Блейк Дженнифер. Черная маска

   - Скажите, а этот мальчик, Лайонел... Ваш племянник действительно не может без него обходиться?
   - Не совсем. Лайонел - сын Брэдли. Его воспитала бабушка - Мама Тэсс, наша кухарка. Она служит здесь, в Сплендоре, вот уже тридцать лет. Не только отец Лайонела, но и его дедушка, и прадедушка были слугами у Тайлеров. Мальчик находился здесь, когда Брэдли оставил нас и пошел искать свободу. Раньше, когда Рэнни еще только поправлялся, он часто забывал, где он, что делает. И у Лайонела вошло в привычку отводить его домой, помогать одеваться и раздеваться, заботиться о нем. Этот мальчик мне очень помогает.
   - Да, конечно, - пробормотала Летти. Тетушка Эм поднялась.
   - Ну вот, что-нибудь еще вам принести? Стакан молока или, может быть, немножко моей смородиновой наливки? Как жаль, что я не могу предложить вам чего-нибудь покрепче. Вот уже много лет в доме нет спиртного. Бог свидетель, цены на него взлетели до небес.
   Летти отказалась, и тогда тетушка Эм предложила приготовить другую комнату или даже отдать свою собственную спальню, если ей не хочется оставаться в этой. Летти поблагодарила за заботу и в конце концов убедила пожилую женщину, что она не собирается провести остаток ночи, не смыкая глаз и прислушиваясь к каждому шороху.
   После, когда тетушка Эм ушла, забрав с собою лампу, Летти долго лежала с широко раскрытыми глазами посреди огромной кровати с балдахином. Она не была уверена, что ей следовало проявлять такую отвагу. От дуновения ночного ветерка, проникающего через раскрытое окно, занавески двигались, как бледные призраки. Дом был полон каких-то загадочных скрипов, а на улице, в кустах и зарослях палисадника время от времени слышалось тихое шуршание крадущихся неведомых животных. Летти подумывала встать и закрыть окно, но ночь была слишком теплой. Кроме того, ей не хотелось даже приближаться к окну. Она, конечно, совсем не думала, что Шип притаился за окном, чтобы снова схватить ее, но в эту ночь ее рассудок был не в ладах с чувствами.
   Никогда еще за всю свою жизнь Летти не ощущала себя такой беспомощной, как в тот момент, когда Шип обнял ее. Никогда еще ее так не целовали: так настойчиво и в то же время так нежно...
   На самом деле, если не считать поцелуев отца, когда она была маленькой, Летти целовал только один мужчина - ее жених, Чарльз Смоллвуд. Несколько раз он обнимал ее в укромных уголках и даже однажды весной возил за город, но, к счастью, кроме поцелуев, ни на что не претендовал. Надо сказать, ласки Чарльза никогда особенно не возбуждали Летти. Его губы всегда оставались плотно сжатыми, а возбуждение было так велико, что поцелуи приносили боль и оставляли чувство подавленности и протеста...
   Летти резко повернулась на подушке и закрыла рукой глаза. Чарльз был мертв, убит при Манассасе. Ее брат, Генри, тоже был мертв - мертв и похоронен здесь, на Юге, куда он был направлен, чтобы проводить в жизнь политику Реконструкции. Мысль, что ее могли так взволновать поцелуи человека, который прострелил Генри голову, когда тот нагнулся, чтобы напиться из ручья, наполнила Летти болью и стыдом. Однако она никогда не лгала самой себе и не стала отрицать, что испытала в объятиях Шипа некое порочное желание. Если бы у нее были такие чувства, когда ее целовал Чарльз, она бы, наверное, не устояла перед его мольбами выйти за него замуж до ухода на войну.
   Но с Чарльзом Летти всегда была холодна и благоразумна. Когда он терял самообладание и начинал умолять ее о близости, она напускала на себя высокомерие, надевала маску возвышенного целомудрия. Сейчас Летти могла признаться себе: такая холодность удавалась ей легко, потому что ее мало волновали прикосновения жениха. Вспоминая обо всем этом, она понять не могла, почему все-таки согласилась выйти за него замуж. Может быть, потому, что ей было семнадцать лет, а Чарльз выглядел таким солидным в военной форме? Кроме того, все ее подруги уже были помолвлены или даже успели выйти замуж...
