Я посмотрел на Минну. Она закрыла глаза, словно от боли, казалось, говоря: "Все гораздо хуже". Как такое могло быть?
   - Они никому ничего не скажут, Ивен, - подала голос София.
   - Когда они об этом узнали?
   - Несколько часов тому назад, во время тренировки.
   - Тогда по меньшей мере одна уже проговорилась.
   - Нет. Никто ничего никому не сказал. И не скажет, - Зента шагнула ко мне, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. - Потому что они здесь, Ивен. Они все захотели уехать с нами, в Америку, поэтому мы привели их сюда, чтобы ни у кого не было возможности повторить мою ошибку. Они здесь, Ивен, и вместе с нами отправятся в Америку.
   - Они здесь?
   - Да, Ивен.
   - Здесь? - я огляделся. - Я их не вижу.
   - Они в спальне.
   - Все десять? Десять порядочных, достойных латышек в спальне?
   - Да, Ивен.
   Медленно, с опаской, я подошел к двери в спальню. Взялся за ручку, повернул, осторожно приоткрыл дверь.
   Они были там, все там.
   Глава четырнадцатая
   Милан сидел в кафе, склонившись над чашкой чая. Я с порога позвал его. Он повернулся, кивнул, оставил деньги на столе, поднялся. Прошагав с десяток ярдов по улице, мы свернули в маленький безлюдный переулок.
   - Ты был наверху, Ивен? Ты знаешь о них?
   - Да.
   - Я возьму Минну, мы не можем оставить ее, и вечером мы втроем покинем Ригу.
   - Это невозможно.
   - А перед этим я удавлю этих двенадцать идиоток.
   - Ты же мирный человек, Милан.
   - Никогда меня так не провоцировали, Ивен. Это же кошмарная ситуация.
   - Знаю.
   - В Таллинне ты обо всем договорился?
   Я кивнул.
   - Разговор шел о семье из пяти человек. Но теперь нас стало пятнадцать.
   - Я предлагаю вновь сократить состав семьи до трех. О чем ты договорился?
   Я рассказал о своих договоренностях с Андерсом. Милан удивился тому, что при мне тысяча долларов. Мысль о том, что нас переправят через границу за деньги, тревожила его. Я попытался его успокоить, сказав, что это взаимовыгодная сделка.
   - Но пятнадцать вместо пяти. Согласится ли он?
   - Если нет, в последний момент мы оставим девушек на берегу. Но до этого будем держать их при нас, чтобы они не проболтались. Если он сможет взять на борт кого-то еще, им придется за это заплатить. Если нет, они смогут вернуться в Ригу.
   - А как мы доберемся до Таллинна?
   - Они говорят, что добудут автомобили. Мужчины одолжат им автомобили. Нам хватит трех, рассядемся по пять человек в каждом.
   - Мне это не нравится. Ты можешь вести машину, я могу вести машину. А девушки?
   - Они говорят, что могут.
   - Мне все равно это не нравится.
   - Мне тоже, Милан.
   - Нам надо хорошенько подумать, - он помолчал. - С этим латышским есть одна загвоздка. Я не знаю, как будет по-латышски дерьмо, и мне неудобно спросить об этом у Минны.
   - Prens.
   - А лошадь?
   - Zirgs.
   - Zirgs-prens, - кивнул Милан. - Сорок восемь часов в маленькой квартирке с двенадцатью женщинами. - Zirgs-prens.
   На следующий день я спросил одну из девушек, ее звали Линя (в нашей компании оказались две Лини, Мария, Наталья, две Катерины, остальные имена я не запомнил), о том, смогут ли они достать автомобили. Она заверила меня, что достать три автомобиля для них сущий пустяк.
   Но сама идея разделения на три группы мне не нравилась. Один автомобиль мог сломаться, отстать, его могла остановить милиция. Вот я и спросил Линю, а как они обычно добирались до места проведения соревнований. На автобусе, ответила она, который находился в распоряжении команды. Тем самым транспортная проблема разрешилась.
   - Все не так и плохо, - заверил я Милана. - Представь себе, что бы было, если бы София танцевала в балете Большого театра.
