Блейк Дженнифер. Черная маска

   Она даже подумала, не засунуть ли ему в рот кляп, но решила, что не надо. К тому времени, когда его обнаружат, они будут уже далеко отсюда, и это не имело большого значения.
   Оставалось сделать одну важную вещь. Летти подала знак Лайонелу, чтобы он увел тетушку Эм и Салли Энн из сливовой рощи к фургону, а сама отошла от дерева и оценивающе посмотрела на свою работу. Похоже, все было в порядке. Она осторожно достала из кармана своего плаща панцирь саранчи, проколотый шипом, и на несколько секунд задержала взгляд на человеке у дерева. К чему же прицепить панцирь? Разве что к кальсонам? Недолго думая, Летти так и поступила.
   Надо было спешить. Бросившись к коляске, Летти стегнула вожжами по крупу лошади, и коляска, громыхая, помчалась в ночь. Затем она направилась к своей лошади, подобрала волочившиеся по земле поводья и тут только вспомнила про сброшенную в кучу одежду. Она решительно свернула ее и перевязала рукавами сюртука. В одном из карманов что-то приглушенно звякнуло. Пленник отчаянно задергался, извергая страшные проклятья и угрозы. Не обращая на них внимания, Летти закинула сверток на свою лошадь и привязала к седлу. Сердце билось так сильно, что на этот раз ей ничего не стоило забраться на лошадь.
   Доскакав до фермерского дома, Летти обнаружила, что ее спутники уже успели забраться в фургон и отъехали на некоторое расстояние. Догоняя их, Летти пришпорила лошадь. Они остановились, чтобы она успела забросить в фургон сверток с одеждой и влезть туда сама. Лошадь ее привязали к повозке и тронулись дальше. Летти попросила Лайонела отвернуться и поспешно переоделась. Очень скоро они опять выглядели, как компания дам с маленьким мальчиком.
   Спокойно они ехали домой. А там, где их уже не было, привязанный к дубу, ругался и пытался высвободиться не сборщик налогов О'Коннор, а Мартин Иден.
   ***
   Они отметили успешное завершение операции ежевичной наливкой. Пили из тонких фужеров венецианского стекла, которые подарили тетушке Эм еще на свадьбу. Даже Лайонелу дали фужер, но он уже через две минуты положил голову на кухонный стол и закрыл глаза.
   Настроение было приподнятым. Все, кроме Летти, не сомневались, что, когда Мартина найдут с саранчой на кальсонах, это примут за очередную выходку Шипа и Рэнни тут же выпустят. Тетушка Эм без конца говорила о том, как Рэнни вернется домой. Она, конечно, не могла рассчитывать, что он успеет уже завтра к обеду, но к ужину ждала его непременно. Они с Мамой Тэсс даже принялись с упоением обсуждать, что приготовить для праздничного стола. Салли Энн тоже время от времени вносила свои предложения. Летти слушала их, улыбалась, но не могла разделить подобный оптимизм в отношении результатов операции.
   - Летти, дорогая, - сказала тетушка Эм, - давайте я налью вам еще наливки. Вы до сих пор такая бледная... Сейчас, когда все позади, вы могли бы вздохнуть с облегчением.
   Летти покачала головой:
   - Я все время думаю о Мартине. А если он освободится сам до того, как его найдут и увидят саранчу? Что, если он не сообщит о случившемся? Тогда все напрасно.
   - Да он тут же бросится жаловаться шерифу!
   - Не сообщит? Конечно, он сообщит.
   - Вы уверены? Но ведь это сделает из него посмешище.
   - Во всяком случае, вы не повесили ему на шею табличку, как это сделал Шип с О'Коннором.
   - Да, но меня что-то беспокоит в его поведении. Он так хотел знать, кто я, как будто не сомневался, что я не Шип.
   - Ну, естественно! Он же думает, что Шип в тюрьме. Все в этом уверены.
   - Думаю, дело не в этом. Он сказал, что мой голос кажется ему знакомым, и собирался непременно припомнить, где слышал его.
   - Боже мой!
