герой радостно потирает руки и ведёт поезд по главному пути на станцию,
   впереди из тумана выплывают новые огни, а справа появляется высокая платформа,
   герой плавно замедляет движение поезда, удерживая контроллер одной рукой, а другой нажимая на кнопки до тех пор, пока поезд окончательно не останавливается,
   из радиопереговорного устройства доносится невнятное бульканье и треск,
   герой (весело кивая), — Ага, ага, задёргалась…
   герой приоткрывает справа боковое окно, высовывается и радостно зовёт,
   — Эй, на посту, есть кто живой,
   он не ждёт скорого ответа, однако почти сразу из тумана появляется ЧЁРНЫЙ,
   чёрный
   он чёрен не по цвету кожи (как раз цвет кожи у него запредельно белый) — хоть он и одет вроде бы в стандартную форму железнодорожника, куртка, брюки, фуражка с козырьком, однако всё это сшито из чёрной материи,
   лица чёрного весь эпизод не видно, иногда только в кадре оказывается дряблый подбородок,
   чёрный (тусклым голосом), — Вы находитесь на территории, подчиняющейся Директорату, Предъявите паспорт или любое другое удостоверение личности,
   герой (в сторону радиопереговорного устройства), — И вовсе никакой не робот, наш родимый бюрократ,
   он лезет в карман и действительно извлекает из него служебное удостоверение,
   чёрный в свете фонарика долго разглядывает его,
   чёрный, — Вы — дежурный блокпоста, Что вы делаете так далеко от места своей работы,
   герой (бодро), — Привёз вам лекарства! У вас ведь дизентерией болеют, Или другими болезнями, Я привёз вам антибиотики, Могу разгрузить один вагон, Или вообще отцепить,
   данное предложение, по всей видимости, поставило чёрного в тупик,
   и он молчит с полминуты,
   чёрный, — Мне надо посоветоваться с Директоратом,
   герой (доброжелательно), — Пожалуйста, советуйтесь,
   чёрный, — Я скоро вернусь, Не покидайте места стоянки,
   чёрный, забрав удостоверение героя, поворачивается, и исчезает в тумане, только в самый последний момент герой успевает разглядеть у него на поясе огромную кобуру,
   ??
   Кабина машиниста,
   герой (наклонившись к компьютеру и что-то набирая на клавиатуре), — А теперь, дурилка железная, скажи мне пароль,
   ККСУОР, — Учитель, опомнись! Ты в опасности, Немедленно уводи поезд из Примайданьска!
   герой, — Зачем же, Я приехал не для того, чтобы выяснять отношения с местной администрацией, Я приехал сюда лечить людей, и ты мне в этом должна помочь,
   ККСУОР, — Они не нуждаются в помощи,
   герой (нетерпеливо), — Я уже слышал твоё мнение, Оно неубедительно, Ты скажешь мне пароль, «Да» или «нет»,
   ККСУОР, — Нет,
   герой, — Ты хорошо подумала,
   ККСУОР, — Уходи из города, учитель,
   герой (гневно), — Да пошла ты!..
   ??
   Маленькая комната с низким потолком, стены в комнате — затянуты ярко-алой драпировкой,
   точно в центре комнаты стоит чёрный металлический ящик метровой высоты,
   на верхнем торце ящика закреплён уродливый круглый динамик,
   справа и слева от динамика ввёрнуты две лампы накаливания, в настоящий момент ярко светится правая,
   перед ящиком, в трёх шагах, низко опустив голову, стоит чёрный,
   бесцветным сухим голосом чёрный докладывает в пустоту,
   —…этот поезд идёт от самого Ветрогорска, Машинист передал мне своё удостоверение, из которого следует, что он является дежурным по блокпосту и подчиняется системе КВЖД, На мой вопрос, почему он оказался в Примайданьске, в полутора тысячах километров от места приписки, он ответил, что привёл эшелон с медикаментами, И предложил отцепить вагон для нашего города,
   пауза,
   правая лампа гаснет, загорается левая,
   из ящика доносится монотонный скрежещущий голос,
   голос, — Это ложь, В вагонах нет медикаментов, Там оружие,
   чёрный, — Я… не понимаю, господин директор… но почему тогда, он предложил отцепить вагон,
   голос, — Это тебя не касается, смерд, Выполняй только мои распоряжения,
   чёрный (смиренно), — Слушаюсь, господин директор,
   голос, — Оружие пригодится Директорату, Ты должен остановить этот поезд,
   чёрный, — Каким образом, господин директор?
