Блок Лоуренс. Восемь миллионов способов умереть

   — Страхование смерти. Да он уже ждет тебя где-нибудь за углом, Мэтт!
   — Вполне возможно.
   — Так почему бы тебе не снять трубку и не позвонить в полицию? Они пришлют машину, отвезут тебя куда надо, и ты сделаешь заявление. Пусть эти ублюдки тоже отрабатывают свои денежки.
   — Мне нужен убийца, — сказал я. — Мне нужно встретиться с ним с глазу на глаз!
   — Но ты же не латиноамериканец какой-нибудь! К чему тебе эта головная боль в стиле macho^[19]?
   — Ты передай, Дэнни Бой, а там видно будет.
   — Погоди минутку! — Он подался вперед и понизил голос: — Ты не должен выходить отсюда без пушки. Подожди, сейчас что-нибудь раздобуду.
   — Мне не нужна пушка.
   — Ясное дело, нет. Кому она нужна? Ты вырвешь у него из лап мачете и заставишь этого выродка проглотить его! А потом сломаешь ему обе ноги и бросишь лежать в подворотне.
   — Ну, что-то в этом роде.
   — Так хочешь, чтобы я достал тебе револьвер или нет? — Он испытующе посмотрел мне прямо в глаза. — А-а... у тебя уже есть! — догадался он. — Прямо здесь, при себе, да?
   — Мне не нужен никакой револьвер, — сказал я.

* * *

   И действительно, он был мне совсем не нужен. Выйдя из «Верхнего узла», я сунул руку в карман и нащупал ствол моего маленького вальтера 32-го калибра. Кому он нужен? Кого напугаешь такой детской игрушкой?
   Особенно в том случае, если вообще не способен спустить курок.
   Итак, я вышел на улицу. Дождь продолжался, мелкий, противный. Я надвинул шляпу на лоб и огляделся.
   «Меркурий» был припаркован уже на противоположной стороне улицы. Я узнал его по вмятине на крыле. Пока я стоял и разглядывал его, водитель завел мотор.
   Я направился к Коламбус-авеню. Стоял на переходе и ждал, когда загорится зеленый, и вдруг увидел, как «меркурий», совершив U-образный разворот, направляется ко мне. Зажегся свет, и я перешел улицу.
   Револьвер я держал в руке, а руку — в кармане. Указательный палец — на курке. Вспомнил, как совсем недавно дрожал под моим пальцем этот курок.
   Тогда я тоже шел по этой улице...
   Я направился к центру. Несколько раз обернулся. «Меркурий» следовал за мной примерно на расстоянии квартала.
   Я не расслаблялся ни на секунду, но напряжение, в котором я находился, достигло кульминации, когда я подошел к зданию, возле которого тогда пришлось выхватить револьвер. Не смог удержаться и снова обернулся — посмотреть, не мчится ли на меня машина. При визге тормозов вздрогнул и развернулся уже было всем телом, чтобы они не застали меня врасплох, но затем сообразил, что звук этот раздался вдалеке, через несколько улиц отсюда.
   Нервы...
   Вспомнил, что где-то здесь упал на тротуар. В том месте, где разбилась бутылка, до сих пор валялись осколки стекла, но кто его знает, откуда они. От той же бутылки или нет. Да каждый день в городе разбивается миллион бутылок...
   Пошел дальше, по направлению к «Армстронгу». Войдя, заказал кусок пирога с орехами и чашку кофе. Правую руку держал в кармане, а глазами обшаривал помещение и каждого входящего и выходящего. Покончив с пирогом, снова сунул руку в карман и чашку держал уже левой.
   Немного погодя заказал еще кофе.
   Зазвонил телефон. Трина сняла трубку, затем подошла к бару. За стойкой стоял плотный парень с темно-русыми волосами. Она что-то сказала ему, и он направился к телефону. Говорил недолго, всего несколько минут. Затем повесил трубку, оглядел пространство и двинулся ко мне.
   Он сказал:
   — Скаддер? Я Джордж Лайтнер. Нет, мы не знакомы. — Он выдвинул стул и сел. — Только что звонил Джой, — сказал он. — Кругом все спокойно. Наши ребята сидят в «меркурии», а снайперов он посадил вон в том доме, напротив, на втором этаже.
