Босуэл Барбара. При вспышке молнии

   Но сейчас он взбеленился, как самый настоящий буйный ирландец. Дана была потрясена.
   Он поднял ее и поволок обратно к двери. На веранде она попыталась освободиться — отчаянно вырываясь, — тогда он прижал ее к двери своим телом, одновременно вставляя ключ в замок.
   Дверь распахнулась, и Уэйд с Даной ввалились в пустой дом.

ГЛАВА 12

   Уэйд захлопнул дверь с такой силой, что на полках зазвенели миниатюрные маячки, их собирала Лиза.
   — Ты что, с ума сошел? — ахнула Дана, с тревогой думая, что вопрос не лишен оснований.
   — Нет! Хотя, вероятно, именно так чувствуют себя те, кому это удалось!
   Дана чуть не улыбнулась. Однако она тут же вспомнила, что перед ней не старый добрый приятель, а спесивый зануда, который затащил ее в постель, но на полдороге бросил, решив, что она не отвечает его высоким запросам. А теперь еще пытается запугать.
   Уэйд смотрел, как меняется ее лицо. Сначала оно просветлело и стало таким родным и знакомым, что у него защемило сердце. Она стояла совсем рядом, но у него было чувство, словно они не виделись сто лет. И неизвестно, когда увидятся, потому что в следующее мгновение ее взгляд опять заледенел.
   — В чем дело, Дана? Я хочу понять, почему ты смотришь на меня так, словно тебе противно находиться со мной под одной крышей?
   — А я действительно не хочу находиться с тобой под одной крышей, Саксон, — сердито ответила она. — Особенно под этой. Я хочу домой, а ты мне мешаешь. Естественно, меня это несколько раздражает.
   Уэйд нахмурился. Он был слишком зол, чтобы ясно мыслить, а она еще пытается заморочить ему голову, переставить акценты, увести разговор в другую сторону. Черт, она слишком долго водилась с Кормаком!
   — Нет, нет, именно в этом, — сказал он, стараясь вернуться к тому, что его волновало.
   — Как раз в этом, — возразила Дана. — Я не хочу тут оставаться, но я уверена, что Тим с Лизой не обидятся, если останешься ты.
   Она пошла было к выходу, но Уэйд тотчас же загородил ей дорогу, встав перед дверью.
   — Прочь с дороги! — скомандовала она; в голосе у нее было гораздо больше уверенности, чем в душе.
   Джинсы и темно-зеленая рубашка-поло особенно хорошо подчеркивали, какое у него сильное, мускулистое тело. Даже несмотря на высокие каблуки, приходилось запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним глазами. Дана знала, что никуда не уйдет, если он ее не пустит. Он уже доказал, что тягаться с ним в силе она не в состоянии. Возмущение охватило ее.
   — Отвечай на мой вопрос! — Уэйд шагнул вперед, потом сделал еще шаг и еще, пока они не оказались друг перед другом почти вплотную. Он чувствовал, что в ней пылает гнев, и ощущал такое же пламя в своей душе.
   И это было хорошо, потому что на таком расстоянии он чувствовал, как пахнут ее волосы. Этот запах и тонкий, пряный аромат духов вызвали в нем воспоминания о том, как он вчера лежал с ней рядом, обнимал, целовал.
   Он и сейчас хотел обнять ее — и не только это, а много, много больше. А поскольку ему отлично известно, что она этого не позволит, лучше и не пытаться подавить гнев. По крайней мере так легче.
   — Что происходит, Дана? — резко спросил он. Дана с отвращением помотала головой.
   — Знаешь книгу «Мужчины — с Марса, а женщины — с Венеры»? Так вот, ты — вообще с Плутона.
   Уэйд пропустил мимо ушей ее ссылку на дурацкую книжку по популярной психологии. Вот ведь вредность человеческая. Дане, как никому другому, было известно, что он терпеть не может литературу, принадлежащую к жанру «помоги себе сам», и никогда ее не читает.
