Страница:
– Доброе утро! Слушаю вас.
– Не торопитесь, Элла. Дайте мне вами полюбоваться.
– Вы, как всегда, шутите.
– Нет, не всегда шучу. Старики иногда бывают серьезными.
Элла в самом деле была прекрасна, и если бы не моя несчастная любовь… Я чувствовал, как девушка тянется ко мне, как ищет малейший предлог увидеться. И что она во мне нашла? Вот Жанна, когда представился выбор, совершенно справедливо остановилась на другом парне. И то – сколько лет назад это было! Молодого не выбрали, а уж теперь.
Так и поводит глазами, так и поводит…
Я вспомнил, как однажды в сумерках у финского домика, я остановился, чтобы полюбоваться на светящемся стекле силуэтом Жанны. И вдруг шорох. Оборачиваюсь – Элла! Невозмутимо так пожала плечами – и ходу. На другой день я ей говорю:
– Нехорошо подсматривать. Разве вы этого не знаете?
– Я не подсматривала, – тихо ответила Элла, и мне показалось, на глазах у нее блеснули слезы. – Я прямо смотрела на вас и переживала…
– Вот еще! Кто вас просил?..
– Вас же никто не просил подсматривать…
– Я? Подсматривал?.. Вам не кажется, что вы много на себя берете?
– Ничуть. Я вижу, как вы страдаете, и хотела…
– Напрасно. Ничего не нужно хотеть. В ваши обязанности это не входит.
Элла закрыла лицо руками и опустилась на стул.
Сегодня не было желания иронизировать и я сказал правду – насчет желания полюбоваться. Однако делу – время, потехе – час.
– Вам поручение. – Я кивнул на стол. – Вот несколько кукол. Нравятся?
Элла удивленно вскинула глаза.
– Я давно не играю в куклы.
– Все-таки.
Она внимательно рассмотрела каждую куклу.
– Милые создания. Жаль только – не живые.
– Вот-вот. Мне тоже жаль. Вы специалист по пластическим массам. Пожалуйста, изготовьте такую, чтобы по эластичности и цвету не отличалась… от кожи вашего лица.
Элла вспыхнула.
– Ну уж, есть образцы получше.
– Меня интересует такой. – Я подал расчетный проспект. – Материал должен отвечать данным условиям. И еще просьба. Никто ничего не должен знать. Позже я все объясню.
И вот Элла сообщила мне, что материал получен, и принесла образец. Голубовато-беловатая масса с еле заметным свечением, способная при температурных изменениях и других воздействиях слегка изменять цвет. Я похвалил Эллу, сказал, что она молодчина. В ответ она как-то странно хмыкнула и сразу вышла.
Итак, все было готово к последнему, завершающему циклу работ. Осталось лишь запрограммировать имя и определить степень участия моей молодой сотрудницы в операции «Снегурочка». Следует ли сообщать ей все?
Отпустив Эллу, я нажал кнопку и вызвал Юрия.
Экран засветился – возникло мужественное, мрачноватое лицо.
– Привет, дружище. Как тебе нравится снег?
Юрий улыбнулся.
– Погодка отличная. Сижу у окна и наблюдаю, как бабушка-метель кружева вяжет. Жанна в школе. Никого нет… Не заглянешь ко мне?
– С удовольствием. Давно не сидели вместе.
– Жду.
Экран погас, и я вызвал такси. Слово «такси» забрело из далеких времен. Раньше оно обозначало автомашину, в которой за определенную плату перевозили пассажиров. От прежнего значения осталась лишь функция перевозки. Деньги канули в вечность – платить нечем и незачем, да и некому такси ходят по строгой программе, и шофер уже давно не нужен.
Через пять минут я был у калитки, ведущей через сад к финскому домику. Снег по-прежнему падал густо, впереди мягко угадывались силуэты деревьев и красноватая стена. Припорошило основательно, и мои глубокие следы оказались первыми. Жаль было нарушать нетронутую белизну, но ничего не поделаешь – нужно пробираться к крыльцу. Оглянулся ямки, оставленные мною, уже обрели плавную округлость и сообщили картине недостающую деталь присутствие человека.
На крыльце появился Юрий – налегке, в спортивном костюме, и как ребенок удивился:
– Ого, сколько намело!
– Давай лопаты. Дорожку расчистим.
Юрий скрылся за дверью и вынес две лопаты. Мы дружно зашаркали, в стороны заструились белые снеговые фонтаны. Дошли до калитки – кончился снегопад и кое-где в тучах образовались ярко-голубые прорехи.
Мы посмотрели друг на друга, разгоряченные, раскрасневшиеся, рассмеялись – от избытка чувств и, обнявшись, направились в дом.
В комнате лицо Юрия опять стало сосредоточенным, меж густых бровей легла складка. Видно, он опять вернулся к привычному ходу внутренней жизни, к своим постоянным мыслям.
Он кивнул мне на кресло, и сам устроился напротив.
Я огляделся. В обычные свои посещения, в отсутствие Юрия, мы с Жанной, а когда был жив Герман – с ним, располагались в гостиной. В кабинете Юрия, куда он меня привел, я бывал нечасто, и поэтому каждый раз пристально всматривался в обстановку, внимательно изучал все новое, что здесь появлялось. Мой интерес можно было понять: сюда подчас попадало самое невиданное, самое уникальное – из далеких миров, из глубин таинственного космоса.
В этот раз на рабочем столе Юрия появились довольно громоздкие изделия из дерева и металла.
Заметив мой взгляд, Юрий пояснил:
– Ты знаешь о моем последнем полете, в печати освещалось подробно. Перед тобой – подарки благодарных жителей Ионы. Макет ракеты подарили перед самым отлетом на Землю. Трактор – в Управлении, координирующем сельскохозяйственное производство. Робот преподнесли школьники из кружка технического творчества.
– Ракета очень похожа на дедушку наших современных межпланетных лайнеров. На Земле подобный уровень технического развития отмечен двадцатым веком.
– Совершенно верно. Мне там часто казалось, что сработала машина времени и отбросила на пять столетий назад…
Юрий притронулся к роботу – у того замигали глаза и он произнес: «Добро пожаловать! Не забывайте нас!» Глаза погасли.
– Обратил внимание? На русском языке. Специально для меня перевели и запрограммировали.
Юрий опять притронулся к роботу, и все повторилось, как в первый раз. «…Не забывайте нас!»
– И ты молчишь! – искренне удивился я. – Давно бы мог позвать своего друга, то есть меня, и подарить в задушевной беседе хотя бы десяток рассказов.
– О нашем полете опубликован подробный отчет.
– Официальные материалы не заменят живого рассказа. Кроме того, я уверен, у тебя немало таких наблюдений, которые остались за рамками отчета.
