Бояджиева Мила. Поцелуй небес

   - Гаденыш! Он подписал свой приговор... - скрипнул зубами Артур. Потяни до Нового года с Астором. И даю тебе слово - ты больше никогда не услышишь голоса Лиффм...
   - Артур! - ахнула Тони, - ты собираешься втянуть меня в какой-то криминал со стрельбой и погонями? Это не серьезно и совершенно меня не радует.
   - Просто невеста лорда Астора не хочет признаться себе, что привязана к этому сукиному сыну, как веревочкой... Да только и ждет, чтобы он свистнул... Тони отвесила Артуру звонкую пощечину.
   - Не смей! Я ненавижу Уорни!
   - Вот у нас и классическая семейная сцена вышла. - Улыбнулся Артур, потирая щеку. - Не понимаю, как это еще вокруг не развезли слухи о том, что мы любовники. Хорошенькая бы вышла сенсация: "Менеджер Антонии Браун ревнует к лорду Астору!"
   - Прости. Я на взводе. Оказывается, мне совсем не хочется терять Джони. И то, что ноет у меня в груди при мысли о расставании, очень похоже на любовь. - Тони пощупала центр грудины и надавила пальцем. - Смотри, прямо вот здесь, в центре. Очень болит.
   - Древние считали, что душа человека находится в печени. Помнишь, орел не зря выклевывал Прометею именно этот орган. Не из гастрономических соображений - он жрал его душу. Потом подозревали, что вместилище души сердце. Но восточные учения склонны все же указывать на солнечные сплетения, как сосредоточие энергетики, т.е. высших нематериальных сил человека. Ты показываешь точно - это у тебя болит любовь, - Артур уселся и спокойно продиктовал:
   - Звони своему агенту по прессе и дай эксклюзивное предновогоднее интервью. Смутно намекни, что собираешься расторгнуть помолвку с лордом Астором. Ах, лучше я это сделаю сам - надо временно ввести в заблуждение и нейтрализовать Уорни, а жениху можно будет подать информацию, как очередную журналистскую утку...
   - Нет. Прошу тебя, Артур, не сейчас. Завтра мы едем на Остров, о чем растрезвонят газеты. Клифу станет известно, что Астор провел Рождество без меня. А 31 декабря мы с Джони увидимся и я все расскажу ему сама. Все как было. Если он действительно любит, должен понять и простить. - Тони зашмыгала носом.-- Ну почему, почему мне так не везет?
   ...В доме Браунов царило предпраздничное оживление. Алиса давала распоряжения по поводу подготовки гостевых помещений, устройства елки и праздничного стола, который должен был отвечать требованиям людей различных национальностей и одной диетички, т.е. ее бескомпромиссной в приеме пищи матери. Елизавета Григорьевна прибыла прямо из Индии, где стала поклонницей кришнаизма и занимала долгими беседами Августу Фридриховну. Дамы быстро сошлись, казалось, встретились давние институтские подружки, не видавшие друг друга пол столетия. Они без умолку болтали и проходящая мимо озабоченная Алиса ловила обрывки повествований, относящихся чуть ли не к началу века. "Да, им еще долго придется грести до современности. Ну и ладно - хоть кого то не мучают тревоги," - думала она, встревоженная скорой встречей с Йохимом и Антонией. К тому же - Виктория. Девушка старалась не обременять окружающих своим присутствием и, кажется, даже обрадовалась, когда в гостиную на втором этаже заволокли высокую серебристую ель.
   - Ой, красавица какая! У нас только у мавзолея растут. Даже жалко рубить. Ей, наверно, лет 15, а может быть, как и мне, - нагнувшись над стволом Виктория стала подсчитывать годовые кольца, отчетливо обозначившиеся не срубе. - Семнадцать! Бедненькая...