   — Ну, знаешь, если у кого-то и есть право злиться после вчерашнего, так это у меня, Шилли.
   — Я сказала, с Плутона? Нет, с Урана.
   — Ты выставила меня из комнаты, тебе не терпелось от меня избавиться! Ты вела себя так, будто я чумной!
   Дана удивленно взглянула на него.
   — А ты думал, я буду тебе рада, после того как ты… — она не договорила. Мало того что он ее отверг, так она же и должна назвать вещи своими именами?
   Недоговоренности часто порождают недоразумения.
   Разумеется, так и произошло.
   — После того как я тебя поцеловал?! — воскликнул Уэйд, сверкая глазами. — Ну нет, я вижу, к чему ты клонишь. Тебе не удастся все свалить на меня, Шилли. Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал. Ты хотела, чтобы я…
   — Убирайся из дома моего брата! — Подумать только, он посмел заявить, будто она сама виновата в том, что ее отвергли? Дана была поражена таким цинизмом. — Отдай ключ и вали отсюда!
   — А теперь ты стараешься вытурить меня из дома моего лучшего друга, потому что не хочешь признать, что сама отвечаешь за…
   — Вот именно, не хочу. Сначала ты попытался меня соблазнить, а потом…
   — Мне незачем было тебя соблазнять, ты сама была готова на все. Забыла то, что не хочется помнить, да, Шилли? Ты залезла ко мне в штаны! Это ты тоже забыла? Что ж, зато я помню!
   Дана размахнулась и залепила ему звонкую пощечину.
   Уэйд слегка отшатнулся, потирая горящую щеку.
   — Некоторые могли бы и сдачи дать. Тебе повезло, что я джентльмен, Шилли.
   — Тоже мне джентльмен выискался. — Дана подбежала к камину и схватила кочергу. — Ну давай, ударь меня, попробуй. Быстро схлопочешь по башке вот этой штукой.
   Уэйд рухнул на кожаный диван.
   — Ты отлично знаешь, что я никогда тебя не ударю, Шилли. А ты не стесняйся. Валяй, шарахни меня по кумполу! Это будет достойное окончание паршивейшего дня в моей жизни. А еще лучше — звездани мне в пах. Такой крутой девахе наверняка понравится смотреть, как я буду корчиться.
   Дана положила кочергу на место.
   — Пожалуй, воздержусь от подобного развлечения.
   Она подошла к окну и выглянула на улицу. Кончится когда-нибудь этот проклятый дождь? Теперь уже и тротуары ушли под воду, и дома, казалось, стояли на берегу бурной реки.
   — Я знаю, ты убедила себя, что ненавидишь меня, Шилли, но вчера вечером тебе не были противны ни я, ни то, что мы делали. — Уэйд говорил почти без выражения. — Во всяком случае — пока мы это делали.
   Дана обернулась; ее глаза воинственно горели, руки она скрестила на груди.
   — Знаешь, в последний раз я подняла руку на человека лет двадцать назад, когда Шон отстриг волосы у моей куклы, пока я была в школе.
   — И что ты хочешь этим сказать? — устало спросил Уэйд. Может, он и с Урана, но она вообще из какой-то другой галактики.
   — Врезав тебе, я поступила не свойственным себе образом, — чинно произнесла Дана. — И что бы ты ни говорил, больше ты меня не спровоцируешь.
   — А я вовсе не хочу, чтобы ты снова меня ударила.
   — А зачем тогда ты все время талдычишь про вчерашний вечер? — выпалила она. — Как настоящий садист наслаждаешься. — К своему ужасу, она почувствовала на глазах слезы. Дана попыталась их сморгнуть, но они предательски покатились по щекам. Она быстро отвернулась к окну.
   Однако было уже поздно. Уэйд мгновенно вскочил.
   — Господи, Дана. — Он подошел к ней и, мгновение поколебавшись, положил ей руки на плечи. — Ты плачешь!
   — Нет. — Она попыталась сбросить его руки. Еще не хватало, чтобы он тут ее жалел. Слезы высохли моментально.
