Болучевский Владимир. Шерше ля фам

   — А ты говоришь, электрика квакнула.
   — Нет. Она же с мужиком приезжала, на его тачке, они пылесос туда втыкали. Так что теперь тут — ни пылинки, ни сориночки.
   — Блондин такой, да? На синей «восьмерке»?
   — А что?
   — Да еще один покупатель вроде есть. Может, она с ним приезжала? А он как? Смотрел? Чего говорил?
   — И это тоже не в мою смену было. Мне ребята рассказывали. Так что…
   — Ага… — задумчиво сказал Гурский. — А можно я туда залезу, повнимательнее посмотрю?
   — А что ж… товар смотреть надо, — мужик повернулся и пошел к своей будке. — Только дверь потом… хлопнуть надо посильнее.
   — Да, хорошо. — Александр забрался на заднее сиденье, прикрыл дверь и задумался.

Глава 12

   Утром следующего дня Адашев-Гурский, прекрасно выспавшись, лежал в постели, курил и перебирал в памяти события вчерашнего дня, стараясь все систематизировать и хорошенько осмыслить.
   Все вроде бы укладывалось плотно, один к одному, но… было при всем при том какое-то неуловимое ощущение, которое постоянно ускользало и не давало покоя.
   Казалось, что если удастся ухватить его, то оно и станет тем самым ключом, используя который можно будет разложить по своим местам все разрозненные кусочки мозаики, составив из них целостную картину. И тогда, взглянув на нее, возможно, получится понять, какого черта эти хорошенькие двойняшки выплеснули ведро помоев на Петькину голову, лишив нормального мужика работы, которая была ему по душе, и вынудив запить «горькую».
   Из визита к Анне Гурский вынес одно, но немаловажное соображение: она очень обеспокоена возможностью публикации. интервью своего мужа.
   Яна относится к этому гораздо спокойнее, чем сестра. И даже мысли не допускает о том, что смерть Заславского была чем-то иным, нежели нелепой случайностью. Ну прихватывало у мужика серцце время от времени, ну и что? А тут вдруг инфаркт! Да еще за рулем. Досадно, но… что ж делать? И искать во всей этой истории чей-то злой умысел глупо. Вот и все. Далее.
   Что еще вчера было? Ах да! Встреча с профессором. И… почему-то кажется, что каким-то неуловимым образом эта встреча увязывается в общий расклад. Почему?
   Адашев-Гурский стал вспоминать, как долго бродил дворами старого здания и искал вход на кафедру. Потом хорошенькая студентка в туфельках на высоких каблучках привела его туда за руку. Затем он нашел нужный кабинет и вошел в него.
   Владислав Сергеевич Баранов оказался очень приятным мужиком. Умным, красивым и способным излагать очень непростые, казалось бы, вещи обыкновенными словами.
   — Видите ли, Александр Василич, — сказал он Гурскому, — все эти рассуждения о телегонии… в общем, все эти так называемые околонаучные штучки. В природе много загадочного, но что касается данного конкретного предмета, то, чтоб вам было понятно, я скажу, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
   Что действительно иногда бывает, так это удивительные вещи по размножению у куньих и, отчасти, у кенгуру. У них оплодотворение может происходить один раз в несколько лет, а потом в течение последующих нескольких лет могут рождаться детеныши. Но они сохраняются не в виде половых клеток, а в виде дремлющих зародышей. Так называемое состояние менопаузы, когда вдруг зародыш прекращает развиваться, он находится в каком-то таком… дремотном состоянии и потом почему-то вдруг включается.
   В общем, так: самка кенгуру имеет половой контакт с черным самцом, рожает кенгуренка, потом в течение длительного времени не имеет вовсе никаких контактов, но спустя определенное время опять рожает. Черненького. А потом опять. И даже если она «вышла замуж» за беленького самца, сути дела на период менопаузы это не меняет.
   Но человек — не кенгуру. И если… наша дама имела контакт с представителем негроидной расы, то… никак не более девяти месяцев до рождения малыша. А телегония… нужно чаще перечитывать Бомарше, у него такие случаи еще забавнее описаны. И знаете… я бы вообще не стал на вашем месте обо всем этом в газете писать. Ну, успокоился ее муж на существовании телегонии, и слава Богу. Многие еще и в телепортацию верят. Главное — семья сохранилась. Как вы считаете?
