Страница:
«Что это Билли взбрело в голову? Уж не собирается ли он пойти к мамочке и пожаловаться на свою судьбу?» – пронеслось в голове сержанта. Он услышал, как Барнсуорт шумно втянул в себя воздух, и понял, что напарник тоже взбешен не на шутку и еле сдерживается.
Сержант знаком показал, что ему требуются две пары мин, и Барнсуорт молча их передал. Тиллер снял три штуки с подставок и прикрепил одну к установочному жезлу.
– В носовой части, посредине и к корме с левого борта, – предложил Барнсуорт.
Тиллер согласно кивнул, и они принялись медленно грести к эсминцу, на этот раз сближаясь с мишенью, как на учениях, с носа. На палубе не было никаких признаков вахтенного, хотя их должно было быть по крайней мере двое. К тому же наверняка вахту несли матросы, знающие свое дело, не в пример «Аните», где ранее повстречался, скорее всего, человек штатский.
Схватившись за якорную цепь, они простояли какое-то время на месте, прислушиваясь, и вскоре уловили гортанную речь, доносившуюся сверху. Хриплый смех оборвал натужный кашель, послышались звуки музыки, прорезался и пропал луч света, когда на фальшборте открыли и громко захлопнули заслонку. Где-то залаяла собака.
Тиллер замер. Если на борту окажется собака, быть беде. Собаки обладают уникальной способностью учуять неладное, которая не имеет прямого отношения к природным органам чувств. Сержант поднял руку, давая понять, что следует еще подождать, и вновь услышал, как напарник шумно втягивает воздух сквозь зубы. «Не терпится идиоту!» – зло подумал Тиллер.
Снова послышался лай собаки. Где этот проклятый пес? Ночью на воде звуки разносятся далеко и трудно определить их источник.
В этот момент Барнсуорт сжал Тиллера за плечо и прошептал:
– Собака лает на берегу. Не обращай внимания.
Но сержант вновь поднял руку, требуя еще немного переждать, чтобы не ошибиться.
– Какого черта! – прошипел ему в ухо Барнсуорт, но Тиллер не сдвинулся с места, крепко ухватившись за якорную цепь и продолжая вслушиваться.
Беседа на палубе стала более оживленной, и показалось, что звенят рюмки. Разговаривали по правому борту, так что верно выбрали направление для установки мин по левому борту. Лай собаки больше не слышался, и Тиллер неохотно расстался с якорной цепью и продвинул лодку вперед.
По сравнению с судном, перевозившим боеприпасы, корпус эсминца казался очень чистым и даже свежепокрашенным. «Только немцы, – подумал Тиллер, отдавая должное противнику, – способны придать лоск устаревшему кораблю, который достался дуриком от итальянцев».
На этот раз при установке мин не было лишних пугающих звуков, и первые две стали на место легко и быстро, но третья по какой-то неведомой причине отказывалась прилипнуть к корме у руля. Тиллер пытался ее пристроить и так, и эдак, но ничего не получалось. За спиной он чувствовал нарастающее нетерпение напарника и в конце концов был вынужден показать ему, что следует попробовать с другой стороны.
Они медленно обходили корму, когда сверху ударил луч мощного фонаря, и гребцы застыли, низко склонившись в лодке. Луч фонаря осветил воду, пропал, вновь возник и уперся прямо в лодку. Тиллер припомнил, что наказывал им радист, и громко прокричал по-немецки:
– Патруль. Брандербуржцы.
С этими словами взялся за весло.
Вахтенный с фонарем что-то крикнул и стал стаскивать с плеча винтовку. К нему подбежал напарник с оружием наготове.
Тиллер знал, что несколько сильных гребков вынесут лодку за пределы досягаемости фонаря и их сразу же поглотит темнота, но если вахтенные откроют огонь, вся операция полетит к чертям собачьим. Можно было не сомневаться, что затем корпус эсминца тщательно осмотрят и очистят от мин.
– Придется с ними разбираться, – сказал сержант Барнсуорту и развернул лодку в сторону эсминца.
– Патруль! Брандербуржцы! – вновь прокричал он и приветственно помахал рукой.
Вахтенный с фонарем пытался одновременно прицелиться из винтовки и направить луч на лодку, что ему плохо удавалось. В конечном счете уронил фонарь и полез его поднимать, а напарник что-то прокричал Тиллеру в ответ. Сержант вновь приветственно помахал рукой, а когда второй вахтенный ответил тем же жестом, сильными гребками погнал лодку от эсминца, стараясь подальше уйти от луча фонаря.
– Боже правый! – выдохнул ему в ухо Барнсуорт, когда они остановились передохнуть. – У тебя нервы, как канаты. Я уж подумал, что он угодит нам прямо меж глаз.
– У меня тоже было такое предчувствие, – признался Тиллер.
Он чувствовал, что взмок от пота, потянулся к канистре, налил кружку воды, отпил и передал напарнику.
Теперь они настолько близко подошли к пристани военно-морской базы, что нужно было быстро отходить, хотя никаких признаков движения среди зданий на берегу не отмечалось. Опять послышался лай собаки, звучавший ближе, чем раньше.
– Я же говорил тебе, что собака лает на берегу, – прошептал Барнсуорт.
Почувствовавший огромное облегчение после пережитого волнения, Тиллер слегка повернул голову и бросил:
– У тебя слух что надо, Билли.
На что напарник ответил дружеским толчком в плечо.
Они миновали несколько мелких суденышек, пришвартованных борт о борт, и небольшой патрульный катер, стоявший в конце длинного деревянного причала. Впереди вырисовывались еще несколько катеров и барж возле большого плавучего дока. Они намного превосходили по своим размерам итальянский противолодочный корабль и представляли собой заманчивые мишени, но Тиллер их игнорировал. Перед ним стояла иная задача, если, конечно, им удастся выйти на цель.
Наступил момент, когда они были готовы распрощаться с надеждой, и тут по левому борту показался силуэт крупного корабля.
– Приехали, – облегченно выдохнул Барнсуорт.
Даже в полной темноте Тиллер мог разглядеть, что перед ним тот самый корабль, который хотел протаранить Бальбао. Подошли ближе и рассмотрели на корме надпись «ТА-14». Эсминец был пришвартован у пристани базы, и над ним нависала стрела громадного портального крана, что вынудило Тиллера заподозрить, что встреча с Бальбао не прошла зря.
В этот момент он, к своему ужасу, заметил, что со стороны моря эсминец окружают менее крупные корабли и один из них пришвартован к борту. По меньшей мере два принадлежали к классу фрегатов и отличались большими размерами и лучшим вооружением от корабля Бальбао. Видимо, ранее они входили в состав итальянского военного флота.
