Страница:
— Наверное, — медленно проговорила она.
— Скажите, вы скучаете по тому парню?
— Больше нет. — Она допила вино.
— Мне кажется, он ни в чем не мог удовлетворить вас. Такие люди чересчур эгоистичны.
Она искоса взглянула на него, но ничего не ответила.
— Так забудьте о нем. И не вспоминайте.
— Я бы не хотела забыть обо всем, — ровным голосом сказала она.
Они сидели неподвижно, подставив лица теплым ласковым лучам солнца, а трава вокруг них колыхалась от ветра. Джолетта задумалась, вспоминая свои прежние влюбленности, и не только свои. Заговорила она не сразу.
— Роун?
Поглощенный своими мыслями, он отозвался только через несколько секунд.
Она чуть нахмурилась и продолжала:
— Вы что-нибудь знаете про Иностранный легион?
— Про что?
— Про французский Иностранный легион.
— Оборона форта в пустыне до последнего патрона и вся эта голливудская белиберда?
— Мне хотелось узнать, когда он был создан.
— Судя по фильмам, не позже середины прошлого века. Но в каком году точно — не знаю.
Она лишь кивнула и снова задумалась. Роун отставил в сторону пустой стакан.
— Хотите, я узнаю поподробнее? — спросил он.
— Нет, спасибо, — улыбнулась она. — Это не так важно. Я просто думала о том, что читала когда-то… и еще о кольце. Я видела его в антикварном магазине. Оно имело печатку, и мне сказали, что это знак Иностранного легиона. Он изображал феникса, птицу, возрождающуюся из пепла. Но я точно не помню, было ли там что-то еще… кажется, венок вокруг головы.
— Лавровый венок, как у римских триумфаторов?
— Вроде.
— Феникс — это понятно, как бы в ознаменование новой жизни тех, кто погиб. Но больше я ничего не знаю.
— Забудем об этом, это не так важно.
Он смотрел на нее задумчиво и изучающе. Джолетта чувствовала, как взгляд его скользит по волосам, лицу, фигуре. Напряжение, возникшее между ними, сковало обоих. У Джолетты было такое ощущение, что, вздохни она чуть глубже, наклонись к нему хоть на сантиметр ближе, и окажется в его объятиях. Но она никак не могла понять, от кого исходит этот импульс
— от него или от нее самой. И хочется ли ей поддаться этому импульсу.
Одна из овечек на лугу подняла голову и заблеяла. Джолетта вздрогнула, сердце ее забилось сильнее. Она отвернулась и взглянула на часы.
Роун, наблюдавший за ее движениями, вздохнул.
— Понял, пришло время снова играть в туристов.
— Боюсь, что так, — тихо сказала она.
Джолетта полагала, что Роун предложит отвезти ее обратно в Лондон, и пыталась придумать причину для отказа. Но отказываться не пришлось. Он доставил ее на площадь, где стояли автобусы, как раз перед началом посадки. Он был слегка рассеян, сказал, что ему надо срочно позвонить, и, пообещав встретиться с ней на следующий день, распрощался и ушел.
Она вздохнула с облегчением, но чувствовала себя немного обиженной. Обругав себя за отсутствие логики, Джолетта направилась к автобусу. По дороге она собиралась разобраться со своими записями, но вместо этого большую часть времени смотрела в окно на поля, изгороди и сельские домики.
Когда она переодевалась у себя в номере, чтобы присоединиться к очередной, экскурсии, зазвонил телефон.
— К вашим услугам круглосуточная информационная служба, — сказал Роун веселым голосом. — Я решил, что вам будет интересно узнать о том, что Иностранный легион был основан королем Луи-Филиппом в 1831 году. Рекруты, исключительно иностранцы-добровольцы, подписывали контракт на пять лет. По окончании службы они получали французское гражданство. Их прежние имена и прежняя жизнь держались в строжайшем секрете. Они были наемниками, кем и остаются по сей день, и давали клятву верности не Франции, а Легиону. Что-нибудь еще интересует?
— А печатка на кольце?
— Только феникс, без венка. Довольны?
— В восторге.
— Появлюсь рано утром. За наградой. — Он повесил трубку до того, как она успела ответить.
На следующее утро Джолетта проспала. Но не из-за того, что вернулась в гостиницу слишком поздно, перепробовав множество сортов эля в разных пивных, после прогулки по Уэст-Энду в сопровождении их жизнерадостного красноносого гида, похожего на персонаж из романов Диккенса. Ночью она долго лежала без сна, думая о Роуне, о том, как он оказался с ней в одном самолете, и о том, что он постоянно ищет встреч с ней.
Конечно, и такое бывает — случайное знакомство, взаимное влечение. Но что-то ее настораживало. Она была достаточно высокого мнения о себе, но все же с трудом верилось, что такой человек, как Роун, влюбился в нее настолько, чтобы следовать за ней по всем местам, которые она посещала со своей туристической группой.
Джолетта решила не торопиться и пропустить завтрак. Когда она спустилась вниз, Роуна еще не было. Она ждала его до тех пор, пока автобус в Вестминстерское аббатство не был полностью готов к отправлению. Он так и не появился, и Джолетта, покачав головой, отправилась на экскурсию.
Сегодня Роуна ей не хватало явно — не с кем было пошутить, обменяться репликами. Днем она знакомилась с великолепием «Харродза» в одиночестве и поняла, что рассматривать разнообразные залы с пышной лепниной на потолках и сияющим мрамором повсюду без него не столь интересно. Чай в кафе на террасе четвертого этажа торгового центра удовлетворил ее голод, разыгравшийся после разглядывания сладостей, кексов и сыров этажом ниже, но лучше было бы, если бы Роун оказался рядом и показал ей, как наливать манговый чай, не уронив серебряное ситечко с крышки серебряного чайника. А попытка разобраться в тайне передвижения лондонских автобусов из желанного приключения превратилась в мрачную необходимость.
На следующий день молодой человек снова не появился.
Джолетта решила о нем не думать, но все же ей хотелось с кем-нибудь поделиться восторгами по поводу садов и парков и пожаловаться кому-нибудь на то, как мало у нее времени по сравнению с Вайолетт, имевшей в своем распоряжении долгие недели для прогулок. Ей нужен был человек, вместе с которым она могла бы наслаждаться густыми зарослями рододендронов и азалий и огромными кустами сирени в цвету и кто понял бы, почему она как завороженная стоит перед клумбой анютиных глазок.