   — Наверное, вы правы, — согласился Гурский и выключил, поднимаясь с кресла, диктофон.
   Затем он поблагодарил профессора, попрощался с ним, но прежде, попросив позволения, позвонил из его кабинета Яне, договорился о встрече и уточнил адрес.
   Так… а какая связь между беседой с Барановым и всей этой запуткой?
   Гурский выбрался из постели, взял с письменного стола диктофон и, перематывая пленку, несколько раз включил наугад воспроизведение, слушая ровный голос профессора генетики.
   «Ага! — сказал он про себя, услышав наконец обрывок фразы, — „…двойни вот еще, если они однояйцевые. Но не нужно забывать, что это все-таки два разных человека, две личности“. Вот оно что. Ну, это-то понятно, кто же спорит. Но вот поэтому, видимо, чисто ассоциативно, у меня одно с другим и увязалось. Ну и Бог с ним».
   Он выключил диктофон, положил на стол и ушел в ванную.
   «А зачем, спрашивается, ей нужно было машину вылизывать? — думал он, стоя под душем. — Сиденья двигать, коврики вытряхивать… Что за приступ аккуратизма? Искала она там чего-то, что ли?»
   Позавтракав и надев чистую рубашку, он подошел к телефону и набрал номер Волкова.
   — Алло… — ответил хриплый голос.
   — Ну? Как вы там?
   — Гурский, ты, что ли?
   — Я-я, нихт шисен.
   — А чего ты вчера не приехал?
   — Здрас-сте… я заезжал, ключи у Андрей Иваныча забрал, мы с тобой даже по рюмке хлопнули. Потом уехал.
   — Ни хера не помню… Короче, ты где?
   — Дома.
   — Заедешь?
   — Да. Давай там, просыпайся, разговор есть. Пивка захватить?
   — Не надо, Лешка сюда уже едет, все привезет.
   — Ну ладно, пока.

Глава 13

   Дверь Петр Волков отпер уже без пароля. Он был одет в спортивный костюм, небрит и подавлен.
   — Давай, проходи, — мотнул он головой, не глядя на Гурского, пропустил его в прихожую и запер за ним дверь.
   — Привет, Андрей Иваныч, — кивнул Александр московскому гостю, который стоял в передней у зеркала и, оттянув пальцем веко, разглядывал красную склеру правого глаза.
   — Сосудик лопнул… — Андрей несколько отстранился от зеркала, взлохматил пятерней бороду и, все так же созерцая собственное отражение, констатировал: — Да… красота — это стр-рашная сила.
   — Жив, и хорошо. — Александр снял с себя куртку и повесил на вешалку.
   — Тоже верно, — пожал плечами Андрей Иваныч, — чего Бога-то гневить.
   — Доброе утро, — войдя на кухню, поздоровался Адашев-Гурский с Вероникой, которая была одета в черные брючки и яркую блузку. Она сидела за столом и отхлебывала из большой чашки кофе с молоком.
   — Здрасте, — кивнула Вероника.
   — Познакомься вот с Лешей. — Волков сел за стол, откупорил бутылку «Туборга» и, вылив ее содержимое в высокий стакан тонкого стекла, стал пить крупными глотками.
   — Александр, — Гурский протянул руку мужчине невысокого роста, но очень широкому в плечах, который, надев на себя кухонный фартук, готовил что-то у плиты.
   — Алексей, — обернулся тот, протянул широкую крепкую ладонь и бросил на Гурского цепкий взгляд.
   — Ты на него, Леш, так не зыркай, — глядя в стакан, негромко сказал Волков. — Саня — друг детства мой и человек хороший.
   — Слезать тебе с кочерги нужно, Сергеич, — вернулся Алексей к стряпне. — Дед со дня на день вернется, говорить с ним надо. Без перегара.
   — О! — со значением взглянув на Гурского, указал на Лешу пальцем Волков. — Обрати внимание — Леха Прапор. Три войны за спиной. Очень ответственный командир. У него не забалуешь.
