– Дело в том, что рассказывать-то нечего – ничего конкретного нет. – Он поднялся и стал одеваться. – Это больше всего и огорчает в нашей работе. Мы ловим шарики ртути. Ты знаешь, что это прямо перед тобой, но оно продолжает ускользать. Ну да не важно. Поднимай свой симпатичный зад, и едем в Нью-Йорк.
   На обратном пути Джордж был молчаливым, отвечал на слова Джильберты невпопад. Ей стало ясно, у него что-то на уме.
   В семь часов вечера капитан Лаурентис подвез Джильберту к гостинице. Она поцеловала его в щеку и открыла дверцу машины.
   – Я не вполне уверена, что вернусь в Нью-Йорк завтра вечером – все будет зависеть от того, что произошло в мое отсутствие, – но я позвоню и дам тебе знать... Благодарю за чудесный день. Я получила большое удовольствие, – сказала Джильберта.
   Лаурентис улыбнулся.
   – Это ты мне доставила удовольствие. Она сжала его бедро.
   – Как бы то ни было, не только ты получил удовольствие, дружище. Чао!
   Джильберта постояла с минуту на тротуаре, наблюдая за тем, как удаляется капитан Лаурентис, и поспешила к себе в номер, чтобы упаковать вещи.
   Джильберте удалось заказать билет на дополнительный рейс. Кресло рядом никто не занял, чему она несказанно обрадовалась, так как не было никакого настроения вести пустую беседу. Джильберта заказала шотландское виски с содовой, чтобы запить таблетку валиума, и привела кресло в полулежачее положение. Она смотрела в потолок и думала о Джордже Лаурентисе.
   Не было никакой надежды на то, что человек с таким острым, способным к логическому мышлению умом поверит ее утверждению, будто она брала напрокат машину для поездки в загородный дом. Небрежно заданный капитаном вопрос об этом нисколько не обманул ее. Еще до вечера он будет знать о ее лжи. И несомненно, подумает, что если она солгала ему о машине, значит, так же легко могла солгать и о том, что ездила в загородный дом.
   А если ее не было там в момент смерти Джулса, то где же тогда она находилась? Возможно, в пентхаусе Милоша Алански. До убийства? Как свидетель? Как убийца?
   Ей пришлось приложить некоторые усилия, чтобы заставить себя выбросить это из головы. Джильберта закрыла глаза и спустя несколько мгновений крепко спала.
   У аэропорта она остановила такси. Узнав ее, водитель обратился к ней как к очень важной персоне:
   – Приветствую вас, миссис Киллингтон. Добро пожаловать домой. Я видел вас по телевизору в воскресенье. Право же, вы их всех сразили наповал.
   – Благодарю вас. – Она взглянула на его удостоверение личности на счетчике, – мистер Дженсен. Приятно снова быть дома.
   – Послушайте, как ужасно то, что случилось с этим парнем Марстоном. Говорят, что, возможно, его убили.
   – Убили? – вырвалось у Джильберты.
   – Да. Передавали в вечерних «Новостях»... Сказали, что он был другом губернатора.
   – Очень хорошим другом. Его смерть – огромная потеря для Колорадо и для всей страны. Сегодня утром я присутствовала на его похоронах, – взяв себя в руки, сказала Джильберта.
   – Моя жена считает, что это сделала баба – извините меня, мэм, – женщина. Сам же я считаю, что это был... муж какой-нибудь женщины. Говорят, что у убитого было много дам.
   – Не больше, чем у любого другого интересного мужчины, насколько я могу себе это представить. Однако кто-то в глазах общественности, как и жена Цезаря, должен быть вне подозрений.
   – Жена Цезаря? Она занята в шоу-бизнесе? – спросил водитель.
   Джильберта еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
   – Была в некотором роде. Бедняжка умерла.
   – Превратности судьбы. Читаешь газеты, и складывается впечатление, что все вокруг умирают, – философски заметил водитель.