   — Прекрасно!
   — Я здесь не один, вон там, за первым столиком, еще двое наших. Мне показалось, вы их засекли, когда входили.
   — Засек, — сказал я. — И вас тоже. Подумал: «Он или „фараон“ или киллер».
   — Господи, что за глупости! Такое милое, тихое местечко... Вы здесь, насколько я понял, завсегдатай?
   — Бываю реже, чем хотелось бы.
   — Приятное место!.. Надо бы заглянуть сюда как-нибудь потом, когда можно будет пить что-то покрепче кофе. Сегодня они кучу денег заработают на этом кофе. Вам, мне, двум нашим ребятам... Озолотятся.
   — Кофе тут очень хороший!
   — Да, неплохой. Уж куда лучше, чем те помои в участке. — Он щелкнул зажигалкой «Зиппо» и закурил сигарету. — Джой говорит, что никакой активности пока не наблюдается. Все под контролем. У вашей подруги тоже сидят наши, охраняют. Потом еще парочка в Ист-Сайде: приставлены к тем трем шлюхам, — он усмехнулся. — Насчет этого народа можно было бы не беспокоиться. Их ведь всех не прикроешь, верно?
   — Верно.
   — Сколько вы еще здесь пробудете? Джой считает, что этот парень должен вот-вот появиться. А если нет, то тогда вообще вряд ли сегодня появится. Будем прикрывать вас на всем пути — отсюда до гостиницы. Конечно, не следует исключать и тот вариант, что где-нибудь на крыше или на одном из верхних этажей они посадили своего снайпера. Против него мы почти бессильны. Нет, мы проверили крыши, но чуть раньше. Так что полную безопасность не гарантирую.
   — Думаю, он не из тех, кто действует на расстоянии.
   — Тогда все у нас в порядке. А пуленепробиваемый жилет надели?
   — Да.
   — Знаете, здорово помогает! Хотя, конечно, от сильного прямого удара ножом не всегда может спасти. Но мы ведь не собираемся подпускать его к вам близко. Мы считаем, что если он вышел на охоту, то совершит нападение где-нибудь на пути из бара к вашей гостинице.
   — Я того же мнения.
   — Ну, и когда вы собираетесь бросить ему перчатку?
   — Через несколько минут, — ответил я. — Вот только кофе допью.
   — Посидите, — заметил он, поднимаясь. — Можете не спешить. Сидите себе спокойненько и наслаждайтесь кофе.
   Он вернулся к стойке. Я допил кофе, встал, прошел в туалет. Еще раз проверил револьвер и убедился, что все четыре патрона на месте, там, где им полагается быть. Я мог бы попросить Деркина дать мне еще пару патронов, чтобы заполнить барабан полностью. А еще он мог бы дать мне оружие понадежнее, более крупного калибра. Но он понятия не имел, что у меня есть этот маленький револьвер, а я вовсе не хотел говорить ему об этом. И потом, судя по всему, мне вообще не придется стрелять. Убийца должен попасть прямо к нам в лапы.
   Но только так никогда не бывает.
   Я расплатился по счету. Дождь почти перестал. Я посмотрел на «меркурий», потом — на окна зданий напротив, через улицу. Интересно, где они там посадили своих снайперов? Впрочем, не важно. Сегодня ночью для них никакой работы не предвидится. Похоже, наша рыбка не заглотнула наживку.
   Я дошел до Пятьдесят седьмой улицы, стараясь держаться поближе к краю тротуара — на случай, если он засел где-нибудь в подворотне или подъезде. Шел медленно, в глубине души надеясь, что был прав и что наш «друг» не предпримет попытки нападения с расстояния. Потому что пуленепробиваемый жилет не всегда может остановить пулю. И уж ничто не может защитить человека от прямого попадания в голову.
   Но это все не важно. Его здесь не было. Черт его знает, где он там прячется!
   И тем не менее, войдя в гостиницу, я с облегчением перевел дух. Я был разочарован и одновременно обрадован.