   — Завтракать будете? — обернулся Леха к Гурскому.
   — Нет, спасибо. Я уже. — Александр присел к столу.
   — Я тоже сейчас не в состоянии. — Петр допил пиво и достал из-под стола еще бутылку. — Спасибо, Леш, ты оставь как есть, я потом сам.
   — Короче, Сергеич, — Алексей выключил плиту, повернулся и развязал за спиной тесемки фартука, — я тут кой-чего сделал, остальная жратва в холодильнике. Который день не ешь-то?
   — Да ну… — отмахнулся Волков.
   — Я прослежу, Леша, не волнуйтесь, — Адашев достал сигареты.
   — И это… я, в общем, полетел, — продолжил Леша, снимая фартук, — чуть погодя еще заскочу, а ты… давай, завязывай с пьянкой-то. Не дело ведь это.
   — Да… — обернулся он в дверях кухни. — Ребята там тебе приветы передают.
   — Ага, — кивнул Волков. — Аналогично и им.
   — А на тачке твоей я пока езжу. Осип хотел взять, я не дал. Засрет он ее всю, пока ты вернешься, неделю потом отмывать. И пепельницы он никогда не вытряхивает.
   — А что у тебя с рукой? — указал бутылкой Волков.
   — Это? — Алексей взглянул на свою опухшую левую кисть каким-то задумчивым и несколько удивленным взглядом. — Это меня беложопик тяпнул.
   — Кто? — не понял Петр.
   — Шмель такой, с белым хвостиком. Мы их в детстве голыми руками ловили, и они не кусались. А теперь кусаются. Все с ума посходили. Ладно… пошел я, короче.
   — Давай. Сань, проводи его, а? Гурский поднялся, вышел в переднюю, проводил Алексея и запер за. Ним дверь.
   — Андрей Иваныч! — крикнул из кухни Волков. — Ты там где?
   — Да здесь я, — приглаживая бороду, вошел на кухню Андрей, — где мне, собственно, быть-то?
   — Давай-ка по пивку, там коробка под столом.
   — Ага… это с удовольствием. Саша, ты про телегонию выяснил?
   — Херня это все. Человек не кенгуру.
   — Сла-ава Тебе, Господи… — облегченно вздохнул Андрей Иваныч и наклонился за бутылкой пива.
   — Сейчас, Сань, мозги немножко на место встанут, — Петр посмотрел на Гурского, — и поговорим. Был ты вчера у сестренки-то?
   — И у одной, и у другой, — Александр закурил сигарету.
   — Иди ты? И они обе тебя приняли?
   — И беседовали весьма охотно. И коньяком угощали. Что одна, что другая. Только у старшей бодяга какая-то «левая», а у младшей ничего.
   — И тебя, значит, тоже коньяком потчевала? А эксцессов потом не было?
   — Я все ждал, надеялся, но… не выгорело.
   — Нет, выходит дело, желания на тебя «компру» лепить.
   — А куда эту «компру» потом девать? Ее же даже менты засмеют, если она к ним сунется, а мы им еще и твою кассету присовокупим, до кучи. Кто ж поверит, что ее чуть не по два раза на неделе изнасиловать пытаются, а она все это дело на пленку пишет. Она не дура.
   — Кто?
   — Ну, в смысле обе они. — Гурский потер ладонью лоб. — Какое-то странное ощущение меня преследует, но… ухватить никак не могу.
   — А в чем дело?
   — Сам не пойму. — Александр сделал затяжку и задумчиво стряхнул с сигареты пепел. — Ускользает.
   — А ты изложи вслух, помогает. Новое узнал что-нибудь?
   — Как сказать… в общем, нет. Все, что ты мне рассказывал, я от них и услышал. Сидели они в тот вечер в «Фортеции», вчетвером. Ты говоришь, старшая набулдыкалась?
   — Ну… мне Игорек этот, Дугин так сказал. А потом они с младшей разругались.
   — Ну да. Младшая-то не пьет.
   — Да?
