Страница:
Ушная раковина ощутила прокладную поверхность стекла, и я услышал странную звуковую смесь - плач, смех, шепот, выкрики... В этом сплетении звуков было что-то необъяснимо жуткое.
Мне стало не по себе.
- И моя душа будет... там?.. - горько спросил я.
Карл, нахмурившись, процедил:
- А чем ты хуже других? Правда, с тобой будет трудней, ты будешь долго сопротивляться... А напрасно. Легче прозябать на этой бренной земле, если ты освобожден от ненужных флуктуаций.
Карл заскучал. И вдруг зло выпалил:
- Сколько времени я трачу зря! Вместо благодарности - нелепые вопросы! Ты, Чек, начинаешь меня раздражать.
Совсем расстроившись, я решил отныне молчать.
И тут глухо, как из преисподней, прозвучал голос:
- Господин Карл! По второй авеню идут демонстранты.
- Опять! - вскипел Карл. - Разогнать! Расстрелять беспощадно!
Он резко повернулся лицом ко мне и озабоченно сказал:
- Я должен тебя покинуть. До завтра.
- Пока, - вырвалось у меня.
- Что?! - зловеще взмахнул руками Карл. - Как ты смеешь!..
- До свидания, господин Карл.
- Не забывайся. Нам вместе работать, и я этих штучек не потерплю. Программа на сегодня не исчерпана. Дальше пойдешь один. В сущности - остался зал заседаний. В нем прекрасная библиотека. Дверь рядом. Ознакомься как следует, завтра в девять ноль-ноль обо всем доложишь. Можно брать и трогать все, кроме глобуса. Усвоил?
- Да, господин Карл.
- Затем Ри объяснит остальное.
- Спасибо, господин Карл.
Карл оценивающе глянул на меня - нет ли подковырки, заложил руки за спину, толкнул дверь ногой и вышел. Я остался один, с мрачным настроением в странном музее, запрятанном глубоко под землей. Вопросы, наседавшие на меня со всех сторон, я разом отбросил, как опытный фехтовальщик ударом шпаги парирует нападение своих соперников. В самом деле - для чего терзать себя догадками, предположениями, когда неизвестно самое главное. Будет время - хорошенько поразмыслю, может быть, что-то и пойму.
А чернильница с замурованными душами живых людей действительно впечатляет. Стеклянная гробница с музыкальным, раздирающим сердце сопровождением. Разве такое забыть! Страшное сооружение, но увидеть его, может быть, все-таки стоило... Я еще раз послушал напевные стенания за толщей прозрачного монолита и подумал: "А ведь Карл загонит и меня... Но разве можно человеку без души?.." Сверкнула важная мысль, почему-то связанная со словом "человек", но я успел зафиксировать лишь вспышку и понять: она озарила во мне самое главное!
Теперь - в зал заседаний. Помещение оказалось весьма внушительных размеров. Собственно книги находились в стеклянных широких шкафах вдоль одной стены. Остальное пространство занимала обширная паркетная площадка, обрамленная в несколько рядов резными мягкими стульями. В центре площадки установлен макет Земли. Часть макета покоилась в металлической чаше, напоминая огромный корявый плод, перевернутый стеблем вниз для обозрения. Ни картин, ни украшений - стены белые, гладкие, высокие.
Было велено ознакомиться. Что ж, заглянем в шкафы. Едва распахнул стеклянные створки - ахнул. Какой великолепный вид! Неисчислимая книжная армада выстроилась, как на параде. Многотомные издания, тщательно подобранные по цвету и высоте, ослепительно переливались золотыми и серебряными завитками.
Читаю на корешке: "Карл Великий. Статьи и выступления", на соседнем корешке: "Карл Великий...". На следующем: "Карл Великий..." Оказывается, все книги принадлежат перу Карла Великого, и во всех - статьи и выступления! Конечно, я сразу догадался, что это не тот Карл Великий, известный монарх; знаменитый король франков и господин Карл, так сказать, однофамильцы.
Содержимое следующего шкафа еще больше поразило меня: и здесь оказались статьи и выступления Карла Великого!
Миновал еще два стеклянных пролета со статьями и выступлениями, и наконец - находка! Карл, чего я никак не ожидал, оказался весьма плодовитым стихотворцем: сотни самых разнообразных изданий были густо заполнены стихами и поэмами. Каждый том открывался фотоснимком поэта. Печально прикрытые глаза, выразительный полупрофиль, ниспадающие на плечи белокурые локоны долженствовали подчеркнуть поэтическую натуру и редкое творческое дарование автора. Читаю наугад. Сгустились сумерки. Во тьме
Невмоготу вдруг стало мне.
Забушевала в жилах кровь.
Я понял: это, брат, любовь.
Переворачиваю страницу. Ползли вдоль берега туманы,
И громко блеяли бараны.
Шли облака издалека,
А тигр шел из тростника...
В какие края направлялся тигр - читать не захотелось. Полистал книгу, полюбовался на талантливые рисунки, выхватил несколько заголовков: "К тебе, моя любовь", "Поэма о счастье", "Лирические этюды", "Не смей!", "Нет, не поверю"...
Любопытно, а какие же темы затрагивает Карл в своих статьях? Я вернулся к соседнему шкафу, извлек несколько книг. А вот какие: "Так называемый бюрократ и его роль в мировом прогрессе"; "От чернильницы к механизмам с автоматической подачей чернильной пасты"; "Роль транспортера при загрузке и выгрузке в складах глубинного залегания"; "Использование космических аппаратов для слежения за мелкими наземными объектами" (Ого! - удивился я); "Вопросы психологии и воспитание стойкости у солдат в условиях современной войны" (Ого! - опять удивился я); "Музыкальный момент в стихосложении"; "Значение чернильной пасты для оформления технической документации" и так далее и тому подобное. Интересы Карла были поистине безграничны и зачастую неожиданны.
Видимо, не следовало ограничиваться лишь поверхностным просмотром текстов. Один из них я решил внимательно прочитать. "
Досточтимые господа! Рад приветствовать вас за этим деловым столом в таком солидном, многоуважаемом составе. Каждый из Вас прославлен неувядаемыми доблестями и внес личными стараниями свою лепту в совершенствование механизма умножения славы и благополучия. Однако..."
Нет, не смог я одолеть весь текст. Книгу захлопнул, вернул в шкаф и с чувством освобождения придавил золотое великолепие стеклянными створками. Осталось подняться на пятый, то есть на третий этаж и получить у Ри дальнейшие инструкции.
Я повернулся к выходу, мой взгляд натолкнулся на глобус. Очень уж необычный был этот шар, слишком корявый. "Кто меня осудит, если я подойду поближе и как следует его рассмотрю?"