   В вестибюле торчали трое в штатском. Вычислить их не составляло особого труда. Я ненадолго задержался, осматриваясь, и вдруг увидел, что вошел Деркин. Подошел к своим, о чем-то пошептался с ними, потом направился ко мне.
   — Мы засветились, — сказал он.
   — Похоже на то.
   — Дьявольщина! — буркнул он. — Но ведь мы не оставили почти ни одной лазейки, перекрыли все входы и выходы. Должно быть, учуял что-то, мерзавец, а вот как — ума не приложу. А может, еще вчера улетел домой, в свою задрипанную Боготу? А мы расставили тут ловушки для человека, который уже на другом континенте.
   — Возможно.
   — Во всяком случае, спокойно отправляйся спать. Если, конечно, не слишком, взвинчен, чтобы уснуть.
   Пропусти пару рюмашек — и вырубишься сразу часов на восемь.
   — Хорошая мысль!
   — Ребята проторчат внизу весь вечер. Ни посетителей, ни новых жильцов. Пожалуй, все же оставлю одного дежурного на ночь.
   — Думаешь, это необходимо?
   — Думаю, не повредит.
   — Ну, как знаешь.
   — Мы бросили на это дело свои лучшие силы, Мэтт! И обедня того стоила, если бы удалось выкурить эту тварь. Потому что только одному Богу известно, удастся ли прочесать этот город и найти торговцев изумрудами. Может, и повезет, а скорее всего — нет.
   — Понимаю.
   — Ну ничего. Рано или поздно мы все равно эту вонючку достанем! Ты же знаешь.
   — Ясное дело.
   — Ладно, — сказал он и немного замялся. — Так ты это, пойди поспи как следует. Лады?
   — Хорошо, не волнуйся.
   Я поехал на лифте. «Ни в какой он не в Южной Америке, — думал я. — Да это же ясно, как Божий день, что ни в какой он не в Южной Америке! Он здесь, в Нью-Йорке, и будет убивать снова, потому что ему это понравилось».
   Возможно, он занимался этим и раньше. А может, убив Ким, впервые словил кайф. Ему понравилось, и он снова займется кровопусканием, и в следующий раз ему уже не нужен будет предлог. Просто жертва, комнатка в каком-нибудь мотеле и верное мачете в руках.
   «Выпей пару рюмок», — посоветовал Джой.
   А мне совсем не хотелось пить.
   Десять дней! Вот улягусь спать трезвым, как стеклышко, и будет ровно десять дней.
   Я достал револьвер из кармана и сунул его в ящик стола. Нащупал в другом кармане браслет из слоновой кости и положил рядом с револьвером. Он все еще был завернут в бумажное полотенце из кухни Ким. Снял слаксы и пиджак, повесил их в шкаф, потом снял сорочку. Освободиться от пуленепробиваемого жилета было не так-то просто, а уж носить его — просто мука. Я знал, что именно поэтому большинство полицейских предпочитают обходиться без жилетов. С другой стороны, кому охота схлопотать пулю.
   Я все же стащил с себя эту штуковину и бросил на туалетный столик, в ящике которого лежал револьвер. Да, нечего сказать, жилетик этот — вещь очень удобная, к тому же довольно теплая. Я просто взмок под этой тяжестью, и на майке, в подмышках, проступали темные круги. Я снял майку, трусы и носки, и тут что-то щелкнуло или звякнуло... Во мне словно сигнал тревоги сработал. Я обернулся и увидел, как распахнулась дверь ванной комнаты...
   Он заполнил собой дверной проем — крупный самец с оливковой кожей и бешеными глазами. Он был абсолютно голый, как и я, и держал в руке мачете со сверкающим лезвием длиною в фут.
   Я бросил в него жилет. Он взмахнул ножом и отшвырнул жилет. Я успел схватить револьвер из ящика и одновременно метнуться в сторону. Лезвие описало в воздухе дугу. Он промахнулся. Снова поднял руку с мачете — и тут я выстрелил прямо ему в грудь. Четыре раза подряд.

