— У нас шесть часов, — повторил он громче, и все взгляды обратились в его сторону. — После этого останется сказать, что мы вновь сели в лужу.
   — Мы не в состоянии атаковать восемнадцать мест сразу, Рамдарон, — возразил ольт — совсем молодой на вид, но с совершенно седыми волосами.
   После таинственного исчезновения и появления Сунь Унэна относительного спокойствия как не бывало: словно по чьей-то наводке, удалось напасть на след многих сотен агентов Империи, и резервов у Совета к настоящему моменту почти не оставалось. Хорошо, если Девятка… виноват, Восьмёрка об этом не знает.
   — Я знаю, — Рамдарон склонился над картой. Хотя бы одну зацепку. Его агентура предсказала, что в ближайшее время ожидается появление кого-нибудь из слуг Восьмёрки в подготовленных ею секретных местах. Эти донесения были странными, но игнорировать их не стоило. Предыдущее тайное оружие Восьмёрки едва не уничтожило большую часть населения северной части Континента — помог только счастливый случай.
   Карта не давала никаких подсказок, никаких указаний. Думай сам. Решай, с чего начать. И решай быстро.
   — Рамдарон, — запищал в ухе тонкий голосок. Рамдарон щёлкнул ногтём по изящному каменному цветочку-булавке, приколотому к воротнику, и голос стал слышен всем.
   — Рамдарон, телепортация в районе три-восемь-два, два-шесть-три, сорок-шестьдесят. Сигнал размытый, направление — северо-запад. Повторяю…
   — Отправляемся, — ольт подал знак команде. Вся она моментально собралась вокруг; прошёл неуловимый миг, и вот уже вместо дремлющих людей вокруг стоят собранные и готовые ко многим неприятностям бойцы.
   — Удачи, — Рамдарон махнул рукой и Отряд исчез.
   Остальным двум Отрядам Рамдарон велел рассредоточиться в окрестностях мест, о которых только что сообщили — и постоянно докладывать обо всём новом.
   Есть, конечно, опасность, что Восьмёрка перехватит их разговор (что почти невероятно), но большого выбора нет. Жаль, что удалось собрать так мало Отрядов… и жаль, что столь много мест, где им стоило бы сейчас находиться.
   Очень жаль. Потому что противник не сидит сложа руки, а Совет по-прежнему не нашёл ответа на главный вопрос: какова хотя бы приблизительная природа того, с чем придётся столкнуться?
   Тнаммо мгновенно отреагировал на сигнал о перехвате.
   Перехват подобной связи был явлением, возможным только теоретически. Практически же надо знать, где примерно находятся сообщающиеся стороны; примерную структуру заклинания, позволяющего вести беседу и многое другое.
   Выучка сработала моментально. Он дал мысленный сигнал — и где-то там его посланник превратился в кучку глины. С этим всё в порядке. А вот тот факт, что состоялся перехват, ничего, кроме неприятностей, не предполагает.
   Ибо если противник знает, что Тнаммо сидит на острове, то почему медлит? Тем более, что никто — даже Восьмёрка — не знает, над чем именно работает Пятый?
   Тнаммо стало страшно. Он принялся ходить по комнатке взад-вперёд, не обращая внимания на взволнованную Альмрин. Ей не понять, отчего он беспокоится… но ей сильно не по себе. Волнуется, бедная, а поделать ничего не может. И я не могу, подумал он холодно.
   Впрочем, могу.
   Надо вскрывать тот шкаф, немедленно. Отчего-то Тнаммо был уверен, что искомый артефакт именно там. А Цель… подождёт. В конце концов этот, самый опасный их противник, фактически устранился от открытой войны с Лереем. И хвала богам, что устранился. Тнаммо ещё помнил, как жалко выглядела их едва не попавшаяся Восьмёрка, когда взявшиеся из ниоткуда ударные войска неожиданно ворвались в Лерей, столицу империи Лерей и вынудили сдаться — за несколько часов. Как унизительно!