По гладкому зеркальному паркету вплотную приблизился к макету Земли (он оказался выше человеческого роста) и искренне подивился, с какой ювелирной точностью передан земной рельеф. Особенно поражали горные части планеты, до мельчайших подробностей показаны высоченные пики, хребты, впадины, ущелья... Даже дороги видны: чуть заметными желтоватыми змейками поднимались они из долин на перевалы, перебегали с кряжа на кряж, петляли вокруг вершин и холмов...
На равнинах хорошо просматривались леса, степные просторы; бурные и тихие реки свободно несли воды, подныривая под мостами и разбиваясь у частоколов-плотин мощных электростанций. А на крутых и пологих берегах необъяснимо угадывались большие города...
Вся поверхность макета была усеяна светлыми точками. Вероятно, для красоты, на зеленом равнинном просторе одна точка выделялась особенно ясно. Что это? Краска? Металл? Я осторожно коснулся белого пупырышка ногтем мизинца и обомлел: свет в библиотеке погас и противоположная стена будто открылась прямо в поле! Комбайнеры жнут хлеб - широкие лопасти подминают под ножи колосья, зерно густо льется в кузова машин. Второй комбайн встал, комбайнер выскочил из кабины, что-то кричит...
Что же это - киносъемка или прямой репортаж с местности? На киносъемку не похоже... Неужели передают спутники? Зарябили полосы. Глаза мои привыкли к темноте, и я глянул на глобус. Точки, оказывается, светятся! "А если ковырнуть в Африке, - подумал я, - появится что-нибудь?"
Наугад тронул светящееся пятнышко и был удовлетворен: изображение появилось. Но то, что я увидел, заставило содрогнуться. Пылали хижины и густой черный дым застилал все вокруг. В просветах возникали солдаты с автоматами в руках, и можно было рассмотреть их прокопченные лица. Ветер раздвинул дымовую завесу и близко, почти в упор, обнажил для обозрения кровавые, истерзанные трупы убитых жителей африканской деревни...
Вдруг все исчезло, вспыхнул свет, и сзади меня прозвучал властный, грубый голос:
- Ни с места! Руки!
Я не успел поднять руки. Там, где только что разворачивались постыдные для человечества события, возникло и сразу же исчезло удрученное лицо Карла. Он поспешно сказал:
- Не трогать! Я разрешил.
Обернувшись, я заметил быстро исчезающих военных высшего генеральского ранга. Бахрома эполет молниеносно выскользнула за дверь.
Я немного помедлил, ожидая вызова Карла и размышляя о случившемся. Вызова не последовало, и весь путь до пятого этажа я старался уложить в систему все сегодняшние впечатления. Проходя мимо железных дверей, чутко прислушивался и смотрел во все глаза. Судя по всему, в закрытых помещениях располагались не только склады с продовольствием... Экспериментировать я уже опасался - и так слишком много на сегодня...
Нет, чересчур обильно было всего, сразу и не разобраться. Одно я уже понимал: Карл очень хитер, опасен, и опасен не только для меня одного... Канцелярские дела только отвлекали. Карл сам говорил об этом. А главное... Что же главное для Карла?.. Неужели то, что я видел минуту назад?..
Очаровательная Ри смягчила мое подавленное настроение. Только я заглянул в приемную, она ласково предложила сесть напротив. Я вспомнил о музейной чернильнице и усмехнулся: нет уж, душа девушки не может находиться где-то под замком...
Ри просто, по-свойски спросила:
- Ну как? Познакомились с нашим учреждением?
- Да, частично, - вздохнул я и с опаской покосился на дверь кабинета Карла - не слышит ли он?
- Господина Карла нет, - опустила глаза Ри. - Но в общем-то он слышит все. Такой у нас руководитель. Умный, проницательный.
- Проницательный - это верно, - согласился я. - Ну, а если откровенно: вам все в нем нравится? Ну, ничего вы такого не замечали?..
Глаза у Ри вдруг застекленели, стали безразличными, ответила она нехотя, с зевотой:
- Собственно, что я должна была заметить?
Неожиданный поворот в поведении Ри меня насторожил, и развивать критическую мысль я побоялся.
- Так, ничего. Наверное, мне показалось. С непривычки. Сначала все кажется не так.
- А, - улыбнулась Ри. К ней вернулось прежнее обаяние. - Я и сама не сразу привыкла. Теперь о приятном поручении господина Карла. - Ри щелкнула дверцей сейфа и на раскрытой райской ладони подала мне ключ. - От вашего особняка. Как выйдете - сразу за парком. Господин Карл позаботился, чтобы у вас на первый случай были деньги. Здесь сумма вашего недельного заработка. - Белые холеные пальцы извлекли из сейфа конверт. - Разживетесь - долг отдадите. Теперь о внутреннем распорядке. Господин Карл любит точность. Приходить на работу и уходить следует вовремя. У нас пропускная система. Без этого пропуска, - Ри протянула металлический жетон с номером, - сюда не попасть. Далее. Сотрудникам пользоваться лифтом запрещено. В конце коридора есть лестница. Да и согласитесь, подняться на третий этаж не так уж трудно. На первом этаже бар. Легкие завтраки, горячие обеды, по предварительному заказу - ужин. Кажется, все. Свой офис-четыре видели?
- Не успел.
- Это последнее, что остается вам до конца дня. Господин Карл желает вам всяческих успехов и ждет завтра утром с докладом.
- До свидания, Ри. Приятно было с вами познакомиться.
Ри улыбнулась, и пока я выходил, чувствовал ее провожающий внимательный взгляд.
Офис-четыре находился почти по соседству. В кабинете было все, что нужно для нормальной канцелярской работы: письменный прибор, телефон, настольный календарь, стопка чистой белой бумаги... Под стеклом списки фамилий и телефонные номера. Окна зашторены, что, вероятно, предусмотрено дисциплинарной системой Карла: во время работы ничто не должно отвлекать...
Пронзительно зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал тягучий сипловатый голос:
- Это ты, Чек?
- Я. С кем имею честь говорить?
На другом конце провода поперхнулись.
- Подумай. Позвоню еще.
Конечно, это Карл, усмехнулся я. Однако как изменился голос! Звонок.
- Слушаю, господин Карл.
- Завтра у тебя первый рабочий день, - наставительно оторвался Карл. Будет нелегко. Подготовься, настрой себя на серьезное дело.
- Хорошо, господин Карл.
- Дома найдешь соответствующую литературу. Желаю всех благ.
Карл положил трубку, и я, наконец, был свободен. Скорее на волю, на свежий воздух. Остро почувствовал голод. Решил заглянуть в бар. Да и следовало познакомиться с заведением, где мне предстояло питаться.
По инерции едва не повернул к лифту, но вспомнил о запрете. Что ж, я не гордый, прогуляюсь по лестнице.