Там же стояли большой каик, противолодочный корабль и ряд других, которые сержант не мог распознать. Судя по бурной активности на кораблях, было ясно, что они либо только что прибыли в Портолаго, либо, что скорее всего, собирались в путь.
Команда лодки решила сушить весла, передохнуть и осмыслить ситуацию. Много времени это не заняло.
– Нам ни за что не удастся прорваться к эсминцу незамеченными, – заключил Барнсуорт. – Ни за какие коврижки.
С этим нельзя было не согласиться, потому что при всех обстоятельствах на палубах оставались вахтенные. Даже если удастся миновать первый и второй, даже если пройти мимо всех, у борта эсминца они будут торчать, как бельмо на глазу. Нужно было изыскать иной путь и как можно быстрее.
– Я их всех обойду и постараюсь подойти как можно ближе к корме эсминца, – предложил Тиллер. – Оттуда тебе придется добираться до цели вплавь с парой мин и установить их на корме. Может, удастся хотя бы разрушить управление.
Такой способ уже обсуждался, и Барнсуорт заранее предусмотрительно надел костюм для плавания и прихватил длинный тонкий канат. Со стороны кормы эсминца не стояло никаких судов, но подойти можно было только на небольшом расстоянии от берега, что повышало риск попасться на глаза пешему патрулю.
Тиллер подметил, что причал немного выдавался в воду, и можно было использовать его край как крышу, а потом продвинуться вперед, отталкиваясь руками от подпирающих его деревянных столбов. Таким путем удалось бы подойти вплотную к корме, но от этой идеи пришлось отказаться, когда услышали голоса вахтенных на палубе. Они топали ногами, вяло переругивались, а один пустил струю мочи, которая чуть было не угодила в лодку.
Сержант подал лодку чуть назад и почувствовал на плече ладонь напарника, давшего понять, что готов действовать. Тиллер удержал лодку на плаву, пока Барнсуорт выкарабкался с сиденья и ушел в воду. После чего передал две мины на подставках, и пловец прикрепил их к канату. Второй конец вручил Тиллеру и уплыл в сторону эсминца.
Мины ушли под воду, но от дальнейшего погружения их сдерживал Тиллер. Над его головой скрипели сапогами и негромко переговаривались немцы, но у кормы эсминца царили тишина и покой. Спустя двадцать минут он почувствовал, как дернули за канат, и сержант стал его медленно подтягивать к себе. Через несколько секунд над поверхностью воды показалась голова Барнсуорта. Он показал, что все в порядке, и жестом попросил Тиллера прогнать лодку задом вдоль причала.
Когда они отошли достаточно далеко от группы немцев, Тиллер развернул лодку и Барнсуорт взобрался на свое сиденье.
– Птичка петь больше не будет, – радостно сообщил Барнсуорт. – Я установил одну мину.
– Молодец, – похвалил напарника сержант. – Теперь давай быстро смываться отсюда.
Взглянув на часы, обнаружил, что в гавани они пробыли два часа, а казалось, прошло две недели.
– А как насчет оставшихся двух мишеней? – спросил Барнсуорт.
– А никак. Нам было сказано «при возможности», но если мы здесь еще задержимся, вахтенный на первом эсминце выяснит, что брандербуржцы не организуют патрульной службы на воде.
Барнсуорт не стал спорить. Они выбросили за борт остававшиеся мины, а когда перевалили через плавучий бон, Тиллер установил курс на один-три-пять, как советовал Денвере, и они всерьез взялись за весла.
13
Сержант знаком показал, что ему требуются две пары мин, и Барнсуорт молча их передал. Тиллер снял три штуки с подставок и прикрепил одну к установочному жезлу.
– В носовой части, посредине и к корме с левого борта, – предложил Барнсуорт.
Тиллер согласно кивнул, и они принялись медленно грести к эсминцу, на этот раз сближаясь с мишенью, как на учениях, с носа. На палубе не было никаких признаков вахтенного, хотя их должно было быть по крайней мере двое. К тому же наверняка вахту несли матросы, знающие свое дело, не в пример «Аните», где ранее повстречался, скорее всего, человек штатский.
Схватившись за якорную цепь, они простояли какое-то время на месте, прислушиваясь, и вскоре уловили гортанную речь, доносившуюся сверху. Хриплый смех оборвал натужный кашель, послышались звуки музыки, прорезался и пропал луч света, когда на фальшборте открыли и громко захлопнули заслонку. Где-то залаяла собака.
Тиллер замер. Если на борту окажется собака, быть беде. Собаки обладают уникальной способностью учуять неладное, которая не имеет прямого отношения к природным органам чувств. Сержант поднял руку, давая понять, что следует еще подождать, и вновь услышал, как напарник шумно втягивает воздух сквозь зубы. «Не терпится идиоту!» – зло подумал Тиллер.
Снова послышался лай собаки. Где этот проклятый пес? Ночью на воде звуки разносятся далеко и трудно определить их источник.
В этот момент Барнсуорт сжал Тиллера за плечо и прошептал:
– Собака лает на берегу. Не обращай внимания.
Но сержант вновь поднял руку, требуя еще немного переждать, чтобы не ошибиться.
– Какого черта! – прошипел ему в ухо Барнсуорт, но Тиллер не сдвинулся с места, крепко ухватившись за якорную цепь и продолжая вслушиваться.
Беседа на палубе стала более оживленной, и показалось, что звенят рюмки. Разговаривали по правому борту, так что верно выбрали направление для установки мин по левому борту. Лай собаки больше не слышался, и Тиллер неохотно расстался с якорной цепью и продвинул лодку вперед.
По сравнению с судном, перевозившим боеприпасы, корпус эсминца казался очень чистым и даже свежепокрашенным. «Только немцы, – подумал Тиллер, отдавая должное противнику, – способны придать лоск устаревшему кораблю, который достался дуриком от итальянцев».
На этот раз при установке мин не было лишних пугающих звуков, и первые две стали на место легко и быстро, но третья по какой-то неведомой причине отказывалась прилипнуть к корме у руля. Тиллер пытался ее пристроить и так, и эдак, но ничего не получалось. За спиной он чувствовал нарастающее нетерпение напарника и в конце концов был вынужден показать ему, что следует попробовать с другой стороны.
Они медленно обходили корму, когда сверху ударил луч мощного фонаря, и гребцы застыли, низко склонившись в лодке. Луч фонаря осветил воду, пропал, вновь возник и уперся прямо в лодку. Тиллер припомнил, что наказывал им радист, и громко прокричал по-немецки:
– Патруль. Брандербуржцы.