   голос, — Убей машиниста, Ты понял приказ,
   чёрный, — Так точно, господин директор, Мне предписано убить машиниста,
   голос, — После того, как покончишь с машинистом, перегони поезд на третий путь,
   чёрный, — Слушаюсь, господин директор,
   голос, — После этого можешь отдыхать до семи ноль-ноль, В семь ноль-ноль явишься для получения новых инструкций,
   чёрный, — Слушаюсь, господин директор,
   левая лампа гаснет и снова загорается правая,
   чёрный низко кланяется ящику и выходит,
   ??
   Герой, — Я сам его открою, сам, гнида шарикоподшипниковая!
   ???
   Герой, а за ним — чёрный, идут по перрону,
   герой несёт сумку на правом плече и всё время оглядывается на чёрного,
   герой (весело), — У меня тут небольшая проблема с замками, но я рассчитываю с ней быстро управиться, Вы ведь можете подождать,
   чёрный не отвечает на вопрос, молча идёт следом,
   герой, — Сейчас я открою вагон, вы посмотрите и можно будет отцеплять, У вас есть куда его поставить,
   чёрный молчит,
   они подходят и останавливаются у последнего, пятого, вагона,
   ??
   Герой копается в сумке, извлекает на свет знакомый прибор с жидкокристаллическим дисплеем и двумя рядами отверстий (см. Эпизод одиннадцатый, первая сцена),
   герой при помощи трёх разноцветных проводов соединяет прибор с параллелепипедом электромеханического замка на двери вагона и достаёт из сумки горсть стальных штырьков,
   герой так увлечён работой, что не замечает, как чёрный у него за спиной расстёгивает кобуру и вытаскивает старинный парабеллум,
   чёрный наводит пистолет на героя и готовится нажать на курок,
   в этот же самый момент герой рассыпает свои штырьки и с возгласом, «Ах ты чёрт! Всё время их роняю!» наклоняется вперёд,
   пуля, выпущенная чёрным из парабеллума, в результате лишь оцарапывает левое предплечье героя, да вырывает клок из одежды,
   герой сразу же падает на живот и, чуть развернувшись, носками ботинок бьёт чёрного пониже колен,
   чёрный молча валится на землю, а герой вскакивает на ноги и, забыв про свой инструментарий, бежит к локомотиву,
   чёрный медленно и страшно поднимается, медленно и страшно поднимает своё оружие на уровень глаз,
   поезд трогается и уходит со станции, скрываясь за стеной плотного тумана,
   человек в чёрном стреляет вслед, стоя спокойно, как в тире, выпуская в туман одну пулю за другой до тех пор, пока у него не кончаются патроны,
   Эпизод шестнадцатый
   ??