Глава 31

   Линия метро «LL» начинается на Восьмой авеню, пересекает Манхэттен в районе Четырнадцатой улицы и обрывается где-то у черта на куличках, в Кэнарси. Первую остановку поезд делает по ту сторону реки, в Бруклине — на углу Бедфорд-авеню и Северной Семидесятой. Я вышел и шагал пешком, пока не нашел его дом.
   А нашел я его не сразу, так как пару раз свернул не туда, куда надо, но погода располагала к прогулке. Сияло солнце, небо было ясное и безоблачное, и, как мне показалось, даже потеплело.
   Справа от гаража высилась массивная дверь без окошка. Я позвонил в колокольчик, но ответа не получил, к тому же и звонка внутри слышно не было. Ах да, кажется, он предупреждал, что отключил звонок... Я снова дернул за колокольчик — тот же результат.
   К двери был прикреплен медный молоточек, и я воспользовался этим. Безрезультатно! Тогда, сложив руки рупором, я заорал:
   — Чанс! Откройте, это я, Скаддер! — а потом застучал в дверь и кулаками, и молотком.
   Дверь выглядела совершенно неприступной. Я попробовал толкнуть ее плечом, но понял, что таким способом не прорваться. Можно, конечно, разбить окно и влезть в него. Но какие-нибудь бдительные соседи обязательно вызовут полицию или же, что еще хуже, прихватят пистолет и явятся сами.
   Я еще немного повозился с дверью. И вдруг услышал, как заработал моторчик — и дверь гаража начала подниматься.
   — Сюда, — сказал он. — Прежде чем вы вышибите эту чертову дверь!
   Я прошел в гараж, и он нажатием кнопки опустил дверь.
   — Мой парадный подъезд не открывается, — сказал он. — Разве я тогда вам не говорил? Наглухо забит. Засовы и прочее.
   — Вот будет весело, если у вас начнется пожар!
   — В окошко выпрыгну. Но слыханное ли дело, чтобы когда-нибудь загорелось пожарное депо?
   Одет он был точно так же, как тогда, при последней нашей встрече. Светло-голубые джинсы и темно-синий пуловер.
   — А вы свой кофе забыли, — сказал он. — Или это я забыл дать вам. Ну, позавчера, помните? Вы же хотели прихватить с собой пару фунтов.
   — Да, верно. Забыл.
   — Для вашей подруги. Очень эффектная женщина. Кстати, а я только что сварил себе кофе. Хотите чашечку?
   — Спасибо.
   Я прошел вслед за ним на кухню. И сказал:
   — А вас, смотрю, не так просто поймать.
   — Да. Перестал звонить к себе в справочную.
   — Знаю. Последние новости слышали? По радио передавали. В газете тоже есть сообщение.
   — Нет, не слышал. Вам ведь черный?
   — Да, пожалуйста. Все кончено, Чанс! — Он вскинул на меня глаза. — Мы взяли того парня.
   — Парня? Убийцу?
   — Да, убийцу. И я подумал, что надо бы приехать и рассказать вам.
   — Что ж, — заметил он, — буду рад послушать.

* * *

   Я довольно подробно описал ему все, что произошло. Я уже выучил эту историю почти наизусть. Была середина дня, и с двух часов ночи — с того самого момента, как я всадил в Педро Антонио Маркеса четыре пули, — я успел рассказать ее несколько раз.
   — Так, значит, вы его убили... — протянул Чанс. — Ну, и как себя чувствуете после этой истории?
   — Пока рано говорить.
   Зато я знал, как чувствует себя Деркин. Его так и распирала радость.
   — Когда они мертвые, — говорил он, — ты твердо знаешь, что на улице года три не появятся. Вообще никогда не появятся и не сделают этого снова. А этот был просто грязное животное. Попробовал вкус крови, и ему понравилось...
   — А это точно он? — спросил Чанс. — Не ошибаетесь?
   — Не ошибаемся. Его опознал управляющий мотелем «Паухаттан». А еще они сравнили два смазанных отпечатка: один — из «Паухаттана», другой — из «Гэлакси». Они идентичны, и это дает возможность привлечь его сразу за два убийства. И еще мачете, которым он пользовался в обоих случаях. Удалось обнаружить следы крови, в том месте, где лезвие крепится к рукоятке. И группа этой крови совпадает с группой крови то ли Ким, то ли Куки, точно не помню, кого именно.