Юрий поднялся, подошел к окну. Я протянул руку и притронулся к роботу. «Добро пожаловать! – зазвучало опять. – Не забывайте нас!»
– Знаешь, странные ощущения не покидают меня после этого полета. С одной стороны, я рад, что родился и живу в двадцать пятом. Я пользуюсь всеми благами цивилизации, на которую работало все человечество с самого зарождения на Земле. Я очень ценю этот подвиг человечества во имя будущего, сам стараюсь внести посильный вклад… И все-таки им, первопроходцам, было трудней… Не то слово трудней. Им было невыносимо трудно! Так вот, с другой стороны, я бы очень хотел быть с теми, на чью долю выпало больше всего боли, страданий, потерь, мучительных поисков… Мы, по существу, развиваем накопленный положительный потенциал. Здесь тоже есть свои трудности. Но разве с теми их можно сравнить! Даже при социализме сколько нужно было усилий, чтобы противостоять растлевающему увяданию капитализма, преодолевать пороки и инертность и все же двигать прогресс, пронести в сегодняшний день все самое лучшее…
– Разве твоя сложная работа не нужна нашему времени? По степени риска и опасности ее можно приравнять к любой самой рискованной и опасной работе в прошлом. А может быть, даже не найти эквивалента.
– Все так. Но мои сегодняшние дела вполне доступны любому хорошо подготовленному космонавту.
– Не понимаю… В общем-то для того люди и строили коммунизм, чтобы навсегда избавиться от всего, что угнетало человечество и мешало жить счастливо. Ты сам себе противоречишь.
– Нисколько! Я сын своего времени и хорошо вижу себя во всех соотношениях. Просто хотелось бы жить с большей отдачей… После гибели Германа я многое переосмыслил… Да и если бы ты сам побывал на Ионе… Когда резко ощущаешь грани развития, видишь на живых примерах, что было и что есть, хочется помочь живым существам быстрее избавиться от пут недоразвитости, прийти к тому, к чему пришли мы… А может быть, педагоги неверно определили мое призвание и я вовсе не должен быть космонавтом? Как ты думаешь? Может быть, я социолог. Только меньше теоретик, а больше практик…
– Вот видишь, а ты отсылал меня к официальным отчетам. Ты поведал такое, о чем я буду размышлять долго…
– Если тебе в самом деле интересно, полистай эту тетрадь. Здесь мои записи.
– Можно, я возьму с собой?
– Бери. Трех дней хватит?
– Вполне.
Включился экран. Меня вызывает Элла.
– Извините, Юрий Акимович… Товарищ Рану, – обратилась она ко мне. – Вам несколько телеграмм.
– Срочные?
– Нет… – Она опустила глаза.
– Вы хорошо знаете – беспокоить только по неотложным делам!
– Не сердитесь. Время обеда, а вас нет.
– Спасибо за напоминание. – Я встал и выключил экран.
– Зачем ты так, – сказал Юрий. – Девушка тебя любит.
– Зато я не люблю девушку! – вспылил я.
– По-моему, ты себя обманываешь.
– Юра! – сложил я лодочкой ладони. – Я пришел к тебе. Я хочу говорить с тобой. На наши темы… Прошу, а?
Юра усмехнулся.
– В одном она безо всякого сомнения права – нужно пообедать. Есть жареный картофель, бифштекс с яйцом, помидоры. Разогреть?
– Как хочешь.
– Прошу тебя: успокой девушку – мол, пообедаю у старого товарища.
Только ради Юры я нажал кнопку.
– Элла.
– Да!
– Пообедаю здесь. Не беспокойся. – Я выключил экран, хотя ясно видел, Элла что-то хотела сказать.
Мы пообедали, и Юра предложил посмотреть любительский фильм, где незадолго до гибели был заснят Герман.
Застрекотал аппарат, и на стене появился светящийся четырехугольник. Секунда – я увидел лицо Германа. Он что-то, смеясь, рассказывал и смотрел прямо в глаза. От этого невольно возникало впечатление присутствия.
Милое, приятное лицо, удивительный сплав, как я уже говорил, живых черт Юрия и Жанны…
Не могу забыть, как однажды я согласился совершить с ним однодневное пешее путешествие. Он уже учился на космонавта и вдруг решил испытать силу воли.
– Двадцать километров! Без отдыха. Туда – двадцать и назад – двадцать.
Во мне взыграло ребячество, тоже захотелось испробовать силу. Только выговорил один большой привал.
– Ладно, – согласился Герман. – Пойдем навстречу пожеланиям трудящихся. Учтем возраст и, конечно же, заслуги перед человечеством.
Вышли в шесть утра. В полдень должны были прийти в городок энергетиков, часок отдохнуть – и назад. В семь вечера Жанна встретит победителей чашкой кофе.
Утро было теплым, туманным – в такие минуты яростно карабкаются из земли грибы, трава становится шелковистой, колокольчики низко клонят синие продолговатые цветы и будто в самом деле звенят, едва прошелестит слабый ветерок.
Шли мы размеренно, не спеша, распределив силы на долгий путь. Когда солнце поднялось довольно высоко, с бетонной дороги свернули на проселок. Дышалось свободно, ноги сами несли вперед. Деревья над головой негромко шелестели, в полутьме рощиц приветливо мерцали разноцветные лепестки цветов.
Как всегда, мы не умели молчать – обсуждали волнующие нас проблемы, обменивались новостями. Герман рассказал о тренировках в Космическом центре, о предстоящем учебном полете. Я тоже не умолчал о самом интересном для Германа: космический отдел нашего Института готовит для серийного производства новый межпланетный лайнер. Герману, вероятно, придется на таких летать.
Реакция на мои слова оказалась более чем бурной. Герман потребовал (именно потребовал!), чтобы я завтра же сводил его в Институт и показал космическую новинку. Я пообещал. Герман порывисто поцеловал меня и засыпал вопросами – ракета была принципиально новой.
В общем, мы не заметили, как отмахали двадцать километров. И вот тут, в конечном пункте, я обнаружил, что натер ногу. Нога начала болеть, и разумеется, идти обратно я не мог.
– Дядя Матти, – сказал Герман. – Пожалуйста, не обижайтесь. Я отправлю вас домой, через пять минут вы будете на месте. А я должен пройти намеченный путь.
Так он и сделал. Герман никогда не отступал от поставленной цели. Если уж что задумал – непременно добьется…
Фильм продолжался. Вслед за Германом мы с Юрием шли по цветущему лугу. Цветы, цветы крупным планом. Лепестки бьются в объектив, как крылья разноцветных бабочек. Красное, оранжевое, синее пламя живительно полыхает на экране. Враз все исчезает, вернее, остается внизу, у подножия мощной космической ракеты, одетой пока строительными лесами. Камера медленно устремляется ввысь по остову космического корабля. Опять лицо Германа – он показывает на ракету, потом на себя: мол, на этой машине полечу я! И победно складывает на груди руки.