Она хотела рассказать Роуну о дневнике. Тогда, в Бате, она с трудом удержалась, чтобы не поведать ему историю об Аллине и кольце с фениксом. Порыв совершенно идиотский, но она была уверена, что Роун понял бы и, возможно, помог бы разгадать секрет кольца. По крайней мере, его незаинтересованное мнение было бы весьма полезно. Ей хотелось знать, что бы он сказал про язык цветов, который Аллин так романтично использовал. Расценил бы он это как изящный и благородный жест или просто как проявление сентиментальности?
Глупо отрицать, что это было сентиментально. Но что в том дурного? Складывалось такое впечатление, что будто люди викторианской эпохи, наслаждавшиеся высотой и глубиной собственных чувств, были в чем-то свободнее современных людей. Теперь ни у кого не хватает времени на нежные ухаживания, на изящные знаки внимания, демонстрирующие силу привязанности; сентиментальность стала чем-то зазорным — слащавым и примитивным. Ее подавляют, как викторианцы когда-то подавляли сексуальность. В нынешнее время все наоборот, поэтому любовь представляется как сексуальное влечение, а в моде жаркое дыхание и откровенные жесты. И как же это печально!
Джолетта даже завидовала Вайолетт. Та приехала в Европу, чтобы отвлечься и зачать ребенка, а нашла романтическое приключение. У Джолетты и ее незнакомца все было не так. Почему — она не знала, возможно, по ее собственной вине. Быть может, ей самой следовало быть менее сдержанной. Или даже сделать первый шаг.
Но на самом деле сейчас это не имело никакого значения. К чему ей осложнения? Следующим утром ей предстоит пересечь Ла-Манш. Она обойдется и без Роуна.
Джолетта медленно брела по тропинкам Риджентс-парка и вдруг поймала себя на том, что постоянно оглядывается и всматривается в лица прохожих. Сначала она решила, что скорее всего подсознательно ожидает появления Роуна. Но потом поняла, что ощущает себя не в своей тарелке. Она все время чувствовала, что за ней кто-то наблюдает.
Джолетта тут же потеряла всякое удовольствие от прогулки и убрала блокнот, куда вносила описание вьющихся роз, ломоноса, глицинии и других цветов, о которых упоминала Вайолетт. Потом она сделала еще несколько фотографий цветочных клумб, но уже без всякой охоты. Затесавшись в группу школьников, проходивших мимо в одинаковой форменной одежде, она проследовала с ними до выхода, а затем дошла до метро, чтобы вернуться в гостиницу.
Там ее ждала записка от Роуна. Она прочла ее в лифте, потом, уже в номере, перечитала внимательнее. Записка не содержала ничего сентиментального или романтического. Она была краткой, чуть шутливой и деловой. Роун извинялся за то, что не появился, как обещал, — возникли дела, которые требовали и требуют до сих пор его участия. Несколько раз он пытался дозвониться, но ее не было. Он желал ей удачно добраться до Франции и собирался найти ее в Париже.
Это было так не похоже на просьбу о тайном свидании. Джолетта, в которой боролись самые противоречивые чувства — от радости и удовольствия до раздражения, — покачала головой. Да, слишком уж многого она хотела. Вопрос в том, хотела ли она этого именно от Роуна Адамсона.
Поскольку обедала она поздно — ей так и не удалось перестроиться на новое время, — на ужин ей идти вовсе не хотелось. Накануне в «Харродзе» она купила немного фруктов, сыру и хлеба. Поэтому Джолетта решила принять ванну, перекусить, немного почитать и улечься спать.
Когда она открыла шкаф, чтобы достать ночную рубашку, то сразу поняла, что комнату обыскивали. Белье у нее было из нейлона и искусственного атласа, но она держала его аккуратно сложенным, а не сваленным в кучу. Книги и брошюры, которые она купила за последние дни, лежали не в том порядке, вещи в чемодане были переложены, свитера, которые она взяла с собой для Швейцарии, оказались сверху.
Возможно, это горничная любопытничала, но в большинстве гостиниц горничные достаточно надежны. Может, это вор искал деньги или паспорт — ей рассказывали, что на черном рынке американский паспорт стоит несколько тысяч. В таком случае его ждало разочарование. Все мало-мальски ценное она носила с собой в сумке. В том числе и дневник.
Ей не хотелось думать, что искали именно дневник, не хотелось привыкать к мысли, что следует быть настороже. Она только-только почувствовала себя в безопасности, хоть немного отошла от своих проблем. Джолетта почти надеялась, что происшествие в аэропорту было простой случайностью, что оно никак не связано с Новым Орлеаном. Но больше так считать она не могла, свыкнуться с этой мыслью было нелегко.
С еще большим трудом она призналась себе в том, что между Лондоном и Новым Орлеаном есть еще одна связь, еще одно совпадение. И это был Роун…
7
— Скажите, вы скучаете по тому парню?
— Больше нет. — Она допила вино.
— Мне кажется, он ни в чем не мог удовлетворить вас. Такие люди чересчур эгоистичны.
Она искоса взглянула на него, но ничего не ответила.
— Так забудьте о нем. И не вспоминайте.
— Я бы не хотела забыть обо всем, — ровным голосом сказала она.
Они сидели неподвижно, подставив лица теплым ласковым лучам солнца, а трава вокруг них колыхалась от ветра. Джолетта задумалась, вспоминая свои прежние влюбленности, и не только свои. Заговорила она не сразу.
— Роун?
Поглощенный своими мыслями, он отозвался только через несколько секунд.
Она чуть нахмурилась и продолжала:
— Вы что-нибудь знаете про Иностранный легион?
— Про что?
— Про французский Иностранный легион.
— Оборона форта в пустыне до последнего патрона и вся эта голливудская белиберда?
— Мне хотелось узнать, когда он был создан.
— Судя по фильмам, не позже середины прошлого века. Но в каком году точно — не знаю.
Она лишь кивнула и снова задумалась. Роун отставил в сторону пустой стакан.
— Хотите, я узнаю поподробнее? — спросил он.
— Нет, спасибо, — улыбнулась она. — Это не так важно. Я просто думала о том, что читала когда-то… и еще о кольце. Я видела его в антикварном магазине. Оно имело печатку, и мне сказали, что это знак Иностранного легиона. Он изображал феникса, птицу, возрождающуюся из пепла. Но я точно не помню, было ли там что-то еще… кажется, венок вокруг головы.
— Лавровый венок, как у римских триумфаторов?
— Вроде.
— Феникс — это понятно, как бы в ознаменование новой жизни тех, кто погиб. Но больше я ничего не знаю.
