„Как только сани остановились, мы собрались все вместе и поздравили друг друга… Затем мы перешли к следующему акту, самому важному и торжественному за всю нашу экспедицию: водружению флага… Пять мозолистых, обветренных рук взялись за шест, подняли развевающийся флаг и первыми водрузили его на географическом Южном полюсе. Водружаем тебя, наш дорогой флаг, на Южном полюсе и даем равнине, на которой он находится, имя: Равнина короля Хокона VII“. Конец цитаты.
А где же Скотт, пустившийся в путь 1 ноября? Он в горах, на леднике Бирдмор, к западу от трассы Амундсена, в 600 километрах от полюса.
Норвежцы установили на полюсе палатку темного цвета, которую видно издалека. В ней Амундсен оставил искусственный горизонт, секстант, часть одежды, письмо королю Норвегии и письмо Скотту, в котором просил соперника переслать письмо королю в случае гибели норвежской экспедиции.
18 декабря он отдает приказ об уходе. Путь на север прошел без каких-либо происшествий. Немного потеплело. 26 января норвежцы вернулись на побережье, где их ждал „Фрам“. Поход на полюс и обратно занял девяносто восемь суток. „Мы совершили, – писал Амундсен, – чудесную прогулку“. Конечно, не все прошло столь гладко. Но отступлений от плана не было.
Если бы о путешествии рассказали ездовые собаки, повествование выглядело бы драматичнее.
Во время подготовительных походов для организации складов и разметки дороги погибло восемь собак – часть упала в трещины, часть издохла от измождения. „Однажды утром Тор не смог встать на ноги. Чтобы прекратить мучения собаки, ее пришлось пристрелить“. У одной собаки не выдержало сердце. Животные работали на пределе сил, хотя их и не мучили – впряженные в нарты, они, то молча, то воя, рвались вперед, подчиняясь тысячелетнему инстинкту; во время одного из предварительных рейдов на каждую собаку приходилось по 90 килограммов груза. Собак, погибших от усталости или пристреленных из сострадания, не хоронили. Над ними не произносили посмертных слов – их скармливали собратьям, а бывало, что собак употребляли в пищу и люди, поскольку мясо было вполне съедобным. Люди и собаки питались в основном пеммиканом[5] (разного сорта для людей и животных), а также мясом убитых животных.
К полюсу ушли пятьдесят две собаки. На леднике Гейберг (горы Королевы Мод) их было только сорок две. По прибытии на полярное плато Амундсен рассчитал, что нарты стали легче (количество съестных припасов постоянно уменьшалось), а на обратном пути и вовсе станут легкими и потому можно пожертвовать некоторым количеством собак. Собака служила и двигателем, и пищей. „Следовало принести в жертву двадцать четыре верных и славных спутника. Тяжелая обязанность. Но сделать это было необходимо. Мне предстояло дать пример. Я не очень чувствительный человек, но, признаюсь, у меня сжималось сердце“. Двадцать четыре выстрела в ухо. Каждый стрелял своих собственных собак – тех, которых тренировал, которые слушались только его, которые лизали ему руки. Убитых собак следовало поскорее разделать, чтобы они не превратились в куски льда; профессия живодера, но полярные районы не настраивают на слезливый лад. Мясо не стали есть сразу, а спрятали под лед – склад продовольствия на обратном пути. Сук убивали потому, что они готовились принести потомство, а возиться со щенками времени не было.
Одни нарты были оставлены на полюсе. В обратный путь ушло две нарты, в каждую из которых запрягли по восемь собак. В дороге пришлось прикончить еще несколько истощенных собак. На базу вернулись пять человек и одиннадцать собак. Поход стоил жизни сорока одной собаке. Без этой жертвы полюса достичь бы не удалось.
Скотт не верил в собак. Он верил в пони.
– Пони тащит тот же груз, что и десять собак, а пищи употребляет втрое меньше.
Справедливо, но пони нужен объемный корм, а не пеммикан, как собакам; если пони погибнет, его мясо нельзя скормить другим пони. Пони хуже, чем собака, переносит снежные бури. Скотт словно не желал прислушиваться к этим аргументам, выдвигаемым разными людьми, в том числе и Нансеном, с которым английский исследователь встретился незадолго до отплытия экспедиции.
Скотт покинул базовый лагерь на мысе Эванс и ушел в направлении полюса 1 ноября 1911 года – на одиннадцать дней позже Амундсена. Шестнадцать человек, десять пони, две собачьи упряжки. Скотт не собирался брать собак к полюсу. Они предназначались для перевозки провизии до промежуточных складов, а затем должны были вернуться обратно. В караване шли также два вездехода с грузом тяжелой провизии; они также должны были вернуться на базу.
Скотт не раз говорил о „чудесном ощущении, которое испытывают люди, ведущие борьбу с трудностями, страданиями и опасностями, полагаясь лишь на собственные силы“. Скотт верил, что достичь полюса может только человек-буксир. Люди сами впрягутся в упряжки и потянут их вперед, словно волжские бурлаки. Сильное впечатление производит одна из фотографий, сделанных Скоттом. На ней его друзья тянут перегруженные нарты. „Эти люди проделали путь благодаря своей силе воли“. Именно так они добрались до полюса. Но после Амундсена; а на обратном пути погибли.
Если Амундсен разработал точнейший график похода, то Скотт скорее всего не представлял себе, как доберется до полюса и каким образом использует имеющиеся в его распоряжении транспортные средства.
С вездеходами ему не повезло, в частности из-за враждебности стихий. Вскоре после старта вездеходы пришлось бросить: вышли из строя шатуны. Дул исключительно холодный ветер, шел снег, пони передвигались с трудом, глубоко проваливаясь в снег.
Ледяной ветер все усиливался и превратился в ураган 5 декабря, когда экспедиция вышла на ледник Бирдмор. Несмотря на беспокойство („Где же Амундсен?“), Скотт приказал остановиться на несколько дней для отдыха. Ледник оказался непроходимым для пони. 9 декабря пристрелили последних животных, мясо спрятали под лед, а склад назвали „лагерь Бойни“.
11 декабря Скотт отослал на побережье часть людей со всеми собаками; осталось 12 человек, которые впряглись в три нарты. Груз каждой нарты весил 270 килограммов.