   Но Уэйд только крепче сжал ее плечи.
   — Не знаю, что произошло, но я просто схожу с ума, Шилли. Я не могу смириться с мыслью, что ты меня ненавидишь, я хочу, чтобы все было как прежде.
   — Чудесно. Как хочешь. — Дана готова была пообещать что угодно, лишь бы вырваться. Она и так уже выдала себя, и только его поразительная недогадливость пока хранила ее от очередного унижения. — Все останется как прежде. — Она вывернулась из-под его руки и направилась к двери. — Увидимся в Лейквью, Саксон. Пока.
   — Дана, погоди!
   — Ты же сказал, что хочешь, чтобы все было как всегда. Значит, ты не должен меня останавливать, Саксон. — Она пыталась говорить спокойно, но сохранить хладнокровие было трудновато. Уэйд ее опередил и стоял теперь перед ней, опершись на дверь плечом. Что-то в его взгляде ее смущало. — Помнишь, как мы ездили в горы кататься на лыжах, и я уехала в метель, потому что хотела успеть домой к приему перед свадьбой Мери? Тогда ты даже не пытался меня отговорить.
   — Это потому что там была Рина Кепонис, и я… черт, Шилли, мне, конечно, нужно было тогда тебя остановить. Я волновался, знаешь? — добавил он робко.
   Дана едва заметно улыбнулась.
   — Ну, поволнуйся и сегодня.
   Но Уэйд уже терзался ужасом, охватившим его задним числом. Эта метель два года назад была чудовищна. Тогда он всего лишь легкомысленно помахал Дане рукой, провожая ее, — голова его была занята знойной Риной Кепонис, ожидавшей в доме. Теперь он с большим опозданием почувствовал себя безмозглым, бессердечным, себялюбивым ничтожеством. Собственно, так оно и было. А что, если бы с ней что-нибудь случилось?
   А что, если с ней что-нибудь случится сегодня? Что, если он ее потеряет?
   Размышляя о том, о чем и помыслить было невозможно, он вдруг все понял. И беззвучно рассмеялся. Так вот как это бывает.
   Он внезапно ощутил прилив сил.
   — Ты никуда не поедешь, Дана. — Схватив за руки, он притянул ее к себе. — Я сказал, что хочу, чтобы между нами все оставалось как прежде, но так быть не может.
   У Даны екнуло сердце.
   — Еще один эксперимент вроде вчерашнего тоже не получится, — проговорила она дрожащим голосом.
   Держа ее запястья одной рукой, другой Уэйд обнял ее за талию и прижал к себе, так крепко, чтобы она почувствовала, насколько он возбужден. Он целовал и слегка покусывал ее шею.
   — Это… не… эксперимент, — прошептал он над самым ее ухом, делая ударение на каждом слове. — Уразумела, Шилли?
   Дана была в смятении. Чего она хочет: чтобы он отпустил ее или чтобы крепче обнял? Она вцепилась в его рубашку, никак не решаясь ни оттолкнуть Уэйда, ни прижать к себе.
   — Зачем ты это делаешь, Саксон? Боишься провести здесь скучный вечер? Вчера ты не испытывал ко мне ни малейшего желания, а теперь ты…
   — Не испытывал желания?! — Уэйд явно был ошарашен. Он сжал ее ладони, задев костяшками пальцев грудь. У Даны сердце ухнуло куда-то вниз. — С чего ты это взяла? Ничего себе. Не испытывал желания! — Он почти кричал. — Ну-ка посмотри, похоже, что я не испытываю желания? — Он крепче прижал к себе ее бедра. — Я сгораю от страсти, Дана, и то же самое было вчера, но твои родители смотрели внизу телевизор, а рядом тусовались Эмили и ее подружки. Черт, кажется, и Энтони с приятелями были где-то неподалеку. Полный дом народу.
   — Ты сказал: «Это какой-то бред, я не могу». — Горло перехватило при воспоминании о том, какую боль причинили ей эти слова.
   Он кивнул.