   – Верно. Сегодня умирают даже такие люди, которые никогда раньше не умирали, – заметила Джильберта и на этот раз тихонько засмеялась.
   – Это из-за плохой экологии. Все большие компании отравляют воздух, и воду, и продукты._
   – Вам бы следовало побывать в Нью-Йорке, мистер Дженсен. Колорадо по сравнению с ним – райский сад, – успокоила его Джильберта.
   Водитель выключил счетчик, так как они уже подъехали к особняку губернатора.
   – Три тридцать, мэм.
   Джильберта дала ему пятидолларовую купюру и велела оставить сдачу себе.
   – Благодарю вас, мистер Дженсен, и желаю вам доброй ночи.
   – Благодарю вас, миссис Киллингтон. – Он дотронулся пальцами до фуражки и уехал.
   Джильберта бесшумно вошла в дом. В холле и на лестничной площадке горел свет. Она сняла туфли и, держа их в одной руке, а чемодан – в другой, поднялась по лестнице. Длинный коридор наверху был тускло освещен висевшими на стенах канделябрами. Дверь в спальню супругов была закрыта. Джильберта прошла мимо нее в соседнюю спальню для гостей. Они с Хармоном уважали желание друг друга в некоторых случаях побыть в одиночестве.
   Джильберта разделась и, даже не почистив зубы и не сняв макияж, забралась в постель. Ее муж чутко спал и при звуке льющейся воды обязательно бы проснулся. Все последние дни Джильберта испытывала непреодолимое желание спать, обычно она так себя чувствовала, находясь в состоянии стресса, – и мгновенно заснула.
   Солнечный свет уже струился в окно на восточной стороне дома, когда Джильберта встала с постели, приняла душ, надела красный велюровый халат, комнатные туфли с помпонами и спустилась вниз.
   Бентли, дворецкий, приветствовал ее в холле:
   – Какой приятный сюрприз, миссис Киллингтон. Когда вы вернулись?
   – Далеко за полночь, Бентли.
   – Жаль, что вы меня не разбудили. Я бы приготовил вам перекусить.
   – Благодарю вас, Бентли. Но единственное, чего я хотела, так это хорошенько выспаться, – ответила Джильберта.
   – Губернатор работает у себя в кабинете. Поскольку он не упомянул о вашем приезде за завтраком, предполагаю, хозяин не знает, что вы здесь?
   – Да, я не хотела его беспокоить. Бентли, будьте любезны, принесите поднос с завтраком в кабинет губернатора. Он там один?
   – Да, мадам, я позабочусь об этом. Кухарка приготовила вафли и колбасу, или вы предпочли бы яйца?
   – От вафель полнеют. Пусть Салли сделает мне омлет по-испански и небольшой тост... и много кофе. Пожалуй, принесите чашку и для губернатора, – распорядилась Джильберта.
   Она прошла по длинному коридору, в конце которого Хармон превратил уютную небольшую комнату в свой рабочий кабинет. Джильберта постучала и услышала его звучный голос:
   – Войдите.
   – Разочарован или обрадован? – спросила она. Лицо Хармона просветлело.
   – Джилли... Черт возьми, когда это ты приехала тайком? – спросил он, выходя из-за письменного стола и обнимая жену.
   – В полночь, дорогой. Я не хотела тебя будить. – Джильберта подставила ему щеку для поцелуя.
   – Ну, тебе следовало бы это сделать. – Хармон подвел ее к письменному столу. – Как хорошо, что ты вернулась, Джилли! Вот, садись на мое место. – На его губах появилась кривая улыбка. – В любом случае ты больше меня заслуживаешь это кресло.
   Джильберта улыбнулась. Хармон сел на угол стола, качая ногой. Хотя черты его лица нельзя назвать выразительными, он был интересным мужчиной: высокий, слегка полноватый, с седым ежиком волос и выправкой Армейского офицера. Муж напоминал ей некоторых киноактеров, изображавших директоров банков, генералов, председателей правлений или политиков, которые всегда остаются неизвестными в общественном сознании.