   - Это было наше слабое место с самого начала, - заметила Салли Энн.
   Летти не могла не согласиться:
   - Я не предполагала, что придется столько говорить. Я бы и не говорила, но одного моего появления оказалось недостаточно - оно не произвело на него нужного впечатления.
   - Вы думаете, он догадается, что это были вы?
   - Не знаю.
   - Он такой вспыльчивый, - с тревогой заметила тетушка Эм.
   Салли Энн повертела в руке свой фужер:
   - Я ушам своим не поверила, когда услышала его голос. Я была так уверена, что Анжелику заманил в Новый Орлеан О'Коннор! Она, конечно, этого не говорила, но я почему-то сразу так решила. Странно, что Анжелика никогда не упоминала его имени.
   - Ничего странного, - сказала тетушка Эм. - Она знала, что он друг нашей семьи, что когда-то ухаживал за тобой. Она просто проявила деликатность.
   - Теперь хотя бы понятно, почему она согласилась с ним ехать, - сухо сказала Салли Энн.
   - Да, конечно. Мартин сумел бы соблюсти правила приличия. Кроме того, он джентльмен и привлекательный мужчина.
   - Я не могу понять, зачем они ехали в Новый Орлеан, - сказала Летти. Он мог бы устроить ее здесь, поближе к дому.
   - Вот именно, - медленно проговорила тетушка Эм. - Очень уж это было похоже на бегство. С чего бы Мартин вот так все бросил и уехал не попрощавшись?
   - Очевидно, он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об его отъезде. Может быть, он чего-то боялся?
   Взгляд Летти упал на сверток с одеждой Мартина. Он лежал у двери кухни.
   - Может быть, мы найдем ответ там?
   - Вы предлагаете обыскать его карманы? - неуверенно спросила тетушка Эм.
   - Я знаю, что это нехорошо...
   - Это может помочь Рэнни, - сказала Салли Энн.
   Мама Тэсс, сидевшая тут же, в ответ на их колебания возвела глаза к небу. Она встала, взяла сверток и, плюхнув его на середину стола, несколькими быстрыми и умелыми движениями развязала рукава сюртука.
   Скоро на столе выросла горка из вещей Мартина. Там были золотые карманные часы на цепочке с брелоками, носовой платок, маленький пистолет с перламутровой рукояткой, зубочистка из слоновой кости, свернутый листок бумаги, мелочь, длинный кожаный кошелек, завязанный сверху шнурком. Кошелек был туго набит, Летти развязала его и высыпала содержимое на стол. Золотые монеты, сияя и мелодично позвякивая, образовали высокий холмик.
   Салли Энн удивленно подняла брови:
   - Да здесь несколько сотен долларов!
   - Не меньше.
   - Похоже, он собирался уехать навсегда, - задумчиво сказала Летти, машинально перебирая монеты. Все они было достоинством в двадцать долларов. Все, как одна, новые.
   В ее голове начали складываться неясные, еще очень туманные подозрения. Летти взяла свернутый листок бумаги, расправила его? Но то, что она увидела, не "оправдало ее ожиданий. Там была только короткая запись из букв и цифр.
   - ВТ0430Э2, - вслух прочитала она.
   - Что-что? - резко спросила Салли Энн. Летти прочла опять - и внезапно ее осенило. Широко раскрыв глаза, она посмотрела на Салли Энн:
   - Деньги для армии. Вспомни, что говорил Томас: их отправляют во вторник в четыре тридцать утра с эскортом из двух сопровождающих. Здесь зашифрованы именно эти сведения.
   - Значит, связной - Мартин?
   - Но если связной он, - нерешительно начала тетушка Эм, - он и...
   - ...убил Джонни, - закончила за нее Летти.
   Она уже ни в чем не сомневалась. Значит, это Мартин организовал ловушку ее брату у ручья в заросшем мхом лесу. Может быть, эти новенькие монеты были из той самой сумки?.. Тетушка Эм оказалась права. И если бы Летти не уверила себя с самого начала в вине Шипа, она могла бы понять все раньше, и тогда многое было бы сейчас по-другому.
