось. Впереди сидели двое мужчин.
– Эй, – окликнул ее тот, кто сидел на месте пассажира, – ты не знаешь, где болгарская дискотека? Мне казалось, она на Кэнал-стрит, но мы что-то запутались.
Его аккуратно уложенные муссом волосы были мелированы.
Вэл покачала головой.
– Сейчас она уже все равно закрыта.
Водитель перегнулся через пассажира. Он был темноволосый и темнокожий, с большими влажными глазами.
– Мы просто ищем, где поразвлечься. Любишь развлекаться?
– Нет, – ответила Вэл. – Я просто собираюсь пойти поесть.
Она указала на псевдояпонский фасад ресторанчика, радуясь тому, что он близко, и остро ощущая, что вокруг пустынные улицы.
– Я бы не отказался от жареного риса, – сказал блондин.
Джип тронулся, двигаясь за ней вдоль тротуара.
– Полно, мы обычные парни. Мы не извращенцы какие-нибудь.
– Послушайте, – сказала Вэл, – не хочу я развлекаться, ясно? Оставьте меня в покое.
– Ясно, ясно. – Блондин посмотрел на своего приятеля, а тот пожал плечами. – Но нам можно хотя бы тебя подвезти? Здесь опасно ходить одной.
– Спасибо, но у меня все нормально.
Вэл прикидывала, сможет ли она убежать и не кинуться ли сейчас наутек, чтобы получить фору. Но она продолжала идти, словно ей не страшно, а они – просто два славных заботливых парня, уговаривающие ее сесть к ним в машину.
В сапоге у Вэл лежал окопник, в кармане – бурачок, а под рубашкой навыпуск была спрятана пластмассовая кисть от манекена, но она толком не представляла, как все это ей поможет.
Машина остановилась, Вэл услышала щелчок отпирающихся дверей и приняла решение. Повернувшись к открытому окну, она улыбнулась и сказала:
– А почему вы решили, что меня можно не бояться?
– Я уверен, что ты опасная, – многозначительно ответил водитель, расплываясь в улыбке.
– А что, если я скажу вам, что только что отрезала у одной курочки руку? – спросила Вэл.
– Что? – непонимающе уставился на нее блондин.
– Нет, правда. Видите?
Вэл забросила кисть манекена к ним в окно. Она упала водителю на колени, и тот завопил.
В суматохе Вэл бросилась через улицу к ресторанчику.
– Уродка гребаная! – заорал блондин. Они отъехали от тротуара, завизжав шинами.
С отчаянно бьющимся сердцем Вэл вошла в уютное тепло «Доджо». Со вздохом облегчения усевшись за стол, она заказала огромную миску горячего супа мисо, холодную кунжутную лапшу, обильно политую арахисовой глазурью, и жареную курятину с имбирем, которую ела прямо руками. Закончив еду, девушка готова была уснуть за столиком.
Но она должна была сделать третью доставку.
Казалось, что по этой улице вообще не ходят. На тротуарах валялись кучи мусора, осколки стекла, высохшие презервативы, рваные колготки. Из-за запаха росы на тротуаре, ржавой ограде и редкой траве и пустынных улиц Вильямсбург казался невероятно далеким от Манхэттена.
Вэл нырнула под цепь ограды. На парковке было пусто, и она увидела канаву между растрескавшимся асфальтом и невысокими холмиками. Вэл слезла в нее, используя как тропинку, чтобы пройти туда, где черные камни отмечали границу между берегом и рекой.
Там что-то лежало. Поначалу Вэл показалось, что это груда высыхающих водорослей и брошенный пластиковый пакет, но, подойдя ближе, она увидела женщину с зелеными волосами, лежащую на камнях лицом вниз, наполовину на берегу, наполовину в воде. Подбежав, Вэл увидела, что над ней с жужжанием вьются мухи, а хвостом играет течение и чешуйки в свете уличных фонарей блестят серебром.
Это был труп русалки.
Глава 7
К ним обращусь, чтобы мне помогали,
– К братцу свинцу и сестрице стали.
Зигфрид Сэссон. «„Старый охотник“ и другие стихотворения»
Впервые Вэл увидела умершее существо в торговом центре возле дома отца. Тогда ей было двенадцать лет. Она бросила монетку в фонтан на площадке с продуктовыми отделами и пожелала пару кроссовок. Через несколько минут девочка передумала и побежала обратно, чтобы найти свою монетку и загадать другое желание. Вернувшись, она увидела, как в спокойной воде плавает вялое тельце воробья. Вэл опустила руки в воду и подняла птичку – вода вылилась из клювика, как из чашки. От воробья отвратительно пахло – как от мяса, которое надолго оставили оттаивать в холодильнике. Она несколько секунд смотрела на воробья, пока не поняла, что он мертвый.