   Он, однако, не нашел мою шутку забавной.
   В воскресенье, ближе к вечеру, Милан и я оставили девушек в квартире, строго наказав никуда не уходить. Сами пошли в гараж, стукнули сторожа по голове, связали, сунули в рот кляп, заперли в каптерке и угнали автобус.
   Через час после захода солнца загрузили в автобус Минну и двенадцать достойных, порядочных латышских девушек. Мне удалось достать фуражку и куртку водителя, я уселся за огромное рулевое колесо и по узким улицам погнал автобус к шоссе на Таллинн. Милан сидел у меня за спиной рядом с Минной. Девушки, расположившись сзади, пели. Веселая у нас подобралась компания.
   За руль автобуса я сел в первый раз. Поначалу пытался проходить повороты как на обычном автомобиле. Но вскоре понял, что так нельзя: на каждом пение прекращалось, потому что девочек выдергивало с сидений. Учился я быстро, сбавил скорость, и до Таллинна мы добрались без происшествий. Въехали в город около одиннадцати вечера. Десять минут двенадцатого я припарковал автобус на тихой улице в полумиле от места встречи.
   - Из салона никого не выпускай, - наказал я Милану. - Я пойду один, чтобы убедиться, все ли в порядке. Заодно спрошу, есть ли у него место для пятнадцати человек.
   - А если нет?
   - Я думаю, что найдется. Но ты оставайся здесь и держи девушек под контролем.
   - Разумеется.
   Я погладил Минну по щеке.
   - Побудешь с Миланом. Я вернусь, как только смогу. Будь хорошей девочкой.
   - Хорошо, - пообещала она.
   Я вышел из автобуса и быстрым шагом направился к месту встречи, огибая промышленный комплекс, темный и безлюдный. Держался ближе к забору, чтобы меня никто не увидел.
   Да и сам я мало чего видел в темноте. Лишь подойдя к самому берегу, разглядел катер, чуть покачивающийся на волнах у самой кромки воды. Из груди вырвался вздох облегчения.
   Но уже через несколько шагов я увидел другой катер, размерами побольше, группу людей в военной форме, услышал голос Андерса.
   Он не предал нас. Пограничная служба заинтересовалась им по собственной инициативе, но так уж вышло, что брать его решили именно в эту ночь. Пограничный катер уплыл, за ним последовал и катер Андерса, за штурвалом которого теперь стоял пограничник. Оба судна растворились в ночи, окутавшей Таллиннскую бухту.
   Какое-то время я не мог сдвинуться с места, не мог даже вдохнуть. В украденном мною автобусе сидело четырнадцать человек, которым некуда было деться. Мы не могли вернуться в Ригу, не могли пересечь на автобусе ни одну границу: мы попали в беду. Катер, на котором мы намеревались перебраться в Финляндию, уплыл. Моряк, который мог вывезти нас в свободный мир, сам угодил в тюрьму.
   А что оставалось нам?
   Конечно, мы могли ездить по стране на автобусе. В конце концов, наш ничем не отличался от остальных. Или я мог отвезти десять девушек в Ригу, там им ничего не грозило, а с остальными предпринять еще одну попытку пересечь границу. В одном я не сомневался: если автобус еще какое-то время простоит на боковой улице, он обязательно привлечет ненужное внимание. Я понял, что прежде всего надо возвращаться к автобусу. А уж там решать, что делать дальше.
   Развернулся, чуть ли не побежал вдоль сетчатого забора, споткнулся, чтобы сохранить равновесие, оперся о сетку.
   Взвыли сирены, вспыхнули прожектора, промышленный комплекс ожил, распахнулись ворота, из них выбежали вооруженные люди, взяв меня в полукруг, нацелив винтовки и лучи ручных фонариков.
   Их командир, коренастый, широкоплечий, с бычьей шеей эстонец, держа в руке автомат, направился ко мне, яростно сверкая глазами. Я стоял, вскинув руки над головой.
   - Ты! - прокричал он. - Что ты тут делаешь? Что ты затеял? Или ты не знаешь, где находишься?