— Забудем об этом, это не так важно.
Он смотрел на нее задумчиво и изучающе. Джолетта чувствовала, как взгляд его скользит по волосам, лицу, фигуре. Напряжение, возникшее между ними, сковало обоих. У Джолетты было такое ощущение, что, вздохни она чуть глубже, наклонись к нему хоть на сантиметр ближе, и окажется в его объятиях. Но она никак не могла понять, от кого исходит этот импульс
— от него или от нее самой. И хочется ли ей поддаться этому импульсу.
Одна из овечек на лугу подняла голову и заблеяла. Джолетта вздрогнула, сердце ее забилось сильнее. Она отвернулась и взглянула на часы.
Роун, наблюдавший за ее движениями, вздохнул.
— Понял, пришло время снова играть в туристов.
— Боюсь, что так, — тихо сказала она.
Джолетта полагала, что Роун предложит отвезти ее обратно в Лондон, и пыталась придумать причину для отказа. Но отказываться не пришлось. Он доставил ее на площадь, где стояли автобусы, как раз перед началом посадки. Он был слегка рассеян, сказал, что ему надо срочно позвонить, и, пообещав встретиться с ней на следующий день, распрощался и ушел.
Она вздохнула с облегчением, но чувствовала себя немного обиженной. Обругав себя за отсутствие логики, Джолетта направилась к автобусу. По дороге она собиралась разобраться со своими записями, но вместо этого большую часть времени смотрела в окно на поля, изгороди и сельские домики.
Когда она переодевалась у себя в номере, чтобы присоединиться к очередной, экскурсии, зазвонил телефон.
— К вашим услугам круглосуточная информационная служба, — сказал Роун веселым голосом. — Я решил, что вам будет интересно узнать о том, что Иностранный легион был основан королем Луи-Филиппом в 1831 году. Рекруты, исключительно иностранцы-добровольцы, подписывали контракт на пять лет. По окончании службы они получали французское гражданство. Их прежние имена и прежняя жизнь держались в строжайшем секрете. Они были наемниками, кем и остаются по сей день, и давали клятву верности не Франции, а Легиону. Что-нибудь еще интересует?
— А печатка на кольце?
— Только феникс, без венка. Довольны?
— В восторге.
— Появлюсь рано утром. За наградой. — Он повесил трубку до того, как она успела ответить.
На следующее утро Джолетта проспала. Но не из-за того, что вернулась в гостиницу слишком поздно, перепробовав множество сортов эля в разных пивных, после прогулки по Уэст-Энду в сопровождении их жизнерадостного красноносого гида, похожего на персонаж из романов Диккенса. Ночью она долго лежала без сна, думая о Роуне, о том, как он оказался с ней в одном самолете, и о том, что он постоянно ищет встреч с ней.
Конечно, и такое бывает — случайное знакомство, взаимное влечение. Но что-то ее настораживало. Она была достаточно высокого мнения о себе, но все же с трудом верилось, что такой человек, как Роун, влюбился в нее настолько, чтобы следовать за ней по всем местам, которые она посещала со своей туристической группой.
Джолетта решила не торопиться и пропустить завтрак. Когда она спустилась вниз, Роуна еще не было. Она ждала его до тех пор, пока автобус в Вестминстерское аббатство не был полностью готов к отправлению. Он так и не появился, и Джолетта, покачав головой, отправилась на экскурсию.
Сегодня Роуна ей не хватало явно — не с кем было пошутить, обменяться репликами. Днем она знакомилась с великолепием «Харродза» в одиночестве и поняла, что рассматривать разнообразные залы с пышной лепниной на потолках и сияющим мрамором повсюду без него не столь интересно. Чай в кафе на террасе четвертого этажа торгового центра удовлетворил ее голод, разыгравшийся после разглядывания сладостей, кексов и сыров этажом ниже, но лучше было бы, если бы Роун оказался рядом и показал ей, как наливать манговый чай, не уронив серебряное ситечко с крышки серебряного чайника. А попытка разобраться в тайне передвижения лондонских автобусов из желанного приключения превратилась в мрачную необходимость.
На следующий день молодой человек снова не появился.
Джолетта решила о нем не думать, но все же ей хотелось с кем-нибудь поделиться восторгами по поводу садов и парков и пожаловаться кому-нибудь на то, как мало у нее времени по сравнению с Вайолетт, имевшей в своем распоряжении долгие недели для прогулок. Ей нужен был человек, вместе с которым она могла бы наслаждаться густыми зарослями рододендронов и азалий и огромными кустами сирени в цвету и кто понял бы, почему она как завороженная стоит перед клумбой анютиных глазок.
Она хотела рассказать Роуну о дневнике. Тогда, в Бате, она с трудом удержалась, чтобы не поведать ему историю об Аллине и кольце с фениксом. Порыв совершенно идиотский, но она была уверена, что Роун понял бы и, возможно, помог бы разгадать секрет кольца. По крайней мере, его незаинтересованное мнение было бы весьма полезно. Ей хотелось знать, что бы он сказал про язык цветов, который Аллин так романтично использовал. Расценил бы он это как изящный и благородный жест или просто как проявление сентиментальности?
Глупо отрицать, что это было сентиментально. Но что в том дурного? Складывалось такое впечатление, что будто люди викторианской эпохи, наслаждавшиеся высотой и глубиной собственных чувств, были в чем-то свободнее современных людей. Теперь ни у кого не хватает времени на нежные ухаживания, на изящные знаки внимания, демонстрирующие силу привязанности; сентиментальность стала чем-то зазорным — слащавым и примитивным. Ее подавляют, как викторианцы когда-то подавляли сексуальность. В нынешнее время все наоборот, поэтому любовь представляется как сексуальное влечение, а в моде жаркое дыхание и откровенные жесты. И как же это печально!
Джолетта даже завидовала Вайолетт. Та приехала в Европу, чтобы отвлечься и зачать ребенка, а нашла романтическое приключение. У Джолетты и ее незнакомца все было не так. Почему — она не знала, возможно, по ее собственной вине. Быть может, ей самой следовало быть менее сдержанной. Или даже сделать первый шаг.
Но на самом деле сейчас это не имело никакого значения. К чему ей осложнения? Следующим утром ей предстоит пересечь Ла-Манш. Она обойдется и без Роуна.