Вот и весь фильм. Тем и дорог он, что самый последний. Я не раз снимал Германа в детские годы, даже в нашей знаменитой корабельной роще. Эти фильмы сегодня смотреть не будем. Слишком большое впечатление и от одного…
– Скажи, Юра. Ты бы хотел, чтобы у тебя была дочь?
Юрий удивленно вскинул брови, а я продолжал:
– Помнишь сказку? Жили-были старик со старухой. Детей у них не было. И вот однажды зимой вышли они во двор, скатали из снежных комочков девушку. Девушка вдруг ожила и стала для них дочерью…
– К сожалению, это только сказка.
– А если в самом деле я приведу «снегурочку» и она назовет тебя папой?
– Что-то фантазируешь…
– Еще вопрос. Если бы у вас родилась девочка, как бы вы ее назвали?
– Не помню… В свое время как-то хотели назвать… Зачем тебе это?
– Ответь, пожалуйста. Я потом объясню.
Юрий повел плечами, нажал кнопку.
– Жанна, ты не помнишь, какое имя мы придумали для девочки? Если бы она родилась?
– Вот так вопрос! – откликнулась Жанна. – Мы бы назвали Юлией. В честь твоей мамы. А почему ты вспомнил?
– Пусть он объяснит, – покосился на меня Юрий.
– Жанна, – дрогнувшим голосом сказал я. – Я хочу привести вам дочку. Хорошую взрослую девушку. Юлию…
– Вот сумасбродный товарищ! – засмеялась Жанна. – Что еще придумал?.. Ладно, скоро буду дома, объяснишь подробней. – Она опять засмеялась и отключила экран.
– Ты, в общем-то, не очень старайся, – мягко попросил Юрий. – А вдруг эта… снегурочка нам не понравится? Или мы ей? Ты подумал об этом?
Включился экран. Это Элла.
– Товарищ Рану, вы еще не ушли?
– Как видите.
– Час отдыха. Вы нарушаете режим.
– Я никому не давал полномочий опекать меня! – рассердился я. – У вас есть прямые обязанности, выполняйте их.
– Забота о товарищах – наша прямая обязанность. Юрий Акимович, прогоните его. Он ведь не спит ночами…
Экран погас, и Юрий улыбнулся.
– Придется прогнать.
– Вернусь – задам ей трепку, – пообещал я.
– Ну, – нахмурился Юрий. – За это нельзя ругать.
– Много вы знаете, – проворчал я. – За что можно ругать, а за что нельзя… В общем, Юра, разговор о «снегурочке» предварительный. Я старался предусмотреть все. Но, разумеется, буду думать и думать. Пока ты и Жанна должны освоить идею… Остальное покажет жизнь!
Юра проводил меня до калитки. Он все усмехался, очевидно, сомневаясь в реальности моей затеи. Что ж, поживем – увидим.
Вернувшись, я подключил через специальное устройство имя «Юлия» к общей схеме, проверил действенность вводки. Чувствовал я себя и тревожно и радостно. как, наверное, космонавт перед дальним полетом, – можно, черт побери, стартовать… Для себя я решил, что Эллу стоит ввести в курс дела, она окажется хорошей помощницей. Все равно к чьей-то помощи нужно будет прибегнуть.
Я вызвал Эллу.
– Садитесь, – показал я на мягкое кресло. – Вы, вероятно, чувствовали, что у меня идут какие-то приготовления. И даже по моей просьбе вами получена такая пластическая масса, какую во всем мировом пространстве еще не знают. Теперь настало время все объяснить. Без вашей помощи то, что я задумал, не осуществить. Надеюсь, вы не откажетесь?
Все это я произносил, глядя в окно, дабы не смущать себя созерцанием молодости, красоты и убийственной женственности. Вдруг Элла подлетела ко мне и поцеловала в щеку.
– Вот еще номер, – нахмурился я. – Если вы будете так себя вести – придется пренебречь вашими услугами.
Краешком глаза я скользнул по лицу Эллы и увидел, что мои слова не произвели должного действия: она хоть и вернулась в кресло, радости скрыть не могла – глаза так лучились, будто внутри нее взошло солнце.
– Итак, слушайте…
Я рассказал историю трагической гибели Германа и сказку о снегурочке. Элла все поняла и воскликнула:
– Вы чародей!
– Это вы чародейка. Приготовить такую пластическую массу дано не каждому. Честно говоря, я думал о вас хуже. Ну, хватит сентиментов, – я решил перейти к делу. – У меня все готово. Теперь слово вам. Вашему умению, вашей сообразительности, точности. Сегодня мы боги. Мы создаем человека. Искусственного – но все же…
Элла не скрывала своей радости. Я попросил девушку зайти вечером и подумал: да, лучшего помощника не найти. Что же касается ее навязчивого внимания, наверное, придется демонтировать и пустить в ход аппарат нейтрализации чувств…
Кто бы мог подумать, что эта девушка за короткое время так изменится! И пяти лет не прошло, как она переступила порог нашего Института, а человека не узнать… Странно. Ведь именно за самостоятельный характер, независимость суждений и, я бы сказал, за некоторую строптивость я и принял ее в свой отдел. Творческая личность, обладающая таким характером, более всего способна к неутомимому поиску, добивается оптимальных результатов и ошеломляющих открытий. Мне понравилось – Элла в первый же день потребовала исследовательской работы и не расставалась с научными трудами по различным отраслям знаний. На меня и остальных сотрудников института – ноль внимания. Я уловил даже пренебрежение – «Нужны вы мне очень! Мне хорошо и без вас!» О себе-то я меньше всего думал. Посмеиваясь, наблюдал за нашими молодыми учеными: они всячески старались оказать знаки внимания новой, неотразимой сотруднице, но бесполезно.
После рабочего дня я обычно оставался в кабинете – читал, размышлял, приводил в исполнение многочисленные замыслы. В своей холостяцкой квартире бывал редко. Если и делал вылазку, то к Петровым или на кратковременную прогулку.
Однажды, около девяти вечера, в кабинет кто-то постучал.
Я открыл дверь и удивился: Элла! Она посмотрела на меня в упор и спросила:
– Почему вы никогда не отдыхаете?
– А в чем дело?
– Я обратила внимание: у вас ночами горит свет.
– Очень ценные наблюдения. Что у вас еще?
– Я не совсем понимаю соотношение двух, казалось бы, простых теорий в применении к практике… Вот. – Она открыла одну книгу, вторую, третью. Чувствую, что-то здесь есть, а что – не пойму.