   И тут из глубин памяти всплыли слова Шефа: "Ты не стал бы отказываться от операции в Колумбии, если в не что-то очень важное. Рядом с Таллинном находится ракетная база. Ты интересуешься ею?"
   - Идиот, я с тобой разговариваю! Ты знаешь, где находишься?
   Я знал.
   * * *
   Звонки смолкли, сирены замолчали, прожектора потухли. Меня ввели в ворота, потом в бетонное здание. В большом помещении с высоким потолком вдоль боковых стен стояли бочки, какие-то большие машины непонятного предназначения, у дальней - несколько рядов столов и стульев. Под потолком я увидел переплетение проводов, канатов, тросов и толстых кабелей.
   Меня обыскали. Убедившись, что я без оружия, приведшие меня охранники опустили винтовки и убрали пистолеты.
   - Ты говоришь, что приехал из Латвии.
   - Да.
   - Но документов у тебя нет.
   - Нет.
   - Никакого удостоверения?
   - Нет.
   - А что ты тут делаешь? Шпионишь?
   - Нет. Просто гулял. Я же не знал, что здесь такое. Думал, закрывшаяся на ночь фабрика...
   - Ты гулял глубокой ночью?
   - Хотел подойти к воде.
   - Глубокой ночью?
   - Не мог заснуть.
   - Такты шпионил?
   - Нет, никогда.
   - Или готовил диверсию?
   - Упаси Бог!
   - А может, намеревался нелегально перебраться в Финляндию? Или получить партию контрабанды из Финляндии?
   - Нет.
   - Мне без разницы, что ты мне скажешь, - наконец, рыкнул допрашивавший меня эстонец. - Моя работа - обеспечивать безопасность объекта. Если ты говоришь правду, тебе нечего бояться. О случившемся мы уже дали знать в МВД. Они сейчас приедут и займутся тобой. Освободят или расстреляют - меня это не касается. Но до их приезда ты будешь под нашей охраной.
   От встречи с МВД я ничего хорошего не ждал, но думал в тот момент не о себе, а о четырнадцати пассажирах автобуса.
   Двенадцати латышских девушках, которые за контакты со мной могли даже угодить в тюрьму. Милане Бутеке, которого ждала экстрадиция в Югославию и, возможно, даже смертный приговор.
   А Минна?
   Минну, конечно же, не посадили бы за решетку. Но отдали бы на воспитание в благонадежную советскую семью. И - прощай Америка, прощай возможность стать человеком свободного мира...
   Я мог смириться с тем, что уготовано Милану, Софии, Зенте и другим гимнасткам, даже мне. Но так хотелось, чтобы случившееся не коснулось Минны.
   И тут из дальнего конца огромного помещения донесся тоненький, нежный голосок: "Папа! Папа!"
   Охранники повернулись на голос.
   Между рядами металлических столов Минна направлялась ко мне, прижимая к груди тряпичную куклу. По ее розовым щечкам катились слезы.
   Глава пятнадцатая
   - Папа!
   - Это его дочь...
   - Как она сюда проникла?
   - Папа!
   - Кто знает?
   - Какая она милая! Бедняжка плачет. Пусть подойдет к отцу.
   - Папа...
   Она побежала ко мне, ее маленькие ножки летели над бетонным полом.
   Я протянул руки, она бросилась ко мне в объятия. Я поднял ее, прижал к груди, она громко рыдала.
   - Все хорошо, Минна, - успокаивал я ее. - Не плачь, все хорошо...
   Продолжая рыдать, она вытащила что-то из-под куклы, вдавила мне в живот.
   Я чуть передвинул руку. И мои пальцы сомкнулись на рукоятке автоматического пистолета.
   - Держи меня на руках, - прошептала она. - Когда услышишь выстрел, отбеги в сторону. И застрели как можно больше охранников.
   - Где ты это взяла? Милан оглушил часового.
   Охранники, улыбаясь, наблюдали, как я успокаиваю плачущую девочку.
   - Красотка, - сказал один. - И как она любит отца.
   - Он будет вспоминать о ее любви, сидя в тюремной камере.