С этими словами взялся за весло.
Вахтенный с фонарем что-то крикнул и стал стаскивать с плеча винтовку. К нему подбежал напарник с оружием наготове.
Тиллер знал, что несколько сильных гребков вынесут лодку за пределы досягаемости фонаря и их сразу же поглотит темнота, но если вахтенные откроют огонь, вся операция полетит к чертям собачьим. Можно было не сомневаться, что затем корпус эсминца тщательно осмотрят и очистят от мин.
– Придется с ними разбираться, – сказал сержант Барнсуорту и развернул лодку в сторону эсминца.
– Патруль! Брандербуржцы! – вновь прокричал он и приветственно помахал рукой.
Вахтенный с фонарем пытался одновременно прицелиться из винтовки и направить луч на лодку, что ему плохо удавалось. В конечном счете уронил фонарь и полез его поднимать, а напарник что-то прокричал Тиллеру в ответ. Сержант вновь приветственно помахал рукой, а когда второй вахтенный ответил тем же жестом, сильными гребками погнал лодку от эсминца, стараясь подальше уйти от луча фонаря.
– Боже правый! – выдохнул ему в ухо Барнсуорт, когда они остановились передохнуть. – У тебя нервы, как канаты. Я уж подумал, что он угодит нам прямо меж глаз.
– У меня тоже было такое предчувствие, – признался Тиллер.
Он чувствовал, что взмок от пота, потянулся к канистре, налил кружку воды, отпил и передал напарнику.
Теперь они настолько близко подошли к пристани военно-морской базы, что нужно было быстро отходить, хотя никаких признаков движения среди зданий на берегу не отмечалось. Опять послышался лай собаки, звучавший ближе, чем раньше.
– Я же говорил тебе, что собака лает на берегу, – прошептал Барнсуорт.
Почувствовавший огромное облегчение после пережитого волнения, Тиллер слегка повернул голову и бросил:
– У тебя слух что надо, Билли.
На что напарник ответил дружеским толчком в плечо.
Они миновали несколько мелких суденышек, пришвартованных борт о борт, и небольшой патрульный катер, стоявший в конце длинного деревянного причала. Впереди вырисовывались еще несколько катеров и барж возле большого плавучего дока. Они намного превосходили по своим размерам итальянский противолодочный корабль и представляли собой заманчивые мишени, но Тиллер их игнорировал. Перед ним стояла иная задача, если, конечно, им удастся выйти на цель.
Наступил момент, когда они были готовы распрощаться с надеждой, и тут по левому борту показался силуэт крупного корабля.
– Приехали, – облегченно выдохнул Барнсуорт.
Даже в полной темноте Тиллер мог разглядеть, что перед ним тот самый корабль, который хотел протаранить Бальбао. Подошли ближе и рассмотрели на корме надпись «ТА-14». Эсминец был пришвартован у пристани базы, и над ним нависала стрела громадного портального крана, что вынудило Тиллера заподозрить, что встреча с Бальбао не прошла зря.
В этот момент он, к своему ужасу, заметил, что со стороны моря эсминец окружают менее крупные корабли и один из них пришвартован к борту. По меньшей мере два принадлежали к классу фрегатов и отличались большими размерами и лучшим вооружением от корабля Бальбао. Видимо, ранее они входили в состав итальянского военного флота.
Там же стояли большой каик, противолодочный корабль и ряд других, которые сержант не мог распознать. Судя по бурной активности на кораблях, было ясно, что они либо только что прибыли в Портолаго, либо, что скорее всего, собирались в путь.
Команда лодки решила сушить весла, передохнуть и осмыслить ситуацию. Много времени это не заняло.
– Нам ни за что не удастся прорваться к эсминцу незамеченными, – заключил Барнсуорт. – Ни за какие коврижки.
С этим нельзя было не согласиться, потому что при всех обстоятельствах на палубах оставались вахтенные. Даже если удастся миновать первый и второй, даже если пройти мимо всех, у борта эсминца они будут торчать, как бельмо на глазу. Нужно было изыскать иной путь и как можно быстрее.
– Я их всех обойду и постараюсь подойти как можно ближе к корме эсминца, – предложил Тиллер. – Оттуда тебе придется добираться до цели вплавь с парой мин и установить их на корме. Может, удастся хотя бы разрушить управление.
Такой способ уже обсуждался, и Барнсуорт заранее предусмотрительно надел костюм для плавания и прихватил длинный тонкий канат. Со стороны кормы эсминца не стояло никаких судов, но подойти можно было только на небольшом расстоянии от берега, что повышало риск попасться на глаза пешему патрулю.
Тиллер подметил, что причал немного выдавался в воду, и можно было использовать его край как крышу, а потом продвинуться вперед, отталкиваясь руками от подпирающих его деревянных столбов. Таким путем удалось бы подойти вплотную к корме, но от этой идеи пришлось отказаться, когда услышали голоса вахтенных на палубе. Они топали ногами, вяло переругивались, а один пустил струю мочи, которая чуть было не угодила в лодку.
Сержант подал лодку чуть назад и почувствовал на плече ладонь напарника, давшего понять, что готов действовать. Тиллер удержал лодку на плаву, пока Барнсуорт выкарабкался с сиденья и ушел в воду. После чего передал две мины на подставках, и пловец прикрепил их к канату. Второй конец вручил Тиллеру и уплыл в сторону эсминца.
Мины ушли под воду, но от дальнейшего погружения их сдерживал Тиллер. Над его головой скрипели сапогами и негромко переговаривались немцы, но у кормы эсминца царили тишина и покой. Спустя двадцать минут он почувствовал, как дернули за канат, и сержант стал его медленно подтягивать к себе. Через несколько секунд над поверхностью воды показалась голова Барнсуорта. Он показал, что все в порядке, и жестом попросил Тиллера прогнать лодку задом вдоль причала.
Когда они отошли достаточно далеко от группы немцев, Тиллер развернул лодку и Барнсуорт взобрался на свое сиденье.
– Птичка петь больше не будет, – радостно сообщил Барнсуорт. – Я установил одну мину.
– Молодец, – похвалил напарника сержант. – Теперь давай быстро смываться отсюда.
Взглянув на часы, обнаружил, что в гавани они пробыли два часа, а казалось, прошло две недели.
– А как насчет оставшихся двух мишеней? – спросил Барнсуорт.
– А никак. Нам было сказано «при возможности», но если мы здесь еще задержимся, вахтенный на первом эсминце выяснит, что брандербуржцы не организуют патрульной службы на воде.