Пока Вэл бежала по улицам к Манхэттенскому мосту, она вспоминала утонувшую птичку. Теперь девушка во второй раз столкнулась со смертью.
Волшебная дверь под мостом открылась точно так же, как в прошлый раз, но теперь, войдя на темную площадку, Вэл увидела, что кто-то спускался вниз по лестнице, и только когда свечка, прикрытая рукой, осветила серебряные кольца, продетые в губу, и нос, и глаза, она поняла, что это Луис. В неверном свете он казался не менее удивленным, чем Вэл, и ужасно измученным.
– Луис? – спросила Вэл.
– Я надеялся, что ты давно уехала. – Голос Луиса звучал тихо и безжалостно. – Думал, что ты убежала обратно, к мамочке и папочке в пригород. Вы все, сучки с мостов и туннелей, только это и знаете: убегать, когда становится трудно. Убегаете в большой и злой город, а потом смываетесь домой.
– А пошел ты! – сказала Вэл. – Ты про меня ничего не знаешь.
– Ну и что? Ты тоже ни черта не знаешь про меня. Считаешь, что я вел себя мерзко, а на самом деле я делал тебе одно только хорошее.
– Что ты против меня имеешь? Ты возненавидел меня с той минуты, как я пришла!
– Любая подружка Лолли обязательно разворошит все дерьмо. Ты так и сделала. Мне пришлось всю ночь терпеть допрос разъяренного тролля – и все из-за вас, двух сучек. И ты еще спрашиваешь, чем я недоволен?
У Вэл от гнева загорелось лицо, несмотря на то, что на лестнице было холодно.
– Вот что я думаю: единственное, что в тебе необычно, – это твое Зрение. Ты говоришь про фейри всякие мерзости, но в восторге потому, что только ты их видишь. Вот почему ты так гадко ревнуешь ко всем, кто поговорит с кем-то из них.
Луис уставился на Вэл, словно она дала ему пощечину.
Вэл ехидно ухмыльнулась и добавила, осознав свои слова только после того, как они сорвались с губ:
– И я знаю еще кое-что. Пусть крысы и могут прогрызать дорогу через медь или еще что, но единственная причина, по которой они выживают, это то, что их миллионы и миллионы. Вот что особенного в крысах: они все время трахаются и рожают миллиарды крысят.
– Стой! – сказал Луис, вскинув руку так, словно хотел защититься от ее слов.
Гнев внезапно вышел из него, словно из проткнутого воздушного шарика, и он тихо заговорил:
– Хорошо. Да. Для Равуса и остальных фейри люди выглядят именно так: жалкие твари, которые размножаются как сумасшедшие и умирают так быстро, что не успеваешь даже разглядеть разницу между ними. Послушай: я уже бог знает сколько часов провел, отвечая на вопросы, после того как выпил какое-то питье, которое заставило меня говорить правду. И все из-за того, что вы с Лолли сюда вломились. Я устал и зол. – Он потер лицо ладонью. – Ты не первая беглянка, которую Лолли приводит домой, между прочим. Ты не понимаешь, с чем шутишь.
Вэл совершенно смутил изменившийся тон Луиса.
– О чем ты?
– Была еще одна девчонка, пару месяцев назад. Лолли решила привести ее под землю. Как раз в тот момент Лолли пришло в голову, что снадобьями можно колоться. Лолли и та девчонка, Нэнси, хотели уколоться наркотиком, но денег у них не было. И тогда Лолли стала искать, что еще можно вколоть, и они взяли немного этой штуки из бутылки, которую должен был доставить Дэйв. И вдруг они начали говорить, будто видят всякие вещи, которых тут нет, и, что еще хуже, Дэйв тоже стал видеть всякое дерьмо. Нэнси сбил поезд, а она ухмылялась до той секунды, пока он на нее не наехал.
Вэл отвела взгляд от мерцающей свечи и уставилась в темноту.
– Это похоже на несчастный случай.
– Конечно, это был несчастный случай! Но Лолли страшно понравилось это зелье, несмотря на все это. И она приучила Дэйва его принимать.
– А она знала, что это? – спросила Вэл. – Она знала про фейри? Про Равуса?
– Знала. Я рассказал про Равуса Дэйву, потому что Дэйв мой брат, хоть он и идиот. А он рассказал Лолли, потому что она его дразнит, а Дэйв готов на все, лишь бы произвести на нее впечатление. А Лолли рассказала Нэнси, потому что Лолли не умеет держать рот на замке.
Вэл вспомнила нервный смех Лолли.
– Ну и чего страшного, если она это станет рассказывать?
Луис вздохнул.
