С глубоким вздохом Джолетта крепче обняла его, прильнув к нему всем телом. Сквозь мягкую ткань юбки она почувствовала силу его желания, и сердце ее забилось в груди так, словно ему там тесно. Мускулы его плеч под рубашкой были твердыми, но подвижными, когда он гладил ее спину. Аромат сандалового дерева, смешанный со свежим запахом чистой хлопчатобумажной ткани, тепло его тела и влажная прохлада ночного воздуха действовали на нее возбуждающе. Исходивший от нее аромат чайной розы примешивался к этой эротической рапсодии запахов.
   Роун не был новичком в любовных делах, что доказывали уверенные движения его руки, расстегивавшей пуговицы ее блузки. То же самое можно было сказать и о ней. Те отношения, которые у нее когда-то сложились с ее женихом, носили поспешный характер и обычно не приносили настоящего удовлетворения. Может быть, по этой причине Джолетта никогда прежде не ощущала такого всепоглощающего желания и никогда прежде не знала такой страстной потребности отдаться любимому всем своим существом и немедленно насладиться близостью с ним. В то же время ей хотелось, чтобы этот момент упоительного наслаждения был нескончаемым. Она хотела чувствовать себя частью Роуна, сделать его частью себя, познать его всего целиком. Но возможно ли это?
   Такие мысли промелькнули в голове Джолетты, когда она ощутила дуновение ветерка обнаженной кожей, которую уже не защищала мягкая материя блузки. Теплое дыхание Роуна, затем влажный жар его губ скользнули по изгибу ее шеи под подбородком. Дрожь волной прошла по ее телу, когда он коснулся языком ямочки в основании ее шеи и стал прокладывать горячими поцелуями влажную дорожку к впадине на ее груди, в то время как руки его расстегивали крючки ее бюстгальтера.
   Кожа Джолетты пылала жаром, удары сердца глухо отдавались в ушах. Она повернулась, помогая ему стянуть юбку с бедер, и глубоко вздохнула, почувствовав прикосновение его губ к напряженным мускулам живота. Джолетта погрузила пальцы в мягкие пряди его волос, как будто намеревалась остановить его, но потом тихий стон вырвался из ее груди, и она позволила ему продолжать.
   Действуя неспешно и уверенно, он опустил лицо в плавную впадину ее живота, вдыхая незнакомый аромат ее редких духов, и с наслаждением коснулся нежной ямочки пупка Джолетты, прежде чем снова направился вверх. Проведя языком вокруг пика ее груди, он медленно продвигался к вершине, словно изучая гладкость и упругость ее кожи. Захваченная своими ощущениями, Джолетта перестала дышать, когда ощутила жар его губ, сомкнувшихся на соске ее груди, и полностью отдалась этой испепеляющей ласке.
   Оставив один сосок влажным и напряженным, он перешел к другому и принялся так же медленно и нежно ласкать его, останавливаясь, чтобы прислушаться к громким ударам ее сердца. Приподнявшись, Роун снова потянулся вверх и нашел ее губы, в то время как его рука, изучая тело девушки, медленно опускалась к шелковистому треугольнику между ног.
   Эти прикосновения к интимным местам, которые прежде были так тщательно укрыты, разрушили все преграды, даря обоим долгожданное наслаждение. Настойчивые и уверенные движения Роуна вызвали у Джолетты всплеск необузданного желания. Она прильнула к нему всем телом, двигаясь в такт его движениям, погружаясь в волны своих чувств, боясь, что он может остановиться. Не в силах больше сдерживать себя, Джолетта раздвинула ноги, желая продолжения его ласк.
   Почувствовав ее порыв, Роун прикоснулся губами к тому месту, где была его рука. Джолетта судорожно вздохнула, подчиняясь воле его рук. Она уже ни о чем не могла думать, кроме этого неземного наслаждения. Приподнявшись, она крепче обняла его в порыве безудержной страсти, упиваясь ощущением мускулистой твердости его тела.
   Нарастающее ожидание предстоящего момента участило их дыхание и биение сердец, находившихся сейчас так близко одно к другому. Это чувство унесло их за пределы прошлого и настоящего, оставив им одно лишь томительное желание, наполненное нежностью.
