Вагон кончился, путь заслонили двери. Она скребла и колотила стекло, дергала ручку, пальцы свело от напряжения, выломанные ногти оставляли кровавые следы.
- Пожалуйста! Пожалуйста! - молила Тея.
Открылись! Но впереди ещё вагон, ещё двери, ещё вагон и - последнее окно, за которым лишь отблеск убегающих рельс. Тея заскулила, как скулил её раненый пес, вцепилась пальцами в толстую, сомкнутую намертво резину.
- Помогите, помогите мне, солнечные цветы, помоги, Источник! Пустите меня к нему!
Злобно лязгнув, створки на секунду разошлись, выпустив девушку. Она выпала на мокрый асфальт и замерла, что бы не свалиться с края площадки. Прямо у её колен перрон обрывался, за ним начиналось царство клубящихся рельс и перемигивающихся во тьме красно-синих огненных глаз. Впереди, в бегущих отсветах уходящей электрички, остался Теофил и она позвала его:
- Мой! Мой!
Ветер сорвал платок, теребил длинные намокшие волосы, теплая соленая влага текла по щекам. Жизнь сжалась в тугой комок под ребрами и он так сильно, так непереносимо болел! Сейчас порвется тоненькая нить, шар с болью лопнет и жизнь уйдет, как облачко пара, прорывающееся с криком из одеревеневших губ.
Скрежет и лязг раздались совсем рядом. Тея увидела как пошевелилась и чуть съехала на бок крышка металлического люка. Под асфальтом шевелилось нечто грозное, огромное и оно чувствовало присутствие Теи!
Гигантский лиловый червь высунул сморщенное смеющееся лицо с провалами дырок-глаз. Нечто извивающееся и скользкое потянулось к ноге.
- Я не боюсь вас, Духи тьмы! Я - дочь Источника! Сгиньте, сгиньте... - шептала Тея, не в силах подняться.
Свистящий хрип означал смех, извиваясь, щупальца обхватили её щиколотку.
- Будь проклят, гад! - тяжелый ботинок размозжил клешню, знакомые руки подхватили Тею. Прижимая её к груди, Теофил с трудом сохранял равновесие у пропасти люка. Оттуда раздавались завывания, хлюпанье, вопли и вдруг все стихло - властный голос прогудел из недр земли, заставляя дребезжать чугунную крышку.
- Брось её мне. Брось и посмотри на свои руки. Ты наш, наш! Бессмертие и пустота будут твоими! Ты же не останешься в аду, ты ведь боишься пыток!
Тея спрятала лицо на груди Теофила. Она успела увидеть, как обвили колени едва державшегося на краю человека скользкие жгуты и ноги его подломились. Теофил осел, не выпускает Тею. Его голос не дрогнул, в нем было победное ликование:
- Мы не пойдем с вами. Мы будем стареть, хоронить ближних, отправлять на адскую войну своих детей, кланяться предателям и метать бисер перед свиньями... Мы будем нести наш крест. А еще... А ещё мы обязательно будем счастливы!
- Твои намерения - пустой звук и ничто больше. Как все здесь у вас, как твои стихи. Брось её. Источник Ушел в землю. В часах только три песчинки добра. Людей больше нет! Их нет, нет! Это говорю я - Алярмус!
- Врешь, погань! - лопата с лязгом обрушивается на клешни, освобождая Теофила. Белый порошок с запахом дуста полетел в шахту. Страшный вой вырвался из-под земли, заклокотал зловонный пар, крышка сдвинулась, с грохотом закрыв люк.
- Тьфу, гады! Вот нечисти развелось в дерьме! Всю плешь проел начальству - пора менять трубы. Докладную писал - никакой реакции. Всем все до фени, блин. Ходишь здесь, как Матросов у амбразуры, за свои деньги пестицид покупаешь. И ещё зарплату не выбьешь, - человек в робе дорожного рабочего сплюнул, снял брезентовые перчатки и закурил. - Скажи спасибо, лохматый, что я тебе очки не попортил. Трезвый, а на рожон лезешь.
Тот, которого бил Филя, окинул Тею сочувственным взглядом и подмигнул, вздыхая:
- Чего только не бывает, дочка!
У него оказались корявые, не слишком чистые, но совершенно человеческие руки. И абсолютно незнакомое лицо.
49
Утро пасмурное, трудовое. Стекаются к метро и убывают в недра земли торопящиеся к рабочему месту служащие. Развозчик прессы открыл своим ключом киоск Трошина и загрузил стопки свежих поступлений. Возле лотка с книгами вырисовывается монументальная фигура Жетона. Среди развала пестрых обложек белеет стопка тоненьких книжек, на грозном лице "казака" кирпичом лежит несвойственная Евгению озабоченность. Подфартило Фильке - весь тираж может разлететься вмиг! Только что из радиосообщения стало известно, что толпа вкладчиков банка "Ильич", располагавшегося недалече и давно сгинувшего вместе с бабками кинутых простаков, направляется к памятному месту с акцией протеста. По радио сообщили, что пойман директор и намерен немедля раздать долги наиболее нуждающимся гражданам. Значит, жди столпотворения. Ведь нуждающихся, поди, тысячи три набежит! Жетон приготовился к бурной торговле. Вот показался в дверях метро передовой отряд с плакатами и воззваниями разной идеологической направленности. "Вернуть инвалидам кровную копейку!", "Смерть буржуям!" "Олигархов в Бутырку!", "Коммунизм победит!", "Господа, где справедливость?"
Прихватил белый томик, Жетон кинулся на перерез:
- Граждане-товарищи! Друзья! Братаны! Не пропустите свой шанс ознакомиться с жизненно важной информацией. Всю подноготную деятельности теневой экономики в стране и механизм функционирования Смысла жизни раскрывает Теофил Трошин. В поэтической форме. Да что вы толкаетесь, дама? Пустите, пустите, оторвете рукав! Убери манифест, мужик, я ж не памятник!