Барнсуорт не стал спорить. Они выбросили за борт остававшиеся мины, а когда перевалили через плавучий бон, Тиллер установил курс на один-три-пять, как советовал Денвере, и они всерьез взялись за весла.
13
По мере отдаления от залива усилилось волнение на море и окреп ветер. Лодка взрезала короткие крутые волны, грозившие ее проглотить. Сбегавшая по бортам вода начала проникать внутрь, плескалась под ногами, и приходилось по очереди вести с ней борьбу.
Положение стало совсем плачевным, когда пошел мелкий дождь, сокративший видимость до минимума, и Тиллер утратил уверенность, что сумеет пройти в нужном месте между островами. На компас пока было грех пожаловаться, но по опыту сержант знал, что компас – прибор капризный и полагаться на него полностью нельзя. Спустя полчаса он попросил Барнсуорта держать лодку против волны, а сам принялся изучать карту при свете фонарика. Вглядываясь в темноту по левому борту, пришел к выводу, что, судя по очертаниям берега, они должны были находиться напротив мыса, где Денвере советовал изменить курс. Так и поступили.
– Когда войдем в пролив между островами, там может оказаться неспокойно, – предупредил напарника и услышал в ответ глухое ворчанье.
При малейшем повороте лодка начинала зарываться носом и опасно крениться. Спустя четверть часа пути по новому курсу, пелена дождя поредела. Сейчас перед ними должен быть Калимнос, но впереди не было ничего, кроме кромешной тьмы.
Тиллер с нарастающей яростью рыл воду веслами, но его все больше охватывала усталость, обычно сменявшая радостное возбуждение после удачно завершенной операции. А он знал, что вместе с усталостью приходили галлюцинации, судороги и беспричинный гнев на своих товарищей.
– Давай передохнем, – предложил Барнсуорту.
– Нет, еще рано. Скоро светает, – возразил напарник.
– Нет, я приказал передохнуть! – настаивал Тиллер.
– Не дави, Тигр, успокойся, – посоветовал Барнсуорт, дружески тронув товарища за плечо.
Сержант взглянул на часы. Конечно, Билли был прав, что еще больше разозлило Тиллера. Он знал, что им следовало подыскать себе убежище до того, как взорвутся мины. Как только это произойдет, виновников будут искать везде – в воздухе, на море и на суше, и, если к тому моменту лодка окажется в открытом море, за жизнь ее команды не дадут и гроша.
Через пять минут они снова взялись за весла, но гребля давалась Тиллеру все с большим трудом из-за боли в мускулах. Он перестал ощущать ноги и бедра, а потом его схватила судорога.
Снова полил сильный дождь, но волнение на море несколько ослабело, когда они приблизились к северной оконечности Калимноса, и ветер уже не срывал пену с гребней шипящих волн. Струи дождя били в лицо, и Тиллер ничего не видел перед собой.
Они находились в каком-то кошмарном сне – гребли в никуда и будто стояли на одном месте.
Каждый гребок веслом отдавался резкой болью во всем теле, и Тиллер внезапно осознал, что плотно зажмурил глаза. Он заставил себя держать глаза открытыми, вперившись в циферблат компаса, но вскоре цифры побежали и закружились, как в рулетке. Понадобилось сверхчеловеческое усилие, чтобы убедиться, что с курса они не сбились и не кружат на одном месте.
Голова пошла кругом, и Тиллер попытался вернуть рассудок, припоминая слова и мелодии песен своей юности, но память отказывала, и он стал размышлять над странным, по его мнению, поведением Барнсуорта, который не закрывал рта во время всей операции, а сейчас, когда есть возможность орать во все горло, молчал, будто в рот воды набрал.
В голове проносились обрывки мыслей. «Что это впереди? Не мост ли через залив Сидни? Да, вот было времечко! Как звали ту девушку?» Он начал напевать полковой марш, ударяя по воде веслами при каждом новом слове, но вскоре забыл слова и тупо повторял первый куплет в надежде припомнить остальные. Но память снова отказывала, и фосфоресцирующие значки на циферблате компаса продолжали сумасшедшую пляску перед глазами. «Что говорит Билли? Зачем мешает петь?»
Барнсуорт сильно толкнул Тиллера в спину кулаком и закричал:
– Какого дьявола, Тигр! Ты что, не видишь землю перед носом? Хочешь налететь на рифы?
Окрик подействовал. Тиллер пришел в себя и попытался вернуть зрение и слух, понять, что происходит вокруг.
Да, земля действительно была очень близко, так близко, что видны были волны, разбивавшиеся у подножия прибрежных скал, но все это воспринималось смутно, расплывалось перед глазами под завесой дождя и тонуло в собственной усталости. Он перестал грести и тупо уставился на приближающиеся скалы. Все происходило, как в привычном кошмарном сне, когда он не мог и пальцем пошевелить, чтобы что-то изменить.
– Давай назад! Загребай правым! – кричал Барнсуорт. – Греби, зараза, греби!
С неимоверным трудом Тиллер повиновался. Голова отдала команду, и руки снова напряглись. Он загреб назад, и лодка медленно и неохотно отошла от края подводной скалы. Их накрыло волной, и сверху добавил дождь. Видимо, попали в какое-то течение, потому что лодку неумолимо, как магнитом, притягивало к берегу. Впереди, казалось, забрезжил рассвет, а издали послышался грохот взрыва.
– Наши мины! – радостно воскликнул Тиллер. – Ты слышал, как они грохнули?
– Это чертовы волны бьются о чертовы скалы, – гневно возразил Барнсуорт, и его яростный выкрик пробил завесу, отгородившую чувства Тиллера от внешнего мира. – Давай греби или мы тоже наскочим на рифы.
Сержант ощутил острое недовольство собой. По-видимому, где-то он допустил ошибку. Возможно, Барнсуорт над ним издевался, но спорить с ним не было сил. Отчаянно ломило спину, и все тело пронизывала острая боль от сведенных судорогой промокших ног. Из последних сил Тиллер резал веслами воду, стараясь грести в определенном ритме, чтобы подать пример Барнсуорту. Привычный к повиновению организм, вышколенный годами учений, автоматически выполнял команды, поступавшие от Барнсуорта.
– Раз-два. Раз-два. Считай гребки, Тигр. Наподдай! Раз-два, раз-два. Мы почти у цели. Еще самую малость! Раз-два, раз-два.
Но сосредоточиться он никак не мог, в голове был полный сумбур, и руки делали свое дело механически, независимо от мозга. Тиллер не столько видел, сколько ощущал грозное присутствие надвигавшихся скал и бурное волнение моря вокруг лодки, слизывал языком капли воды, бьющей по лицу, и выполнял команды Барнсуорта, кричавшего:
– Раз-два, раз-два. Загребай бойчее, зараза!