   И тогда он вошел в нее, и их тела соединились. Она приняла его всем своим существом, раскрываясь ему навстречу. Таинству любви подчинялись не только их тела, но и разум покорился его волшебству. Они стремились продлить этот момент близости, поднимаясь и опускаясь в неуловимом ритме, сминавшем простыни. Джолетта изогнула свое тело, стараясь с каждым его движением вобрать его в себя как можно глубже. Кровь бурлила у нее внутри, отдаваясь стуком в ушах. Сила его желания пронизывала все ее существо, она принимала его напор и возвращала обратно с обостренной до состояния эйфории чувственностью. Все быстрее и быстрее продвигались они к цели, которой ни один из них еще не был готов достичь.
   Неожиданно они оба ощутили близость экстаза. Сердце Джолетты на мгновение остановилось, затем снова быстро застучало, зазвенев колокольчиками. Она тихо вскрикнула, окунувшись в водоворот, лишивший ее контроля над собой, наполнив ее наслаждением, столь пронизывающим, что его почти невозможно было вынести, столь огромным, что, ширясь и ширясь, оно заполнило и поглотило всю вселенную. Она прижалась к мужчине, который держал ее в своих объятиях, ощутив дрожь, волной прокатившуюся по его телу, с его последним движением ей навстречу. Она услышала свое имя, произнесенное с молитвенным благоговением. А после они затихли.
   Ветер с моря высушил влагу на их телах. Они заснули до того, как их кожа стала прохладной. Проснувшись на рассвете рядом под одной простыней, они услышали тонкое гудение комара.
   Роун и Джолетта посмотрели друг на друга, улыбнувшись, и вновь ощутили свое единство и родство своих душ.

15

   Не надо было этого делать.
   Роун включил душ; его тугие горячие струи смывали с тела пахнущую сандалом мыльную пену и стекали вниз, заполняя ванну клубами душистого пара. Он знал, что ему следует жалеть о часах, проведенных в постели с Джолеттой, но он ни о чем не жалел. Наоборот, он провел бы с ней еще столько же времени, если не больше. А сожаления он оставит на потом.
   Она не походила ни на одну из женщин, которых он знал. Но в этом не было ничего неожиданного, он понял это с их первой встречи. Она пришла к нему позавчера так просто, так естественно — словно нимфа из мифа: без колебаний или претензий, не стараясь заставить его понять, какую честь ему оказывает…
   Потому-то он и чувствовал себя польщенным. Но он ощущал и многое другое, о чем лучше было не думать сейчас, если он хотел дать ей поспать подольше в это утро.
   Господи, как она была отважна и как умела держать себя в руках. Вчера, после катастрофы, он боялся, что ему придется столкнуться с полным набором истерических приемов. Но ничего подобного. И дело было вовсе не в недостатке знаний или воображения, чтобы представить, что могло с ними случиться. Целых пять минут она сидела бледная, широко раскрыв глаза. Просто она не хотела выплескивать на окружающих свои переживания по поводу испытанного ею страха.
   А чуть раньше, до того как их столкнули с дороги, она сильно и всерьез рассердилась на него — и не без причины. Он чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы она кричала и обзывала его. Интересно, понимала ли она это? Вряд ли. Ведь она тогда, образно говоря, «отправила его в чистилище» и держала там до тех пор, пока он уже не мог больше выносить подобного состояния.
   Ему хотелось надеяться, что Джолетта не заметила этого. Если она когда-нибудь поймет, как больно может ему сделать, тогда он и в самом деле окажется в жалком положении.
   Он бывал в Венеции и раньше, но никогда — с женщиной, которая не притворялась пресыщенной этим городом. Джолетта с тихим восторгом смотрела и наслаждалась; радость искрилась в ней, как солнце на волнах лагуны. Она очаровала окружающих, всех без исключения мужчин. В том числе Цезаря Зиланти и его самого.
   Удержать при себе руки и некстати вспыхнувшее желание оказалось невозможно. Слишком подходящим был момент, и слишком соблазнительно выглядела Джолетта в венецианском лунном свете.
   А он сам оказался слишком ревнив. Цезарю еще повезло, что не отправил его на дно Канале-Гранде, этого сладкоречивого сукина сына…
   Надо держать себя в руках! Ведь он сам хотел быть поближе к Джолетте, чтобы постоянно иметь ее перед глазами, и при этом оставаться спокойным. Идиот. Переоценил себя.
   И что теперь? Теперь он, как козел-вожак, ведущий стадо на убой, потащит Джолетту на площадь Святого Марка и будет ждать, изображая невинность, и чувствовать себя последним ублюдком.