Жетона отнесло на обочину выплеснувшейся на поверхность реки. Словно истомленные пытками узники подземелья, вырвались люди из метрополитена, топоча, как стадо носорогов. Запричитала, свалившись в грязь какая-то бабка, её затерли, не теряя темпа. Расталкивая локтями бегущих, "казак" ринулся в гущу и выволок старуху к прилавку. При этом получил по загривку древком союзного знамени, потерял мобильник и озверел.
- Эй, народ, слушай, что говорю! "Своевременная книга", - он развернул листы томика.
... и повышу свой голос в защиту себя,
и Его, и всего, и тебя,
мертвецов в мерзлоте, всех, в ком теплится "я",
всех живущих свой дух затая.
сам я свой. И отчаяньем сердце скрепя,
хлещет горлом свобода моя...
Щиток с лозунгом "Верни кровную копейку, сука!" выбил из рук читавшего книгу, зацепил вдохновенный казацкий фейс.
- Вот тебе, козел! - кулак Жетона опустился на темя обидчика. Кровь струилась из разбитой губы, он стирал её рукавом, удерживая напор целеустремленных граждан. Парнишка не инвалидного, а вполне спортивного кроя, мимоходом, ловким пассом профессионала, двинул чтеца головой в челюсть.
- Озверели совсем, господа? - не удержав равновесия, Жетон рухнул под чьи-то ноги. Могучий рев заглушили топот и тупые удары, словно выбивали палкой тюфяк. Бледное лицо со смертельной тоской в черных глазах ещё мелькнуло в туче бегущих тел, взлетели крылья удивленных бровей и скрылись. Толпа неслась, свернув прилавок, затаптывая в грязь пестрые обложки книг, руку продавца, ухватившую в предсмертной судороге белый томик.
... и повышу свой голос в защиту себя,
и Его, и всего, и тебя...
50
В Европе много старинных замков, которые охотно посещают любознательные туристы. Зачастую это вовсе не музеи, а жилые дома. Их владельцы корысти ради или для собственного удовольствия приглашают в залы гастролирующих музыкантов, устраивают концерты, экскурсии. Пусть даже в группе любопытствующих всего два человека, но хозяин рад похвастаться своими сокровищами и не пожалеет времени на разговоры. Вот он с указкой в руке - сухонький старикан в вязанном жилете и затемненных очках. Стены овального зала пусты, лишь в большой нише, как раз против широкого, задернутого портьерой окна, разместились три полотна, объединенные в триптих.
Слева, конечно же, Адам и Ева, ещё не изгнанные из Эдема, а, похоже, только что в него прибывшие - радость скитальцев, обретших обетованную землю, озаряет лица. И новорожденная любовь! Нет, такая не может быть грешной.
Справа - полотно, густо населенное фигурами и сюжетами, его надо разглядывать долго, подробно, выспрашивая хозяина про отдельные эпизоды и строя собственные догадки. Люди, собаки, леса, озера, таящиеся в зелени змеи, скопища башен, словно увиденных с ковра-самолета, спящие дома, отягощенные плодами яблони. Синеглазый человек в лиловых перчатках взмахнул серебристым клинком над клубящимися тварями, другой - с разбойничьим разлетом смоляных бровей - склонился над фолиантами, а седовласый старик с маленькой девочкой сидят среди золотого сада, как в драгоценной палехской шкатулке.
На картине, расположенной в центре, разлилась от края до края бездонная лазурь, а в ней, над зелено-голубым летучим шаром Земли парят песочные часы. Отсветы небесного сияния играют на стеклянных боках полусфер, висящих в горизонтальном равновесии, как знак бесконечности. Свет и мрак пойманы в прозрачные садки, чуть покачивающиеся, словно чаши весов.
Мозаичный паркет натерт до блеска, в углах зала притаились тени и разделяет слова говорящих такая тишина, что слышно, как стучит сердце. Против картин двое стоят в обнимку, не разжимая скрещенных за спинами рук почти сиамские близнецы. Разве разберешь, чье сердце колотится гулко и торопливо? И, похоже, с них рисовал неизвестный художник Адама и Еву.
- Специалисты предполагают, что автором этого триптиха является неизвестный предшественник Иеронима Босха. Полотно справа представляет собой подробную и отчасти, аллегорическую иллюстрацию к истории, которую я вам поведал, - завершил долгий рассказ Хозяин и устало опустился на обитую вишневым бархатом банкетку.
- Значит все, что вы рассказали нам про Алярмуса и Дочь Источника тоже историческая гипотеза? - поинтересовался сухопарый брюнет, строго глядя из-за круглых очков. В его коротко подстриженных и довольно редких у лба волосах проглядывала седина.
- Так гласит предание, друзья мои. Я лишь пересказал живущую в моем роде легенду, - господин в жилете виновато улыбнулся. - Легенду, интриговавшую, между прочим, серьезных ученых.
- А что это застряло в перешейке часов? - голос блондинки, вовсе не девочки и далеко не тростинки, прозвучал тихо.
- Песчинка добра, полагаю, - взглянув на гостью с чрезмерным любопытством, Хозяин спохватился и отвел глаза.
- Да нет! Приглядитесь хорошенько! - вспыхнув, она подвела к полотну спутника. - Ну что я тебе говорила? Здесь же прекрасно видно - это одуванчик!
- Верно, верно! Я забыл внести уточнения. Одуванчик! - оживился старик. - Тот самый одуванчик, который расцвел из последней песчинки добра и помог удержаться оставшимся.
- Но ведь в вашей истории Света оставалось слишком мало, что бы спасти цивилизацию, как я понял. Истекали последние минуты. А на картине часы лежат и золотых песчинок в нем полным-полно! - мужчина вздохнул. Полагаю, в вашей легенде восторжествовал вполне дидактический хеппи-энд: под воздействием просветительской миссии Теофила люди одумались, ожили душой и принесли в ладонях свою крупицу добра. Каждый внес свой посильный вклад и сплоченный коллектив человечества одолел гадкого змея.