   - Хотелось бы знать, почему такая малышка не спит в столь поздний час?
   - Может, вся семья хотела перебраться в Финляндию?
   - Милиция скоро подъедет.
   - Приготовься, - прошептала Минна.
   В дальнем конце помещения прогремел выстрел.
   Охранники все, кроме одного, повернулись на звук. Тот, кто не повернулся, потянулся за пистолетом. Я выстрелил ему в грудь, крепче прижал Минну к себе и бросился к большим машинам по правую от меня руку. Загремели выстрелы, вокруг засвистели пули. Мы успели укрыться за железными чудовищами. Я выглянул, прицелился, выстрелил в эстонца, который допрашивал меня. Целился в голову, попал в ногу. С такой меткостью на чемпионат по стрельбе меня, конечно, не взяли бы, но, по крайней мере, я уложил мерзавца на землю.
   Милан стрелял из-за стола. Он уже уложил двоих, но на ногах оставалась еще с дюжину охранников, так что наши шансы взять верх равнялись нулю. В обойме моего пистолета осталось только два патрона. Я не знал, стрелять ли мне сейчас или подождать, когда они пойдут в атаку. Я повернулся к Минне:
   - Как Милан узнал, что я здесь?
   - Он следил за тобой.
   - Следил?
   - Велел нам сидеть в автобусе и пошел за тобой. Боялся, что ты можешь угодить в ловушку. Потом вернулся, тяжело дыша, и сказал, что ты в нее угодил.
   "Никакой ловушки не было, - подумал я. - Так уж сложилось. Не повезло Андерсу, еще больше не повезло мне".
   - Он уверен, что ты рассердишься на него за невыполнение приказа.
   - Он знал, какие приказы не следует выполнять, но, боюсь, только все усложнил. Я не уверен, что мы сможем выбраться отсюда живыми.
   - Посмотри, Ивен... - она указала на потолок. Я вскинул голову. В дальнем конце помещения вскрикнул Милан. А под потолком, среди канатов, тросов, блоков и проводов, вступила в игру женская гимнастическая команда Латвийской Советской Социалистической Республики.
   Они рассыпались по потолку, как обезьянки на прутьях и перекладинах клетки, а уж оттуда планировали или пикировали на охранников, которые остолбенели от изумления.
   - Смотри, Ивен!
   София, повиснув на толстом проводе, по параболе неслась к толстому с выпученными глазами охраннику. Он попытался поднять пистолет, но София одной ногой изящно выбила его из руки, а второй нанесла нокаутирующий удар в подбородок. Другой охранник попытался поднять выпавшую из рук винтовку, но Зента прыгнула с высоты двадцати футов, точно приземлившись ногами на плечи охранника. Того бросило на пол. Помещение наполнилось хрустом ломающихся костей.
   Минна танцевала у меня за спиной, хлопала в ладоши, заливалась истерическим смехом. Те немногие охранники, что оставались на ногах, забыли про оружие. Думали только об одном: как бы увернуться от обезумевших латышских гимнасток.
   У них не было ни единого шанса.
   Снаружи вновь завыли сирены. А внутри сражение подходило к концу. Охранников взяли не числом, а классом. Их не готовили к отражению гимнастической атаки, и они просто не знали, что делать. Не прошло и нескольких минут, как мы с Минной вышли из укрытия, переступая через неподвижные тела. "Христиане" записали на свой счет четырнадцать очков, "Львы" - ни одного. Лишь одна девушка, кажется Линя, чуть потянула ногу и теперь прихрамывала. В остальном мы обошлись без потерь.
   Девушки сияли от гордости. Милан, смущенно улыбаясь, направился ко мне.
   - Я нарушил приказ, потому что заподозрил ловушку.
   - Ловушки не было, - ответил я. - Пограничники арестовали Андерса, а потом я сам заварил эту кашу.
   - И что теперь?
   - Нам надо выбираться отсюда. Сюда едет отряд МВД. И одному Богу известно, что творится за этими стенами.
   - Так нам бежать к автобусу, Ивен?
   - А потом куда? На автобусе нам из России не выбраться.