Офис-двенадцать был открыт, и я мимоходом заглянул в него. Бо-Э-Ни мгновенно повернули головы в мою сторону. Бо, которого я запомнил потому, что с него каждый раз начиналось перечисление сотрудников, вытянулся над столом, и жестом пригласил в кабинет.
Я вошел и почувствовал, что нахожусь в фокусе пристального внимания: двенадцать пар глаз скрестили на мне изучающие взгляды. Я смутился и сказал первое, что пришло на ум:
- Ну как живете, господа?
- Извините, - осклабился Бо, - у нас так не принято.
- А как принято?
- Никак. Господин Карл сам называет, кого нужно. О, у господина Карла прекрасная память!
- Вы часто бываете в музее? - я многозначительно показал пальцем вниз. Бо застыл в напряженном изумлении, и мне пришлось объяснить:
- Там есть необыкновенная чернильница...
- Да-да, - раздались вокруг радостные голоса. - Уникальная вещь! Единственный экземпляр!.. Чудо природы!..
Бо шепотком сказал:
- Мы составляем список на воскресенье. Пойдете?
- Разумеется, - согласился я. Интересно посмотреть, как проходит процесс общения с замурованными душами. - До свидания, господа, - сказал я и зашагал к двери.
- Куда же вы? - донесся голос ошеломленного Бо.
Я остановился и подозвал его пальцем. Бо осторожно подошел, и я с горечью выдал:
- Уму непостижимо! А ведь когда-то вы были человеком!
Бо изменился в лице, попятился; я не стал более докучать и устремился к лестнице. Еще несколько минут - и я в баре.
Бар как бар, ничего особенного, если не считать того, что занимал он небольшое помещение. У буфета длинная стойка с высокими мягкими сиденьями, в крохотном зале - два столика. На витрине, как водится, разноцветный фейерверк фигурных бутылок. Посетителей не было. В тишине огромной сонной мухой жужжал под потолком вентилятор.
Миловидная блондинка вежливо объяснила, что обеды кончились, но можно что-нибудь приготовить. Ждать не хотелось, и я спросил, нет ли сэндвичей. Сэндвичи были.
- Отлично. Заверните... десять штук. - Расчет простой: два съем сейчас, остальные - на вечер и утро.
- Больше ничего? - участливо спросила блондинка.
- Спасибо, пока все.
- Пить не будете?
- Нет. Должен готовиться к завтрашнему дню.
- Что-то важное?
- Да. Приступаю к исполнению своих обязанностей.
- Желаю успехов.
Я поблагодарил приветливую молодую барменшу и с хорошим чувством вышел.
Отыскал выход на улицу, но металлическая дверь была намертво закрыта. Как ее открыть - я не знал.
Вернулся в бар и все рассказал блондинке. Она рассмеялась и объяснила: слева у входа автомат. В него вставляется пропуск, и дверь открывается.
- А как же с улицы?..
- Такой же автомат и там.
Я посетовал на свою недогадливость, и мы расстались.
На улице было тихо, тепло, осенний день клонился к вечеру. Булыжник на узкой мостовой просох, рябил серыми пятнами. Небо все более голубело, жалкие остатки рваных дождевых туч пятились куда-то за крыши домов. Даже небоскребы темнели не так мрачно, возвышаясь над городом неприступными гигантскими скалами.
Мои туфли звонко застучали по булыжнику. Я огляделся: на улочке ни души. Стук каблуков звучал как вызов пустоте и одиночеству...
Кажется, в парке кто-то есть. Это обстоятельство, как ни странно, меня взбодрило, я прибавил шагу и через узкую дверцу в чугунной изгороди вышел на мокрую аллею, под желто-зеленые, кое-где еще густые купы деревьев.
На дальней аллее, сквозь стволы, замечаю пустую скамью. Это то, что сейчас нужно. Присяду, спокойно поем, тогда можно и в особняк. Воздух в парке чистый, витаминный, а в хоромах, что ни говори, кислороду всегда маловато.
Повсюду нашлепаны красные, желтые, ярко-оранжевые листья, и я шел по разноцветной аллее, как какой-нибудь Карл Великий во время торжественного приема заморских гостей. Пробивалось солнце, и дерзко вспыхивали золотые сердца пока еще не побежденных осенью деревьев.
Одна скамейка, незамеченная издали, оказалась занятой. Некто в сером плаще, уткнув локти в колени, читал газету. Скамейка напротив была свободной, на ней-то я и устроился, развернув сверток с сэндвичами.
Приступив к трапезе, я заметил, как заволновался и в то же время пытался скрыть волнение человек на противоположной скамейке. Он был довольно молод, лет двадцати пяти, остроносый и остроскулый от худобы. Его глаза и хотели бы смотреть на меня, но каждый раз смущенно опускались. Не сразу я заметил, что человек смотрит не на меня, а на бутерброды, которые я принялся с аппетитом уплетать. Как я не догадался - он страшно голоден!
- Прошу вас, - обратился я к нему. - Присоединяйтесь! Мне одному не одолеть.
Парень, осмелюсь его так назвать, с радостью принял мое предложение, сел рядом, и мы стали с хрустом перемалывать хлеб с ветчиной.
Вдруг из-за скамьи выскочил мужчина в черном пальто и шляпе, грозно встал перед нами. Лицо его, с неуловимыми чертами, показалось мне знакомым. Не он ли сопровождал меня к господину Карлу?
- Прошу предъявить документы, - потребовал незнакомец.
Да, это он, - убедился я. Именно этот характерный низкий голос корректировал мой путь в карловских подвалах.
Парень, доедая бутерброд, не торопился доставать документы.
- Он со мной, - спокойно сказал я.
- А ты кто такой?
- Ты прекрасно знаешь.
Я извлек пропуск-жетон и показал.
- Но господин Карл... - Незнакомец покосился на парня.
- Господин Карл разрешил.
- Извините.
Черная шляпа шмыгнула за деревья и исчезла. Я рассмеялся, а парень обошел скамью и поднял в пожухлой траве спичечный коробок. Открыл его и приложил палец к губам: ни слова! Крохотным перочинным ножичком ковырнул где-то внутри и вернул коробок на прежнее место.
- Лишим их удовольствия послушать, о чем мы говорили, - сказал парень. - В этой безобидной штучке записывающее устройство.
- Как вы узнали?
- За мной следят давно. Если появляется этакий тип - держи ухо востро. Удивительно не это. Он поверил вам! Вернее - испугался вашего пропуска!
- Еще бы. Это пропуск в резиденцию господина Карла.
- Вот как? И давно у него?
- С завтрашнего дня приступаю к работе.
- Интересно, что за работа.
- Точно не знаю. Должен выполнять, что прикажут. В кабинете телефон, бумага... Однако страху нагнал он порядочно. Глаза бы не видели этого Карла!