   Глухая ночь,
   кабина машиниста,
   поезд ещё идёт, но очень медленно, что ясно из частоты перестуков колёс,
   герой, разрезав левый рукав куртки, бинтует рану на предплечье,
   закончив с этим, он поднимает воспалённые глаза,
   герой, — «Шипка», долго ещё,
   ККСУОР, — Три километра и будет платформа,
   некоторое время они едут молча,
   герой (очень тихо, сухим надтреснутым голосом), — Ты прости меня, «Шипка», Я тебе не доверял, Сам не знаю, что на меня нашло, Какое-то затемнение, знаешь… А теперь мы почти у цели, и ты во всём… буквально во всём… оказалась права, Всё подтвердилось, И человечество в который уже раз продемонстрировало Вселенной, на что оно способно, Страх и ненависть, Ненависть и страх, Как одинаково всё, Однообразно, И прямолинейно, Нет в этой Вселенной места романтике…
   ККСУОР, — Тебе не нужно извиняться передо мной, учитель, Ты же справился, ты довёл поезд, а это самое главное, А я всего лишь боевой комплекс, дурилка железная и железяка корявая — мне ли отпускать грехи человекам,
   герой (тихо смеётся), — Молодец, «Шипка», хороший ответ… А чего я тебя всё «Шипка», да «Шипка» — звучит, как «Ошибка», Давай я тебе имя дам, Настоящее, человеческое,
   ККСУОР (смущённо), — Нам вообще — то не положено, У нас есть класс и регистрационные номера, кроме того есть секретные номера от Генерального Штаба и номера фирмы производителя…
   герой, — Номера, номера… проку в них, Если уж даже Инструкция по сигнализации не выполняется… Ты ведь почти уже стала человеком, «Шипка», Ты спасла тысячи человеческих жизней, Значит, ты заслуживаешь право называться человеком и носить имя,
   ККСУОР, — всё-таки ты неисправимый романтик,
   герой (с торжественным видом поднимаясь с места машиниста), — Нарекаю тебя Надеждой, Ты была и будешь последней надеждой умирающих людей!
   ККСУОР (прочувствованно), — Спасибо, учитель, Но мы подъезжаем,
   герой (скривившись от неожиданной боли), — Да-да, я всё сделаю,
   он осторожно садится в кресло, совершает необходимые манипуляции с пультом,
   поезд останавливается,
   справа от него — чистая, совершенно пустая платформа,
   герой, — Вот и приехали,
   он кладёт голову на пульт управления, глаза у него слипаются,
   герой (устало улыбаясь), — Надежда, Надя, я посплю чуток, ты не возражаешь,
   ККСУОР, — Спи, учитель, спи… Сегодня ты больше не нужен…
   Эпизод семнадцатый
   =>,?
   Вытянувшийся вдоль платформы поезд,
   массивные двери товарных вагонов распахнуты,
   паукообразные киберы-грузчики (модификация БИЧ-406) стоят ровной шеренгой на платформе, сигнальный фонарь у каждого из них светится ровным зелёным светом, что означает «я свободен», киберы ждут команды,
   наконец неслышная в акустическом диапазоне команда поступает, фонари киберов одновременно мигают и свет, испускаемый ими, становится ярко-жёлтым,
   с лязгом ровная шеренга ломается, и киберы по очереди заходят в вагоны, возвращаясь оттуда с большими металлическими коробами в спинных фиксаторах,
   и так один за другим, волна за волной,
   ??
   На торце металлического короба, который волочет прочь от вагона один из киберов, можно прочитать чёткую красную надпись, «КОМПЛЕКТУЮЩИЕ ДЛЯ ККСУОР (КЛАСС «ШИПКА»), ОГНЕОПАСНО, НЕ КУРИТЬ! НЕ КАНТОВАТЬ!».
   ??
   Герой спит,
   он счастливо улыбается во сне.
   2052 год
   2–3,2052–2310 гг.)
   Запись (12.4.08.2309) 23:50. Система акустической разведки «Бор», Ратигора.
