Страница:
– Я пришел по делу, – сказал Зухос, отсмеявшись.
– Слушаю, – прикрыл глаза Иосеф.
– Пандион уже интересовался насчет оружия…
– И я дал ему ответ, – открыл глаза купец. – Будет золото – будет оружие.
– Учти, – нахмурился гость, – я хочу вооружить легион!
– Хоть два, – улыбнулся Иосеф. – Скажи мне лучше, чего ты этим добиваешься?
– А для тебя это секрет? – осклабился Зухос.
– Тебе нужна власть… – сказал хозяин дома, так, будто ставил диагноз тяжелобольному.
– Да! Мне нужна власть, а Египту нужен новый царь! Новый фараон, которому поклоняются как божеству. Так было встарь, так и должно быть!
– Знаешь, – усмехнулся Иосеф, – почему каббалу боятся и ненавидят все жрецы подряд – и египетские, и эллинские, и римские, иудеи и христиане? Потому что они поклоняются своим богам и молят их, выпрашивая подачки, а каббала меняет человека, возвышая его и приближая к богу.
Зухос оскалился.
– Приближая к «Бесконечному и непостижимому началу», хочешь ты сказать? – проговорил он. – К тому, что вы зовете Эйнсоф? Так это не бог!
– Ты хочешь вступить со мной в дискуссию? – насмешливо усмехнулся сын Шимона.
– Нет! – буркнул его визави. – Просто ты превратно понимаешь мои намерения. Власть над Египтом нужна мне не для того, чтобы упиваться поклонением людских толп. Мне нужно, чтобы эти толпы слушали меня и слышали, понимали и делали то, что я им скажу!
– А станут ли эти толпы счастливее под твоей властью? – вздохнул Иосеф.
– Станут! – уверенно сказал Зухос. – Я освобожу рабов. Пахари станут вкалывать на полях фараона, ремесленники – в мастерских фараона. Это будут трудовики, низшая каста, и я дам им все для счастья – дом, женщину, хлеб и зрелища. А еще будет каста боевиков! Эти воины, что верой и правдой отслужат фараону двадцать пять лет, сходят в походы по его приказу, будут бросаться в атаку с его именем на устах, смогут, по высочайшему повелению, занять место в высшей касте хранителей! Я составлю ее из жрецов, из преданных мне и смекалистых начальников. Вот тогда, – торжественно заключил Зухос, – в государстве будет порядок!
– В каком государстве? – сощурился хозяин.
– Сначала – в Египте, – ухмыльнулся гость. – Потом мне подчинится Нумидия, Киренаика, Мавритания, Иудея, Сирия… Я соберу легионы боевиков и поведу их на Рим! Вся империя покорится мне!
– Но ты на этом не остановишься, – понятливо покивал Иосеф.
– Нет! – крикнул Зухос, разгоряченный своими фантазиями. – Я не стану, как римляне, вести вялую войну с германцами за Данувием и Реносом! Я провозглашу с десяток слабых северных царств, буду стравливать их между собою или мирить, пока не доведу те племена до полного отчаяния и истощения! А после присоединю их все, до самого Янтарного берега, к своей державе, и германцы станут славить меня и благословлять!
– А потом – Индия? – негромко поинтересовался аргентарий.
– Конечно! Парфия, Индия, земли арабов и кушитов! И повсюду будут возводиться храмы в мою честь, и на всех языках зазвучат гимны и хвалебные песни, прославляющие меня! Я хочу этого! И так будет!
– А начнешь ты с Дельты… – проговорил задумчиво Иосеф, приземляя распалившегося «фараона».
– Да… – приугас Зухос.
– Поведешь на римлян буколов, необученных и необузданных «волопасов»…
– Я вложу в их трусливые сердца храбрость и лишу страха!
– Сколько же крови сольется в Нил…
– Война не бывает бескровной, – пожал плечами Зухос, и нахмурился: – Ты отказываешь мне в оружии?
– Нет, – покачал головой Иосеф. – Не я, так другой… Лучше уж я! Но помни: мне нужно золото. Золото и серебро – на этом стоит моя власть! Ты хочешь Рим завоевать, а я его покупаю по сходной цене!
– Послушай… – вкрадчиво заговорил пришелец. – Когда я овладею Египтом, и жрецы водрузят на мою голову красную и белую короны, [45]я сделаю тебя моим чати. Хочешь? Ты будешь распоряжаться всем добром Египта, и станешь по своему разумению умножать его, не забывая о себе!
Выслушав лестное предложение, Иосеф осведомился:
– Так у тебя нет золота?
Зухос злобно ощерился.
– Нет у меня золота! – крикнул он. – Пока нет! Но я протягиваю тебе руку!
– А я не принимаю пустой руки, – твердо заявил Иосеф.
Опасный гость усилием воли вызвал грозную силу сетэп-са, напрягся, отдавая мысленный приказ повиноваться, но хозяин не отпрянул в страхе. Он мгновенно сосредоточился, и вытянул руку, выгибая ладонь в жесте отталкивания.
– Ана Бэкоах, – зазвучал его голос, рокоча на низких регистрах, – Гдулат Йаминха, Татир Црура! На Гибор, Доршей Йехудха, Кэбэват Шомрэм!
Зухос ощутил неприятное чувство зависания. Словно одна кожа от него осталась, надутая как мехи, и колышется он в прозрачной воде человекообразным пузырем. Он почувствовал, как в нем зарождается страх, и пришел в ярость. Гость вытянул обе руки, широко расставляя пальцы, лоб его покрылся испариной в чудовищном усилии мысли.
– Повинуйся!
Но хозяин дома лишь набычился.
– Бархэ Таарем, Рахамэй Цидкэдха, Тамид Гомлэм! – рокотал его напряженный голос, и вот взревел торжествующе: – Барух шем квод малкуто леолам ваэд!
Зухосу почудилось; будто воздух вокруг него загустел, и пала тьма – черный, тягучий, беспросветный мрак, колючий и холодный на ощупь. Он почувствовал, как тает его сила, отбираемая сгустками тьмы. Сердце дало сбой, и немочь разлилась по жилам.
– Хватит! – прохрипел Зухос. – Довольно!
И тьма растаяла, оставив по себе мурашки и липкий пот.
– Я достану золото…
– Жду, – ответил Иосеф. – Жду до праздника Опет в гавани Суу – это за пустыней, на берегу Эритрейского моря. [46]Туда я приведу два гаула, груженых оружием и доспехами.
– Жди, – буркнул Зухос.
Он заметил бледность на лице иудея, и черные тени под глазами, и взбодрился: победа досталась тому нелегко!
Повернувшись, бывший жрец вышел из дому и захлопнул за собой дверь. Нерастраченная злоба клокотала в нём, требуя выхода. Слуги будто почувствовали его состояние – сжались, оплывая ужасом.
– Господин гневается на нас? – пролепетал нубиец Икеда.