21 декабря в лагерь ушли четыре человека, а 4 января – еще три. Скотт продолжил путь с одними нартами и четырьмя спутниками – доктором Уилсоном (39 лет, участвовал в неудачной попытке Шеклтона в 1901 году), Эдгаром Эвансом (37 лет, морской унтер-офицер; не путать с лейтенантом Эвансом, ушедшим 4 января назад вместе с последней группой), Боуэрсом (28 лет), Лоуренсом Отсом (32 года, капитан кавалерии, который отвечал за пони). Полюс был всего (или еще) в 270 километрах. Съестных припасов хватало, чтобы достигнуть цели и вернуться к первому складу провизии. Но где же Амундсен? Неизвестность терзала полярников.
Скотт получил ответ на мучивший его вопрос, когда 16 января они увидели гурий, а 18 января на полюсе – темную палатку норвежцев. Скотт нашел в ней два письма. Письмо, адресованное ему, начиналось так: „Дорогой капитан Скотт, вы будете первым, кто окажется здесь после нас. Передайте королю Норвегии, что мы преуспели в нашем предприятии. Мы достигли полюса 14 декабря 1911 года“.
Англичане отправились в обратный путь на следующий день. „Борьба будет отчаянной, – писал Скотт в своем дневнике, – и не знаю, выдержим ли мы ее“. Отчаянной! Перечитывая дневник Скотта и изучая его поведение, я испытываю чувство – быть может, ложное, – что Скотт, узнав о намерении Амундсена отправиться к полюсу, потерял абсолютную веру в успех своего собственного предприятия или по крайней мере уже не имел той стальной веры, которая обеспечила успех Амундсену. К тому же Амундсен тщательно подготовился к походу, полностью использовав возможности ездовых собак.
Путешествие Скотта и его спутников на север можно сравнить с Голгофой. Как и во время труднейшей части пути к полюсу, погода словно выступает против них. Ветер, пронизывающий холод, обильные снегопады; по общему решению дневной рацион урезается – ведь надо дойти до склада с провизией; но полуголодное существование не способствует сохранению сил, и скорость движения падает. Совершенно отчаявшийся Эванс еле бредет; через каждые несколько шагов он падает, встает, получает травму; 17 февраля на спуске с ледника Бирдмор он умирает. Затем обмораживает руки и ноги высокий крепыш Отс. Средняя скорость движения впряженных в нарты людей снижается до 10 километров в сутки. На первом складе с провизией должны быть канистры с керосином, но они полупусты. Может быть, горючее вытекло? 16 марта (или 17-го, Скотт потерял счет числам) Отс просит бросить его. „Никогда!“ – отвечает Скотт. Поставлена палатка, люди укладываются в спальные мешки. Утром Отс с трудом поднимается на ноги, но не может разогнуться. Друзья едва слышат его тихий голос:
– Пойду пройдусь…
Он отодвигает полу палатки, неловко выскальзывает в серо-белую метель. Больше его никто не видел.
19 марта Скотт высчитал, что его группе осталось пройти 27 километров до склада, названного „Склад одной тонны“. Трое суток пути. Но в первые сутки удается пройти только 8 километров. 20 марта группа находится в 19 километрах от склада и в 120 километрах от базового лагеря. 21, 22, 23 марта и в последующие дни люди остаются на том же месте. Они стали узниками в своей собственной палатке. „Каждый день, – записал Скотт, – мы были готовы идти – до склада всего 11 миль, – но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег. Не думаю, чтобы мы теперь могли еще на что-либо надеяться. Выдержим до конца. Мы, понятно, все слабеем, и конец не может быть далек.
Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать“. Подпись: Р. Скотт и постскриптум: „Ради Бога, не оставьте наших близких“. Дата: 29 марта 1912 года.
Группа, которую Скотт отослал обратно 21 декабря под командованием Аткинсона, вернулась в лагерь 28 января без особых затруднений. Второй группе, ушедшей 4 января 1912 года, досталось больше. Ее глава, лейтенант Эванс, заболел цингой. Не будучи в состоянии идти, он умолял друзей бросить его. Но они продолжали тащить его еще восемь дней. В конце концов им на помощь пришел Аткинсон, и все вернулись в лагерь 16 марта. На следующий день состоялся совет, на котором было решено считать группу Скотта погибшей.
– Поиски, – заявил Аткинсон, – предпримем весной.
Он вышел из лагеря 30 сентября с восемью спутниками и семью мулами, которых за это время научили тянуть нарты. 11 ноября 1912 года группа добралась до „Склада одной тонны“. „Двигаясь прямо на юг, мы заметили через 20 километров пути палатку. Она была частично занесена снегом и походила на гурий… В палатке были тела капитана Скотта, доктора Уилсона и лейтенанта Боуэрса“. Дневник Скотта рассказал о трагедии. Он был опубликован в прессе. Я читал его ребенком и помню, как он потряс меня. Мужество неудачника волнует больше, чем успех соперника.
КРУШЕНИЕ „ИТАЛИИ“
После покорения Южного полюса Руал Амундсен разбогател. Только краткий рассказ об экспедиции, переданный по телефону из Хобарта (Тасмания) в „Дейли кроникл“ (Лондон), принес ему 50 тысяч золотых франков. Затем стали поступать доходы от продажи авторских прав и прав на воспроизведение фотографий, гонорары за лекции. Наконец-то Амундсен может оплатить все свои расходы и подготовить новые экспедиции. Он – национальный герой. Чего еще можно желать?
Побывать на Северном полюсе.
Северный полюс покорен, но еще ни один человек не бывал на обоих полюсах.
Отправиться на Северный полюс на собачьей упряжке? Амундсен в совершенстве владеет этой техникой, но ее уже использовал Пири. Норвежец мечтает об оригинальном подвиге – дойти до Северного полюса на судне.
Амундсен прекрасно знает, что в районе полюса нет чистого моря: оно покрыто шапкой полярных льдов.
– Но на судне можно если не точно попасть на полюс, то пройти совсем рядом с ним, дрейфуя вместе со льдами, а остаток пути придется проделать на собаках.
Помните, именно такой план пытался реализовать Нансен, путешествуя на „Фраме“ с 1893 по 1896 год. Но после двух зимовок „Фрам“, дрейфуя со льдами, не смог подойти к полюсу ближе чем на 500 километров. Амундсен считал, что сможет добиться лучшего результата.
– Я начну во льдах дрейф, параллельный дрейфу „Фрама“, но дальше к востоку, из точки, расположенной к северо-северо-востоку от Новосибирских островов.