Внезапно шум стих и лодка понеслась по гладкой поверхности воды.
– Вон там песок! – заорал Барнсуорт. – Давай туда! Загребай левым, Тигр, левым!
Лодка круто повернулась, накренилась, ушла направо слишком резко и выправилась под ударами весла Барнсуорта. Через несколько секунд они вышли на мелководье, и Барнсуорт буквально выпал за борт. Он ухватил лодку за корму и осторожно направил к берегу. Весло выпало из руки Тиллера и поплыло рядом, привязанное к кисти коротким канатом. Он попытался встать, но боль от судороги свела ноги, и они отказывались повиноваться.
– Судорога, – сказал он извиняющимся тоном. – Проклятая судорога. Прости, пожалуйста.
Барнсуорт вытащил лодку носом на песок, развернул бортом, накренил и вытащил напарника на волю. Потом достал из кармашка в лодке соляные таблетки и передал их Тиллеру с кружкой воды. Тот проглотил таблетки, запил водой и встал во весь рост. Ребром ладони постучал себя по икрам ног и стал разминаться.
– Не задерживайся! – скомандовал Барнсуорт. – Скоро рассветет, и нам нужно быстро найти укрытие.
Они вылили воду из лодки и отнесли свою посудину подальше от берега. Справа торчал острый выступ скалы, который им с трудом удалось избежать на подходе, а слева местность была более пологой. В конце песчаного пляжа виднелись оливковые деревья. Там они опустили лодку на землю и отправились на поиски укрытия.
Ничего подходящего в районе пляжа не нашлось, но дальше от берега обнаружили обломки каменной стены с нависшим над ней оливковым деревом, где и пристроили лодку, покрыв ее камуфляжной сеткой, а потом вернулись к воде и замели ветками все следы своего пребывания на пляже.
Уже рассвело, но утро выдалось серым и ветреным. Хотя дождя не было, тяжелые тучи над головой не обещали ничего хорошего. Тиллер и Барнсуорт вскипятили воду в жестяных кружках на примусе и вскрыли один из продовольственных суточных пайков. Жадно проглотили бисквиты и подогрели суп из банки с консервами, который показался безвкусным, но горячее варево чуть взбодрило и утолило лютый голод. Плитку шоколада было решено прикончить позднее.
– Будь прокляты эти судороги, – сочувственно молвил Барнсуорт, глядя на Тиллера, массировавшего ноги. – Это единственное, что меня пугает, когда случается плавать. Если живот схватит судорога в неподходящий момент, можно камнем уйти на дно. Однажды со мной так и было, и должен тебе признаться, что не хотел бы такое испытать во второй раз.
– Думаю, это происходит от обезвоживания организма, – ответил Тиллер.
Взглянув на часы, добавил:
– Скоро сработают наши мины.
– Направление ветра не то, – возразил Барнсуорт. – Мы можем и не услышать, когда грохнет.
– Нет, – настаивал Тиллер, – мы их обязательно услышим, особенно когда грохнет судно с грузом боеприпасов.
Когда пришло время, грохот взрывов прозвучал, как раскаты грома, и последний из них был самым громким и продолжительным по сравнению с двумя предыдущими.
– Сработало-таки, – с удовлетворением констатировал Тиллер.
Они обменялись рукопожатием.
– Мы их все же достали, – заключил Тиллер. – А теперь надо бы покемарить. Если не возражаешь, я – во вторую очередь.
– Кончай трепаться! – охладил его Барнсуорт с улыбкой. – Ты и полторы минуты не продержишься, поскольку еще в лодке дремал. Да и не станут фрицы нас здесь искать, а если станут, все равно не найдут. Давай завалимся спать, пока есть такая возможность.
Тиллер высунул голову над каменной стеной и огляделся. Насколько видел глаз, везде было пусто и не было никаких признаков жизни. Им раньше сказали, что гарнизон на Калимносе не стоял, а местные жители покинули остров давным-давно. Теперь его временами навещали только рыбаки да немецкие патрульные корабли.
– Да, в общем, ты прав, – согласился Тиллер.
Перед тем как улечься, они разобрали, высушили и смазали пистолеты, потом сняли спинки сидений в лодке и положили под головы, улеглись под стеной, натянули на себя край камуфляжной сетки и моментально уснули.
Тиллер открыл глаза, когда его начал усиленно тормошить Барнсуорт.
– Послушай, – тревожно говорил он. – С той стороны творится что-то неладное.
Сержант проследил за направлением его руки и выглянул на восток над краем стены. Ничего не было видно, но слышались разрывы авиационных бомб и грохот тяжелого пулемета. Оба знали, о чем подумал каждый из них.
– Наш фрегат? – спросил Барнсуорт.
Тиллер отрицательно мотнул головой, хотя полной уверенности в своей правоте у него не было.
– Мне кажется, – сказал он, – что, скорее всего, немцы обнаружили торпедный катер, пробиравшийся вдоль турецкого побережья.
Взрывы бомб и стрельба продолжались минут двадцать, а потом внезапно наступила тишина. Солнце вышло из-за туч, перевалило за вторую половину дня. Они вскрыли второй суточный продпаек и проглотили его содержимое, не разогревая. С наступлением сумерек спустили лодку на воду. Погода обещала быть ясной, но в воздухе веяло прохладой, и Тиллер с удовольствием предвкушал горячую пищу на борту фрегата.
Они обогнули северо-восточную оконечность Калимноса, не встретив в пути проблем, и к полуночи подошли к мысу, за которым лежал Вати. Лодка шла вдоль берега, но они едва не промазали вход в залив, оказавшийся очень узким. Вошли в залив, дважды чуть не наскочили на подводные рифы и продвинулись вглубь. Денвере был абсолютно прав; если не знать здешних мест, навигация представлялась крайне затруднительной.
Дальше от входа залив расширялся, и с севера к воде подступали голые скалы, а на южной стороне просматривался песчаный пляж. Впереди где-то в тени они надеялись повстречать фрегат, и действительно, за очередным поворотом они выскочили к кораблю, точнее, к тому, что от него осталось, под нависшей над водой скалой.
– Твою мать, – двумя энергичными словами выразил свои чувства Тиллер.
Фрегат получил прямое попадание и развалился на две части, лежавшие отдельно на небольшой глубине.
Над искореженным и почерневшим мостиком все еще вился легкий дымок. Ствол трехфунтового орудия вздымался в небо под немыслимым углом, как если бы его выгнула рука гиганта. В кормовой части над поверхностью воды торчали стальные обломки.