- Похоже, вы не любитель утопий. Тогда - вот вам житейский реализм. Вы, разумеется, знаете, как плодовиты одуванчики. Их упорно выкорчевывают, выжигают химией, топчут. А один остался, пустил семена по ветру, глядишь на следующую весну - целое поле! Сорняк, полагаете? - хитро улыбаясь, седой господин покачал головой, поднялся и подманил гостей к полотну.
- Видите надпись здесь, в уголке? Это латынь, шрифт готический, разобрать не просто. Перевод же таков:
"ОДУВАНЧИК - семя РАЯ. Кровь солнца течет в его жилах, подобно молоку, питая тьму земных недр животворным соком и убивая тех, кого порождает мрак" - Вот вам и ответ, друзья, - за дымчатыми стеклами очков блеснули странные глаза и гостям на миг показалось, что старик безумен.
- Значит, не вырывать? - серьезно осведомился турист, насупив лоб.
- Ни в коем случае! В этом все дело.
- А что случилось с Источником? - блондинка рассматривала картину.
- Источник ушел в землю, что бы уничтожить духов тьмы. Но из земли стали бить струйки воды и превращаться в золотые цветы - в Желтые великаны. Их много, очень много. Вон, посмотрите - целое золотое море. - Звякнув кольцами, старик отдернул штору.
Летний полдень дохнул жаром и медом, ослепил июньским солнцем. Внизу, до самого перелеска и синей глади озера простирался ковер желтых цветов.
- Ого! Никогда не видела замка с такой запущенной поляной... облокотилась на подоконник женщина.
- Может, у вас проблема с садовником? Или... - обернулся к хозяину ироничный турист. И виновато умолк: зала была пуста.
Они лежали среди цветов и смотрели в небо.
- Мне понравился старикан. Но все же у его сказки нет конца. Похоже, это вообще сплошная импровизация. Ты заметил, он все время поглядывал на меня? "Списывал" Дочь Источника прямо с натуры. Даже волосы и этот белый ангорский свитер не упустил. С возрастом, конечно, промахнулся. Но тут, думаю, уступка сюжету. Как и рыжие кудри поэта, фигурировавшего под именем Теофил.
- Уж на Высокого блондина я решительно не тяну. Кроме того, давно не цепляю очки на шнурок.
- Все равно - выдумщик, - она склонилась над своим спутником, заглядывая в его лицо. - И сочинитель, и храбрец и немного трусишка. И потом... Все это мы уже знали, ведь правда?...
- Знаем даже больше! - "выдумщик" притянул к себе женщину. Ее голова привычно устроилась на его плече. - Наш гид не рассказал ещё кое о чем.
- Забыл?
- Упустил сознательно. Его можно простить в таких обстоятельствах.
- Что, что он упустил? Пожалуйста, я уже слушаю! И буду сопеть очень внимательно.
Смуглая рука легла на волосы женщины, привычно поглаживая их,
близорукий взгляд рассеянно заблудился в кроне цветущей липы.
- Ладно. Хотя это совершенно секретные сведения.
- Могила! - поклялась она.
- "Слушай, послушай, не обращай внимания от песни, мой ангел, внимай - я буду выдумывать правду!"
В империи зла Алярмуса существует Сопротивление. Оно объединяет тех, кто был похищен, завлечен, но не захотел становиться нелюдью. Отряды Сопротивления ведут подрывную деятельность изнутри. Думаю, Севан ушел, что бы пополнить их ряды. Не зря же он оставил записку про завет Источника.
- Конечно, не зря! Он был профессиональным разведчиком! И хотя сильно пострадал от предательства Очина, но, уверена, сражается не на стороне Алярмуса. Похоже, он помогал влюбленным.
- Надеюсь, надеюсь... Эту парочку явно кто-то хранил, - пробубнил сочинитель. - Догадываешься, проницательная моя? Наш гид ничего не рассказал о мужчине на платформе. О работяге с лопатой и дустом, спугнувшем гадов.
- О том пассажире, что напугал Теофила своими перчатками и подозрительной слежкой? Он оказался обыкновенным человеком!
- Не совсем... - глаза сочинителя хитро блеснули. - Ну, скажи, кем по-твоему был этот спутник в ночи? Это же совсем просто: он только изображал воина Алярмуса. Вроде Штирлица в Третьем рейхе. На самом же деле был шпионом, проникшим в подземелье с диверсионными целями. Он следил за Теей, поэтому оказался в поезде и помог малышке спастись от нападения Духов тьмы!
- Зачем он следил за ней?
- Господи! Волновался. Это же отец Теи.
- Отец!? - женщина приподнялась, тараща янтарные глаза.
- Ее настоящий отец. В нем живет сила Источника. И он всегда рядом с ней, как Ангел-хранитель. Так ведь обязательно происходит, даже если наши близкие далеко, совсем далеко...
- Ах, где же он сейчас, где?...
- Ты ведь хорошо запомнила нашего гида? Да, детка, да. Он не зря так смотрел на тебя. Там, на платформе, здесь... Я узнал его. Вот и сказке конец, а кто слушал... - Рассказчик притянул к себе даму, нацелясь в щечку поцелуем. Она увернулась:
- И все?!
- А что же еще? Полный порядок.
- То, что ты написал сегодня ночью.
- Тебе не понравится. Простенькое.
- Простенькое как раз по мне.
- Забирай.
Буду валять я себя, баловаться,
нимф легконогих в кустах поджидать,
юным себе и счастливым казаться,
птиц, мне накаркавших, в небе считать.
Ах, эти воды, зеленые своды,
сбитым белком в синеве облака,
ах, это женское лоно природы!