– Милая девочка, – сказал я. – На то мы и ученые, чтобы постигать неизвестное. Поймите меня правильно. Я не против помощи вообще, но против помощи таким, как вы. Вы сами до всего дойдете и, может быть, по пути увидите что-то такое, что никто из нас не увидел. Будет ли толк, если я объясню непонятное вам явление? Думаю, не будет. Вместо того, чтобы работать напряженно, творчески искать, вы успокоитесь, потеряете инициативу, перечеркнете поиск. Таким образом, следует вывод: объяснять я ничего не буду. А вы потом мне скажете спасибо. Что у вас еще?
– Извините, профессор… – Элла явно растерялась. – Можно, я посмотрю, как вы работаете?
– Видите ли, милая девочка, – как можно мягче старался говорить я. – Вы достаточно проницательны и, вероятно, успели обратить внимание на то, что я довольно старый человек. Из этого следует, что у меня давно сложились привычки, нарушать которые я вовсе не намерен. К одной из таких относится привычка работать ночью. И заметьте – не просто работать, а в полном одиночестве.
– Жаль… – обиженно протянула Элла.
– В порядке исключения, – вдруг во мне заговорила непонятная доброта, – я могу позволить вам немного побыть у меня, посмотреть библиотеку. Может быть, что-то понадобится. Книги можете брать. Но, конечно, с возвратом.
– Спасибо. – Элла благодарно взглянула на меня и вошла в кабинет. – Я посижу там, – указала она в соседнюю комнату, уставленную книжными полками. Там же, за стеллажами, стояла простенькая кровать, столько лет служившая мне прибежищем для двух–трехчасового сна в сутки.
Элла стала рассматривать собранную со всего мира научную литературу и не смогла сдержать восторга.
– О! Даже Эдвард есть!
Через некоторое время опять возглас:
– Подумать только – все отцы кибернетики! Возьму…
Я вынужден был сказать:
– Давайте без шумовых эффектов. Я привык к тишине. И вообще нам пора расстаться.
– Можно, я приду еще? – спросила Элла, обиженно поджав губы. Впрочем, у нее хватило самообладания набрать десяток книг.
– Только не так часто. Все вопросы можно решать в рабочем порядке.
Дней через десять опять раздался стук. Да, это была Элла. Она вернула книги и набрала еще целую стопку. Все происходило без слов и только уходя она сказала:
– Спасибо. Я разобралась в тех теориях. Ничего сложного.
Наши отношения в рабочее время оставались прежними. Если не считать того, что Элла стала чаще обращаться с вопросами научно-производственного характера. Это были даже не вопросы, а скорее совет, консультация – конкретный показ, в каком направлении идет изыскание и какие результаты получены. Прямых вопросов, ответы на которые можно получить в научной литературе, она не задавала. Умница. По всему видно, далеко пойдет…
Признаться, я с интересом наблюдал за молодой, перспективной сотрудницей. Мне импонировала ее энергичность, и не только физическая (она была хорошая спортсменка), а главным образом умственная.
Ее обширные знания, отличная память, умение видеть сущность проблемы и добиваться намеченного кратчайшим путем по-настоящему радовали. Разумеется, виду я не показывал и держал себя с ней, как со всеми сотрудниками – строго по-деловому.
Однажды, когда наш Институт выехал на однодневный отдых в горы, я понял, что Элла ко мне неравнодушна. Прежде всего я страшно удивился, а уж потом, поразмыслив, принял нужное решение…
В этот день было солнечно и безветренно – такую погоду мы заказали на воскресенье в зоне отдыха Института. Лагерь разбили у подножия горы, одетой до самой вершины березами и осинами. На бело-зеленой лужайке, усеянной ромашками, установили десятиведерный самовар. Незапланированная официальная часть состояла из восторженной речи профессора Гартмана о необходимости почаще покидать насиженные места и выходить на природу – так как это укрепляет здоровье, сближает коллектив и в конечном итоге двигает прогресс. Мы выпили по бокалу шампанского, и начались игры. Часть сотрудников с волейбольным мячом спустилась в лощину, часть расположилась вокруг профессора Гартмана – он проводил занимательную викторину, а часть, в основном юноши и девушки, устремилась покорять вершину горы.
Я примкнул к участникам викторины и с удовольствием включился в состязание. Вопросы были составлены довольно остроумно, по многоступенчатой системе, ответить на них было не так-то легко. Потребовалось не только знать имена ученых, историю отдельных открытий, но и сопоставлять казалось бы самые противоречивые цифры и факты из самых неожиданных областей знаний, на различных уровнях исторического развития. Профессор Гартман и здесь, на отдыхе, не позволял расслабиться своему интеллекту, а тем, кто желал пополнить знания, теперь помогал поупражнять мысль в направлении поиска.
Элла тоже приняла участие в необычных состязаниях. Я, не скрою, даже возгордился своей молодой сотрудницей – насколько удачными и нестандартными были ее ответы. Лишь на три вопроса, требующих узкоспециальных знаний, она не смогла ответить, а так… Даже профессор Гартман снял очки, расправил улыбкой нижнюю губу и пристально-благодарным взглядом одарил Эллу. «Ага! – ликовал я. Заинтересовался старик! Вот какие у меня кадры! Бьюсь об заклад, он обязательно попытается переманить Эллу в свои апартаменты. Однако ничего не выйдет. Смею заверить…»
После викторины профессор поблагодарил всех ее участников, еще раз внимательно взглянул на Эллу и вручил победителям призы. Первый приз, универсальный микромагнитофон с набором кассет «Современная музыка», он торжественно приподнес Элле. И даже руку поцеловал. «Ну, ну, – усмехнулся я. – Это что-то новое…» Подобный порыв старика Гартмана, сдержанного в проявлении чувств, я наблюдал впервые.
Элла вставила кассету и включила магнитофон. Полилась мелодия «Космического вальса» – самого популярного в этом году музыкального произведения. Написал ее молодой малоизвестный композитор, но не было на земле уголка, где бы этой музыки уже не знали и не любили.
Вот и сейчас – все замерли, услышав знакомую мелодию. Замер и я, как бы окунувшись в гармонию нежнейших звуков, уносящих тебя в прекрасное неизвестное. Вокруг прозрачная синь, ласково мерцающие звезды. Искристая даль медленно наплывает, и тебя все больше и больше охватывает радостная истома… А может быть, причина возвышенных чувств в другом? В том, что кажется – в твоей руке теплая, послушная рука любимой? А синева – вовсе не даль, а бездонные глаза одного-единственного человека, без которого ты не представляешь свое существование на земле?.. Жанна!.. Не ты ли это?..