   - А вот посмотри, как мы сейчас ее украсим - два ящика игрушек. И здесь есть такие, которые я помню с детства, - Алиса, присев возле больших ящиков, извлекла из папиросной бумаги тяжелый синий шар. Величиной с грейпфрут он предназначался, явно, для толстой ветки. С одной стороны на глянцевом боку нарисован маленький домик, тонущий в сугробах, а за ним церковка с православной луковкой, увенчанной золотым крестом. Вокруг простирался синий глубокий мрак, будто светящийся изнутри.
   - Как земной шар. Особенно, если поднести близко-близко к глазу. Все внутри переливается синевой и это одинокое светящееся окошко... А за ним... за ним те, кого с нами нет... - проговорила чуть слышно Виктория. Алиса, развернув шелестящие, нежные листы извлекла на свет златокрылого Ангела.
   - Эта фигурка должна венчать Рождественскую елку. Вот видишь, здесь специальный зажим. Остальное развешивай по вкусу. А поздно вечером мы разложим под елкой подарки, - потрепала Алиса отрастающие рыженькие вихры. - И знаешь что, девочка, - она снова присела к Виктории и заглянула в прозрачные светлые глаза. - Сюда приедет тот самый доктор Динстлер, который лечил тебя в санатории. Ты знаешь, он недавно потерял жену... Мы еле-еле вытянули его к нам - он старинный друг и ... В общем, Вика, будь мужественной, детка, не стоит слишком подчеркивать траур... - Я должна одеть другое платье? - Виктория тронула стоячий воротничок своего черного костюма, который носила с тех пор, как узнала о смерти отца.
   - Нет, нет, конечно. Это твой долг и твое право. К тому же - черный цвет тебе очень к лицу, - успокоила ее Алиса. - Просто постарайся не затрагивать печальные темы...
   - Я вообще собираюсь молчать... Зато Августа бубнит как радиоприемник.
   - Вот и славно. Старушки, как дети - пусть это будет праздник хотя бы для них. Мы же не знаем, кто соберется здесь в следующий раз...
   - Вот, Алиса, вы сами грустите. А вы - хозяйка. Хозяйка задает тон! Вика процитировала Катю, которая всегда, созывая гостей, чувствовала себя как на сцене. "Мало покормить, надо развеселить." А поэтому заводила пения и танцы, бренча на пианино, а Вика, надувшись запиралась у Августы. Господи, почему же она не знала, что была тогда так невероятно счастлива! Почему пропускала мимо ушей Августин бубнеж: "Запомни, деточка, на всю жизнь - счастье - это отсутствие несчастья. Благодари каждый день, не принесший горя!" Да какое же горе в 17 лет? Кто думает о нем, когда хочется махрового, цветущего счастья, а не этой обыденной тягомотины с застольем, наивным пьяненьким весельем... А еще Катя говорила: "Если нет возможности делать то, что нравится, то постарайся делать с удовольствием то, что должна. Вот чистишь картошку - и радуйся! Моешь полы и пой!" Теперь, Виктория, разбирая ящик с игрушками, тихонько затянула: "Степь да степь кругом..." в честь Кати. Именно эта заунывная песня сопровождала тарахтение стиральной машины, когда певица Козловская затевала большую стирку. Видать, не просто давалось ей это вынужденное удовольствие. Игрушки оказались очень красивыми, а некоторые до удивления напоминали те, что были знакомы Виктории - эти картонажные зверюшки и гномики, гирлянды стеклянных зеркальных бус... Зато витые свечки в гофрированных тарелочках и невесомые серебристо-лунные, покрытые инеем шары на красных муаровых бантиках - они пришли сюда из другой жизни.
   7 ...Рождественское утро, 24 декабря. Часов в десять прорвалось солнце и запахло весной. В саду повеселели, распрыгались, расчирикались совершенно российские воробьи в интернациональном коллективе каких-то иноземных голубоватых пташек. Виктория проснулась чуть свет, от солнечных бликов на подушке и увидев, что их отбрасывает распахнутая балконная ставня, обращенная к Востоку. Вспомнилось одесское утро, пробежки с отцом, школу, весенние прогулки с Костей, чтение стихов над морской волной, его ямочка на подбородке... Вика зажмурила глаза и уткнулась в подушку - не хотелось ни разговаривать, ни любить , ни прощать... За дверью послышались торопливые шаги и мадам Лани заглянула в комнату:
   - Вы не спите, Тори? - она внесла телефон и поставила его на тумбочку у кровати. Вам звонят.
