Страница:
Бондарь Александр
Чёрные Мстители
Бондарь Александр
Чёрные Мстители
Лит. римэйк.
Русским Героям Гражданской
Войны посвящается.
"Бог! Царь! Нация!"
Русский девиз.
Глава 1. Набег.
Тёмная южная ночь бесшумно таяла. Бледнели и гасли звёзды. За чёрной полосой леса розовел восток. Тихо курилась туманами сонная донская земля. Приближался рассвет.
Но хутор Яблонный все еще спал крепким казацким сном. Дремал даже старик-сторож, прикорнув у дверей маленькой хуторской церкви с колотушкой в руке. Все вокруг было спокойно и тихо - словно бы в незабываемое старое время доброго Царя-батюшки. Только неугомонные петухи певуче перекликались через весь хутор - из одного дальнего конца в другой.
Да. Не спать бы вам, казаки, в эту ночь!..
На опушке притихшего леса вдруг появился горячий вороной конь, и на нем - крупный широкоплечий всадник с большими усами и в буденовке с красной звездой. Приподнявшись на стременах,
он, словно вор, огляделся по сторонам. Хищное лицо его с черными колючими глазами - будто у коршуна, настороженно вытянулось, ноздри раздулись, точь в точь серый лесной волк, почуявший запах жертвы. Он вдруг выхватил шашку и с яростным свистом рубанул ею
утренний воздух.
- За мной, буденовцы! На врагов республики! Вперед!
Из леса тотчас же вылетел отряд конников в островерхих монгольских шлемах с кровавыми красными звездами и, веером рассыпавшись по широкому зеленому полю, ринулся на казачий хутор.
Тяжело загудела потревоженная топотом конским копыт земля. Стаи испуганных птиц взвились к небу.
Церковный сторож уронил колотушку и в страхе перекрестился:
- Шо цэ такэ, Матерь Божья? Ратуйте, православные!..
Но было поздно: стреляя на скаку, лавина всадников с диким воем и свистом неслась по улицам сонного хутора. Захваченные врасплох казаки в панике выбегали из хат и тут же падали, сраженные меткими пулями или зарубленные острыми, злыми шашками. Буденовцы не щадили ни стариков, ни баб, ни детей.
- Бей врагов советской республики! - кричал страшным голосом предводитель, размахивая сверкающей шашкой.
Буденовцы врывались во дворы и казачьи хаты, грабили пожитки - все то, что попадалось под скорую руку, сворачивали головы гусям и курам, угоняли овец и коров.
Вскоре пламя пожарища озарило страшную картину кровавого разгрома.
Верный своему долгу, старик-сторож поднялся на колокольню и ударил в набат.
Усатый предводитель помчался к церкви. За ним скакали длинный, как жердь, буденовец с огромным глубоким шрамом, изуродовавшим пол лица и еще мрачный рябой детина с наганом в руке...
Набат гудел, усиливая тревогу, призывая на помощь...
В церкви уже орудовали грабители: они рвали на части парчовые ризы, обдирали золотые иконы, набивали сумки церковной утварью. Кто-то поджег церквушку, - жаркое пламя, подплясывая и извиваясь, ползло в небо, выбрасывая к облакам черный густой дым.
Страшный предводитель с большими усами остановился на полном скаку, обводя глазами картину жестокого хаоса и безумия. Ужасный взгляд его сверкал, и огоньки злобного пламени, пожиравшего храм, плясали, отражаясь, в кровавых зрачках предводителя.
Шатаясь, наружу вышел седой священник.
- Анафема! Анафема! - кричал он бесстрашно, глядя на предводителя, и серебрянный крест сиял у него в руке.
В спину ему ударил чей-то выстрел, и священник упал лицом в пыль, а предводитель смотрел на него все так же молча и, словно не замечая.
Набат оборвался внезапно...
Два буденовца с трудом оторвали старика-сторожа от колокола, схватили его и бросили с колокольни. Он упал под ноги вороного коня - рядом с убитым священником. Конь шарахнулся в сторону, едва не выбив из седла предводителя.
Глянув на мертвого старика, тот презрительно сморщился:
- Что, старый пес, дозвонился?
В этот момент к предводителю подлетел крайне встревоженный конник:
- Беда, товарищ Буденный, там - перепалка! Офицер отстреливается - Иван Григорьев!
Предводитель сжал губы:
- Живьем, живьем взять собаку! С живого кожу срезать буду!..
Осажденные целой толпой, отец и сын Григорьевы стреляли из окон дома. Трое убитых уже валялись у крыльца. Решив, что взять дом штурмом не удастся, буденовцы обложили хату соломой и подпалили.
Когда к месту кровавого боя прискакал предводитель, хата уже была объята пламенем со всех сторон.
Через несколько минут дверь избы распахнулась, и вместе с клубом дыма на крыльцо выскочил могучий старик с винтовкой в правой руке. Левой он поддерживал тяжело раненного сына.
Буденовцы встретили их появление торжествующим ревом, лавой окружив крыльцо.
- Живьем, живьем взять! - громовым голосом командовал предводитель. - Я им, собакам, покажу "царя и отечество"!..
Взяв винтовку за конец ствола и действуя ею, словно дубиной, грозный старик двинулся прямо на толпу. Будёновцы в страхе расступились в разные стороны.
- Сдавайся! - ревели они, пятясь от старика.
Сын его тяжело опирался на руку отца, с трудом передвигая ноги. Лицо у юноши было залито кровью.
Первый смельчак, попытавшийся приблизиться к старику, грохнулся на землю с разбитой головой.
Предводитель нахмурился.
По его знаку рябой буденовец заехал сзади и прямо с седла метнул шашку в спину старика. Тот упал навзничь.
- Да здравствует Государь Император! - прошептал он бессильно.
Упал и его сын.
Буденовцы ринулись на беззащитных уже бойцов.
- Назад! - приказал предводитель. - Молодого взять в лес, а с
этим я сам потолкую...
Буденовцы неохотно расступились. Предводитель спрыгнул с седла, подошел к истекающим кровью пленникам. Он сделал знак пальцами, и двое красноармейцев проворно подняли умирающего старика на ноги.
Тот с трудом, медленно, открыл глаза.
- Узнаешь ли ты меня Иван? - негромко спросил предводитель, глядя старику прямо в глаза.
- Узнаю, собака, - прошептал тот, тяжело шевеля губами, но, вдруг, неожиданно с силою, смачно плюнул в лицо предводителю.
Тот отошел назад, вытер рукавом лицо и, не отводя взгляда, достал из кобуры маузер.
Тут старик уронил голову. По губам его потекла кровь. Предводитель прицелился, но, передумав, опустил дуло.
- Подох, - проговорил он негромко, пряча маузер. - А жаль, что подох. Очень жаль...