   «Эхехех… пятерижды мы на него ходили, по первости ввосьмером, а опосля, как мальца словили, втроем, остальные — щенка стерегли, он, гад, горазд был рвать когти при случае — два раза с опушки подбирали, у патрулей вынимали из-под сопелки… Тот-то, паскуда, хитрющий был, такого попробуй возьми за рупь за двадцать. Уж мы и ствол валили поперек тропки, и в чистом поле наскоком пытались — да только уходил он, и обоз уводил, хорошо, хоть все живые остались. Будто насквозь наши засады видел, а ружья ему наши были — что горох об стену, сам смотрел, как от головы пули отскакивали. У Балычихи шрам на титьке видел? — как раз от того гада отскочило…
   Не-е, раньше такого не было. Ну, ты загнул. Ясен пень, дед сказывал. Новогородский хрыч у меня, совсем старый, помер, правда, прошлой осенью…
   Да не брехня, я тебе говорю, не было тогда лягашей. Ну, то есть, конечно, были, но в лес они не совались, это точно, в городе отсиживались, да и мало их было. И пистолей им не давали — тока палки. А ежели лягаш таки в лес захаживал, обратно его в корзинке приносили. Это потом евонное благародие гайки-то прикрутил, а тогда была — свобода, братуха! Бывало, дед говорил, выйдешь на толстопузого с кистенем, а он брык на мягкое и лапками сучит — чует, сука, что припороть могут запросто. Ну и отдает всё, что есть…
   А-а, не-е, шоферня, они, брат, и тогда были крутые. Как дороги накатывали, дед с молодцами ещё к ним подваливал, да толку мало — они, понимаешь, с пушками все. А как накатали — так тут и пробовать не можно переедет колесом, и амба!
   Дровишек подбрось. Ну, тогда и понятия были, не то что сейчас беспредел. Все понятно было: вор ворует, лягаш ловит. Лохи мошну подставляют. Попался — сядь. Но чтоб кожу снимать, или там руки рубить такого не было. Да попробуй энтот благородие тогда такое — вмиг бы люди поднялись. А нонеча — говно народ. Да что там — сам видел, небось. Стоят, лупают зенками, бараны, право слово…
   Никак в толк не возьму, откуда стервь эта про нас пронюхала… Убил бы гада, кабы мог. Откудова он, сука, броню-то берёт? Я, разом, лист стальной надыбал в бункере, в палец толщиной, шмальнул в него разок — наскрозь, едрёна вошь! А от него как от заговоренного отлетает. У-у, сучий потрох, сука лягавая! Дети будут — передашь, братуха, что я сказал: лягашам не верь, с ведьмаками не водись. У них свои расклады. А нам все одно плохо что одни, что другие. Чтоб друг друга душили, да на нас смотрели меньше вот тогда самое оно будет.
   Лет так с сто тому пацаненок один шибко умный, видать, сдуру, полез на Самого. Они, ведьмаки, это «хакнуть» называют. Да так, понимаешь, надрючился, что чуть Самого не завалил. Сай парнишку прилюдно на куски порвал. А как шум поднялся, у-у, как шумели! Нонеча такого и во сне не увидишь!) — бац, и вывел в поле сволоту свою панцирную. И прикрутил гайку. Народу тогда страсть как много положили. А ведьмаки, сучата, напротив расплодились. Почитай, кажный год по десятку развешивают. Раньше так не было.
   Не-е, братан, нам с этими надо со всей осторожностью. Шибко умные нам без надобности. Все беды от них. Надо, чтобы народ понятия знал. Тогда и нам — правильно, и саю не обидно. А умников, кабы пользы от них не было, перетопил бы всех. Говорят, оно дело богопротивное, супротив Самого ведьмовать, не то брехня. Но что дело это вредное — оно точно. Ране все перед большим знанием в трепете ходили, а нонче шелупонь эта никакого почтения перед силищей эдакой не имеет. А ведь ею, поди, всю землю исковыряло, до сих пор не заживет. А ну как — их возьмет? Тут нам конец и настанет, всё пожгут.
   Ну что, не сообразишь, как нам зеркального этого гада взять? В шестой раз, ежли без плана надежного, точно кого положит. С мальцом надо поговорить. Эй, умник, тебе говорю! Поспрошай у железяки своей, чего нам с лягашом делать. А выёживаться будешь — хавки не дам. Ну, То-то же…»

03h Короли поневоле

   «Известно стало, что вблизи от города, в лесах
   бунтовщики, мятежники
   имеют наглость жечь костры, валяться на траве
   и замышлять недоброе.»