   Роун выключил душ, взял полотенце и прижал его к лицу. Сделав глубокий вдох, потом второй, он помедлил и наконец не спеша выдохнул.
   Господи, как ему все это не нравится! Очень не нравится. Он понимал это с самого начала, но не думал, что будет настолько противно. Однако у него осталось мало времени — еще неделя в Италии, и тур закончится. И пусть это выглядит глупо и эгоистично, но он хотел выжать максимум из этой недели.
 
   Приоткрыв веки, Джолетта наблюдала, как Роун вышел из ванной. Ее забавляли его напрасные старания двигаться бесшумно. Она спала чутко и проснулась в тот момент, когда ее возлюбленный встал с кровати, но решила не смущать его и не показывать, что уже давно все видит и слышит.
   В сущности, ей не приходилось постоянно жить рядом с мужчиной, просыпаться с ним в одной кровати; не приходилось видеть его расхаживающим в бледном утреннем свете лишь с полотенцем на бедрах. Это было забавно.
   Между лопаток у него блестели капельки воды, до которых он не смог дотянуться полотенцем, и еще несколько капель остались на темных курчавых волосках, покрывающих его ноги. Она с ленивым удовольствием смотрела, как они сверкают при каждом движении его крепких мышц, и даже, чуть покраснев, подумала, что хорошо бы их вытереть.
   Ей пришло в голову, что в Швейцарии он вел себя не так свободно: одевался в ванной и выходил из комнаты, когда она переодевалась после принятия душа. И раз в это утро он позволил себе подобные действия, значит, между ними установилась некоторая близость. Это чувство беспокоило ее, но она надеялась, что сможет к нему привыкнуть.
   Чуть слышно насвистывая «Сен-Луис вумен», он вытащил из чемодана чистое белье и некий предмет, оказавшийся маленьким кофейником, натянул трусы и джинсы и опять пошел в ванную наполнить кофейник водой. Через минуту Джолетта уловила аромат свежих кофейных зерен и тихое бульканье закипающей воды.
   Вернувшись в комнату, Роун бесшумно подошел к окну и прислонился плечом к раме. Скрестив руки на обнаженной груди, он смотрел на крыши внизу. В бледном утреннем свете его лицо казалось задумчивым, даже печальным. Что его тревожило? Какие-то деловые проблемы? Или что-то, связанное с ней?
   Джолетта хотела было спросить, но решила, что она еще слишком мало знает Роуна, чтобы задавать вопросы о его делах, а если он раздумывал о ней, то, может быть, ей лучше ничего не знать о его мыслях.
   Она потянулась, приподнялась на локте и сказала чуть охрипшим от сна голосом:
   — Кажется, пахнет кофе?
   Роун повернул голову, его губы медленно расплылись в улыбке.
   — Надеюсь, он будет для тебя не слишком крепким.
   — Я из Нового Орлеана, ты не забыл? Кофе для меня не может быть слишком крепким.
   Роун кивнул, давая понять, что принимает шутку. Потом произнес:
   — Я очень сожалею о случившемся.
   — Да? Звучит не слишком лестно. — Ей хорошо удалась легкость тона.
   Его улыбка погасла, лицо стало серьезным.
   — Я хотел сказать, что сожалею только о том, что не принял мер предосторожности. Я бы это сделал, если бы знал… но по крайней мере это доказывает, что я не планировал того, что случилось.
   — Ох, — выдохнула девушка и посмотрела на простыню, прикрывавшую ее тело. Наконец она поняла, о чем он говорил. Но мысли о беременности и о способах предохранения не приходили ей в голову. — Но и я… то есть я не…
   — Я так и не думала, — помог он ей закончить фразу. В его голосе звучали шутливые нотки. — Это можно уладить, если еще раз сходить в аптеку, а?
   Вопросительный оттенок этой фразы тонко намекал на то, что он ничего не принимает как должное. Джолетта поняла, что ей предоставляется благовидный повод для отказа от установившейся между ними близости и возможность вернуться к прежним дружеским отношениям, если она того хочет. Ей ничего не оставалось, как ответить любезностью на любезность.
   — Конечно, можно, — ответила она, — если ты полагаешь, что у нас будет время.
   — О, — с облегчением выдохнул он. — Я думаю, найдем.
   Она засмеялась, будучи не в силах сдержаться. В следующее мгновение его тело упало на постель рядом с ней. Он быстро перевернул ее на спину и, склонившись над ней, долго смотрел ей в глаза потемневшим взглядом, в котором закипала страсть. Какое-то время она выдерживала его взгляд, потом обняла за шею и притянула к себе.