   Занавески на окне колыхнулись, и Летти, вздрогнув, повернула голову на это легкое движение. Шип... Ей трудно было поверить, что он приходил сюда, в ее комнату. Все случилось так, будто она все это придумала, вызвала образ убийцы своего брата, поскольку испытывала жгучую потребность в справедливой каре. Она попыталась вспомнить, как он выглядел, но не могла представить себе ничего реального. Он был очень высокого роста, с усами и, кажется, темноволосый, хотя свет в комнате был таким тусклым, что она не могла этого утверждать с уверенностью. Что ей запомнилось больше всего, так это бесшумность его движений, сила, молниеносная реакция и ощущение его тела, сухого и твердого, как выдержанная на солнце кожа.
   По крайней мере Летти знала, что не ошиблась, приехав сюда, в это место. Если бы она верила в судьбу, то подумала бы, что именно судьба привела ее в Сплендору, к миссис Эмили Тайлер.
   Тетушка Эм была замечательная, такая добрая и заботливая. Она не вписывалась в представление Летти о даме с Юга - изнеженной особе, привыкшей к исполнению всех ее капризов, отгороженной от житейских проблем. Впрочем, той жизни, в которой существовали такие женщины, уже не было. Она ушла в прошлое девять лет назад, когда началась война. Так много мужчин погибло! Летти ехала через южные штаты, и ей казалось, что почти все женщины одеты в черное. Оставалось надеяться, что среди них много таких, как тетушка Эм, и они учатся жить новой жизнью, стремясь наилучшим образом использовать то, что им осталось.
   А ведь тетушке Эм приходилось не только следить за домом и думать о пропитании, ей ладо было еще заботиться о племяннике. Какая трагедия - это ранение, сделавшее его инвалидом! Глядя на Рэнни, в это трудно было поверить. Черты его гладко выбритого, покрытого золотистым загаром лица были так гармоничны, а в глазах светились ум и деликатность, в них ощущалась какая-то непостижимая глубина. Летти с удивлением почувствовала, что ее влечет к нему...
   Все это было очень странно и непривычно. В их семье никогда не было большой теплоты и сердечности. Хладнокровие при любых обстоятельствах: весьма приветствовалось, а открытое проявление чувств вызывало недоумение. На самом деле все они любили и уважали друг друга, но никогда не говорили об этом. Летти выросла с твердым убеждением, что по своему складу, унаследованному от родителей, она холодна и сдержанна. Было очень странно, что двое разных мужчин так подействовали на нее в одну и ту же ночь. Может быть, таким образом сказался ее приезд в Луизиану? Говорили, что влажная жара южных штатов влияет на кровь и воспламеняет чувства, недаром женщины здесь рано созревают, расцветают весенними цветами, как растения, помещенные в оранжерею. Так что все очень просто. Ее ощущения по отношению к человеку, известному, как Шип, и к Рэнсому Тайлеру легко объяснить особой чувствительностью южной ночи и непривычностью положения среди незнакомых людей. К этому нужно еще добавить и ужасную усталость от трехдневного путешествия.
   Летти вдруг стало жарко, душно. Если бы это не было таким немыслимым, таким абсолютно невозможным, она сняла бы свою тяжелую ночную рубашку, швырнула ее на пол и спала бы на высокой постели обнаженной.
   А что, если бы она поступила так, а Шип вдруг вернулся? Боже правый, страшно подумать, что бы могло с ней случиться!..
   Потянувшись, Летти тряхнула головой, чтобы ее густые шелковистые волосы разметались по подушке - так было прохладней. Потом она закатала длинные рукава ночной рубашки, расстегнула две пуговицы у шеи и некоторое время тихо лежала, закрыв глаза и вытянув руки по бокам. Легкий ветерок, влетавший в окно, касался ее лица. Он приносил с собой сладкий запах магнолий и жимолости, но не прохлады.
   Летти нахмурилась, повернулась на бок и поджала ноги. Проходили томительные минуты, а она все никак не могла уснуть. Где-то в доме пробили часы, распространяя в тишине еле слышный перезвон. Длинные ресницы Летти дрогнули. Она вздохнула и, нащупав фланелевый подол ночной рубашки, подняла его на несколько дюймов, открывая щиколотки свежему воздуху. Еще несколько дюймов - и открылись ее колени. Чудесно! Но жар и тяжесть, сковывавшие грудь, стали еще невыносимее.
   Прошло еще несколько минут. Часы отбили полчаса. Летти села. Быстрым, еле уловимым движением она стянула ночную рубашку, аккуратно расправила ее и положила рядом с собой, чтобы можно было надеть в любую минуту. Затем она снова опустилась на гладкое полотно простыни, облегченно вздохнула, закрыла глаза - и мгновенно заснула.