– Нет…
Зухос вышел на Царскую Дорогу и зашагал в сторону гавани. Сомнения, порою всплывавшие в нем, закопошились снова. Превращая людей в слуг, он лишает их воли, подчиняет их души себе. Боевики из таких получатся, но станут ли они воинами? Не-ет, пока он не примет снадобье Тота, победы ему не одержать! А вот когда он откроет последнюю дверь четвертым ключом, узнает рецепт, приготовит средство… Вот тогда не придется бросать тупых буколов на римские мечи. Легионеры сами преклонят колени перед ним! Падут ниц и сочтут за счастье служить фараону Зухосу! Хотя нет – что за имя для царя царей и императора императоров?! Надо будет подобрать нечто более благозвучное…
Погрузившись в приятные размышления, Зухос одолел половину пути и вышел к каналу Хора. Вода утекала на восток, вливаясь в пруд, обсаженный миртовыми и лавровыми деревьями, и продолжала течение по каналу Монта, который вливался в ров вокруг римского военного лагеря. Канал Хора пересекал Царскую Дорогу, и через него был перекинут широкий каменный мост с галереями и портиками. Было шумно от разносчиков и водоносов, вопящих мальчишек и визгливых матрон.
– Покупайте кифи! – гнусаво выкрикивал торговец благовониями. – Есть ладан! Превосходная мирра!
– Ароматный метопий! – вторил ему конкурент. – Лучшее в мире средство для умащиваний и притираний!
– А вот вино! Отличное вино! Выдержанное! Упьешься за обол!
– Водички! Кому водички! Свежа-айшая водичка!
Слуги растолкали толпу продающих и покупающих, и Зухос перешел на ту сторону канала. Из короткой тени, отбрасываемой сфинксом в три человеческих роста, вышел и приблизился к нему человек в белом химатии. Легкая ткань, обычно перекинутая через руку, либо свободно свисавшая, укрывала голову и лицо незнакомца.
– Сальвэ! – сказал он натужно, словно удерживая большой груз.
– А-а! – узнал его Зухос. – Сальвэ, сальвэ… Ну, что скажешь?
– Скажу, что тот, кого ты замуровал в усыпальнице Хуфу, освободился.
– Да ну?! Помогли ему?.. Кто?!
– Он сам.
– Молодец! – восхитился Зухос. – Я сразу почувствовал, какая от Сергия исходит сила! Опасная сила. Все?..
– Нет. Жрецы Себека получили твой знак, перехватили Сергия с друзьями. И те предстали перед эмсехами…
– И? – задрал бровь бывший жрец.
– И освободились. А главного жреца теперь погребут, перекушенного пополам…
– Да-а… Прыткие ребятки, прыткие… Где Сергий сейчас?
– Он здесь. Он идет за тобой… – неожиданно незнакомец взмолился: – Отпусти меня!
– Нет, – отказал Зухос, соображая. – Где их можно найти?
Незнакомец помолчал, и выговорил монотонным голосом:
– В ксеноне «Стиганора»…
– Ты все сказал?
– Они собирались идти к Зешер-Зешеру…
– Уже лучше. Ступай…
Незнакомец развернулся и убрел походкой слепого.
– Зешер-Зешеру… – повторил мужчина, и лицо его просветлело. Он понял, куда слить свой нерастраченный гнев.
Прибавив шагу, Зухос бодро пошагал дальше, к пилонам фараонова дворца, где нынче проживал номарх. Пышные сады дворца примыкали на юге к Ипет-Ресит, а перед пилонами от Царской Дороги отходила Восточная улица. Прямая и затененная старыми каштанами, она вела прямо к римскому военному лагерю. Подходящее место… Зухос внимательно осмотрелся. Главное – верно выбрать жертву… Вот, самое то!
К нему навстречу, окруженный свитой, шагал сам номарх, плотный и потный Квинт Нигидий Хилон. Впереди него печатали шаг четверо легионеров в парадном, позади брела шестерка ликторов, тащивших на плечах вязанки фасций. Два раба шли, почтительно поддерживая тучного римлянина, а третий ступал сзади и нес большой зеленый зонт.
Зухос остановился, делая могучий посыл. Замер и эдил. Ликторы с легионерами сбились в кучу, бестолково топчась. Неожиданно глаза их опустели. Легионеры выхватили мечи и набросились на ликторов.
– Руби их! – азартно восклицал Зухос. – Коли!
Ликторы валились на плиты Царской Дороги, заливая ее кровью из страшных ран. Упала отрубленная рука, покатилась голова… Уничтожив ликторов, легионеры схватились между собой, не защищаясь, а лишь нанося удары. Они убивали друг друга молча и яростно, лишь громкое дыхание вырывалось из их оскаленных ртов. Последний легионер, оставшийся в живых, постоял, тупо глядя на кучу мертвых тел, деловито приставил свой меч к груди, и с размаху упал оземь. Выгнулся, подрагивая мускулистой ногой. Острие гладия вылезло из спины, окрашенное кровью.
Зухос глубоко вздохнул. Зрелище его позабавило – и уняло тягу к убийству. Хлопнув в ладоши, он сказал:
– Номарх, слушай меня!
Квинт Нигидий Хилон вытаращился, внимая слову.
– Я сейчас уйду, – сказал тот, – а ты собери отряд и беги хватать Зухоса! Видишь, что этот гад учинил?! – бывший жрец обвел рукою место побоища. – Запоминай! Зухос отправился к Зешер-Зешеру, его настоящее имя – Сергий! С ним еще трое – Александр, Гефест… или Гефестай, и Эдуардус. И еще четыре раба! Понял?
Номарх заторможено кивнул.
– Молодец… Схватишь всех восьмерых! Но не убивай, слышишь? Отправишь их в каменоломни!
– Слушаю!
– Надо говорить: «Слушаю и повинуюсь!» – развлекался Зухос.
– Слушаю и повинуюсь!
– Молодец! Сосчитаешь до пяти и приходи в себя. И исполняй мой приказ!
Зухос махнул рукой слугам, и поспешил удалиться, а номарх забубнил на египетском:
– Уа, сон, хемет, туа, сас…
На счет «пять» он сильно вздрогнул, не выдержал и заорал, с ужасом обозревая свиту – десять окровавленных трупов.
– На помощь! – завопил он, не трогаясь с места. – На помощь!
На Восточной улице показался римский патруль. Легионеры двигались неспешно, но, узрев трясущегося номарха, махом обрели резвость.
– Ну, все, – хмыкнул Зухос, выглядывая из-за кольчатого ствола пальмы. – Дело на мази. В гавань!
Слуги дисциплинированно построились, провожая хозяина к реке.
Переправа на западный берег не заняла много времени – миапарон плавно обогнул остров, одолел канал за участком суши, со всех сторон окруженным водой, и причалил к ступеням Рамессеума. Касаясь секхема под полою химатия, Зухос сошел на берег и поднялся к заупокойному храму Рамсеса Великого.