Вдруг откуда-то сверху два камня со свистом пронеслись в воздухе. Один камень больно царапнул щеку предводителя, а другой угодил в холку вороного коня. В то же самое время на другом конце села раздались испуганные крики:
- Белые! Товарищ Буденный, белые!..
Буденовцы поспешно вскакивали на взмыленных горячих коней и, стреляя куда попало, понеслись вон из хутора.
По приказанию предводителя рябой буденовец поднял пленного казака на седло и умчался вслед за отрядом в лес.
Вскоре хутор опустел. На улицах валялись только трупы убитых, и бегали взад-впёред перепуганные овцы.
С крыши одной из хат проворно спустились три красивых молодых казачки и с криком бросились к мёртвому старику, лежавшему посредине дороги, у сгоревшей хаты:
- Батька, батька!
Глава 2. Чёрные Маски.
Оставшаяся без Государя Императора бывшая Российская Империя - великая когда-то держава, перед которой столетиями трепетали народы Востока и Запада, теперь лежала, раздавленная сапогом, задыхаясь в крови и пламени гражданской усобицы.
Вся Россия оказалась одним сплошным очагом раздора и мятежа. В захваченной большевиками Москве правили новые самодержцы - кровавые мужеложники Ленин и Троцкий. Они мечтали о том черном дне, когда российский пожар перекинется через границы несчастной державы и начнет пожирать планету - до конца, до полного уничтожения. В городах, занятых красными, хозяйничала ЧК. Мясники в черных, окровавленных кожанках разделывали здесь свои жертвы. Жители городов боялись проходить мимо зданий, где размещалась местные отделы Чрезвычайной Комиссии. Густая кровь стекала из под двери и собиралась в черную лужу на другой стороне улицы.
Всякая отпетая нечисть вылезала из темных земляных нор; вампиры и вурдалаки, ведьмы и упыри - каждый спешил насладится теплой, живой кровью. Словно дикие коршуны отовсюду слетелись банды петлюровцев, махновцев и всяких "батьков" без роду и племени. Вся эта злобная свора со страшным рычанием терзала и рвала в куски несчастную русскую землю.
На Украине правил гетман Петлюра. Под знаменами его собирались темные, лихие люди, привлеченные кровавым запахом гари и грабежа. И лилась кровь: петлюровцы резали украинцев и евреев, помещиков и крестьян, поляков и русских, вообще любого, у кого в кармане звенела мелочь.
А в Гуляй-Поле гулял черный атаман батька Махно. "Рубай и красных и белых! - кричал страшный батька. - Анархия - мать порядка!" ...И снова лилась кровь.
Выпученными от счастья глазами смотрел на весь этот разгром и ужас смотрел из отхваченной кровавым ножом Польши свирепый безумец Юзеф Пилсудский. Он медлил и пока не вступал в драку, он ждал, когда силы врагов истощатся, когда захлебнется в крови русское сопротивление, и тогда, только тогда, зарычав, изогнется он и, лязгнув наточенными зубами, злобно сверкнув оскаленной пастью, прыгнет и оторвет от живого тела теплый и налитый кровью кусок.
Двигающиеся через петлюровскую Украину и наступающие на большевистскую Москву отряды генерала Деникина бесстрашно дрались, в пух и прах разделывая петлюровцев. С бешенным рычанием отступал побитый Петлюра. Бросая на землю винтовки и шашки, разбегались его бойцы - опытные в грабежах, но нерешительные в открытом бою. Однако деникинцам уже пришлось столкнуться с новым врагом - сильным и смелым, безжалостным и отчаянным. Словно лихая гроза гремело по донским и украинским степям страшное имя жестокого командира Семена Будённого. Будённовцы ни знали ни страха, ни жалости. Казалось, сама Смерть на своем огненном, вороном коне неслась во главе красных отрядов.
Ленин в Кремле не верил еще, что Деникин сумеет дойти до Москвы. Красная армия мобилизовалась. Одурманенные пропагандой русские рабочие и крестьяне шли в бой под выкрашенными в цвет проливаемой крови знаменами. Ряды большевиков росли. Ленин радостно потирал кровавые руки. Скоро падет Украина, потом - Польша, дальше - поход на Францию... Недалек час, когда целая Европа, а следом за ней и весь мир будет лежать у ног большевиков.
...Стоял вечер. На густо-краснеющем горизонте тяжело громоздились и ползли к зениту грозовые тучи. По широкой дороге в город длинной вереницей тянулись красноармейские телеги и тачанки. Это ехали продотрядовцы. Они возвращались с большого карательного рейда. На возах громоздились кадушки, наполненные зерном, капустой и огурцами, макитры (большая глиняная квашня) с молоком, сметаной и маслом, самогон, картошка и хлеб.
Продотрядовцы явно спешили. Не желая остаться в одиночестве, задние возчики усердно нахлестывали и понукали криками своих коней:
- Давай поторапливайся, ковурый!
- Гей, Петро! Шо там, сдохла твоя кобылка, чи шо?
- Трофим, давай со шляху, чего стал, смотри, лес близко!
Грозовые сумерки уже ползли по земле, окутывая дорогу зловещим глухим полумраком.
Подъезжая к надвигающемуся чернотой лесу, продотрядовцы незаметно вытаскивали из-под соломы винтовки, иные нащупывали за пазухой револьверы, готовили шашки. Они явно чего-то опасались, со страхом поглядывая на темные овраги и в сторону угрюмого леса.
Только одна тачанка, запряженная парой коней и нагруженная до отказа разным добром, не торопясь катилась в хвосте
обоза. На ее задке, перевязанный веревками, уютно покачивался сундучок с золотыми и серебрянными царскими монетами.
Лениво теребя вожжи, конями правил здоровенный мужичище, с красным заплывшим лицом и в буденновке с громадной пятиконечной звездой.
Рядом, беспокойно оглядываясь и теребя наган, прикрытый мешковиной, сидел молодой безусый красноармеец.
Вероятно, по случаю удачного грабежа красномордый мужик в буденновке хорошо выпил и теперь беспечно насвистывал революционные песни. Это очень беспокоило его молодого товарища, который то и дело качал головой:
- Напился, как пес. Теперь еще самое время - на бандитов нарваться.
- Бандитов?.. - пьяный красноармеец приосанился. - Да я только шашкой взмахну - все как один в траву лягут.
Он усмехнулся и выразительно шлепнул ладонью по пустой кубышке, из которой торчала потертая ручка нагана:
- Хлоп, и в башке дырка.
Красномордый продотрядовец покивал.
- Меня сам Будённый за храбрость хвалил... А хочешь, я для товарища Буденного "Интернационал" спою? Хочешь?...
Прототрядовец затянул пьяным голосом:
- Встава-а-а-ай, проклятьем заклейме-о-онный...
- Стой!
- Стой!..
- Руки вверх! - внезапно загремело над ухом красноармейца. И его кони в мгновенье ока оказались свернутыми в обочину, а перед глазами блеснуло черное револьверное дуло. - Оружие и деньги! - грозно крикнул незнакомец, направляя пистолет в лоб продотрядовцу.