   2.
   Время завтрака в Сплендоре не было строго зафиксировано - он подавался, когда обитатели дома вставали или когда у них пробуждался аппетит. Тетушка Эм объяснила Летти, что так сложилось давным-давно и они с племянником часто садятся по утрам за стол прямо в летней кухне, чтобы не тратить зря времени и поесть без лишних хлопот. Летти может поступать так же, а может сходить на кухню и сказать поварихе, чего ей хочется. Мама Тэсс подаст ей в столовой все, что она пожелает.
   Чтобы добраться до кухни, надо было пройти через длинный вестибюль, который делил дом на части, выйти через двойные двери на заднюю веранду, а затем спуститься по лестнице во двор. Дорожка с двумя полосками травы по бокам, сложенная елочкой из кирпичей, между которыми рос темно-зеленый мох, вела к небольшому кирпичному домику, где размещались кухня и прачечная. Кухня была построена отдельно от дома, чтобы жар при готовке, а также запахи, дым и опасность пожара не беспокоили его обитателей.
   Когда Летти шла по дорожке в золотистом утреннем свете, ей навстречу попался пестрый кот, который тут же стал тереться о ее ноги. Теплый воздух был наполнен запахами жарящегося бекона, только что заваренного кофе и чего-то пекущегося в духовке. Где-то невдалеке слышен был равномерный стук топора - кто-то рубил дрова.
   Заглянув в дверь кухни, Летти увидела высокую полную негритянку в белом платке, повязанном вокруг головы, и белоснежном фартуке поверх выцветшего голубого платья. Это, очевидно, и была Мама Тэсс, о которой говорила ей хозяйка. Она сновала между чугунной плитой, кирпичной печью и массивным деревянным столом с изрезанным верхом, который скребли так усердно и так часто, что дерево стало белым. С одной стороны от стола располагался огромный, почерневший от дыма открытый очаг с набором вертелов и решеток. Он выглядел так, как будто его при необходимости можно использовать, когда плита занята, хотя сейчас в нем была только зола. У другой стены находился посудный шкаф с открытыми полками, на которых расположились огромные блюда, чаши, супницы, фарфоровая и стеклянная посуда, которой было достаточно, чтобы обслужить целую армию гостей. Негритянка обернулась:
   - Не смей входить в мою кухню!
   Летти растерянно моргнула и отступила на шаг:
   - Простите...
   - Господи, мэм, я же это не вам, а коту! Этот плут пытается пробраться сюда десять раз на дню, а я гоняю его метлой, да все без толку.
   - Надеюсь, я не слишком опоздала на завтрак?
   - Нет, мэм. Булочки как раз пора вынимать из печки, и подливка почти готова. Вы будете есть на кухне, с мастером Рэнни?
   - Я... Да, если вы не против.
   - Против? Почему я должна быть против?
   Летти шикнула на кота и, закрыв за собой дверь, подошла ближе:
   - Могу я чем-нибудь помочь?
   Повариха удивленно подняла брови, а потом нахмурилась:
   - Что вы! Нет, мэм, вы же на пансионе будете жить у хозяев, значит, я должна вам прислуживать.
   Летти с улыбкой покачала головой:
   - Я не люблю бездельничать, когда другие работают.
   Рука Мамы Тэсс с ложкой застыла в воздухе. Она оглядела Летти с головы до ног, и на ее круглом лице появилось неодобрительное выражение.
   - Вы странно говорите. Может, вы из этих радикальных аболиционистов с Севера?
   - Нет, - сказала Летти осторожно. Она никогда не одобряла рабства в любой его форме, но сейчас был неподходящий момент, чтобы говорить это.
   - Хорошо. А то я не выношу этих людей. Они тут мутят воду. Если вы действительно хотите помочь, сходите во двор, к поленнице, и скажите мастеру Рэнни, что завтрак почти готов.
   Летти поняла, что ей оказана честь, и поспешила выполнить поручение. Кроме всего прочего, это был подходящий предлог, чтобы не углубляться в тему об аболиционистах. Рэнсом Тайлер колол дрова для кухни. Он ставил дубовые чурбаки на колоду и раскалывал их пополам одним мощным ударом топора. Он снял рубашку, и с каждым могучим ударом мышцы его плеч и спины сходились узлами, а потом растягивались под бронзовым загаром кожи. Когда он нагибался за очередным чурбаком, брюки обтягивали его длинные, сильные ноги и бедра, обрисовывая впечатляющие мускулы. Штабель годных для топки поленьев рос, земля вокруг колоды была засыпана сосновой щепой.