Джолетта медленно брела по тропинкам Риджентс-парка и вдруг поймала себя на том, что постоянно оглядывается и всматривается в лица прохожих. Сначала она решила, что скорее всего подсознательно ожидает появления Роуна. Но потом поняла, что ощущает себя не в своей тарелке. Она все время чувствовала, что за ней кто-то наблюдает.
Джолетта тут же потеряла всякое удовольствие от прогулки и убрала блокнот, куда вносила описание вьющихся роз, ломоноса, глицинии и других цветов, о которых упоминала Вайолетт. Потом она сделала еще несколько фотографий цветочных клумб, но уже без всякой охоты. Затесавшись в группу школьников, проходивших мимо в одинаковой форменной одежде, она проследовала с ними до выхода, а затем дошла до метро, чтобы вернуться в гостиницу.
Там ее ждала записка от Роуна. Она прочла ее в лифте, потом, уже в номере, перечитала внимательнее. Записка не содержала ничего сентиментального или романтического. Она была краткой, чуть шутливой и деловой. Роун извинялся за то, что не появился, как обещал, — возникли дела, которые требовали и требуют до сих пор его участия. Несколько раз он пытался дозвониться, но ее не было. Он желал ей удачно добраться до Франции и собирался найти ее в Париже.
Это было так не похоже на просьбу о тайном свидании. Джолетта, в которой боролись самые противоречивые чувства — от радости и удовольствия до раздражения, — покачала головой. Да, слишком уж многого она хотела. Вопрос в том, хотела ли она этого именно от Роуна Адамсона.
Поскольку обедала она поздно — ей так и не удалось перестроиться на новое время, — на ужин ей идти вовсе не хотелось. Накануне в «Харродзе» она купила немного фруктов, сыру и хлеба. Поэтому Джолетта решила принять ванну, перекусить, немного почитать и улечься спать.
Когда она открыла шкаф, чтобы достать ночную рубашку, то сразу поняла, что комнату обыскивали. Белье у нее было из нейлона и искусственного атласа, но она держала его аккуратно сложенным, а не сваленным в кучу. Книги и брошюры, которые она купила за последние дни, лежали не в том порядке, вещи в чемодане были переложены, свитера, которые она взяла с собой для Швейцарии, оказались сверху.
Возможно, это горничная любопытничала, но в большинстве гостиниц горничные достаточно надежны. Может, это вор искал деньги или паспорт — ей рассказывали, что на черном рынке американский паспорт стоит несколько тысяч. В таком случае его ждало разочарование. Все мало-мальски ценное она носила с собой в сумке. В том числе и дневник.
Ей не хотелось думать, что искали именно дневник, не хотелось привыкать к мысли, что следует быть настороже. Она только-только почувствовала себя в безопасности, хоть немного отошла от своих проблем. Джолетта почти надеялась, что происшествие в аэропорту было простой случайностью, что оно никак не связано с Новым Орлеаном. Но больше так считать она не могла, свыкнуться с этой мыслью было нелегко.
С еще большим трудом она призналась себе в том, что между Лондоном и Новым Орлеаном есть еще одна связь, еще одно совпадение. И это был Роун…
7
Джолетта думала о том, что никогда не забудет маков Фландрии из-за их ярко-красного цвета, которым они сияли на ярко-зеленой траве под ослепительно голубым небом. Но еще и из-за нового гида, который встретил их автобус после переправы через Кале. Гид был уэльсцем, и, когда они ехали среди лугов и полей, он густым и звучным голосом читал им отрывки из поэмы «На полях Фландрии».
Вайолетт писала о маках в своем дневнике. Большое впечатление на нее произвела прочность лепестков этих цветов при их кажущейся хрупкости, а также их цвет. Джолетта радовалась тому, что ее глазам открывается все то, что видела ее прапрапрабабушка. Ради этого она и приехала сюда, но тем не менее не переставала удивляться, как многое здесь осталось прежним. Начиная от старых дорожных указателей и кончая разнообразной растительностью, все осталось почти без изменений.
После поездки в Бат она несколько раз видела Аллина и Вайолетт во сне. Сны были яркие, жизненные, но, просыпаясь, она не могла вспомнить подробностей. В этих снах она сама превращалась в Вайолетт — несомненно, работало ее подсознание. Ей хотелось запомнить побольше деталей, они могли бы ей пригодиться.
Джолетта была одной из немногих в автобусе, кто путешествовал в одиночку. В основном группа состояла из пожилых пар, сбежавших от детей и внуков, или новобрачных, или вдов, путешествовавших с подругами. Кроме нее, в автобусе было два одиноких мужчины лет пятидесяти: один — худой и высокий профессор психологии, постоянно изучавший путеводитель, другой — низенький и лысый писатель, автор книг про путешествия, большой любитель собственных шуток. Чтобы избежать необходимости общаться с ними, Джолетта все время делала вид, будто хочет спать, но боялась, что рано или поздно проблемы все-таки начнутся.
Их гид свободно владел французским, испанским, итальянским и немецким, был мил и эрудирован. Правда, его сообщения о том, сколько времени отводится на ту или иную остановку и сколько стоит каждая экскурсия, очень походили на инструктаж полицейского. Но работал он профессионально: группа всюду оказывалась вовремя, все пребывали в хорошем настроении.
В Париже цвели каштаны, не только белые, конские, а еще и рыже-красные, испанские. Сена извивалась сине-зелено-коричневой лентой под проемами бесчисленных мостов, а здания, которые Джолетта раньше видела только на фотографиях, величественно возвышались на положенных им местах.
Гостиница не производила впечатления большой и роскошной, но оказалась достаточно удобной. Из крохотного вестибюля наверх вела белая мраморная лестница, рядом с ней находился лифт размером с платяной шкаф. В комнате Джолетты, выходившей окнами на улицу, имелись две кровати, застеленные покрывалами; подушки лежали на очень жестких валиках. Кружевные занавески скрывали окно, за которым виднелся крохотный балкончик с узорной чугунной решеткой. В ванной комнате, выложенной белым кафелем, все, включая биде, было желтого цвета. Некоторые туристы жаловались на неудобства, Джолетте же все понравилось.
Она полагала, что в Париже до сих пор живет кто-то из родственников Фоссиеров. Мими должна была их знать. Она бы написала им письма и настаивала на том, чтобы Джолетта их передала. А этого бы ей совсем не хотелось — у нее и так было мало времени. Она столько читала о достопримечательностях Парижа, что только и мечтала посмотреть их, потрогать руками, просто убедиться, что она здесь. Она хотела осмотреть в Париже все, на что у нее хватит времени, и надеялась когда-нибудь снова приехать сюда, чтобы увидеть все остальное.