В ужасе воздев руки к небу, красноармеец растерянно забормотал:
- Деньги?.. Какие деньги?.. - но, глянув в лицо грабителя, он вдруг увидел черную маску с прорезями для глаз.
- Господи Боже великий! - прошептал продотрядовец, мешком
падая на дно тачанки.
А его насмерть перепуганный товарищ уже лежал ничком, спрятав голову в большую макитру с остатками сметаны.
У тачанки появился еще один грабитель в такой же страшной маске. Оба грабителя, с ног до головы, были одеты в черное.
- Да они совсем окачурились от страха, - сказал первый звонким мальчишеским голосом, опуская дуло пистолета. - А ну, обыщи их, Катя!
Второй грабитель проворно обшарил воз и неживых от ужаса красноармейцев.
- Есть оружие, Маша! - радостно крикнул он, выхватывая из
кубышки наган.
Потом он разбил рукояткой нагана замок на сундучке. Увидев монеты, присвистнул.
- Уходим! - крикнул грабитель, названный Катей, схватив в охапку сундук, и тотчас же спрыгнул с колеса тачанки.
Две черные фигуры мгновенно исчезли в ближайшем овраге, а
двое перепуганных красноармейцев еще долго лежали на месте, боясь шелохнуться. Наконец красномордый осторожно приподнял голову и огляделся по сторонам. Вокруг все было тихо.
- Где они? - изумился красномордый, оглядываясь.
И только теперь он заметил, что на плечах его товарища, вместо головы, торчала огромная макитра:
- Петр! Ты, чего, Петр?..
Услышав знакомый голос, молодой красноармеец медленно поднял голову вместе с макитрой. По его груди и шее стекала сметана.
Красномордый продотрядовец выругался.
Красноармеец с трудом стащил с головы свой нелепый колпак. Но, увидев, что с воза исчез сундучок с царскими монетами, он покачал головой.
- Допился старый хрен. Давай, еще выпей. А товарищ командир тебе завтра похмелиться нальет.
Тот посмотрел на своего товарища с тяжелой, угрюмой ненавистью и потянулся за шашкой, чтобы повыразительнее ответить ему. Но молодой достал револьвер, и тут же, опомнившись, оба они сразу схватились за вожжи и, нахлёстывая коней, понеслись по шляху, прочь от страшного места.
Глава 3. Кто Они?
Глухая ночь опустила на сонную, притихшую землю свое чёрное покрывало. Вдали угрожающе ворчал старик-гром, вспыхивали яркие белые молнии, словно от страха трепетали вершины огромных дубов...
Но что это?..
Далеко над лесом пролетела красная горящая искра, за ней другая, третья... В темной чаще заиграли языки пламени.
Кто же дерзнул зажечь огонь в этом угрюмом лесу в такую тревожную ночь и так далеко от жилых селений?..
У костра под могучим дубом сидели откинувшись трое смелых грабителей в черных масках.
- Слушай, Маша, - сказал один, подбрасывая сухие сучья в
огонь, - ты, что, думаешь, и дальше все пойдет так же гладко?
Второй усмехнулся:
- А мы поглядим, Катя. Видела как этот большевик зрачки выкатил? Я думала, он лопнет от страха.
- Это он так пистолета твоего испугался...
- Да, пистолет отличный, - согласился тот, кого звали Машей, и бросил в огонь большой черный "пистолет", дубовый ствол которого
был похож на детскую пушку.
Катя сняла маску. Это была красивая молодая девушка. Золотистые длинные волосы ее упали на воротник черной рубашки. Она поправила их рукой.
- Что будем делать дальше? - спросила она, засовывая
револьвер за пояс черных брюк. - Маша, твои предложения.
- Мы будем драться, - ответил второй грабитель - Маша, и тоже сорвал с лица черную маску. - Око за око. Кровь за кровь.
Последним снял маску третий грабитель, также оказавшийся молодой девушкой. При колеблющемся, дрожащем свете костра теперь уже можно было разглядеть лица трех юных особ, ничуть не похожих на обычных лесных разбойниц. Одеты были все одинаково: черные рубашки, военного типа черные брюки, заправленные в мужские сапоги. Одна из них, названная Машей, была брюнеткой - пышные темные волосы ее висели свободно, и Машу, наверное, даже можно было было бы назвать красавицей, если бы не большой, глубокий шрам след от ожога в детстве, изуродовавший ее правую щеку. Настоящей красавицей была третья девушка-грабитель, которая сидела как бы в сторонке и не принимала участие в разговоре. Она сидела, опустив голову, перебирала рукой прядь длинных каштановых волос и большим пальцем поглаживая рукоятку нагана. Она словно задумалась о чем-то. Ее мягкое девичье лицо, на котором отражались прыгающие тени костра, по временам озарялось светлой, почти детской улыбкой. Она бесшумно водила дулом нагана, вырисовывая на земле какие-то неясные знаки, потом опять загадочно улыбалась чему-то. Наконец, одна из девушек окликнула ее.
- Таня!
Та, словно проснувшись, вопросительно огляделась по сторонам.
- Таня, а ты что думаешь?
- Думаю о чем? - Таня взяла наган двумя руками.
- Что нам делать дальше?
Таня тихонько постучала дулом нагана по земле. Детский взгляд ее уверенно и спокойно блеснул:
- Я думаю, мы должны драться.
- Я тоже считаю так, - это сказала Маша. Она встала с места, обвела всех глазами. - Большевики залили кровью наш край. Вы сами видели, что творит этот шакал - бандит Буденный. Вы видели, как горел наш хутор, и как умирал наш отец. Красные псы не щадят никого: ни баб, ни детей, ни стариков. Кто-то должен остановить этих собак! И у нас нет выбора: или мы победим или умрем здесь, на этой земле.
Она помолчала немного. Потом прищурилась. Пламя смерти танцевало отчаянно, играя и отражаясь на лице у молодой девушки. Она подняла руку, в которой крепко сжимала наган.
- Смерть красным псам! - проговорила она отчетливо. - Умрем, но не отдадим им русскую землю! Каждого уничтожим без жалости и без пощады!
- Смерть им! - это сказала Таня, вставая с места и протягивая кверху руку с наганом.
Последней поднялась Катя. И она подняла свой наган кверху, спокойные глаза ее жестко сверкнули:
- Смерть!
- Буденный убил нашего отца и замучил нашего брата Федю
сказала Маша. - Мы разыщем этого злобного пса хотя бы и на дне преисподней, свяжем и отдадим на суд генералу Деникину!
- Нет, - возразила Таня. - Я не согласна. Сначала мы стащим с него штаны и сделаем ему по голой пятьдесят горячих, а потом уже - и генералу Деникину. Я поклялась батьке - когда он умер уже...