   - Слава богу! - воскликнула Салли Энн, закрывая лицо руками. - Слава богу!
   - Господи, что ты? - Тетушка Эм, дотронулась до ее плеча. - Чему ты радуешься? Тому, что один из друзей Рэнни оказался предателем?
   Салли Энн всхлипнула и вытерла глаза.
   - Для меня это означает, что Томас невиновен.
   - Томас?
   Салли Энн еле заметно улыбнулась:
   - Если бы вы знали, как я мучилась! Ведь у него в первую очередь был доступ ко всем сведениям. К тому же он такой... сдержанный, в нем нет нашей южной пылкости. Я не могла ничего понять и страшно боялась.
   - Господи, Салли Энн! Если мужчина не затаскивает тебя в угол при первом удобном случае - это еще не значит, что он не способен любить и тем более, что он - убийца.
   - Я знаю, знаю. Но вместе со всем прочим все как-то очень уж сходилось...
   Летти были понятны опасения Салли Энн, но сейчас нужно думать о другом.
   - Что делать? Мне кажется, мы немедленно должны представить вещественные доказательства Томасу. Иначе Мартин может уйти от возмездия.
   - Да, если этим смогут и захотят заняться федеральные войска, заметила Салли Энн.
   - Ты все еще не доверяешь Томасу?
   - Я доверяю ему, но есть еще шериф. Они с Мартином большие друзья.
   - Боже мой.
   - Может, будет лучше, если в это вмешаются Рыцари?
   - Пожалуй, - задумчиво сказала тетушка Эм.
   - Но почему они? - спросила Летти с раздражением. Она чувствовала, что время уходит, а они все сидят и ничего не предпринимают.
   - Рыцари вершат суд не только из-за политики, - настаивала Салли Энн.
   - Возможно, но раз здесь замешан конвой с деньгами для армии - это дело военных. Я считаю, мы должны поехать к Томасу. Немедленно.
   Салли Энн кивнула:
   - Ну, хорошо, вы с тетушкой Эм поезжайте, а я должна поговорить с папой... то есть, я хочу сказать, мне нужно домой. Он... он будет беспокоиться.
   Летти в упор посмотрела на нее. Насколько ей было известно, Сэмюэл Тайлер не знал о ночных приключениях дочери и думал, что она ночует у тетки. Однако времени выяснять и спорить не было. Летти поднялась:
   - Как хотите. Мы поедем, тетушка Эм?
   - Вы... вы ведь не передадите Томасу, что я о нем говорила? - спросила Салли Энн.
   Улыбаясь, Летти надела шляпку и заколола булавку.
   - Зачем мне это делать?
   - Незачем, конечно.
   - Потому что я тоже хладнокровная янки?
   - Вы можете решить, что он имеет право знать.
   Неужели она и в самом деле производила впечатление такой чопорной и всегда уверенной в своей правоте особы? Летти решила не думать об этом. Тем более что через несколько дней это уже не будет иметь никакого значения.
   - Скажете ему сами, когда придет время, - негромко произнесла она. - А лучше не говорите вообще. Меня это не касается. Я никому не судья.
   19.
   - Не понимаю, почему вы не можете дождаться Рэнни. Он будет здесь не позже, чем через час.
   Летти положила щетку для волос в чемодан и закрыла крышку.
   - А может, только завтра, тетушка Эм, и вы это знаете. Томас ведь ничего не обещал. Он только сказал, что постарается это сделать сегодня, если успеют заполнить все бумаги.
   - Только бы Мартину не удалось уйти! Я боюсь, полковник будет держать Рэнни до тех пор, пока ему не найдется замена в лице другого заключенного.
   - Да нет же. Это все только из-за бюрократических формальностей. Сейчас, похоже, никто не уполномочен принимать решения, все чиновники боятся взять на себя ответственность и поэтому очень осторожны.
   - Но все это неважно. Главное - Рэнни скоро будет дома, и он очень расстроится, когда увидит, что вы уехали, не попрощавшись с ним.