   Так что…
   Тнаммо размышлял сосем недолго.
   Надо немедленно предупредить Первого.
   Первый подскочил, словно ужаленный, когда все, все до единого сигнальные устройства ожили. Передача, не защищённая от перехвата.
   Первой мыслью было: Пятый угодил в ловушку. Мысль эта не успела как следует оформиться, как её заместила другая: Пятый сошёл с ума. Кто-то перехватил их разговор, не далее как полчаса тому назад, а он тут же устраивает новый сеанс. Без защиты! На полной мощности!
   — Слушаю, — отозвался Первый, с беспокойством глядя на статуэтку дракона с глазами из чистейшего изумруда. Глаза оставались тусклыми. Если они вспыхнут хоть на миг — значит, эвакуация по схеме ноль-ноль. С полным уничтожением того места, где он сейчас находится.
   Вместе, разумеется, с прислугой, случайными прохожими возле особняка и так далее. Цена немалая.
   Глаза не светились.
   — Я приступаю к изъятию, — Пятый был совершенно спокоен. — Будьте готовы извлекать меня. Если операция пройдёт успешно, у вас будет всего четыре-пять часов на запланированный эксперимент.
   Первый, осознав, что сказал его коллега, тут же перестал ощущать себя главным. И едва не вытянулся в струнку (хотя видеть его всё равно никто не мог).
   — Ожидайте сигнала, — и связь оборвалась.
   Глаза так и не загорелись. Отлично. Вполне возможно, что шпионы Совета уже мчатся со всех ног и к укрытию Пятого, и сюда, в Лерей… Ну что же. Первый потёр руки и долго думал, прежде чем извлёк сложную аппаратуру для сбора собственного Особого Отряда. Подчинённого лично ему и только ему. Сейчас они живут по всему свету, настолько ничем не примечательные, что даже Совет с его сверхъестественными возможностями не смог разоблачить ни одного из них. Многими остальными, правда, придётся пожертвовать, но если попытка увенчается успехом…
   Тогда — даже и на короткое время — у Восьмёрки появится шанс мгновенно обезвредить Совет. Всех до одного. Наиболее простым образом: нет человека — нет проблемы. Я лично займусь этим назойливым монахом, подумал Первый с мстительной радостью.
   Отчего-то ему казалось, что абсолютное оружие уже у него в руках.
   Норруан постепенно пришёл в себя.
   Вначале он долго осматривал своё тело — ни малейшего следа той смертоносной раны. Как странно. Откуда у Гостя взялась такая чудовищная сила? Такое мастерство?
   Норруан хлопнул себя по лбу и тихо выругался.
   Он ведь сам записал всё это в Книгу! Устроил себе развлечение, действительно. Но кто же мог знать, что доброжелательный и независимый Науэр вдруг — безо всяких видимых причин — превратится в канонического Гостя, в Гостя-фанатика, жаждущего напиться крови из перерезанного горла врага?
   Один удар — и конец разговору. Что же случилось? И что будет теперь?
   — Я мёртв, — проговорил Норруан озадаченно.
   Должно быть, это так. Но если он мёртв, но по-прежнему в состоянии рассуждать, обладает тем же телом и разумом, то…
   Магия! Норруан просиял. Ну ещё бы. Магия порождается разумом. Сейчас он легко и просто выйдет из этой зеркальной комнаты… Бывший Владыка Моррон привычным жестом обвёл многоугольную комнату вокруг себя… Сейчас рухнут зеркальные стены и…
   Ничего не случилось.
   Норруан вздрогнул и повторил жест.
   Тихий смех, как показалось ему, отозвался на его тщетную попытку. Каждая из граней потемнела, затем вновь стала светлой. За ними начали прорисовываться какие-то новые очертания. Не клубящаяся мгла, а что-то вполне определённое.