– Не торопитесь, Элла. Дайте мне вами полюбоваться.
– Вы, как всегда, шутите.
– Нет, не всегда шучу. Старики иногда бывают серьезными.
Элла в самом деле была прекрасна, и если бы не моя несчастная любовь… Я чувствовал, как девушка тянется ко мне, как ищет малейший предлог увидеться. И что она во мне нашла? Вот Жанна, когда представился выбор, совершенно справедливо остановилась на другом парне. И то – сколько лет назад это было! Молодого не выбрали, а уж теперь.
Так и поводит глазами, так и поводит…
Я вспомнил, как однажды в сумерках у финского домика, я остановился, чтобы полюбоваться на светящемся стекле силуэтом Жанны. И вдруг шорох. Оборачиваюсь – Элла! Невозмутимо так пожала плечами – и ходу. На другой день я ей говорю:
– Нехорошо подсматривать. Разве вы этого не знаете?
– Я не подсматривала, – тихо ответила Элла, и мне показалось, на глазах у нее блеснули слезы. – Я прямо смотрела на вас и переживала…
– Вот еще! Кто вас просил?..
– Вас же никто не просил подсматривать…
– Я? Подсматривал?.. Вам не кажется, что вы много на себя берете?
– Ничуть. Я вижу, как вы страдаете, и хотела…
– Напрасно. Ничего не нужно хотеть. В ваши обязанности это не входит.
Элла закрыла лицо руками и опустилась на стул.
Сегодня не было желания иронизировать и я сказал правду – насчет желания полюбоваться. Однако делу – время, потехе – час.
– Вам поручение. – Я кивнул на стол. – Вот несколько кукол. Нравятся?
Элла удивленно вскинула глаза.
– Я давно не играю в куклы.
– Все-таки.
Она внимательно рассмотрела каждую куклу.
– Милые создания. Жаль только – не живые.
– Вот-вот. Мне тоже жаль. Вы специалист по пластическим массам. Пожалуйста, изготовьте такую, чтобы по эластичности и цвету не отличалась… от кожи вашего лица.
Элла вспыхнула.
– Ну уж, есть образцы получше.
– Меня интересует такой. – Я подал расчетный проспект. – Материал должен отвечать данным условиям. И еще просьба. Никто ничего не должен знать. Позже я все объясню.
И вот Элла сообщила мне, что материал получен, и принесла образец. Голубовато-беловатая масса с еле заметным свечением, способная при температурных изменениях и других воздействиях слегка изменять цвет. Я похвалил Эллу, сказал, что она молодчина. В ответ она как-то странно хмыкнула и сразу вышла.
Итак, все было готово к последнему, завершающему циклу работ. Осталось лишь запрограммировать имя и определить степень участия моей молодой сотрудницы в операции «Снегурочка». Следует ли сообщать ей все?
Отпустив Эллу, я нажал кнопку и вызвал Юрия.
Экран засветился – возникло мужественное, мрачноватое лицо.
– Привет, дружище. Как тебе нравится снег?
Юрий улыбнулся.
– Погодка отличная. Сижу у окна и наблюдаю, как бабушка-метель кружева вяжет. Жанна в школе. Никого нет… Не заглянешь ко мне?
– С удовольствием. Давно не сидели вместе.
– Жду.
Экран погас, и я вызвал такси. Слово «такси» забрело из далеких времен. Раньше оно обозначало автомашину, в которой за определенную плату перевозили пассажиров. От прежнего значения осталась лишь функция перевозки. Деньги канули в вечность – платить нечем и незачем, да и некому такси ходят по строгой программе, и шофер уже давно не нужен.
Через пять минут я был у калитки, ведущей через сад к финскому домику. Снег по-прежнему падал густо, впереди мягко угадывались силуэты деревьев и красноватая стена. Припорошило основательно, и мои глубокие следы оказались первыми. Жаль было нарушать нетронутую белизну, но ничего не поделаешь – нужно пробираться к крыльцу. Оглянулся ямки, оставленные мною, уже обрели плавную округлость и сообщили картине недостающую деталь присутствие человека.
На крыльце появился Юрий – налегке, в спортивном костюме, и как ребенок удивился:
– Ого, сколько намело!
– Давай лопаты. Дорожку расчистим.
Юрий скрылся за дверью и вынес две лопаты. Мы дружно зашаркали, в стороны заструились белые снеговые фонтаны. Дошли до калитки – кончился снегопад и кое-где в тучах образовались ярко-голубые прорехи.
Мы посмотрели друг на друга, разгоряченные, раскрасневшиеся, рассмеялись – от избытка чувств и, обнявшись, направились в дом.
В комнате лицо Юрия опять стало сосредоточенным, меж густых бровей легла складка. Видно, он опять вернулся к привычному ходу внутренней жизни, к своим постоянным мыслям.
Он кивнул мне на кресло, и сам устроился напротив.
Я огляделся. В обычные свои посещения, в отсутствие Юрия, мы с Жанной, а когда был жив Герман – с ним, располагались в гостиной. В кабинете Юрия, куда он меня привел, я бывал нечасто, и поэтому каждый раз пристально всматривался в обстановку, внимательно изучал все новое, что здесь появлялось. Мой интерес можно было понять: сюда подчас попадало самое невиданное, самое уникальное – из далеких миров, из глубин таинственного космоса.
В этот раз на рабочем столе Юрия появились довольно громоздкие изделия из дерева и металла.
Заметив мой взгляд, Юрий пояснил:
– Ты знаешь о моем последнем полете, в печати освещалось подробно. Перед тобой – подарки благодарных жителей Ионы. Макет ракеты подарили перед самым отлетом на Землю. Трактор – в Управлении, координирующем сельскохозяйственное производство. Робот преподнесли школьники из кружка технического творчества.
– Ракета очень похожа на дедушку наших современных межпланетных лайнеров. На Земле подобный уровень технического развития отмечен двадцатым веком.
– Совершенно верно. Мне там часто казалось, что сработала машина времени и отбросила на пять столетий назад…
Юрий притронулся к роботу – у того замигали глаза и он произнес: «Добро пожаловать! Не забывайте нас!» Глаза погасли.
– Обратил внимание? На русском языке. Специально для меня перевели и запрограммировали.
Юрий опять притронулся к роботу, и все повторилось, как в первый раз. «…Не забывайте нас!»
– И ты молчишь! – искренне удивился я. – Давно бы мог позвать своего друга, то есть меня, и подарить в задушевной беседе хотя бы десяток рассказов.
– О нашем полете опубликован подробный отчет.
– Официальные материалы не заменят живого рассказа. Кроме того, я уверен, у тебя немало таких наблюдений, которые остались за рамками отчета.