   — Как же он пробрался к вам в номер?
   — Прошел через вестибюль, поднялся на лифте.
   — Но ведь там дежурили полицейские!
   — Ну, и что с того? Он просто прошел мимо них, взял свой ключ у портье и поднялся в номер.
   — Но как же ему удалось?..
   — Нет ничего проще, — ответил я. — Он зашел в гостиницу и зарегистрировался накануне. Так, на всякий случай. Он ведь все планировал очень тщательно. А потом он узнал, что я его разыскиваю, и вернулся в гостиницу. Сначала поднялся к себе в комнату, потом зашел ко мне и спрятался в ванной. Замки у нас в гостинице самые примитивные. Он разделся, приготовил мачете и стал ждать меня.
   — И почти достиг своей цели...
   — Мог бы достичь. Если бы, допустим, стоял прямо за дверью. Прикончил бы меня в считанные секунды, еще до того, как я сориентировался бы. Или же мог посидеть в ванной еще несколько минут и дождаться, пока я не улягусь в постель. Но он получал слишком большое удовольствие от этой кровавой бойни и не стал ждать. Он хотел, чтобы в момент убийства мы оба были обнаженными: вот он и сидел в ванной, изнывая от нетерпения. Ну, и, конечно, если бы под рукой у меня не оказалось револьвера, он бы меня убил.
   — Так он был киллером-одиночкой?
   — Убивал он, конечно, один! Но у него наверняка были партнеры в операциях с изумрудами. Может, полиции удастся отыскать их. А может, и нет. И потом, даже если их и поймают, доказать их вину будет крайне сложно.
   Он кивнул.
   — А что случилось с братом? С любовником Ким, с которого все началось?
   — Он так и не появился. Возможно, тоже убит. Или же в бегах, и будет бегать до тех пор, пока колумбийцы его не достанут.
   — Неужели смогут?
   — Вполне вероятно. Они не знают жалости.
   — Ну, а тот служащий из гостиницы? Как его, Кальдерон, что ли?
   — Да, Кальдерон. Думаю, если он затаился где-нибудь в Куинсе, то рано или поздно прочтет обо всем в газетах. Выберется из укрытия и вернется на прежнюю работу.
   Он хотел сказать что-то еще, но передумал. Взял чашки и ушел на кухню за новой порцией кофе. Вернулся и поставил чашку на стол передо мной.
   — Вы, наверное, поздно встали? — заметил он.
   — Вообще не ложился.
   — Всю ночь на ногах?
   — Да.
   — Сам я тоже мало спал. Так, подремал в кресле, и все. Я, как лягу в постель, заснуть не могу. Даже просто лежать не могу. Встану, разомнусь на тренажере, пойду в сауну, потом в душ, потом попью кофейку и снова сижу и ничего не делаю.
   — Вы перестали звонить в справочную...
   — Да, перестал. И выходить из дома тоже перестал. Нет, не голодал, конечно. Доставал что-нибудь из холодильника и жевал, даже не понимая, что ем. Ким умерла, и Санни умерла, и Куки умерла, и, возможно, брат ее тоже умер. Приятель Ким... И тот, как его там, тоже убит. Ну, тот, которого вы застрелили? Никак не могу запомнить его имя.
   — Маркес.
   — Да, Маркес. Тоже умер. Кальдерон исчез, а Руби — в Сан-Франциско. А вот где Чанс — это вопрос. А ответ: я не знаю. Ну, во всяком случае, из дела точно вышел.
   — Почему? Ведь остальные ваши девушки уже успокоились.
   — Да, вы говорили.
   — А Мэри Лу собирается встать на путь истинный. Говорит, что все равно не жалеет, что прошла через все это. Многому научилась, многое поняла, и теперь в ее жизни начинается новый этап.
   — Да, я ей звонил. И, кажется, рассказывал вам о ней тогда, после похорон?
   Я кивнул.