   Летти изо всех сил старалась сохранять спокойствие:
   - Мне очень жаль, но я уже говорила, что и так слишком долго злоупотребляла вашим гостеприимством. И к тому же причинила вам много неприятностей. Теперь, наконец, я все знаю о брате, и душа моя успокоилась. Пора ехать домой.
   Конечно, не все дело было только в этом. Просто Летти совсем не хотелось встретиться с Рэнсомом Тайлером. Она любила Рэнни, ей было хорошо с ним, но Рэнни больше не существовало, его вытеснил Рэнсом. На самом деле Рэнни никогда не было - его создали богатое воображение и актерское мастерство. Так же было и с Шипом. Настоящий Рэнсом мог оказаться вовсе не таким привлекательным, великодушным и сильным. Да ей и не хотелось знать, какой он на самом деле. Если она его не увидит, в душе ее будут жить воспоминания о двух мужчинах, каждый из которых был ей близок по-своему. И эти воспоминания могут остаться чистыми и приятными.
   - Не понимаю, зачем вообще уезжать, - настаивала тетушка Эм. - У вас есть школа, вы можете работать. Все было так хорошо. Я думала, вам у нас понравилось...
   - Мне здесь очень нравится.
   Это было еще слабо сказано. Она полюбила эту землю и этих людей. Ей были дороги прохладные, умытые росой утренние часы, наполненные дремотой жаркие дни, нескончаемые сине-лиловые вечера и черные бархатные ночи, полные пульсирующей жизни. Летти знала, что ей будет недоставать сердечности этих людей, она будет скучать по большому старому гостеприимному дому, где двери всегда открыты и для ночной прохлады, и для одиноких путников. Ей будет не хватать этого смеха и этой музыки, простого и естественного восприятия любви, жизни и смерти. Холодными зимними вечерами в Бостоне она будет думать о них, вспоминать ослепительное солнце, щедрость и радость...
   Летти сознавала, что научилась понимать этих людей и на многие вещи стала смотреть их глазами. Теперь она уже никогда не будет прежней, никогда не будет так поспешно кого-то судить и обвинять, никогда не отвернется демонстративно от улыбки, прикосновения, поцелуя. Где-то в глубине души она теперь южанка. Как сказал Томас, на некоторых Юг действует именно так.
   - Но если вам здесь нравится, не уезжайте! - воскликнула тетушка Эм.
   Летти невольно улыбнулась: так проста и неопровержима была эта логика.
   - Мне нужно ехать, действительно, необходимо.
   Она надела шляпу, перчатки и в последний раз оглядела свою комнату. Вещи ее уже были в коляске. Все здесь выглядело теперь чужим и безразличным, как будто Летти никогда и не жила в этой комнате. Она повернулась к тетушке Эм и раскрыла объятия:
   - Спасибо за все. Вы были так ко мне добры. У меня нет слов, чтобы выразить, как я благодарна!
   - фи! - только и могла сказать тетушка Эм, крепко обнимая девушку. Все, что я хочу услышать, - это когда вы снова приедете к нам.
   - Не знаю. Может быть, когда-нибудь...
   - Как можно скорее. А то, клянусь, пошлю за вами Рэнни и Лайонела!
   Летти улыбнулась, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Быстро поцеловав тетушку Эм в щеку, она вышла в коридор. Там ждали Мама Тэсс и Лайонел. Для них были приготовлены подарки: серьги с камеей - для поварихи и книжка о средневековых рыцарях - для ее внука. Летти пожала руку Маме Тэсс и обняла Лайонела, потрепав его жесткую шевелюру. Он улыбнулся ей во весь рот.
   У коляски Летти ждал племянник Мамы Тэсс, чтобы отвезти ее в город. Он помог ей забраться на сиденье, сам устроился рядом, и Летти еще долго махала рукой троим, стоявшим на веранде.
   - Скорее возвращайтесь, слышите? Приезжайте к нам! Возвращайтесь!
   По мере удаления коляски крики становились тише, и вскоре фигуры провожающих растворились вдали в дымке пыли и слез, заполнивших ей глаза.
   "Скорее возвращайтесь..."