   Колыхнув юбками, Летти резко остановилась у угла кухни, когда увидела, что Рэнни гол по пояс. Поколебавшись, то ли вернуться, то ли сделать вид, что не замечает ничего предосудительного, она не сделала ни того ни другого. Летти стояла и наблюдала, как лучи солнца отсвечивают на его мягких волосах, спадающих на лоб, как блестит пот на коже, подчеркивая скульптурные узлы мышц его корпуса, сверкая в узком треугольнике золотистых волос на груди.
   Было что-то зачаровывающее в той легкости, с которой он работал, - в точности, силе и грациозности движений. Наблюдая за ним, трудно было поверить, что его рассудок помрачен, что смертоносное орудие в его руках может быть опасным.
   Рэнсом заметил Летицию Мейсон, как только она обогнула угол кухни, и очень удивился. Что ей могло понадобиться здесь? Она выглядела такой добропорядочной в своем сером утреннем платье с наглухо застегнутым высоким воротничком и дополнительной застежкой в виде брошки с камеей... Рэнсом решил не торопиться и подождать, пока она сама все объяснит. В любом случае на нее было приятно смотреть - розовый румянец на щеках от жары, тяжелые косы, уложенные венцом вокруг головы, грудь, туго натягивающая материю корсажа. Это могло хоть отчасти компенсировать те неудобства, которые вызвало ее появление в Сплендоре.
   Летти все ждала, когда же владелец поместья поднимет глаза, - она готова была поклясться: он знает, что она здесь стоит. Но проходило время, а он никак не проявлял этого. Наконец ей стало неловко от мысли, что она стоит здесь и глазеет на Рэнни. Но уйти, не сказав ни слова, уж совсем глупо, во всяком случае - невежливо. Летти откашлялась. Но как обратиться к нему? Не может же она называть полузнакомого мужчину по имени...
   - Мистер Тайлер!
   Рэнсом выпрямился и, слегка улыбнувшись, склонил голову в весьма галантном поклоне:
   - Доброе утро, мэм.
   - Меня послали сказать вам, что завтрак готов.
   - Я уже закончил.
   Рэнсом отложил в сторону топор, неспешно стряхнул щепки с плеч и потянулся за рубашкой, брошенной на бревно. Он подавил усмешку, заметив, что Летти отвернулась, пока он влезал в рубашку. Возможно, дразнить ее было и несправедливо, но соблазн слишком велик - она так чопорна. С усилием он согнал улыбку с лица, одним быстрым движением поднял охапку поленьев и кивком головы предложил ей идти впереди.
   Летти шла перед ним и всем своим существом ощущала его пристальный взгляд. Молчание становилось неловким, и она мучительно придумывала, что сказать.
   - Прекрасное утро, не правда ли? Но уже жарко.
   - Да, мэм.
   Слова его прозвучали вполне серьезно, но в самой этой серьезности слышалась насмешка. Летти быстро повернула голову и посмотрела на Рэнни. Он не отвел глаз - абсолютно ясных и простодушных. Может быть, он только имел в виду, что ему намного жарче, чем ей, так как он нарубил целую кучу дров?
   Рэнсом вздохнул с облегчением, когда Летиция Мейсон снова пошла вперед. Да, она проницательная леди. Ему придется обращаться с ней более осторожно, чем он предполагал.
   Завтрак стоял на столе. Булочки были легки и воздушны, как облака, подливка ароматна, бекон свернулся в коричневые хрустящие колечки. Мама Тэсс пожарила яичницу из трех яиц для Рэнни и предложила Летти тоже приготовить для нее что-нибудь - сколько она пожелает и в каком угодно виде: у них свежайшие яйца от своих кур. Омлет из одного яйца - это все, что Летти была в состоянии съесть, хотя приготовлен он был прекрасно и имел восхитительный мягкий вкус.
   Повариха стояла у рабочего стола, мыла посуду и говорила Рэнни, что он должен сделать для кухни. Некоторые из ее просьб показались Летти не совсем уместными по отношению к хозяину - например, вынести недоеденное свиньям. Однако хозяин не возражал, и по всему было видно, что эти просьбы не являются для него чем-то необычным.
   Мама Тэсс вышла во двор, чтобы выплеснуть воду, в которой она мыла посуду. Ненадолго наступила тишина. Пауза затянулась, а повариха все не возвращалась.