Утром третьего дня, покинув гостиницу, Джолетта пошла по улице мимо ресторанов, банков, ультрамодных мебельных магазинов, останавливаясь у витрин антикварных лавок, рассматривая цветы на лотках. Дойдя до Сены, она перешла по мосту через реку и двинулась вдоль правого берега, над которым возвышалась громада Лувра. Солнце весело играло лучами, к аромату свежей весенней зелени примешивался тот особый запах воды, свойственный всем рекам мира, и еще — только что испеченного хлеба. Чуть-чуть пахло выхлопными газами от проезжавших мимо автомобилей, но Джолетта старалась не обращать на это внимания.
Мало-помалу настроение ее улучшилось. Сегодня ей нечего было делать, кроме как ублажать себя весь день. Она уже выполнила традиционную туристическую программу и хотела посвятить свободное время осмотру мест, упомянутых в дневнике. Джолетта собиралась посетить Люксембургский сад, который Вайолетт описала особенно подробно, но торопиться ей не хотелось. Ей просто было приятно бродить по Парижу, пробовать еду, которую предлагали уличные торговцы, наблюдать за художниками на набережной, стоять на мосту и любоваться видом. Ей хотелось прочувствовать биение пульса города и знать, что она находится в его центре.
Уже под вечер Джолетта добралась до станции метро, ближайшей к ее гостинице. Она прошла по выложенному кафелем переходу, который был гораздо чище лондонских, поднялась по лестнице. Она устала, но чувствовала себя счастливой. Ей хотелось принять ванну и где-нибудь легко перекусить, прежде чем забраться в постель.
Вместе с толпой пассажиров Джолетта вышла из метро, когда на смену дню уже пришли сумерки, и остановилась перед светофором в ожидании зеленого света, намереваясь пересечь улицу. Бросив взгляд на противоположную сторону, она увидела мужчину и женщину, выходивших из высоких, узких дверей гостиницы. Спускаясь по ступенькам, они разговаривали.
Натали!
Наконец загорелся зеленый свет. Джолетта вместе со всеми перешла улицу и двинулась в обратную сторону от гостиницы, даже не оглянувшись. Через некоторое время она была уже довольно далеко, но продолжала идти.
Ей будто тисками сдавило грудь, ее мутило. Стук собственных шагов болезненно отдавался у нее в голове. Она не желала встречаться со своей кузиной в Париже, и не только потому, что Натали станет препятствовать выполнению ее планов. Присутствие кузины она расценивала как вмешательство в ее личную жизнь, посягательство на ее свободу.
Наверняка это тетя Эстелла послала Натали следить за ней. Должно быть, она наводила справки или даже наняла сыщика, чтобы ее обнаружить. Как ни невероятно это звучало, но подобное было вполне в духе ее тети.
Но, право, это смешно, и тетя, и Натали, наверное, думали, что Джолетта знает, где и как искать формулу старинных духов. Если бы она попыталась переубедить их, они бы вряд ли ей поверили. Ну и прекрасно. Но она не позволит им мешать ей. Пусть Натали поймает ее, если сможет.
— Эй, погодите минуточку! Может, вы не заметили, что уже прошли свою гостиницу? — раздался за ее спиной веселый голос Роуна.
Джолетта замерла, но не успела она среагировать, как Роун взял ее за локоть и развернул. Девушка инстинктивно выставила вперед руку и уперлась ладонью в желтый свитер молодого человека. Она почувствовала, как сильны и упруги его мускулы под одеждой, и тут же одернула руку, будто обожгла пальцы.
Облегчение, подозрение, безмерная радость — все эти чувства она испытала одновременно. Джолетта бросила взгляд через его плечо, но Натали уже не было.
— Что вы здесь делайте? — выговорила она с трудом.
— Я же обещал найти вас. Разве вы не получили моей записки?
— Получила, но я не ожидала… — Она вдруг замолчала. Ей пришло в голову, что, если тетя Эстелла узнала, где она живет в Париже, она так же легко могла узнать, в какой гостинице она останавливалась в Лондоне. И если это тетя посылала людей обыскивать парфюмерный магазин, почему бы ей не велеть обыскать ее номер в гостинице?
— В вас слишком мало веры, Джолетта, — тихо сказал Роун, опуская ее руку. — Вы не верите ни себе самой, ни мне.
Девушка покраснела от его слов и при мысли о том, что она о нем думала. Она отвела взгляд, не в силах посмотреть ему прямо в лицо. Как она могла заподозрить его в низости? Какие у него могли быть на то причины? Ведь он же ничего о ней не знал.
Он снова заговорил:
— Вы уверены, что с вами все в порядке? Сумки у вас больше не воруют? Подозрительные типы вокруг вас не сшиваются?
Незачем было рассказывать ему про обыск. Это только ее проблемы. Если бы она сообщила ему про это, он мог бы решить, что ее холодность идет от подозрительности.
— Конечно, нет, — постаралась ответить она как можно спокойнее. — Я немного научилась о себе заботиться.
— Легко бы в это поверил, если бы только что не увидел, как вы прошли мимо своей гостиницы.
Он смотрел на нее с легкой иронией. Но Джолетта быстро нашлась, что ответить:
— Должна вам сказать, что я отлично знаю, где я и куда направляюсь.
— И можно полюбопытствовать, куда?
— В паре кварталов отсюда есть кондитерская, а я просто обожаю эклеры.
— Стоило вам об этом вспомнить, как я тоже потерял голову. При мыслях об эклерах, конечно. Вы позволите к вам присоединиться?
Роун просил не просто разрешения пройтись с ней до кондитерской. Он хотел убедиться, что она рада его видеть.
— Почему бы и нет, — согласилась она.
— А я боялся, что у меня могут быть неприятности. — Он сделал жест, указывающий, что готов следовать за ней. Джолетта постояла в нерешительности, потом еще раз взглянула в сторону гостиницы. Там никого не было. Тогда она развернулась, и они двинулись дальше вместе.
— А почему у вас могли быть неприятности? — немного помолчав, поинтересовалась она.
— По нескольким причинам, — ответил Роун уже более серьезным тоном. — Я бросил вас на произвол судьбы в Лондоне да еще оставил одну на три дня в Париже. Тяжкое преступление. А еще я позволил себе принять на веру, что вас будет волновать мое отсутствие.
— Я не претендую на ваше время, так же как и вы не можете претендовать на мое.
— Хорошо, возможно, я заслужил это.