Когда „Фрам“ построили, он годился для такого плавания. Но прошло время, и судно состарилось. Некогда его корпус успешно выдерживал чудовищный напор полярных льдов благодаря округлым обводам, восьмидесятисантиметровой толщине своих бортов, двойным шпангоутам, диагональным контрфорсам, стальным форштевню, закраине и обшивке. Его победил незаметный враг – древоточец теплых морей. Возвращаясь в Норвегию, „Фрам“ прошел через Панамский канал и по прибытии в Норвегию протекал не хуже решета.
– Я построю, – заявил Амундсен, – еще лучшее судно, чем „Фрам“.
Он обратился на верфи Иенсена в Аскере около Христиании (ныне Осло). „Мод“ – парусно-моторное судно длиной 37 и шириной 12 метров с полуяйцеобразным корпусом, как у „Фрама“, водоизмещением около 800 тонн, оборудованное машиной мощностью 240 л. с.. На нем было шесть кают и одна кают-компания. Первоначальная цена – 150 тысяч крон. Но шел 1917 год. Цены на сталь, бронзу, медь, чугун, парусину, тросы, навигационные инструменты и научное оборудование подскочили вдвое. Чтобы выкупить судно, Амундсену пришлось заплатить еще 150 тысяч крон. У него не осталось ничего, кроме этого судна. И во время спуска о его борт разбили не бутылку шампанского, а сосульку.
Амундсену исполнилось сорок шесть лет. Мы видели, что он разработал программу покорения Южного полюса с тщательностью, которая словно победила рок. А сейчас мы встречаемся с Амундсеном, который то и дело меняет свои решения, и не потому, что потерял решительность и уверенность в себе. Просто события перестали подчиняться его воле.
16 июля 1918 года „Мод“ отплывает из Тромсё; судно проходит вдоль северного побережья Норвегии, потом России; 13 сентября судно вмерзает в лед в районе мыса Челюскин, самой северной точки Азии.
Амундсен заявляет:
– Будем зимовать здесь.
На борту „Мод“ одиннадцать человек, среди которых и часть его спутников по путешествию на „Фраме“ – Ханссен, Ренне, Сундбек и Вистинг. Амундсен называет место зимовки „Гавань „Мод“. На суше строятся деревянные загоны для собак. Затем вырастает обсерватория со множеством регистрирующей аппаратуры, начинаются измерения и наблюдения – обычные занятия полярных исследователей. Зимовка проходит нормально: люди питаются консервами и свежей олениной и медвежатиной, каюты хорошо обогреваются, имеется электрическое освещение, на досуге – чтение книг.
Каждый день Амундсен посвящает три часа ходьбе. В 22.30 все, кто присутствует на борту, должны уже быть в койках. Амундсен отключает электричество, выключая рубильник, установленный у двери его каюты. Царит строгая дисциплина, совсем не похожая на отсутствие субординации во время открытия Северо-Западного прохода.
Однажды около судна на Амундсена нападает белый медведь. Исследователь падает на лед и притворяется мертвым. Якоб, собака Амундсена, с лаем бросается на хищника, отвлекает его, и хозяину удается взбежать на борт и поднять тревогу. Медведь убит несколькими выстрелами, а у Амундсена разодрана спина. Рана заживает быстро.
12 сентября 1919 года. Скоро наступит осень. Амундсен не желает оставаться здесь на вторую зимовку. Судно освобождают с помощью динамита. Увы, льды оттесняют „Мод“ к югу, и судно снова вмерзает в лед к северо-западу от полуострова Чукотка, много южнее, чем место предыдущей зимовки. Маневр не удался.
Амундсен решительно заявляет:
– Зимуем здесь.
Во время зимовки исследователей навещали чукчи. Они предлагали свежую оленину, песцовые и беличьи шкуры, бивни мамонта, а взамен получали табак, сахар, чай. Однажды пришли русские. Амундсен расспросил их.
– Что вы здесь делаете?
– Охотничаем.
– Давно?
– Целую вечность.
Весной 1920 года Ханссен и Вистинг проходят на нартах 600 километров до Анадыря, где имеется телеграф. Оттуда они посылают депешу в Норвегию через Ном (Аляска): „Встреченные препятствия вынудили нас потерять два года“. В Норвегии царит уныние.
– Как? Разве Амундсен не дрейфует вместе со льдами к полюсу?
Эта его попытка закончилась двумя провалами. В начале 1920 года Амундсен заявляет, что будет повторять попытки, пока не выполнит свой замысел.
– Но вначале надо пополнить запасы.
В первых числах июля 1920 года „Мод“, опять высвобожденная изо льдов с помощью динамита, берет курс на Берингов пролив, проходит его и отдает якорь в Номе. Ном чествует исследователей, но Амундсен отвечает на поздравление с мрачным выражением лица.
Судно направляется в порт Сиэтл (США), где его ставят в сухой док.
– Проследите за работами, – приказывает Амундсен Вистингу. – Я постараюсь заручиться помощью.
Другими словами, достать деньги, поскольку касса экспедиции пуста. Ремонт „Мод“ обойдется дорого, а кроме того, команде следует выплатить хотя бы часть задержанного жалованья. Амундсен инкогнито возвращается в Норвегию, видится с Нансеном и рассказывает ему о преследующих его несчастьях. Точное содержание беседы осталось неизвестным. Напротив, Амундсен не скрыл своего визита в феврале 1922 года к известному врачу в Лондоне, который дал следующее заключение:
– У вас изношено сердце. Вам пора прекратить исследования. Избегайте усилий, усталости. В противном случае вы не протянете более девяти месяцев.
8 августа 1922 года „Мод“ зажата во льдах около острова Врангеля и начинает свой дрейф. Наконец-то! Дрейф продлится три года. Но Амундсена на борту нет.
Он находится в эскимосской деревушке Уэйнрайт на северном побережье Аляски, в сотне миль от мыса Барроу. Вместе с авиатором по имени Омдаль. С помощью эскимосов они выгружают со шхуны громадный ящик, в котором доставлен самолет со снятыми крыльями; на борту этого самолета Амундсен собирается совершить облет полюса.
„Мод“ продолжает великий дрейф под началом Вистинга, но Амундсен уже разуверился в успехе и не участвует в плавании. Самолет – вот идеальное средство для достижения полюса. Конечно, самолет не может сесть на лед. И Амундсен, который ходил по Южному полюсу, не ступит на Северный полюс, как Пири, а только пролетит над ним. Будет ли подвиг иметь ту же ценность? Конечно нет, и в глубине души Амундсен знает это. Но мысль о Северном полюсе стала навязчивой, а кроме того, он слишком много говорил о своих планах.
