Блейк Дженнифер. Черная маска

   Наконец они подъехали к пруду Динка. Шип осадил лошадь, и Летти остановилась рядом с ним.
   - Вы так молчаливы, - проговорил он тихо. - Все еще чувствуете за собой вину?
   Его способность читать ее мысли всегда поражала Летти: ведь он был с ней едва знаком.
   - Я так устроена, ничего не могу поделать.
   - Только не надо этим гордиться.
   - Гордиться?
   - Ставить себе в вину то, что совершают другие люди, - точно такое же проявление высокомерия, как и заявление о собственной безупречности.
   - Разве мы не несем ответственность за поступки других?
   - Позвольте мне сказать откровенно, дорогая. Вы не несете никакой ответственности за то, что я сделал или сделаю в будущем.
   - Но... ведь я могла остановить вас!
   - Ради бога, попробуйте.
   - Ну, и кто же из нас высокомерен?
   Он потянулся к ней и поймал за руку.
   - О, конечно, я. Но поможет ли это вам?
   Ее раздражение улетучилось, но она не могла сказать ему не правду.
   - Я не уверена, что поможет.
   Рэнсом услышал в ее голосе боль и внезапно пожалел, что не имеет права излечить эту боль. Но по крайней мере он должен контролировать себя, чтобы лишний раз не сделать ей больно. К сожалению, все самые надежные инстинкты оставляли его, когда рядом была она. И с этим он ничего не мог поделать. Что ж, значит, надо постараться держаться от нее подальше.
   - Здесь я с вами распрощаюсь. Если мы больше не увидимся...
   У Летти вырвался приглушенный вздох, и она густо покраснела, опасаясь, что Шип мог его услышать. Он молчал так долго, что ей стало не по себе. Прилагая все силы, чтобы голос не дрогнул, она спросила:
   - Так что же "если"?..
   - Забудьте, - сказал он резко. - Забудьте то, что произошло между нами, и никогда не думайте об этом. Живите так, словно ничего не было.
   - А вы так же намерены к этому относиться?
   Рэнсом сжал ее руку на мгновение, потом поднял ее и прижался губам к ладони Летти.
   - Нет, - усмехнулся он. - Но у меня же нет совести!
   Это была ложь. Летти не сомневалась в этом, когда смотрела, как он уезжает. Она была меньше уверена, когда добралась до конюшни Сплендоры, и совсем потеряла уверенность, когда, наконец, оказалась в своей спальне. "Забудьте", - сказал он. Почему? Ради ее спокойствия? Или потому, что боялся, как бы она не рассказала о нем властям?
   Летти грустно улыбнулась. Неужели он не понимает, что уж ее-то можно не опасаться? Она и подумать не могла подойти с этим к полковнику Уорду или к шерифу. Ведь ей пришлось бы рассказать, как к ней попали эти сведения и почему она может так подробно описать Шипа, его рост, телосложение и все остальное. Было и еще кое-что, что она действительно не хотела и не могла рассказать ни одной живой душе...
   ***
   Аукцион, на котором распродавалось поместье Тайлеров, проводился жарким солнечным утром в конце июня. Торги должны были начаться в десять часов, но люди начали собираться вокруг дома с восходом солнца. К девяти часам, когда приехали тетушка Эм, Летти и Рэнсом с Лайонелом, на подъездной дорожке и по обочинам дороги на полмили в каждую сторону уже не было места, чтобы поставить фургон. Поэтому им пришлось идти пешком.
   На веранде их встретило все семейство - Сэмюэл Тайлер с женой, Салли Энн с Питером, ее сестра с мужем и двумя маленькими детьми. Все женщины были в черном. Отец Салли Энн, мужчина с копной седых волос и густыми седеющими бровями, был бы похож на льва, если бы не его худоба. Он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, глядя прямо перед собой, и сбросил свое оцепенение только для того, чтобы поприветствовать приехавших дам и пожать руку Рэнни. Миссис Тайлер, низенькая полная женщина с сохранившимися в седине белокурыми прядями, тепло обняла тетушку Эм и, улыбаясь сквозь слезы, поблагодарила ее за то, что пришла. Голоса звучали тихо, приглушенно, у большинства женщин в руках были носовые платки. Летти подумала, что их появление очень уж походит на визит соболезнования, да и служит той же самой цели - поддержать убитых горем.