- Это можно, - согласилась Маша. - Значит, завтра начинаем борьбу?
- Завтра! - твердо ответила Таня и, совсем как мальчишка,
с силою, ударила каблуком сапога по костру.
- Завтра! - ответила Катя.
Сноп золотых искр взвился к огромному небу, осветив на мгновение и дуб, и полянку, и юных девушек, потеснив в стороны испуганно расступившуюся чёрную тьму.
Глава 4. Сёстры.
Отец Маши и Кати с Таней - Иван Григорьев жил на хуторе Яблонном недалеко от Ростова. Дом у него был не самый богатый на хуторе, но и не самый бедный. Весь хутор знал его, как богобоязненного и трудолюбивого человека. Хороший, большой дом Григорьевых, и роскошный, богатый сад - все это появилось не просто так, а в результате тяжелого и упорного труда. Никто не ленился - ни сам Иван, ни супруга Мария, ни их сын Федор, ни девочки Маша, Катя и Таня.
В 1914 году Иван вместе со старшим сыном Федором ушел на войну драться с турками.
Домой он вернулся уже в самом конце семнадцатого. Он появился в порваной шинели, заметно прихрамывая на левую ногу, но с винтовкой в руках. На его широченной груди гордо сияли два георгиевских креста. Иван не говорил много. Он рассказал только, как за отчаянную храбрость в бою его произвели в офицеры, и как сам Государь Император вручал ему георгиевский крест. Как подлец и предатель Семка Буденный, с которым ему довелось вместе служить, оклеветал его перед начальством, и как Иван при всех разоблачил негодяя. Рассказал, как пьяная солдатня на вокзале - когда он уже возвращался домой, набросилась на него; солдаты пытались стащить шинель и сорвали погоны; хотели было оторвать и награды, но здоровенный Иван разогнал их винтовкой.
С самого своего появления на хуторе Иван Григорьев стал самым горячим и убежденным агитатором против большевизма.
На хуторских сходках, где собирались казаки, он всегда давал смелый, решительный отпор большевистским пропагандистам. А председателю хуторского комбеда, когда тот, глотнув водки, полез драться, высадил половину зубов. Местные, хуторские большевики боялись Ивана.
Федор отправился добровольцем на фронт - к атаману Каледину. А остальная семья Ивана - жена и три дочки - все они продолжали трудиться, терепеливо пережидая невзгоды лихого времени.
Ну а гражданская война полыхала вокруг: через хутор проходили отряды то красных, то белых. Иван только хмуро смотрел в окно и, когда его спрашивали, отвечал, что сам он "отвоевался" и еще говорил, провожая глазами идущий по пыльной сельской дороге бандитский отряд очередного "батьки":
- Да, натерпится наша Русь без Царя.
Дочери его, никогда не интересовавшиеся политикой, жили своей, тихой девичьей жизнью. Они как могли утешали старенькую уже мать, убеждая, что сын Федор обязательно вернется и помогали родителям по хозяйству: ходили в лес за дровами и хворостом, таскали воду с реки, обрабатывали огород, чистили картошку...
Девушки любили читать. Дома у них хранилось несколько книг, которые им когда-то оставил местный священник. Любимой книгой Маши было житие Ильи Муромца. С замиранием своего смелого сердца она перечитывала, как этот немощный, парализованный человек обрел чудесную силу и победил врагов. Вот если бы сейчас восстал точно такой Илья Муромец! - мечтала девчонка. Он бы одолел тогда всех врагов Русской Земли: и Буденного и Троцкого и самого Ленина!
...Однажды в селе появился брат Федор. На нем был изорванный офицерский мундир, один погон - разбит пулей, другой - надрублен большевистской шашкой. Федор рассказывал, как ожесточенно сопротивлялся и как все таки был разгромлен наголову их отряд. Он пришел в село, чтобы передохнуть день-другой, после чего отправиться добровольцем в армию генерала Деникина.
Но он не успел: в ту же ночь на село напали буденновцы...
Глава 5. Видение Старика.
Оставив дома сестер с матерью, Маша одна оправилась в лес - на поиски брата Федора. Долго бродила она извилистыми лесными тропинками. Вначале казалось ей, что она слышит далекий конский храп, и как где-то стучат копыта. Спотыкаясь, словно пьяная, она брела и брела на эти удалящиеся от нее и пропадающие в темноте звуки. Потом уже незнакомый лес сомкнулся, обступил ее со всех сторон, но Маша продолжала идти: ей почему-то казалось, что она знает, где искать Федора.
И вот, она оказалась на маленькой, узкой поляне, в окружении больших, крепких сосен. Маша остановилась и тихо вскрикнула: к дереву был привязан Федор. Медленными шагами она подошла ближе. Лицо у Федора было залито кровью, кровь лужей растеклась по зеленой траве. Федор не дышал. Он был мертв.
Так постояв неподвижно, Маша упала на колени и опустила глаза.
- Господи, - прошептала она, - Господи великий и всемогущий! Господи, говорила она негромко, - я слабая, но дай мне силу отомстить! Дай мне силу, Господи, и я отомщу за все!
Трудно сказать, сколько прошло времени. Маша стояла на месте и шептала молитву, опустив голову. И вдруг услышала она, что кто-то к ней подошел тихо сзади. Маша обернулась и поднялась с колен. Перед ней стоял незнакомый седой монах. Глаза его, строгие и проницательные, смотрели прямо, и Маше казалось, что старый мудрый монах видит ее насквозь.
- Ты хочешь отомстить? - спросил Машу седой старик.
- Да! - сверкнув глазами, отчаянно ответила Маша. - Я хочу отомстить!
- Хорошо, - ответил монах, - я дам тебе силу, и ты отомстишь. Но знай, что месть - это оружие обоюдоострое, оно поражает и того также, кто мстит. Знай, что поднявший меч, мечом погибнет. Знай, что эта земля проклята за предательство Веры и Государя. Знай, что месть означает смерть, и что путь мести - это дорога к погибели. Знай, что живой пес иногда счастливее убитого пулей льва. Знай, что негодовать, глядя на злодея, бессмыссленно, ибо он сам уже приготовил себе возмездие - если не в этом веке, то в будущем. Ты получишь необыкновенную силу и ловкость, ты отомстишь жестоко, но знай, что и твой конец будешь ужасен. Тебя ждет смерть, ибо на каждую силу найдется другая, большая сила, на каждый меткий наган найдется острая шашка, а на каждую шашку найдется меткий наган. Ты отомстишь, но тебя ждет гибель, ибо земля эта обречена, и кто возьмет в руки шашку - умрет от пули, а взявшийся за наган, погибнет от наточенной шашки. Итак, хочешь ли ты отомстить?
- Да, - не поколебавшись ответила Маша. - Я хочу отомстить. - хотя она чувствовала, как Смерть уже облизывает ее, обступает со всех сторон, наклонившись низко, заглядывает в глаза.