   Ну-ка, ну-ка…
   Норруан выбрал грань поуже — чтобы, в случае чего, риск провалиться внутрь был наименьшим. Магия оставила его, это понятно. Так что со смертью он всё же потерял могущество. Как бы его вновь вернуть? Или для начала выбраться отсюда?
   Шагать вглубь какой-нибудь грани, или пытаться её разбить Норруан не хотел. Добром, несомненно, это не кончится. Хотя что теперь может означать «добро»?
   Он медленно подходил к грани. В соседних с ней проявились разнообразные пейзажи — горы, побережье спокойного моря, лес, пылающие руины города, подножие извергающегося вулкана и многое, многое другое. Он же подходил к относительно тёмному зеркалу. За его глубинами смутно виднелось неуютное место — болото или пустошь. Полузатянутое туманом и, кажется, под вечерним небом.
   Некоторое время было тихо. В спину подул лёгкий ветерок. Странно. К чему бы это? Откуда в замкнутом пространстве ветер? Норруан несколько раз обернулся, держась от выбранной грани на почтительном расстоянии, но источника ветра так и не обнаружил.
   Бывший Владыка Моррон вздрогнул, когда откуда-то вышел человек и замер, встав прямо за зеркалом. Несмотря на темноту, Норруан прекрасно видел его черты.
   Человек, похоже, тоже видел его.
   Они оба узнали друг друга.
   Каллиро, человек с пепельными волосами, с арфой в руке и посохом, сплетённым из чёрной и красной металлических лент. Казалось, что прошли тысячелетия с момента, когда они впервые говорили… в сумрачном зале с дремлющим каменным вороном.
   — Здравствуй, я , — произнёс Каллиро, усмехаясь. — Узнаёшь? Иди же сюда, и мы покорим этот забытый богами мир непревзойдённой музыкой. Сделай шаг, стань великим и знаменитым.
   Каллиро протянул ладонь, касаясь зеркала с той стороны. Норруану показалось, что по гладкой поверхности побежали волны.
   Порыв ветра неожиданно ударил в спину — не будь Норруан готов к подобным неожиданностям, его внесло бы в грань, из-за которой насмешливо смотрел на него Каллиро. Он едва не полетел кубарем… изогнувшись и ударившись с размаху о твёрдый пол, он едва не сломал кисти рук.
   Но устоял.
   Долю секунды Норруан стоял лицом к лицу с Каллиро… и неожиданно увидел.
   Увидел всю историю Каллиро. От блистательного начала, от победоносных походов и освоения могущественной магии к отвратительным и нелепым поражениям… и смерти от укуса отравленной стрелы, дара мстительного божества… смерти посреди этих самых топей, в которые он некогда пришёл неведомо откуда.
   Норруан отшатнулся и с размаху уселся на пол. Когда он поднялся, за зеркалом с Каллиро вновь бурлил туман, не несущий никаких определённых форм. Безмолвный и равнодушный.
   Следующая грань.
   Совершенно незнакомое Норруану лицо. Но лицо, безо всякого сомнения, принадлежащее известному полководцу.
   — Здравствуй, я , — проговорил тот звучным басом. — Протяни мне руку, и все варварские королевства падут под нашим натиском…
   Норруан решился поднести к зеркалу руку… и вновь его едва не вдуло внутрь. Ничего не получится. Теперь-то он знал, что тут и как.
   Вновь знание накатило на него. Видел он и победоносные марши, и награды, и гимны, и безмятежные дни… но кончилось всё крахом империи, пленом и позорной смертью под пытками… Нет, не хочу.
   — Здравствуй, я … Шагни вперёд, и армии Аглафара очистят эти благословенные земли от мерзких дикарей…
   — …и мы сокрушим всех поклоняющихся ложным богам…
   — …победим…
   — …сомнём…
   — Нет, — повторял Норруан всякий раз, едва осознавал знакомую последовательность: неведомый — могущественный — победоносный — поверженный и забытый. Везде одно и то же. За что же это его так?!