   - Мне?! - Вика нерешительно подняла трубку и услышала совсем близко голос, заставивший ее задохнуться от волнения.
   - Викошка, это ты? Слава Аллаху! Наконец-то я до тебя добрался. Ты узнаешь меня? Это я... Максим...
   - Макс... хороший мой, милый Максюша! Я вообще все вспомнила ... я очень, очень скучаю... - она уже давилась слезами. В комнате появилась Августа настороженно прислушиваясь к разговору.
   - Мне здесь хорошо. Обо мне заботятся. Со мной живет тетя Августа. Да, да, честное слово! Августина Фридриховна взяла из рук Виктории трубку:
   - Здравствуй, дорогой! Я приехала в гости к Виктории. У тебя все хорошо? Почему ты не можешь навестить нас? Что?... А... вообще все хорошо, но есть отдельные трудности... - Августа покосилась на Викторию и скорчила предостерегающую гримасу. -Да-да. Политические трудности. Вообще-то Президент Горбачев хорошо справляется... Ну ладно, целую тебя... Передаю трубку Вике. Виктории не верилось, что этот взрослый, солидный голос, отдающий куда-то в сторону распоряжения по-арабски - и есть Максим. О своей жизни он почти ничего не сказал - отделался общими фразами: "При встрече все расскажу. Можно считать, что дела идут благополучно." Но когда закричал на последок: "Я люблю тебя Викошка. Передай папе и маме..." - то Вике показалось, что мальчик глотает слезы. И все же, отдав телефон мадам Лани, она в душе поблагодарила Бога, даровавшего ей в свой день рождения этот чудесный подарок. Переполненная смутным ликованием, она выскочила на балкон в одной пижаме и протянула к повеселевшему от солнечной ряби, поголубевшему морю: "Спасибо, спасибо всему миру и всем-всем добрым силам Вселенной за этот день!" Вика не услышала как рядом оказался Браун и, обняв за плечи, увел в комнату:
   - Это ложная весна. Еще очень холодно, всего восемь градусов тепла. А хотелось бы сугробов, чтобы на санках с горы кататься, а может быть, и на коньках... - он присел на кровать у ее ног.
   - А разве вы катаетесь на коньках, Остин? - обрадовалась Вика. - Уже лет сорок не пробовал. А до того - очень любил. И знаешь, - неплохо получалось. Только у нас были коньки одной модели "гаги" - это такие длинные, беговые и, кажется, одного размера ботинки на всех, так что приходилось сверху туго прикручивать конек к ноге крепкими веревками... увлеченно вспоминал Остин, и словно невзначай поинтересовался: - Откуда звонил Максим? Он не заедет к нам на праздник?
   - Нет, он ничего определенного не сказал... Только под боком бубнили все время какие-то арабы... Но я так рада, так рада...
   - Я тоже очень рад, девочка. Пожалуй Фортуна собирается подарить нам улыбку... На самом деле Брауна беспокоили совсем другие соображения: Викторию выследили. А к телефону мальчика допустили для того, чтобы подать знак: "нам все известно. Вы под колпаком. Сидите и помалкивайте". После серьезных переговоров ИО с Хосейном по случаю убийства Ванды, эмир приговорил к смертной казни двух сотрудников внешней разведки и одного министра внутренних дел. А также дал личные заверения в том, что его страна намерена в будущем неукоснительно выполнять взятые на себя перед ИО обязательства. Полномочный Брауна, ведший переговоры, специально коснулся вопроса Виктории Козловской.