Юрий поднялся, подошел к окну. Я протянул руку и притронулся к роботу. «Добро пожаловать! – зазвучало опять. – Не забывайте нас!»
– Знаешь, странные ощущения не покидают меня после этого полета. С одной стороны, я рад, что родился и живу в двадцать пятом. Я пользуюсь всеми благами цивилизации, на которую работало все человечество с самого зарождения на Земле. Я очень ценю этот подвиг человечества во имя будущего, сам стараюсь внести посильный вклад… И все-таки им, первопроходцам, было трудней… Не то слово трудней. Им было невыносимо трудно! Так вот, с другой стороны, я бы очень хотел быть с теми, на чью долю выпало больше всего боли, страданий, потерь, мучительных поисков… Мы, по существу, развиваем накопленный положительный потенциал. Здесь тоже есть свои трудности. Но разве с теми их можно сравнить! Даже при социализме сколько нужно было усилий, чтобы противостоять растлевающему увяданию капитализма, преодолевать пороки и инертность и все же двигать прогресс, пронести в сегодняшний день все самое лучшее…
– Разве твоя сложная работа не нужна нашему времени? По степени риска и опасности ее можно приравнять к любой самой рискованной и опасной работе в прошлом. А может быть, даже не найти эквивалента.
– Все так. Но мои сегодняшние дела вполне доступны любому хорошо подготовленному космонавту.
– Не понимаю… В общем-то для того люди и строили коммунизм, чтобы навсегда избавиться от всего, что угнетало человечество и мешало жить счастливо. Ты сам себе противоречишь.
– Нисколько! Я сын своего времени и хорошо вижу себя во всех соотношениях. Просто хотелось бы жить с большей отдачей… После гибели Германа я многое переосмыслил… Да и если бы ты сам побывал на Ионе… Когда резко ощущаешь грани развития, видишь на живых примерах, что было и что есть, хочется помочь живым существам быстрее избавиться от пут недоразвитости, прийти к тому, к чему пришли мы… А может быть, педагоги неверно определили мое призвание и я вовсе не должен быть космонавтом? Как ты думаешь? Может быть, я социолог. Только меньше теоретик, а больше практик…
– Вот видишь, а ты отсылал меня к официальным отчетам. Ты поведал такое, о чем я буду размышлять долго…
– Если тебе в самом деле интересно, полистай эту тетрадь. Здесь мои записи.
– Можно, я возьму с собой?
– Бери. Трех дней хватит?
– Вполне.
Включился экран. Меня вызывает Элла.
– Извините, Юрий Акимович… Товарищ Рану, – обратилась она ко мне. – Вам несколько телеграмм.
– Срочные?
– Нет… – Она опустила глаза.
– Вы хорошо знаете – беспокоить только по неотложным делам!
– Не сердитесь. Время обеда, а вас нет.
– Спасибо за напоминание. – Я встал и выключил экран.
– Зачем ты так, – сказал Юрий. – Девушка тебя любит.
– Зато я не люблю девушку! – вспылил я.
– По-моему, ты себя обманываешь.
– Юра! – сложил я лодочкой ладони. – Я пришел к тебе. Я хочу говорить с тобой. На наши темы… Прошу, а?
Юра усмехнулся.
– В одном она безо всякого сомнения права – нужно пообедать. Есть жареный картофель, бифштекс с яйцом, помидоры. Разогреть?
– Как хочешь.
– Прошу тебя: успокой девушку – мол, пообедаю у старого товарища.
Только ради Юры я нажал кнопку.
– Элла.
– Да!
– Пообедаю здесь. Не беспокойся. – Я выключил экран, хотя ясно видел, Элла что-то хотела сказать.
Мы пообедали, и Юра предложил посмотреть любительский фильм, где незадолго до гибели был заснят Герман.
Застрекотал аппарат, и на стене появился светящийся четырехугольник. Секунда – я увидел лицо Германа. Он что-то, смеясь, рассказывал и смотрел прямо в глаза. От этого невольно возникало впечатление присутствия.
Милое, приятное лицо, удивительный сплав, как я уже говорил, живых черт Юрия и Жанны…
Не могу забыть, как однажды я согласился совершить с ним однодневное пешее путешествие. Он уже учился на космонавта и вдруг решил испытать силу воли.
– Двадцать километров! Без отдыха. Туда – двадцать и назад – двадцать.
Во мне взыграло ребячество, тоже захотелось испробовать силу. Только выговорил один большой привал.
– Ладно, – согласился Герман. – Пойдем навстречу пожеланиям трудящихся. Учтем возраст и, конечно же, заслуги перед человечеством.
Вышли в шесть утра. В полдень должны были прийти в городок энергетиков, часок отдохнуть – и назад. В семь вечера Жанна встретит победителей чашкой кофе.
Утро было теплым, туманным – в такие минуты яростно карабкаются из земли грибы, трава становится шелковистой, колокольчики низко клонят синие продолговатые цветы и будто в самом деле звенят, едва прошелестит слабый ветерок.
Шли мы размеренно, не спеша, распределив силы на долгий путь. Когда солнце поднялось довольно высоко, с бетонной дороги свернули на проселок. Дышалось свободно, ноги сами несли вперед. Деревья над головой негромко шелестели, в полутьме рощиц приветливо мерцали разноцветные лепестки цветов.
Как всегда, мы не умели молчать – обсуждали волнующие нас проблемы, обменивались новостями. Герман рассказал о тренировках в Космическом центре, о предстоящем учебном полете. Я тоже не умолчал о самом интересном для Германа: космический отдел нашего Института готовит для серийного производства новый межпланетный лайнер. Герману, вероятно, придется на таких летать.
Реакция на мои слова оказалась более чем бурной. Герман потребовал (именно потребовал!), чтобы я завтра же сводил его в Институт и показал космическую новинку. Я пообещал. Герман порывисто поцеловал меня и засыпал вопросами – ракета была принципиально новой.
В общем, мы не заметили, как отмахали двадцать километров. И вот тут, в конечном пункте, я обнаружил, что натер ногу. Нога начала болеть, и разумеется, идти обратно я не мог.
– Дядя Матти, – сказал Герман. – Пожалуйста, не обижайтесь. Я отправлю вас домой, через пять минут вы будете на месте. А я должен пройти намеченный путь.
Так он и сделал. Герман никогда не отступал от поставленной цели. Если уж что задумал – непременно добьется…
Фильм продолжался. Вслед за Германом мы с Юрием шли по цветущему лугу. Цветы, цветы крупным планом. Лепестки бьются в объектив, как крылья разноцветных бабочек. Красное, оранжевое, синее пламя живительно полыхает на экране. Враз все исчезает, вернее, остается внизу, у подножия мощной космической ракеты, одетой пока строительными лесами. Камера медленно устремляется ввысь по остову космического корабля. Опять лицо Германа – он показывает на ракету, потом на себя: мол, на этой машине полечу я! И победно складывает на груди руки.