За минувшие века песок стер со стен пилонов красочные росписи, но с глубоко врезанными барельефами, словно утопленными в камень, ничего поделать не мог. Окинув взглядом громадную каменную плоскость, изрезанную фигурами Рамсеса, Зухос прошагал прямо в ворота храма. Створы их обвисли, от золотых украшений остались лишь отпечатки, более светлые на фоне патины, затянувшей бронзовые листы. Никто не охранял Рамессеум, воздвигнутый за упокой души великого фараона, но и тащить отсюда особо было нечего. Так и стоял «Дом миллионов лет», ветшая и выветриваясь.
За воротами, во внутреннем дворе, высилась гигантская статуя Рамсеса из розового сиенита. Она изображала фараона, восседавшего на троне, и от земли до короны на голове изваяния было тридцать пять локтей!
Бывший жрец Себека шагнул в тень сводов гипостиля, в «зал божественного откровения». Здешние фрески не стерлись и не поблекли. Вот грозный Рамсес совершает подвиги, препятствуя нашествию хеттов. А вот устраивает празднество в честь Мина, очень древнего бога плодородия – о таком уж и забыли все! – и приносит в жертву белого быка. А с той стороны выступает целая процессия сыновей и дочерей Рамсеса – десятки царевичей и гологрудых царевн.
– Торнай, выставь дозоры!
– Будет исполнено! – прошелестело в ответ.
Идти пришлось долго, Ремессеум растянулся – ого-го! И, чем дальше уходил Зухос, тем плотнее смыкалась тьма. Вспомнив свидание с Иосефом, он передернулся. «Зал отдохновения»… «Зал жертвенных столов»… Свободного пространства оставалось все меньше, колонны словно сближались, в попытке раздавить наглого пришельца. Около самого наоса было светло – потолочная плита рухнула, и солнце утыкало лучи в одинаковые пилястры – статуи Рамсеса в образе Осириса.
– Наос! – пробормотал Зухос.
Огромный архитрав, опертый на толстые колонны, был расписан – от колонны до колонны простирала крылья богиня Маат. И дальше, по стенам, тянулась целая процессия богов и богинь. Посреди наоса, на бронзовых подпорках, покоилась барка Амона, рассохшаяся и серая от пыли.
Зухос зашарил глазами по стенам, выискивая замок. Где она, вторая дверь? В гермопольском храме Тота, выстроенном по приказу Птолемея, замок обнаружился в круглом картуше… Мужчина приблизился к огромному барельефу. Рамсес сидел на троне, в голубой короне кхепереш, сложив на груди регалии… А вот и картуш! С волнением Зухос обнаружил отверстие в самой середке окружности, замыкавшей Царские знаки. Он бережно вставил в «замочную скважину» секхем и повернул его. Крутнулся весь картуш, и пол под ногами вздрогнул. Подумав, Зухос Уперся обеими руками в плиту с изображением царя на троне, и та подалась, отъехала с гулом, катясь на металлических шариках по выбитым в каменном полу ложбинкам.
Затхлый воздух коснулся ноздрей. Бывший жрец обошел плиту. Свет из наоса дотягивался до этого маленького хранилища, где можно было руками дотянуться до любой из глухих стен. А в передней стене имелась ниша, и в нише лежал ключ от третьей двери… Это был некхакха, символ защиты, церемониальный кнут, который фараон, сидя на троне, держал в руке. «Три регалии подряд!» – обрадовался Зухос.
– Еще два шага! – прошептал он. – Еще два шага, и целый мир не остановит меня!
– Ты уже бывал в Египте? – спросил Искандер, вертя в пальцах уджат, «Око Хора», свисавший с крепкой шеи Сергия.
– Навещал, – подтвердил Лобанов.
– И в Карнак заглядывал?
– А как же! Ты это к чему?
– А к тому, что Карнак – он во-он там, за той пальмовой рощей! Видишь, где пилоны? Называется Ипет-Сут. И в Луксоре был? Это Ипет-Рисет. И там, и там храмы Амона. Ко-лос-саль-ные! И где в них искать замок под этот ключик? Я даже не представляю себе, – Искандер вновь уставился на уджат. – Хоть бы указали, в каком храме искать! Там же такие залы… Никаких шансов!
– А ну-ка, – протянула руку Неферит, и положила уджат на ладонь. – Какая же я глупая! – воскликнула она. – Гляди, Сергий, это же левое око!
– Вроде, да, – скосил глаза Сергий.
– А я почему-то думала, что правое! Понимаешь, уджат с правым глазом связан с Солнцем, и замок под него следовало бы искать в Ипет-Сут. А тут – левый, связанный с Луной. Значит, замок не здесь, не на этом берегу, а в «Святой святыне Амона», в Зешер-Зешеру. Это за рекою, в Джеме!
– Уверена? – спросил Сергий.
Неферит утвердительно кивнула.
– Тогда чего мы ждем? Вперед!
Собрались быстро, только Кадмар был какой-то вялый.
– Что-то ты мне не нравишься! – заявил Искандер, оглядывая заморенного галла.
– Да просто голова болит.
– Оставайся тогда, полежи, – прогудел Гефестай.
– Нет, нет, – замотал больной головой галл, – я со всеми!
Двери в номера запирать не стали. Спустились в харчевню «Стиганоры», перекусили и двинулись к гавани. На западный берег перешли по наплавному мосту› и быстро смешались с толпой – народ валом валил в Джеме. Кто покойников задобрить, кто почтить святые места, кто искал саркофаг подешевле, а те, что брели к Зешер-Зешеру, искали исцеления от хворей.
Сергий миновал ворота пилона, поставленного на границе орошаемых земель и пустыни, и зашагал вместе со всеми по широкой – в сорок шагов – дороге, с обеих сторон обставленной сфинксами. Люди, шагавшие рядом с ним, в основном были египтянами, но много было и эллинов. Попадались чернокожие нубийцы, редко, но мелькали римляне. Этих узнавали по навороченным прическам – у женщин, а мужчины выделялись гладко выбритыми подбородками. И еще – на лицах римлян ясно читалась несмываемая печать превосходства. «Как у американских туристов!» – улыбнулся Лобанов.
Впереди, возвышаясь над зеленью сада, уже вставал великолепнейший Зешер-Зешеру – белые колоннады в три широких уступа, на фоне отвесной скалистой стены цвета красной меди. Слева, в каких-то ста метрах было воздвигнуто что-то подобное – храм Ментухотепа Небхепетра, выстроенный в виде небольшой пирамиды, поднятой над землею на целой роще колонн. Необыкновенные деревья в садах источали дурманящие запахи, по сторонам дороги для процессий заголубели два озерка, оба в форме буквы «Т».
– Нам на самый верх, – сказала Неферит, и пошла впереди.