   Зеркала кончились. Впрочем, нет: осталось одно, самое большое. Кромешная мгла была за его зыбкой твердью, и никто не манил с той стороны. Низкие тучи мчались над бесплодной землёй и время от времени расступались, прореживались — но ничего радующего глаз не появлялось на небосводе.
   Норруан долго стоял, забыв и про предательский ветер, и про время, забыв всё абсолютно. Он не помнил этого места. Шагнуть туда? Похоже, что единственный путь отсюда — в одну из граней.
   Пытаться разбить их? Сама мысль об этом пугала.
   Но вот облака разошлись широкой рваной щелью и шпиль, холодно сверкающий и пронзающий слой туч, на миг показался на горизонте.
   И Норруан узнал этот мир.
   Зивир.
   Он уселся прямо на пол и закрыл ладонями лицо.
   — Нет, не туда, — глухо прошептал он. — Не туда. Должен быть выход. Мне нужно подумать, собраться с мыслями.
   Тихий смех раскатился под сводами зеркальной комнаты и звучал он печально.

XXI

   Первые три часа после рассвета Науэр ощущал себя тяжело больным.
   Не физически; он не испытывал никаких неудобств; медальоны, всевозможные магические побрякушки, знаки, оружие и прочие бесценные дары Иглы делали своё дело: защищали от невзгод Зивира. От кажущихся невзгод, от невзгод, которые должны быть .
   Проснувшись, Науэр осознал, что кошмар продолжается. Ночью, когда до его разгорячённого сознания долетали тревожные и леденящие душу вопли какого-то ночного хищника, ему казалось, что Зивир преследует его только во сне. Как оказалось, не только.
   Ничего не хочу делать, подумал Науэр вяло. Хочу лежать. Не буду никуда отправляться, уж лучше сдохнуть прямо здесь.
   Но он встал и бодро направился к песчаному спуску.
   Как же так? Тело словно слушалось кого-то ещё!
   «Сейчас увижу брёвна для плота», мелькнула мысль.
   И верно; Науэр увидел сложенные грудой огромные брёвна и поразился, насколько странным оказался сюрприз Аймвери. Мне же не поднять их вовек! Такие громадины!
   …Как это не поднять?! — подумал Науэр, основательно встревоженный. Кто это думает за меня? Он напряг волю и приказал телу остановиться.
   Оно остановилось, а неведомый «сожитель» бесследно исчез. Науэр (осознавая, что тело ему повинуется беспрекословно) сел на песок, смешанный с галькой и, вытирая со лба холодный пот, постарался взять себя в руки.
   Итак, круг следующий. Кто сказал, что преисподняя — это пылающее жерло, в котором вечно горишь или ледяная пустыня, в которой вечно мёрзнешь? Вовсе нет, преисподняя может выглядеть изумительно и быть полной самых приятных чудес на свете.
   Что теперь?
   Может быть, вернуться в Иглу и потребовать, чтобы его любой ценой вернули домой? Да ну, вряд ли это поможет; кроме того, это выглядело бы слишком малодушно. Этот мир считает его, Науэра, игрушкой; считает, что волен нарушать свои собственные обещания… то-то будет наука! Если обещают вечную славу, стоит семь раз задуматься — а вдруг это будет вечная слава при жизни?
   При вечной жизни?
   Науэру стало сильно нехорошо. Прыгнуть в Реку? — подумал он вяло. Да нет. Вряд ли поможет. Скорее всего, начнётся новый круг. Зачем позволять так легко сходить со сцены!
   Что же тогда?
   Науэр не сразу понял, что его тело встало и, постояв на месте, решительно направилось к брёвнам.
   «Сейчас поднимет их изо всех сил и полетит кувырком», вспомнил Науэр почти равнодушно.
   Так оно и случилось. Только в этот раз смешно отчего-то не было; ни до, ни после. Было жутко. Видеть всё, что некогда произошло с ним самим, до мельчайших подробностей… да уж. Совсем не смешно. Если не забывать, чем всё это закончилось.