   Летти знала, что не вернется сюда никогда, но было радостно ощущать себя желанной, нужной этим людям. Сердечность прощания смягчила ощущение холодной опустошенности в душе, но ничто уже не могло излечить ее полностью... Летти поправила шляпку и решила, что больше не будет оглядываться. Нужно смотреть вперед.
   "Скорее возвращайтесь". Этот крик стоял у Летти в ушах, когда она высадилась у станции, а коляска покатилась назад в сторону Гранд-Экора, и когда большой, громыхающий и подпрыгивающий на рессорах экипаж выехал из Накитоша в Колфакс, на вокзал. Неужели всегда теперь при воспоминании о нем слезы будут наворачиваться ей на глаза? Какой же она стала сентиментальной! Ей нужно быть начеку, чтобы такие люди, как ее сестра и зять, не удивлялись подобной чувствительности. Впрочем, ей было все равно. Пусть думают, что хотят.
   Попутчиками Летти оказались коммивояжер, торгующий щетками, и небольшого роста толстый седой священник с белым кроликом в клетке. Оба тут же откинулись на сиденьях, надвинули шляпы на лица и заснули еще до того, как колеса успели сделать первый оборот. Несколько минут, чтобы занять себя, Летти чесала кролику за ушами, просунув руку между прутьями клетки, пока и он не закрыл глаза. От нечего делать Летти принялась смотреть в окно на знакомые пейзажи и старалась не думать. Скорей бы в поезд! Может, тогда она почувствует наконец, что все случившееся осталось позади?
   Экипаж трясся, подпрыгивал на дорожных ухабах и скрипел так, что казалось, вот-вот развалится на части. Его то заносило в сторону, то он проваливался вниз, и Летти вместе с ним. На крыше экипажа с выводящей из себя регулярностью подпрыгивал и брякал какой-то чемодан или коробка. Кучер орал на лошадей, то и дело щелкал кнут. Пыль, поднимавшаяся из-под копыт, оседала на все тонким слоем песчинок. Встречный ветер трепал вуаль на шляпке Летти, но совсем не приносил прохлады: полуденное солнце неистово било в окна. Единственной передышкой были те несколько минут, когда они остановились на тенистом дворе фермы, чтобы напоить лошадей. Но когда снова двинулись в путь, жара и пыль стали еще невыносимей. Летти сжала зубы и выносила все с адским терпением. Как бы в награду, за это миля за милей оставались позади.
   Экипаж издавал такой шум, что Летти не слышала стука копыт и вздрогнула от неожиданности, когда с окном поравнялся всадник. Времени удивиться или испугаться не было. Она увидела очертания мужской головы, широкую спину и тут же поняла, кто это и зачем он здесь. Сердце больно забилось, она так крепко сжала руки, что лопнул шов на перчатке.
   Летти услышала, как он крикнул кучеру что-то о срочном известии для одного из пассажиров. Экипаж начал замедлять ход. Затем дернулся и остановился. Коммивояжер захрапел и проснулся; священник открыл глаза и разжал руки на животе.
   Дверь рядом с Летти распахнулась.
   - Летти, дорогая, - сказал Рэнсом, - вы кое о чем забыли. Может быть, вы спуститесь? Я вам об этом расскажу.
   - Это бессмысленно, - ответила Летти.
   Она посмотрела ему прямо в глаза, надеясь, что он все поймет и не придется объясняться под любопытными взглядами священника и коммивояжера. Из этого ничего не вышло.
   - Вы, возможно, правы, но я предпочитаю думать, что это не так, заметил он. Его карие глаза блестели.
   - Вы не имеете права! - напыщенно произнес священник. - Если леди не желает с вами разговаривать, вы не можете...
   - Сэр, вас это не касается, - перебил его Рэнсом и снова повернулся к Летти:
   - Будьте благоразумны. Пусть эти люди спокойно продолжают путь, а мы с вами поговорим.
   В этой просьбе Летти послышалась угроза, но относилась она скорее к ее попутчикам.
   - Вы самый бессовестный, самый беспринципный...