   — Говорит, что не пьет. И не курит. Похоже, правду говорит, чего ей врать-то? Могли и поэтому разругаться. Двойняшки очень ревностно друг к другу относятся. Одна напилась, а другой за нее как за саму себя стыдно. Как будто это она сама ведет себя по-свински.
   — Кстати! — подал голос Андрей Ива-ныч. — Если кому интересно, то я мог бы сообщить любопытный факт касаемый… как бы это сказать… короче, типа близняшек.
   — Докладывай, — кивнул Волков.
   — Вот вы же не знаете, и вообще мало кто знает, но тем не менее существует исторический факт, который описан в специальной литературе. Дело в том, что один из Сиамских близнецов, ну, тех самых, которые собственно сиамские, они из Сиама родом, это потом всех подобных так называть стали, так он…
   — Короче можешь? — взглянул на него Волков.
   — Я многое могу. Практически все. Так вот, если угодно «короче», буквально в двух словах, то история такая: один из этих близнецов был убежденный трезвенник, а другой, как это ни смешно — горький пьяница.
   — Да? — взглянул на него Петр.
   — Да. А система кровообращения-то у них общая. Типа — один поел, оба покакали.
   — Да-а? — удивилась Вероника.
   — Натюрлих, мамзель. Представляете? Пьяница хлебал каждый день, а другой ему морали читал, неуклонно, тем не менее, при этом пьянея. И это еще ладно, это полбеды, но ведь у него же на следующий день еще и похмелье чудовищное, а? Каково? И это не брамши ни капли в рот! А?! О!!! Вот это история так история, а вы тут говорите… — Андрей налил в стакан пиво.
   — И тем более ей обидно, — продолжал Гурский, — что вот, мол, сидит она такая же, как и сестра, даже еще и лучше, поскольку трезвая, а колечеко-то тем не менее ей как бы за компанию подарили. И в жены нормальный такой упакованный мужик не ее взял, а сестру. Вот она и психанула. Взяла тачку и уехала домой.
   — Это ты к тому, что она скорее бы сестрицу грохнула, чем Заславского?
   — Ну… в общем, наверное. Она мне вообще гораздо больше понравилась. Какая-то… более настоящая. Не убивала она Заславского. Отвечаю.
   — А старшая?
   — Нет. Категорически. Вообще, считается, что старшие у двойняшек, пусть они даже старше на каких-то несколько минут, все равно лидеры по жизни. Ну… в их тандеме. А младшие — ведомые, во всем старшим подчиняются. А тут, мне так показалось, дело наоборот обстоит. Старшая, она какая-то… нет, не может она человека убить.
   — Ну? И что у нас остается? Дугин?
   — Да тут тоже… видишь ли, сестры эти, они и сами-то по себе не Бог весть какие акулы по жизни. Так, нормальные девки, ни больше ни меньше.
   — Если не считать, что они меня подставили.
   — Ну да, конечно. Но… даже и они-то Игорешу Дугина этого, по-моему, глубоко всерьез не воспринимают. Я его не видел, а ты общался. Как он тебе?
   — Н-да… — покрутил в руках свой стакан Волков, — не очень-то он на злодея тянет. Энергетика не та. Схитрить, сподличать… это еще может быть, но человека жизни лишить… нет, вряд ли. Кишка тонка.
   — Тем более, что мало что он от смерти Заславского выгадал. Да, управляет пока делами фирмы. Но, как мне Яна сказала — «если мы с Аней решим» — турнут они его завтра же и наймут другого управляющего. Вот и все. Так что…
   — Да, — нахмурился Волков, — мало чего нам твоя разведка дала.
   — Но ведь почему-то они тебя подставили? Ведь чего-то же они перепугались? А?
   — Определенно, — кивнул Петр.
   — Чего? — Гурский закурил новую сигарету. — Может, во всей этой истории еще что-то есть, а, Петя? Может, ты чего-то не заметил?
   — А что там замечать-то? — Волков нервно поставил стакан на стол, потянулся к своей сигаретной пачке, открыл ее и, увидев, что она пустая, смял в кулаке. — Верн… ро… Господи! Ве-ро-ни-ка. О! Слушай, — повернулся он к сидящей за столом девушке, — извини, пожалуйста, а нельзя тебя как-нибудь покороче называть? Ведь язык же сломаешь.