Дай мне в него погрузиться пока.
Не оскорбляйся, мой дух непреклонный
склонностью маленькой глупой души
тела проделками, шелестом коны,
блудною песнью в медовой глуши.
Числить меня в дезертирах не надо.
Вот подлечусь я - и вновь - хоть убей!
Лишь откормлю я животную радость
и принесу её в жертву тебе!
- Ладно, придется смириться, что я прохожу по статье "животная радость".
- Ты - и радость, и дух, - строго заверил сочинитель. - Ты - мое убежище и поле боя.
- А ты мое, - теплые руки обвили его шею, губы прильнули к губам. Над поцелуем витал июньский ветерок, порхали пестрокрылые бабочки, проплывали в небесной высоте легкие облака. Армия желтоголовых цветов источала медовую сладость и охраняла покой двоих. Вокруг вращался мир, залитый любовью и солнцем...
- Эй, мудрило, забыл про Живое слово! - женщина уронила захмелевшую голову в прохладное желтое море.
- Ай, это же ясно - Любовь.
- Вот и нет! - она подняло лицо, позолоченное пыльцой: ОДУВАНЧИК.
...У картины стоял человек в жилете и, пробегая кончиками пальцев по полотну, старался угадать изображенное. Потом подошел к окну, устремил давно незрячие глаза к солнцу. Теплые лучи ласкали лицо, отвечавшее им улыбкой.
Забавную историю сочинила сегодня эта смешная пара!
ЭПИЛОГ
В отделе НЕХИВО собрались суровые мужчины. На столе у сдвинутого дисплея примостился скромный разносол закусок, бутылка водки, стаканы. Выпили молча, косо глянув на фотографию смеющегося брюнета в черной рамке.
Прибывший на поминки Вартанова смежник - капитан Пахайло - завершил пространную речь. Цитировал стихи, обращался к мифологии - путал следы, как это у них принято. А что тут скажешь? - скончался Вартанов С.О. в больнице, получив мозговую травму при исполнении служебных обязанностей. Подробности не уточняются, вот и плетется вокруг да около мистическая хренотень.
Саша Галкин - ближайший помощник Севана с классовой ненавистью поглядывал на элегантного капитана, не веря ни единому слову. Его коллеги напротив, искательно заглядывал в глаза сильно эрудированного представителя "органов", изображая сосредоточенное внимание. Им предстояло работать в тесной связке.
- И какой смысл вашего "выступления"? Извините, Василий, я не понял, - Галкин поморщился, закусив водку толстощекой клубничиной.
- В нашей стране никогда ничего не бывает до конца ясно, снисходительно объяснил Пахайло. - Взгляните сами. Сборник стишков Теофила Трошина. "Благодарю тебя". Кого он благодарит? За что, с какой стати? Откуда бабки на публикацию? О чем вообще базар?
- Но тут же ясно - о человеческом в человеке, - Александр взял книжку. - О нас с вами. "И повышу свой голос в защиту себя, и Его, и всего, и тебя, мертвецов в мерзлоте, всех в ком теплится "я", всех живущих свой дух затая..."
- Ах, радость какая - защитник человечества объявился! Скромности этим поэтам не занимать. Кричит он, видите ли, о Смысле! Глотку рвет. Ну и что? Ни-че-го. - Пахайло взял книжку, изящным, точным жестом послал её в корзину. - Вы, Александр, как я понимаю, отныне заведуете отделом? Значит, вам и карты в руки. Вот, изучите.
Галкин принял увесистую папку.
- Роман?
- Триллер. "И вновь продолжается бой..." Растоптан толпой продавец книг, некто Ухов по кличке Жетон. Между прочим, писатель постмодернист и приятель Трошина. Сам же поэт и его сожительница в розыске. Как говорят: "ушли из дома и не вернулись"
Александр скрипнул зубами. Он имел основание полагать, что ясновидящий поэт знал достаточно много о гибели Севана, что бы люди Пахайло убрали его подальше:
- Думаю, мы найдем его.
- Желаю успеха, - ухмыльнулся капитан, извлекая из бумаг подшивку. Здесь ещё кое что весьма занимательное. Супруга Очина Елена Владимровна. Утонула в Крыму.
- Невероято! - Александр изобразил преувеличенное удивление. Утонула!?
- Ну, разумеется, это версия для посторонних. Для нас с вами - Арт Деко, - Пахайло вздохнул. - Увы, уважаемого Севана Осиповича Вартанова уже нет. Не говорю "к несчастью". Не вам рассказывать в дебри какой дикой версии он пытался завести расследование. Надорвался, это понятно. Нам-то в целом ясны социально-экологические предпосылки загадочной серии. Антисанитария, жуткое загрязнение среды, моральное и физическое разложение населения и прочее, прочее, прочее... Не мне вам рассказывать, коллеги. Отсюда мутация гадов в канализационной системе. Пока эффективные методы борьбы не найдены. Но мы не собираемся отступать.
Александр бросил на него внимательный взгляд:
- Хорошо говорите, уважаемый. Только... Не держите вы руки в карманах. Не хорошая это привычка...
К О Н Е Ц
"Испытываю чувство вновь и вновь
любви. Проверку местом этим лютым
и временем пытливым, как Малюта
выдерживает хрупкая любовь.
Все потому, что тело к Духу льнет,
что мы с тобой друг другу имманентны,
что сон твой тих и сладок, что momentо
не только mori, что трава растет.
Упорствуй, ликование мое!
гарантией надежной и порукой,
что жизнь прекрасна, служим мы друг другу,
верней - причиной красоты её,
Ведь энтропия не осилит Свет покуда Он любовию согрет. *
"Постойте, так нельзя - без глаз без сердца и без рук!
Клянусь, Господь не предал нас,
он наш Отец и Друг! Часы не остановит мрак не станет гад творцом. не торопись к нему, дурак, стой, оглядись кругом... В тебе живут Его черты его слова, любовь и золотой цветок души что б не остыла кровь!"