   – Ты прекрасно выглядишь, Джилли, принимая во внимание все, через что тебе пришлось пройти с момента твоего приезда в Нью-Йорк.
   – Это не было слишком тяжко для меня. Вот только очень жаль бедняжку Джули.
   Глаза Хармона затуманились.
   – О Боже! Я до сих пор не могу смириться с тем, что Джулса нет. А сейчас к тому же говорят, что его убили. Ну, по крайней мере полиция наконец на верном пути.
   – До вчерашнего вечера они все еще называли это самоубийством. Я узнала об этой новой версии лишь прошлой ночью, когда возвращалась в такси домой. Водитель сказал, что он слышал это в десятичасовых «Новостях», – сказала Джильберта.
   – Что ты об этом думаешь, дорогая? – спросил Хармон. – Мы оба знаем, что у Джули были десятки врагов, но ты не припомнишь, он когда-нибудь упоминал кого-то в особенности?
   – Полицейские задавали мне примерно такой же вопрос, но я не смогла назвать имена. – С этими словами Джильберта встала и, подойдя к эркеру, устремила свой взор на простиравшуюся перед ней лужайку. – Знаешь, дорогой, Джулс пытался связаться со мной по телефону в субботу. Анита сказала, что он оставил для меня сообщение с просьбой позвонить ему на квартиру Милоша. Я позвонила в воскресенье незадолго до моего выступления, но никто не ответил... Я знаю, что это глупо, но меня не покидает чувство вины. Возможно, если бы я не поехала в загородный дом...
   В дверях появился Бентли с подносом в руках, и Джильберта спросила:
   – Ты не присоединишься ко мне, Хармон?
   – Да, я бы не отказался еще от одной чашки кофе. Джильберта с удовольствием расправлялась с пышным омлетом.
   – Я умираю с голоду. Последний раз я плотно поела вчера в полдень.
   Хармон закурил сигарету.
   – Как прошли похороны? – спросил он.
   – Я считаю, отлично. Там были братья Джулса со своими женами. Я даже поговорила с этой гарпией Сильвией, – поведала Джильберта.
   Хармон фыркнул и не удержался от ехидной реплики:
   – Несомненно, она проливала крокодиловы слезы.
   – Отнюдь нет, даже не сочла нужным притворяться. Сильвия выглядела как кошка, облизывающаяся над блюдцем со сливками, – сказала Джильберта.
   – Ей не следовало бы так скоро считать своих цыплят. Я слышал, Джулс оставил большую часть имущества своему фонду, – заявил Хармон, но, заметив загадочную улыбку Джильберты, спросил: – Что тебя так забавляет?
   – Ничего... абсолютно ничего. Я просто представила себе, какое отчаянное сражение братья Марстоны будут вести в суде, когда обнаружат, что Джулс чуть ли не вычеркнул их из своего завещания, – пояснила Джильберта.
   В действительности причиной ее веселья была мысль о реакции Хармона, когда он узнает, что ему и его дочери Джулс отписал в своем завещании сумму по миллиону каждому.
   – Дженет дома?
   – Она поехала покататься верхом с сыном Миддлтонов.
   – Ты думаешь, это серьезно? – вежливо поинтересовалась Джильберта.
   Хармон пожал плечами и вздохнул:
   – Сомневаюсь. Дженет всегда оказывала предпочтение более взрослым мужчинам.
   «Это уж точно!» – чуть не вырвалось у Джильберты. Она положила вилку и встала из-за стола.
   – Мне нужно заняться делами. Бедняжка Анита, наверное, с ума сходит, ожидая меня в офисе.
   – Мы дважды говорили по телефону. Она сохраняет самообладание. Хорошая девушка эта Анита, – сказал Хармон.
   – Я бы не смогла обходиться без нее. А сейчас извини меня, дорогой... – С этими словами Джильберта поцеловала его в висок. – Увидимся за ужином.