   — Конечно. Подумай сама, Дана! Взгляни на все моими глазами. Мы были в твоей комнате, а вокруг нас дом кишел людьми. А что, если бы нас застукали? Нам нужно было остановиться!
   Его объяснение звучало довольно разумно. Интересно, почему оно не пришло ей в голову раньше, подумала Дана. И тут же поняла, почему. Потому что она была ошеломлена нахлынувшим на нее чувством к Уэйду и смущена собственной неопытностью. Склонив голову набок, она посмотрела ему в глаза:
   — Я… я думала, что ты остановился по другим причинам.
   — Вот, значит, как, подругам причинам. И главная, конечно, в том, что я ничего к тебе не чувствовал. — Он задумчиво наморщил лоб. — Поэтому ты так по-свински вела себя?
   — Вовсе не по-свински, просто независимо.
   Уэйд хмыкнул.
   — И поэтому ты выгнала меня, когда позвонил Кормак?
   — При чем тут Кормак, это был Шон. — У нее пересохли губы, и она провела по ним кончиком языка; Уэйд замер, не сводя с нее глаз.
   Шон… В его сознании что-то мелькнуло, но он быстро отогнал все посторонние мысли. Сейчас для него существует только один человек с фамилией Шилли — Дана, которую он держит в своих объятиях.
   Она, оказывается, думала, что не интересует его. Уэйд все еще не мог оправиться от пережитого потрясения. Все встало на свои места. Он чувствовал себя самым несчастным человеком на земле, а виной всему было нелепейшее недоразумение, которое можно было разрешить в несколько минут. Но вместо этого ему пришлось страдать двадцать четыре нескончаемых часа. Он думал раньше, что такие нелепые истории происходят только со скудоумными персонажами дурацких телесериалов, но вот это случилось с ним самим и с Даной. Есть от чего смирить гордыню.
   Уэйд смотрел на прелестное лицо, любуясь нежной кожей цвета слоновой кости, легкой россыпью веснушек на носу, лучистыми голубыми глазами. Его взгляд задержался на чувственных губах, и он понял, что должен сейчас же ее поцеловать.
   — Я хочу тебя, Дана, — хрипло проговорил он, все крепче прижимая к себе. — Хотел вчера и хочу теперь. Я хочу тебя. — И он припал к ее губам.
   С тихим стоном она ответила ему. У обоих было такое чувство, словно не прошло ни минуты со времени их вчерашнего поцелуя. Оба так же трепетали от едва сдерживаемой страсти. Поцелуй становился все более пламенным, все более жгучим, все более исступленным, и наконец они, чуть не задохнувшись, прервали его.
   — Во избежание дальнейших недоразумений, — сказал Уэйд, — сообщаю, что единственная причина, по которой сейчас я оторвался от тебя, состоит в том, что все-таки нужно дышать. — Осыпая горячими поцелуями ее шею, щеки, он добавил:
   — Я не хотел останавливаться, но, если бы я этого не сделал, мы оба скончались бы от кислородного голодания.
   — Саксон, ты — кусок прикола, — засмеялась Дана, прижимаясь к нему.
   — А ты — балда, которая делает самые нелепые выводы из…
   — Нелепые — неподходящее слово.
   — Как скажешь, Шилли. — Уэйд обхватил ее голову обеими руками и снова завладел ее ртом в поцелуе, которого жаждали оба, глубоком, крепком и жарком.
   Дана дрожащими руками провела по его плечам, спине. Вытащила рубашку из-за пояса и с наслаждением прикоснулась к его телу.
   — Мы одни, — прерывающимся голосом проговорил Уэйд. — Я не хочу сегодня останавливаться.
   У Даны ослабели ноги. Сейчас произойдет то, о чем она так отчаянно мечтала. Уэйд будет любить ее. Пережив горе от мысли, что он отверг ее, что дружба их кончилась навсегда, она могла только благодарить судьбу, которая свела их сегодня и все исправила. И любить Уэйда.