- Пожалуйста! Пожалуйста! - молила Тея.
Открылись! Но впереди ещё вагон, ещё двери, ещё вагон и - последнее окно, за которым лишь отблеск убегающих рельс. Тея заскулила, как скулил её раненый пес, вцепилась пальцами в толстую, сомкнутую намертво резину.
- Помогите, помогите мне, солнечные цветы, помоги, Источник! Пустите меня к нему!
Злобно лязгнув, створки на секунду разошлись, выпустив девушку. Она выпала на мокрый асфальт и замерла, что бы не свалиться с края площадки. Прямо у её колен перрон обрывался, за ним начиналось царство клубящихся рельс и перемигивающихся во тьме красно-синих огненных глаз. Впереди, в бегущих отсветах уходящей электрички, остался Теофил и она позвала его:
- Мой! Мой!
Ветер сорвал платок, теребил длинные намокшие волосы, теплая соленая влага текла по щекам. Жизнь сжалась в тугой комок под ребрами и он так сильно, так непереносимо болел! Сейчас порвется тоненькая нить, шар с болью лопнет и жизнь уйдет, как облачко пара, прорывающееся с криком из одеревеневших губ.
Скрежет и лязг раздались совсем рядом. Тея увидела как пошевелилась и чуть съехала на бок крышка металлического люка. Под асфальтом шевелилось нечто грозное, огромное и оно чувствовало присутствие Теи!
Гигантский лиловый червь высунул сморщенное смеющееся лицо с провалами дырок-глаз. Нечто извивающееся и скользкое потянулось к ноге.
- Я не боюсь вас, Духи тьмы! Я - дочь Источника! Сгиньте, сгиньте... - шептала Тея, не в силах подняться.
Свистящий хрип означал смех, извиваясь, щупальца обхватили её щиколотку.
- Будь проклят, гад! - тяжелый ботинок размозжил клешню, знакомые руки подхватили Тею. Прижимая её к груди, Теофил с трудом сохранял равновесие у пропасти люка. Оттуда раздавались завывания, хлюпанье, вопли и вдруг все стихло - властный голос прогудел из недр земли, заставляя дребезжать чугунную крышку.
- Брось её мне. Брось и посмотри на свои руки. Ты наш, наш! Бессмертие и пустота будут твоими! Ты же не останешься в аду, ты ведь боишься пыток!
Тея спрятала лицо на груди Теофила. Она успела увидеть, как обвили колени едва державшегося на краю человека скользкие жгуты и ноги его подломились. Теофил осел, не выпускает Тею. Его голос не дрогнул, в нем было победное ликование:
- Мы не пойдем с вами. Мы будем стареть, хоронить ближних, отправлять на адскую войну своих детей, кланяться предателям и метать бисер перед свиньями... Мы будем нести наш крест. А еще... А ещё мы обязательно будем счастливы!
- Твои намерения - пустой звук и ничто больше. Как все здесь у вас, как твои стихи. Брось её. Источник Ушел в землю. В часах только три песчинки добра. Людей больше нет! Их нет, нет! Это говорю я - Алярмус!
- Врешь, погань! - лопата с лязгом обрушивается на клешни, освобождая Теофила. Белый порошок с запахом дуста полетел в шахту. Страшный вой вырвался из-под земли, заклокотал зловонный пар, крышка сдвинулась, с грохотом закрыв люк.
- Тьфу, гады! Вот нечисти развелось в дерьме! Всю плешь проел начальству - пора менять трубы. Докладную писал - никакой реакции. Всем все до фени, блин. Ходишь здесь, как Матросов у амбразуры, за свои деньги пестицид покупаешь. И ещё зарплату не выбьешь, - человек в робе дорожного рабочего сплюнул, снял брезентовые перчатки и закурил. - Скажи спасибо, лохматый, что я тебе очки не попортил. Трезвый, а на рожон лезешь.
Тот, которого бил Филя, окинул Тею сочувственным взглядом и подмигнул, вздыхая:
- Чего только не бывает, дочка!
У него оказались корявые, не слишком чистые, но совершенно человеческие руки. И абсолютно незнакомое лицо.
49
Утро пасмурное, трудовое. Стекаются к метро и убывают в недра земли торопящиеся к рабочему месту служащие. Развозчик прессы открыл своим ключом киоск Трошина и загрузил стопки свежих поступлений. Возле лотка с книгами вырисовывается монументальная фигура Жетона. Среди развала пестрых обложек белеет стопка тоненьких книжек, на грозном лице "казака" кирпичом лежит несвойственная Евгению озабоченность. Подфартило Фильке - весь тираж может разлететься вмиг! Только что из радиосообщения стало известно, что толпа вкладчиков банка "Ильич", располагавшегося недалече и давно сгинувшего вместе с бабками кинутых простаков, направляется к памятному месту с акцией протеста. По радио сообщили, что пойман директор и намерен немедля раздать долги наиболее нуждающимся гражданам. Значит, жди столпотворения. Ведь нуждающихся, поди, тысячи три набежит! Жетон приготовился к бурной торговле. Вот показался в дверях метро передовой отряд с плакатами и воззваниями разной идеологической направленности. "Вернуть инвалидам кровную копейку!", "Смерть буржуям!" "Олигархов в Бутырку!", "Коммунизм победит!", "Господа, где справедливость?"
Прихватил белый томик, Жетон кинулся на перерез:
- Граждане-товарищи! Друзья! Братаны! Не пропустите свой шанс ознакомиться с жизненно важной информацией. Всю подноготную деятельности теневой экономики в стране и механизм функционирования Смысла жизни раскрывает Теофил Трошин. В поэтической форме. Да что вы толкаетесь, дама? Пустите, пустите, оторвете рукав! Убери манифест, мужик, я ж не памятник!