   — А Донна надеется получить грант от какого-то там фонда. Хочет зарабатывать на жизнь чтением лекций и выступлениями на разных семинарах. Считает, что дошла до такого уровня нравственного падения, что если не остановится, не перестанет торговать своим телом, стихи от нее уйдут.
   — Она очень талантлива, Донна. Буду рад, если она посвятит себя только поэзии. Так вы сказали, она получает грант?
   — Считает, что у нее есть все шансы.
   Он усмехнулся.
   — Ну, а что же остальные? Что собирается делать малышка Фрэн? Уж не подписала ли контракт с Голливудом и не собирается ли переехать на Беверли-Хиллз?
   — Если это и произойдет, то не сегодня, — ответил я. — Поскольку пока она хочет жить в Виллидже, курить травку и развлекать «очень милых» молодых людей с Уолл-стрит.
   — Так, значит, Фрэн у меня осталась?
   — Думаю, да.
   Какое-то время он молча расхаживал по комнате, затем снова опустился на пуф.
   — Да это раз плюнуть! Набрать новых — пять — шесть девиц, — сказал он. — Вы не представляете, как это просто. Проще не бывает.
   — Вы уже раньше говорили.
   — Но это правда, дружище! Знаете, сколько на свете женщин, которые просто сидят и ждут, чтобы им объяснили, что же им делать с их дурацкими жизнями! Стоит мне выйти из дома — и через неделю, нет, даже раньше, у меня будет полный комплект! — Он встряхнул головой. — Тут только одно «но».
   — Какое?
   — Мне больше не хочется этим заниматься! — Он снова вскочил. — Я же был замечательным сутенером! И мне нравилось это. Я, как модельер, нарисовал себе жизнь, выкроил, словно костюм, и он сидел на мне как влитой. Облегал, как собственная шкура! И знаете, что потом произошло?
   — Что?
   — Я из него вырос.
   — Бывает и так...
   — Приходит какой-то психопат с ножом и перечеркивает всю мою жизнь. Я не у дел. И знаете, что-нибудь подобное все равно бы случилось. Рано или поздно.
   — Рано или поздно... — повторил я. И вспомнил, как мне самому пришлось уйти из полиции после того, как пуля, вылетевшая из моего пистолета, смертельно ранила Эстрелиту Ривейру. — Жизнь меняется, — заметил я. — И просто бессмысленно противостоять этим изменениям.
   — Так что же мне делать?
   — Да что угодно!
   — Например?
   — Можете вернуться в колледж.
   Он рассмеялся:
   — И изучать историю искусств! Но мне вовсе не хочется снова торчать в классной комнате. Однажды мне все уже так надоело, что я ушел в армию и покончил со всей этой тягомотиной. А знаете, до чего я додумался прошлой ночью?
   — Расскажите.
   — Мне захотелось развести огромный костер. Собрать все эти маски, сложить их в кучу посреди комнаты, плеснуть бензинчика и поднести спичку. Уйти, как уходили викинги, и унести с собой все свои сокровища. Я об этом уже не раз думал. Но можно и по-другому. Распродать все это барахло. Дом, деревяшки, машину. На первое время, думаю, денег хватит.
   — Наверное.
   — Ну, а потом что делать?
   — А что, если вам заняться торговлей?
   — Вы что, с ума сошли, дружище? Чтобы я торговал наркотой? Да я даже сутенером больше не могу быть, а, сутенерство — дело куда более чистое, чем наркотики.
   — Да нет, не наркотиками.
   — Чем же тогда?
   — Африканскими масками, скульптурой. У вас же их, насколько я знаю, много, и все наверняка ценные.
   — Да уж! Мусора не держу.
   — Вы говорили. Так вот, почему бы вам не использовать вашу коллекцию хотя бы для начала? И потом: вы ведь уже здорово поднаторели в этом деле, насколько я понимаю?
   Он нахмурился.
   — Я и раньше об этом подумывал, — сказал он после паузы.
   — И?..
   — Я дилетант. Хотя и с приличным багажом. Плюс ко всему у меня есть чутье, ну, знаете, нечто такое, чему не научит ни колледж, ни книжки. Но для того, чтобы стать дельцом, этого, черт побери, мало. Нужны манеры, надо уметь вести себя в обществе, нужно изменить стиль жизни. В общем, все изменить.