   Появилась бутылка хереса.
   - Пусть этой проклятой саранче хотя бы не достанется мое вино, - заявил мистер Тайлер, разливая золотистый напиток и передавая гостям фужеры.
   Они сидели, пили вино, разговаривали о погоде и делали вид, что не замечают людей, шатавшихся по дому у них за спиной или бродивших вдоль дорожки.
   "Саквояжники" действительно налетели, как саранча, - именно у них в эти дни водились деньги. Они стайками входили в дом под руку со своими женами, достоинства у которых не было ни на гран; задирали носы, рассматривая не совсем чистокровных лошадей, и ухмылялись при виде экипажей с потрескавшейся кожей на сиденьях и потускневшей краской. Они по очереди усаживались в старинные кресла в стиле шератон, высматривали маркировку на днищах ваз, щелкали ногтями по хрусталю, проверяя, зазвенит ли он. Они удивлялись, как же можно зимой сохранять тепло в комнатах с такими высокими потолками, но в то же время соглашались, что эти комнаты оказались более удобными, чем можно было ожидать в нынешнюю жару. Они не могли сойтись во мнении о том, сколько чернокожих горничных необходимо нанять, чтобы в доме всегда была вытерта пыль, и пренебрежительно высказывались о мебели. С блокнотами и зажатыми в пальцах карандашами, сосредоточенно занимаясь подсчетами, они не спеша тянулись во двор к парадной лестнице, где должны были проходить торги.
   Летти то и дело слышала сильный, резкий акцент северо-восточных штатов, и ей было стыдно не только за демонстративное невежество этих людей, но и за недостаток у них такта. Ведь любому, кто подходил к дому по дорожке, было известно, что семья еще не выехала. Единственным возможным выводом было то, что это никого не волновало. Тот, кто был недостаточно практичен, что умудрился потерять все свое состояние, вплоть до крыши над головой, не мог заслуживать внимания.
   - Послушайте, вам не надо ни о чем беспокоиться, - говорила тетушка Эм матери Салли Энн. - В Сплендоре все готово. Вы с Сэмюэлом можете занять среднюю спальню, Салли Энн с Питером поселятся со мной, а все остальные могут спать на чердаке. Мы устроимся прекрасно. Только подумайте, как нам будет весело всем вместе!
   - Вы очень добры, Эм. Это ужасно, что мы доставляем вам столько хлопот.
   - Ерунда! Никаких хлопот!
   Это был обычный обмен любезностями, он уже повторялся по меньшей мере с десяток раз за последние два дня. Летти не слишком прислушивалась к их разговору, поэтому смогла заметить, что Салли Энн, которая смотрела на дорожку, вдруг замерла. Проследив за ее взглядом, Летти увидела всадника в синей военной форме. Это был Томас Уорд.
   Приближаясь к дому, полковник приветственно приподнял шляпу и поклонился. Салли Энн отвернулась, словно его и не было. Летти заметила, как напряглось лицо Томаса, и помахала ему рукой. Она понимала, что должна чувствовать Салли Энн, и все-таки ей стало неловко за нее. Если Томас Уорд здесь, то только не затем, чтобы воспользоваться несчастьем семьи Тайлеров.
   Или все-таки именно за этим?..