- Понимаю, заставляет нужда.
- Нужда? Нет, нужды я не испытываю.
- Тогда - что?
- Не знаю. Буду думать...
Парень заглянул мне в глаза и сказал:
- Конечно, вы не обязаны отвечать на мои вопросы. Нельзя - значит нельзя.
- Я говорю правду: буду думать.
- Если бы вы не были способны делиться хлебом, я бы вам не поверил. Но деваться некуда, - улыбнулся он. - Вы меня покорили. Как вас зовут?
- Свое настоящее имя я не помню. Карл меня называет Чек - сокращенно от слова "человек".
- Что ж, вполне подходящее имя - Человек! Так я и буду вас звать полнозвучно, и без усечений - Человек!
- Спасибо, - с благодарностью кивнул я парню.
- А мое имя Роб, - сказал парень. - Так меня звали когда-то друзья. Вот и познакомились.
- Может, перейдем на "ты"?
- Согласен, дорогой Человек, давай на "ты".
- Торжественный момент. Осталось лишь отметить.
- Что ж, - поддержал Роб. - В честь столь знаменательного события предлагаю доесть великолепные бутерброды. Таких я давненько не едал.
- Послушай, пойдем ко мне, - вспомнил я о своем особняке. - Может быть, найдется кофе.
- В крайнем случае запьем кипятком, - согласился Роб.
Мы пошли наугад, через парк, и Роб сказал:
- Видишь, вон мелькает та самая шляпа. Не отстает. Не нравится мне эта слежка.
- Не обращай внимания. Сейчас найдем мою резиденцию - и никто нас не увидит и не услышит.
- Ты забыл, у кого на службе, - печально сказал Роб. - Твой дом, я не сомневаюсь, насквозь прослушивается.
- Не может быть! - Предположение Роба неприятно меня поразило, я даже остановился.
- Не унывай. Это не самое худшее.
Сразу за парком мы увидели белый одноэтажный дом. Он, словно живое существо, призывно глядел на нас глазами-окнами сквозь высокую железную ограду.
Мелькнула и скрылась за углом знакомая черная шляпа. Мы с Робом понимающе переглянулись и направились к железной дверце в ограде. Ключ подошел и к замку, и к дверям дома.
- О, прекрасная вилла! - восхитился Роб.
Через небольшую прихожую мы попали в довольно просторную гостиную. Роб пристально стал осматриваться, а я заглянул в дверь налево и обнаружил хорошо оборудованный кабинет с библиотекой. Дверь направо привела в белоснежную спальню.
В кабинете зазвонил телефон. Никак не ожидал! Поднял трубку. Раздраженный голос Карла стал выговаривать:
- Сколько раз говорить, Чек. Я запрещаю приводить посторонних. Немедленно выпроводить и заняться делом.
- Меня никто не предупреждал...
- Не разговаривать! Выполняй!
- Хорошо, господин Карл.
Роб все понял, встретил меня проницательной улыбкой, но говорить не разрешил: приложил палец ко рту и кивнул на выход. Я закрыл дверь на ключ и повернулся к калитке, но Роб потянул меня в противоположную сторону. Оказывается, за домом был сад и в глубине его угадывался флигелек, по всей вероятности предназначавшийся для прислуги.
Флигелек оказался незапертым. В крохотной комнатушке тусклая лампочка осветила кровать на трех изогнутых ножках, четвертую ножку заменяло корявое, неочищенное от коры полено. Зато постель была аккуратно заправлена выцветшим тканевым одеялом. Рядом на столике нарядно блестела начищенная керосиновая лампа.
Минут пять, сантиметр за сантиметром, Роб исследовал комнату и все, что в ней находилось. Нет, ничего подозрительного не обнаружил и, похоже, успокоился, сбросил плащ. Снял с лампы стекло, чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю и... задумался. В лампе не было керосина. Роб заинтересовался, стал осторожно вывертывать головку с фитилем. Что-то обнаружил, быстро вкрутил головку и понес лампу куда-то в сад.
Когда Роб вернулся, я спросил:
- Ты... разбил лампу?
- Зачем же портить добро? Она будет записывать шорохи вечернего сада. Наговоримся - внесем.
Я вспомнил о бутербродах, которые оставил в своей резиденции, и бросив Робу: "Я сейчас", припустил к дому. Едва вошел - засвербели телефонные звонки. Ничего, господин Карл, сегодня я принадлежу себе и могу обойтись без общения с вашей светлостью...
Рядом с прихожей обнаружил двери на кухню и в ванную. Заглянул в кухонные шкафы - пусто, открыл рефрижератор - то же самое. Набрал большую кружку воды запивать бутерброды.
Телефон свербил и свербил, настойчиво приглашая меня к господину Карлу. Нет, не хочу. До встречи, мой повелитель! Повернул ключ в двери - и звонки прекратились.
Роб, ожидая меня, сидел на кровати - стульев не было.
Увидев кружку с водой, он обрадовался, помог разложить на столе и нерешительно спросил:
- Можно? Только один глоточек?
- Пей сколько хочешь, принесу еще.
Роб благодарно кивнул и медленными смакующими глотками отпил из кружки.
- Божественный дар природы! Но я чуть-чуть. Бегать туда-сюда не следует. Ничего подозрительного не заметил?
- Нет. Только телефон надрывался.
- Господин Карл прекрасно тебя видит. Будешь работать под недремлющим оком.
- Точно. Но в чернильницу он меня не загонит.
Мы приступили к ужину, удобно усевшись рядышком, и я рассказал Робу про административно-бюрократический музей, о невиданной стеклянной гробнице в виде чернильницы, в которой заперты души сотрудников карловского учреждения. Мне казалось, Роб посмеется над уродливым изобретением господина Карла, но он нахмурился, помрачнел.
- Это, дорогой Человек, трагедия. Для тех людей, которых лишили человеческого призвания. А господин Карл - настоящий преступник.
Мне хотелось рассказать Робу о механизированных продовольственных складах, о светящихся точках на макете земного шара, обо всем, что увидел в карловском кабинете и в подземелье. Но я не решился на такое откровение: Роба, по существу, я совсем не знал. Я очень верил ему, но сейчас одного слепого доверия, казалось мне, было недостаточно. Вот узнаю его поближе - может быть, даже спрошу совета...
Роб сосредоточенно жевал, думая о чем-то своем.
- Сегодня мне повезло, - вдруг сказал он. - Встретил душевного, доброго человека, который и накормил меня, и напоил. Спасибо. Не то бы вернулся в свою подворотню насквозь голодный... Знаешь, где я ночую? В подвале одного заброшенного дома. Пробираюсь ночью, чтобы никто не увидел. Заметят - выкинут в два счета. Я даже тебе не скажу, где находится этот дом, - шутливо добавил Роб. - Не то сообщишь по простоте душевной господину Карлу.