   — Но вы же в свое время изобрели Чанса?
   — И что с того?.. А, понял! Вы хотите сказать, что я с таким же успехом могу изобрести и ниггера — торговца предметами искусства, да?
   — Разве нет?
   Он на секунду задумался.
   — А знаете, может, и получится, — сказал он наконец. — Надо все обдумать, взвесить.
   — Время у вас есть.
   — Масса времени!.. — Он пристально посмотрел на меня; в карих глазах затанцевали золотистые искорки. — Сам до сих пор не пойму, почему нанял именно вас, — сказал он. — Нет, клянусь Богом, не пойму! Может, хотел выглядеть благородным и добрым; эдаким суперсутенером, решившим отомстить за смерть шлюхи. Если бы я знал тогда, к чему это приведет...
   — Возможно, эта трагедия помогла спасти несколько жизней, — сказал я. — Может, это послужит вам утешением.
   — Но ведь не удалось спасти ни Ким, ни Санни, ни Куки!
   — Ким — не удалось. А Санни покончила с собой, ушла из жизни добровольно. А что касается Куки, то Маркес, выследив ее, все равно бы убил. И продолжал бы свое черное дело, если бы я его не остановил. Нет, рано или поздно полиция бы на него вышла, но к тому времени на его счету было бы еще несколько жертв. Такие сами не останавливаются. Это ведь извращенцы. Знаете, когда он вышел из ванной с мачете в руке, у него была эрекция.
   — Что, серьезно?
   — Абсолютно.
   — Так, значит, он вышел на вас... он сексуальный маньяк!
   — Ну, лично я больше испугался ножа.
   — Да уж, — заметил он. — Вас можно понять.
   Он хотел отблагодарить меня, дать что-то вроде премии, Я сказал, что не вижу в этом необходимости, что он и так был достаточно щедр, но он настаивал, а когда люди упорно требуют, чтобы я взял у них деньги, особой охоты спорить с ними у меня, как правило, не возникает, Я сознался, что «изъял» из квартиры Ким браслет из слоновой кости. Он рассмеялся и заметил, что совсем забыл об этой вещице и что моей даме подарок понравится: это и будет частью моей премии, а еще — некоторая сумма наличными и два фунта кофе, приготовленного по его особому рецепту.
   — А если вам понравится этот кофе, — добавил он, — так и быть, подскажу, где раздобыть такой же.
   Он отвез меня в город. Я мог бы поехать и на метро, но он настоял на своей услуге, заметив, что и сам все равно собирался на Манхэттен, навестить Мэри Лу, Донну и Фрэн и обсудить с ними планы на будущее.
   — Надо же попользоваться машиной хотя бы напоследок, — сказал он. — Может, придется загнать ее, чтобы наскрести денег для нового дела. Может, и дом тоже придется продать, — он покачал головой. — Хотя не хотелось бы. Мне нравится здесь жить.
   — Но можно начать дело, взяв государственный кредит.
   — Издеваетесь, что ли?
   — Да нет, я серьезно. Вы же принадлежите к нацменьшинству. И множество всевозможных контор только и мечтают, как бы ссудить вам деньги.
   — Это мысль! — заметил он.
   Остановившись у входа в гостиницу, он сказал:
   — Эта колумбийская задница, никак не могу запомнить его имя...
   — Педро Маркес.
   — Да, точно. Так он под этим именем зарегистрировался в вашей гостинице?
   — Нет. Оно значилось в его удостоверении личности.
   — Так я и думал. Он успел побывать Ч. О. Джоунсом и М.Д. Риконом. Интересно, какую же прхабель он изобрел, вселяясь в вашу гостиницу?
   — Мистер Старудо, — ответил я. — Томас Эдвард Старудо.
   — Т. Э. Старудо. Testarudo! Какое-то испанское ругательство?
   — Нет, не ругательство. Просто слово.
   — А что оно означает?
   — Упрямый, — ответил я. — Упрямый или тупоголовый.