   - Что касается меня и данной мне власти, - ответил Хосейн, перебирая четки, - могу заверить, что жизнь девушки останется в безопасности. Если вы, с вашей стороны гарантируете ее молчание... Но...- Хосейн посмотрел на дверь, ведущую в зал консультационного совета... - Мой народ склонен к фанатическому преклонением перед властью, дарованной Аллахом. Всякая помеха на пути процветания страны и династии - устраняется. И здесь, увы, я не всегда в силах проконтролировать стихийное волеизлияние... Типичная восточная дипломатия, скрывающая в кружевах доброжелательности, смертельное жало. Странно, что Браун поверил Хосейну, не сумев охранить Ванду. Но теперь, теперь он будет на чеку, он должен опередить этих лживых "союзников". И здесь-то можно рассчитывать только на помощь Динстлера. 8 Прибывших гостей встречали в празднично убранном холле. Дювали внесли в дом предпраздничное оживление. Они все еще держали друг друга за руку, всякий раз, как оказывались рядом - эти "молодожены" Дювали, отпраздновавшие двадцатилетие своего брака. И как всегда не упускали случай "подколоть" друг друга.
   - У нас такой семейный номер, - объяснила Сильвия. - Бим и Бом черный и белый клоуны. Белый - лирический, нежный - это, конечно, я, а черный - агрессивный, дерзкий, разумеется, мсье Дюваль. -Знаю, знаю! Только на "белом клоуне" часто бывает рыжий парик... У нас в программе их так и звали Бим и Бом... -неожиданно вставила появившаяся в холле Вика.
   - А это еще что за новая леди? Представь меня скорее, Остин галантно поцеловал руку Виктории Дани. - Прошу любить и жаловать: младший брат Алена Деллона!
   - Правда? - засияла Виктория. - Вы очень похожи, только волосы светлее. А у нас в стране ваш брат очень популярен. На его фильмы весь город ломится!
   - Виктория Козловская - гостья из России. Это правнучка Александра Зуева - друга и учителя Остина. И она не привыкла, чтобы взрослые дяди, даже если они "белые клоуны" так бесцеремонно разыгрывали девушек, - Алиса укоризненно посмотрела на Дани. - Господин Дюваль, Вика, не брат, а дублер Деллона. Он, действительно, подавал большие надежды, много снимался, но вынужден был возглавить семейное предприятие и оставил кино.
   - Классный некролог получился, Алиса. Скажи еще о "своеобразном, искрометном таланте" и "памяти в наших сердцах". Дани подошел к Вике:
   - Актер Дюваль умер, да здравствует Дюваль парфюмер! Я докажу тебе, русская крошка, что ничем не хуже вашего любимчика Деллона. После Рождества мы заедем в мой "бутик" и там я покажу тебе такие штучки... И подарю, конечно. - Дани хлопнул в ладоши: - Прошу всех присутствующих понюхать мадам Дюваль... Представительный эксперт - Алиса - вперед! Это наши новые духи "Караты".
   - Может быть "Куранты" - это часы на московском Кремле? предположила Вика.
   - Отлично! Ку-ран-ты. А что - пахнет бегущим временем? -Нет... Алиса обняла Сильвию. - Пахнет остановившимся счастьем. И тут в теплеющий воздух сверкающей мишурными украшениями комнаты ступил черный человек ссутулившийся, затравленно поглядывающий из под полей фетровой шляпы. О был с саквояжем и напоминал вызванного на срочные роды акушера.
   - Чрезвычайно кстати! Нам как раз понадобился доктор! Знаешь, Ехи, Сильвия всех отравила своими духами. Жуткая аллергия. Срочно необходим апперитив. - Дани помог другу снять пальто и слегка подтолкнул его в женский круг. Сердце Дани разрывалось от жалости: после того, как он видел Йохима на похоронах Ванды, тот резко изменился: постарел лет на 10, потускнел. А главное - равнодушная, холодная обреченность во взгляде. Было ясно, что этот человек никогда не сумеет улыбнуться. Его глаза обежали присутствующих (в холл как раз спустились встречать гостя обе пожилые дамы и Браун) с искоркой интереса и вновь погасли. "Искал Тони" - сообразила Алиса и взяла Йохима под руку.