Она спокойно посмотрела на него.
— Я вовсе не собиралась сводить с вами счеты.
— Хотите сказать, что это был просто удачный выстрел? — усмехнулся он.
— Не будьте смешным. — Ей хотелось быть строгой, но это у нее плохо получалось.
— А как насчет того, чтобы поужинать вместе, так сказать, в ознаменование перемирия?
— Отлично, — согласилась Джолетта. Интересно, что он теперь ответит?
— Вот и хорошо. Тогда я вам признаюсь, что я прибыл в Париж не сегодня, но мне пришлось похлопотать некоторое время, чтобы устроить свои дела и высвободить несколько недель, которые я мог бы провести с вами. Вам, быть может, это безразлично, а вот для меня важно.
Она сделала еще несколько шагов, прежде чем заговорила:
— Вы не должны мне ничего объяснять, вы вообще мне ничего не должны. Мы отлично провели время в Англии, но у меня есть свои планы, и я…
— Если вы хотите сказать, что предпочитаете, чтобы я исчез с ваших глаз, вы опоздали, — заявил он, и его голубые глаза озорно блеснули. — Я уже купил остаток тура.
Несколько мгновений она изумленно смотрела на него.
— Вы имеете в виду автобус, экскурсии и тому подобное?
— И тому подобное, — передразнил ее молодой человек.
— А вам не кажется, что вы зашли слишком далеко, пытаясь мне что-то доказать?
Он улыбнулся с какой-то особенной теплотой.
— И вы думаете, что я поэтому так себя веду?
— А почему же еще? — Ей было трудно поверить, что все это делается ради нее.
— Меня можно уговорить отказаться от тура, — продолжал он после небольшой паузы. — Только скажите, и я возьму напрокат машину и проложу на карте отличный СЧС-маршрут для нас с вами.
— СЧС-маршрут?
— Следующий Чертов Собор. Только не говорите, что в вашей группе еще так не шутят.
— Не думаю.
— Соборы, музеи, рестораны, маленькие уютные гостиницы — вы все увидите. Я мог бы даже довезти вас до Рима, чтобы вы успели на самолет.
— Потом склонил голову и добавил:
— А мог бы и не довезти.
— Откуда вы знаете, что я полечу домой из Рима? — Ей сейчас легче было думать об этом, чем представлять, как из-за него она пропустит свой обратный рейс.
— Все очень просто. Номер вашего тура я узнал из бирки на вашем багаже, тогда же я узнал, как вас зовут. Я просто звонил в туристическое агентство и сказал, что мне нужен тот же тур.
— Вы очень сообразительны.
— Благодарю, — любезно согласился он. — Но вы не ответили на мой вопрос. Хотите вы отправиться в собственное путешествие на взятой напрокат машине? Естественно, условия мы обговорим.
— Например, разные комнаты? — осведомилась Джолетта.
— Именно, — согласился он, но в глубине его глаз мелькнули задорные искорки.
Предложение было очень заманчивым, особенно теперь, когда она отлично понимала все трудности, связанные с групповым путешествием. Но, не желая рисковать, она с сожалением покачала головой.
— Боюсь, мне такое путешествие не по карману.
— Мне по карману. — Его слова прозвучали спокойно, без давления.
— Спасибо, — твердо ответила Джолетта, — но я предпочитаю платить за себя сама.
— Вы — эмансипированная женщина? — с усмешкой спросил он.
Она сосредоточенно сдвинула брови.
— Не в этом дело.
— Бриллиантовых браслетов в подарок вы тоже не принимаете? — поинтересовался он. Она подняла на него глаза.
— Кажется, теперь вы поняли.
Он смотрел на нее со странной полуулыбкой, внимательно, но без обиды.
Они купили эклеры, потом пошли дальше без всякой цели, пока не наткнулись на кафе со столиками на тротуаре. Официант принес заказанный ими кофе, и они долго сидели, ели сладкие пирожные и прихлебывали из крохотных чашек горькую густую жидкость. Столик тоже был крохотным и чуть качался на неровном тротуаре. Легкий ветерок играл листьями платана. По газону в поисках крошек прыгал воробей. Движение на улицах усилилось — парижане возвращались с работы. Официант, который их обслуживал, в белой рубашке, черных брюках и длинном, чуть ли не до земли фартуке, начал вытирать со столов и уносить стулья.
— Боюсь, — заметила Джолетта, — мы не изменили в лучшую сторону его мнения о манерах американцев.
— Потому что принесли свое угощение в его милое заведение? Не волнуйтесь, его надменный вид ничего не значит. Возможно, он беспокоится о своем банковском счете.
— Вы так считаете?
Он кивнул.
— В Европе никому ни до кого нет дела, если, конечно, вы не шумите и никого не трогаете. Сидите ли вы в парижском кафе или переходите улицу в Риме, главное — быть безукоризненно вежливым и не обращать ни на что внимания. Делайте, что хотите, но сохраняйте достойный вид и никогда не смотрите в глаза.
Вайолетт писала о маках в своем дневнике. Большое впечатление на нее произвела прочность лепестков этих цветов при их кажущейся хрупкости, а также их цвет. Джолетта радовалась тому, что ее глазам открывается все то, что видела ее прапрапрабабушка. Ради этого она и приехала сюда, но тем не менее не переставала удивляться, как многое здесь осталось прежним. Начиная от старых дорожных указателей и кончая разнообразной растительностью, все осталось почти без изменений.
После поездки в Бат она несколько раз видела Аллина и Вайолетт во сне. Сны были яркие, жизненные, но, просыпаясь, она не могла вспомнить подробностей. В этих снах она сама превращалась в Вайолетт — несомненно, работало ее подсознание. Ей хотелось запомнить побольше деталей, они могли бы ей пригодиться.
Джолетта была одной из немногих в автобусе, кто путешествовал в одиночку. В основном группа состояла из пожилых пар, сбежавших от детей и внуков, или новобрачных, или вдов, путешествовавших с подругами. Кроме нее, в автобусе было два одиноких мужчины лет пятидесяти: один — худой и высокий профессор психологии, постоянно изучавший путеводитель, другой — низенький и лысый писатель, автор книг про путешествия, большой любитель собственных шуток. Чтобы избежать необходимости общаться с ними, Джолетта все время делала вид, будто хочет спать, но боялась, что рано или поздно проблемы все-таки начнутся.