 
   На площади Святого Марка было множество голубей. Они стаями носились над продавцами зерен, хлопая крыльями, и утреннее солнце отсвечивало зеленью и перламутром на их головах и шеях. Вспархивая из-под ног туристов и итальянских школьников, проходивших по плитам площади от набережной ко Дворцу дожей и к собору, они словно земные ангелы белыми стайками взмывали вверх, когда бронзовые колокола на старой часовой башне отбивали время.
   Сидя с Роуном в кафе на площади за чашечкой кофе и наблюдая за голубями, Джолетта подумала, что у них такие же красные лапки и такой же амурный вид, как и у голубей на площади Джексона в Новом Орлеане. Это сходство почему-то порадовало ее.
   Но оказалось, что она знакома не только с голубями. Губы Джолетты непроизвольно сжались, когда она увидела, как через толпу туристов и продавцов открыток и сувениров к ней пробирается высокая светловолосая женщина.
   Натали.
   Первой реакцией Джолетты были раздражение и гнев.
   После всех пережитых ею событий она не удивилась тому, что Натали нашла ее, но не могла понять, как та смела смотреть ей в лицо. Хорошо бы встать и уйти или вообще не разговаривать с кузиной. Но, похоже, это не поможет. Надо что-то делать. Так почему бы не начать прямо сейчас?
   Поняв, что ее заметили, Натали приветственно помахала им рукой. На ней было сногсшибательное модное платье от Версаче кричащих сине-зеленого, красного и по-итальянски горячего желтого цветов, но оно выглядело неуместно на этой площади с ее приглушенными тонами и отшлифованной временем элегантностью. Когда она опустила руку, дюжина нанизанных на ней золотых браслетов зазвенела так громко, что голуби вспорхнули и разлетелись, очистив вокруг Натали площадку в добрых двадцать футов.
   — Доброе утро, кузиночка, — весело приветствовала она Джолетту. — Я так и знала, что рано или поздно ты появишься на этой площади. Все сюда приходят.
   Джолетта кивнула без энтузиазма, что нисколько не обескуражило Натали. Остановившись возле столика, она оглядела ее с ног до головы и сказала:
   — Хорошо выглядишь. Венеция идет тебе на пользу. Или, может быть, дело в твоем спутнике? — Натали повернулась к Роуну, который встал ей навстречу. — Ты не хочешь нас познакомить?
   Джолетта представила их друг другу. На лице Роуна застыло недовольное выражение — он явно не одобрял вторжение Натали, — и оно отнюдь не смягчилось, когда она снова заговорила, глядя на Джолетту:
   — Что ж, кузина, я наблюдаю определенный прогресс в твоем окружении по сравнению со всеми этими бородатыми художниками, с которыми не о чем говорить, или занудными учеными, которые говорят слишком много.
   Джолетте послышались в ее голосе завистливые нотки. Яркий дневной свет невыгодно освещал лицо Натали, безжалостно выставляя напоказ дряблость ее желтоватой кожи под слоем косметики — следствие ночного образа жизни и чрезмерного увлечения алкоголем, и глубокие морщинки между тонко выщипанными бровями — результат постоянного недовольства.
   Не дожидаясь приглашения, Натали потянулась за стулом, но Роун опередил ее, сделав это сам. Она одарила его улыбкой через плечо.
   — Роун, — кокетливо сказала она, — хорошее имя для ковбоя. Вы не ковбой?
   — Не совсем, — ответил он.
   — Что это значит? Я умираю от любопытства. — Натали сделала знак официанту.
   — У меня есть инстинкты ковбоя, но нет лошади.
   — И что же это за инстинкты? — игриво продолжала Натали.
   Он сел на соседний стул и прямо посмотрел ей в глаза.
   — Инстинкт мчаться спасать кого-то и стремление решать проблемы с помощью кулака.
   — Человек действия. Боже мой! — Натали, подперев подбородок рукой, не сводила глаз с Роуна.
   Джолетта неодобрительно посмотрела на кузину. В этой их пикировке было что-то странное. Натали и своим тоном, и улыбкой откровенно поддразнивала Роуна. Она была из тех женщин, которые предпочитают мужское общество и не находят нужным скрывать это. Она моментально сосредоточивала свое внимание на любом мужчине, случайно оказавшемся поблизости, или пыталась привлечь внимание каждого, кто казался ей доступным.