   Аукционист, ударив молотком, начал запланированное на этот день мероприятие точно вовремя. Лот за лотом с молотка пошли различные предметы, начиная с сельскохозяйственных инструментов и кончая фарфором и книгами. И каждый лот был выигран полковником Томасом Уордом! Его не беспокоили сердитые взгляды и ехидные замечания других торговавшихся, он не смотрел ни на Салли Энн, ни на ее семейство и, казалось, не обращал внимания на то, что именно он покупает и как дорого. Некоторые пытались поднимать цену, но всякий раз терпели поражение. Другие, увидев, что происходит, стали постепенно расходиться. К полудню дорожка и передний двор очистились от экипажей, лужайка опустела. Аукционист, прихватив своих помощников и солидный банковский чек, выписанный полковником, тоже уехал. Отныне всем имуществом Тайлеров владел Томас Уорд, когда все незваные гости разъехались, полковник поднялся по ступенькам на веранду, где все еще сидело семейство. Он снял шляпу и поклонился, глядя в основном на Летти, - она по крайней мере не делала вида, что его здесь нет.
   - Я приношу извинения за эту вульгарную демонстрацию, - сказал он. - Я просто не знал, как это сделать по-другому.
   Отец Салли Энн наконец поднялся. Он стоял очень прямо, высоко подняв голову:
   - Вы имеете полное право поступать так, как считаете нужным, сэр. Я поздравляю вас с превосходным приобретением и заверяю, что мы оставим дом до захода солнца.
   - Ни в коем случае, прошу вас! Я надеюсь, что все вы останетесь здесь.
   Теперь все присутствующие смотрели на него.
   - Прошу прощения?.. - Сэмюэл Тайлер нахмурился.
   - У меня совсем нет намерения выставлять вас из вашего же дома. Я только прошу вас позволить мне заезжать иногда... к вашей дочери.
   Салли Энн встала; ее голубые глаза, обычно такие спокойные, сверкали от ярости.
   - Полковник Уорд, позволю себе заметить: вы купили наш дом, но не купили меня!
   Томас посмотрел на нее смущенно, но потом в глазах его тоже заблестел гнев:
   - Уверяю вас, у меня и в мыслях этого не было.
   - Нет? А мне кажется странным, что вас вдруг охватило такое огромное желание приехать сюда, хотя я не видела вас несколько недель!
   - Мне нужно было распорядиться в отношении средств. Кроме того, я не хотел вторгаться сюда: это выглядело бы так, будто я прицениваюсь к собственности вашего отца.
   - Если вы имеете в виду меня...
   - Я этого не говорил!
   - Послушайте, а почему бы вам не обойтись без формальностей и просто не въехать в дом? К чему притворяться, если уж вы так уверены в отношении меня?
   - Я не...
   Салли Энн не дала ему договорить, и у всех, кто слушал, ее слова отозвались болью:
   - К чему тратить время на ухаживания, когда все могут сделать деньги? Почему бы всего-навсего не вручить мне пачку банкнот и не отвести меня в спальню? Ведь именно так подобные вам люди обычно поступают, когда они чего-то хотят, не правда ли?
   - Что бы я хотел сделать, - начал полковник, грозно нахмурившись, - так это отвести вас к дровяному сараю...
   - Хватит!
   Это произнес Рэнни, быстро встав со стула. Его голос прозвучал негромко, но было что-то в нем, что оборвало начинавшуюся ссору, словно ударом остро отточенного меча.
   - Это глупо, - ровным голосом сказал он, обернулся и, не оглядываясь, спустился по ступенькам с веранды.
   Примерно десять секунд, после того как он ушел, стояла абсолютная тишина. Полковник провел рукой по волосам, искоса взглянул на Салли Энн, потом уставился в пол:
   - Прошу прощения, если в моих словах было что-то оскорбительное. Я только хотел помочь.
   Салли Энн ничего не сказала, и Летти, заметив, как перекатывается комок в ее горле, как блестят ее глаза, поняла, что она просто не в состоянии что-нибудь произнести.
   Мистер Тайлер тяжело вздохнул:
   - Я уверен, полковник Уорд, что моя дочь сожалеет о своих неподобающих словах. Тем не менее вам должно быть понятно, что вы предлагаете невозможное. Мы не сможем принять вашей милости.
