Страница:
Все они приковывали его к этому месту «для ожидания», все ожидали его возвращения. Выбор невелик: или блуждать по бесконечным коридорам, что начинались сразу за внешней дверью «Замка», или заново проиграть историю жизни любого из них. По нотам, по заранее известному плану. Отклонений не допускается. В конце одно и то же: сокрушительное поражение и… всё тот же унылый выбор.
Правда, смутно помнилось нечто иное. Детство (видения были смутными и разрозненными — черепки какой-то вазы у ног, ветхая хижина и печальное лицо матери). Прочие воспоминания, ничего, кроме боли, не приносящие.
Высидев без малого неделю (по своим собственным ощущениям, поскольку от часов в этом проклятом загробном мире толку не было), Норруан попытался начать ходить в гости. Но всякий раз, когда голос из-за двери приглашал его войти, он находил за дверью… свой собственный «Замок». В довершение ко всему, из коридора начисто исчезли охранники, и кто бы то ни было ещё. Чем сильнее становились отчаяние и гнев Норруана, тем меньше шансов оставалось выместить их. Весь этот невозможный мир, состоявший из бесконечного числа переходов и коридоров, становился кошмаром, что был страшнее любой из жизней, которую он в любой момент мог прожить заново.
Кроме Зивира.
Поскольку в Зивире всё ещё оставалась сила, которая не желала повторять раз и навсегда придуманную последовательность событий.
Когда Норруан очнулся от болезненного сна (ни вино, ни наркотические курения не помогали забыться), он вспомнил о Зивире. Если есть ещё надежда остановить эту карусель, она связана с Зивиром. Но как туда попасть?
Ноги сами собой понесли его в кабинет. Разумно, понял он по пути, всё более приходя в прежнее состояние, трезвого и холодного расчёта. В кабинете могут оказаться полезные записи. Так что…
Норруан замер на пороге, ошеломлённый. В его кабинете, за его столом, в его любимом кресле сидел призрак. Призрак Гостя. Некоторое время Владыке казалось, что это — своеобразное послание, намёк на то, что Гость мёртв, и, следовательно, надежды больше нет.
Но то, что произошло после, заставило Владыку Моррон отказаться от столь неприятного умозаключения. Гость протянул руку и придвинул к себе одну из тетрадей, в которой Норруан время от времени оставлял напоминания самому себе. Смешно, но первой эмоцией был гнев: «неплохо бы сначала спросить разрешения!»
Потом Норруан осознал, что тетрадь действительно двигалась.
Шагнув вперёд, он попытался прикоснуться к Гостю, но рука прошла насквозь. Неудивительно. Постойте… если Гость в состоянии двигать предметы в его кабинете, то, может быть…
Норруан сделал шаг к столу и отодвинул тетрадь в сторону. Это далось с некоторым трудом, как если бы её кто-то держал.
Гость тут же вскочил и, оглянувшись, поднял голову, словно прислушиваясь.
— Ты слышишь меня? — громко спросил Норруан, хотя ответ знал заранее. Конечно же, нет.
Тогда… впрочем, зачем искать решение! Вот оно! Всё крайне просто!
Норруан пододвинул к себе чернильный прибор (Гость вздрогнул, но, к великому облегчению Норруана, не бросился прочь из комнаты). Осторожно обмакнул перо в чернила и, раскрыв тетрадь, написал:
«Я Норруан».
Гость молча смотрел на написанное.
«Мы уже встречались в этом замке».
Гость кивнул и вновь оглянулся.
«Нам необходимо вновь встретиться».
Гость вновь кивнул и произнёс что-то. По движению губ Норруан догадался, что тот спрашивает, где.
«Жди меня на прежнем месте».
Гость кивнул в третий раз и, пройдя сквозь Норруана, исчез за дверью.
Так.
Теперь нужно во что бы то ни стало вернуться в Зивир.
Вернуться !
Едва Норруан произнёс это слово, как ощутил, что нечто огромное и бесстрастное, частью которого являлся этот мирок, обратило на него внимание и внимательно слушает.