Мне стало не по себе.
- И моя душа будет... там?.. - горько спросил я.
Карл, нахмурившись, процедил:
- А чем ты хуже других? Правда, с тобой будет трудней, ты будешь долго сопротивляться... А напрасно. Легче прозябать на этой бренной земле, если ты освобожден от ненужных флуктуаций.
Карл заскучал. И вдруг зло выпалил:
- Сколько времени я трачу зря! Вместо благодарности - нелепые вопросы! Ты, Чек, начинаешь меня раздражать.
Совсем расстроившись, я решил отныне молчать.
И тут глухо, как из преисподней, прозвучал голос:
- Господин Карл! По второй авеню идут демонстранты.
- Опять! - вскипел Карл. - Разогнать! Расстрелять беспощадно!
Он резко повернулся лицом ко мне и озабоченно сказал:
- Я должен тебя покинуть. До завтра.
- Пока, - вырвалось у меня.
- Что?! - зловеще взмахнул руками Карл. - Как ты смеешь!..
- До свидания, господин Карл.
- Не забывайся. Нам вместе работать, и я этих штучек не потерплю. Программа на сегодня не исчерпана. Дальше пойдешь один. В сущности - остался зал заседаний. В нем прекрасная библиотека. Дверь рядом. Ознакомься как следует, завтра в девять ноль-ноль обо всем доложишь. Можно брать и трогать все, кроме глобуса. Усвоил?
- Да, господин Карл.
- Затем Ри объяснит остальное.
- Спасибо, господин Карл.
Карл оценивающе глянул на меня - нет ли подковырки, заложил руки за спину, толкнул дверь ногой и вышел. Я остался один, с мрачным настроением в странном музее, запрятанном глубоко под землей. Вопросы, наседавшие на меня со всех сторон, я разом отбросил, как опытный фехтовальщик ударом шпаги парирует нападение своих соперников. В самом деле - для чего терзать себя догадками, предположениями, когда неизвестно самое главное. Будет время - хорошенько поразмыслю, может быть, что-то и пойму.
А чернильница с замурованными душами живых людей действительно впечатляет. Стеклянная гробница с музыкальным, раздирающим сердце сопровождением. Разве такое забыть! Страшное сооружение, но увидеть его, может быть, все-таки стоило... Я еще раз послушал напевные стенания за толщей прозрачного монолита и подумал: "А ведь Карл загонит и меня... Но разве можно человеку без души?.." Сверкнула важная мысль, почему-то связанная со словом "человек", но я успел зафиксировать лишь вспышку и понять: она озарила во мне самое главное!
Теперь - в зал заседаний. Помещение оказалось весьма внушительных размеров. Собственно книги находились в стеклянных широких шкафах вдоль одной стены. Остальное пространство занимала обширная паркетная площадка, обрамленная в несколько рядов резными мягкими стульями. В центре площадки установлен макет Земли. Часть макета покоилась в металлической чаше, напоминая огромный корявый плод, перевернутый стеблем вниз для обозрения. Ни картин, ни украшений - стены белые, гладкие, высокие.
Было велено ознакомиться. Что ж, заглянем в шкафы. Едва распахнул стеклянные створки - ахнул. Какой великолепный вид! Неисчислимая книжная армада выстроилась, как на параде. Многотомные издания, тщательно подобранные по цвету и высоте, ослепительно переливались золотыми и серебряными завитками.
Читаю на корешке: "Карл Великий. Статьи и выступления", на соседнем корешке: "Карл Великий...". На следующем: "Карл Великий..." Оказывается, все книги принадлежат перу Карла Великого, и во всех - статьи и выступления! Конечно, я сразу догадался, что это не тот Карл Великий, известный монарх; знаменитый король франков и господин Карл, так сказать, однофамильцы.
Содержимое следующего шкафа еще больше поразило меня: и здесь оказались статьи и выступления Карла Великого!
Миновал еще два стеклянных пролета со статьями и выступлениями, и наконец - находка! Карл, чего я никак не ожидал, оказался весьма плодовитым стихотворцем: сотни самых разнообразных изданий были густо заполнены стихами и поэмами. Каждый том открывался фотоснимком поэта. Печально прикрытые глаза, выразительный полупрофиль, ниспадающие на плечи белокурые локоны долженствовали подчеркнуть поэтическую натуру и редкое творческое дарование автора. Читаю наугад. Сгустились сумерки. Во тьме
Невмоготу вдруг стало мне.
Забушевала в жилах кровь.
Я понял: это, брат, любовь.
Переворачиваю страницу. Ползли вдоль берега туманы,
И громко блеяли бараны.
Шли облака издалека,
А тигр шел из тростника...
В какие края направлялся тигр - читать не захотелось. Полистал книгу, полюбовался на талантливые рисунки, выхватил несколько заголовков: "К тебе, моя любовь", "Поэма о счастье", "Лирические этюды", "Не смей!", "Нет, не поверю"...
Любопытно, а какие же темы затрагивает Карл в своих статьях? Я вернулся к соседнему шкафу, извлек несколько книг. А вот какие: "Так называемый бюрократ и его роль в мировом прогрессе"; "От чернильницы к механизмам с автоматической подачей чернильной пасты"; "Роль транспортера при загрузке и выгрузке в складах глубинного залегания"; "Использование космических аппаратов для слежения за мелкими наземными объектами" (Ого! - удивился я); "Вопросы психологии и воспитание стойкости у солдат в условиях современной войны" (Ого! - опять удивился я); "Музыкальный момент в стихосложении"; "Значение чернильной пасты для оформления технической документации" и так далее и тому подобное. Интересы Карла были поистине безграничны и зачастую неожиданны.
Видимо, не следовало ограничиваться лишь поверхностным просмотром текстов. Один из них я решил внимательно прочитать. "
Досточтимые господа! Рад приветствовать вас за этим деловым столом в таком солидном, многоуважаемом составе. Каждый из Вас прославлен неувядаемыми доблестями и внес личными стараниями свою лепту в совершенствование механизма умножения славы и благополучия. Однако..."
Нет, не смог я одолеть весь текст. Книгу захлопнул, вернул в шкаф и с чувством освобождения придавил золотое великолепие стеклянными створками. Осталось подняться на пятый, то есть на третий этаж и получить у Ри дальнейшие инструкции.
Я повернулся к выходу, мой взгляд натолкнулся на глобус. Очень уж необычный был этот шар, слишком корявый. "Кто меня осудит, если я подойду поближе и как следует его рассмотрю?"