Чёрные Мстители
Лит. римэйк.
Русским Героям Гражданской
Войны посвящается.
"Бог! Царь! Нация!"
Русский девиз.
Глава 1. Набег.
Тёмная южная ночь бесшумно таяла. Бледнели и гасли звёзды. За чёрной полосой леса розовел восток. Тихо курилась туманами сонная донская земля. Приближался рассвет.
Но хутор Яблонный все еще спал крепким казацким сном. Дремал даже старик-сторож, прикорнув у дверей маленькой хуторской церкви с колотушкой в руке. Все вокруг было спокойно и тихо - словно бы в незабываемое старое время доброго Царя-батюшки. Только неугомонные петухи певуче перекликались через весь хутор - из одного дальнего конца в другой.
Да. Не спать бы вам, казаки, в эту ночь!..
На опушке притихшего леса вдруг появился горячий вороной конь, и на нем - крупный широкоплечий всадник с большими усами и в буденовке с красной звездой. Приподнявшись на стременах,
он, словно вор, огляделся по сторонам. Хищное лицо его с черными колючими глазами - будто у коршуна, настороженно вытянулось, ноздри раздулись, точь в точь серый лесной волк, почуявший запах жертвы. Он вдруг выхватил шашку и с яростным свистом рубанул ею
утренний воздух.
- За мной, буденовцы! На врагов республики! Вперед!
Из леса тотчас же вылетел отряд конников в островерхих монгольских шлемах с кровавыми красными звездами и, веером рассыпавшись по широкому зеленому полю, ринулся на казачий хутор.
Тяжело загудела потревоженная топотом конским копыт земля. Стаи испуганных птиц взвились к небу.
Церковный сторож уронил колотушку и в страхе перекрестился:
- Шо цэ такэ, Матерь Божья? Ратуйте, православные!..
Но было поздно: стреляя на скаку, лавина всадников с диким воем и свистом неслась по улицам сонного хутора. Захваченные врасплох казаки в панике выбегали из хат и тут же падали, сраженные меткими пулями или зарубленные острыми, злыми шашками. Буденовцы не щадили ни стариков, ни баб, ни детей.
- Бей врагов советской республики! - кричал страшным голосом предводитель, размахивая сверкающей шашкой.
Буденовцы врывались во дворы и казачьи хаты, грабили пожитки - все то, что попадалось под скорую руку, сворачивали головы гусям и курам, угоняли овец и коров.
Вскоре пламя пожарища озарило страшную картину кровавого разгрома.
Верный своему долгу, старик-сторож поднялся на колокольню и ударил в набат.
Усатый предводитель помчался к церкви. За ним скакали длинный, как жердь, буденовец с огромным глубоким шрамом, изуродовавшим пол лица и еще мрачный рябой детина с наганом в руке...
Набат гудел, усиливая тревогу, призывая на помощь...
В церкви уже орудовали грабители: они рвали на части парчовые ризы, обдирали золотые иконы, набивали сумки церковной утварью. Кто-то поджег церквушку, - жаркое пламя, подплясывая и извиваясь, ползло в небо, выбрасывая к облакам черный густой дым.
Страшный предводитель с большими усами остановился на полном скаку, обводя глазами картину жестокого хаоса и безумия. Ужасный взгляд его сверкал, и огоньки злобного пламени, пожиравшего храм, плясали, отражаясь, в кровавых зрачках предводителя.
Шатаясь, наружу вышел седой священник.
- Анафема! Анафема! - кричал он бесстрашно, глядя на предводителя, и серебрянный крест сиял у него в руке.
В спину ему ударил чей-то выстрел, и священник упал лицом в пыль, а предводитель смотрел на него все так же молча и, словно не замечая.
Набат оборвался внезапно...
Два буденовца с трудом оторвали старика-сторожа от колокола, схватили его и бросили с колокольни. Он упал под ноги вороного коня - рядом с убитым священником. Конь шарахнулся в сторону, едва не выбив из седла предводителя.
Глянув на мертвого старика, тот презрительно сморщился:
- Что, старый пес, дозвонился?
В этот момент к предводителю подлетел крайне встревоженный конник:
- Беда, товарищ Буденный, там - перепалка! Офицер отстреливается - Иван Григорьев!
Предводитель сжал губы:
- Живьем, живьем взять собаку! С живого кожу срезать буду!..
Осажденные целой толпой, отец и сын Григорьевы стреляли из окон дома. Трое убитых уже валялись у крыльца. Решив, что взять дом штурмом не удастся, буденовцы обложили хату соломой и подпалили.
Когда к месту кровавого боя прискакал предводитель, хата уже была объята пламенем со всех сторон.
Через несколько минут дверь избы распахнулась, и вместе с клубом дыма на крыльцо выскочил могучий старик с винтовкой в правой руке. Левой он поддерживал тяжело раненного сына.
Буденовцы встретили их появление торжествующим ревом, лавой окружив крыльцо.
- Живьем, живьем взять! - громовым голосом командовал предводитель. - Я им, собакам, покажу "царя и отечество"!..
Взяв винтовку за конец ствола и действуя ею, словно дубиной, грозный старик двинулся прямо на толпу. Будёновцы в страхе расступились в разные стороны.
- Сдавайся! - ревели они, пятясь от старика.
Сын его тяжело опирался на руку отца, с трудом передвигая ноги. Лицо у юноши было залито кровью.
Первый смельчак, попытавшийся приблизиться к старику, грохнулся на землю с разбитой головой.
Предводитель нахмурился.
По его знаку рябой буденовец заехал сзади и прямо с седла метнул шашку в спину старика. Тот упал навзничь.
- Да здравствует Государь Император! - прошептал он бессильно.
Упал и его сын.
Буденовцы ринулись на беззащитных уже бойцов.
- Назад! - приказал предводитель. - Молодого взять в лес, а с
этим я сам потолкую...
Буденовцы неохотно расступились. Предводитель спрыгнул с седла, подошел к истекающим кровью пленникам. Он сделал знак пальцами, и двое красноармейцев проворно подняли умирающего старика на ноги.
Тот с трудом, медленно, открыл глаза.
- Узнаешь ли ты меня Иван? - негромко спросил предводитель, глядя старику прямо в глаза.
- Узнаю, собака, - прошептал тот, тяжело шевеля губами, но, вдруг, неожиданно с силою, смачно плюнул в лицо предводителю.
Тот отошел назад, вытер рукавом лицо и, не отводя взгляда, достал из кобуры маузер.
Тут старик уронил голову. По губам его потекла кровь. Предводитель прицелился, но, передумав, опустил дуло.
- Подох, - проговорил он негромко, пряча маузер. - А жаль, что подох. Очень жаль...
Вдруг откуда-то сверху два камня со свистом пронеслись в воздухе. Один камень больно царапнул щеку предводителя, а другой угодил в холку вороного коня. В то же самое время на другом конце села раздались испуганные крики:
- Белые! Товарищ Буденный, белые!..