   - Мы сможем спрятаться.
   - Где?
   - Не знаю.
   Мысли у меня путались. Мы в здании, двери закрыты, но рано или поздно кто-то сумеет проникнуть внутрь. Если мы сами откроем дверь, они, конечно же, могут войти...
   Но и мы сможем выйти.
   То есть поначалу шансы были равными. Я подошел к двери, открыл ее. Увидел перед собой солдат. Больше - никого. Тишину ночи рвал только вой сирен.
   "МВД, - подумал я. - Легки на помине".
   - Наконец-то прибыли, - прорычал я.
   - Но мы здесь давно, - ответил, как я понял, офицер. - Дверь...
   - В здание! - оборвал его я. - Быстро!
   Они поспешно выполнили приказ. Я же подхватил Минну, шмыгнул за дверь. Девушки и Милан последовали за мной. Дверь я запер.
   Что теперь?
   На стене здания увидел металлическую коробочку, закрытую стеклянной крышкой. Рядом с коробочкой на цепочке висел маленький молоток. Пожарная тревога, догадался я. Задался вопросом, а как наказывается в Эстонии ложный вызов пожарных. Решил, что это будет самым безобидным из совершенных мною противоправных действий.
   Молоток я трогать не стал. Разбил стекло рукояткой пистолета и дернул за находящийся за ней красный рычажок.
   Что тут началось. Вспыхнули все огни. Из зданий валом повалили люди. Они бежали ни к нам, ни к источнику пожарной тревоги. Непонятные мне механизмы готовились к работе, ракеты устанавливались на направляющие, каждый занимался важным и ответственным делом. Милан спросил меня, что происходит.
   - Я не уверен, - ответил я, - но...
   - Что?
   - Такое ощущение, что готовятся к бою. Занимают положенные по инструкциям позиции и ждут дальнейших приказов.
   - Не понимаю.
   - Наверное, я поднял не пожарную тревогу.
   - Тогда...
   - Думаю, боевую. Уж не знаю, хорошо это или плохо.
   * * *
   Русские реагировали на сигнал боевой тревоги точно так же, как и в любой другой армии. Гудели разогреваемые моторы самолетов, ракеты поднимались на направляющих, все знали, что, как и когда надо делать.
   Только мы не принимали никакого участия в царящей вокруг суете. Стояли, сбившись в кучку, тогда как остальные полностью нас игнорировали. Но я понимал, что это ненадолго. Каким бы некомпетентным ни был командир базы, рано или поздно он обратил бы внимание на пятнадцать человек - двух мужчин, двенадцать женщин и одну девочку, стоявших столбом, тогда как вокруг шла методичная подготовка к третьей мировой войне.
   Вот тут в голову и пришла жуткая мысль: а может, мне удалось начать войну. В Македонии моими стараниями началась местная революция, но сейчас мои действия могли привести к тому, что советские ракеты полетят к Вашингтону и Нью-Йорку. Но я решил, что такого просто не может быть: у русских наверняка есть надежные системы блокировки, предотвращающие такое развитие события. Не может ложная пожарная тревога инициировать глобальный конфликт. И однако...
   - Что же нам делать, Ивен?
   Я повернулся к Милану.
   - Не знаю.
   - Но что-то надо делать.
   - Да.
   - Возвращаемся к автобусу? - повторил он. С такой интонацией, будто питал к последнему самые теплые чувства.
   - Об автобусе забудь. Нам нужно более быстрое средство передвижения. Которое поможет нам выбраться из этого ада и доставит в безопасное место. По прямой. Кратчайшим расстоянием между двумя точками. Да только кратчайшее расстояние не всегда прямая. Иногда это дуга. Общество плоскоземцев это отрицает, но эти дуги проходят через полюса. Раз, два, три - и привет, Аляска. Господи!
   - Ивен!
   - Следуйте за мной, - крикнул я и побежал к летному полю, рядом с которым высилось здание, из которого мы только что вышли.
   Остальные последовали за мной.