По гладкому зеркальному паркету вплотную приблизился к макету Земли (он оказался выше человеческого роста) и искренне подивился, с какой ювелирной точностью передан земной рельеф. Особенно поражали горные части планеты, до мельчайших подробностей показаны высоченные пики, хребты, впадины, ущелья... Даже дороги видны: чуть заметными желтоватыми змейками поднимались они из долин на перевалы, перебегали с кряжа на кряж, петляли вокруг вершин и холмов...
На равнинах хорошо просматривались леса, степные просторы; бурные и тихие реки свободно несли воды, подныривая под мостами и разбиваясь у частоколов-плотин мощных электростанций. А на крутых и пологих берегах необъяснимо угадывались большие города...
Вся поверхность макета была усеяна светлыми точками. Вероятно, для красоты, на зеленом равнинном просторе одна точка выделялась особенно ясно. Что это? Краска? Металл? Я осторожно коснулся белого пупырышка ногтем мизинца и обомлел: свет в библиотеке погас и противоположная стена будто открылась прямо в поле! Комбайнеры жнут хлеб - широкие лопасти подминают под ножи колосья, зерно густо льется в кузова машин. Второй комбайн встал, комбайнер выскочил из кабины, что-то кричит...
Что же это - киносъемка или прямой репортаж с местности? На киносъемку не похоже... Неужели передают спутники? Зарябили полосы. Глаза мои привыкли к темноте, и я глянул на глобус. Точки, оказывается, светятся! "А если ковырнуть в Африке, - подумал я, - появится что-нибудь?"
Наугад тронул светящееся пятнышко и был удовлетворен: изображение появилось. Но то, что я увидел, заставило содрогнуться. Пылали хижины и густой черный дым застилал все вокруг. В просветах возникали солдаты с автоматами в руках, и можно было рассмотреть их прокопченные лица. Ветер раздвинул дымовую завесу и близко, почти в упор, обнажил для обозрения кровавые, истерзанные трупы убитых жителей африканской деревни...
Вдруг все исчезло, вспыхнул свет, и сзади меня прозвучал властный, грубый голос:
- Ни с места! Руки!
Я не успел поднять руки. Там, где только что разворачивались постыдные для человечества события, возникло и сразу же исчезло удрученное лицо Карла. Он поспешно сказал:
- Не трогать! Я разрешил.
Обернувшись, я заметил быстро исчезающих военных высшего генеральского ранга. Бахрома эполет молниеносно выскользнула за дверь.
Я немного помедлил, ожидая вызова Карла и размышляя о случившемся. Вызова не последовало, и весь путь до пятого этажа я старался уложить в систему все сегодняшние впечатления. Проходя мимо железных дверей, чутко прислушивался и смотрел во все глаза. Судя по всему, в закрытых помещениях располагались не только склады с продовольствием... Экспериментировать я уже опасался - и так слишком много на сегодня...
Нет, чересчур обильно было всего, сразу и не разобраться. Одно я уже понимал: Карл очень хитер, опасен, и опасен не только для меня одного... Канцелярские дела только отвлекали. Карл сам говорил об этом. А главное... Что же главное для Карла?.. Неужели то, что я видел минуту назад?..
Очаровательная Ри смягчила мое подавленное настроение. Только я заглянул в приемную, она ласково предложила сесть напротив. Я вспомнил о музейной чернильнице и усмехнулся: нет уж, душа девушки не может находиться где-то под замком...
Ри просто, по-свойски спросила:
- Ну как? Познакомились с нашим учреждением?
- Да, частично, - вздохнул я и с опаской покосился на дверь кабинета Карла - не слышит ли он?
- Господина Карла нет, - опустила глаза Ри. - Но в общем-то он слышит все. Такой у нас руководитель. Умный, проницательный.
- Проницательный - это верно, - согласился я. - Ну, а если откровенно: вам все в нем нравится? Ну, ничего вы такого не замечали?..
Глаза у Ри вдруг застекленели, стали безразличными, ответила она нехотя, с зевотой:
- Собственно, что я должна была заметить?
Неожиданный поворот в поведении Ри меня насторожил, и развивать критическую мысль я побоялся.
- Так, ничего. Наверное, мне показалось. С непривычки. Сначала все кажется не так.
- А, - улыбнулась Ри. К ней вернулось прежнее обаяние. - Я и сама не сразу привыкла. Теперь о приятном поручении господина Карла. - Ри щелкнула дверцей сейфа и на раскрытой райской ладони подала мне ключ. - От вашего особняка. Как выйдете - сразу за парком. Господин Карл позаботился, чтобы у вас на первый случай были деньги. Здесь сумма вашего недельного заработка. - Белые холеные пальцы извлекли из сейфа конверт. - Разживетесь - долг отдадите. Теперь о внутреннем распорядке. Господин Карл любит точность. Приходить на работу и уходить следует вовремя. У нас пропускная система. Без этого пропуска, - Ри протянула металлический жетон с номером, - сюда не попасть. Далее. Сотрудникам пользоваться лифтом запрещено. В конце коридора есть лестница. Да и согласитесь, подняться на третий этаж не так уж трудно. На первом этаже бар. Легкие завтраки, горячие обеды, по предварительному заказу - ужин. Кажется, все. Свой офис-четыре видели?
- Не успел.
- Это последнее, что остается вам до конца дня. Господин Карл желает вам всяческих успехов и ждет завтра утром с докладом.
- До свидания, Ри. Приятно было с вами познакомиться.
Ри улыбнулась, и пока я выходил, чувствовал ее провожающий внимательный взгляд.
Офис-четыре находился почти по соседству. В кабинете было все, что нужно для нормальной канцелярской работы: письменный прибор, телефон, настольный календарь, стопка чистой белой бумаги... Под стеклом списки фамилий и телефонные номера. Окна зашторены, что, вероятно, предусмотрено дисциплинарной системой Карла: во время работы ничто не должно отвлекать...
Пронзительно зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал тягучий сипловатый голос:
- Это ты, Чек?
- Я. С кем имею честь говорить?
На другом конце провода поперхнулись.
- Подумай. Позвоню еще.
Конечно, это Карл, усмехнулся я. Однако как изменился голос! Звонок.
- Слушаю, господин Карл.
- Завтра у тебя первый рабочий день, - наставительно оторвался Карл. Будет нелегко. Подготовься, настрой себя на серьезное дело.
- Хорошо, господин Карл.
- Дома найдешь соответствующую литературу. Желаю всех благ.
Карл положил трубку, и я, наконец, был свободен. Скорее на волю, на свежий воздух. Остро почувствовал голод. Решил заглянуть в бар. Да и следовало познакомиться с заведением, где мне предстояло питаться.
По инерции едва не повернул к лифту, но вспомнил о запрете. Что ж, я не гордый, прогуляюсь по лестнице.