В принципе речь идет о совместном использовании „Мод“ и самолета для „комбинированного исследования моря и воздуха“, во время которого будет изучаться „земной магнетизм и атмосферное электричество“. Амундсен даже добился того, чтобы его полет считался заданием Института Карнеги (Вашингтон). Но на самом деле он желает избавиться от наваждения. Норвежские друзья дали денег, а верфи Сиэтла предоставили кредит до возвращения „Мод“.
Этот самолет, который выгружают со шхуны, будет собран на берегу, в ангаре. Это не первый в жизни Амундсена самолет. Норвежец собирается отправиться в полет, несмотря на категорический запрет английского врача заниматься работой, требующей физических усилий. Пять месяцев назад Амундсен купил „Юнкерс“, который только что побил мировой рекорд по длительности полета, продержавшись в воздухе двадцать семь часов, и приступил к тренировкам, готовясь к перелету в Заполярье вместе с авиатором Омдалем.
– Для начала совершим перелет Нью-Йорк-Сиэтл над Великими озерами и Скалистыми горами.
Но демон неудачи подстерегает Амундсена и здесь. Над Пенсильванией выходит из строя двигатель, и самолет разбивается в момент вынужденной посадки. Оба пассажира вылезают из-под обломков целыми и невредимыми. Какая по счету неудача на пути к Северному полюсу?
– Я не отступлю, – заявляет Амундсен.
Фирма „Юнкерс“ обещает в кратчайший срок поставить такой же самолет. Именно с ним и возится в настоящее время Амундсен. Но вылет на север назначен только на весну 1923 года. Ожидание – в который раз?
Ожидание мучительно, поскольку этот человек отправил „Мод“ во льды вместе с командой, а сам остался на суше и теперь волнуется: его терзают угрызения совести.
– Хотелось бы знать, где „Мод“?
„Мод“ оборудована радиопередатчиком и может сообщить о себе. В Номе, где Амундсен проводит часть зимы 1922/23 года, он внимательно следит за газетами. „Новости с борта „Мод“ поступают успокоительные, – пишет он в дневнике, – дрейф происходит медленно, но в северном направлении“. На самом деле зажатый льдами корабль кружит на месте. Амундсен возвращается в Уэйнрайт, где „Юнкерс“ (названный „Элизабет“), на котором укрепили лыжи для посадки на лед, готовится к первому пробному полету в полярных условиях. Пилоты – Амундсен и Омдаль. По неизвестным причинам (двигатель ли? нарушение ли равновесия из-за лыж?) полет длится всего четверть часа. Во время посадки ломается шасси, а корпус раскалывается надвое. Оба авиатора целы, но самолет приходит в полную непригодность.
После столь ошеломительного провала Амундсен возвращается в Норвегию. Через несколько дней он становится настолько непопулярным („Испугался и симулировал несчастный случай, чтобы не лететь на север“), что вынужден выходить из дома в темных очках и с фальшивой бородой. Он должен всем и вся.
– Я не отступлюсь.
Но не все его почитатели отвернулись от него. Доказательство: когда он возвращается с лекциями в США, его не освистывают, а внимательно слушают. Понемногу начинают поступать деньги, но Амундсен задолжал команде „Мод“ жалованье за два года. Кроме того, он собирается купить два самолета „Дорнье“. Тучи на финансовом горизонте так бы и не разошлись, не встреться исследователь с американским миллионером Линкольном Элсуортом.
– Для полета на север, – говорит ему Амундсен, – мне надо две машины. Если один самолет разобьется, полечу на другом. Хочу приобрести гидросамолеты „Дорнье Валь“.
– Сколько вам надо, чтобы не испытывать нужды в деньгах?
– Не менее 80 тысяч долларов.
– Даю вам 85 тысяч долларов и ставлю одно условие: я сопровождаю вас в полете. Каждый из нас полетит на своем самолете.
Амундсен размышляет над предложением двое суток и дает согласие. Затем отправляется в Норвегию готовиться к полету.
Вскоре выясняется, что 85 тысяч долларов не хватает на покрытие всех расходов. Но Норвегия вновь обрела веру в своего знаменитого сына. По предложению Норвежской воздухоплавательной ассоциации правительство разрешило Почтовому ведомству выпустить серию из шести коллекционных марок. На них изображен белый медведь, поднявший морду к самолету. Гашение марок будет произведено на Северном полюсе. Коллекционеры купили марки. Эмиссия принесла 225 тысяч крон. С денежными затруднениями было покончено.
9 апреля 1925 года. Военный транспорт „Фрам“ и переоборудованный китобоец „Хобби“ покидают Тромсё. На борту два гидросамолета. Местом старта выбран Кингсбей (Западный Шпицберген). Здесь производятся выгрузка и сборка самолетов, получивших кодовые названия N-24 и N-25.
Амундсен назначает экипажи:
– Я отправлюсь на N-25 наблюдателем. Пилот – Рисер-Ларсен, а механиком полетит Фойхт. На борту N-24 летят Элсуорт, пилот Дитриксон и механик Омдаль.
Сегодня пассажиры рейса Париж-Токио через полюс пролетают в комфортабельных условиях. В 1925 году самолеты летали ниже и не имели герметичной кабины. Авиаторы укутывались в пальто из верблюжьей шерсти, меховые шапки, анораки из тюленьих шкур, надевали перчатки, подбитые овчиной, носки из тюленьей шкуры и меховые унты. Амундсен предусмотрел и возможность аварии – в самолеты погрузили лыжи, нарты, палатки, спальные мешки, складные лодки (каждая весом 11 килограммов), дымовые шашки, а также анилин, который сбрасывался на лед для указания направления полета сбившегося с курса самолета. На машины установили все необходимые навигационные инструменты. Наметили трассу – беспосадочный перелет туда и обратно: 2500 километров за 20 часов.
21 мая 1925 года. Потеплело. Самолеты загружены. В 17.10 первым начинает разбег по морю N-25. Пилот выводит его на середину ближайшего фьорда (Конгс-фьорд), откуда намечен взлет. Гидросамолет перегружен, но все-таки поднимается в воздух. N-24 взлетает вслед за ним. Наутро все газеты Европы и Америки пестрят заголовками: „Два самолета удалились в северном направлении“.