   Томас упрямо сдвинул брови:
   - Это не милость.
   - Каким бы словом вы это ни обозначили, мы не сможем принять вашего предложения. Это недостойно. Есть одна вещь, которая принесла много бед южным штатам и, возможно, принесет еще больше. Но мы будем держаться за нее сейчас, как никогда прежде. Эта вещь - наша гордость, сэр.
   В словах его прозвучал намек, пусть даже непреднамеренный, что гордость - это нечто неизвестное полковнику. Однако Томас Уорд не стал обижаться. Он долго смотрел на отца Салли Энн, и, когда заговорил, голос его был напряженным:
   - Как вам угодно, сэр. Но ведь существует альтернатива. Может быть, вы смогли бы поступиться своими принципами настолько, чтобы принять меня в качестве держателя вашей закладной?
   - С теми же условиями, что и раньше?
   Томас бросил быстрый взгляд на Салли Энн:
   - Ни в коем случае. Но у меня есть к вам одна просьба. Дело в том, что я очень привязался к этим краям и хотел бы со временем поселиться здесь, приобрести землю. Но я почти ничего не знаю о том, как вести хозяйство, и тут мне нужна помощь. Вы бы оказали мне очень большую услугу, сэр, если бы позволили иногда приезжать и согласились показывать мне ваши поля.
   Долго и напряженно мужчины разглядывали друг друга. Наконец Сэмюэл Тайлер усмехнулся, поднялся с кресла, шагнул к полковнику и хлопнул его по плечу:
   - Я могу предложить вам стаканчик виски, если только жена не запаковала его на самое дно своего сундука. Давайте пройдем в дом, немного выпьем и поговорим.
   Это был мужской разговор. Летти взглянула на Уорда, потом на подозрительно нахмурившуюся Салли Энн и попыталась скрыть одобрительную улыбку. Пойдет дело на лад или нет, сейчас неизвестно, но по крайней мере появился шанс. И шанс этот им дал Рэнни своим простым и решительным вмешательством.
   ***
   На следующее утро Летти, Рэнни и Лайонел, как обычно, встретились на уроке. Питера не было, однако если судить по присланной записке, это никак не было связано с событиями предшествующего дня: мальчик просто порезал ногу. Утро выдалось неспокойным, высокие облака то и дело набегали на солнце. Поскольку освещение все время менялось, Летти придвинула свое кресло поближе к окну и открыла "Большие ожидания" Диккенса. Рэнни сидел у ее ног, одним плечом привалившись к ножке кресла, и держал ее руку, как обычно, перебирая пальцы. Лайонел лежал рядом на полу в своей любимой позе, подложив руки под голову, и смотрел в потолок.
   Летти дочитала до конца главы и, посмотрев на свои карманные часы, закрыла книгу:
   - Почти полдень. На сегодня хватит.
   Лайонел повернул голову:
   - Ну, еще одну главу. Пожалуйста.
   - Если вам еще не надоело учиться, тут вот есть несколько примеров...
   - Кажется, Мама Тэсс зовет меня обедать! - вдруг энергично воскликнул он, вскочил и бросился к двери.
   Летти засмеялась, но не стала его удерживать: хмурый день не располагал к работе. Она откинула голову на спинку кресла и посмотрела на Рэнни.
   Он тоже смотрел на нее снизу вверх, как всегда это делал, но сегодня в его взгляде была какая-то сосредоточенность. На какое-то мгновение Летти показалось, что она утонула в бездонной и неподвижной голубизне его взгляда. Солнце как раз вышло из-за облаков, яркий свет падал ему прямо на лицо, и Летти вдруг осознала, что она ошибалась в определении цвета его глаз. Зрачки окружала лишь тонкая голубая полоска, а внешнее кольцо было коричневым. Глаза Летти только казались голубыми, потому что отражали синий цвет полотняной рубашки. Как странно, что она не замечала этого раньше! На самом деле у Рэнни были карие глаза. Карие. Не совсем незнакомый цвет.