Сергий одолевал пологий пандус, одновременно любуясь верткой попой Неферит. Широкая белая лестница с боковыми скатами, на которых были высечены извивающиеся желтые змеи, вывела контуберний на второй уступ, подпертый низкими, в два роста, колоннами из ослепительно-белого известняка. На втором ярусе поместились сразу два святилища, два гипостильных зала по двенадцать колонн, посвященные богине Хатхор и мрачноватому Инпу, которого эллины называли Анубисом.
Стены были украшены расписными барельефами – тут и корабли, отправленные Хатшепсут в далекий Пунт, и храбрые воины, и целый педагогический коллектив богов, воспитавших маленькую Маат-ка-Ра – таково было тронное имя царицы. Сергий поднял голову – потолок был выкрашен в голубой цвет и покрыт золотыми звездами. Красиво…
Из святилища Хатхор донесся хор, исполняющий гимн богине. Неферит шепотом переводила:
Тамошние жрецы носили солнечный диск на шнурке, кинжал на перевязи и плеть за поясом, но смотрели без особой подозрительности, изрядно замордованные паломниками, которые шли, и шли, и шли.
Неферит шепнула местному «великому ясновидцу» тайные слова, и тот милостиво кивнул, делая рукою широкий жест: милости просим!
Сергий вошел в святая святых и осмотрелся. Раз в год в этих местах отмечали Праздник Долины, когда божественную статую Амона из Ипет-Сут погружали в маленькую ладью. Жрецы торжественно тащили ее До Зешер-Зешеру, вносили в эти стены, водружали на золотой постамент и оставляли бога на ночь, чтобы тот провел ее с Хатхор. Всю ночь в святилище горели факелы, а на заре их гасили, опуская в четыре емкости, наполненные ночным молоком от священных коров.
– И что теперь? – шепнул Сергий.
– Подожди! – шикнула Неферит и сразу же вернула лицу умиленное и просветленное выражение.
– О, Амон! – воззвала она самым ангельским голоском, на который была способна. – Царь всех богов, владыка вечности, властитель истины, творец всего сущего, расточитель благ! Ты, которому поклоняются все боги и богини и весь сонм небесных сил, ты, сотворивший сам себя до сотворения времен, дабы пребыть во веки веков…
«Великий ясновидец» заулыбался снисходительно и вышел вон. Неферит тут же прервала свой монолог, и сказала деловито:
– Помогайте!
Она кинулась к постаменту для ладьи Амона, и быстро проговорила:
– В древнем папирусе было сказано: «Причал, куда ладья Амона пристает на одну ночь, вращай вокруг севера противосолонь!»
– Ты думаешь, мы что-нибудь поняли? – возмутился Эдик.
– Ты за всех-то не отвечай, – проворчал Сергий, и спросил: – А где тут север, где юг?
– Мы заходили с востока, – сориентировался Гефестай, – значить, север там!
– Вот – причал! – хлопнул Сергий по золотому «доку» для амоновой ладьи. – Вот север! А ну-ка, Гефестай, толкай!
Гефестай уперся руками в южный конец постамента и приложил усилие. Постамент дрогнул.
– Понял! Понял! – шепотом «закричал» Эдик, и включился в работу.
Тут и Акун подмог, и Регебал. Постамент заскрипел, заскрежетал, и сдвинулся с места, вращаясь вокруг своего северного угла, и открывая узкий лаз с крутыми ступеньками, ведущими вниз.
– Опять под землю, – разворчался Искандер. – Что за привычка – все под землей прятать?
– Ты спускайся, спускайся… – посоветовал ему Сергий.
Быстро сойдя по ступеням локтя на четыре вниз, он посветил лампионом. Еще ниже в стену было вделано колесо из позолоченной бронзы – металл проступал из-под опавших чешуек. «Противосолонь – там, – подумал Лобанов, – значит, посолонь – здесь?» И крутанул колесо против часовой стрелки. Постамент наверху сдвинулся с гулом.
– Подожди! – прошипел Эдик. – Не закрывай!
– Спускайтесь быстрее! И лампионы, лампионы не забудьте! Тут аварийное освещение не горит!
Спустились все, и Сергий завертел колесо, слушая, как рокочут невидимые шестерни и гудит каменное тело постамента.
– Сергий, ты где? – донесся голос Неферит.
– Иду! – ответил Лобанов, спускаясь по ступеням с видом знатока. Ему ли, одолевшему пирамиду Хуфу, бояться подземелий Хатшепсут? Говорят, милая была женщина…
Ход опускался не круто, но был очень узок, идти приходилось боком. Потом ступеньки кончились, коридор расширился и вывел контуберний к железной двери – черной, с мельчайшими крапинками ржи. Выпуклый барельеф на двери изображал Тота, который лечил глаз окривевшему Хору.
– Смотри, Сергий! – сказала Неферит взволнованно. – Тот же уджат!
На двери находилось углубление в форме «Ока Хора».
Роксолан снял амулет, примерился, и вставил его в эту «замочную скважину». Надавил, и услышал тихий скрежет. Он сильнее нажал пальцами, и уджат вошел до конца. Механизм ржаво взвизгнул, рычажки сработали и утянули засов.
– Открывай! – выдохнул Эдик.
– Подожди!
Вниманием Лобанова завладел потолок – он был покрыт серебряным листом со следами швов. Кое-где листы провисали. Что за диво? Зачем тут серебро? Ясно, в давние времена даже плиты пола крыли серебром. Пол! Но не потолок…
– Пошли! – нетерпеливо дернулся Чанба, и Гефестай навалился на железную дверь. Сергий не воспротивился. Да и что ему было сказать? Неясные подозрения Лобанова посетили, но четко сказать о том, что же его обеспокоило, он не мог.
Дверь, равномерно скрипя, отворилась, и в мятущемся свете лампионов показалась статуя «Носатого», поднимавшего правую руку. На каменной ладони лежал ключ от третьей двери…
– Кхепер! – охнула Неферит, проскальзывая в проем двери. – Скарабей!
Гефестай услужливо приоткрыл дверь пошире… Тут-то все и случилось. Серебряный потолок загрохотал, глухо и гулко, тяжкий удар разнесся по коридору, а серебряный лист над растерявшимся Эдиком резко продавился в конус, стал расходиться лепестками…
– Уходи! – крикнул Роксолан, и дернул Сармата на себя, ожидая поток песка из пробитого вверху отверстия. Но из дыры в потолке хлынула… вода! Мощный бурлящий столб воды ударил в пол, брызгая на стены и наполняя воздух запахом тухлых яиц. Тысячу лет назад начерпанная из Нила, хранилась она долгие века, запертая в серебряном баке, пока не сработала ловушка.
– Скарабея взяла?! – проорал Сергий, перебарывая голосом грохот рушащейся воды.
– Что?! – закричала Неферит. – Взяла, взяла!
Вода быстро наполняла узкое хранилище.
– Лампионы берегите! Гефестай, колесо!
– Слушаю, – прикрыл глаза Иосеф.
– Пандион уже интересовался насчет оружия…
– И я дал ему ответ, – открыл глаза купец. – Будет золото – будет оружие.