22 мая, час дня. После старта прошло восемь часов. Тысяча километров позади, до полюса остается 250 километров. А половины горючего уже как не бывало. Вдруг двигатели обоих самолетов одновременно начинают чихать. Единственные зрители – тюлени наблюдают за посадкой двух гидросамолетов на ледовое поле, усеянное небольшими полыньями. N-24 (машина Элсуорта) скользит по льду слишком долго, ударяется о крупный торос, клюет носом и заваливается на бок. Трое авиаторов спрыгивают на лед, несколько раз обходят машину и начинают махать руками: N-24 имеет серьезные повреждения и взлететь не сможет.
А где же Скотт, пустившийся в путь 1 ноября? Он в горах, на леднике Бирдмор, к западу от трассы Амундсена, в 600 километрах от полюса.
Норвежцы установили на полюсе палатку темного цвета, которую видно издалека. В ней Амундсен оставил искусственный горизонт, секстант, часть одежды, письмо королю Норвегии и письмо Скотту, в котором просил соперника переслать письмо королю в случае гибели норвежской экспедиции.
18 декабря он отдает приказ об уходе. Путь на север прошел без каких-либо происшествий. Немного потеплело. 26 января норвежцы вернулись на побережье, где их ждал „Фрам“. Поход на полюс и обратно занял девяносто восемь суток. „Мы совершили, – писал Амундсен, – чудесную прогулку“. Конечно, не все прошло столь гладко. Но отступлений от плана не было.
Если бы о путешествии рассказали ездовые собаки, повествование выглядело бы драматичнее.
Во время подготовительных походов для организации складов и разметки дороги погибло восемь собак – часть упала в трещины, часть издохла от измождения. „Однажды утром Тор не смог встать на ноги. Чтобы прекратить мучения собаки, ее пришлось пристрелить“. У одной собаки не выдержало сердце. Животные работали на пределе сил, хотя их и не мучили – впряженные в нарты, они, то молча, то воя, рвались вперед, подчиняясь тысячелетнему инстинкту; во время одного из предварительных рейдов на каждую собаку приходилось по 90 килограммов груза. Собак, погибших от усталости или пристреленных из сострадания, не хоронили. Над ними не произносили посмертных слов – их скармливали собратьям, а бывало, что собак употребляли в пищу и люди, поскольку мясо было вполне съедобным. Люди и собаки питались в основном пеммиканом[5] (разного сорта для людей и животных), а также мясом убитых животных.
К полюсу ушли пятьдесят две собаки. На леднике Гейберг (горы Королевы Мод) их было только сорок две. По прибытии на полярное плато Амундсен рассчитал, что нарты стали легче (количество съестных припасов постоянно уменьшалось), а на обратном пути и вовсе станут легкими и потому можно пожертвовать некоторым количеством собак. Собака служила и двигателем, и пищей. „Следовало принести в жертву двадцать четыре верных и славных спутника. Тяжелая обязанность. Но сделать это было необходимо. Мне предстояло дать пример. Я не очень чувствительный человек, но, признаюсь, у меня сжималось сердце“. Двадцать четыре выстрела в ухо. Каждый стрелял своих собственных собак – тех, которых тренировал, которые слушались только его, которые лизали ему руки. Убитых собак следовало поскорее разделать, чтобы они не превратились в куски льда; профессия живодера, но полярные районы не настраивают на слезливый лад. Мясо не стали есть сразу, а спрятали под лед – склад продовольствия на обратном пути. Сук убивали потому, что они готовились принести потомство, а возиться со щенками времени не было.
Одни нарты были оставлены на полюсе. В обратный путь ушло две нарты, в каждую из которых запрягли по восемь собак. В дороге пришлось прикончить еще несколько истощенных собак. На базу вернулись пять человек и одиннадцать собак. Поход стоил жизни сорока одной собаке. Без этой жертвы полюса достичь бы не удалось.
Скотт не верил в собак. Он верил в пони.
– Пони тащит тот же груз, что и десять собак, а пищи употребляет втрое меньше.
Справедливо, но пони нужен объемный корм, а не пеммикан, как собакам; если пони погибнет, его мясо нельзя скормить другим пони. Пони хуже, чем собака, переносит снежные бури. Скотт словно не желал прислушиваться к этим аргументам, выдвигаемым разными людьми, в том числе и Нансеном, с которым английский исследователь встретился незадолго до отплытия экспедиции.
Скотт покинул базовый лагерь на мысе Эванс и ушел в направлении полюса 1 ноября 1911 года – на одиннадцать дней позже Амундсена. Шестнадцать человек, десять пони, две собачьи упряжки. Скотт не собирался брать собак к полюсу. Они предназначались для перевозки провизии до промежуточных складов, а затем должны были вернуться обратно. В караване шли также два вездехода с грузом тяжелой провизии; они также должны были вернуться на базу.
Скотт не раз говорил о „чудесном ощущении, которое испытывают люди, ведущие борьбу с трудностями, страданиями и опасностями, полагаясь лишь на собственные силы“. Скотт верил, что достичь полюса может только человек-буксир. Люди сами впрягутся в упряжки и потянут их вперед, словно волжские бурлаки. Сильное впечатление производит одна из фотографий, сделанных Скоттом. На ней его друзья тянут перегруженные нарты. „Эти люди проделали путь благодаря своей силе воли“. Именно так они добрались до полюса. Но после Амундсена; а на обратном пути погибли.
Если Амундсен разработал точнейший график похода, то Скотт скорее всего не представлял себе, как доберется до полюса и каким образом использует имеющиеся в его распоряжении транспортные средства.
С вездеходами ему не повезло, в частности из-за враждебности стихий. Вскоре после старта вездеходы пришлось бросить: вышли из строя шатуны. Дул исключительно холодный ветер, шел снег, пони передвигались с трудом, глубоко проваливаясь в снег.
Ледяной ветер все усиливался и превратился в ураган 5 декабря, когда экспедиция вышла на ледник Бирдмор. Несмотря на беспокойство („Где же Амундсен?“), Скотт приказал остановиться на несколько дней для отдыха. Ледник оказался непроходимым для пони. 9 декабря пристрелили последних животных, мясо спрятали под лед, а склад назвали „лагерь Бойни“.
11 декабря Скотт отослал на побережье часть людей со всеми собаками; осталось 12 человек, которые впряглись в три нарты. Груз каждой нарты весил 270 килограммов.