– Посмотри на это. – Он указал на белесый зрачок своего глаза. – Отвратительно, так? Однажды, когда мне было восемь, мать взяла меня с собой на рыбный рынок в Фултон. Она покупала перелинявших крабов, торговалась с продавцом. И она очень увлеклась, потому что обожала торговаться, а я вдруг увидел, как какой-то тип несет охапку кровавых тюленьих шкур. Он меня видит и широко ухмыляется. А зубы у него, как у акулы: маленькие, острые и редкие.
Вэл стиснула перила так, что у нее под ногтями раскрошилась краска.
– «Ты можешь меня видеть?» – спрашивает он. А я – глупый мальчишка и киваю. Мать стоит рядом со мной, но ничего не замечает. «Ты видишь меня обоими глазами?» – хочет он знать. Теперь мне становится страшно, и это единственное, что мешает сказать ему правду. Я указываю на свой правый глаз. Он бросает шкуры, и они отвратительно шмякаются, падая все разом.
Воск стек по свече прямо на большой палец Луиса, но он не вздрогнул и не перехватил свечу. Воск потек сильнее и равномерно закапал на ступеньки.
– Этот тип хватает меня за плечо и сует большой палец мне в глаз. И пока он это делает, его лицо даже не меняется. Мне ужасно больно, я кричу – и тут мать наконец поворачивается и видит меня. И знаешь, что они с тем продавцом рыбы решили? Что я как-то сам выцарапал себе глаз. Что я на что-то наткнулся. Что я сам себя ослепил.
У Вэл на руках волоски встали дыбом, а по спине побежали мурашки: так бывало всегда, когда ей становилось особенно не по себе. Она подумала про тюленьи шкуры и про труп русалки, который видела у реки, но решила, что от этих ужасов все равно никуда не денешься.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что со мной все не просто, – ответил Луис. – Один неверный шаг – и они решат, что второй глаз мне тоже не нужен. Дэйв с Лолли этого никак не хотят понять.
Его голос понизился до шепота, и он наклонился ближе.
– Они играются с этим снадобьем, крадут у Равуса, хотя считается, что я расплачиваюсь по долгам. А потом приводят тебя. – Он замолчал, но Вэл увидела у него в глазах панику. – И ты тут все разворошила. И Лолли с этим дерьмом становится не лучше, а хуже.
Тролль вышел на лестничную площадку и посмотрел вниз на Вэл. Его голос зазвучал низко и гулко, как барабан.
– Не могу понять, зачем ты вернулась. Тебе что-то нужно?
– Последняя доставка, – пробормотала она. – Это была… русалка? Она умерла.
Он застыл, молча уставившись на нее. Вэл судорожно сглотнула.
– Кажется, она умерла уже довольно давно.
Равус начал спускаться по лестнице. Полы его пальто развевались.
– Покажи мне.
Пока он приближался, его лицо изменилось: зеленый цвет кожи поблек, а черты лица сдвинулись. Теперь он стал похож на человека, на долговязого паренька чуть старше Луиса. Но у паренька оказались странные золотистые глаза и лохматые черные волосы.
– Ты не изменил свои… – заговорила Вэл.
– Так всегда с ореолом, – сказал Равус, перебивая ее. – Всегда остается намек на то, чем ты был. Ступни, развернутые в противоположную сторону, хвост, выемка в спине. Какое-то указание на твою истинную природу.
– Я уже ухожу, – заявил Луис. – Я шел к выходу.
– У нас с Луисом состоялся интересный разговор про тебя и про то, как проходила наша встреча, – сказал тролль.
Было очень странно слышать этот низкий звучный голос от молодого парнишки.
– Ага, – подтвердил Луис с иронией в голосе. – Он вел разговор. А я пресмыкался.
Равус в ответ улыбнулся, но даже в человеческом обличье его зубы, особенно резцы, казались слишком длинными.
– По-моему, эта смерть касается и тебя, Луис. Отложи сон еще ненадолго, и давай посмотрим, что нам удастся выяснить.
Когда Равус, Вэл и Луис добрались до берега, было тихо, только волны плескались о камни на кромке воды. Тело по-прежнему лежало там: волосы колебались подобно водорослям, ожерелья из ракушек и жемчуга обвивали шею, словно удавки, бледное лицо походило на отражение луны в воде. Крошечные рыбки метались вокруг ее тела и то и дело заплывали в приоткрывшиеся губы.
Равус опустился на колени, обхватил затылок русалки длинными пальцами и приподнял голову. Ее рот открылся еще шире, обнажив тонкие полупрозрачные зубы, которые, казалось, были сделаны из хрящей. Равус приблизил лицо к русалке, будто собирался ее поцеловать. Вместо этого он два раза осторожно принюхался, а потом бережно опустил ее обратно в воду.
Он устремил на Луиса мрачный взгляд, потом снял пальто и расстелил его на земле. После этого тролль повернулся к Вэл:
– Если ты возьмешься за хвост, мы сможем переложить ее на ткань. Мне нужно унести ее к себе в кабинет.