   - Пойдем-ка наверх, там теплее и пахнет елкой. Остин, пора перейти к апперетиву. Динстлер продрог на твоем любимом катере, хорошо еще, что ни у кого нет склонности к морской болезни! -У меня есть! - в дверях появилась запыхавшаяся Тони, а за ней Шнайдер с двумя чемоданами.
   - Простите, мне надо вначале навестить свою комнату. Добрый день, господа! - вихрем пронесясь по залу, она кинулась к лестницы.
   - Антонию мутило всю дорогу. Она не захотела принять таблетку... Сейчас все пройдет, - объяснил Шнайдер, следуя за своей подопечной.
   - Артур, вы стали профессиональной нянькой. Но прошу вас, отдыхайте сегодня, - остановила его Алиса. -Я присмотрю за дочерью, кроме того, у нас есть доктор. А Остин пока займет гостями. Виктория ничего не поняла. Ее потрясла красота приехавшей девушки, роскошная, серебристая, небрежно распахнутая длинная шуба, по которой разметались смоляные блестящие локоны. Несомненно, это дочь Алисы и Остина, знаменитая манекенщица... Но суматоха, связанная с ее прибытием, быстрый лепет Алисы, смущение Динстлера и даже минутный паралич добродушного Дюваля - все было неспроста. Вика не стала подниматься со всеми наверх в гостиную, а взяв из гардеробной комнаты свой жакет из коричневого барашка, купленный в Каннах Августой по распоряжению Алисы вместе с довольно объемным набором различных вещей, выскользнула в сад. Виктория ни разу еще не покидала дома и даже не знала, куда идти, чтобы напрямик попасть к морю. Солнце скрылось за тяжелыми клочковатыми облаками и холодный ветер безжалостно обрывал с кустарника засохшие листья, шумел голыми ветками высоких акаций. К ногам Вики упал длинный засохший стручок. Она подняла коричневатый замшевый чехольчик, в котором аккуратно упакованные, лежали каждый в своей ячейке черные глянцевые семена. "Совсем как у нас в Одессе. Только крупнее." - подумала она и сунула находку в карман. Сегодняшний разговор с Максимом что-то перевернул в ее жизни, означал начало нового, неведомого этапа. "Надо быть стойкой и мужественной. Надо стать такой, как хотел отец" - решила она, удивившись, что эта простая заповедь так долго не приходила ей в голову. "Я буду все рассматривать, и все делать за двоих. Ты потащил бы меня к воде или вон на тот высокий камень, как тогда над Волгой, правда, папа?... Нет, сегодня мы должны поздороваться с морем..." - Виктория легко понеслась вниз по крутой каменной лестнице, ведущей к причалу.
   ...Малло в этот день курсировал как перевозчик, в четвертый раз направляя катер от каинского причала к Острову. Последний пассажир оказался самым веселым. Жан-Поль не пожелал укрыться в кубрике от начавшего накрапывать дождя. Катер кидало на волнах, но он стоял на носу, подставив сырому ветру пылающее лицо и всматриваясь в горизонт с поплавком приближающегося острова. Последний раз он был здесь десять лет назад, мальчонкой с сачком, исследователь островной фауны... А Тони - длинноногая попрыгунья в венке из тысячелистника, засунувшая ему лягушку за шиворот шкодливая девчонка, лукавый эльф... Тогда, наверно тогда уже он был обречен выбрать ее. Не даром же ни одна кокетка не тронула его сердце, а возлежащая под кустом цветущего шиповника томно-равнодушная пациентка Динстлера поразила, словно грозовой разряд. Он долго приписывал свои мысли о Тони литературным интересам, а связанные с ее длинным золотистым телом грезы поэтическому вдохновению. Но все оказалось проще и невероятней: Жан-Поль влюбился так, как впервые влюбляются восемнадцатилетние романтики - до гробовой доски... Уже третий раз звал Малло господина Дювал в кубрик, но он оставался наверху, промокнув до нитки, не замечая скатывающихся за воротник пальто капель и лишь постоянно протирал круглые очки большим скомканным платком. Брызги мешали ему разглядеть то, что уже маячило на причале высокую девичью фигурку, призывно машущую рукой приближающемуся катеру...