Буденовцы поспешно вскакивали на взмыленных горячих коней и, стреляя куда попало, понеслись вон из хутора.
По приказанию предводителя рябой буденовец поднял пленного казака на седло и умчался вслед за отрядом в лес.
Вскоре хутор опустел. На улицах валялись только трупы убитых, и бегали взад-впёред перепуганные овцы.
С крыши одной из хат проворно спустились три красивых молодых казачки и с криком бросились к мёртвому старику, лежавшему посредине дороги, у сгоревшей хаты:
- Батька, батька!
Глава 2. Чёрные Маски.
Оставшаяся без Государя Императора бывшая Российская Империя - великая когда-то держава, перед которой столетиями трепетали народы Востока и Запада, теперь лежала, раздавленная сапогом, задыхаясь в крови и пламени гражданской усобицы.
Вся Россия оказалась одним сплошным очагом раздора и мятежа. В захваченной большевиками Москве правили новые самодержцы - кровавые мужеложники Ленин и Троцкий. Они мечтали о том черном дне, когда российский пожар перекинется через границы несчастной державы и начнет пожирать планету - до конца, до полного уничтожения. В городах, занятых красными, хозяйничала ЧК. Мясники в черных, окровавленных кожанках разделывали здесь свои жертвы. Жители городов боялись проходить мимо зданий, где размещалась местные отделы Чрезвычайной Комиссии. Густая кровь стекала из под двери и собиралась в черную лужу на другой стороне улицы.
Всякая отпетая нечисть вылезала из темных земляных нор; вампиры и вурдалаки, ведьмы и упыри - каждый спешил насладится теплой, живой кровью. Словно дикие коршуны отовсюду слетелись банды петлюровцев, махновцев и всяких "батьков" без роду и племени. Вся эта злобная свора со страшным рычанием терзала и рвала в куски несчастную русскую землю.
На Украине правил гетман Петлюра. Под знаменами его собирались темные, лихие люди, привлеченные кровавым запахом гари и грабежа. И лилась кровь: петлюровцы резали украинцев и евреев, помещиков и крестьян, поляков и русских, вообще любого, у кого в кармане звенела мелочь.
А в Гуляй-Поле гулял черный атаман батька Махно. "Рубай и красных и белых! - кричал страшный батька. - Анархия - мать порядка!" ...И снова лилась кровь.
Выпученными от счастья глазами смотрел на весь этот разгром и ужас смотрел из отхваченной кровавым ножом Польши свирепый безумец Юзеф Пилсудский. Он медлил и пока не вступал в драку, он ждал, когда силы врагов истощатся, когда захлебнется в крови русское сопротивление, и тогда, только тогда, зарычав, изогнется он и, лязгнув наточенными зубами, злобно сверкнув оскаленной пастью, прыгнет и оторвет от живого тела теплый и налитый кровью кусок.
Двигающиеся через петлюровскую Украину и наступающие на большевистскую Москву отряды генерала Деникина бесстрашно дрались, в пух и прах разделывая петлюровцев. С бешенным рычанием отступал побитый Петлюра. Бросая на землю винтовки и шашки, разбегались его бойцы - опытные в грабежах, но нерешительные в открытом бою. Однако деникинцам уже пришлось столкнуться с новым врагом - сильным и смелым, безжалостным и отчаянным. Словно лихая гроза гремело по донским и украинским степям страшное имя жестокого командира Семена Будённого. Будённовцы ни знали ни страха, ни жалости. Казалось, сама Смерть на своем огненном, вороном коне неслась во главе красных отрядов.
Ленин в Кремле не верил еще, что Деникин сумеет дойти до Москвы. Красная армия мобилизовалась. Одурманенные пропагандой русские рабочие и крестьяне шли в бой под выкрашенными в цвет проливаемой крови знаменами. Ряды большевиков росли. Ленин радостно потирал кровавые руки. Скоро падет Украина, потом - Польша, дальше - поход на Францию... Недалек час, когда целая Европа, а следом за ней и весь мир будет лежать у ног большевиков.
...Стоял вечер. На густо-краснеющем горизонте тяжело громоздились и ползли к зениту грозовые тучи. По широкой дороге в город длинной вереницей тянулись красноармейские телеги и тачанки. Это ехали продотрядовцы. Они возвращались с большого карательного рейда. На возах громоздились кадушки, наполненные зерном, капустой и огурцами, макитры (большая глиняная квашня) с молоком, сметаной и маслом, самогон, картошка и хлеб.
Продотрядовцы явно спешили. Не желая остаться в одиночестве, задние возчики усердно нахлестывали и понукали криками своих коней:
- Давай поторапливайся, ковурый!
- Гей, Петро! Шо там, сдохла твоя кобылка, чи шо?
- Трофим, давай со шляху, чего стал, смотри, лес близко!
Грозовые сумерки уже ползли по земле, окутывая дорогу зловещим глухим полумраком.
Подъезжая к надвигающемуся чернотой лесу, продотрядовцы незаметно вытаскивали из-под соломы винтовки, иные нащупывали за пазухой револьверы, готовили шашки. Они явно чего-то опасались, со страхом поглядывая на темные овраги и в сторону угрюмого леса.
Только одна тачанка, запряженная парой коней и нагруженная до отказа разным добром, не торопясь катилась в хвосте
обоза. На ее задке, перевязанный веревками, уютно покачивался сундучок с золотыми и серебрянными царскими монетами.
Лениво теребя вожжи, конями правил здоровенный мужичище, с красным заплывшим лицом и в буденновке с громадной пятиконечной звездой.
Рядом, беспокойно оглядываясь и теребя наган, прикрытый мешковиной, сидел молодой безусый красноармеец.
Вероятно, по случаю удачного грабежа красномордый мужик в буденновке хорошо выпил и теперь беспечно насвистывал революционные песни. Это очень беспокоило его молодого товарища, который то и дело качал головой:
- Напился, как пес. Теперь еще самое время - на бандитов нарваться.
- Бандитов?.. - пьяный красноармеец приосанился. - Да я только шашкой взмахну - все как один в траву лягут.
Он усмехнулся и выразительно шлепнул ладонью по пустой кубышке, из которой торчала потертая ручка нагана:
- Хлоп, и в башке дырка.
Красномордый продотрядовец покивал.
- Меня сам Будённый за храбрость хвалил... А хочешь, я для товарища Буденного "Интернационал" спою? Хочешь?...
Прототрядовец затянул пьяным голосом:
- Встава-а-а-ай, проклятьем заклейме-о-онный...
- Стой!
- Стой!..
- Руки вверх! - внезапно загремело над ухом красноармейца. И его кони в мгновенье ока оказались свернутыми в обочину, а перед глазами блеснуло черное револьверное дуло. - Оружие и деньги! - грозно крикнул незнакомец, направляя пистолет в лоб продотрядовцу.