   Дана взглянула на знакомое с детства красивое лицо, и волна нежности захлестнула ее. Потребовались эти двадцать четыре часа, исполненные безнадежности и одиночества, чтобы она поняла:
   Ее чувство куда больше, чем просто влечение. И куда глубже, чем дружба.
   Ею владело нечто, объединяющее в себе все эти ощущения, и она знала, что это. Любовь. Она влюблена в Уэйда Саксона. Дана улыбнулась.
   — Саксон, если ты остановишься сегодня, я точно снесу тебе башку кочергой.
   Он подхватил ее на руки и понес на широкий кожаный диван. Дана обвила руками его шею, наслаждаясь небывалым удовольствием. Это было так романтично, так чувственно, просто как в сказке.
   Она уткнулась лицом в ямочку возле ключицы и вдохнула волнующую смесь запахов мыла, лосьона и особого, только Уэйду присущего аромата.
   Уэйд опустил ее на диван, сел рядом, быстро снял с нее жакет и принялся расстегивать блузку. Она не успела опомниться, как он стянул и ее — заодно с лифчиком.
   Дану вдруг сковал стыд. Она сделала над собой огромное усилие, чтобы не прикрыться руками.
   — Экий ты шустрый.
   Уэйд засмеялся.
   — Да, мне говорили. — Он накрыл ладонями ее груди, затем наклонился и прихватил губами набухший сосок.
   Дана ощутила, как бурно отозвалось все ее тело, застонала и выгнулась ему навстречу. Он продолжал ласкать ее, пока она не выкрикнула его имя голосом, осипшим от желания. У нее было такое чувство, будто внутри разливается какая-то огненная лава.
   Уэйд бросил на стул ее юбку.
   — Колготки, — скривился он, поддев пальцем резинку. — Очень практично. Я их ненавижу, как и все без исключения мужчины на планете.
   Дана вспыхнула. Уэйд продолжал ее раздевать. Ей было не по себе, но она честно старалась не ударить в грязь лицом.
   — Прошу прощения. Если бы я знала, что мы окажемся здесь вдвоем, обязательно надела бы пояс и чулки. — Она взяла себе на заметку непременно купить эти вещи при первой же возможности.
   А потом вдруг осознала, что Уэйд — совершенно одет. Ее сердце заколотилось с такой силой, словно хотело вырваться из груди. Она потянулась к ремню его брюк и расстегнула его. Затем взялась за «молнию» на джинсах. Она надеялась, что он ей поможет, но Уэйд даже не пошевелился.
   Дана подняла глаза, вся красная от смущения и желания. Уэйд смотрел на нее не отрываясь. Смотрел как зачарованный. Дана вспомнила, что такой же вид был у него, когда он впервые сел за руль своего обожаемого «мерса». Приятно, что она вызывает у него подобные чувства.
   Под джинсами ощущалась горячая набухшая плоть. Это она так на него действует. Сознание своей женской власти прибавило ей уверенности. Дана положила руку на это место и слегка сжала пальцы.
   Уэйд застонал.
   — Могу помочь, Саксон, — поддразнила его Дана и потянула «молнию», но та, как назло, заела. Уэйд словно очнулся. В одно мгновение он скинул всю свою одежду.
   Он хотел, чтобы все произошло медленно. Дана была такая маленькая, такая хрупкая, он боялся сделать ей больно, мечтал, чтобы в первый раз у них все получилось безупречно. Прекраснее, чем все, что ей когда-либо доводилось испытывать.
   Для него самого все и так было прекраснее и иначе, чем раньше. К чувственному влечению примешивалась сильнейшая привязанность. Он знал эту девушку, знал всех ее родных. Понимал, как можно ее рассмешить, что ее рассердит или опечалит. За многие годы знакомства они столько пережили вместе.
   Но никогда еще не было ничего подобного. Уэйд давным-давно знал и ценил Дану Шилли как друга, но ему ни разу не приходило в голову, что она может вызвать у него подобные чувства. Он просто не представлял, что возможно переживать такие сильные ощущения, такое восторженное наслаждение. Когда они поцеловались, когда ее руки обняли его, ему показалось, что он отрывается от земли.