   — А ты бы пил больше, — изрек Андрей Иваныч и откупорил еще одну бутылку пива.
   — Как покороче? — спросила Вероника.
   — Ну, я не знаю… Вера, там, или Ника, — пожал плечами Петр. — Тебя дома родители как зовут?
   — Дома меня зовут по-разному. Папа — Тусей, а мама Кукуней. Тебе что больше нравится?
   — Нет уж… уж лучше я тебя Вероникой буду звать, — рассудил Волков. — Слушай, у меня там, в тумбочке возле кровати, сигареты. Принеси, а? Будь другом.
   — Легко, — Вероника поднялась из-за стола и пошла за сигаретами.
   — А Вера и Ника, — обернулась она в дверях, — это, между прочим, две совершенно разные девушки. Разве нет? — взглянула она на Адашева-Гурского.
   — Пожалуй, — кивнул он.
   — Ну вот. А я-то одна. Вот я и Вероника. Логично? — бросила через плечо подхваченное у Петра Волкова словечко и вышла, шаркая по полу мужскими пляжными тапочками большого размера.
   — Логично, — машинально кивнул Гурский и вдруг замер, уставившись в пространство невидящим взглядом.
   — Чего там еще замечать? — не глядя на Александра, повторил Волков. — Ну, решил бизнесмен от бандитов нами загородиться, ну и нормально. Для этого, в частности, наша структура и существует. Неожиданно крякнул, не успев этот вопрос до конца довести. А жене его, которая вместо него хозяйкой осталась, бандиты милее, чем мы. Ну и флаг ей в руки! Так она, сука, вместо того, чтобы все по-людски сделать, ни с того ни с сего какой-то номер цирковой вместе со своей сестрой двойняшкой провернула. Чем и ткнула меня фейсом об тейбл.
   — Чем ткнула? — переспросил Андрей Иваныч.
   — Фейсом, — буркнул Петр.
   — Ага-а… —понимающе протянул Андрей и отхлебнул пива.
   — Ага! — вскинул вдруг взгляд на Петра Гурский, выйдя из ступора.
   — Ты чего, охренел? — дернулся Волков. — Чего ты вскрикиваешь? Тут и так, понимаешь, от телефонного звонка в пот кидает, а ты… так и родимчик случиться может. — Он протянул руку под стол за очередной бутылкой пива.
   — Слушай-ка, — Александр встал из-за стола, отошел к окну, постоял возле подоконника, глядя на улицу, а затем обернулся, — а где у тебя та фотография, которую ты мне вчера показывал?
   — Да вон, там и лежит, на холодильнике, вместе с блокнотом.
   — А ну-ка. — Гурский взял фотографию и, держа ее в руках, вышел из кухни.
   В гостиной он подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. На другом конце электрического провода долго не отвечали. Наконец бодрый голос произнес:
   — Ал-ло!
   — Серега? Привет, это Гурский. Хорошо, что я тебя застал.
   — Конечно, хорошо, что ж плохого. Вот если б я у-умер, ты бы меня тогда уже не застал. И э-это вот было бы плохо. Слушай, говорят Андрей Иваныч в городе?
   — Уже говорят?
   — Ну ка-а-ак же! Я тут вчера в Доме кино встретил этого… так он говорит…
   — Сереж, извини, я тороплюсь, у меня к тебе вопрос: у тебя телефон Мавсесяна есть? Ну, помнишь, он в свое время ювелиркой занимался?
   — Так он же умер. Давно.
   — Как это?
   — Мавсесян? Ювелир? Умер.
   — Идиот, я тебя про сына спрашиваю. Я не из дома звоню, у меня тут моего блокнота телефонного нет под руками. Поройся, наверняка у тебя есть. Ты же у нас светский человек, у тебя все телефоны должны быть.
   — Ну-у не зна-аю… это ж мне… подожди.
   На том конце провода трубку положили на стол, затем послышались удаляющиеся шаги, потом звук шагов послышался вновь и раздался шелест перелистываемых страниц.