Тиллер и Барнсуорт медленно гребли, раздвигая носом лодки хлам и мусор, который оставляет после себя жертва на море: спасательные жилеты, обгоревшие куски дерева, решетки, книги, матрацы, клочья одежды и обрывки занавесок, некогда украшавших крохотную кают-компанию.
Механически Тиллер тронул концом весла спасательный жилет, и зависший в нем утопленник перевернулся лицом вверх. На сержанта уставились с укоризной широко открытые глаза, едва выделявшиеся на обожженной коже. Опознать человека было невозможно. Тиллер убрал весло, и черное лицо как бы намеренно медленно опустилось и скрылось под водой, но из памяти не изгладился укоризненный взгляд.
– Твою мать! – тупо повторил сержант.
Они подвели лодку ближе к останкам фрегата, к там их достал запах гари и стал слышен тонкий свист пара, выходившего из разбитой трубы.
– Шансов выжить здесь не было, – заключил Барнсуорт. – От взрыва бомбы, должно быть, детонировали боеприпасы и рвануло горючее.
Они осторожно подошли к борту и вскарабкались на обгоревшую изуродованную палубу. Смогли опознать только Денверса по знакам отличия на погонах форменной рубашки, но от самого капитана, лежавшего в руинах мостика, практически ничего не осталось.
Рубка радиста под мостиком была сплющена. Труп матроса из расчета трехфунтового орудия валялся поперек орудийного замка, а два его товарища – рядом на палубе. Не было нужды проверять, сохранилась ли в них жизнь.
Вокруг не видно было больше трупов, и Тиллер заключил, что Ларсена и прочих членов команды, скорее всего, вышвырнуло за борт ударной волной. Страшный взрыв, разорвавший корабль пополам, чудом пощадил только пулемет калибра 0,5 дюйма и аккуратно сложенную рядом с ним патронную ленту.
Тиллер внимательно его осмотрел и констатировал:
– Это нам может пригодиться.
– Слишком тяжелый для нашей лодки, – возразил Барнсуорт.
Но они все же забрали с собой и перенесли на берег пулемет и патронный ящик. Потом вернулись к лодке и в полном молчании погребли к концу залива, где на карте были обозначены песчаный берег и несколько домов.
Недалеко от берега лодка столкнулась с каким-то наполовину затонувшим обломком фрегата. Тиллер почувствовал, как лодка запнулась, резко замедлила ход и тут же под ноги устремилась вода.
Им удалось снять днище с препятствия, но пришлось сразу же выпрыгивать из лодки, зарывшейся носом в воду, а потом вытаскивать лодку на песок. Барнсуорт начал было ее переворачивать, но его остановил Тиллер.
– Не трогай ее, – посоветовал он. – Нет никакого смысла возиться с ней в темноте. Гораздо важнее проверить, не осталось ли кого в живых.
Они обыскали пляж и стоявшие поодаль опустевшие дома. У края воды было полно обломков и мусора, но первый труп нашли в самом конце пляжа. Человек лежал на песке лицом вниз, глубоко впившись руками в песок. Видимо, был еще жив, когда добрался до берега.
– Надо бы его похоронить, – предложил Барнсуорт.
– Нет, – возразил Тиллер. – Лучше нам этого не делать. Ты же знаешь, что немцы любое дело доводят до конца. Они наверняка отправят сюда поисковую группу, чтобы разыскать шифровальные коды фрегата. Нам нельзя оставлять здесь никаких следов.
Положение стало совсем плачевным, когда пошел мелкий дождь, сокративший видимость до минимума, и Тиллер утратил уверенность, что сумеет пройти в нужном месте между островами. На компас пока было грех пожаловаться, но по опыту сержант знал, что компас – прибор капризный и полагаться на него полностью нельзя. Спустя полчаса он попросил Барнсуорта держать лодку против волны, а сам принялся изучать карту при свете фонарика. Вглядываясь в темноту по левому борту, пришел к выводу, что, судя по очертаниям берега, они должны были находиться напротив мыса, где Денвере советовал изменить курс. Так и поступили.
– Когда войдем в пролив между островами, там может оказаться неспокойно, – предупредил напарника и услышал в ответ глухое ворчанье.
При малейшем повороте лодка начинала зарываться носом и опасно крениться. Спустя четверть часа пути по новому курсу, пелена дождя поредела. Сейчас перед ними должен быть Калимнос, но впереди не было ничего, кроме кромешной тьмы.
Тиллер с нарастающей яростью рыл воду веслами, но его все больше охватывала усталость, обычно сменявшая радостное возбуждение после удачно завершенной операции. А он знал, что вместе с усталостью приходили галлюцинации, судороги и беспричинный гнев на своих товарищей.
– Давай передохнем, – предложил Барнсуорту.
– Нет, еще рано. Скоро светает, – возразил напарник.
– Нет, я приказал передохнуть! – настаивал Тиллер.
– Не дави, Тигр, успокойся, – посоветовал Барнсуорт, дружески тронув товарища за плечо.
Сержант взглянул на часы. Конечно, Билли был прав, что еще больше разозлило Тиллера. Он знал, что им следовало подыскать себе убежище до того, как взорвутся мины. Как только это произойдет, виновников будут искать везде – в воздухе, на море и на суше, и, если к тому моменту лодка окажется в открытом море, за жизнь ее команды не дадут и гроша.
Через пять минут они снова взялись за весла, но гребля давалась Тиллеру все с большим трудом из-за боли в мускулах. Он перестал ощущать ноги и бедра, а потом его схватила судорога.
Снова полил сильный дождь, но волнение на море несколько ослабело, когда они приблизились к северной оконечности Калимноса, и ветер уже не срывал пену с гребней шипящих волн. Струи дождя били в лицо, и Тиллер ничего не видел перед собой.
Они находились в каком-то кошмарном сне – гребли в никуда и будто стояли на одном месте.
Каждый гребок веслом отдавался резкой болью во всем теле, и Тиллер внезапно осознал, что плотно зажмурил глаза. Он заставил себя держать глаза открытыми, вперившись в циферблат компаса, но вскоре цифры побежали и закружились, как в рулетке. Понадобилось сверхчеловеческое усилие, чтобы убедиться, что с курса они не сбились и не кружат на одном месте.
Голова пошла кругом, и Тиллер попытался вернуть рассудок, припоминая слова и мелодии песен своей юности, но память отказывала, и он стал размышлять над странным, по его мнению, поведением Барнсуорта, который не закрывал рта во время всей операции, а сейчас, когда есть возможность орать во все горло, молчал, будто в рот воды набрал.