   Его пальцы прошлись по рыжей пушистой гривке у нее между ног; он почувствовал, что она готова его принять И тут от его самообладания не осталось и следа. Он не мог больше ждать ни секунды.
   — Да? — еле выдохнул он.
   Она кивнула в знак согласия, и он опустился на нее.
   Дана вскрикнула, удивив его, но затем ее руки легли на его бедра, прижимая и направляя.
   С обескураживающей скоростью он взмыл на волнах наслаждения и закружился в бешеном потоке…
 
   Живые шахматы на фестивале Ренессанса представляли собой две команды, расставленные в традиционном шахматном порядке на клетчатой лужайке. Одну команду составляли Робин Гуд, его веселые разбойники и прелестная блондинка, девица Мариан, в роли шахматной королевы. Вторую, естественно, злобный ноттингемский шериф со своими всадниками, а королевой у них была сногсшибательная брюнетка неизвестного происхождения.
   Капитаны обеих команд, Робин Гуд и шериф, громко объявляли ходы, и подчиненные послушно исполняли их распоряжения. Судьба фигур решалась в рукопашных сражениях и развеселых перепалках.
   Рейчел с любопытством наблюдала за происходящим.
   — Я читала о герое Шервудского леса в детстве, я видела все картины о Робине Гуде, начиная со старой с Эрролом Флинном, до диснеевского мультика и фильма с Кевином Кестнером, но что-то не припомню, чтобы Робин Гуд увлекался стервозной особой, которая утверждает, что она девица Марисса, злая сестра-близняшка девицы Мариан.
   Робин Гуд и девица Марисса тем временем развлекали толпу и друг друга двусмысленными жестами и репликами.
   — Может, дело в том, что эта Мариан жуткая зануда? — предположил Кевин. — Просто ходячий персонаж из знаменитых анекдотов про блондинок, чей интеллектуальный уровень чуть выше нуля.
   Рейчел взглянула на белокурую красотку, на чьем лице застыла невыразительная улыбка.
   — Однако у нее есть свои почитатели. Вокруг шахматной площадки действительно собралось несколько групп молодых ребят, которые аплодировали и восторженно вопили всякий раз, когда Мариан передергивала плечами — а она проделывала это частенько, — выставляя напоказ свой внушительный бюст.
   — Между прочим, она напоминает мне одну вашу клиентку, — заметила Рейчел. — Интересно, умеет ли она устраивать стриптиз?
   — Рейчел, ведите себя прилично. — Кевин слегка ущипнул ее за живот и прикусил мочку уха.
   Они сидели на траве: Кевин позади, вытянув ноги по обе стороны от нее, а она облокотилась на него. Он обхватил ее за талию и не столько наблюдал за происходящим на шахматной площадке, сколько вдыхал аромат ее волос и время от времени целовал в чувствительное место возле уха.
   Рейчел изо всех сил старалась следить за актерами, но это ей плохо удавалось. Она предпочла откидывать голову на плечо Кевину, закрывать глаза и отдаваться на волю сладких чувств.
   Брейди и Сноуи чуть поодаль играли со своими дракончиками. Иногда Рейчел прислушивалась к тому, что у них происходит, но неизменно заставала одну и ту же сцену:
   — Ням-ням, вкусная травка, — басом говорил дракон Сноуи и щипал траву.
   Брейди наблюдал за столь однообразным представлением с восторгом, словно ценитель за новой постановкой Шекспира, и повторял все, что делала или говорила Сноуи. Оба заливались смехом, не обращая никакого внимания на то, что творится вокруг.
   Остин и Дастин обнаружили на Другом берегу пруда новый аттракцион. Подобно деревянным колодкам, он был наказанием за не очень серьезные проступки. По версии организаторов фестиваля, провинившегося привязывали к сиденью своеобразных качелей и с размаху погружали в воду. Дастин и Остин снова и снова подбегали к «судье» и сознавались в каком-нибудь прегрешении. Оба, конечно, вымокли до нитки, зато отмылись.