   - Но, по крайней мере, благодаря вам не повешенный. Я могу ознакомить этих джентльменов с целым списком ваших достоинств, но не думаю, что это их развлечет. Я торжественно обещаю вам, что доставлю вас в Колфакс, когда все выскажу, и вы успеете на поезд.
   - Леди, ради бога... - начал коммивояжер, но умолк под тяжелым взглядом Рэнсома.
   - Хорошо! - воскликнула Летти.
   В ее голосе были раздражение и отчаяние. Она хотела избежать этого столкновения, но уж если не получилось, то нужно проявить хотя бы чуточку достоинства.
   Рэнсом протянул руку. Летти положила пальцы на его ладонь и спустилась вниз, не глядя на него. Он отступил, отводя в сторону лошадь, и махнул кучеру. Тот щелкнул кнутом, и неуклюжий экипаж тронулся.
   - Мой чемодан! - закричала Летти.
   - Он будет ждать вас на станции в Колфаксе.
   Она смотрела вслед экипажу, пока тот не исчез за поворотом. Когда его не стало, Летти сосредоточила внимание на лесе, который в этом месте обступал их со всех сторон: сосны, дубы, ясени, побеги пекана и эвкалипта.
   - Летти, посмотри на меня!
   Ей этого совсем не хотелось. Она вся напряглась, заставляя себя повернуться к нему, а когда наконец подняла глаза, замерла, не в силах вымолвить ни слова.
   Перед ней стоял Рэнни. Солнце переливалось в золоте его волос, лицо было серьезным. Он ждал. Но ведь Рэнни никогда не существовало. Лицо Летти исказилось от боли, она отпрянула.
   - Не надо!
   - Что не надо? Это я, Летти.
   - Нет.
   Он поймал ее руку и снова повернул к себе:
   - Но это так. Чего ты боишься?
   - Ничего! Отпусти меня. Это все, что я хочу.
   - Я не могу. Во всяком случае, не так. Я люблю тебя, Летти.
   - Неужели? Который из вас? - спросила она с горечью и болью.
   Он непонимающе посмотрел на нее, потом тяжело вздохнул:
   - Так вот в чем дело...
   - А чего ты ждал? Я знала двоих и каждого по-своему любила. Но оба оказались ненастоящими.
   Рэнсом уже потянулся, чтобы обнять ее: ведь она призналась ему в любви и была так хороша в этой шляпке, сдвинутой чуть вперед на высоко уложенных волосах. Нежная тюлевая вуаль смягчала вызов во взгляде. Но она сказала "любила" так, будто уже не чувствовала этого. Словно все уже в прошлом.
   - Неужели это так невозможно, - сказал он тихим низким голосом, смириться с мыслью, что я - это они оба?
   Звучание его слов глубоко задело ее, всколыхнув волны чувств, как камешек, брошенный в тихую воду. Летти хотелось верить ему, хотелось броситься к нему в объятия. Но что-то мешало.
   - Ты не можешь быть и тем и другим! - в отчаянии воскликнула она.
   - Но почему?
   Рэнсом вдруг почувствовал такую боль, какую не причиняла ни одна рана. Он не мог убедить Летти словами и не смел применить силу, потому что боялся вызвать ее презрение. И вполне справедливо. Похоже, ей нельзя было ничего доказать.
   - Невозможно поверить, что два таких разных человека могут уживаться в одном. Кто-то один - ненастоящий.
   - Кто?
   - Этого я не знаю, - чуть слышно прошептала она. Он продолжал, не отрываясь, смотреть на лее.
   - Если бы ты могла выбрать, если бы могла сказать, который тебе ближе, кого бы ты назвала?
   - Я не хочу выбирать!
   - Но если бы?
   Она уже открыла рот, чтобы сказать, что предпочитает Рэнни, но остановилась, увидев огонь в его глазах. Этот огонь напомнил ей о ненастной, дождливой ночи в кукурузном сарае, о запретных радостях, которые она пережила на раскачивавшемся посреди реки пароме. Вопрос был поставлен некорректно, потому что ответить на него было невозможно. Летти предпочла бы, чтобы он оказался и тем и другим. Она страстно желала, чтобы он мог быть и тем и другим!