   - Мисс Летти, вы выйдете за меня замуж? - неожиданно спросил он.
   Летти показалось, что она ослышалась.
   - Что вы сказали?
   - Я спросил...
   - Простите меня, Рэнни. Все в порядке, я слышала ваш вопрос. Он просто... застал меня врасплох. Я не понимаю, почему вы вдруг об этом спросили? - Она чувствовала, что несет какой-то вздор, но ей необходимо было время подумать, чтобы выяснить, не шутит ли он, как обычно.
   - Я бы хотел жениться на вас.
   - Но почему? Может быть, потому, что полковник хочет жениться на Салли Энн?
   - Нет.
   Рэнни опустил глаза, прикрыв их длинными золотистыми ресницами, как будто был обижен или оскорблен.
   - Тогда почему же? - тихо спросила она.
   Он снова поднял голову, теперь его взгляд был открытым и абсолютно беззащитным. На виске его, рядом со шрамом, билась жилка.
   - Потому что я хочу заботиться о вас. Потому что я хочу, чтобы вы жили со мной. Потому что я хочу оставаться с вами всю мою жизнь.
   У Летти перехватило дыхание. Она не могла ничего сказать и чувствовала только безумное желание согласиться. Он был так мил, так трогательно привлекателен в своей ущербности. В нем была такая доброта и какая-то непонятная сила, которая намного превосходила физическую мощь его тела. Было бы так легко согласиться, заботиться о нем, учить его прелестям любви, которые она узнала, позволять ему любить ее. Их дети были бы прекрасны.
   Господи, о чем она думает!
   Рэнсом смотрел на ее лицо, на повлажневшие глаза, на подрагивающие уголки рта, и сердце замирало у него в груди. Он заметил на ее щеках легкий румянец, и в нем проснулась надежда на, успех в этой азартной игре, которую он искусно и осторожно вел все эти нескончаемые дни со времени их объятий на пароме. Внезапно кровь отхлынула у нее от лица, глаза потемнели, и Рэнсому показалось, что она сейчас упадет в обморок.
   - Не смотрите так, - голос его звучал почти грубо. - Я все понял.
   Она вздохнула и изобразила на лице вымученную улыбку.
   - О, Рэнни!
   - Не надо ничего говорить. Все в порядке.
   - Как жаль... действительно жаль, но я не могу. - Она протянула руку и коснулась его волос, пробежала пальцами по мягким белокурым кудрям. - Вам надо было жениться давным-давно, когда еще не началась война и все женились, девушки бегали за вами по пятам.
   Он сидел очень тихо, наслаждаясь ее прикосновением. Так давно она к нему не прикасалась, так давно. - Мне не нужны были эти девушки.
   - И я вам не нужна. Из этого ничего не выйдет.
   - Почему?
   - Я совсем не подхожу вам, - сказала она, голос ее был тих, и в нем звучала боль.
   Рэнсом чувствовал, как ей тяжело. Ему очень хотелось прекратить эту жестокую игру, объяснить ей все, взять всю вину на себя, как подобало, как и было бы справедливо. Но он уже зашел слишком далеко.
   - Я люблю вас, - негромко сказал он, и это было единственное, что он мог сейчас для нее сделать. На глаза Летти навернулись слезы.
   - Ах, Рэнни. Это очень странно, но мне кажется, что и я как-то люблю вас.
   - Тогда примите мое имя.
   Его имя. Самое ценное, что есть у мужчины. Она могла бы уступить его просьбам, но никогда потом не простила бы себе этого. Но как объяснить все Рэнни, чтобы не обидеть его?
   - Я не могу, вы же знаете, - Летти попыталась улыбнуться. - Это не понравится вашей тетушке. Люди даже могут сказать, что я согласилась, чтобы завладеть Сплендорой.