   Сопровождало нас и множество взглядов. Но нас никто не окликнул, не остановил, не преградил дорогу. Потому что не мог покинуть боевую позицию. Я уже знал, что нам нужно. Разумеется, самолет. Самолет, который мог доставить нас из России в Америку. Хороший, быстрый самолет, который взлетит, прежде чем кто-либо сообразит, что к чему. Но большие самолеты обслуживал большой экипаж, и я представить себе не мог, как нам удастся захватить один из них, не говоря уж о том, что мы с ним будем делать. Я с трудом довел автобус из Риги в Таллинн. И не льстил себя надеждой, что смогу, сев за штурвал, поднять самолет в воздух и долететь из Таллинна до Америки.
   И вот тут в дальнем конце я увидел свою мечту. Огромный самолет, с работающими двигателями, готовый к взлету.
   Но самое главное, вокруг него не суетились механики. У трапа стоял лишь один человек, в сапогах и летном костюме, держа в одной руке шлем, а в другой дымящуюся сигарету.
   Почему?
   Теперь я бежал к нему, остальные - за мной. Пистолет я держал в руке, но не знал, чем он мог мне помочь. Если в я застрелил пилота, кто бы сел за штурвал?
   Он наблюдал за нашим приближением, последний раз затянулся, отбросил окурок. Я же лихорадочно думал, с чего начать разговор.
   - Ты, - рявкнул на русском. - Что ты тут делаешь?
   По всем раскладам этот вопрос следовало задать ему, потому что именно я вел себя более чем странно. Но он об этом даже не подумал.
   - Выполняю глупый приказ, - ответил он, молодой парень, лет двадцати пяти, с шапкой черных растрепанных волос, черными глазами, длинным носом ливерпульского певца.
   - Глупый приказ, - повторил он. - Ну почему они устраивают учебные тревоги исключительно ночью? Если уж американцы нападут на нас, то точно не ночью. Американцы же не сумасшедшие. Они выберут более подходящее время. Так чего ставить всех на уши по ночам?
   Значит, я не развязал третью мировую войну; к таким тревогам здесь привыкли. На душе полегчало.
   - И почему, если уж без учебных тревог не обойтись, я должен принимать участие в этом маразме? Мой самолет экспериментальный. Бомб на нем нет, только место для бомб. У меня нет штурмана, нет второго пилота, нет механиков. Никого нет. Так почему я должен вылезать из теплой постели?
   - Действительно.
   - Но нет. Глупый приказ все равно приказ. Я должен приходить сюда, запускать двигатели, надевать летный костюм, быть готовым к немедленному взлету. Даже если начнется война, чего мне взлетать? Я же ничего не смогу разбомбить. Глупость.
   - Так это экспериментальный самолет?
   Он кивнул.
   - Бомбардировщик. Дальнего действия, - он высыпал на меня кучу цифр, стремясь поразить мое воображение летными характеристиками своего бомбардировщика.
   - И ты можешь взлететь на нем? Один?
   - Это моя работа. Я всегда летаю на нем один.
   - Без экипажа?
   - Экипаж только путается под ногами.
   Я поднял пистолет. Нацелил на молодого летчика. Он совершенно не испугался. Посмотрел на пистолет, потом на меня.
   На его лице читалась скука.
   - Вы кто?
   - Американский агент, - отчеканил я. - Приказываю тебе доставить нас... в Америку. Немедленно.
   - Ты - американец? - он разом перешел на английский. - Американский агент? Правда?
   Я быстро огляделся. Похоже, гарнизон базы нас по-прежнему игнорировал. Минна дергала меня за рукав. Милан говорил что-то успокаивающее латышским девушкам. А я беседовал на английском, вот уж чудо из чудес, с пилотом русского экспериментального самолета.
   - Правда? - повторил он. - Ты - американец?
   - Да.
   - Я люблю Америку. Я - Игорь Радек, и я люблю Америку. Всегда мечтал о том, чтобы попасть туда. Поиграть на тромбоне. Послушать настоящий джаз. Это круто.
   - Сможешь доставить нас туда?
   - На этом самолете?
   - Да.
   - Но начальство...
   - Ты хочешь до конца жизни выполнять глупые приказы?