   И тут Науэр настолько разозлился, что смог преодолеть чудовищную апатию, которая медленно, но верно засасывала его — в глубины, не менее смертоносные, нежели воды Реки. Немного неудобно, правда — так и придётся действовать теперь, под непрерывным напряжением воли? Ну что же, сам виноват. Сам захотел славы и подвигов. Вот и получил, подумал Гость зло, прихлопывая надоедливого комара. Вот и радуйся.
   Итак, что делать?
   Странный вопрос! Идти в Моррон, конечно. Науэр сумел вспомнить всё — от своего плачевно закончившегося эксперимента с Речной водой до того момента, как увидел быстро испаряющееся тело Владыки Моррон у своих ног. Как там говорил музыкант? Моррон находится за первым же деревом, за первым же холмом? Вот и прекрасно. Сейчас же туда и направлюсь.
   Только вначале оставлю записку самому себе.
   Вон там находится та отвратительная поляна, со множеством следов пребывания предыдущих Гостей. Память его не обманула; Зивир, действительно, оказывался необычайно постоянным местом. До одури постоянным. Вот оно, неприметное дупло… Сейчас напишем записку…
   Вкратце Науэр изложил, кто он, и что с ним случилось после «победы» (что заняло по крайней мере четверть часа) и засунул руку в дупло. Тут его пронзило жуткое предчувствие: сейчас он пошарит в дупле и найдёт там массу таких записок, жёлтых от времени, содержащих одни и те же слова.
   Предчувствие обмануло: дупло оказалось пустым.
   Так. Теперь все магические побрякушки — в Реку. Навеки. С глаз долой. Довольно долго Гость осматривал себя, словно в поисках забравшегося в складки одежды клеща, и остался доволен. Всё своё. Ничего от Зивира. В путь!
   Сейчас спущусь к брёвнам, подумал Гость, а там «найду» Замок сразу же за поворотом, есть там один холмик. А то как-то трудно представить себе Замок, скрывающийся за тонким стволом дерева…
   Отличное настроение мало-помалу возвращалось. Это, конечно, не победа; но лучше уж чем-нибудь заниматься, чем безучастно переживать одну и ту же бесконечную историю, лишённую всякого смысла.
   (Показалось ли ему, или он слышал вялые аплодисменты, пока Зивир возвращал его на сцену?)
   Науэр бегом пробежал до спуска, за которым начиналась излучина; там-то он и услышал знакомый стук, от которого всё хорошее настроение моментально прошло.
   Звук ножа, глухо врубающегося в дерево.
   И увидел… Науэра — полупрозрачную тень, усердно собирающую плот. Этот Науэр был иным — всё ещё обвешанный могущественными артефактами, с сосредоточенным взглядом и осознанием выполняемого долга на лице.
   И Гость припомнил последние секунды их беседы с Норруаном. Всё шло нормально… затем Норруан заметил Воинство Иглы (как, кстати, оно там очутилось?), а затем…
   Так вот что означала призрачная тень, которую увидел Гость за миг до того, как яркая вспышка затмила собой мир и рассеялась, оставив его одного, в растерянности, перед поверженным врагом. Вот оно что! Игле не нужен он , собственно Гость, личность, способная думать самостоятельно. Им нужен Гость из легенд, который свято верит в предсказания и выполняет их дословно.
   Вот как всё это происходит…
   Гость-второй то становился «плотнее», то вновь протаивал; однако брёвна он таскал и обрабатывал вполне успешно. С той же сноровкой. С тем же старанием. Гость-первый скрипнул зубами. Интересно, а увидит ли он меня?
   Он подошёл к двойнику… камень с треском вылетел из-под подошвы.
   Гость-второй резко обернулся и некоторое время разглядывал окружающее пространство. Несколько раз встречался глазами с двойником. Но… волей ли случая, или благодаря слепой удаче, Гость-второй, Гость Правильный, Гость Истинный, не замечал свою своенравную тень.