   – Не знаю, как получится. Мэннинг хочет, чтобы я встретился с сенатором Джеррисоном и конгрессменом Леви относительно законопроекта о разработке сланцевого дегтя.
   Джильберта закусила нижнюю губу. Это был верный признак того, что она раздосадована.
   – Я бы не стала принимать участия в составлении этого законопроекта, Хармон. Не забывай, что «Де Бирс корпорейшн» вложила миллионы долларов в исследования по разработке наиболее выгодного способа выделения дегтя из сланца. Если ты станешь на чью-либо сторону в этом вопросе, оппозиция решит, что ты используешь свое служебное положение в интересах компании твоей жены, – заявила Джильберта. Хармон помрачнел.
   – О Боже! Ты полагаешь, что мне следует уклониться от присутствия на этом совещании?
   – Отнюдь нет. Я считаю, ты должен на нем присутствовать, но в качестве беспристрастного свидетеля. Глава исполнительной власти должен соблюдать нейтралитет. Только сенат и законодательный орган штата могут решать вопрос о законопроектах, – сказала Джильберта.
   Хармон потер подбородок и согласился с мнением жены.
   – Ты совершенно права, дорогая. Конечно, ты всегда права.
   – Желаю хорошо провести день, дорогой, – сказала Джильберта.
   Размашистым шагом она вышла из кабинета и поднялась наверх, в свою спальню. Надев сшитое на заказ льняное с узором платье и туфли-лодочки на низком каблуке, Джильберта вскоре покинула дом через черный ход и направилась к гаражу. Тед Лансинг, мастер на все руки, работавший в резиденции губернатора, полировал хромированные части на ее «фольксвагене», стоявшем на подъездной аллее. Когда Хармона избрали губернатором, Джильберта внушила ему, как важно своим собственным образом жизни подавать пример избирателям. «Если люди увидят, что первая семья штата разъезжает в дорогих лимузинах, пожирающих слишком много бензина, ты не сможешь убедить их экономить горючее и пристегивать ремни».
   – Машина выглядит очень привлекательно, – сказала Джильберта.
   – Благодарю вас, мадам. Рад, что вы дома. – Тед дотронулся до козырька фуражки.
   – Я тоже рада, что вернулась.
   Джильберте пришлось проехать тридцать миль, чтобы попасть в новое административное здание «Де Бирс мэннинг энд девелопмент корпорейшн», расположенное на окраине Силвер-Сити. Она поставила машину на свое обычное место и прошла в офис через черный вход.
   – Добрый день, миссис Киллингтон, – приветствовала ее в приемной белокурая секретарша.
   – Неужели я так поздно приехала? – воскликнула Джильберта. – Ну как... вы весело провели праздник Четвертого июля? – спросила она секретаршу.
   – Потрясающе! – ответила Джинджер. – А вы? – Опомнившись, девушка мгновенно прикрыла рот рукой. – Ой, простите, миссис Киллингтон. Я совсем забыла о бедном мистере Марстоне. Примите, пожалуйста, мои соболезнования.
   Секретарша произнесла это с совершенно невинным видом, однако что-то в ее тоне вызвало у Джильберты раздражение, и она холодно ответила:
   – Соболезнования? Я не состою в родстве с семьей Марстонов.
   – Нет, но ведь вы были с ним очень хорошими друзьями. Я бы не хотела таким образом потерять близкого друга, – заметила секретарша.
   – Безусловно, – ответила Джильберта. – Я полагаю, мисс Тэтчер у себя в кабинете?
   – Да, мэм. Последние два дня она первой приходит на работу.