   - Ты прав. Будь по-твоему, летим в Америку, - он оглядел стоявшую за моей спиной толпу. - Они тоже?
   - Места хватит?
   - В самолете нет бомб, нет экипажа, так что места хватит.
   - И ты сможешь доставить нас на Аляску?
   - Нет проблем.
   - Нас не перехватят?
   - Этот самолет? - он рассмеялся. - Ни один самолет в России не догонит этот сукин блин*.
   ______________
   * Игорь в английском не очень, и вместо son of bitch (сукин сын) говорит some of bitch. Этого выражения в английском нет, так что допускается вольный перевод.
   - Тогда...
   Он посмотрел мне за спину.
   - Сюда едет автомобиль. Может, за вами?
   - Возможно.
   - Так чего мы ждем? Все в самолет. Быстро, все полезли в этот сукин блин!
   Он первым поднялся по трапу, мы последовали за ним. Из джипа какой-то человек что-то кричал в мегафон.
   - Заткнись, сукин блин, - прокричал в ответ Игорь Радек и, как только последняя девушка скрылась в самолете, захлопнул и загерметизировал дверцу люка.
   Глава шестнадцатая
   В экспериментальном самолете-бомбардировщике нам нашлось место только в бомбовом отсеке. Каждому досталось по ячейке, да еще остались лишние.
   Будь на нашем месте бомбы, их бы надежно закрепили на время полета, иначе они рванули бы еще на взлете, вывалившись из ячеек.
   Что произошло с нами?
   Едва мы расселись по ячейкам, двигатели оглушающе взревели, и в мгновение ока мы оторвались от земли. Никакого разгона, плавного набора скорости. Раз - и самолет начал резко набирать высоту.
   Девушки завизжали, Милан, в полной уверенности, что мы с такой же скоростью понесемся вниз, поднял воротник и вжал голову в плечи. Минна, сидя у меня на руках, маленькая, тепленькая, спокойно спросила, как долго нам лететь до Америки. Она ничего не знала о самолетах, а потому ей и в голову не пришло, что надо чего-то бояться.
   - Не знаю, - ответил я. - Полагаю, не очень долго.
   - И куда мы поедем по прибытии, Ивен?
   - В тюрьму.
   - В тюрьму?
   - Шутка. Не знаю, Минна. Сначала надо долететь до Америки.
   - А почему кричат латышские девушки, Ивен?
   - Может, от радости, что попадут в Америку.
   - Но почему надо кричать?
   - Вроде бы они уже и не кричат.
   - Да, - согласилась она. - Не кричат.
   Они не кричали, потому что разгон практически прекратился. Должно быть, наш самолет набрал крейсерскую скорость.
   - Ивен? Когда ты говорил с этим человеком, я ничего не понимала. Вы говорили на русском?
   - Сначала на русском, потом перешли на английский.
   - А я научусь говорить на нем?
   - Да.
   - Сукин блин, это на английском?
   Я на мгновение закрыл глаза. Когда открыл, ответил:
   - Игорь не очень хорошо говорит на английском. Это некультурное выражение.
   - Как zirgs-prens?
   - Неужели Милан...
   - Когда я спросила его, он сказал, что это некультурное выражение, но он все время повторяет его. Я этого не понимаю.
   "Zirgs-prens, - подумал я. - Сукин блин".
   - Думаю, мне надо пойти в кабину пилота и поговорить с Игорем. Узнать, где мы находимся. Ты подожди здесь, хорошо?
   - Да, Ивен.
   Первым делом я проверил девушек. Некоторые еще не пришли в себя после такого взлета, ничего подобного они не ожидали, но Зента заверила меня, что все у них хорошо. Ни синяков, ни сломанных костей, лишь временный нервный стресс.
   София уже рассказывала им о Карлисе и его друзьях из Латвийской армии в изгнании. "Высокие, сильные мужчины, все трудолюбивые, с хорошей работой, накопительным пенсионным счетом, страховкой. У многих нет жен. Им очень хочется жениться на латышках, а где им найти латышек в Америке? Поэтому, как только мы прилетим..."