   Виктория ждала Бенджамена Уилси. Она даже не представляла, как выглядит внук Августы, да старушка и сама руководствовалась лишь маленьким цветным фото, сделанным, вероятно, для документов и присланном Августе в одном из его писем. Строгий, серьезный господин, большой лоб с залысинами, крупный нос. Из-под воротничка темно-зеленого свитера высунулся лишь один уголок воротничка: вот поди догадайся, что это известный писатель и к тому же - богач. Похож на учителя по физкультуре Ованеса Суреновича, хотя и не армянин. Заметив приближающийся катер, Виктория замахала руками, забравшись на круглый валун. Сегодня она вела себя так, будто ничего не случилось. Она ходила, дышала и улыбалась по-прежнему, но она стала совсем другой. Жан-Поль нетерпеливо перемахнул через борт, не дожидаясь пока Малло окончательно пришвартует катер и бросился навстречу встречавшей его девушке. Да так и остался стоять с распахнутыми для объятья руками, ощутив вдруг липкость дождя, промозглость ветра и тяжесть уголков губ, разочарованно поползших вниз... Обман, опять обман. Все тот же мираж - та же остроносая ворона вместо Антонии улыбается ему побледневшими от холода губами.
   - Здравствуй! Я не знала, что ты приедешь. Мы ведь знакомы помнишь, у Динстлера? Я - Вика.
   - Конечно помню, только ты была вся в бинтах. Теперь, кажется, все в порядке? Говоришь ты совсем здорово. Точно парижанка... - выдавил комплимент удрученный Жан-Поль. -Ага. Элиза Дулитл, которую можно звать на светский раут, - улыбнулась Вика.
   - Ты читала Шоу? Ведь ты - славянка?
   - Я русская. Но знаю и Бодлера и Ронсара и Рембо и Апполинера, а также...
   - Господи, да ты собралась перечислить всю французскую классику? удивился Жан-Поль. Они поднимались по лестнице, вслед за Малло, забравшим из катера ящик с фруктами.
   - Да, нас хорошо учили. Мы даже разыгрывали сценки из "Сида." Корнел, читали Расина... Ну и, конечно, всю мировую литературу тоже...
   - А что, там уже полно гостей? - в пол уха слушал девушку Жан-Поль, думая лишь о том, прибыла ли Антония.
   - Кажется, все на месте. Только один гость из Америки что-то запаздывает. Я его встречала. Во всяком случае твои родители и сестра уже давно здесь... У тебя такой славный отец... У меня был тоже очень веселый...
   - Жан-Поль остановился, передыхая:
   - Почему был? Ты хотела сказать есть.
   - Я уже не путаю простейшие временные формы. Мой отец погиб этим летом. А ты... ты совершенно мокрый... Она замолчала, обидевшись на себя за неуместную откровенность. ...В доме все уже хватились Вику и бросились к ней, а не к гостю.
   - Боже мой, зачем ты нас так пугаешь, детка! - малодраматично всплеснула руками Августа.
   - Я хотела встретить господина Уилси. А привела вам этого промокшего юношу.
   - Бенджамен только что звонил. Он не приедет. У него что-то в последний момент не получилось с визой. Право, я так ждала этой встречи с внуком! - обратилась "маргаритка" уже к сочувственно кивающей Елизавете Григорьевне. Дани и Сильвия попеременно обнимали сына, а за колени его крепко уцепилась Мари. Жан-Поль поднял сестру на руки:
   - Ого, тяжеленная стала! Теперь на шее не потаскаешь... А ну, посмотри на меня? Вылитая Дюваль.
   - Отпусти, намочишь! - спрыгнула девочка на пол, отряхивая праздничное платье. - Ты что - тонул? Под елкой я и для тебя подарок припрятала!