В ужасе воздев руки к небу, красноармеец растерянно забормотал:
- Деньги?.. Какие деньги?.. - но, глянув в лицо грабителя, он вдруг увидел черную маску с прорезями для глаз.
- Господи Боже великий! - прошептал продотрядовец, мешком
падая на дно тачанки.
А его насмерть перепуганный товарищ уже лежал ничком, спрятав голову в большую макитру с остатками сметаны.
У тачанки появился еще один грабитель в такой же страшной маске. Оба грабителя, с ног до головы, были одеты в черное.
- Да они совсем окачурились от страха, - сказал первый звонким мальчишеским голосом, опуская дуло пистолета. - А ну, обыщи их, Катя!
Второй грабитель проворно обшарил воз и неживых от ужаса красноармейцев.
- Есть оружие, Маша! - радостно крикнул он, выхватывая из
кубышки наган.
Потом он разбил рукояткой нагана замок на сундучке. Увидев монеты, присвистнул.
- Уходим! - крикнул грабитель, названный Катей, схватив в охапку сундук, и тотчас же спрыгнул с колеса тачанки.
Две черные фигуры мгновенно исчезли в ближайшем овраге, а
двое перепуганных красноармейцев еще долго лежали на месте, боясь шелохнуться. Наконец красномордый осторожно приподнял голову и огляделся по сторонам. Вокруг все было тихо.
- Где они? - изумился красномордый, оглядываясь.
И только теперь он заметил, что на плечах его товарища, вместо головы, торчала огромная макитра:
- Петр! Ты, чего, Петр?..
Услышав знакомый голос, молодой красноармеец медленно поднял голову вместе с макитрой. По его груди и шее стекала сметана.
Красномордый продотрядовец выругался.
Красноармеец с трудом стащил с головы свой нелепый колпак. Но, увидев, что с воза исчез сундучок с царскими монетами, он покачал головой.
- Допился старый хрен. Давай, еще выпей. А товарищ командир тебе завтра похмелиться нальет.
Тот посмотрел на своего товарища с тяжелой, угрюмой ненавистью и потянулся за шашкой, чтобы повыразительнее ответить ему. Но молодой достал револьвер, и тут же, опомнившись, оба они сразу схватились за вожжи и, нахлёстывая коней, понеслись по шляху, прочь от страшного места.
Глава 3. Кто Они?
Глухая ночь опустила на сонную, притихшую землю свое чёрное покрывало. Вдали угрожающе ворчал старик-гром, вспыхивали яркие белые молнии, словно от страха трепетали вершины огромных дубов...
Но что это?..
Далеко над лесом пролетела красная горящая искра, за ней другая, третья... В темной чаще заиграли языки пламени.
Кто же дерзнул зажечь огонь в этом угрюмом лесу в такую тревожную ночь и так далеко от жилых селений?..
У костра под могучим дубом сидели откинувшись трое смелых грабителей в черных масках.
- Слушай, Маша, - сказал один, подбрасывая сухие сучья в
огонь, - ты, что, думаешь, и дальше все пойдет так же гладко?
Второй усмехнулся:
- А мы поглядим, Катя. Видела как этот большевик зрачки выкатил? Я думала, он лопнет от страха.
- Это он так пистолета твоего испугался...
- Да, пистолет отличный, - согласился тот, кого звали Машей, и бросил в огонь большой черный "пистолет", дубовый ствол которого
был похож на детскую пушку.
Катя сняла маску. Это была красивая молодая девушка. Золотистые длинные волосы ее упали на воротник черной рубашки. Она поправила их рукой.
- Что будем делать дальше? - спросила она, засовывая
револьвер за пояс черных брюк. - Маша, твои предложения.
- Мы будем драться, - ответил второй грабитель - Маша, и тоже сорвал с лица черную маску. - Око за око. Кровь за кровь.
Последним снял маску третий грабитель, также оказавшийся молодой девушкой. При колеблющемся, дрожащем свете костра теперь уже можно было разглядеть лица трех юных особ, ничуть не похожих на обычных лесных разбойниц. Одеты были все одинаково: черные рубашки, военного типа черные брюки, заправленные в мужские сапоги. Одна из них, названная Машей, была брюнеткой - пышные темные волосы ее висели свободно, и Машу, наверное, даже можно было было бы назвать красавицей, если бы не большой, глубокий шрам след от ожога в детстве, изуродовавший ее правую щеку. Настоящей красавицей была третья девушка-грабитель, которая сидела как бы в сторонке и не принимала участие в разговоре. Она сидела, опустив голову, перебирала рукой прядь длинных каштановых волос и большим пальцем поглаживая рукоятку нагана. Она словно задумалась о чем-то. Ее мягкое девичье лицо, на котором отражались прыгающие тени костра, по временам озарялось светлой, почти детской улыбкой. Она бесшумно водила дулом нагана, вырисовывая на земле какие-то неясные знаки, потом опять загадочно улыбалась чему-то. Наконец, одна из девушек окликнула ее.
- Таня!
Та, словно проснувшись, вопросительно огляделась по сторонам.
- Таня, а ты что думаешь?
- Думаю о чем? - Таня взяла наган двумя руками.
- Что нам делать дальше?
Таня тихонько постучала дулом нагана по земле. Детский взгляд ее уверенно и спокойно блеснул:
- Я думаю, мы должны драться.
- Я тоже считаю так, - это сказала Маша. Она встала с места, обвела всех глазами. - Большевики залили кровью наш край. Вы сами видели, что творит этот шакал - бандит Буденный. Вы видели, как горел наш хутор, и как умирал наш отец. Красные псы не щадят никого: ни баб, ни детей, ни стариков. Кто-то должен остановить этих собак! И у нас нет выбора: или мы победим или умрем здесь, на этой земле.
Она помолчала немного. Потом прищурилась. Пламя смерти танцевало отчаянно, играя и отражаясь на лице у молодой девушки. Она подняла руку, в которой крепко сжимала наган.
- Смерть красным псам! - проговорила она отчетливо. - Умрем, но не отдадим им русскую землю! Каждого уничтожим без жалости и без пощады!
- Смерть им! - это сказала Таня, вставая с места и протягивая кверху руку с наганом.
Последней поднялась Катя. И она подняла свой наган кверху, спокойные глаза ее жестко сверкнули:
- Смерть!
- Буденный убил нашего отца и замучил нашего брата Федю
сказала Маша. - Мы разыщем этого злобного пса хотя бы и на дне преисподней, свяжем и отдадим на суд генералу Деникину!
- Нет, - возразила Таня. - Я не согласна. Сначала мы стащим с него штаны и сделаем ему по голой пятьдесят горячих, а потом уже - и генералу Деникину. Я поклялась батьке - когда он умер уже...