   - А почему сегодня не видно вашей тетушки? - спросила Летти, чтобы хоть что-то сказать.
   Рэнни взглянул на нее, затем снова опустил глаза к тарелке:
   - Она отправилась в гости.
   - Правда? - Вопросительная интонация была не случайна. Не то чтобы Летти было очень интересно, куда отправилась хозяйка, ей просто хотелось, чтобы Рэнсом Тайлер продолжал говорить.
   - Она пошла в Элм Гроув. Пешком. Они там все разболелись, и тетушка понесла им немного куриного бульона.
   - Понятно. Она очень заботлива.
   Сидевший напротив Летти высокий мужчина спокойно посмотрел на нее, и по этому взгляду она почувствовала, что слова ее были для него такими же пустыми, какими они прозвучали в ее собственных ушах. Она поспешно продолжила:
   - Элм Гроув - это какое-то местечко, городок?
   - Это поместье. Поместье моего дяди Сэмюэла. Оно недалеко отсюда - вниз по дороге.
   - Ясно. А мальчик, Лайонел? Где он?
   Рэнни улыбнулся, и на щеке его обозначилась резкая складка, совсем непохожая на ямочку.
   - Наверное, еще спит. Лайонел вообще любит поспать: если он рано встает, Мама Тэсс находит для него работу.
   - Я думала, его работа заключается в том, чтобы всюду сопровождать вас...
   Летти сразу же пожалела о своих словах. Конечно, если этот человек настолько не в себе, как говорила тетушка Эм, он мог и не обидеться, но все-таки Летти мучительно покраснела. Наблюдая, как розовеет ее светлая кожа, Рэнсом подумал, что эта женщина излишне чувствительна. А может быть, ее просто раздражает та маска, которую он привык носить дома.
   - Иногда, - коротко ответил он. Летти отодвинула тарелку:
   - Не могли бы вы мне сказать, как лучше всего добраться до города?
   - У нас есть лошадь и коляска.
   - А как вы думаете, не будет ли ваша тетушка возражать, если я воспользуюсь коляской? Я охотно заплачу.
   - Она не будет возражать, - ответил он, улыбаясь. - Я мог бы отвезти вас.
   - Я умею править лошадью и сама, но мне хотелось бы заплатить за коляску.
   - В этом нет необходимости. И мне будет приятно отвезти вас.
   В его словах была утонченная обходительность - внезапный отзвук того, кем он, должно быть, был когда-то. Летти в растерянности покусывала нижнюю губу. Она не знала, насколько он способен отвечать за свои слова, а спросить не у кого. Конечно, чтобы управлять лошадью и коляской, особой смекалки не требуется. Но на дороге действуют определенные правила, и для соблюдения их нужна какая-то ответственность...
   - Я не переверну вас. Обещаю, - усмехнулся Рэнни.
   Летти надо было в город по многим причинам. Она хотела сделать несколько мелких, но необходимых покупок, однако главной целью поездки было найти штаб оккупационных войск северян: ей не терпелось начать расследование обстоятельств смерти брата. Тем не менее это могло немного подождать - по крайней мере до возвращения хозяйки.
   Летти заставила себя непринужденно улыбнуться:
   - Благодарю вас. Может быть, позже.
   Мама Тэсс вернулась и принесла с огорода огромный пучок зеленого лука. Она стала его чистить, и острый запах заполнил кухню. Наблюдая за быстрыми, уверенными движениями негритянки, снимавшей верхние листья и обрезавшей корешки, Летти недоумевала, что за неизвестное ей южное блюдо можно приготовить из такого количества лука.
   Казалось, негритянка целиком поглощена работой, но скоро выяснилось, что это не так. Как только Рэнсом Тайлер поставил чашку с кофе на стол, она оглянулась через плечо:
   - Если вы закончили, мистер Рэнни, может, вы покажете здесь все молодой леди? Ей же нужно знать, где что находится, и, я готова спорить, она хочет посмотреть на цветы мисс Эмили.
   - Что вы, в этом нет никакой необходимости, - запротестовала Летти. Наверняка мистеру Тайлеру есть чем заняться...
   Но владелец Сплендоры был уже на ногах и протягивал ей руку, чтобы помочь выйти из-за стола.
   - Эта работа мне больше по душе. А вы можете называть меня Рэнни, если хотите.
   Похоже, выбора не было. Поднявшись, Летти сказала довольно сухо:
   - Спасибо, Рэнни.