   - Вы и будете владеть Сплендорой.
   Летти удивленно подняла брови:
   - Вы думаете, я выйду за вас из-за денег скорее, чем Салли Энн выйдет за полковника?
   - А мне все равно из-за чего.
   - Я не могу этого сделать, Рэнни.
   - Но вы же сами сказали, что немного любите меня. А со временем полюбите еще больше.
   Произнести эти слова было для него таким облегчением, что даже казалось неважным, что она ответит. Он уже смирился с фактом, что едва ли услышит от нее слова, которые хотел услышать. Все, что ему было нужно сейчас, увидеть, как она отреагирует на его чистосердечную просьбу, посмотреть на ее лицо и понять, какова она на самом деле, что она на самом деле чувствует. И главное - не выдать себя, не выхватить ее вдруг из кресла и не сжать в объятиях: ведь тогда она сразу узнала бы его.
   - Пожалуйста, - взмолилась Летти, - не говорите больше ничего.
   Он долго смотрел на нее, размышляя. То, что для него было игрой и удовольствием, для нее было пыткой. Он должен был понять это раньше.
   - Хорошо. Пока.
   Рэнни все понял, и это было так неожиданно, что Летти подхлестнула волна благодарности. В порыве она склонилась к нему и коснулась губами его лба. Ее грудь на мгновение прижалась к его плечу, и от этого прикосновения, каким бы коротким оно ни было, его пронзило острое желание. Теряя голову, Рэнсом схватил ее за плечи, но тут вдруг у порога скрипнула половица. Резко отстранившись, Летти в панике обернулась.
   - Ну и ну, учительница, - лениво растягивая слова, пошутил Мартин Иден. - Если вы так проводите занятия, когда мне тоже можно будет приступить к учебе?
   13.
   "Поостерегись жары, дорогая. Не только потому, что это вредно для здоровья. Ведь известно, что жаркий климат подрывает и моральные устои".
   Летти бросила письмо матери на стол, оперлась о локоть и потерла лоб кончиками пальцев. В последнее время некоторые пассажи из писем родственников удивляли ее своей нелепостью. Казалось, они думают, что весь штат Луизиана - это малярийное болото, населенное жестокими и вспыльчивыми людьми, которых следует втоптать ногами в грязь за их преступления против человечества. Думать так о Рэнни, Сэмюэле Тайлере, да о любом из людей, которых она встречала на улицах Накитоша, было просто смешно. Да, для этих людей феодальные отношения, утвердившиеся на земле сотни лет назад, были образом жизни. Не их вина, что индустриальные сообщества, такие, как Англия или Новая Англия, не могли больше извлекать пользу из этой системы и поэтому вдруг объявили, что она порождает эксплуатацию и с ней должно быть покончено. Разумеется ни один разумный человек не стал бы оспаривать этого утверждения. Но точно так же ни один разумный человек не мог и не должен был ожидать, что люди, воспитанные в традициях рабства, изменятся за одну ночь. Война всегда трагедия, но то, что творилось теперь, было грубым произволом. Летти видела это так отчетливо, что не могла понять, почему другие думают иначе. Это, как она считала, показывало, насколько она изменилась.
   Впрочем, это свидетельствовало только о том, насколько сильно она изменилась. Мысли ее матери были когда-то и ее мыслями. Но не теперь. За время своего пребывания в Луизиане она не заметила распущенности нравов. Возможно, жаркий климат поощрял людей к более тесному взаимодействию и позволял им смелее отходить от сковывающих правил. Но Летти не видела в этом ничего предосудительного.
   И все же ей следовало уехать, вернуться в Бостон, где она была на своем месте. Здесь у нее ничего не получалось, в поисках убийцы Генри не было никакого сдвига. Все то, что она собиралась предпринять, о чем постоянно твердили ей сестра и зять, - например, насесть на шерифа и заставить его работать поактивнее, - казалось ей теперь бесполезным. А что надо делать, она не знала. Она ничего и не предпринимала с той одной ночи на пароме. Какую-то пользу она приносила только своими уроками, да и то часто думала, что кто-нибудь сможет делать это лучше, чем она, более терпеливо и усердно.