Жетона отнесло на обочину выплеснувшейся на поверхность реки. Словно истомленные пытками узники подземелья, вырвались люди из метрополитена, топоча, как стадо носорогов. Запричитала, свалившись в грязь какая-то бабка, её затерли, не теряя темпа. Расталкивая локтями бегущих, "казак" ринулся в гущу и выволок старуху к прилавку. При этом получил по загривку древком союзного знамени, потерял мобильник и озверел.
- Эй, народ, слушай, что говорю! "Своевременная книга", - он развернул листы томика.
... и повышу свой голос в защиту себя,
и Его, и всего, и тебя,
мертвецов в мерзлоте, всех, в ком теплится "я",
всех живущих свой дух затая.
сам я свой. И отчаяньем сердце скрепя,
хлещет горлом свобода моя...
Щиток с лозунгом "Верни кровную копейку, сука!" выбил из рук читавшего книгу, зацепил вдохновенный казацкий фейс.
- Вот тебе, козел! - кулак Жетона опустился на темя обидчика. Кровь струилась из разбитой губы, он стирал её рукавом, удерживая напор целеустремленных граждан. Парнишка не инвалидного, а вполне спортивного кроя, мимоходом, ловким пассом профессионала, двинул чтеца головой в челюсть.
- Озверели совсем, господа? - не удержав равновесия, Жетон рухнул под чьи-то ноги. Могучий рев заглушили топот и тупые удары, словно выбивали палкой тюфяк. Бледное лицо со смертельной тоской в черных глазах ещё мелькнуло в туче бегущих тел, взлетели крылья удивленных бровей и скрылись. Толпа неслась, свернув прилавок, затаптывая в грязь пестрые обложки книг, руку продавца, ухватившую в предсмертной судороге белый томик.
... и повышу свой голос в защиту себя,
и Его, и всего, и тебя...
50
В Европе много старинных замков, которые охотно посещают любознательные туристы. Зачастую это вовсе не музеи, а жилые дома. Их владельцы корысти ради или для собственного удовольствия приглашают в залы гастролирующих музыкантов, устраивают концерты, экскурсии. Пусть даже в группе любопытствующих всего два человека, но хозяин рад похвастаться своими сокровищами и не пожалеет времени на разговоры. Вот он с указкой в руке - сухонький старикан в вязанном жилете и затемненных очках. Стены овального зала пусты, лишь в большой нише, как раз против широкого, задернутого портьерой окна, разместились три полотна, объединенные в триптих.
Слева, конечно же, Адам и Ева, ещё не изгнанные из Эдема, а, похоже, только что в него прибывшие - радость скитальцев, обретших обетованную землю, озаряет лица. И новорожденная любовь! Нет, такая не может быть грешной.
Справа - полотно, густо населенное фигурами и сюжетами, его надо разглядывать долго, подробно, выспрашивая хозяина про отдельные эпизоды и строя собственные догадки. Люди, собаки, леса, озера, таящиеся в зелени змеи, скопища башен, словно увиденных с ковра-самолета, спящие дома, отягощенные плодами яблони. Синеглазый человек в лиловых перчатках взмахнул серебристым клинком над клубящимися тварями, другой - с разбойничьим разлетом смоляных бровей - склонился над фолиантами, а седовласый старик с маленькой девочкой сидят среди золотого сада, как в драгоценной палехской шкатулке.
На картине, расположенной в центре, разлилась от края до края бездонная лазурь, а в ней, над зелено-голубым летучим шаром Земли парят песочные часы. Отсветы небесного сияния играют на стеклянных боках полусфер, висящих в горизонтальном равновесии, как знак бесконечности. Свет и мрак пойманы в прозрачные садки, чуть покачивающиеся, словно чаши весов.
Мозаичный паркет натерт до блеска, в углах зала притаились тени и разделяет слова говорящих такая тишина, что слышно, как стучит сердце. Против картин двое стоят в обнимку, не разжимая скрещенных за спинами рук почти сиамские близнецы. Разве разберешь, чье сердце колотится гулко и торопливо? И, похоже, с них рисовал неизвестный художник Адама и Еву.
- Специалисты предполагают, что автором этого триптиха является неизвестный предшественник Иеронима Босха. Полотно справа представляет собой подробную и отчасти, аллегорическую иллюстрацию к истории, которую я вам поведал, - завершил долгий рассказ Хозяин и устало опустился на обитую вишневым бархатом банкетку.
- Значит все, что вы рассказали нам про Алярмуса и Дочь Источника тоже историческая гипотеза? - поинтересовался сухопарый брюнет, строго глядя из-за круглых очков. В его коротко подстриженных и довольно редких у лба волосах проглядывала седина.
- Так гласит предание, друзья мои. Я лишь пересказал живущую в моем роде легенду, - господин в жилете виновато улыбнулся. - Легенду, интриговавшую, между прочим, серьезных ученых.
- А что это застряло в перешейке часов? - голос блондинки, вовсе не девочки и далеко не тростинки, прозвучал тихо.
- Песчинка добра, полагаю, - взглянув на гостью с чрезмерным любопытством, Хозяин спохватился и отвел глаза.
- Да нет! Приглядитесь хорошенько! - вспыхнув, она подвела к полотну спутника. - Ну что я тебе говорила? Здесь же прекрасно видно - это одуванчик!
- Верно, верно! Я забыл внести уточнения. Одуванчик! - оживился старик. - Тот самый одуванчик, который расцвел из последней песчинки добра и помог удержаться оставшимся.
- Но ведь в вашей истории Света оставалось слишком мало, что бы спасти цивилизацию, как я понял. Истекали последние минуты. А на картине часы лежат и золотых песчинок в нем полным-полно! - мужчина вздохнул. Полагаю, в вашей легенде восторжествовал вполне дидактический хеппи-энд: под воздействием просветительской миссии Теофила люди одумались, ожили душой и принесли в ладонях свою крупицу добра. Каждый внес свой посильный вклад и сплоченный коллектив человечества одолел гадкого змея.