   Джильберта миновала анфиладу офисов своих служащих, улыбаясь и здороваясь с ними. В отличие от очень многих компаний, где служащие сидели все вместе в громадном, похожем на коровник, помещении и их письменные столы стояли почти впритык, «Де Бирс корпорейшн» предоставляла каждому служащему индивидуальный отсек со стеклянной перегородкой. Наконец Джильберта вошла в помещение администрации. Это был комплекс из больших, хорошо оборудованных личных кабинетов и президентских апартаментов, как принято было их называть, состоявших из большой приемной и кабинета Аниты Тэтчер; в конце длинного коридора, устланного мягким ковром, находился самый большой и самый роскошный кабинет – кабинет Джильберты. Когда она вошла, секретарши оторвали взгляды от своих пишущих машинок и в унисон произнесли:
   – Доброе утро, миссис Киллингтон.
   – Сесил... Марджи, – машинально сказала Джильберта, – мисс Тэтчер не занята?
   – Она только что закончила телефонный разговор. Звонили из Калифорнии.
   Подойдя к двери ее кабинета, Джильберта постучала. Ослепительная, как солнце, улыбка озарила круглое лицо Аниты.
   – Джилли... Слава Богу! Если бы мне пришлось удерживать форт еще один день, я бы полезла на стену.
   Анита вскочила с места и быстро обогнула письменный стол. Они обнялись и прикоснулись друг к другу щеками.
   – Вздор! Встречу с представителями «Спрингфилд компани» и собрание акционеров ты провела так же хорошо, как могла бы сделать это я... Маржи сказала, что был звонок из Калифорнии. Это кто-то, кого я знаю? – Джильберта села в кожаное кресло напротив письменного стола и закурила сигарету.
   – Это был твой брат. Он сказал, что со вчерашнего утра пытается дозвониться тебе. Разве ты не получила его сообщение? – спросила Анита.
   – Нет. Интуиция подсказывает мне, что Терри не оставлял никаких сообщений; в отеле очень педантичные служащие и всегда все передают. Что он делает в Калифорнии и что ему нужно?
   – Не могу ответить на твои вопросы. Он был очень сдержанным, можно сказать, таинственным.
   – Типично для Терри. Ну что ж, если это так важно, он перезвонит. Какие дела намечены на вторую половину дня? – спросила Джильберта.
   Анита села за письменный стол и просмотрела свои записи.
   – Джейсон хочет как можно скорее обсудить с тобой вопрос насчет «Спрингфилд компани»... О, еще некий Фрэнк Уэллер предварительно договорился о встрече с тобой в три часа. Он из Госдепартамента. Я сказала ему, что мы в первой половине дня свяжемся с тобой и сообщим об этом.
   Джильберта нахмурилась и удивленно переспросила:
   – Фрэнк Уэллер? Госдепартамент? Я ничего не понимаю.
   Взгляды Аниты и Джильберты встретились. Женщины поняли друг друга.
   – Я думаю, это имеет какое-то отношение к Джулсу, – промолвила Анита. – Он сказал, что хочет тебя видеть по сугубо личному делу.
   Джильберта почувствовала, как внутри у нее все похолодело и сжалось.
   – Госдепартамент, подумать только! – воскликнула она. – Ставлю десять к одному, что этот Уэллер из ЦРУ.
   – Возможно, ты и права, но что ему от тебя-то нужно? – удивилась Анита.
   – Я не могу даже предположить.
   Джильберта не хотела и думать об этом. Когда человек слишком усердно пытается скрыть какую-то тайну, он почти наверняка выдаст ее.
   – Как прошли похороны?
   – Похороны, – вздохнула Джильберта. – Сама знаешь, ты ведь не один раз видела похороны.
   – Я думала, что ты вернешься сразу после панихиды, – заметила Анита, пристально глядя на подругу.
   Джильберта вспомнила, как она однажды сказала: «Я читаю тебя как книгу».
   – Я и намеревалась так поступить, но на похоронах был капитан Лаурентис – чтобы понаблюдать за присутствующими. Он спросил, не сможем ли мы побеседовать после окончания панихиды. Позже мы вместе позавтракали.
   Она хотела на этом закончить рассказ, но Анита была похожа на собаку, идущую по горячему следу:
   – Должно быть, завтрак получился продолжительный. Вчера Терри до шести часов вечера пытался найти тебя. Наконец позвонил сюда.