Вот и весь фильм. Тем и дорог он, что самый последний. Я не раз снимал Германа в детские годы, даже в нашей знаменитой корабельной роще. Эти фильмы сегодня смотреть не будем. Слишком большое впечатление и от одного…
– Скажи, Юра. Ты бы хотел, чтобы у тебя была дочь?
Юрий удивленно вскинул брови, а я продолжал:
– Помнишь сказку? Жили-были старик со старухой. Детей у них не было. И вот однажды зимой вышли они во двор, скатали из снежных комочков девушку. Девушка вдруг ожила и стала для них дочерью…
– К сожалению, это только сказка.
– А если в самом деле я приведу «снегурочку» и она назовет тебя папой?
– Что-то фантазируешь…
– Еще вопрос. Если бы у вас родилась девочка, как бы вы ее назвали?
– Не помню… В свое время как-то хотели назвать… Зачем тебе это?
– Ответь, пожалуйста. Я потом объясню.
Юрий повел плечами, нажал кнопку.
– Жанна, ты не помнишь, какое имя мы придумали для девочки? Если бы она родилась?
– Вот так вопрос! – откликнулась Жанна. – Мы бы назвали Юлией. В честь твоей мамы. А почему ты вспомнил?
– Пусть он объяснит, – покосился на меня Юрий.
– Жанна, – дрогнувшим голосом сказал я. – Я хочу привести вам дочку. Хорошую взрослую девушку. Юлию…
– Вот сумасбродный товарищ! – засмеялась Жанна. – Что еще придумал?.. Ладно, скоро буду дома, объяснишь подробней. – Она опять засмеялась и отключила экран.
– Ты, в общем-то, не очень старайся, – мягко попросил Юрий. – А вдруг эта… снегурочка нам не понравится? Или мы ей? Ты подумал об этом?
Включился экран. Это Элла.
– Товарищ Рану, вы еще не ушли?
– Как видите.
– Час отдыха. Вы нарушаете режим.
– Я никому не давал полномочий опекать меня! – рассердился я. – У вас есть прямые обязанности, выполняйте их.
– Забота о товарищах – наша прямая обязанность. Юрий Акимович, прогоните его. Он ведь не спит ночами…
Экран погас, и Юрий улыбнулся.
– Придется прогнать.
– Вернусь – задам ей трепку, – пообещал я.
– Ну, – нахмурился Юрий. – За это нельзя ругать.
– Много вы знаете, – проворчал я. – За что можно ругать, а за что нельзя… В общем, Юра, разговор о «снегурочке» предварительный. Я старался предусмотреть все. Но, разумеется, буду думать и думать. Пока ты и Жанна должны освоить идею… Остальное покажет жизнь!
Юра проводил меня до калитки. Он все усмехался, очевидно, сомневаясь в реальности моей затеи. Что ж, поживем – увидим.
Вернувшись, я подключил через специальное устройство имя «Юлия» к общей схеме, проверил действенность вводки. Чувствовал я себя и тревожно и радостно. как, наверное, космонавт перед дальним полетом, – можно, черт побери, стартовать… Для себя я решил, что Эллу стоит ввести в курс дела, она окажется хорошей помощницей. Все равно к чьей-то помощи нужно будет прибегнуть.
Я вызвал Эллу.
– Садитесь, – показал я на мягкое кресло. – Вы, вероятно, чувствовали, что у меня идут какие-то приготовления. И даже по моей просьбе вами получена такая пластическая масса, какую во всем мировом пространстве еще не знают. Теперь настало время все объяснить. Без вашей помощи то, что я задумал, не осуществить. Надеюсь, вы не откажетесь?
Все это я произносил, глядя в окно, дабы не смущать себя созерцанием молодости, красоты и убийственной женственности. Вдруг Элла подлетела ко мне и поцеловала в щеку.
– Вот еще номер, – нахмурился я. – Если вы будете так себя вести – придется пренебречь вашими услугами.
Краешком глаза я скользнул по лицу Эллы и увидел, что мои слова не произвели должного действия: она хоть и вернулась в кресло, радости скрыть не могла – глаза так лучились, будто внутри нее взошло солнце.
– Итак, слушайте…
Я рассказал историю трагической гибели Германа и сказку о снегурочке. Элла все поняла и воскликнула:
– Вы чародей!
– Это вы чародейка. Приготовить такую пластическую массу дано не каждому. Честно говоря, я думал о вас хуже. Ну, хватит сентиментов, – я решил перейти к делу. – У меня все готово. Теперь слово вам. Вашему умению, вашей сообразительности, точности. Сегодня мы боги. Мы создаем человека. Искусственного – но все же…
Элла не скрывала своей радости. Я попросил девушку зайти вечером и подумал: да, лучшего помощника не найти. Что же касается ее навязчивого внимания, наверное, придется демонтировать и пустить в ход аппарат нейтрализации чувств…
Кто бы мог подумать, что эта девушка за короткое время так изменится! И пяти лет не прошло, как она переступила порог нашего Института, а человека не узнать… Странно. Ведь именно за самостоятельный характер, независимость суждений и, я бы сказал, за некоторую строптивость я и принял ее в свой отдел. Творческая личность, обладающая таким характером, более всего способна к неутомимому поиску, добивается оптимальных результатов и ошеломляющих открытий. Мне понравилось – Элла в первый же день потребовала исследовательской работы и не расставалась с научными трудами по различным отраслям знаний. На меня и остальных сотрудников института – ноль внимания. Я уловил даже пренебрежение – «Нужны вы мне очень! Мне хорошо и без вас!» О себе-то я меньше всего думал. Посмеиваясь, наблюдал за нашими молодыми учеными: они всячески старались оказать знаки внимания новой, неотразимой сотруднице, но бесполезно.
После рабочего дня я обычно оставался в кабинете – читал, размышлял, приводил в исполнение многочисленные замыслы. В своей холостяцкой квартире бывал редко. Если и делал вылазку, то к Петровым или на кратковременную прогулку.
Однажды, около девяти вечера, в кабинет кто-то постучал.
Я открыл дверь и удивился: Элла! Она посмотрела на меня в упор и спросила:
– Почему вы никогда не отдыхаете?
– А в чем дело?
– Я обратила внимание: у вас ночами горит свет.
– Очень ценные наблюдения. Что у вас еще?
– Я не совсем понимаю соотношение двух, казалось бы, простых теорий в применении к практике… Вот. – Она открыла одну книгу, вторую, третью. Чувствую, что-то здесь есть, а что – не пойму.