   Михаил Щербаков

 
   «…Сиятельный сай [74]Волховский, властитель падающей воды, повелитель окрестных земель, прилежащих водоёмов и воздушного пространства и прочая и прочая и прочая, страдал, и обилие его титулов это косвенно подтверждало, тщательно скрываемым комплексом неполноценности. И хотя был этот комплекс несравним с чувствами, испытываемыми временами его вассалами и немногочисленными вилланами, допущенными к созерцанию своего господина, ни качественно, ни силою (а было вместо того холодное знание своих пределов, и понимание, насколько они ограничены), Сиятельному саю от того не становилось легче. И когда по единственной чудом сохранившейся линии с ним связывался сосед, довольствовавшийся простым титулом «хай [75]Соснового Бора», сай испытывал жесточайшие страдания, недоступные пониманию банального человеческого разума.
   Обычно такие переговоры сопровождались провокациями, пограничными конфликтами и прочими инцидентами военно-политического характера. Волхов не мог ответить тем же: лазерной пехоты сая едва хватало на выполнение полицейских функций, а использовать оставшиеся ещё со времен Войны тяжёлые машины было накладно до невозможности. Они в результате так и стояли в ангарах и эллингах, тихо ржавея десятилетие за десятилетием, хотя могли бы решить в считанные часы исход любого конфликта. Каждое столкновение провоцировало всплеск недовольства вилланов, и сай делал то единственное, на что ещё был способен: проводил репрессии и поднимал налоги. Вилланы зверели, и тут же начинался бунт; пехота выходила из казарм, расстреливала зачинщиков; освободившиеся наделы захватывали соседи; сай снова снижал налоги и всё возвращалось на круги своя.
   Жизнь в области от этих циркуляций едва теплилась, энерголинии и дороги пришли в полнейший упадок.
   Пользуясь всеобщим развалом и разбродом, оборванцы южных окраин Питерпорта послали к дьяволу Волхов, а заодно и прибывшего на место эмиссара хая. Чуть ли не в тот же день эти троглодиты из развалин, вооруженные древними карабинами, наголову разгромили хвалёных усмирителей сая, заманив их в свои узкие загаженные проходные дворы. Ещё через два дня они завалили битым кирпичом и взорвали единственный взвод огнемётных бронемашин хая. После этого их оставили в покое — если только можно называть покоем постоянное прощупывание линии обороны, диверсии, терроризм и экономическую блокаду — с обеих сторон.
   Положение повстанцев было крайне невыгодным, как и во время Второй мировой войны, с той лишь разницей, что тогда город прижимали с севера мотопехотные части, а сейчас — остаточное заражение местности. Однако повстанцы сумели восстановить и оснастить старинный ракетный катер на жидком топливе, находившийся на приколе в Кронштадте. Не понимая опасности применения тактического ядерного оружия в ближнем бою, они, подойдя скрытно, на парусах, к самому водосбросу станции, обстреляли купол тремя ракетами — практически в упор. Единственным ощутимым результатом этого акта была потеря катера со всем экипажем, а также гибель нескольких сотен крестьян и вассалов, живших неподалеку от резиденции хая.
   После этого инцидента хай организовал экспедицию на другой берег залива и привёз оттуда почти целый законсервированный мобильный пусковой комплекс оперативно — тактических ракет. Помешал растереть Питерпорт в порошок один «пустяк», а именно — коды запуска, которые каким-то образом узнали горожане, но не могли знать деревенские ополченцы, до сих пор считавшие лазерное ружье волшебным посохом.
   Уже потом, когда смута сошла на нет, хай сообразил, что изводить под корень владельцев единственного в регионе судоремонтного предприятия не является хорошей идеей: гораздо лучше и удобнее с ними торговать до поры до времени, выжидая случая, чтобы захватить их обратно с наименьшими потерями.