Офис-двенадцать был открыт, и я мимоходом заглянул в него. Бо-Э-Ни мгновенно повернули головы в мою сторону. Бо, которого я запомнил потому, что с него каждый раз начиналось перечисление сотрудников, вытянулся над столом, и жестом пригласил в кабинет.
Я вошел и почувствовал, что нахожусь в фокусе пристального внимания: двенадцать пар глаз скрестили на мне изучающие взгляды. Я смутился и сказал первое, что пришло на ум:
- Ну как живете, господа?
- Извините, - осклабился Бо, - у нас так не принято.
- А как принято?
- Никак. Господин Карл сам называет, кого нужно. О, у господина Карла прекрасная память!
- Вы часто бываете в музее? - я многозначительно показал пальцем вниз. Бо застыл в напряженном изумлении, и мне пришлось объяснить:
- Там есть необыкновенная чернильница...
- Да-да, - раздались вокруг радостные голоса. - Уникальная вещь! Единственный экземпляр!.. Чудо природы!..
Бо шепотком сказал:
- Мы составляем список на воскресенье. Пойдете?
- Разумеется, - согласился я. Интересно посмотреть, как проходит процесс общения с замурованными душами. - До свидания, господа, - сказал я и зашагал к двери.
- Куда же вы? - донесся голос ошеломленного Бо.
Я остановился и подозвал его пальцем. Бо осторожно подошел, и я с горечью выдал:
- Уму непостижимо! А ведь когда-то вы были человеком!
Бо изменился в лице, попятился; я не стал более докучать и устремился к лестнице. Еще несколько минут - и я в баре.
Бар как бар, ничего особенного, если не считать того, что занимал он небольшое помещение. У буфета длинная стойка с высокими мягкими сиденьями, в крохотном зале - два столика. На витрине, как водится, разноцветный фейерверк фигурных бутылок. Посетителей не было. В тишине огромной сонной мухой жужжал под потолком вентилятор.
Миловидная блондинка вежливо объяснила, что обеды кончились, но можно что-нибудь приготовить. Ждать не хотелось, и я спросил, нет ли сэндвичей. Сэндвичи были.
- Отлично. Заверните... десять штук. - Расчет простой: два съем сейчас, остальные - на вечер и утро.
- Больше ничего? - участливо спросила блондинка.
- Спасибо, пока все.
- Пить не будете?
- Нет. Должен готовиться к завтрашнему дню.
- Что-то важное?
- Да. Приступаю к исполнению своих обязанностей.
- Желаю успехов.
Я поблагодарил приветливую молодую барменшу и с хорошим чувством вышел.
Отыскал выход на улицу, но металлическая дверь была намертво закрыта. Как ее открыть - я не знал.
Вернулся в бар и все рассказал блондинке. Она рассмеялась и объяснила: слева у входа автомат. В него вставляется пропуск, и дверь открывается.
- А как же с улицы?..
- Такой же автомат и там.
Я посетовал на свою недогадливость, и мы расстались.
На улице было тихо, тепло, осенний день клонился к вечеру. Булыжник на узкой мостовой просох, рябил серыми пятнами. Небо все более голубело, жалкие остатки рваных дождевых туч пятились куда-то за крыши домов. Даже небоскребы темнели не так мрачно, возвышаясь над городом неприступными гигантскими скалами.
Мои туфли звонко застучали по булыжнику. Я огляделся: на улочке ни души. Стук каблуков звучал как вызов пустоте и одиночеству...
Кажется, в парке кто-то есть. Это обстоятельство, как ни странно, меня взбодрило, я прибавил шагу и через узкую дверцу в чугунной изгороди вышел на мокрую аллею, под желто-зеленые, кое-где еще густые купы деревьев.
На дальней аллее, сквозь стволы, замечаю пустую скамью. Это то, что сейчас нужно. Присяду, спокойно поем, тогда можно и в особняк. Воздух в парке чистый, витаминный, а в хоромах, что ни говори, кислороду всегда маловато.
Повсюду нашлепаны красные, желтые, ярко-оранжевые листья, и я шел по разноцветной аллее, как какой-нибудь Карл Великий во время торжественного приема заморских гостей. Пробивалось солнце, и дерзко вспыхивали золотые сердца пока еще не побежденных осенью деревьев.
Одна скамейка, незамеченная издали, оказалась занятой. Некто в сером плаще, уткнув локти в колени, читал газету. Скамейка напротив была свободной, на ней-то я и устроился, развернув сверток с сэндвичами.
Приступив к трапезе, я заметил, как заволновался и в то же время пытался скрыть волнение человек на противоположной скамейке. Он был довольно молод, лет двадцати пяти, остроносый и остроскулый от худобы. Его глаза и хотели бы смотреть на меня, но каждый раз смущенно опускались. Не сразу я заметил, что человек смотрит не на меня, а на бутерброды, которые я принялся с аппетитом уплетать. Как я не догадался - он страшно голоден!
- Прошу вас, - обратился я к нему. - Присоединяйтесь! Мне одному не одолеть.
Парень, осмелюсь его так назвать, с радостью принял мое предложение, сел рядом, и мы стали с хрустом перемалывать хлеб с ветчиной.
Вдруг из-за скамьи выскочил мужчина в черном пальто и шляпе, грозно встал перед нами. Лицо его, с неуловимыми чертами, показалось мне знакомым. Не он ли сопровождал меня к господину Карлу?
- Прошу предъявить документы, - потребовал незнакомец.
Да, это он, - убедился я. Именно этот характерный низкий голос корректировал мой путь в карловских подвалах.
Парень, доедая бутерброд, не торопился доставать документы.
- Он со мной, - спокойно сказал я.
- А ты кто такой?
- Ты прекрасно знаешь.
Я извлек пропуск-жетон и показал.
- Но господин Карл... - Незнакомец покосился на парня.
- Господин Карл разрешил.
- Извините.
Черная шляпа шмыгнула за деревья и исчезла. Я рассмеялся, а парень обошел скамью и поднял в пожухлой траве спичечный коробок. Открыл его и приложил палец к губам: ни слова! Крохотным перочинным ножичком ковырнул где-то внутри и вернул коробок на прежнее место.
- Лишим их удовольствия послушать, о чем мы говорили, - сказал парень. - В этой безобидной штучке записывающее устройство.
- Как вы узнали?
- За мной следят давно. Если появляется этакий тип - держи ухо востро. Удивительно не это. Он поверил вам! Вернее - испугался вашего пропуска!
- Еще бы. Это пропуск в резиденцию господина Карла.
- Вот как? И давно у него?
- С завтрашнего дня приступаю к работе.
- Интересно, что за работа.
- Точно не знаю. Должен выполнять, что прикажут. В кабинете телефон, бумага... Однако страху нагнал он порядочно. Глаза бы не видели этого Карла!
- Понимаю, заставляет нужда.
- Нужда? Нет, нужды я не испытываю.