Их гид свободно владел французским, испанским, итальянским и немецким, был мил и эрудирован. Правда, его сообщения о том, сколько времени отводится на ту или иную остановку и сколько стоит каждая экскурсия, очень походили на инструктаж полицейского. Но работал он профессионально: группа всюду оказывалась вовремя, все пребывали в хорошем настроении.
В Париже цвели каштаны, не только белые, конские, а еще и рыже-красные, испанские. Сена извивалась сине-зелено-коричневой лентой под проемами бесчисленных мостов, а здания, которые Джолетта раньше видела только на фотографиях, величественно возвышались на положенных им местах.
Гостиница не производила впечатления большой и роскошной, но оказалась достаточно удобной. Из крохотного вестибюля наверх вела белая мраморная лестница, рядом с ней находился лифт размером с платяной шкаф. В комнате Джолетты, выходившей окнами на улицу, имелись две кровати, застеленные покрывалами; подушки лежали на очень жестких валиках. Кружевные занавески скрывали окно, за которым виднелся крохотный балкончик с узорной чугунной решеткой. В ванной комнате, выложенной белым кафелем, все, включая биде, было желтого цвета. Некоторые туристы жаловались на неудобства, Джолетте же все понравилось.
Она полагала, что в Париже до сих пор живет кто-то из родственников Фоссиеров. Мими должна была их знать. Она бы написала им письма и настаивала на том, чтобы Джолетта их передала. А этого бы ей совсем не хотелось — у нее и так было мало времени. Она столько читала о достопримечательностях Парижа, что только и мечтала посмотреть их, потрогать руками, просто убедиться, что она здесь. Она хотела осмотреть в Париже все, на что у нее хватит времени, и надеялась когда-нибудь снова приехать сюда, чтобы увидеть все остальное.
Утром третьего дня, покинув гостиницу, Джолетта пошла по улице мимо ресторанов, банков, ультрамодных мебельных магазинов, останавливаясь у витрин антикварных лавок, рассматривая цветы на лотках. Дойдя до Сены, она перешла по мосту через реку и двинулась вдоль правого берега, над которым возвышалась громада Лувра. Солнце весело играло лучами, к аромату свежей весенней зелени примешивался тот особый запах воды, свойственный всем рекам мира, и еще — только что испеченного хлеба. Чуть-чуть пахло выхлопными газами от проезжавших мимо автомобилей, но Джолетта старалась не обращать на это внимания.
Мало-помалу настроение ее улучшилось. Сегодня ей нечего было делать, кроме как ублажать себя весь день. Она уже выполнила традиционную туристическую программу и хотела посвятить свободное время осмотру мест, упомянутых в дневнике. Джолетта собиралась посетить Люксембургский сад, который Вайолетт описала особенно подробно, но торопиться ей не хотелось. Ей просто было приятно бродить по Парижу, пробовать еду, которую предлагали уличные торговцы, наблюдать за художниками на набережной, стоять на мосту и любоваться видом. Ей хотелось прочувствовать биение пульса города и знать, что она находится в его центре.
Уже под вечер Джолетта добралась до станции метро, ближайшей к ее гостинице. Она прошла по выложенному кафелем переходу, который был гораздо чище лондонских, поднялась по лестнице. Она устала, но чувствовала себя счастливой. Ей хотелось принять ванну и где-нибудь легко перекусить, прежде чем забраться в постель.
Вместе с толпой пассажиров Джолетта вышла из метро, когда на смену дню уже пришли сумерки, и остановилась перед светофором в ожидании зеленого света, намереваясь пересечь улицу. Бросив взгляд на противоположную сторону, она увидела мужчину и женщину, выходивших из высоких, узких дверей гостиницы. Спускаясь по ступенькам, они разговаривали.
Натали!
Наконец загорелся зеленый свет. Джолетта вместе со всеми перешла улицу и двинулась в обратную сторону от гостиницы, даже не оглянувшись. Через некоторое время она была уже довольно далеко, но продолжала идти.
Ей будто тисками сдавило грудь, ее мутило. Стук собственных шагов болезненно отдавался у нее в голове. Она не желала встречаться со своей кузиной в Париже, и не только потому, что Натали станет препятствовать выполнению ее планов. Присутствие кузины она расценивала как вмешательство в ее личную жизнь, посягательство на ее свободу.
Наверняка это тетя Эстелла послала Натали следить за ней. Должно быть, она наводила справки или даже наняла сыщика, чтобы ее обнаружить. Как ни невероятно это звучало, но подобное было вполне в духе ее тети.
Но, право, это смешно, и тетя, и Натали, наверное, думали, что Джолетта знает, где и как искать формулу старинных духов. Если бы она попыталась переубедить их, они бы вряд ли ей поверили. Ну и прекрасно. Но она не позволит им мешать ей. Пусть Натали поймает ее, если сможет.
— Эй, погодите минуточку! Может, вы не заметили, что уже прошли свою гостиницу? — раздался за ее спиной веселый голос Роуна.
Джолетта замерла, но не успела она среагировать, как Роун взял ее за локоть и развернул. Девушка инстинктивно выставила вперед руку и уперлась ладонью в желтый свитер молодого человека. Она почувствовала, как сильны и упруги его мускулы под одеждой, и тут же одернула руку, будто обожгла пальцы.
Облегчение, подозрение, безмерная радость — все эти чувства она испытала одновременно. Джолетта бросила взгляд через его плечо, но Натали уже не было.
— Что вы здесь делайте? — выговорила она с трудом.
— Я же обещал найти вас. Разве вы не получили моей записки?
— Получила, но я не ожидала… — Она вдруг замолчала. Ей пришло в голову, что, если тетя Эстелла узнала, где она живет в Париже, она так же легко могла узнать, в какой гостинице она останавливалась в Лондоне. И если это тетя посылала людей обыскивать парфюмерный магазин, почему бы ей не велеть обыскать ее номер в гостинице?
— В вас слишком мало веры, Джолетта, — тихо сказал Роун, опуская ее руку. — Вы не верите ни себе самой, ни мне.
Девушка покраснела от его слов и при мысли о том, что она о нем думала. Она отвела взгляд, не в силах посмотреть ему прямо в лицо. Как она могла заподозрить его в низости? Какие у него могли быть на то причины? Ведь он же ничего о ней не знал.
Он снова заговорил:
— Вы уверены, что с вами все в порядке? Сумки у вас больше не воруют? Подозрительные типы вокруг вас не сшиваются?
Незачем было рассказывать ему про обыск. Это только ее проблемы. Если бы она сообщила ему про это, он мог бы решить, что ее холодность идет от подозрительности.