   — Саша?
   — Да, — ответил Гурский.
   — А ты знаешь, нет, что-то я не нахожу. А он не уехал?
   — Не знаю, я его очень давно не видел. Слушай, Сереж, не в службу, а в дружбу — не смог бы ты мне его разыскать, а?
   — Ну вот… а как?
   — Город-то маленький. Все всех знают. Наверняка Ванькин телефон у кого-нибудь есть. Мне очень нужно.
   — А что, что-нибудь серьезное?
   — Да. Очень нужно, и срочно.
   — Ну я не знаю, я тут в баньку собрался…
   — Сережа, я тебя очень прошу, а?
   — Ну… а куда тебе перезвонить-то?
   — Записывай, — Гурский продиктовал номер телефона Волкова. — Записал? Я очень жду.
   — Но я ничего не обещаю.
   — Постарайся, ладно? Я отстираю.
   — Ладно, давай.
   — Пока.
   Адашев-Гурский вернулся на кухню.
   — А когда это ты успел засветиться? — взглянул он на Андрея.
   — В каком смысле? — не понял тот.
   — В том самом. Повсеместно уже говорят, что Андрей Иваныч в городе.
   — Кто говорит?
   — Берзин, в частности.
   — Ну-у… так я же прогуливался. Да и вчера, видимо, сделал пару звонков. Кому-нибудь. А ты привет ему от меня передал?
   — Вот еще. Хочешь — сам позвони. Только не сейчас.
   — Это непременно, — кивнул Андрей Иваныч.
   — А чего это ты вдруг подхватился? — подозрительно посмотрел на Гурского Петр, закуривая сигарету. — Удумал чего?
   — Ну-у… не хочу пока говорить. Боюсь сглазить.
   — Может, какую противозаконную пакость? — с надеждой спросил Андрей Иваныч.
   — Вы сегодня как? Планируете продолжить? — взглянул на приятелей Ада-шев-Гурский.
   — А что? — все так же подозрительно спросил Петр. — Ты вот чего, ты у меня смотри… ты если без моего ведома поганку какую замутишь, а тебя потом грохнут… я…
   — Мы тебе потом ни глотка не нальем, — очень строго отрезал Андрей Иваныч. — Ни-ни. Так и знай. Живи потом как хочешь.
   В гостиной зазвонил телефон.
   — Саша! — крикнула из спальни Вероника. — Это вас!
   Гурский вышел из кухни, прошел в гостиную и снял трубку параллельного аппарата.
   — Здоров, председатель! — услышал он голос Берзина. — Ну что… счастлив твои Бог, записывай.
   — Спасибо, Серега… сейчас, — Гурский положил трубку на журнальный столик, вышел в прихожую, взял из кармана куртки блокнот и ручку и вернулся к телефону. — Давай.
   — А ты знаешь, кто мне его дал? Никогда не сможешь отгадать… ну попробуй, отгадай!
   — Серега, я очень тороплюсь, извини, а?
   — Давай, пиши… — Берзин продиктовал номер телефона. — Записал?
   — Да, спасибо. Вся моя жизнь у твоих ног.
   — Пошел на хер.
   — Пока.
   Гурский нажал пальцем на рычаг, отпустил и, услышав гудок, быстро набрал номер.
   «Только бы был дома, — думал он, слушая длинные гудки, — только бы дома был».
   — Алло… — ответил заспанный голос.
   — Ивана будьте добры, это Гурский беспокоит.
   — Сашка, привет. Надо же… а как ты меня нашел?
   — Чего ж не найти-то? В одном городе живем.
   — Ну да.
   — Слушай, у меня к тебе огромная просьба. Мы могли бы увидеться?
   — Когда?
   — Немедленно.
   — Да я еще толком и не проснулся…
   — Ну и что? Я могу к тебе подъехать, если это, конечно, удобно.
   — Ну… подъезжай. Только я переехал, записывай адрес.
   — Диктуй.
   Положив трубку на рычаг, Адашев-Гурский снял в передней с вешалки куртку и, надевая ее на себя, вошел на кухню:
   — Андрей Иваныч, вот держи-ка.