- Похоже, вы не любитель утопий. Тогда - вот вам житейский реализм. Вы, разумеется, знаете, как плодовиты одуванчики. Их упорно выкорчевывают, выжигают химией, топчут. А один остался, пустил семена по ветру, глядишь на следующую весну - целое поле! Сорняк, полагаете? - хитро улыбаясь, седой господин покачал головой, поднялся и подманил гостей к полотну.
- Видите надпись здесь, в уголке? Это латынь, шрифт готический, разобрать не просто. Перевод же таков:
"ОДУВАНЧИК - семя РАЯ. Кровь солнца течет в его жилах, подобно молоку, питая тьму земных недр животворным соком и убивая тех, кого порождает мрак" - Вот вам и ответ, друзья, - за дымчатыми стеклами очков блеснули странные глаза и гостям на миг показалось, что старик безумен.
- Значит, не вырывать? - серьезно осведомился турист, насупив лоб.
- Ни в коем случае! В этом все дело.
- А что случилось с Источником? - блондинка рассматривала картину.
- Источник ушел в землю, что бы уничтожить духов тьмы. Но из земли стали бить струйки воды и превращаться в золотые цветы - в Желтые великаны. Их много, очень много. Вон, посмотрите - целое золотое море. - Звякнув кольцами, старик отдернул штору.
Летний полдень дохнул жаром и медом, ослепил июньским солнцем. Внизу, до самого перелеска и синей глади озера простирался ковер желтых цветов.
- Ого! Никогда не видела замка с такой запущенной поляной... облокотилась на подоконник женщина.
- Может, у вас проблема с садовником? Или... - обернулся к хозяину ироничный турист. И виновато умолк: зала была пуста.
Они лежали среди цветов и смотрели в небо.
- Мне понравился старикан. Но все же у его сказки нет конца. Похоже, это вообще сплошная импровизация. Ты заметил, он все время поглядывал на меня? "Списывал" Дочь Источника прямо с натуры. Даже волосы и этот белый ангорский свитер не упустил. С возрастом, конечно, промахнулся. Но тут, думаю, уступка сюжету. Как и рыжие кудри поэта, фигурировавшего под именем Теофил.
- Уж на Высокого блондина я решительно не тяну. Кроме того, давно не цепляю очки на шнурок.
- Все равно - выдумщик, - она склонилась над своим спутником, заглядывая в его лицо. - И сочинитель, и храбрец и немного трусишка. И потом... Все это мы уже знали, ведь правда?...
- Знаем даже больше! - "выдумщик" притянул к себе женщину. Ее голова привычно устроилась на его плече. - Наш гид не рассказал ещё кое о чем.
- Забыл?
- Упустил сознательно. Его можно простить в таких обстоятельствах.
- Что, что он упустил? Пожалуйста, я уже слушаю! И буду сопеть очень внимательно.
Смуглая рука легла на волосы женщины, привычно поглаживая их,
близорукий взгляд рассеянно заблудился в кроне цветущей липы.
- Ладно. Хотя это совершенно секретные сведения.
- Могила! - поклялась она.
- "Слушай, послушай, не обращай внимания от песни, мой ангел, внимай - я буду выдумывать правду!"
В империи зла Алярмуса существует Сопротивление. Оно объединяет тех, кто был похищен, завлечен, но не захотел становиться нелюдью. Отряды Сопротивления ведут подрывную деятельность изнутри. Думаю, Севан ушел, что бы пополнить их ряды. Не зря же он оставил записку про завет Источника.
- Конечно, не зря! Он был профессиональным разведчиком! И хотя сильно пострадал от предательства Очина, но, уверена, сражается не на стороне Алярмуса. Похоже, он помогал влюбленным.
- Надеюсь, надеюсь... Эту парочку явно кто-то хранил, - пробубнил сочинитель. - Догадываешься, проницательная моя? Наш гид ничего не рассказал о мужчине на платформе. О работяге с лопатой и дустом, спугнувшем гадов.
- О том пассажире, что напугал Теофила своими перчатками и подозрительной слежкой? Он оказался обыкновенным человеком!
- Не совсем... - глаза сочинителя хитро блеснули. - Ну, скажи, кем по-твоему был этот спутник в ночи? Это же совсем просто: он только изображал воина Алярмуса. Вроде Штирлица в Третьем рейхе. На самом же деле был шпионом, проникшим в подземелье с диверсионными целями. Он следил за Теей, поэтому оказался в поезде и помог малышке спастись от нападения Духов тьмы!
- Зачем он следил за ней?
- Господи! Волновался. Это же отец Теи.
- Отец!? - женщина приподнялась, тараща янтарные глаза.
- Ее настоящий отец. В нем живет сила Источника. И он всегда рядом с ней, как Ангел-хранитель. Так ведь обязательно происходит, даже если наши близкие далеко, совсем далеко...
- Ах, где же он сейчас, где?...
- Ты ведь хорошо запомнила нашего гида? Да, детка, да. Он не зря так смотрел на тебя. Там, на платформе, здесь... Я узнал его. Вот и сказке конец, а кто слушал... - Рассказчик притянул к себе даму, нацелясь в щечку поцелуем. Она увернулась:
- И все?!
- А что же еще? Полный порядок.
- То, что ты написал сегодня ночью.
- Тебе не понравится. Простенькое.
- Простенькое как раз по мне.
- Забирай.
Буду валять я себя, баловаться,
нимф легконогих в кустах поджидать,
юным себе и счастливым казаться,
птиц, мне накаркавших, в небе считать.
Ах, эти воды, зеленые своды,
сбитым белком в синеве облака,
ах, это женское лоно природы!
Дай мне в него погрузиться пока.