— Я хочу вернуться в Зивир, — произнёс Норруан вслух. Говорил он чистую правду. Что нужно сделать ещё?
— Я готов… — начал было он, как вдруг очертания кабинета дрогнули и растворились в кипящей черноте.
А вокруг возникли знакомые зеркала, и за каждым из них терпеливо ждала тень, приглашая повторно испытать уже прожитое.
Не отвлекаясь и стараясь ни о чём не думать, Норруан отыскал взглядом тусклое зеркало с пейзажем Зивира по ту сторону, и ринулся в него с разбегу.
Он ощутил слабое жжение, едва коснулся рукой слабо заметного отражения. И жаркое пламя охватило всё его существо.
Прошла целая вечность, прежде чем он осознал, что стоит перед собственным рабочим столом и смотрит на только что написанные им самим строки. Чернила не успели просохнуть.
Дверь кабинета была распахнута настежь.
Норруан бегом кинулся к дальнему концу обеденного зала, откуда можно попасть на крепостную стену. Он ощущал, что времени не осталось совсем.
Шассим выглядел встревоженным.
— Похоже, что часть книги всё же доставлена по назначению, — мрачно сообщил он. — Никто в точности не знает, что за этим последует, но ничего хорошего ждать не стоит.
— Очень ободряет, — заметил монах. — А вот у меня кое-что есть.
Он показал лист бумаги, на котором находился список. Унэн переписал все имена, появившиеся на странице Книги, решив, что оригинал, по некоторым соображениям, лучше никому не показывать.
Первым в списке значился некто Норруан из Эммерга.
Вторым — лично Сунь Унэн.
Далее шли семь имён, которые монаху ничего не говорили.
Последним в списке был Хиргол Валемийский, тот самый таинственно исчезнувший спутник Тнаммо, останков которого так и не нашли.
— Очень интересно, — в голосе флосса появилось удовлетворение. — Просто прекрасно. Вот она, Семёрка. В полном составе.
— Кто-то говорил, что они отказались от своих имён и всё такое прочее.
— Это не имеет большого значения. Отказаться от имени — не значит уничтожить имя. Оно просто стирается из окружающего мира… становится недоступным, невидимым. Если его узнать, человек вновь станет достижимым.
— И уязвимым, — закончил монах.
— И уязвимым, — согласился Шассим. — Я немедленно отправляюсь на Совет. К слову — я действительно в нём не состою.
Монах моргнул несколько раз. Он не сразу понял, о чём речь.
— Тебя пригласили туда, чтобы убедить меня содействовать, — вынес вердикт Унэн, хмыкнув. Тоже мне, дипломаты.
— Так они и считают, — подтвердил флосс, но перья на его лице отражали улыбку. — На самом же деле мне просто любопытно. Ты очень помог, Унэн! — и флосс исчез в открывшемся на миг портале.
— Хотел бы я, — проворчал монах, — чтобы это действительно было так.
Первое, что поразило Норруана — воздух. Воздух казался необыкновенно целебным, чистым, живым. Конечно, это была иллюзия: Владыка знал, что вблизи Океана воздух не мог быть ни свежим, ни целебным: испарения от мёртвой воды Реки ощущались даже при значительном разбавлении.
И всё же первые несколько минут пребывания вне стен Замка Норруан стоял, прикрыв глаза и наслаждаясь воздухом. Ощущением того, что жив. Разумеется, Зивир остался Зивиром и бесконечный круг всё ещё не выпускает Норруана из цепкой хватки, но по сравнению с «залом ожидания» Зивир — лучший из миров.
Затем до слуха дошло эхо боевого клича, донёсшееся с севера, и Норруан моментально очнулся. Да. Конечно. Круг близок к точке, когда появляется призрачная надежда спрыгнуть с колеса. Нельзя терять времени. Поправив плащ и меч в изящных ножнах (надо как-нибудь проверить, не заржавел ли от бездействия), Норруан взлетел на крепостную стену, ощущая себя всемогущим. Да так оно и было — вся его сила восстановилась в течение нескольких секунд — стоило несколько раз вдохнуть здешний воздух. Не он ли и был причиной такого могущества?