   Внезапно в лесу за спиной Рэнсома послышался шум. Из тени на солнце вышел какой-то мужчина - высокий, в грубых рубашке и штанах, в разбитых сапогах. В руке у него был револьвер.
   У Летти перехватило дыхание, она хотела предупредить Рэнсома, но не успела.
   - Советую тебе выбрать Рэнни, - медленно проговорил Мартин Иден. - Шип слишком необуздан и способен на любую выходку. Вряд ли из него получится хороший муж.
   Рэнсом резко обернулся. Все мышцы его напряглись при виде оружия. Он встал перед Летти, загородив ее собой, и, не спуская глаз с Мартина, спокойно произнес:
   - Уверен, она тебе благодарна за совет, Мартин.
   - Я думаю. Так же, как я благодарен тебе за то, что ты выманил ее из экипажа. Я боялся, что она может уехать, но полагал, что ты этого не допустишь, и давно следил за тобой. Умно, правда?
   - Блестяще.
   - Я знал, что ты это оценишь. Ты был всегда таким сообразительным, Рэнни. Я даже удивлялся, что ты не подозреваешь, кто именно, используя твои символы, перекладывает на тебя вину за все свои действия.
   - Мне приходило это в голову, но ведь ты был моим другом, моим и Джонни.
   Мартин пожал плечами:
   - Вы с Джонни оба такие доверчивые. Вас было даже неинтересно обманывать.
   - А убивать его было интересно?
   - Совсем нет. Я и не собирался этого делать. Но знаешь, что он учинил? После того как ты отправил его в Техас, Джонни вернулся сюда. Он приехал ко мне среди ночи и предупредил, что собирается во всем признаться. Он, видите ли, хотел, чтобы я приготовился к последствиям! И я приготовился. Мы выехали вместе. А когда на дороге никого не было, я застрелил его. Он выглядел таким удивленным. Даже не знаю, почему у него был такой вид.
   Он говорил так легко, совсем без эмоций, кроме, пожалуй, насмешливого самодовольства. И Летти наконец не выдержала:
   - Да потому, что он был человеком чести! Он никогда не смог бы предать друга и мучился оттого, что ему приходилось предавать других, незнакомых ему людей. Вам этого, конечно, не понять.
   - Вы говорите о чести? О, у меня ее было предостаточно до войны! Больше, чем достаточно, и чести, и благородства, и гордости. Только все это из меня выбили под Шипо и Геттисбергом и еще в дюжине других сражений. А потом выбивали в тюрьме у янки, пока я не подкупил охранника и не бежал. Честью не наполнишь желудок, она не прекратит боль и не вернет того, что потеряно. Она не стоит ломаного гроша, ваша честь!
   - Однако без нее человек - не более чем животное.
   - Хорошо, в таком случае я - животное. Но богатое животное.
   - А еще вор и убийца, - Летти разглядывала его узкое лицо, пустые глаза и поражалась, как ей могло когда-то прийти в голову, что он и есть Шип. Наверно, она была слепа, она сама ослепила себя.
   Мартин улыбнулся, но улыбка не сделала его взгляд менее холодным.
   - Забыли еще - "саквояжник". Но им я больше не буду. Я выхожу из игры. Хватит уступать дорогу напыщенным бывшим рабам. Хватит лизать сапоги "саквояжникам", быть у них мальчиком на побегушках. Теперь у меня будет больше денег, чем за всю жизнь раньше, и я стану респектабельным джентльменом. И честь здесь ни при чем - для этого нужны только деньги.
   - Ты ошибаешься, - сказал Рэнсом.
   - Разве? Посмотрим, что будет, когда я возьму этот новый конвой с золотом. Я куплю себе дом в самом фешенебельном районе Нового Орлеана и поселюсь там с аристократической женой-креолкой. Днем я буду дефилировать между кофейней и салуном, по вечерам посещать оперу, а ночи проводить у своей любовницы-квартеронки на Рампарт-стрит.
   - Этого не будет.