- Это можно, - согласилась Маша. - Значит, завтра начинаем борьбу?
- Завтра! - твердо ответила Таня и, совсем как мальчишка,
с силою, ударила каблуком сапога по костру.
- Завтра! - ответила Катя.
Сноп золотых искр взвился к огромному небу, осветив на мгновение и дуб, и полянку, и юных девушек, потеснив в стороны испуганно расступившуюся чёрную тьму.
Глава 4. Сёстры.
Отец Маши и Кати с Таней - Иван Григорьев жил на хуторе Яблонном недалеко от Ростова. Дом у него был не самый богатый на хуторе, но и не самый бедный. Весь хутор знал его, как богобоязненного и трудолюбивого человека. Хороший, большой дом Григорьевых, и роскошный, богатый сад - все это появилось не просто так, а в результате тяжелого и упорного труда. Никто не ленился - ни сам Иван, ни супруга Мария, ни их сын Федор, ни девочки Маша, Катя и Таня.
В 1914 году Иван вместе со старшим сыном Федором ушел на войну драться с турками.
Домой он вернулся уже в самом конце семнадцатого. Он появился в порваной шинели, заметно прихрамывая на левую ногу, но с винтовкой в руках. На его широченной груди гордо сияли два георгиевских креста. Иван не говорил много. Он рассказал только, как за отчаянную храбрость в бою его произвели в офицеры, и как сам Государь Император вручал ему георгиевский крест. Как подлец и предатель Семка Буденный, с которым ему довелось вместе служить, оклеветал его перед начальством, и как Иван при всех разоблачил негодяя. Рассказал, как пьяная солдатня на вокзале - когда он уже возвращался домой, набросилась на него; солдаты пытались стащить шинель и сорвали погоны; хотели было оторвать и награды, но здоровенный Иван разогнал их винтовкой.
С самого своего появления на хуторе Иван Григорьев стал самым горячим и убежденным агитатором против большевизма.
На хуторских сходках, где собирались казаки, он всегда давал смелый, решительный отпор большевистским пропагандистам. А председателю хуторского комбеда, когда тот, глотнув водки, полез драться, высадил половину зубов. Местные, хуторские большевики боялись Ивана.
Федор отправился добровольцем на фронт - к атаману Каледину. А остальная семья Ивана - жена и три дочки - все они продолжали трудиться, терепеливо пережидая невзгоды лихого времени.
Ну а гражданская война полыхала вокруг: через хутор проходили отряды то красных, то белых. Иван только хмуро смотрел в окно и, когда его спрашивали, отвечал, что сам он "отвоевался" и еще говорил, провожая глазами идущий по пыльной сельской дороге бандитский отряд очередного "батьки":
- Да, натерпится наша Русь без Царя.
Дочери его, никогда не интересовавшиеся политикой, жили своей, тихой девичьей жизнью. Они как могли утешали старенькую уже мать, убеждая, что сын Федор обязательно вернется и помогали родителям по хозяйству: ходили в лес за дровами и хворостом, таскали воду с реки, обрабатывали огород, чистили картошку...
Девушки любили читать. Дома у них хранилось несколько книг, которые им когда-то оставил местный священник. Любимой книгой Маши было житие Ильи Муромца. С замиранием своего смелого сердца она перечитывала, как этот немощный, парализованный человек обрел чудесную силу и победил врагов. Вот если бы сейчас восстал точно такой Илья Муромец! - мечтала девчонка. Он бы одолел тогда всех врагов Русской Земли: и Буденного и Троцкого и самого Ленина!
...Однажды в селе появился брат Федор. На нем был изорванный офицерский мундир, один погон - разбит пулей, другой - надрублен большевистской шашкой. Федор рассказывал, как ожесточенно сопротивлялся и как все таки был разгромлен наголову их отряд. Он пришел в село, чтобы передохнуть день-другой, после чего отправиться добровольцем в армию генерала Деникина.
Но он не успел: в ту же ночь на село напали буденновцы...
Глава 5. Видение Старика.
Оставив дома сестер с матерью, Маша одна оправилась в лес - на поиски брата Федора. Долго бродила она извилистыми лесными тропинками. Вначале казалось ей, что она слышит далекий конский храп, и как где-то стучат копыта. Спотыкаясь, словно пьяная, она брела и брела на эти удалящиеся от нее и пропадающие в темноте звуки. Потом уже незнакомый лес сомкнулся, обступил ее со всех сторон, но Маша продолжала идти: ей почему-то казалось, что она знает, где искать Федора.
И вот, она оказалась на маленькой, узкой поляне, в окружении больших, крепких сосен. Маша остановилась и тихо вскрикнула: к дереву был привязан Федор. Медленными шагами она подошла ближе. Лицо у Федора было залито кровью, кровь лужей растеклась по зеленой траве. Федор не дышал. Он был мертв.
Так постояв неподвижно, Маша упала на колени и опустила глаза.
- Господи, - прошептала она, - Господи великий и всемогущий! Господи, говорила она негромко, - я слабая, но дай мне силу отомстить! Дай мне силу, Господи, и я отомщу за все!
Трудно сказать, сколько прошло времени. Маша стояла на месте и шептала молитву, опустив голову. И вдруг услышала она, что кто-то к ней подошел тихо сзади. Маша обернулась и поднялась с колен. Перед ней стоял незнакомый седой монах. Глаза его, строгие и проницательные, смотрели прямо, и Маше казалось, что старый мудрый монах видит ее насквозь.
- Ты хочешь отомстить? - спросил Машу седой старик.
- Да! - сверкнув глазами, отчаянно ответила Маша. - Я хочу отомстить!
- Хорошо, - ответил монах, - я дам тебе силу, и ты отомстишь. Но знай, что месть - это оружие обоюдоострое, оно поражает и того также, кто мстит. Знай, что поднявший меч, мечом погибнет. Знай, что эта земля проклята за предательство Веры и Государя. Знай, что месть означает смерть, и что путь мести - это дорога к погибели. Знай, что живой пес иногда счастливее убитого пулей льва. Знай, что негодовать, глядя на злодея, бессмыссленно, ибо он сам уже приготовил себе возмездие - если не в этом веке, то в будущем. Ты получишь необыкновенную силу и ловкость, ты отомстишь жестоко, но знай, что и твой конец будешь ужасен. Тебя ждет смерть, ибо на каждую силу найдется другая, большая сила, на каждый меткий наган найдется острая шашка, а на каждую шашку найдется меткий наган. Ты отомстишь, но тебя ждет гибель, ибо земля эта обречена, и кто возьмет в руки шашку - умрет от пули, а взявшийся за наган, погибнет от наточенной шашки. Итак, хочешь ли ты отомстить?
- Да, - не поколебавшись ответила Маша. - Я хочу отомстить. - хотя она чувствовала, как Смерть уже облизывает ее, обступает со всех сторон, наклонившись низко, заглядывает в глаза.