- Тогда - что?
- Не знаю. Буду думать...
Парень заглянул мне в глаза и сказал:
- Конечно, вы не обязаны отвечать на мои вопросы. Нельзя - значит нельзя.
- Я говорю правду: буду думать.
- Если бы вы не были способны делиться хлебом, я бы вам не поверил. Но деваться некуда, - улыбнулся он. - Вы меня покорили. Как вас зовут?
- Свое настоящее имя я не помню. Карл меня называет Чек - сокращенно от слова "человек".
- Что ж, вполне подходящее имя - Человек! Так я и буду вас звать полнозвучно, и без усечений - Человек!
- Спасибо, - с благодарностью кивнул я парню.
- А мое имя Роб, - сказал парень. - Так меня звали когда-то друзья. Вот и познакомились.
- Может, перейдем на "ты"?
- Согласен, дорогой Человек, давай на "ты".
- Торжественный момент. Осталось лишь отметить.
- Что ж, - поддержал Роб. - В честь столь знаменательного события предлагаю доесть великолепные бутерброды. Таких я давненько не едал.
- Послушай, пойдем ко мне, - вспомнил я о своем особняке. - Может быть, найдется кофе.
- В крайнем случае запьем кипятком, - согласился Роб.
Мы пошли наугад, через парк, и Роб сказал:
- Видишь, вон мелькает та самая шляпа. Не отстает. Не нравится мне эта слежка.
- Не обращай внимания. Сейчас найдем мою резиденцию - и никто нас не увидит и не услышит.
- Ты забыл, у кого на службе, - печально сказал Роб. - Твой дом, я не сомневаюсь, насквозь прослушивается.
- Не может быть! - Предположение Роба неприятно меня поразило, я даже остановился.
- Не унывай. Это не самое худшее.
Сразу за парком мы увидели белый одноэтажный дом. Он, словно живое существо, призывно глядел на нас глазами-окнами сквозь высокую железную ограду.
Мелькнула и скрылась за углом знакомая черная шляпа. Мы с Робом понимающе переглянулись и направились к железной дверце в ограде. Ключ подошел и к замку, и к дверям дома.
- О, прекрасная вилла! - восхитился Роб.
Через небольшую прихожую мы попали в довольно просторную гостиную. Роб пристально стал осматриваться, а я заглянул в дверь налево и обнаружил хорошо оборудованный кабинет с библиотекой. Дверь направо привела в белоснежную спальню.
В кабинете зазвонил телефон. Никак не ожидал! Поднял трубку. Раздраженный голос Карла стал выговаривать:
- Сколько раз говорить, Чек. Я запрещаю приводить посторонних. Немедленно выпроводить и заняться делом.
- Меня никто не предупреждал...
- Не разговаривать! Выполняй!
- Хорошо, господин Карл.
Роб все понял, встретил меня проницательной улыбкой, но говорить не разрешил: приложил палец ко рту и кивнул на выход. Я закрыл дверь на ключ и повернулся к калитке, но Роб потянул меня в противоположную сторону. Оказывается, за домом был сад и в глубине его угадывался флигелек, по всей вероятности предназначавшийся для прислуги.
Флигелек оказался незапертым. В крохотной комнатушке тусклая лампочка осветила кровать на трех изогнутых ножках, четвертую ножку заменяло корявое, неочищенное от коры полено. Зато постель была аккуратно заправлена выцветшим тканевым одеялом. Рядом на столике нарядно блестела начищенная керосиновая лампа.
Минут пять, сантиметр за сантиметром, Роб исследовал комнату и все, что в ней находилось. Нет, ничего подозрительного не обнаружил и, похоже, успокоился, сбросил плащ. Снял с лампы стекло, чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю и... задумался. В лампе не было керосина. Роб заинтересовался, стал осторожно вывертывать головку с фитилем. Что-то обнаружил, быстро вкрутил головку и понес лампу куда-то в сад.
Когда Роб вернулся, я спросил:
- Ты... разбил лампу?
- Зачем же портить добро? Она будет записывать шорохи вечернего сада. Наговоримся - внесем.
Я вспомнил о бутербродах, которые оставил в своей резиденции, и бросив Робу: "Я сейчас", припустил к дому. Едва вошел - засвербели телефонные звонки. Ничего, господин Карл, сегодня я принадлежу себе и могу обойтись без общения с вашей светлостью...
Рядом с прихожей обнаружил двери на кухню и в ванную. Заглянул в кухонные шкафы - пусто, открыл рефрижератор - то же самое. Набрал большую кружку воды запивать бутерброды.
Телефон свербил и свербил, настойчиво приглашая меня к господину Карлу. Нет, не хочу. До встречи, мой повелитель! Повернул ключ в двери - и звонки прекратились.
Роб, ожидая меня, сидел на кровати - стульев не было.
Увидев кружку с водой, он обрадовался, помог разложить на столе и нерешительно спросил:
- Можно? Только один глоточек?
- Пей сколько хочешь, принесу еще.
Роб благодарно кивнул и медленными смакующими глотками отпил из кружки.
- Божественный дар природы! Но я чуть-чуть. Бегать туда-сюда не следует. Ничего подозрительного не заметил?
- Нет. Только телефон надрывался.
- Господин Карл прекрасно тебя видит. Будешь работать под недремлющим оком.
- Точно. Но в чернильницу он меня не загонит.
Мы приступили к ужину, удобно усевшись рядышком, и я рассказал Робу про административно-бюрократический музей, о невиданной стеклянной гробнице в виде чернильницы, в которой заперты души сотрудников карловского учреждения. Мне казалось, Роб посмеется над уродливым изобретением господина Карла, но он нахмурился, помрачнел.
- Это, дорогой Человек, трагедия. Для тех людей, которых лишили человеческого призвания. А господин Карл - настоящий преступник.
Мне хотелось рассказать Робу о механизированных продовольственных складах, о светящихся точках на макете земного шара, обо всем, что увидел в карловском кабинете и в подземелье. Но я не решился на такое откровение: Роба, по существу, я совсем не знал. Я очень верил ему, но сейчас одного слепого доверия, казалось мне, было недостаточно. Вот узнаю его поближе - может быть, даже спрошу совета...
Роб сосредоточенно жевал, думая о чем-то своем.
- Сегодня мне повезло, - вдруг сказал он. - Встретил душевного, доброго человека, который и накормил меня, и напоил. Спасибо. Не то бы вернулся в свою подворотню насквозь голодный... Знаешь, где я ночую? В подвале одного заброшенного дома. Пробираюсь ночью, чтобы никто не увидел. Заметят - выкинут в два счета. Я даже тебе не скажу, где находится этот дом, - шутливо добавил Роб. - Не то сообщишь по простоте душевной господину Карлу.