– Учти, – нахмурился гость, – я хочу вооружить легион!
– Хоть два, – улыбнулся Иосеф. – Скажи мне лучше, чего ты этим добиваешься?
– А для тебя это секрет? – осклабился Зухос.
– Тебе нужна власть… – сказал хозяин дома, так, будто ставил диагноз тяжелобольному.
– Да! Мне нужна власть, а Египту нужен новый царь! Новый фараон, которому поклоняются как божеству. Так было встарь, так и должно быть!
– Знаешь, – усмехнулся Иосеф, – почему каббалу боятся и ненавидят все жрецы подряд – и египетские, и эллинские, и римские, иудеи и христиане? Потому что они поклоняются своим богам и молят их, выпрашивая подачки, а каббала меняет человека, возвышая его и приближая к богу.
Зухос оскалился.
– Приближая к «Бесконечному и непостижимому началу», хочешь ты сказать? – проговорил он. – К тому, что вы зовете Эйнсоф? Так это не бог!
– Ты хочешь вступить со мной в дискуссию? – насмешливо усмехнулся сын Шимона.
– Нет! – буркнул его визави. – Просто ты превратно понимаешь мои намерения. Власть над Египтом нужна мне не для того, чтобы упиваться поклонением людских толп. Мне нужно, чтобы эти толпы слушали меня и слышали, понимали и делали то, что я им скажу!
– А станут ли эти толпы счастливее под твоей властью? – вздохнул Иосеф.
– Станут! – уверенно сказал Зухос. – Я освобожу рабов. Пахари станут вкалывать на полях фараона, ремесленники – в мастерских фараона. Это будут трудовики, низшая каста, и я дам им все для счастья – дом, женщину, хлеб и зрелища. А еще будет каста боевиков! Эти воины, что верой и правдой отслужат фараону двадцать пять лет, сходят в походы по его приказу, будут бросаться в атаку с его именем на устах, смогут, по высочайшему повелению, занять место в высшей касте хранителей! Я составлю ее из жрецов, из преданных мне и смекалистых начальников. Вот тогда, – торжественно заключил Зухос, – в государстве будет порядок!
– В каком государстве? – сощурился хозяин.
– Сначала – в Египте, – ухмыльнулся гость. – Потом мне подчинится Нумидия, Киренаика, Мавритания, Иудея, Сирия… Я соберу легионы боевиков и поведу их на Рим! Вся империя покорится мне!
– Но ты на этом не остановишься, – понятливо покивал Иосеф.
– Нет! – крикнул Зухос, разгоряченный своими фантазиями. – Я не стану, как римляне, вести вялую войну с германцами за Данувием и Реносом! Я провозглашу с десяток слабых северных царств, буду стравливать их между собою или мирить, пока не доведу те племена до полного отчаяния и истощения! А после присоединю их все, до самого Янтарного берега, к своей державе, и германцы станут славить меня и благословлять!
– А потом – Индия? – негромко поинтересовался аргентарий.
– Конечно! Парфия, Индия, земли арабов и кушитов! И повсюду будут возводиться храмы в мою честь, и на всех языках зазвучат гимны и хвалебные песни, прославляющие меня! Я хочу этого! И так будет!
– А начнешь ты с Дельты… – проговорил задумчиво Иосеф, приземляя распалившегося «фараона».
– Да… – приугас Зухос.
– Поведешь на римлян буколов, необученных и необузданных «волопасов»…
– Я вложу в их трусливые сердца храбрость и лишу страха!
– Сколько же крови сольется в Нил…
– Война не бывает бескровной, – пожал плечами Зухос, и нахмурился: – Ты отказываешь мне в оружии?
– Нет, – покачал головой Иосеф. – Не я, так другой… Лучше уж я! Но помни: мне нужно золото. Золото и серебро – на этом стоит моя власть! Ты хочешь Рим завоевать, а я его покупаю по сходной цене!
– Послушай… – вкрадчиво заговорил пришелец. – Когда я овладею Египтом, и жрецы водрузят на мою голову красную и белую короны, [45]я сделаю тебя моим чати. Хочешь? Ты будешь распоряжаться всем добром Египта, и станешь по своему разумению умножать его, не забывая о себе!
Выслушав лестное предложение, Иосеф осведомился:
– Так у тебя нет золота?
Зухос злобно ощерился.
– Нет у меня золота! – крикнул он. – Пока нет! Но я протягиваю тебе руку!
– А я не принимаю пустой руки, – твердо заявил Иосеф.
Опасный гость усилием воли вызвал грозную силу сетэп-са, напрягся, отдавая мысленный приказ повиноваться, но хозяин не отпрянул в страхе. Он мгновенно сосредоточился, и вытянул руку, выгибая ладонь в жесте отталкивания.
– Ана Бэкоах, – зазвучал его голос, рокоча на низких регистрах, – Гдулат Йаминха, Татир Црура! На Гибор, Доршей Йехудха, Кэбэват Шомрэм!
Зухос ощутил неприятное чувство зависания. Словно одна кожа от него осталась, надутая как мехи, и колышется он в прозрачной воде человекообразным пузырем. Он почувствовал, как в нем зарождается страх, и пришел в ярость. Гость вытянул обе руки, широко расставляя пальцы, лоб его покрылся испариной в чудовищном усилии мысли.
– Повинуйся!
Но хозяин дома лишь набычился.
– Бархэ Таарем, Рахамэй Цидкэдха, Тамид Гомлэм! – рокотал его напряженный голос, и вот взревел торжествующе: – Барух шем квод малкуто леолам ваэд!
Зухосу почудилось; будто воздух вокруг него загустел, и пала тьма – черный, тягучий, беспросветный мрак, колючий и холодный на ощупь. Он почувствовал, как тает его сила, отбираемая сгустками тьмы. Сердце дало сбой, и немочь разлилась по жилам.
– Хватит! – прохрипел Зухос. – Довольно!
И тьма растаяла, оставив по себе мурашки и липкий пот.
– Я достану золото…
– Жду, – ответил Иосеф. – Жду до праздника Опет в гавани Суу – это за пустыней, на берегу Эритрейского моря. [46]Туда я приведу два гаула, груженых оружием и доспехами.
– Жди, – буркнул Зухос.
Он заметил бледность на лице иудея, и черные тени под глазами, и взбодрился: победа досталась тому нелегко!
Повернувшись, бывший жрец вышел из дому и захлопнул за собой дверь. Нерастраченная злоба клокотала в нём, требуя выхода. Слуги будто почувствовали его состояние – сжались, оплывая ужасом.
– Господин гневается на нас? – пролепетал нубиец Икеда.