   — Это что? — Андрей протянул руку и взял у Гурского ключ.
   — Это от моего дома. У меня другой есть. Мало ли Петьке уехать куда-нибудь понадобится.
   — Ну и что? — Волков поставил стакан на стол. — Пусть здесь живет.
   — А если мне вдруг фантазия в голову придет с барышней шумно уединиться? — убирая ключ в карман, взглянул на Петра Андрей Иваныч. — Я же тебя стесню. А у Гурского я поселюсь, заведу семью, детишек нарожаю. Все ж таки своя жилплощадь, отдельная.
   — Ты куда? — спросил Гурского Петр.
   — Пока это не важно. — Александр вложил фотографию в свой блокнот и убрал вместе с ручкой в карман.
   — Почему «пока»?
   — Петя, — если я ошибаюсь, то нет смысла и обсуждать, а если ситуация у меня стрельнет, то…
   — Как это «стрельнет»? А? Я тебе стрельну, я тебе так стрельну! А ну давай выкладывай!
   — Ладно, — Гурский отпер входную дверь, — приводите тут себя в порядок. Я с вами свяжусь.
   — Ждем от тебя каблограммы! — крикнул ему вслед Андрей Иваныч, затем встал со стула, вышел в прихожую, запер за Александром дверь и вернулся на кухню.
   — О как! — взглянул он на Волкова. — Каково? Видал? С нами уже и советоваться-то не хочут. Мы, выходит, уже просто два пьяных придурка.
   — Вроде того… — тяжело вздохнул Петр.

Глава 14

   — Ванька, спасибо, ты мне очень помог, — стоя в передней квартиры Мавсесяна, Адашев-Гурский, прощаясь, протянул ему руку.
   — Делов-то куча…
   — Ладно, счастливо.
   — Давай не пропадай.
   — Постараюсь. А… позвонить от тебя заодно можно?
   — Ну, я не знаю… это будет недешево стоить. — Иван указал рукой на телефонный аппарат.
   — Эт-то мы понимать можем. — Адашев снял трубку и набрал номер.
   — Да? — ответил Волков.
   — Привет, Петр, это я. Ты там как?
   — В каком смысле?
   — В том самом.
   — А тебе какое дело?
   — Петя, ну… мне бы нужно, чтоб ты сегодня в форме был.
   — Чего это вдруг?
   — Может так случиться, что понадобится твоя помощь.
   — Что, влип, очкарик? А я предупреждал. Пальцем не шевельну. И еще и добавлю.
   — Короче, я тебе позвоню где-то… — Гурский взглянул на часы, — через пару часов, может, чуть позже. Телефон не занимай на это время.
   — Слушай, ты… Ты чего, на самом деле во что-то ввязался?
   — Да тут, понимаешь, одна интересная такая загогулина вырисовывается…
   — Ну? Только короче.
   — Это долго. Просто мне нужно, чтобы ты через пару часов не отдыхал уже рылом в салате.
   — Да у меня и салата-то на столе нету…
   — Вот и хорошо.
   — Что, так серьезно?
   — Вроде да.
   — О'кей. На телефоне Вероника может сидеть или Андрей Иваныч. Звони на трубу, я ее рядом положу. Только, Саня… ты меня понял?
   — Все, пока.
   — Давай. — Волков положил трубку на рычаг и вернулся на кухню.
   — Так вот… — продолжал Андрей Иваныч, обращаясь к Веронике, — ведь раньше — как? Наговорил, например, барышне умных глупостей, и она твоя. Наличие интеллекта и умение небанально излагать имели решающее значение. А теперь…
   — А теперь? — прищурилась от сигаретного дыма Вероника.
   — Теперь все совершенно иначе. Теперь важен твой социальный и, прошу прощения, имущественный статус. Именно эти аспекты твоей личности представляют . даже для хорошеньких барышень первостепенный интерес и предмет корыстного любопытства. Я не прав?
   — А вы, Андрей Иваныч, — вскинула на него глаза Вероника, — кстати, чем у себя там, в Москве, занимаетесь?
   — Я? Ну… в последнее время я специализируюсь на лечении зависимости от симптомов заболеваний.