   Тем лучше. Потому что тень попадёт в Моррон тайным путём — схитрит, иными словами, а Гостю Подлинному придётся, следуя легенде, преодолевать массу трудностей. Как это там ему рассказывали… Тут Науэр вздрогнул. Судя по всему, чем ближе он к двойнику, тем сильнее влияние последнего. Стоило встать поближе (ступая очень осторожно), как тело норовило начать заниматься тем же, чем занимался полупрозрачный двойник. Слиться с ним. Подчиниться ему. Но едва лишь Науэр отошёл в сторону, как наваждение развеялось.
   Ну что же, прощай, подумал он и отвернулся. Позади весело летели стружки, скрипела верёвка, и плот был уже совсем близок к завершению. Счастливого пути.
   Гость зажмурился и представил себе, что за этим холмиком находится опушка мёртвого леса, а за ней болото, а за ним…
   Он перебежал через гребень холма, не открывая глаз.
   Долго стоял и прислушивался.
   И открыл глаза.
   Тяжёлый запах гнили и болотных газов ударил в нос; небо потемнело — здесь, на юге, солнце никогда не всходило в полном смысле этого слова. Оглянувшись, Гость увидел бессильно воздетые к небу высохшие многопалые руки и понял, что пока идёт правильно.
   Но радоваться рано. Улита едет, когда-то будет. Так что вперёд — к Норруану. Гость вздохнул, поморщился и осторожно ступил на едва различимую тропинку, петляющую среди тяжко вздыхающей трясины.
   О том, что он будет делать, если Норруана там не окажется, Гость предпочитал не думать.
   — Честно признаться, я как-то по-другому представлял себе тихое место с выпивкой и закуской, — заметил Унэн, поморщившись.
   На укромный уголок это, действительно, никак не походило. Мрачная комната, довольно прохладная; крохотный очаг, у которого едва-едва смогли бы устроиться два, от силы три человека. Каменные двери. Каменный пол. Каменный же стол и каменные скамьи. Проклятие, кто тут живёт?
   — Мы глубоко под землёй, — заметил флосс нервно. Унэн ощущал его беспокойство. Ну да, его пожелание вновь воспринято буквально. На худой случай пожелаем оказаться где-нибудь… нет, клянусь всем Воинством Хаоса, не «где-нибудь»! А у себя дома! Назову всё с крайней точностью, думал монах, неприятно улыбаясь, и пусть только попробует не услышать.
   Пока, во всяком случае, не слышала. Вполне возможно, как часто говорят жрецы, что боги слышат только высказанные слова — иначе давно уже не осталось бы ничего живого. Найдите хоть одного нормального человека, который в минуту слабости, в порыве гнева или по иным причинам не поминал бы богов к месту и не к месту!
   — Действительно, — монах поёжился, и это было принято одеждой, как руководство к действию. Стало существенно теплее. Долго одежда греть не сможет, для этого нужно чаще бывать на солнце, но на час-другой станет лучше. Шассиму, вероятно, ещё холоднее… да только флосс попросит о помощи, только когда примёрзнет к насесту.
   В комнате со множеством встроенных шкафов нашлось немало интересного. Например, брикеты для разведения бездымных костров — которые, вообще-то, всем подряд не продают. Поскольку делать их трудно, реагенты нужны редкостные, да и желающих слишком много. Очень немногие счастливчики располагают таким снаряжением. И он, Унэн, располагал бы, не собирайся он в спешке.
   Несколько десятков флакончиков: метательное оружие. Стоит потянуть за серебряную оплётку горлышка, как та начинает светиться, и через несколько секунд флакончик взрывается. Об этом монаху поведал флосс, тонкое обоняние которого учуяло грозную силу, скрытую в опалесцирующей тяжёлой жидкости. Бомба.
   Тоже, кстати, из разряда даже не редких, а запрещённых изделий.