21 декабря в лагерь ушли четыре человека, а 4 января – еще три. Скотт продолжил путь с одними нартами и четырьмя спутниками – доктором Уилсоном (39 лет, участвовал в неудачной попытке Шеклтона в 1901 году), Эдгаром Эвансом (37 лет, морской унтер-офицер; не путать с лейтенантом Эвансом, ушедшим 4 января назад вместе с последней группой), Боуэрсом (28 лет), Лоуренсом Отсом (32 года, капитан кавалерии, который отвечал за пони). Полюс был всего (или еще) в 270 километрах. Съестных припасов хватало, чтобы достигнуть цели и вернуться к первому складу провизии. Но где же Амундсен? Неизвестность терзала полярников.
Скотт получил ответ на мучивший его вопрос, когда 16 января они увидели гурий, а 18 января на полюсе – темную палатку норвежцев. Скотт нашел в ней два письма. Письмо, адресованное ему, начиналось так: „Дорогой капитан Скотт, вы будете первым, кто окажется здесь после нас. Передайте королю Норвегии, что мы преуспели в нашем предприятии. Мы достигли полюса 14 декабря 1911 года“.
Англичане отправились в обратный путь на следующий день. „Борьба будет отчаянной, – писал Скотт в своем дневнике, – и не знаю, выдержим ли мы ее“. Отчаянной! Перечитывая дневник Скотта и изучая его поведение, я испытываю чувство – быть может, ложное, – что Скотт, узнав о намерении Амундсена отправиться к полюсу, потерял абсолютную веру в успех своего собственного предприятия или по крайней мере уже не имел той стальной веры, которая обеспечила успех Амундсену. К тому же Амундсен тщательно подготовился к походу, полностью использовав возможности ездовых собак.
Путешествие Скотта и его спутников на север можно сравнить с Голгофой. Как и во время труднейшей части пути к полюсу, погода словно выступает против них. Ветер, пронизывающий холод, обильные снегопады; по общему решению дневной рацион урезается – ведь надо дойти до склада с провизией; но полуголодное существование не способствует сохранению сил, и скорость движения падает. Совершенно отчаявшийся Эванс еле бредет; через каждые несколько шагов он падает, встает, получает травму; 17 февраля на спуске с ледника Бирдмор он умирает. Затем обмораживает руки и ноги высокий крепыш Отс. Средняя скорость движения впряженных в нарты людей снижается до 10 километров в сутки. На первом складе с провизией должны быть канистры с керосином, но они полупусты. Может быть, горючее вытекло? 16 марта (или 17-го, Скотт потерял счет числам) Отс просит бросить его. „Никогда!“ – отвечает Скотт. Поставлена палатка, люди укладываются в спальные мешки. Утром Отс с трудом поднимается на ноги, но не может разогнуться. Друзья едва слышат его тихий голос:
– Пойду пройдусь…
Он отодвигает полу палатки, неловко выскальзывает в серо-белую метель. Больше его никто не видел.
19 марта Скотт высчитал, что его группе осталось пройти 27 километров до склада, названного „Склад одной тонны“. Трое суток пути. Но в первые сутки удается пройти только 8 километров. 20 марта группа находится в 19 километрах от склада и в 120 километрах от базового лагеря. 21, 22, 23 марта и в последующие дни люди остаются на том же месте. Они стали узниками в своей собственной палатке. „Каждый день, – записал Скотт, – мы были готовы идти – до склада всего 11 миль, – но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег. Не думаю, чтобы мы теперь могли еще на что-либо надеяться. Выдержим до конца. Мы, понятно, все слабеем, и конец не может быть далек.
Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать“. Подпись: Р. Скотт и постскриптум: „Ради Бога, не оставьте наших близких“. Дата: 29 марта 1912 года.
Группа, которую Скотт отослал обратно 21 декабря под командованием Аткинсона, вернулась в лагерь 28 января без особых затруднений. Второй группе, ушедшей 4 января 1912 года, досталось больше. Ее глава, лейтенант Эванс, заболел цингой. Не будучи в состоянии идти, он умолял друзей бросить его. Но они продолжали тащить его еще восемь дней. В конце концов им на помощь пришел Аткинсон, и все вернулись в лагерь 16 марта. На следующий день состоялся совет, на котором было решено считать группу Скотта погибшей.
– Поиски, – заявил Аткинсон, – предпримем весной.
Он вышел из лагеря 30 сентября с восемью спутниками и семью мулами, которых за это время научили тянуть нарты. 11 ноября 1912 года группа добралась до „Склада одной тонны“. „Двигаясь прямо на юг, мы заметили через 20 километров пути палатку. Она была частично занесена снегом и походила на гурий… В палатке были тела капитана Скотта, доктора Уилсона и лейтенанта Боуэрса“. Дневник Скотта рассказал о трагедии. Он был опубликован в прессе. Я читал его ребенком и помню, как он потряс меня. Мужество неудачника волнует больше, чем успех соперника.
КРУШЕНИЕ „ИТАЛИИ“
Побывать на Северном полюсе.
Северный полюс покорен, но еще ни один человек не бывал на обоих полюсах.
Отправиться на Северный полюс на собачьей упряжке? Амундсен в совершенстве владеет этой техникой, но ее уже использовал Пири. Норвежец мечтает об оригинальном подвиге – дойти до Северного полюса на судне.
Амундсен прекрасно знает, что в районе полюса нет чистого моря: оно покрыто шапкой полярных льдов.
– Но на судне можно если не точно попасть на полюс, то пройти совсем рядом с ним, дрейфуя вместе со льдами, а остаток пути придется проделать на собаках.
Помните, именно такой план пытался реализовать Нансен, путешествуя на „Фраме“ с 1893 по 1896 год. Но после двух зимовок „Фрам“, дрейфуя со льдами, не смог подойти к полюсу ближе чем на 500 километров. Амундсен считал, что сможет добиться лучшего результата.
– Я начну во льдах дрейф, параллельный дрейфу „Фрама“, но дальше к востоку, из точки, расположенной к северо-северо-востоку от Новосибирских островов.
Когда „Фрам“ построили, он годился для такого плавания. Но прошло время, и судно состарилось. Некогда его корпус успешно выдерживал чудовищный напор полярных льдов благодаря округлым обводам, восьмидесятисантиметровой толщине своих бортов, двойным шпангоутам, диагональным контрфорсам, стальным форштевню, закраине и обшивке. Его победил незаметный враг – древоточец теплых морей. Возвращаясь в Норвегию, „Фрам“ прошел через Панамский канал и по прибытии в Норвегию протекал не хуже решета.
– Я построю, – заявил Амундсен, – еще лучшее судно, чем „Фрам“.