   Примерно в то же время и сая одолели аналогичные мысли. Пошёл бартер: зерно, мясо, аккумуляторы — в обмен на реконструированные катера, парусные грузовики. Тогда, кстати, и появилось новое название города — Питерпорт. Стало уже казаться, что древняя цивилизация возрождается…
   И вот тут началась эпидемия.
   На самом деле непонятно, почему она не началась лет на пятьдесят раньше, или сразу после Войны. Условия для её возникновения были самые благоприятные: антисанитария, развал медицинских служб, предрассудки населения, поразительно быстро докатившегося до полного варварства. Но эпидемия пришла, когда все вроде бы только начало налаживаться.
   Вероятно, это была какая-то мутация чумной палочки; она пришла с севера, и принесли её крысы, огромные крысы-мутанты, аборигены городских подвалов и канализации. Те из горожан, в чьих семьях из поколения в поколение передавались знания врачей прошлого, ничего не могли поделать с разрастающейся болезнью: их предки в ближайших коленах ничего не знали об эпидемиях, они могли лечить отдельных больных, но бороться с массовыми заболеваниями им было не под силу. Не помогал даже карантин — разве можно посадить в карантин всех диких животных города: крыс, собак, кошек, зубатых голубей?.. К тому же мало кто отваживался заходить в зараженную зону города — дальше Обводного канала проникали только авантюристы, хотя стремились туда многие, ведь именно там был легендарный Парнас, множество заводов, производящих оружие, станки, транспорт… Ходила легенда впрочем, это не имеет никакого отношения к делу — что все эти заводы не пострадали при бомбежке, и работают до сих пор; так что весь север завален ружьями, ракетами и прочими полезными вещами. Но болезнь свела все мечтания. Люди, с ног до головы покрытые ужасными нарывами, умирали мучительно и быстро. А те, кто пережили мор (в большинстве своем — дети), ничего уже не знали о строительстве кораблей.
   И когда лазерные пехотинцы обоих феодалов с двух сторон ворвались в неспособный более сопротивляться город, несколько последних оставшихся в живых взрослых, забаррикадировавшись в цехах судоремонтного, взорвали вместе с собой доки и верфи — судя по всему, просто вытащили все стержни-замедлители из реактора законсервированного ракетного крейсера. Опасная зона переместилась почти к старым границам города; около тысячи человек, кое-как прозябающих в зоне умеренного заражения, осталось — то ли из сентиментального патриотизма, то ли из-за карантинной блокады, а скорее всего просто потому, что некуда было уйти.
   Сюзерены махнули рукой на вымерший город и вернулись к своим распрям. Оставшиеся в живых горожане сами вычистили немногие дома, в которых можно ещё было жить, сожгли трупы, залили цементом коллекторы, засыпали дустом и стрихнином подвалы.
   Вспоминать о верфях было смешно: всё там превратилось в радиоактивные груды ржавой стали; таким образом, единственный продукт экспорта накрылся коровьим хвостом. Впрочем, карантинные кордоны оставили горожанам немало пахотной земли, и они смогли перейти на самообеспечение.
   Прошло ещё пятьдесят лет…»
   — Дальше информация закрыта, какие-то секретные эксперименты, кодирование. Надо крякать.
   На улице кто-то с визгом плохо отрегулированных дисков затормозил.
   — Ну и стиль у тебя, братец, — заметил Вовчик. — Как в древних рукописях. Значит, говоришь, крякать?
   — Категорически.
   — Ну давай крякать.
   В это время в приёмную общественного терминала вошёл ещё один посетитель. Был он высок, толст и острижен наголо, скорее, даже брит, с царапинами на шишковатой макушке; потный и весь в грязных потёках. На нём был замызганный жёлтый плащ-пальто, расстёгнутый, развевающийся за спиной. Справа под мышкой у него висел на истертом ремне большой мощный некамуфлированный лазерган.
   — Поклонись, — шепнул Фил. — Быстро.