В голове проносились обрывки мыслей. «Что это впереди? Не мост ли через залив Сидни? Да, вот было времечко! Как звали ту девушку?» Он начал напевать полковой марш, ударяя по воде веслами при каждом новом слове, но вскоре забыл слова и тупо повторял первый куплет в надежде припомнить остальные. Но память снова отказывала, и фосфоресцирующие значки на циферблате компаса продолжали сумасшедшую пляску перед глазами. «Что говорит Билли? Зачем мешает петь?»
Барнсуорт сильно толкнул Тиллера в спину кулаком и закричал:
– Какого дьявола, Тигр! Ты что, не видишь землю перед носом? Хочешь налететь на рифы?
Окрик подействовал. Тиллер пришел в себя и попытался вернуть зрение и слух, понять, что происходит вокруг.
Да, земля действительно была очень близко, так близко, что видны были волны, разбивавшиеся у подножия прибрежных скал, но все это воспринималось смутно, расплывалось перед глазами под завесой дождя и тонуло в собственной усталости. Он перестал грести и тупо уставился на приближающиеся скалы. Все происходило, как в привычном кошмарном сне, когда он не мог и пальцем пошевелить, чтобы что-то изменить.
– Давай назад! Загребай правым! – кричал Барнсуорт. – Греби, зараза, греби!
С неимоверным трудом Тиллер повиновался. Голова отдала команду, и руки снова напряглись. Он загреб назад, и лодка медленно и неохотно отошла от края подводной скалы. Их накрыло волной, и сверху добавил дождь. Видимо, попали в какое-то течение, потому что лодку неумолимо, как магнитом, притягивало к берегу. Впереди, казалось, забрезжил рассвет, а издали послышался грохот взрыва.
– Наши мины! – радостно воскликнул Тиллер. – Ты слышал, как они грохнули?
– Это чертовы волны бьются о чертовы скалы, – гневно возразил Барнсуорт, и его яростный выкрик пробил завесу, отгородившую чувства Тиллера от внешнего мира. – Давай греби или мы тоже наскочим на рифы.
Сержант ощутил острое недовольство собой. По-видимому, где-то он допустил ошибку. Возможно, Барнсуорт над ним издевался, но спорить с ним не было сил. Отчаянно ломило спину, и все тело пронизывала острая боль от сведенных судорогой промокших ног. Из последних сил Тиллер резал веслами воду, стараясь грести в определенном ритме, чтобы подать пример Барнсуорту. Привычный к повиновению организм, вышколенный годами учений, автоматически выполнял команды, поступавшие от Барнсуорта.
– Раз-два. Раз-два. Считай гребки, Тигр. Наподдай! Раз-два, раз-два. Мы почти у цели. Еще самую малость! Раз-два, раз-два.
Но сосредоточиться он никак не мог, в голове был полный сумбур, и руки делали свое дело механически, независимо от мозга. Тиллер не столько видел, сколько ощущал грозное присутствие надвигавшихся скал и бурное волнение моря вокруг лодки, слизывал языком капли воды, бьющей по лицу, и выполнял команды Барнсуорта, кричавшего:
– Раз-два, раз-два. Загребай бойчее, зараза!
Внезапно шум стих и лодка понеслась по гладкой поверхности воды.
– Вон там песок! – заорал Барнсуорт. – Давай туда! Загребай левым, Тигр, левым!
Лодка круто повернулась, накренилась, ушла направо слишком резко и выправилась под ударами весла Барнсуорта. Через несколько секунд они вышли на мелководье, и Барнсуорт буквально выпал за борт. Он ухватил лодку за корму и осторожно направил к берегу. Весло выпало из руки Тиллера и поплыло рядом, привязанное к кисти коротким канатом. Он попытался встать, но боль от судороги свела ноги, и они отказывались повиноваться.
– Судорога, – сказал он извиняющимся тоном. – Проклятая судорога. Прости, пожалуйста.
Барнсуорт вытащил лодку носом на песок, развернул бортом, накренил и вытащил напарника на волю. Потом достал из кармашка в лодке соляные таблетки и передал их Тиллеру с кружкой воды. Тот проглотил таблетки, запил водой и встал во весь рост. Ребром ладони постучал себя по икрам ног и стал разминаться.
– Не задерживайся! – скомандовал Барнсуорт. – Скоро рассветет, и нам нужно быстро найти укрытие.
Они вылили воду из лодки и отнесли свою посудину подальше от берега. Справа торчал острый выступ скалы, который им с трудом удалось избежать на подходе, а слева местность была более пологой. В конце песчаного пляжа виднелись оливковые деревья. Там они опустили лодку на землю и отправились на поиски укрытия.
Ничего подходящего в районе пляжа не нашлось, но дальше от берега обнаружили обломки каменной стены с нависшим над ней оливковым деревом, где и пристроили лодку, покрыв ее камуфляжной сеткой, а потом вернулись к воде и замели ветками все следы своего пребывания на пляже.
Уже рассвело, но утро выдалось серым и ветреным. Хотя дождя не было, тяжелые тучи над головой не обещали ничего хорошего. Тиллер и Барнсуорт вскипятили воду в жестяных кружках на примусе и вскрыли один из продовольственных суточных пайков. Жадно проглотили бисквиты и подогрели суп из банки с консервами, который показался безвкусным, но горячее варево чуть взбодрило и утолило лютый голод. Плитку шоколада было решено прикончить позднее.
– Будь прокляты эти судороги, – сочувственно молвил Барнсуорт, глядя на Тиллера, массировавшего ноги. – Это единственное, что меня пугает, когда случается плавать. Если живот схватит судорога в неподходящий момент, можно камнем уйти на дно. Однажды со мной так и было, и должен тебе признаться, что не хотел бы такое испытать во второй раз.
– Думаю, это происходит от обезвоживания организма, – ответил Тиллер.
Взглянув на часы, добавил:
– Скоро сработают наши мины.
– Направление ветра не то, – возразил Барнсуорт. – Мы можем и не услышать, когда грохнет.
– Нет, – настаивал Тиллер, – мы их обязательно услышим, особенно когда грохнет судно с грузом боеприпасов.
Когда пришло время, грохот взрывов прозвучал, как раскаты грома, и последний из них был самым громким и продолжительным по сравнению с двумя предыдущими.
– Сработало-таки, – с удовлетворением констатировал Тиллер.
Они обменялись рукопожатием.
– Мы их все же достали, – заключил Тиллер. – А теперь надо бы покемарить. Если не возражаешь, я – во вторую очередь.