– Нет…
Зухос вышел на Царскую Дорогу и зашагал в сторону гавани. Сомнения, порою всплывавшие в нем, закопошились снова. Превращая людей в слуг, он лишает их воли, подчиняет их души себе. Боевики из таких получатся, но станут ли они воинами? Не-ет, пока он не примет снадобье Тота, победы ему не одержать! А вот когда он откроет последнюю дверь четвертым ключом, узнает рецепт, приготовит средство… Вот тогда не придется бросать тупых буколов на римские мечи. Легионеры сами преклонят колени перед ним! Падут ниц и сочтут за счастье служить фараону Зухосу! Хотя нет – что за имя для царя царей и императора императоров?! Надо будет подобрать нечто более благозвучное…
Погрузившись в приятные размышления, Зухос одолел половину пути и вышел к каналу Хора. Вода утекала на восток, вливаясь в пруд, обсаженный миртовыми и лавровыми деревьями, и продолжала течение по каналу Монта, который вливался в ров вокруг римского военного лагеря. Канал Хора пересекал Царскую Дорогу, и через него был перекинут широкий каменный мост с галереями и портиками. Было шумно от разносчиков и водоносов, вопящих мальчишек и визгливых матрон.
– Покупайте кифи! – гнусаво выкрикивал торговец благовониями. – Есть ладан! Превосходная мирра!
– Ароматный метопий! – вторил ему конкурент. – Лучшее в мире средство для умащиваний и притираний!
– А вот вино! Отличное вино! Выдержанное! Упьешься за обол!
– Водички! Кому водички! Свежа-айшая водичка!
Слуги растолкали толпу продающих и покупающих, и Зухос перешел на ту сторону канала. Из короткой тени, отбрасываемой сфинксом в три человеческих роста, вышел и приблизился к нему человек в белом химатии. Легкая ткань, обычно перекинутая через руку, либо свободно свисавшая, укрывала голову и лицо незнакомца.
– Сальвэ! – сказал он натужно, словно удерживая большой груз.
– А-а! – узнал его Зухос. – Сальвэ, сальвэ… Ну, что скажешь?
– Скажу, что тот, кого ты замуровал в усыпальнице Хуфу, освободился.
– Да ну?! Помогли ему?.. Кто?!
– Он сам.
– Молодец! – восхитился Зухос. – Я сразу почувствовал, какая от Сергия исходит сила! Опасная сила. Все?..
– Нет. Жрецы Себека получили твой знак, перехватили Сергия с друзьями. И те предстали перед эмсехами…
– И? – задрал бровь бывший жрец.
– И освободились. А главного жреца теперь погребут, перекушенного пополам…
– Да-а… Прыткие ребятки, прыткие… Где Сергий сейчас?
– Он здесь. Он идет за тобой… – неожиданно незнакомец взмолился: – Отпусти меня!
– Нет, – отказал Зухос, соображая. – Где их можно найти?
Незнакомец помолчал, и выговорил монотонным голосом:
– В ксеноне «Стиганора»…
– Ты все сказал?
– Они собирались идти к Зешер-Зешеру…
– Уже лучше. Ступай…
Незнакомец развернулся и убрел походкой слепого.
– Зешер-Зешеру… – повторил мужчина, и лицо его просветлело. Он понял, куда слить свой нерастраченный гнев.
Прибавив шагу, Зухос бодро пошагал дальше, к пилонам фараонова дворца, где нынче проживал номарх. Пышные сады дворца примыкали на юге к Ипет-Ресит, а перед пилонами от Царской Дороги отходила Восточная улица. Прямая и затененная старыми каштанами, она вела прямо к римскому военному лагерю. Подходящее место… Зухос внимательно осмотрелся. Главное – верно выбрать жертву… Вот, самое то!
К нему навстречу, окруженный свитой, шагал сам номарх, плотный и потный Квинт Нигидий Хилон. Впереди него печатали шаг четверо легионеров в парадном, позади брела шестерка ликторов, тащивших на плечах вязанки фасций. Два раба шли, почтительно поддерживая тучного римлянина, а третий ступал сзади и нес большой зеленый зонт.
Зухос остановился, делая могучий посыл. Замер и эдил. Ликторы с легионерами сбились в кучу, бестолково топчась. Неожиданно глаза их опустели. Легионеры выхватили мечи и набросились на ликторов.
– Руби их! – азартно восклицал Зухос. – Коли!
Ликторы валились на плиты Царской Дороги, заливая ее кровью из страшных ран. Упала отрубленная рука, покатилась голова… Уничтожив ликторов, легионеры схватились между собой, не защищаясь, а лишь нанося удары. Они убивали друг друга молча и яростно, лишь громкое дыхание вырывалось из их оскаленных ртов. Последний легионер, оставшийся в живых, постоял, тупо глядя на кучу мертвых тел, деловито приставил свой меч к груди, и с размаху упал оземь. Выгнулся, подрагивая мускулистой ногой. Острие гладия вылезло из спины, окрашенное кровью.
Зухос глубоко вздохнул. Зрелище его позабавило – и уняло тягу к убийству. Хлопнув в ладоши, он сказал:
– Номарх, слушай меня!
Квинт Нигидий Хилон вытаращился, внимая слову.
– Я сейчас уйду, – сказал тот, – а ты собери отряд и беги хватать Зухоса! Видишь, что этот гад учинил?! – бывший жрец обвел рукою место побоища. – Запоминай! Зухос отправился к Зешер-Зешеру, его настоящее имя – Сергий! С ним еще трое – Александр, Гефест… или Гефестай, и Эдуардус. И еще четыре раба! Понял?
Номарх заторможено кивнул.
– Молодец… Схватишь всех восьмерых! Но не убивай, слышишь? Отправишь их в каменоломни!
– Слушаю!
– Надо говорить: «Слушаю и повинуюсь!» – развлекался Зухос.
– Слушаю и повинуюсь!
– Молодец! Сосчитаешь до пяти и приходи в себя. И исполняй мой приказ!
Зухос махнул рукой слугам, и поспешил удалиться, а номарх забубнил на египетском:
– Уа, сон, хемет, туа, сас…
На счет «пять» он сильно вздрогнул, не выдержал и заорал, с ужасом обозревая свиту – десять окровавленных трупов.
– На помощь! – завопил он, не трогаясь с места. – На помощь!
На Восточной улице показался римский патруль. Легионеры двигались неспешно, но, узрев трясущегося номарха, махом обрели резвость.
– Ну, все, – хмыкнул Зухос, выглядывая из-за кольчатого ствола пальмы. – Дело на мази. В гавань!
Слуги дисциплинированно построились, провожая хозяина к реке.
Переправа на западный берег не заняла много времени – миапарон плавно обогнул остров, одолел канал за участком суши, со всех сторон окруженным водой, и причалил к ступеням Рамессеума. Касаясь секхема под полою химатия, Зухос сошел на берег и поднялся к заупокойному храму Рамсеса Великого.
За минувшие века песок стер со стен пилонов красочные росписи, но с глубоко врезанными барельефами, словно утопленными в камень, ничего поделать не мог. Окинув взглядом громадную каменную плоскость, изрезанную фигурами Рамсеса, Зухос прошагал прямо в ворота храма. Створы их обвисли, от золотых украшений остались лишь отпечатки, более светлые на фоне патины, затянувшей бронзовые листы. Никто не охранял Рамессеум, воздвигнутый за упокой души великого фараона, но и тащить отсюда особо было нечего. Так и стоял «Дом миллионов лет», ветшая и выветриваясь.