   Сплендора была выстроена в стиле, известном как "дом плантатора". Строго говоря, он не был двухэтажным, но его единственный этаж был построен на так называемом высоком цоколе и значительно приподнят над землей. Рэнсом объяснил, что в этой местности все так строят, поскольку здесь очень опасны весенние разливы. В высокой ломаной крыше дома были проделаны три окна, через которые освещалась огромная мансарда. Как выяснилось, у этой комнаты до войны было самое разное предназначение - от танцевального зала зимой до спальни для гостей. Верхняя и нижняя веранды, которые тянулись вдоль всего дома, защищали его от солнца и летнего зноя. Колонны нижних веранд были из кирпича, как и стены цоколя. А верхние - из сердцевины кипариса. Они прекрасно гармонировали с кипарисовой обшивкой стен.
   К главному входу нужно было подниматься по широкой и высокой лестнице с перилами. Тяжелые двойные парадные двери со светильниками по бокам и фрамугой над ними вели в большой вытянутый холл, который здесь называли коридором. В него выходили двери шести комнат. Слева от парадного входа была гостиная, обставленная мебелью из розового дерева, обтянутой потертым жаккардом. Чтобы мебель не выцветала, здесь всегда были закрыты ставни и царил полумрак. За гостиной располагалась столовая с массивной мебелью из красного дерева, за ней - спальня Рэнни, из которой через доходящее до пола двустворчатое окно можно было попасть на заднюю веранду. Напротив находилась комната тетушки Эм, дальше, в середине правой стороны, была незанятая комната, а за ней - комната, где поселили Летти и которая выходила на переднюю веранду.
   В так называемом высоком цоколе, нижнем этаже, тоже был длинный коридор. Из него двери вели в разные кладовые и в комнату, которая много лет служила спальней для Мамы Тэсс. Но сейчас у нее был собственный домик, и теперь в этой комнате спал Лайонел, чтобы всегда быть поблизости от Рэнни.
   От дороги к дому вела покрытая выбоинами дорожка, посыпанная песком кирпичного цвета. Перед домом она поворачивала влево, огибала его и вела к конюшне и каретному сараю. Дальше по дорожке были кузница и несколько других хозяйственных построек, за которыми двумя рядами тянулись прежние хижины рабов.
   Везде были видны опустошительные следы войны и почти девяти лет запустения. Побелка дома осыпалась, мягкий серебристо-серый цвет открытой ветрам и дождям древесины создавал впечатление упадка. Дощатые изгороди, окружавшие поля, исчезли, сожженные в кострах двух армий. Металлические инструменты из кузницы были реквизированы, так же, как мулы, большинство лошадей и столько кур, уток, коров и свиней, сколько можно было поймать. Хлопковый амбар все еще чернел обгоревшей, кладкой с тех пор, как конфедераты сожгли его, чтобы "белое золото" не попало в руки врага. Засеяны были только поля, прилегающие к дому, - там виднелась мягкая зелень нового хлопчатника. Другие поля, дальше, лежали нераспаханные и зарастали молодыми побегами сосны, затягивались сорной травой и плетьми дикого вьюна. Над четырьмя или пятью хижинами, где жили негры-наемники, поднимались дымки. Но у большинства хижин обвалилось крыльцо, были сорваны двери и разрушены ступеньки, а стены увиты гирляндами жимолости и дикого винограда.
   Один из заборов вокруг дома был восстановлен - этот забор из кольев защищал цветы тетушки Эм от цыплят и другой живности. Поголовье коров и свиней начало восстанавливаться, им позволялось свободно бродить по окрестностям, питаясь подножным кормом из-за нехватки другого. За забором двор был очищен от травы, а песчаная почва разровнена граблями, образуя геометрические фигуры. По обе стороны от парадной лестницы теснились клумбы нежных вербен, маргариток, голубого цикория, глянцевых камелий, а также ряды ирисов и жонкилий, которые уже отцвели. Дальше располагались кусты сладких олив, калины, таволги и цветущего каждый месяц шиповника. У ворот росла плетистая роза с буйными побегами, покрытыми глянцевой зеленой листвой. Ее бледно-розовые цветы в изобилии рассыпались по возвышавшемуся над розовым кустом дереву и издавали такой сладостный аромат на утреннем солнце, что кружилась голова.
   Рэнни остановился у покрытого розовыми цветами дерева. Летти встала рядом с ним и закрыла глаза, глубоко вдыхая невообразимый запах, прислушиваясь к жужжанию пчел среди цветов и мягкому шелесту ветерка в блестящих листьях розы.