   – У капитана был выходной день, и он пригласил меня поехать в Гуггенхейм. Честно говоря, Анита, последние несколько дней были очень тяжелыми для меня, поэтому я согласилась на его приглашение. Думала, что эта поездка на какое-то время отвлечет меня от горестных мыслей.
   – Неординарный полицейский?
   – Я тоже удивлена, но капитан действительно образован, рассказывал, что даже был стипендиатом Родса в Оксфорде.
   – Вот это да! Вы снова с ним встретитесь?
   – Не знаю. Думаю, если только ему надо будет задать мне еще какие-то вопросы.
   Джильберта потянулась к письменному столу и погасила сигарету в плоской пепельнице из оникса. Решив перейти в наступление, она начала:
   – Анита... я думала о нашем вчерашнем разговоре – о некоторых любовных романах Джули, а именно с тобой, Дженет и со мной. И собираюсь кое-что тебе сказать, но сугубо конфиденциально, по крайней мере в данный момент. Скоро завещание Джули будет утверждено, оглашено и станет достоянием общественности, но до тех пор об этом ни гугу.
   – Договорились. Выкладывай, – сказала Анита.
   Сцепив руки, Джильберта перебирала большими пальцами. Обычно так она непроизвольно делала, когда ощущала свое превосходство над собеседником.
   – Милош сообщил мне по секрету, конечно, что Хармон и Дженет включены в завещание Джули. Каждый получит... по миллиону долларов.
   Эта новость буквально сразила Аниту. После напряженной паузы она воскликнула:
   – Черт побери! Миллион долларов? Но с какой стати...
   – Милош передал мнение Джули о том, что у Хармона появится больше шансов преуспеть в политике, если он будет финансово независим. Как опять же говорит Милош, у нашего друга было сильно развито чувство долга по отношению к людям, которых он любил, а он чувствовал себя в долгу перед Хармоном...
   – Я догадываюсь почему, так что не утруждай себя, – перебила Анита.
   – Я толстокожая, и ты, подруга, это знаешь. Да... он считал себя в долгу перед Хармоном из-за меня, – все-таки объяснила Джильберта.
   – А Дженет? Подумай об этом. Если ты – жена Хармона, то она – его родная дочь.
   – Что меня озадачивает, Анита, так это почему Джули ничего не оставил тебе. Милош сказал бы мне, если бы твое имя было упомянуто в завещании. Я хочу сказать, неужели он не испытывал того же чувства долга по отношению к женщине, которую бросил ради?..
   Анита и глазом не моргнула.
   – Это свидетельствует лишь о том, что я была не очень-то хороша в роли любовницы. Ты, должно быть, думаешь, что я проиграла много очков старине Джули, да упокоит Господь его душу.
   – Я ни на секунду не поверю этому. Джули был чрезвычайно высокого мнения о тебе, Анита. Он много раз очень хорошо отзывался о тебе и как о женщине и как о человеке... Я тогда не имела ни малейшего представления о том, что вы были любовниками, – честно призналась Джильберта.
   – В таком случае как ты думаешь, почему Джули оставил малышку Аниту в дураках? – спросила Анита.
   – Я не знаю, но должна быть какая-то причина.
   Анита пожала плечами.
   – Ну что ж, Джильберта, давай не будем больше бесполезно тратить время на разгадку этой тайны. Если тебе интересно, то знай: Джули обесчестил меня и бросил ради Дженет. Я переживу, – сказала Анита. – Послушай, мы можем продолжить этот разговор за ленчем? Я просто умираю от голода.
   – Ты иди. А я, пожалуй, уберу со стола некоторые бумаги до того, как появится этот человек из ЦРУ. Мы еще поговорим попозже, – сказала Джильберта.
   – Хорошо. Если тебе потребуется помощь, позови меня.