За воротами, во внутреннем дворе, высилась гигантская статуя Рамсеса из розового сиенита. Она изображала фараона, восседавшего на троне, и от земли до короны на голове изваяния было тридцать пять локтей!
Бывший жрец Себека шагнул в тень сводов гипостиля, в «зал божественного откровения». Здешние фрески не стерлись и не поблекли. Вот грозный Рамсес совершает подвиги, препятствуя нашествию хеттов. А вот устраивает празднество в честь Мина, очень древнего бога плодородия – о таком уж и забыли все! – и приносит в жертву белого быка. А с той стороны выступает целая процессия сыновей и дочерей Рамсеса – десятки царевичей и гологрудых царевн.
– Торнай, выставь дозоры!
– Будет исполнено! – прошелестело в ответ.
Идти пришлось долго, Ремессеум растянулся – ого-го! И, чем дальше уходил Зухос, тем плотнее смыкалась тьма. Вспомнив свидание с Иосефом, он передернулся. «Зал отдохновения»… «Зал жертвенных столов»… Свободного пространства оставалось все меньше, колонны словно сближались, в попытке раздавить наглого пришельца. Около самого наоса было светло – потолочная плита рухнула, и солнце утыкало лучи в одинаковые пилястры – статуи Рамсеса в образе Осириса.
– Наос! – пробормотал Зухос.
Огромный архитрав, опертый на толстые колонны, был расписан – от колонны до колонны простирала крылья богиня Маат. И дальше, по стенам, тянулась целая процессия богов и богинь. Посреди наоса, на бронзовых подпорках, покоилась барка Амона, рассохшаяся и серая от пыли.
Зухос зашарил глазами по стенам, выискивая замок. Где она, вторая дверь? В гермопольском храме Тота, выстроенном по приказу Птолемея, замок обнаружился в круглом картуше… Мужчина приблизился к огромному барельефу. Рамсес сидел на троне, в голубой короне кхепереш, сложив на груди регалии… А вот и картуш! С волнением Зухос обнаружил отверстие в самой середке окружности, замыкавшей Царские знаки. Он бережно вставил в «замочную скважину» секхем и повернул его. Крутнулся весь картуш, и пол под ногами вздрогнул. Подумав, Зухос Уперся обеими руками в плиту с изображением царя на троне, и та подалась, отъехала с гулом, катясь на металлических шариках по выбитым в каменном полу ложбинкам.
Затхлый воздух коснулся ноздрей. Бывший жрец обошел плиту. Свет из наоса дотягивался до этого маленького хранилища, где можно было руками дотянуться до любой из глухих стен. А в передней стене имелась ниша, и в нише лежал ключ от третьей двери… Это был некхакха, символ защиты, церемониальный кнут, который фараон, сидя на троне, держал в руке. «Три регалии подряд!» – обрадовался Зухос.
– Еще два шага! – прошептал он. – Еще два шага, и целый мир не остановит меня!
2. Западный город Джеме, Зешер-Зешеру [47]
– Ты уже бывал в Египте? – спросил Искандер, вертя в пальцах уджат, «Око Хора», свисавший с крепкой шеи Сергия.
– Навещал, – подтвердил Лобанов.
– И в Карнак заглядывал?
– А как же! Ты это к чему?
– А к тому, что Карнак – он во-он там, за той пальмовой рощей! Видишь, где пилоны? Называется Ипет-Сут. И в Луксоре был? Это Ипет-Рисет. И там, и там храмы Амона. Ко-лос-саль-ные! И где в них искать замок под этот ключик? Я даже не представляю себе, – Искандер вновь уставился на уджат. – Хоть бы указали, в каком храме искать! Там же такие залы… Никаких шансов!
– А ну-ка, – протянула руку Неферит, и положила уджат на ладонь. – Какая же я глупая! – воскликнула она. – Гляди, Сергий, это же левое око!
– Вроде, да, – скосил глаза Сергий.
– А я почему-то думала, что правое! Понимаешь, уджат с правым глазом связан с Солнцем, и замок под него следовало бы искать в Ипет-Сут. А тут – левый, связанный с Луной. Значит, замок не здесь, не на этом берегу, а в «Святой святыне Амона», в Зешер-Зешеру. Это за рекою, в Джеме!
– Уверена? – спросил Сергий.
Неферит утвердительно кивнула.
– Тогда чего мы ждем? Вперед!
Собрались быстро, только Кадмар был какой-то вялый.
– Что-то ты мне не нравишься! – заявил Искандер, оглядывая заморенного галла.
– Да просто голова болит.
– Оставайся тогда, полежи, – прогудел Гефестай.
– Нет, нет, – замотал больной головой галл, – я со всеми!
Двери в номера запирать не стали. Спустились в харчевню «Стиганоры», перекусили и двинулись к гавани. На западный берег перешли по наплавному мосту› и быстро смешались с толпой – народ валом валил в Джеме. Кто покойников задобрить, кто почтить святые места, кто искал саркофаг подешевле, а те, что брели к Зешер-Зешеру, искали исцеления от хворей.
Сергий миновал ворота пилона, поставленного на границе орошаемых земель и пустыни, и зашагал вместе со всеми по широкой – в сорок шагов – дороге, с обеих сторон обставленной сфинксами. Люди, шагавшие рядом с ним, в основном были египтянами, но много было и эллинов. Попадались чернокожие нубийцы, редко, но мелькали римляне. Этих узнавали по навороченным прическам – у женщин, а мужчины выделялись гладко выбритыми подбородками. И еще – на лицах римлян ясно читалась несмываемая печать превосходства. «Как у американских туристов!» – улыбнулся Лобанов.
Впереди, возвышаясь над зеленью сада, уже вставал великолепнейший Зешер-Зешеру – белые колоннады в три широких уступа, на фоне отвесной скалистой стены цвета красной меди. Слева, в каких-то ста метрах было воздвигнуто что-то подобное – храм Ментухотепа Небхепетра, выстроенный в виде небольшой пирамиды, поднятой над землею на целой роще колонн. Необыкновенные деревья в садах источали дурманящие запахи, по сторонам дороги для процессий заголубели два озерка, оба в форме буквы «Т».
– Нам на самый верх, – сказала Неферит, и пошла впереди.
Сергий одолевал пологий пандус, одновременно любуясь верткой попой Неферит. Широкая белая лестница с боковыми скатами, на которых были высечены извивающиеся желтые змеи, вывела контуберний на второй уступ, подпертый низкими, в два роста, колоннами из ослепительно-белого известняка. На втором ярусе поместились сразу два святилища, два гипостильных зала по двенадцать колонн, посвященные богине Хатхор и мрачноватому Инпу, которого эллины называли Анубисом.