   Летти отодвинула письмо в сторону и откинулась в кресле. За последние две недели она получила письма от матери, сестры, два письма от кузин и от лучшей подруги. Но письма, которое обещал написать Джонни, все не было. Тетушка Эм говорила, что не надо беспокоиться - очевидно, он устраивается на новом месте, решает, чем будет заниматься, готовится послать за матерью. Он напишет, когда устроит все свои дела. И все-таки Летти волновалась - она не могла забыть и об опасностях, с которыми была связана попытка Джонни добраться до границы штата. Не то чтобы она сильно сомневалась в Шипе. Просто у нее было нелегко на душе, и она знала, что это будет продолжаться до тех пор, пока не придет весточка от Джонни. Летти была уверена, что тетушка Эм, несмотря на весь свой уверенный вид, чувствует то же самое.
   Пожилая женщина давно уже оправилась от заражения, рана на руке все еще отливала фиолетовым, но хорошо зажила. Она снова занялась своими обычными делами, а также консервированием смородины и слив, которые дети из поселка таскали ведрами, и изготовлением желе, джемов и наливок из соков. Она сбивала масло и продавала его приезжавшим за ним специально горожанам, а еще продавала свежие яйца, которыми особенно гордилась. Правда, порой тетушка Эм ворчала, что всю ее прибыль съедают Рэнни и Лайонел, которые каждое утро требовали плотный завтрак из булочек с маслом, яиц и ветчины, молока и свежего джема. Однако жалобы эти были только шуткой - она всегда с удовольствием наблюдала, как они все едят.
   Запасы, приготовление пищи, планирование блюд и сами трапезы занимали большую часть времени тетушки Эм, и иногда ей это надоедало. Так что никто, кроме Летти, не удивился, когда она объявила, что четвертое июля будет ознаменовано пикником с жареной рыбой. Бросив на нее ехидный взгляд, тетушка Эм заявила, что многие предки жителей южных штатов тоже воевали за свою свободу от британского господства. У северян, сказала она, совсем нет монополии на празднование Дня независимости.
   Они собрались на берегу реки рано, когда еще не ушла предрассветная прохлада, а солнце только показалось над горизонтом. Столь ранний выход вызывал некоторое недоумение у Летти, пока до нее не дошло, что рыбу для празднества они должны будут поймать сами. Помимо обитателей Сплендоры, включая Маму Тэсс и Лайонела, были Тайлеры из Элм Гроува, Мартин Иден, военный контингент в полном составе и даже сборщик налогов О'Коннор.
   Летти было немножко жалко этого ирландца. Его никто никогда не приглашал, никто не желал его компании; он просто появлялся у них, прослышав об очередном увеселении. Более чувствительный человек ни за что не поехал бы, но, видимо, Сплендора была одним из немногих мест, где его еще терпели.
   О'Коннор был довольно жалок, когда подходил то к одной группе, то к другой, произносил иногда одну-две фразы, но по-настоящему не вступил ни в одну беседу.
   Сэмюэл Тайлер относился к нему подчеркнуто пренебрежительно и сразу уходил, если он приближался, а Салли Энн как-то даже отдернула юбки, словно от какой-нибудь заразы, когда он проходил мимо. Военные, однако, порой обменивались с ним шутками, а Рэнни улыбнулся ему и предложил удочку. О'Коннор взял ее с явной признательностью, пробормотав слова благодарности.
   Ред-Ривер была названа так из-за ржавого цвета воды, которым была обязана глинистым берегам и богатым железной рудой холмам выше по течению, откуда вода сбегала в реку с таянием снегов. Вода всегда была слегка красноватого оттенка, хотя летом он был не так заметен.