   У Джильберты ушло гораздо меньше времени, чем она предполагала, на то, чтобы просмотреть груду докладных записок и корреспонденции, которая накопилась в ее отсутствие. Продиктовав последнее письмо, она позвонила своей матери в Калифорнию, где ее родители проводили лето на недавно приобретенном ранчо.
   Услышав голос дочери, Линда Де Бирс Финч радостно воскликнула:
   – О Джилли, мы так о тебе беспокоились! Хармон звонил нам, чтобы сообщить о бедном мистере Марстоне. Он также сказал, что ты останешься в Нью-Йорке на похороны. Ты уже вернулась в Колорадо, не так ли?
   – Да, я сейчас в офисе.
   – Какой это, должно быть, страшный удар для вас. Я знаю, вы все были очень близкими друзьями... Хармон сказал, что мистера Марстона убили. Это правда, Джилли?
   – Кажется, полиция сейчас так считает. А сначала они думали, что это самоубийство. Но мы с Анитой сказали им, что Джулс никогда не сделал бы такое, это было не в его характере.
   – Значит, тебя допрашивали?
   – Да, вскоре после моего выступления был устроен небольшой прием в...
   Миссис Финч перебила Джильберту:
   – О, твое выступление... да! Мы с папой видели тебя в вечерних «Новостях». Ты была изумительна!
   – Ты пристрастна, – заметила Джильберта.
   – Нет, у меня есть все основания так говорить. Мы с твоим отцом очень гордимся тобой. Если бы не ты, мы не смогли бы позволить себе отдыхать все лето. Как раз на днях я говорила о своей вине перед тобой за то, что переложила на твои плечи весь груз управления. А папа сказал, что его больше всего беспокоит совсем другое: совет директоров обнаружит, что без нас можно обойтись.
   – Это неверно. Позволь мне сказать, – возразила Джильберта, – что я буду чувствовать себя гораздо лучше, когда вы оба вернетесь и снова возьмете часть дел на себя.
   – Мы собираемся приехать в конце августа.
   – Хорошо... Мама, я вынуждена прервать наш разговор. У меня еще много дел, а через пятнадцать минут деловая встреча. Я просто хотела сообщить вам, что блудная дочь вернулась домой.
   – Ты очень внимательна к своим родителям. Не буду тебя задерживать.
   – Мама, передай привет папе и поцелуй его за меня. Не успела Джильберта положить трубку, как зазвонил телефон.
   – Какой-то капитан Лаурентис звонит по междугороднему телефону из Нью-Йорка, – сообщила ей Марджи.
   Джильберта застыла. Этот звонок мог означать только одно: полицейский обнаружил, что она не брала напрокат машину накануне смерти Джулса!
   – Привет, Джилли. Рад, что ты благополучно вернулась домой. Снова не даешь себе передышки в работе?
   – Конечно! – беспечно ответила Джильберта. – Когда меня нет, работа никуда не исчезает. Положение только усугубляется... Чем обязана этому неожиданному удовольствию, Джордж?
   Голос капитана упал на октаву, словно он не хотел, чтобы его подслушали:
   – Нет никакой особой причины; просто захотелось с тобой поговорить. Я никогда не забуду вчерашний день, никогда. Ты потрясающая женщина, Джилли. Мне кажется, что я впервые в жизни влюблен.
   – Я тоже не забуду этот день, Джордж, – тихо промолвила Джильберта, но не потому, что боялась подслушивания: в их компании прослушивание частных телефонных разговоров автоматически означало увольнение.
   Джильберта решила ринуться навстречу опасности:
   – Есть какие-нибудь новые обстоятельства в деле? Я слышала, ваш департамент запел на другой лад.
   – Да, но мы по-прежнему на нулевой точке.
   Они поболтали еще несколько минут, а затем Джильберта прервала разговор:
   – Извини, дорогой, но я в самом деле должна идти. У меня деловая встреча.
   – Ладно. Послушай, не забудь дать мне знать, когда ты вернешься в Нью-Йорк, Джилли... Мы сможем снова поехать ко мне домой.