Он обратился на верфи Иенсена в Аскере около Христиании (ныне Осло). „Мод“ – парусно-моторное судно длиной 37 и шириной 12 метров с полуяйцеобразным корпусом, как у „Фрама“, водоизмещением около 800 тонн, оборудованное машиной мощностью 240 л. с.. На нем было шесть кают и одна кают-компания. Первоначальная цена – 150 тысяч крон. Но шел 1917 год. Цены на сталь, бронзу, медь, чугун, парусину, тросы, навигационные инструменты и научное оборудование подскочили вдвое. Чтобы выкупить судно, Амундсену пришлось заплатить еще 150 тысяч крон. У него не осталось ничего, кроме этого судна. И во время спуска о его борт разбили не бутылку шампанского, а сосульку.
Амундсену исполнилось сорок шесть лет. Мы видели, что он разработал программу покорения Южного полюса с тщательностью, которая словно победила рок. А сейчас мы встречаемся с Амундсеном, который то и дело меняет свои решения, и не потому, что потерял решительность и уверенность в себе. Просто события перестали подчиняться его воле.
16 июля 1918 года „Мод“ отплывает из Тромсё; судно проходит вдоль северного побережья Норвегии, потом России; 13 сентября судно вмерзает в лед в районе мыса Челюскин, самой северной точки Азии.
Амундсен заявляет:
– Будем зимовать здесь.
На борту „Мод“ одиннадцать человек, среди которых и часть его спутников по путешествию на „Фраме“ – Ханссен, Ренне, Сундбек и Вистинг. Амундсен называет место зимовки „Гавань „Мод“. На суше строятся деревянные загоны для собак. Затем вырастает обсерватория со множеством регистрирующей аппаратуры, начинаются измерения и наблюдения – обычные занятия полярных исследователей. Зимовка проходит нормально: люди питаются консервами и свежей олениной и медвежатиной, каюты хорошо обогреваются, имеется электрическое освещение, на досуге – чтение книг.
Каждый день Амундсен посвящает три часа ходьбе. В 22.30 все, кто присутствует на борту, должны уже быть в койках. Амундсен отключает электричество, выключая рубильник, установленный у двери его каюты. Царит строгая дисциплина, совсем не похожая на отсутствие субординации во время открытия Северо-Западного прохода.
Однажды около судна на Амундсена нападает белый медведь. Исследователь падает на лед и притворяется мертвым. Якоб, собака Амундсена, с лаем бросается на хищника, отвлекает его, и хозяину удается взбежать на борт и поднять тревогу. Медведь убит несколькими выстрелами, а у Амундсена разодрана спина. Рана заживает быстро.
12 сентября 1919 года. Скоро наступит осень. Амундсен не желает оставаться здесь на вторую зимовку. Судно освобождают с помощью динамита. Увы, льды оттесняют „Мод“ к югу, и судно снова вмерзает в лед к северо-западу от полуострова Чукотка, много южнее, чем место предыдущей зимовки. Маневр не удался.
Амундсен решительно заявляет:
– Зимуем здесь.
Во время зимовки исследователей навещали чукчи. Они предлагали свежую оленину, песцовые и беличьи шкуры, бивни мамонта, а взамен получали табак, сахар, чай. Однажды пришли русские. Амундсен расспросил их.
– Что вы здесь делаете?
– Охотничаем.
– Давно?
– Целую вечность.
Весной 1920 года Ханссен и Вистинг проходят на нартах 600 километров до Анадыря, где имеется телеграф. Оттуда они посылают депешу в Норвегию через Ном (Аляска): „Встреченные препятствия вынудили нас потерять два года“. В Норвегии царит уныние.
– Как? Разве Амундсен не дрейфует вместе со льдами к полюсу?
Эта его попытка закончилась двумя провалами. В начале 1920 года Амундсен заявляет, что будет повторять попытки, пока не выполнит свой замысел.
– Но вначале надо пополнить запасы.
В первых числах июля 1920 года „Мод“, опять высвобожденная изо льдов с помощью динамита, берет курс на Берингов пролив, проходит его и отдает якорь в Номе. Ном чествует исследователей, но Амундсен отвечает на поздравление с мрачным выражением лица.
Судно направляется в порт Сиэтл (США), где его ставят в сухой док.
– Проследите за работами, – приказывает Амундсен Вистингу. – Я постараюсь заручиться помощью.
Другими словами, достать деньги, поскольку касса экспедиции пуста. Ремонт „Мод“ обойдется дорого, а кроме того, команде следует выплатить хотя бы часть задержанного жалованья. Амундсен инкогнито возвращается в Норвегию, видится с Нансеном и рассказывает ему о преследующих его несчастьях. Точное содержание беседы осталось неизвестным. Напротив, Амундсен не скрыл своего визита в феврале 1922 года к известному врачу в Лондоне, который дал следующее заключение:
– У вас изношено сердце. Вам пора прекратить исследования. Избегайте усилий, усталости. В противном случае вы не протянете более девяти месяцев.
8 августа 1922 года „Мод“ зажата во льдах около острова Врангеля и начинает свой дрейф. Наконец-то! Дрейф продлится три года. Но Амундсена на борту нет.
Он находится в эскимосской деревушке Уэйнрайт на северном побережье Аляски, в сотне миль от мыса Барроу. Вместе с авиатором по имени Омдаль. С помощью эскимосов они выгружают со шхуны громадный ящик, в котором доставлен самолет со снятыми крыльями; на борту этого самолета Амундсен собирается совершить облет полюса.
„Мод“ продолжает великий дрейф под началом Вистинга, но Амундсен уже разуверился в успехе и не участвует в плавании. Самолет – вот идеальное средство для достижения полюса. Конечно, самолет не может сесть на лед. И Амундсен, который ходил по Южному полюсу, не ступит на Северный полюс, как Пири, а только пролетит над ним. Будет ли подвиг иметь ту же ценность? Конечно нет, и в глубине души Амундсен знает это. Но мысль о Северном полюсе стала навязчивой, а кроме того, он слишком много говорил о своих планах.
В принципе речь идет о совместном использовании „Мод“ и самолета для „комбинированного исследования моря и воздуха“, во время которого будет изучаться „земной магнетизм и атмосферное электричество“. Амундсен даже добился того, чтобы его полет считался заданием Института Карнеги (Вашингтон). Но на самом деле он желает избавиться от наваждения. Норвежские друзья дали денег, а верфи Сиэтла предоставили кредит до возвращения „Мод“.