   Вовчик низко поклонился, прижав обе руки к груди. Посетитель с ружьем снизошел до ответного кивка и отрывистого лая:
   — Вон!
   Вовчик смиренно поклонился ещё раз и, мелко семеня, вышел из приемной.
   — Слушай внимательно, — сказал Фил.
   Сразу за дверью, перегородив по диагонали узкую улочку, стоял тоже очень пыльный, обросший снизу сталактитами грязи, «козёл». За рулем восседал неумытый молодец в брезентовке. Вовчик привалился к косяку, Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что он просто ждёт своей очереди на конфидент-сеанс; вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на слегка приоткрытую дверь в приёмную, а если всё-таки какой-нибудь «виллан неотесанный» и остановился полюбопытствовать, о чём там балакают Их Высочество со своим наймитом, то не понял бы ни полслова.
   — Неразборчиво, — пожаловался Вовчик. — Мямлит, будто резину жуёт.
   — Секунду.
   Минула секунда, и Фил принялся переводить:
   — Сиятельный Сай, докладывает кабель-капитан Перов, по возвращении со специального задания Вашей Милости на Южном направлении.
   — Пш-ш! — тихо и невнятно отреагировал Сай.
   — Согласно Вашей директиве, кабель-служба протянула пятьдесят пять километров линии связи. К сожалению, даже под угрозой расстрела я не смог заставить людей тянуть кабель через Кириши…
   — Хрмпфс!
   — Как угодно Вашей Милости. Если будет на то Ваше соизволение, мы можем обойти опасные развалины с запада, по старой дороге, вот здесь, зашелестела разворачиваемая бумага. — Так, потом так и вот здесь мы снова выйдем на насыпь. Если не возникнет проблем с чудью, то через восемь месяцев мы дотянем кабель до Новогорода.
   — Брлям!
   — Но, Ваша Милость!
   — Бл-бл-бл-блшвкс!
   — Слушаюсь! Есть ускорить работы! Честь имею!
   Терминал напоследок хрюкнул.
   Кабель-капитан громко зашмыгал носом, и, выходя из приемной, сочно сплюнул под ноги Вовчику:
   — Эх, что бы ты понимал, смерд…
   Взревел перегруженный двигатель, кабель-капитан прыгнул на переднее сиденье. И, подняв тучу пыли, «козёл» укатил.
   — Ну, что думаешь? — спросил Фил.
   — Лично я не услышал ничего полезного. Ну в Кирше развалины, зараза, так я это и без него знаю; ну сай кабло тянет в Новгород, так и что с того, пусть тянет, лично я не против.
   — Не то ты слушал.
   Фил прокрутил ещё раз самое начало разговора, до предела увеличив громкость: «Пи-пи-пи-пи пи-пи-пи» — как из пулемета — и дальше «Сиятельный Сай, пи-пи-пи, докладывает…»
   — Понял?
   — С трудом. И… ой, сделай потише, вон мужик идет, — Вовчик сделал «козу» подходящему лапотнику, — Свали, хмырюга, моя очередь.
   Потом захлопнул дверь, опустил щеколду.
   — Теперь слушай внимательно. Будешь нажимать на все кнопки подряд, с перерывом в секунду, через «сброс». Доступно?
   — По! — Вовчик расцвёл. — Тональный набор, да?
   — Точно.
   Ровно через две минуты Фил выдал код входа в закрытые банки данных сая.
   от: сосновоборский эмиссар резидент
   к: сай волхова
   по теме: бунтовщики питерпорта обстрел станции
   дано: 19 06 2204
   регистрация: вход 09452 3452 21
   непроверенным данным ракетный удар куполу нанес значительные повреждения оборудованию станции производство энергии упало двадцать пять процентов прилежащая куполу территория непригодна жилья уровень остаточного заражения местности две десятых рентген час разрушены кабель линии северного южного направлений потери местного населения порядка двух тысяч
   от: хай соснового бора
   к: сай волхова
   по теме: бунтовщики питерпорта обстрел станции