   - Живо переодеваться! Не хватает нам сегодня вечером второго больного! - скомандовала Сильвия. -А кого еще сразила непогода? Надеюсь, с дядей Ехи все в порядке? - Жан-Поль сбросил мокрое пальто и присел, расшнуровывая ботинки. - Лучше их сразу выбросить - полны воды.
   - Йохим приводит в чувства Антонию, ее, кажется, укачало. Надеюсь ничего серьезного. Переодевайся - и выпье по рюмочке грога! - похлопал Дани сына по спине, - да ты, старик, уже выше меня. Я-то думал, что растут только до 16 лет.
   - Гупости, Тони растет до сих пор. Ей регулярно замерявшей рост: уже 173 см., - заметил с балюстрады второго этажа Артур. - Наша "больная" в полном порядке. Сейчас мадмуазель облачится в свой вечерний туалет и предстанет перед вашими очами... Но вначале, конечно, ванна, беседы с матушкой и бабушкой... Ох, непросто быть воспитанной девицей. Жан-Поль не слушал: в висках стучала кровь, пульсирующая мощными, ликующими толчками: "Тони здесь! Черта с два он заболеет в такой вечер!" 9 ...Алиса тревожно смотрела на посеревшее лицо дочери. Как она боялась этих загадочных недомоганий, аж колени подкашивались. А молящий взгляд все время обращался к Йохим.
   - Алиса, оставь меня на пару минут с Тони, - попросил он и, выпроводив мать, устроил девушке подробнейший допрос, в результате которого из дебрей невнятных симптомов, неожиданно выступила совершенно стройная версия. Йохим с облегчением вздохнул. Ничего особенного. Не то. Не самое страшное. Девушка просто-напросто беременна. Он даже удивился, насколько нелепыми были первые мысли при взгляде на эту фантастическую красавицу, так чудесно повторяющую юную Алису. "Молодец, Пигмалион, отличная работа! Лучшее твое, творение... Неповторима!" - ликовало тщеславие профессора... "Это же твоя родная дочь, твоя дочь, болван! - спорил с ним голос отца. Твоя девочка готовится стать матерью! а следовательно, ты сам будешь дедом!"...Но где же радостное потрясение, страх и восторг? Нету, увы, нету. Господи, какая нелепость...
   - Отдохни, девочка. Я не могу сказать точно, надо сделать простейший анализ, но мне кажется, диагноз вполне обнадеживает - ты , возможно, беременна, - Йохим попытался улыбнуться, но не вышло. А вся речь прозвучала как признание врача, обнаружившего у больного СПИД. И точно такая реакция отразилась на лице больной: она изумленно открыла рот, хватая воздух и еле-еле вымолвила: "н-не-может быть..." Йохим позвал к Антонии ожидавшую у двери Алису:
   - Ничего серьезного. Она тебе сама все расскажет. С моей стороны все чисто. Здесь совсем другое. Он вышел на террасу, где когда-то июньской ночью под звездным небом мечтала о будущем вся компания... Сейчас здесь было темно, сыро и лишь на каменные плиты ложились квадраты цветного света из гостиной, где Мэри пробовала зажигать гирлянду праздничных лампочек, привезенную ею в подарок Крису: лампочки, управляемые маленьким автоматом, мерцали то вместе, то поочередно, образуя миниатюрное северное сияние. Ветер пах морем и навсегда ушедшей тревогой дерзаний. Угрожающее рокотание волн внизу и накрапывание дождя не вызывал смутного желания ринуться в бурю, наперекор стихии и собственному страху. Тянуло в теплую полудрему и тихое одиночество. Как же случилось, что все ушло? Жизнь проскочила мимо счастья и радости, как скорый поезд минует маленькие, затерянные в полях и лесах, полустанки. Сейчас Йохиму казалось, что он и не жил вовсе, а перешагнув через последние два десятилетия, превратился из полного дерзновенных идей хирурга в немощного, равнодушного ко всему на свете старца. "Выхожу один я на дорогу, под луной кремнистый путь блестит..." Значит, вот оно о чем..." В углу кто-то деликатно кашлянул. Йохим оглянулся - в тени, прижавшись к колонне, стояла Виктория.