– Ее отравили? – спросил Луис. – Ты знаешь, что ее убило?
– У меня есть теория, – ответил Равус. Влажной рукой он убрал с лица волосы, а потом зашел в воды Истривер.
– Я помогу, – предложил Луис, делая шаг к нему.
Равус покачал головой.
– Тебе нельзя. Все это железо, которое ты так упрямо носишь, может обжечь ей кожу. Я не хочу, чтобы улики были загрязнены больше необходимого.
– Железо дает мне безопасность, – сказал Луис, дотрагиваясь до кольца в губе. – По крайней мере относительную.
Равус улыбнулся.
– Самое малое – оно спасло тебя от тяжелой обязанности.
Вэл зашла в воду и подняла скользкий хвост. Его края расползались, как ветхая ткань. Рыбья чешуя, отваливаясь и налипая Вэл на руки, блестела в лунных лучах, как расплавленное серебро. На боку русалки обнажилась бледная плоть: в этом месте рыбы уже начали ее объедать.
– Что за жалкий спектакль тут играют?! – произнес чей-то голос, донесшийся из ложбины между двумя дюнами.
Равус посмотрел в темноту.
– Грейан…
Вэл узнала существо, которое вышло оттуда: изготовитель манекенов с позеленевшей бородой. Но за ним показались и другие создания, которых она не знала, – фейри с длинными руками и почерневшими пальцами, с птичьими глазами и кошачьими мордами, с потрепанными крыльями, прозрачными, как дым, или яркими, как неоновые вывески в баре.
– Еще одна смерть, – сказал один из пришедших, и ему откликнулся тихий ропот.
– Не это ли ты рассылаешь? – спросил Грейан.
Раздался взрыв смущенного смеха.
– Я пришел, чтобы выяснить все, что возможно, – ответил Равус.
Он кивнул Вэл. Вдвоем они переложили тело на пальто. Вэл затошнило, когда она поняла, что рыбный запах исходит от плоти, до которой она дотрагивается.
Грейан сделал шаг вперед. В свете уличных фонарей его рога казались белыми.
– И чтобы увидеть, что выяснилось.
– На что ты намекаешь? – требовательно спросил Равус.
В своем человеческом обличье он был худым и высоким, но рядом с массивным Грейаном выглядел совсем не внушительно.
– Ты отрицаешь, что ты убийца?
– Стой! – сказал один из толпы, с телом таким длинным и тонким, что Вэл даже не смогла его назвать. – Мы его знаем. Он делал полезные снадобья для всех.
– Знаем ли мы его? – Грейан подошел ближе и из складок растрескавшегося плаща из коричневой кожи извлек два коротких изогнутых серпа с лезвиями из темной бронзы. – Он был отправлен в изгнание за убийство.
– Осторожнее, – сказало какое-то крошечное существо. – Ты ведь не хочешь, чтобы нас всех сейчас судили по тому, какова причина нашего изгнания.
– Ты знаешь, что я не могу отказаться именоваться убийцей, – сказал Равус. – Так же как я знаю, что только трус угрожает мечом тому, кто принес клятву больше не поднимать клинка.
– Красивые слова. Ты по-прежнему считаешь себя придворным, – заявил Грейан. – Но здесь тебе хитрый язык не поможет.
Одно из существ ухмыльнулось Вэл. Глаза у него были как у попугая, а пасть полна похожих на пилу зубов. Вэл наклонилась и подняла кусок трубы, который валялся среди камней. Он оказался таким холодным, что обжег ей пальцы.
Равус протянул Грейану раскрытые ладони.
– Я не хочу с тобой воевать.
– Тогда ты погиб.
Он замахнулся одним из серпов на Равуса.
Тролль увернулся от серпа и вырвал меч из руки другого фейри, зажав в кулаке острый клинок. Алая кровь потекла из его ладони. Губы тролля изогнулись в усмешке, словно от удовольствия, а ореол исчез.
– Вам нужно то, что я делаю, – бросил Равус.
Ярость исказила его лицо, сделав черты ужасающими; клыки впились в верхнюю губу. Он слизнул кровь, и его глаза вспыхнули злобой и весельем. Он крепче сжал клинок, еще глубже вонзив лезвие в ладонь.
– Я раздаю снадобье без ограничений, но даже если бы я был отравителем, вы все равно жили бы только благодаря моей милости.
– Я не буду жить по твоей милости!
Грейан снова направил на Равуса лезвия серпов.
Равус взмахнул рукоятью меча, отражая нападение. Они стали кружиться, обмениваясь ударами. Оружие Равуса было плохо уравновешено, потому что он держал меч за клинок, и стало скользким от крови. Грейан быстро наносил удары своими короткими бронзовыми серпами, но каждый раз Равус успевал их парировать.