   Однако реакция Роуна была неожиданной. Он откинулся на спинку стула, словно желая проложить черту между собой и этой женщиной, но лицо его при этом оставалось неподвижным.
   Поскольку Роун не ответил на ее последнее игривое замечание, Натали посмотрела на Джолетгу, потом снова перевела взгляд на молодого Человека и весело спросила:
   — Вы только что познакомились или у вас роман уже давно?
   — Это не имеет значения, — сухо ответила Джолетта. — Или ты боишься, что он помешает твоим планам? Натали широко открыла глаза.
   — Не надо злиться. Что бы там ни было, я не знаю, о чем ты говоришь.
   — Я думаю, знаешь. Это я не понимаю, как ты можешь показываться мне на глаза после того, как вчера едва не убила нас.
   — Убила? Я? Не разыгрывай мелодраму!
   Джолетта выдержала взгляд кузины.
   — Может быть, ты и не собиралась нас убивать, но автомобиль, в котором мы находились, загорелся, представь себе, после того как грузовик столкнул нас с дороги.
   — Минуточку… — начала Натали, нахмурившись.
   — Это был подлый и бесчестный трюк, почти убийство.
   — Ты считаешь, что я имею отношение к этому?
   «С каким искренним недоумением она на меня смотрит», — подумала Джолетта. Но Натали всегда умела притворяться.
   — Я видела тебя в Париже и знаю, что ты за мной следишь.
   Натали бросила на Роуна удивленный взгляд, но тот смотрел на нее с полным безразличием. Она резко повернулась к Джолетте.
   — Ты что, считаешь, что мы… Но это просто смешно! Мы же одна семья! А насчет моей слежки должна тебе сказать, что твоя выдумка с путешествием показалась мне просто дикой! Полагаю, ты нашла дневник — в этом нет ничего удивительного, ты хорошо знала Мими и ее дом, — но если бы в нем была формула, мы бы давно об этом узнали. Наверное, ты вычитала в нем нечто такое, что привело тебя сюда, но я сомневаюсь, что есть хоть один шанс из миллиона найти здесь что-то после стольких лет, и я буду искренне удивлена, если тебе это удастся.
   — Что же тогда ты делаешь в Европе?
   Натали коротко рассмеялась.
   — Видишь ли, у меня есть и собственная жизнь. Я здесь проездом и решила узнать, как у тебя дела.
   Джолетта, конечно, не поверила ей, но спорить было бесполезно.
   — А тетя Эстелла и Тимоти?
   — Где мой любезный братец, не имею ни малейшего представления. Он отправился куда-то сам по себе, на Корфу, кажется. А это дело он назвал, я цитирую: «пустой тратой пляжного времени». — В голосе Натали звучала неподдельная скука. Она продолжила:
   — А мама… Последнее, что я о ней слышала, так это то, что она отправилась в Нью-Йорк на встречу с Лорой Каморе. В «Каморе Косметике» отличные лаборатории, они умеют не только изготавливать собственные духи, но и определять состав других духов. Она взяла с собой «Ле жардин де кор», чтобы там сделали их анализ и попробовали создать им подобные.
   — Ничего из этого не получится, — с трудом выговорила Джолетта.
   Натали махнула рукой.
   — Мама думает, что получится, а она обычно добивается того, чего хочет, так или иначе.
   Это было правдой, и возразить было нечего.
   — Ты так и не сказала, куда направляешься, — заметила Джолетта.
   Натали ответила не сразу, сделав вид, что ее отвлек подошедший к столику официант. Когда он принял заказ и отошел, она сказала:
   — Я собиралась провести немного времени с приятельницей в Сатурнии, оправиться после зимнего сезона и лечения на водах. Но что-то случилось, и она задержится на несколько дней.
   — Вот не повезло-то, — Джолетта не пыталась скрыть иронии.
   — Я так не думаю. — Натали улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой. — Надеюсь, ты не будешь возражать, если я составлю компанию вам с Роуном, пока она не появится?
   — Сомневаюсь, что тебе это понравится, — сказала Джолетта. — Мы здесь с туристической группой.
   Натали, с трудом сдерживая смех, взглянула на Роуна.
   — В самом деле? Гиды, жареные куры на обед и пожилые дамы в костюмах из полиэстра?
   — Большинство дам одеты в жатый шелк и парашютный нейлон, — ответила Джолетта, — но в основном все так и есть.