Стены были украшены расписными барельефами – тут и корабли, отправленные Хатшепсут в далекий Пунт, и храбрые воины, и целый педагогический коллектив богов, воспитавших маленькую Маат-ка-Ра – таково было тронное имя царицы. Сергий поднял голову – потолок был выкрашен в голубой цвет и покрыт золотыми звездами. Красиво…
Из святилища Хатхор донесся хор, исполняющий гимн богине. Неферит шепотом переводила:
Нам выше! – опомнилась девушка, и повлекла контуберний на третий ярус, отданный под храм Амона-Ра.
– «О, как благостно и приятно, когда расцветает
Золотая…
Когда лучится она и расцветает!
Пред тобой ликуют небо и звезды,
Тебе воздают хвалу солнце и луна,
Тебя славят боги,
Тебе воздают хвалу богини.
О, как благостно и приятно, когда расцветает
Золотая…»
Тамошние жрецы носили солнечный диск на шнурке, кинжал на перевязи и плеть за поясом, но смотрели без особой подозрительности, изрядно замордованные паломниками, которые шли, и шли, и шли.
Неферит шепнула местному «великому ясновидцу» тайные слова, и тот милостиво кивнул, делая рукою широкий жест: милости просим!
Сергий вошел в святая святых и осмотрелся. Раз в год в этих местах отмечали Праздник Долины, когда божественную статую Амона из Ипет-Сут погружали в маленькую ладью. Жрецы торжественно тащили ее До Зешер-Зешеру, вносили в эти стены, водружали на золотой постамент и оставляли бога на ночь, чтобы тот провел ее с Хатхор. Всю ночь в святилище горели факелы, а на заре их гасили, опуская в четыре емкости, наполненные ночным молоком от священных коров.
– И что теперь? – шепнул Сергий.
– Подожди! – шикнула Неферит и сразу же вернула лицу умиленное и просветленное выражение.
– О, Амон! – воззвала она самым ангельским голоском, на который была способна. – Царь всех богов, владыка вечности, властитель истины, творец всего сущего, расточитель благ! Ты, которому поклоняются все боги и богини и весь сонм небесных сил, ты, сотворивший сам себя до сотворения времен, дабы пребыть во веки веков…
«Великий ясновидец» заулыбался снисходительно и вышел вон. Неферит тут же прервала свой монолог, и сказала деловито:
– Помогайте!
Она кинулась к постаменту для ладьи Амона, и быстро проговорила:
– В древнем папирусе было сказано: «Причал, куда ладья Амона пристает на одну ночь, вращай вокруг севера противосолонь!»
– Ты думаешь, мы что-нибудь поняли? – возмутился Эдик.
– Ты за всех-то не отвечай, – проворчал Сергий, и спросил: – А где тут север, где юг?
– Мы заходили с востока, – сориентировался Гефестай, – значить, север там!
– Вот – причал! – хлопнул Сергий по золотому «доку» для амоновой ладьи. – Вот север! А ну-ка, Гефестай, толкай!
Гефестай уперся руками в южный конец постамента и приложил усилие. Постамент дрогнул.
– Понял! Понял! – шепотом «закричал» Эдик, и включился в работу.
Тут и Акун подмог, и Регебал. Постамент заскрипел, заскрежетал, и сдвинулся с места, вращаясь вокруг своего северного угла, и открывая узкий лаз с крутыми ступеньками, ведущими вниз.
– Опять под землю, – разворчался Искандер. – Что за привычка – все под землей прятать?
– Ты спускайся, спускайся… – посоветовал ему Сергий.
Быстро сойдя по ступеням локтя на четыре вниз, он посветил лампионом. Еще ниже в стену было вделано колесо из позолоченной бронзы – металл проступал из-под опавших чешуек. «Противосолонь – там, – подумал Лобанов, – значит, посолонь – здесь?» И крутанул колесо против часовой стрелки. Постамент наверху сдвинулся с гулом.
– Подожди! – прошипел Эдик. – Не закрывай!
– Спускайтесь быстрее! И лампионы, лампионы не забудьте! Тут аварийное освещение не горит!
Спустились все, и Сергий завертел колесо, слушая, как рокочут невидимые шестерни и гудит каменное тело постамента.
– Сергий, ты где? – донесся голос Неферит.
– Иду! – ответил Лобанов, спускаясь по ступеням с видом знатока. Ему ли, одолевшему пирамиду Хуфу, бояться подземелий Хатшепсут? Говорят, милая была женщина…
Ход опускался не круто, но был очень узок, идти приходилось боком. Потом ступеньки кончились, коридор расширился и вывел контуберний к железной двери – черной, с мельчайшими крапинками ржи. Выпуклый барельеф на двери изображал Тота, который лечил глаз окривевшему Хору.
– Смотри, Сергий! – сказала Неферит взволнованно. – Тот же уджат!
На двери находилось углубление в форме «Ока Хора».
Роксолан снял амулет, примерился, и вставил его в эту «замочную скважину». Надавил, и услышал тихий скрежет. Он сильнее нажал пальцами, и уджат вошел до конца. Механизм ржаво взвизгнул, рычажки сработали и утянули засов.
– Открывай! – выдохнул Эдик.
– Подожди!
Вниманием Лобанова завладел потолок – он был покрыт серебряным листом со следами швов. Кое-где листы провисали. Что за диво? Зачем тут серебро? Ясно, в давние времена даже плиты пола крыли серебром. Пол! Но не потолок…
– Пошли! – нетерпеливо дернулся Чанба, и Гефестай навалился на железную дверь. Сергий не воспротивился. Да и что ему было сказать? Неясные подозрения Лобанова посетили, но четко сказать о том, что же его обеспокоило, он не мог.
Дверь, равномерно скрипя, отворилась, и в мятущемся свете лампионов показалась статуя «Носатого», поднимавшего правую руку. На каменной ладони лежал ключ от третьей двери…
– Кхепер! – охнула Неферит, проскальзывая в проем двери. – Скарабей!
Гефестай услужливо приоткрыл дверь пошире… Тут-то все и случилось. Серебряный потолок загрохотал, глухо и гулко, тяжкий удар разнесся по коридору, а серебряный лист над растерявшимся Эдиком резко продавился в конус, стал расходиться лепестками…
– Уходи! – крикнул Роксолан, и дернул Сармата на себя, ожидая поток песка из пробитого вверху отверстия. Но из дыры в потолке хлынула… вода! Мощный бурлящий столб воды ударил в пол, брызгая на стены и наполняя воздух запахом тухлых яиц. Тысячу лет назад начерпанная из Нила, хранилась она долгие века, запертая в серебряном баке, пока не сработала ловушка.
– Скарабея взяла?! – проорал Сергий, перебарывая голосом грохот рушащейся воды.
– Что?! – закричала Неферит. – Взяла, взяла!
Вода быстро наполняла узкое хранилище.
– Лампионы берегите! Гефестай, колесо!