– Милая девочка, – сказал я. – На то мы и ученые, чтобы постигать неизвестное. Поймите меня правильно. Я не против помощи вообще, но против помощи таким, как вы. Вы сами до всего дойдете и, может быть, по пути увидите что-то такое, что никто из нас не увидел. Будет ли толк, если я объясню непонятное вам явление? Думаю, не будет. Вместо того, чтобы работать напряженно, творчески искать, вы успокоитесь, потеряете инициативу, перечеркнете поиск. Таким образом, следует вывод: объяснять я ничего не буду. А вы потом мне скажете спасибо. Что у вас еще?
– Извините, профессор… – Элла явно растерялась. – Можно, я посмотрю, как вы работаете?
– Видите ли, милая девочка, – как можно мягче старался говорить я. – Вы достаточно проницательны и, вероятно, успели обратить внимание на то, что я довольно старый человек. Из этого следует, что у меня давно сложились привычки, нарушать которые я вовсе не намерен. К одной из таких относится привычка работать ночью. И заметьте – не просто работать, а в полном одиночестве.
– Жаль… – обиженно протянула Элла.
– В порядке исключения, – вдруг во мне заговорила непонятная доброта, – я могу позволить вам немного побыть у меня, посмотреть библиотеку. Может быть, что-то понадобится. Книги можете брать. Но, конечно, с возвратом.
– Спасибо. – Элла благодарно взглянула на меня и вошла в кабинет. – Я посижу там, – указала она в соседнюю комнату, уставленную книжными полками. Там же, за стеллажами, стояла простенькая кровать, столько лет служившая мне прибежищем для двух–трехчасового сна в сутки.
Элла стала рассматривать собранную со всего мира научную литературу и не смогла сдержать восторга.
– О! Даже Эдвард есть!
Через некоторое время опять возглас:
– Подумать только – все отцы кибернетики! Возьму…
Я вынужден был сказать:
– Давайте без шумовых эффектов. Я привык к тишине. И вообще нам пора расстаться.
– Можно, я приду еще? – спросила Элла, обиженно поджав губы. Впрочем, у нее хватило самообладания набрать десяток книг.
– Только не так часто. Все вопросы можно решать в рабочем порядке.
Дней через десять опять раздался стук. Да, это была Элла. Она вернула книги и набрала еще целую стопку. Все происходило без слов и только уходя она сказала:
– Спасибо. Я разобралась в тех теориях. Ничего сложного.
Наши отношения в рабочее время оставались прежними. Если не считать того, что Элла стала чаще обращаться с вопросами научно-производственного характера. Это были даже не вопросы, а скорее совет, консультация – конкретный показ, в каком направлении идет изыскание и какие результаты получены. Прямых вопросов, ответы на которые можно получить в научной литературе, она не задавала. Умница. По всему видно, далеко пойдет…
Признаться, я с интересом наблюдал за молодой, перспективной сотрудницей. Мне импонировала ее энергичность, и не только физическая (она была хорошая спортсменка), а главным образом умственная.
Ее обширные знания, отличная память, умение видеть сущность проблемы и добиваться намеченного кратчайшим путем по-настоящему радовали. Разумеется, виду я не показывал и держал себя с ней, как со всеми сотрудниками – строго по-деловому.
Однажды, когда наш Институт выехал на однодневный отдых в горы, я понял, что Элла ко мне неравнодушна. Прежде всего я страшно удивился, а уж потом, поразмыслив, принял нужное решение…
В этот день было солнечно и безветренно – такую погоду мы заказали на воскресенье в зоне отдыха Института. Лагерь разбили у подножия горы, одетой до самой вершины березами и осинами. На бело-зеленой лужайке, усеянной ромашками, установили десятиведерный самовар. Незапланированная официальная часть состояла из восторженной речи профессора Гартмана о необходимости почаще покидать насиженные места и выходить на природу – так как это укрепляет здоровье, сближает коллектив и в конечном итоге двигает прогресс. Мы выпили по бокалу шампанского, и начались игры. Часть сотрудников с волейбольным мячом спустилась в лощину, часть расположилась вокруг профессора Гартмана – он проводил занимательную викторину, а часть, в основном юноши и девушки, устремилась покорять вершину горы.
Я примкнул к участникам викторины и с удовольствием включился в состязание. Вопросы были составлены довольно остроумно, по многоступенчатой системе, ответить на них было не так-то легко. Потребовалось не только знать имена ученых, историю отдельных открытий, но и сопоставлять казалось бы самые противоречивые цифры и факты из самых неожиданных областей знаний, на различных уровнях исторического развития. Профессор Гартман и здесь, на отдыхе, не позволял расслабиться своему интеллекту, а тем, кто желал пополнить знания, теперь помогал поупражнять мысль в направлении поиска.
Элла тоже приняла участие в необычных состязаниях. Я, не скрою, даже возгордился своей молодой сотрудницей – насколько удачными и нестандартными были ее ответы. Лишь на три вопроса, требующих узкоспециальных знаний, она не смогла ответить, а так… Даже профессор Гартман снял очки, расправил улыбкой нижнюю губу и пристально-благодарным взглядом одарил Эллу. «Ага! – ликовал я. Заинтересовался старик! Вот какие у меня кадры! Бьюсь об заклад, он обязательно попытается переманить Эллу в свои апартаменты. Однако ничего не выйдет. Смею заверить…»
После викторины профессор поблагодарил всех ее участников, еще раз внимательно взглянул на Эллу и вручил победителям призы. Первый приз, универсальный микромагнитофон с набором кассет «Современная музыка», он торжественно приподнес Элле. И даже руку поцеловал. «Ну, ну, – усмехнулся я. – Это что-то новое…» Подобный порыв старика Гартмана, сдержанного в проявлении чувств, я наблюдал впервые.
Элла вставила кассету и включила магнитофон. Полилась мелодия «Космического вальса» – самого популярного в этом году музыкального произведения. Написал ее молодой малоизвестный композитор, но не было на земле уголка, где бы этой музыки уже не знали и не любили.
Вот и сейчас – все замерли, услышав знакомую мелодию. Замер и я, как бы окунувшись в гармонию нежнейших звуков, уносящих тебя в прекрасное неизвестное. Вокруг прозрачная синь, ласково мерцающие звезды. Искристая даль медленно наплывает, и тебя все больше и больше охватывает радостная истома… А может быть, причина возвышенных чувств в другом? В том, что кажется – в твоей руке теплая, послушная рука любимой? А синева – вовсе не даль, а бездонные глаза одного-единственного человека, без которого ты не представляешь свое существование на земле?.. Жанна!.. Не ты ли это?..