   — Ну ладно, — пожала плечами Натали, — если вы это выдерживаете, то и я смогу.
   — Нет.
   Роун сказал это так категорично, что Джолетта с удивлением повернулась к нему. Он хмуро смотрел на ее кузину. Мысль о том, что он так недвусмысленно дал понять, что предпочитает остаться с ней наедине, вогнала Джолетту в краску.
   — Я говорила со своей кузиной, — обиженно сказала Натали.
   Роун сдержанно улыбнулся.
   — Я не хочу обижать родственников Джолетты, но сейчас мы бы предпочли побыть вдвоем. Надеюсь, вы нас понимаете.
   — Ах, вот как? — Натали оценивающе посмотрела на Джолетту. — Какой интересный поворот событий!
   — Здесь нет ничего особенного, — вызывающе заметила Джолетта. «Натали не могла знать, что мы с Роуном познакомились недавно, — подумала она, — или могла?»
   — Для кого-то, может быть, и нет. Но я и не подозревала, что тебе может понравиться такого рода времяпрепровождение, Джолетта.
   — И какого же оно рода? — жестко спросил Роун. Натали приподняла брови и взглянула на него саркастически:
   — Как вы заботливы, я в восторге! Но мы с Джолеттой так давно не болтали с глазу на глаз… Надеюсь, вы позволите мне пообщаться с ней хотя бы пару часов после обеда?
   — Не наедине.
   — О, конечно, мы хотим, чтобы вы были с нами, — как ни в чем не бывало согласилась Натали.
   Роун вопросительно взглянул на Джолетту. Та ответила:
   — Мы хотели немного побродить после обеда, а потом съездить на острова Терчелло и Бурано, посмотреть старую церковь и выбрать кружева. Ты наверняка была там тысячу раз.
   — В таком приятном обществе — ни разу, — твердо сказала Натали и поднесла ко рту чашечку кофе, поставленную перед ней официантом.
   Было совершенно ясно, что Натали, по ей одной известным причинам, намерена провести время с ними. Но что это были за причины, Джолетта никак не могла понять. Если тетя отдала духи на анализ, тогда им с Натали должно быть совершенно безразлично, найдет ли Джолетта формулу каким-либо другим путем. Если, конечно, они не хотели иметь духи в своем полном распоряжении.
   Возможно, ее кузину больше всего интересовал Роун. Может, она хотела узнать о нем побольше, чтобы понять, какое влияние он оказывает на происходящее. Но поскольку Джолетте было даже выгодно убедить Натали и всех остальных, что теперь она не одинокая мишень, она перестала возражать.
   Натали же твердо решила быть очаровательной. Она без умолку болтала, отпускала забавные замечания по поводу прохожих, рассказывала о своих прежних посещениях Венеции и всей остальной Европы, причем сыпала титулами и кличками людей, коих она редко удосуживалась называть их настоящими именами. Большая часть ее рассказов предназначалась Роуну. Он реагировал весьма сдержанно, только подергивание губ иногда выдавало, что он хорошо знаком с большинством из тех людей, которых она упоминала.
   Натали совершенно не интересовали витрины магазинов, у которых задерживалась Джолетта, ее не волновали ни стекло ручной выдувки, ни тонкой работы серо-голубые камеи. Она не восторгалась готической резьбой зданий и выказывала нетерпение, если они задерживались на арочных мостиках, чтобы полюбоваться видами изящно изгибавшихся каналов. А поскольку поток воспоминаний Натали остановить было практически невозможно, Джолетта невольно стала чувствовать себя лишней.
   Впрочем, в этом не было ничего удивительного: Натали, обучаясь в частных школах и имея огромное количество богатых приятелей, всегда умела поставить ее в такое положение. Иногда Джолетте казалось, что кузина делает это намеренно, но теперь она не была в этом уверена. Возможно, Натали просто никогда не приходило в голову подумать о чувствах других людей.
   Джолетта заглянула в маленький магазинчик полюбоваться коллекцией фарфоровых фигурок Армани. Они были такие прелестные, такие изысканные и романтичные, что она просто не могла оторвать от них взгляд. Ей безумно захотелось купить статуэтку, изображавшую двух влюбленных в гондоле, но она была не только слишком хрупкой и могла пострадать от перевозок, но и стоила слишком дорого для нее. Джолетта с сожалением покинула магазин и рассыпавшегося в любезностях продавца и вышла на улицу.