Не оскорбляйся, мой дух непреклонный
склонностью маленькой глупой души
тела проделками, шелестом коны,
блудною песнью в медовой глуши.
Числить меня в дезертирах не надо.
Вот подлечусь я - и вновь - хоть убей!
Лишь откормлю я животную радость
и принесу её в жертву тебе!
- Ладно, придется смириться, что я прохожу по статье "животная радость".
- Ты - и радость, и дух, - строго заверил сочинитель. - Ты - мое убежище и поле боя.
- А ты мое, - теплые руки обвили его шею, губы прильнули к губам. Над поцелуем витал июньский ветерок, порхали пестрокрылые бабочки, проплывали в небесной высоте легкие облака. Армия желтоголовых цветов источала медовую сладость и охраняла покой двоих. Вокруг вращался мир, залитый любовью и солнцем...
- Эй, мудрило, забыл про Живое слово! - женщина уронила захмелевшую голову в прохладное желтое море.
- Ай, это же ясно - Любовь.
- Вот и нет! - она подняло лицо, позолоченное пыльцой: ОДУВАНЧИК.
...У картины стоял человек в жилете и, пробегая кончиками пальцев по полотну, старался угадать изображенное. Потом подошел к окну, устремил давно незрячие глаза к солнцу. Теплые лучи ласкали лицо, отвечавшее им улыбкой.
Забавную историю сочинила сегодня эта смешная пара!
ЭПИЛОГ
В отделе НЕХИВО собрались суровые мужчины. На столе у сдвинутого дисплея примостился скромный разносол закусок, бутылка водки, стаканы. Выпили молча, косо глянув на фотографию смеющегося брюнета в черной рамке.
Прибывший на поминки Вартанова смежник - капитан Пахайло - завершил пространную речь. Цитировал стихи, обращался к мифологии - путал следы, как это у них принято. А что тут скажешь? - скончался Вартанов С.О. в больнице, получив мозговую травму при исполнении служебных обязанностей. Подробности не уточняются, вот и плетется вокруг да около мистическая хренотень.
Саша Галкин - ближайший помощник Севана с классовой ненавистью поглядывал на элегантного капитана, не веря ни единому слову. Его коллеги напротив, искательно заглядывал в глаза сильно эрудированного представителя "органов", изображая сосредоточенное внимание. Им предстояло работать в тесной связке.
- И какой смысл вашего "выступления"? Извините, Василий, я не понял, - Галкин поморщился, закусив водку толстощекой клубничиной.
- В нашей стране никогда ничего не бывает до конца ясно, снисходительно объяснил Пахайло. - Взгляните сами. Сборник стишков Теофила Трошина. "Благодарю тебя". Кого он благодарит? За что, с какой стати? Откуда бабки на публикацию? О чем вообще базар?
- Но тут же ясно - о человеческом в человеке, - Александр взял книжку. - О нас с вами. "И повышу свой голос в защиту себя, и Его, и всего, и тебя, мертвецов в мерзлоте, всех в ком теплится "я", всех живущих свой дух затая..."
- Ах, радость какая - защитник человечества объявился! Скромности этим поэтам не занимать. Кричит он, видите ли, о Смысле! Глотку рвет. Ну и что? Ни-че-го. - Пахайло взял книжку, изящным, точным жестом послал её в корзину. - Вы, Александр, как я понимаю, отныне заведуете отделом? Значит, вам и карты в руки. Вот, изучите.
Галкин принял увесистую папку.
- Роман?
- Триллер. "И вновь продолжается бой..." Растоптан толпой продавец книг, некто Ухов по кличке Жетон. Между прочим, писатель постмодернист и приятель Трошина. Сам же поэт и его сожительница в розыске. Как говорят: "ушли из дома и не вернулись"
Александр скрипнул зубами. Он имел основание полагать, что ясновидящий поэт знал достаточно много о гибели Севана, что бы люди Пахайло убрали его подальше:
- Думаю, мы найдем его.
- Желаю успеха, - ухмыльнулся капитан, извлекая из бумаг подшивку. Здесь ещё кое что весьма занимательное. Супруга Очина Елена Владимровна. Утонула в Крыму.
- Невероято! - Александр изобразил преувеличенное удивление. Утонула!?
- Ну, разумеется, это версия для посторонних. Для нас с вами - Арт Деко, - Пахайло вздохнул. - Увы, уважаемого Севана Осиповича Вартанова уже нет. Не говорю "к несчастью". Не вам рассказывать в дебри какой дикой версии он пытался завести расследование. Надорвался, это понятно. Нам-то в целом ясны социально-экологические предпосылки загадочной серии. Антисанитария, жуткое загрязнение среды, моральное и физическое разложение населения и прочее, прочее, прочее... Не мне вам рассказывать, коллеги. Отсюда мутация гадов в канализационной системе. Пока эффективные методы борьбы не найдены. Но мы не собираемся отступать.
Александр бросил на него внимательный взгляд:
- Хорошо говорите, уважаемый. Только... Не держите вы руки в карманах. Не хорошая это привычка...
К О Н Е Ц
"Испытываю чувство вновь и вновь
любви. Проверку местом этим лютым
и временем пытливым, как Малюта
выдерживает хрупкая любовь.
Все потому, что тело к Духу льнет,
что мы с тобой друг другу имманентны,
что сон твой тих и сладок, что momentо
не только mori, что трава растет.
Упорствуй, ликование мое!
гарантией надежной и порукой,
что жизнь прекрасна, служим мы друг другу,
верней - причиной красоты её,
Ведь энтропия не осилит Свет покуда Он любовию согрет. *
"Постойте, так нельзя - без глаз без сердца и без рук!
Клянусь, Господь не предал нас,
он наш Отец и Друг! Часы не остановит мрак не станет гад творцом. не торопись к нему, дурак, стой, оглядись кругом... В тебе живут Его черты его слова, любовь и золотой цветок души что б не остыла кровь!"