— Конечно, нет, — постаралась ответить она как можно спокойнее. — Я немного научилась о себе заботиться.
— Легко бы в это поверил, если бы только что не увидел, как вы прошли мимо своей гостиницы.
Он смотрел на нее с легкой иронией. Но Джолетта быстро нашлась, что ответить:
— Должна вам сказать, что я отлично знаю, где я и куда направляюсь.
— И можно полюбопытствовать, куда?
— В паре кварталов отсюда есть кондитерская, а я просто обожаю эклеры.
— Стоило вам об этом вспомнить, как я тоже потерял голову. При мыслях об эклерах, конечно. Вы позволите к вам присоединиться?
Роун просил не просто разрешения пройтись с ней до кондитерской. Он хотел убедиться, что она рада его видеть.
— Почему бы и нет, — согласилась она.
— А я боялся, что у меня могут быть неприятности. — Он сделал жест, указывающий, что готов следовать за ней. Джолетта постояла в нерешительности, потом еще раз взглянула в сторону гостиницы. Там никого не было. Тогда она развернулась, и они двинулись дальше вместе.
— А почему у вас могли быть неприятности? — немного помолчав, поинтересовалась она.
— По нескольким причинам, — ответил Роун уже более серьезным тоном. — Я бросил вас на произвол судьбы в Лондоне да еще оставил одну на три дня в Париже. Тяжкое преступление. А еще я позволил себе принять на веру, что вас будет волновать мое отсутствие.
— Я не претендую на ваше время, так же как и вы не можете претендовать на мое.
— Хорошо, возможно, я заслужил это.
Она спокойно посмотрела на него.
— Я вовсе не собиралась сводить с вами счеты.
— Хотите сказать, что это был просто удачный выстрел? — усмехнулся он.
— Не будьте смешным. — Ей хотелось быть строгой, но это у нее плохо получалось.
— А как насчет того, чтобы поужинать вместе, так сказать, в ознаменование перемирия?
— Отлично, — согласилась Джолетта. Интересно, что он теперь ответит?
— Вот и хорошо. Тогда я вам признаюсь, что я прибыл в Париж не сегодня, но мне пришлось похлопотать некоторое время, чтобы устроить свои дела и высвободить несколько недель, которые я мог бы провести с вами. Вам, быть может, это безразлично, а вот для меня важно.
Она сделала еще несколько шагов, прежде чем заговорила:
— Вы не должны мне ничего объяснять, вы вообще мне ничего не должны. Мы отлично провели время в Англии, но у меня есть свои планы, и я…
— Если вы хотите сказать, что предпочитаете, чтобы я исчез с ваших глаз, вы опоздали, — заявил он, и его голубые глаза озорно блеснули. — Я уже купил остаток тура.
Несколько мгновений она изумленно смотрела на него.
— Вы имеете в виду автобус, экскурсии и тому подобное?
— И тому подобное, — передразнил ее молодой человек.
— А вам не кажется, что вы зашли слишком далеко, пытаясь мне что-то доказать?
Он улыбнулся с какой-то особенной теплотой.
— И вы думаете, что я поэтому так себя веду?
— А почему же еще? — Ей было трудно поверить, что все это делается ради нее.
— Меня можно уговорить отказаться от тура, — продолжал он после небольшой паузы. — Только скажите, и я возьму напрокат машину и проложу на карте отличный СЧС-маршрут для нас с вами.
— СЧС-маршрут?
— Следующий Чертов Собор. Только не говорите, что в вашей группе еще так не шутят.
— Не думаю.
— Соборы, музеи, рестораны, маленькие уютные гостиницы — вы все увидите. Я мог бы даже довезти вас до Рима, чтобы вы успели на самолет.
— Потом склонил голову и добавил:
— А мог бы и не довезти.
— Откуда вы знаете, что я полечу домой из Рима? — Ей сейчас легче было думать об этом, чем представлять, как из-за него она пропустит свой обратный рейс.
— Все очень просто. Номер вашего тура я узнал из бирки на вашем багаже, тогда же я узнал, как вас зовут. Я просто звонил в туристическое агентство и сказал, что мне нужен тот же тур.
— Вы очень сообразительны.
— Благодарю, — любезно согласился он. — Но вы не ответили на мой вопрос. Хотите вы отправиться в собственное путешествие на взятой напрокат машине? Естественно, условия мы обговорим.
— Например, разные комнаты? — осведомилась Джолетта.
— Именно, — согласился он, но в глубине его глаз мелькнули задорные искорки.
Предложение было очень заманчивым, особенно теперь, когда она отлично понимала все трудности, связанные с групповым путешествием. Но, не желая рисковать, она с сожалением покачала головой.
— Боюсь, мне такое путешествие не по карману.
— Мне по карману. — Его слова прозвучали спокойно, без давления.
— Спасибо, — твердо ответила Джолетта, — но я предпочитаю платить за себя сама.
— Вы — эмансипированная женщина? — с усмешкой спросил он.
Она сосредоточенно сдвинула брови.
— Не в этом дело.
— Бриллиантовых браслетов в подарок вы тоже не принимаете? — поинтересовался он. Она подняла на него глаза.
— Кажется, теперь вы поняли.
Он смотрел на нее со странной полуулыбкой, внимательно, но без обиды.
Они купили эклеры, потом пошли дальше без всякой цели, пока не наткнулись на кафе со столиками на тротуаре. Официант принес заказанный ими кофе, и они долго сидели, ели сладкие пирожные и прихлебывали из крохотных чашек горькую густую жидкость. Столик тоже был крохотным и чуть качался на неровном тротуаре. Легкий ветерок играл листьями платана. По газону в поисках крошек прыгал воробей. Движение на улицах усилилось — парижане возвращались с работы. Официант, который их обслуживал, в белой рубашке, черных брюках и длинном, чуть ли не до земли фартуке, начал вытирать со столов и уносить стулья.
— Боюсь, — заметила Джолетта, — мы не изменили в лучшую сторону его мнения о манерах американцев.
— Потому что принесли свое угощение в его милое заведение? Не волнуйтесь, его надменный вид ничего не значит. Возможно, он беспокоится о своем банковском счете.
— Вы так считаете?
Он кивнул.
— В Европе никому ни до кого нет дела, если, конечно, вы не шумите и никого не трогаете. Сидите ли вы в парижском кафе или переходите улицу в Риме, главное — быть безукоризненно вежливым и не обращать ни на что внимания. Делайте, что хотите, но сохраняйте достойный вид и никогда не смотрите в глаза.