   — Какие интересные здесь хозяева, — вырвалось у Унэна. — Как ты думаешь, Шассим, почему Вестница принесла нас именно сюда?
   Целитель промолчал. На всякий случай Унэн тайком заглянул тому в лицо и успокоился: вроде бы всё в порядке. Таков уж Шассим: разговаривать с ними, как с подобными себе, никогда не удаётся. Монах вздохнул.
   — Вокруг никого нет, — отметил целитель неожиданно. — Я чувствую нечто странное… вон за той дверью. Не очень опасно… но неприятно. Будем исследовать?
   — Непременно, — пообещал монах. — Но вначале обещанная выпивка. Дай-ка я…
   Он ловко вскрыл брикет, швырнул его в очаг и уселся рядом с флоссом, пододвинув поближе скамью. Тепло… редкостное удовольствие. Освещение в комнате так себе: слабо фосфоресцирующие панели-светильники, под потолком. Энергию берегут, заботятся об убежище…
   Это, несомненно, убежище. И вряд ли сюда приходят, чтобы в компании друзей выпить бутылку-другую вина и поговорить о разных разностях…
   Вскоре обнаружилась и выпивка. И какая! В тщательно скрытом (и запертом… вернее, некоторое время бывшим запертом) шкафчике под самым потолком нашлось по меньшей мере двенадцать разновидностей лучшего вина Ралиона. Каждое — с собственным именем. Выдержанное розовое Гатхари из Алтиона; тёмно-вишнёвое Матнари, с травами, из той же страны; слабо-розовое, с предгорий Ливинтзи — единственное вино, которое охотно пьют даже рептилии. Вот это коллекция! Те крохотные бутылочки, которые Унэн имел обыкновение брать с собой, не годились всему этому великолепию и в подмётки.
   И это странно. Откуда в таком месте подобные вина?
   — Все чисто, — сухо заметил флосс и широко раскрыл глаза, увидев, как Унэн, не моргнув и глазом, прячет бутылки себе в рукава. — Вот, значит, как… решил обокрасть здешних обитателей?
   — Если мы с ними встретимся, — Унэн отхлебнул (из бокала, ясное дело — нашёлся здесь и бокал) и зажмурился от удовольствия, — то их будут беспокоить вещи куда более существенные, нежели пропажа вина. Например, как объяснить наличие бомб. Или зажигательных арбалетных стрел. Или отравленных клинков… Да и сам посуди — стоит одной случайной стреле попасть в этот шкафчик… — и Унэн горестно склонил голову.
   Тут флосс не выдержал и рассмеялся.
   — Так что я спасаю сокровища для подлинных ценителей, — глубокомысленно заключил монах. — Надо радоваться, а не обзывать меня вором.
   Шассим отвернулся, всё ещё тихонько посвистывая от смеха.
   — Ну ладно, — Унэн допил вино и решительно встал со скамьи. — Отдыхать будем позже. Так, говоришь, за какой дверью ты что-то почуял?
   Целитель молча махнул крылом.
   — Интересно, — монах осторожно подошёл к двери и осторожно разглядел её, не прикасаясь. Ага… ну что же, эту ловушку не обнаружил бы только ленивый. Он осторожно отцепил тонкую серебристую нить, протянутую от одного косяка к другому, и позволил ей мягко упасть, неповреждённой. Сразу же после этого его шестое чувство заявило, что попытка открыть дверь ничем уже не грозит.
   — За мной, — тихо приказал монах и флосс послушно опустился на перекладину. Всю спину отсидел, подумал монах беззлобно и аккуратно приоткрыл дверь, готовый ко всему. Теперь это был не тот Унэн, что болтал всякую чепуху минуту назад. Теперь перед дверью стоял собранный, опасный боец и мастер по решению самых сложных головоломок. Флосс почти физически ощутил силу, исходившую от монаха.
   «Может быть, некоторые рассказы о его великом предке не такая уж и выдумка?»