   Взрослые зрители, признаться, вздыхали с облегчением всякий раз, когда «наказывали» мальчишек, поскольку мало кому из солидных наблюдателей хотелось оказаться в пруду. Рейчел видела, как нескольких упирающихся волокли к «стулу» могучие «стражи», и удивлялась: никто до сих пор не устроил скандал, угрожая подать в суд.
   Гроза началась неожиданно. Небо вдруг затянуло тучами. Западали крупные холодные капли, однако люди не обратили особого внимания на перемену погоды.
   — Караул, пора уносить ноги. — Кевин взглянул на небо, когда ему на лоб шлепнулось несколько капель. — И живо. — Вскочив, он одним ловким движением поставил на ноги и Рейчел.
   Она втайне восхитилась его силой. Он поднял ее так же легко, как если бы это были Сноуи или Брейди.
   Через несколько мгновений после того как Кевин произнес пророческие слова, хлынул дождь: словно включились одновременно миллиарды душей. Люди бросились бежать, но ливень был слишком мощный. Очень скоро Кевин, Рейчел, Сноуи и Брейди мало отличались от Дастина с Остином, которые почти час барахтались в пруду.
   Все поспешно влезли в машину, малыши не хотели ехать домой, но в то же время им не нравилось то, что они промокли. Они еще не знали поговорки «слезами делу не поможешь» и потому безутешно рыдали. Однако, по счастью, минут через десять оба преспокойно заснули в своих креслицах.
   Из-за грозы и дорожных пробок дорога домой заняла гораздо больше двух часов. Остин и Дастин играли на заднем сиденье, младшие дети спали. Рейчел и сама задремала, чем была потом очень удивлена. Она никогда не чувствовала себя настолько непринужденно в чьем-либо присутствии, как теперь рядом с Кевином.
   Она проснулась, только когда машина остановилась перед домом Поллаков. Голова была тяжелая, будто хмельная. В машине на полную мощность работала печка, чтобы не простудились промокшие дети, и воздух был жаркий и влажный, как в теплице. Интересно, как сам Кевин умудрился не заснуть и остаться бодрым, подумала Рейчел. Лично у нее глаза слипались даже сейчас.
   Когда Кормак повел братьев к дому, Рейчел выключила печку и открыла окно. К возвращению Кевина прохладный воздух уже достаточно ее освежил.
   — Мы заедем к вам, и вы захватите то, что нужно на ночь, — сказал он, ведя машину по промокшим улицам. — Потом завезем Сноуи. — Он оглянулся на спящую девочку. — И поедем домой.
   Он сказал это так естественно, словно о чем-то само собой разумеющемся. Рейчел опешила. Нет, она ни за что не должна соглашаться.
   — Кевин, я не останусь у вас на ночь.
   — Почему? Вы же хотите остаться, Рейчел, мы оба этого хотим. — Кевин говорил так убедительно, что возражать ему казалось черной неблагодарностью.
   Очень действенная методика. Выиграть спор, даже не начиная его. Рейчел по достоинству оценила эту тактику. Однако объяснила:
   — Слишком скоро, Кевин. Мы оба это знаем, — воспользовалась она его же фразой.
   — Ничего такого я не знаю. Я твердо уверен, что мы должны быть вместе, Рейчел, и если вы будете честны с собой, то признаете, что тоже так думаете.
   Рейчел приподняла бровь.
   — Когда-нибудь вы, наверное, тоже были твердо уверены, что ваше место рядом с матерью Брейди? С той женщиной, которая, как выразилась Мисти, гоняется за кем-то там по Румынии.
   — По Болгарии. Нет, я никогда не чувствовал, что мое место рядом с Шаролин. И она на мой счет тоже не заблуждалась, должен признать.
   — Мне задать вопрос, который напрашивается сам собой, или вы сами что-нибудь расскажете?
   — Вы, вероятно, интересуетесь, почему же тогда мы с Шаролин поженились?