– Кончай трепаться! – охладил его Барнсуорт с улыбкой. – Ты и полторы минуты не продержишься, поскольку еще в лодке дремал. Да и не станут фрицы нас здесь искать, а если станут, все равно не найдут. Давай завалимся спать, пока есть такая возможность.
Тиллер высунул голову над каменной стеной и огляделся. Насколько видел глаз, везде было пусто и не было никаких признаков жизни. Им раньше сказали, что гарнизон на Калимносе не стоял, а местные жители покинули остров давным-давно. Теперь его временами навещали только рыбаки да немецкие патрульные корабли.
– Да, в общем, ты прав, – согласился Тиллер.
Перед тем как улечься, они разобрали, высушили и смазали пистолеты, потом сняли спинки сидений в лодке и положили под головы, улеглись под стеной, натянули на себя край камуфляжной сетки и моментально уснули.
Тиллер открыл глаза, когда его начал усиленно тормошить Барнсуорт.
– Послушай, – тревожно говорил он. – С той стороны творится что-то неладное.
Сержант проследил за направлением его руки и выглянул на восток над краем стены. Ничего не было видно, но слышались разрывы авиационных бомб и грохот тяжелого пулемета. Оба знали, о чем подумал каждый из них.
– Наш фрегат? – спросил Барнсуорт.
Тиллер отрицательно мотнул головой, хотя полной уверенности в своей правоте у него не было.
– Мне кажется, – сказал он, – что, скорее всего, немцы обнаружили торпедный катер, пробиравшийся вдоль турецкого побережья.
Взрывы бомб и стрельба продолжались минут двадцать, а потом внезапно наступила тишина. Солнце вышло из-за туч, перевалило за вторую половину дня. Они вскрыли второй суточный продпаек и проглотили его содержимое, не разогревая. С наступлением сумерек спустили лодку на воду. Погода обещала быть ясной, но в воздухе веяло прохладой, и Тиллер с удовольствием предвкушал горячую пищу на борту фрегата.
Они обогнули северо-восточную оконечность Калимноса, не встретив в пути проблем, и к полуночи подошли к мысу, за которым лежал Вати. Лодка шла вдоль берега, но они едва не промазали вход в залив, оказавшийся очень узким. Вошли в залив, дважды чуть не наскочили на подводные рифы и продвинулись вглубь. Денвере был абсолютно прав; если не знать здешних мест, навигация представлялась крайне затруднительной.
Дальше от входа залив расширялся, и с севера к воде подступали голые скалы, а на южной стороне просматривался песчаный пляж. Впереди где-то в тени они надеялись повстречать фрегат, и действительно, за очередным поворотом они выскочили к кораблю, точнее, к тому, что от него осталось, под нависшей над водой скалой.
– Твою мать, – двумя энергичными словами выразил свои чувства Тиллер.
Фрегат получил прямое попадание и развалился на две части, лежавшие отдельно на небольшой глубине.
Над искореженным и почерневшим мостиком все еще вился легкий дымок. Ствол трехфунтового орудия вздымался в небо под немыслимым углом, как если бы его выгнула рука гиганта. В кормовой части над поверхностью воды торчали стальные обломки.
Тиллер и Барнсуорт медленно гребли, раздвигая носом лодки хлам и мусор, который оставляет после себя жертва на море: спасательные жилеты, обгоревшие куски дерева, решетки, книги, матрацы, клочья одежды и обрывки занавесок, некогда украшавших крохотную кают-компанию.
Механически Тиллер тронул концом весла спасательный жилет, и зависший в нем утопленник перевернулся лицом вверх. На сержанта уставились с укоризной широко открытые глаза, едва выделявшиеся на обожженной коже. Опознать человека было невозможно. Тиллер убрал весло, и черное лицо как бы намеренно медленно опустилось и скрылось под водой, но из памяти не изгладился укоризненный взгляд.
– Твою мать! – тупо повторил сержант.
Они подвели лодку ближе к останкам фрегата, к там их достал запах гари и стал слышен тонкий свист пара, выходившего из разбитой трубы.
– Шансов выжить здесь не было, – заключил Барнсуорт. – От взрыва бомбы, должно быть, детонировали боеприпасы и рвануло горючее.
Они осторожно подошли к борту и вскарабкались на обгоревшую изуродованную палубу. Смогли опознать только Денверса по знакам отличия на погонах форменной рубашки, но от самого капитана, лежавшего в руинах мостика, практически ничего не осталось.
Рубка радиста под мостиком была сплющена. Труп матроса из расчета трехфунтового орудия валялся поперек орудийного замка, а два его товарища – рядом на палубе. Не было нужды проверять, сохранилась ли в них жизнь.
Вокруг не видно было больше трупов, и Тиллер заключил, что Ларсена и прочих членов команды, скорее всего, вышвырнуло за борт ударной волной. Страшный взрыв, разорвавший корабль пополам, чудом пощадил только пулемет калибра 0,5 дюйма и аккуратно сложенную рядом с ним патронную ленту.
Тиллер внимательно его осмотрел и констатировал:
– Это нам может пригодиться.
– Слишком тяжелый для нашей лодки, – возразил Барнсуорт.
Но они все же забрали с собой и перенесли на берег пулемет и патронный ящик. Потом вернулись к лодке и в полном молчании погребли к концу залива, где на карте были обозначены песчаный берег и несколько домов.
Недалеко от берега лодка столкнулась с каким-то наполовину затонувшим обломком фрегата. Тиллер почувствовал, как лодка запнулась, резко замедлила ход и тут же под ноги устремилась вода.
Им удалось снять днище с препятствия, но пришлось сразу же выпрыгивать из лодки, зарывшейся носом в воду, а потом вытаскивать лодку на песок. Барнсуорт начал было ее переворачивать, но его остановил Тиллер.
– Не трогай ее, – посоветовал он. – Нет никакого смысла возиться с ней в темноте. Гораздо важнее проверить, не осталось ли кого в живых.
Они обыскали пляж и стоявшие поодаль опустевшие дома. У края воды было полно обломков и мусора, но первый труп нашли в самом конце пляжа. Человек лежал на песке лицом вниз, глубоко впившись руками в песок. Видимо, был еще жив, когда добрался до берега.
– Надо бы его похоронить, – предложил Барнсуорт.
– Нет, – возразил Тиллер. – Лучше нам этого не делать. Ты же знаешь, что немцы любое дело доводят до конца. Они наверняка отправят сюда поисковую группу, чтобы разыскать шифровальные коды фрегата. Нам нельзя оставлять здесь никаких следов.