Этот самолет, который выгружают со шхуны, будет собран на берегу, в ангаре. Это не первый в жизни Амундсена самолет. Норвежец собирается отправиться в полет, несмотря на категорический запрет английского врача заниматься работой, требующей физических усилий. Пять месяцев назад Амундсен купил „Юнкерс“, который только что побил мировой рекорд по длительности полета, продержавшись в воздухе двадцать семь часов, и приступил к тренировкам, готовясь к перелету в Заполярье вместе с авиатором Омдалем.
– Для начала совершим перелет Нью-Йорк-Сиэтл над Великими озерами и Скалистыми горами.
Но демон неудачи подстерегает Амундсена и здесь. Над Пенсильванией выходит из строя двигатель, и самолет разбивается в момент вынужденной посадки. Оба пассажира вылезают из-под обломков целыми и невредимыми. Какая по счету неудача на пути к Северному полюсу?
– Я не отступлю, – заявляет Амундсен.
Фирма „Юнкерс“ обещает в кратчайший срок поставить такой же самолет. Именно с ним и возится в настоящее время Амундсен. Но вылет на север назначен только на весну 1923 года. Ожидание – в который раз?
Ожидание мучительно, поскольку этот человек отправил „Мод“ во льды вместе с командой, а сам остался на суше и теперь волнуется: его терзают угрызения совести.
– Хотелось бы знать, где „Мод“?
„Мод“ оборудована радиопередатчиком и может сообщить о себе. В Номе, где Амундсен проводит часть зимы 1922/23 года, он внимательно следит за газетами. „Новости с борта „Мод“ поступают успокоительные, – пишет он в дневнике, – дрейф происходит медленно, но в северном направлении“. На самом деле зажатый льдами корабль кружит на месте. Амундсен возвращается в Уэйнрайт, где „Юнкерс“ (названный „Элизабет“), на котором укрепили лыжи для посадки на лед, готовится к первому пробному полету в полярных условиях. Пилоты – Амундсен и Омдаль. По неизвестным причинам (двигатель ли? нарушение ли равновесия из-за лыж?) полет длится всего четверть часа. Во время посадки ломается шасси, а корпус раскалывается надвое. Оба авиатора целы, но самолет приходит в полную непригодность.
После столь ошеломительного провала Амундсен возвращается в Норвегию. Через несколько дней он становится настолько непопулярным („Испугался и симулировал несчастный случай, чтобы не лететь на север“), что вынужден выходить из дома в темных очках и с фальшивой бородой. Он должен всем и вся.
– Я не отступлюсь.
Но не все его почитатели отвернулись от него. Доказательство: когда он возвращается с лекциями в США, его не освистывают, а внимательно слушают. Понемногу начинают поступать деньги, но Амундсен задолжал команде „Мод“ жалованье за два года. Кроме того, он собирается купить два самолета „Дорнье“. Тучи на финансовом горизонте так бы и не разошлись, не встреться исследователь с американским миллионером Линкольном Элсуортом.
– Для полета на север, – говорит ему Амундсен, – мне надо две машины. Если один самолет разобьется, полечу на другом. Хочу приобрести гидросамолеты „Дорнье Валь“.
– Сколько вам надо, чтобы не испытывать нужды в деньгах?
– Не менее 80 тысяч долларов.
– Даю вам 85 тысяч долларов и ставлю одно условие: я сопровождаю вас в полете. Каждый из нас полетит на своем самолете.
Амундсен размышляет над предложением двое суток и дает согласие. Затем отправляется в Норвегию готовиться к полету.
Вскоре выясняется, что 85 тысяч долларов не хватает на покрытие всех расходов. Но Норвегия вновь обрела веру в своего знаменитого сына. По предложению Норвежской воздухоплавательной ассоциации правительство разрешило Почтовому ведомству выпустить серию из шести коллекционных марок. На них изображен белый медведь, поднявший морду к самолету. Гашение марок будет произведено на Северном полюсе. Коллекционеры купили марки. Эмиссия принесла 225 тысяч крон. С денежными затруднениями было покончено.
9 апреля 1925 года. Военный транспорт „Фрам“ и переоборудованный китобоец „Хобби“ покидают Тромсё. На борту два гидросамолета. Местом старта выбран Кингсбей (Западный Шпицберген). Здесь производятся выгрузка и сборка самолетов, получивших кодовые названия N-24 и N-25.
Амундсен назначает экипажи:
– Я отправлюсь на N-25 наблюдателем. Пилот – Рисер-Ларсен, а механиком полетит Фойхт. На борту N-24 летят Элсуорт, пилот Дитриксон и механик Омдаль.
Сегодня пассажиры рейса Париж-Токио через полюс пролетают в комфортабельных условиях. В 1925 году самолеты летали ниже и не имели герметичной кабины. Авиаторы укутывались в пальто из верблюжьей шерсти, меховые шапки, анораки из тюленьих шкур, надевали перчатки, подбитые овчиной, носки из тюленьей шкуры и меховые унты. Амундсен предусмотрел и возможность аварии – в самолеты погрузили лыжи, нарты, палатки, спальные мешки, складные лодки (каждая весом 11 килограммов), дымовые шашки, а также анилин, который сбрасывался на лед для указания направления полета сбившегося с курса самолета. На машины установили все необходимые навигационные инструменты. Наметили трассу – беспосадочный перелет туда и обратно: 2500 километров за 20 часов.
21 мая 1925 года. Потеплело. Самолеты загружены. В 17.10 первым начинает разбег по морю N-25. Пилот выводит его на середину ближайшего фьорда (Конгс-фьорд), откуда намечен взлет. Гидросамолет перегружен, но все-таки поднимается в воздух. N-24 взлетает вслед за ним. Наутро все газеты Европы и Америки пестрят заголовками: „Два самолета удалились в северном направлении“.
22 мая, час дня. После старта прошло восемь часов. Тысяча километров позади, до полюса остается 250 километров. А половины горючего уже как не бывало. Вдруг двигатели обоих самолетов одновременно начинают чихать. Единственные зрители – тюлени наблюдают за посадкой двух гидросамолетов на ледовое поле, усеянное небольшими полыньями. N-24 (машина Элсуорта) скользит по льду слишком долго, ударяется о крупный торос, клюет носом и заваливается на бок. Трое авиаторов спрыгивают на лед, несколько раз обходят машину и начинают махать руками: N-24 имеет серьезные повреждения и взлететь не сможет.