Гость стоял примерно на том же месте, что и раньше. Даже поза его была почти что той же. Он смотрел вниз, где располагалась трясина, последняя из преград на пути к Моррон. Норруан знал, на что именно обращено внимание Гостя. Вернее, этого Гостя. Поскольку где-то там бредёт, преодолевая последние футы, другой Гость . Осталось всего несколько минут.
— Сколько нам ещё осталось? — спросил Норруан, приближаясь быстрым шагом.
Гость обернулся, но не вздрогнул. Он успел многому научиться, подумал Норруан. Лицо Гостя изменилось, теперь оно отражало не просто отвращение и неприязнь к неожиданной ловушке, в которую он угодил; теперь в нём виделось понимание — то, которое обычно приходит слишком поздно.
— Немного, — Гость указал куда-то вниз. — Минуты три или четыре.
— Выбор невелик, — Норруан встал шагах в трёх от собеседника. — Я подозреваю, что разорвать круг можно, но действовать надо в последний момент.
— Что я должен сделать?
— Удержать того, не позволить ему «победить» в очередной раз. Иначе, увы, всё сначала.
Послышался едва слышимый скрип входных ворот.
— Возьмите это на память, — Норруан снял с пояса меч вместе с ножнами. — Я боюсь, что мне нечего больше дать, а слова недолговечны.
— Благодарю, — Гость слегка наклонил голову и вручил Норруану свой походный нож. Норруан принял его серьёзно и также поклонился. После чего бросил очередной взгляд на ощетинившиеся пиками и штандартами мёртвые стёсанные холмы. Воинство ждало. Не подозревая, сколько тысяч раз оно уже ожидало победы… Счастливые люди. Всё им известно, всё понятно, не существует ненужных тайн.
— Норруан, — произнёс неожиданно Гость. — Что происходит… там ?
— Скука, — ответил Норруан, не оборачиваясь, и лицо его потемнело. — Смертельная скука, приятель. Очень не советую там появляться.
И заметил, как призрачный силуэт взбежал на северо-восточную лестницу. Увидел Норруана и молча кинулся к нему, выхватывая на бегу оружие.
— Ну что же, — Норруан поправил плащ и усмехнулся. — Пора.
Гость кивнул и в тот же миг его двойник слился с ним.
Словно яркое солнце вспыхнуло в голове у Науэра. Праведный гнев и ощущение триумфа вытеснили все остальные мысли… только гнев и торжество не принадлежали ему. Они принадлежали всем тем, кто сейчас выстроился у холмов, чтобы увидеть решающий момент схватки. Руки сами собой схватили меч.
Тот, что подарил ему Владыка.
Тело, соскучившееся по оружию, охотно повиновалось чужому порыву. Видеть, как вокруг всё происходит без твоего участия — словно во сне — было забавно, и Гость не сразу вспомнил, что его ждёт в случае победы.
«Нет!» — крикнул он изо всех сил; крик был скорее мысленным, чем телесным. Его собственный страх наконец-то проснулся и то, что оказалось не под силу сосредоточению, подточенному ожиданием, стало возможным благодаря дикому, неуправляемому страху перед новым витком нескончаемых подвигов.
Чужая воля отступила, и меч замер, не завершив замаха.
Науэр видел огромный, распростёрший чёрные крылья над половиной мира силуэт, в когтистых руках которого тусклым пламенем горел клинок. Убедить собственный взгляд, что это всего лишь наваждение, ему не удавалось. Зато — ценой невероятных усилий — удалось закрыть глаза.
Тут же двойник нанёс ответный удар, соперничая с неведомо откуда взявшимся малодушным соседом по телу. Силы двойника намного превосходили силы Науэра: только сейчас он осознавал, каково это — бороться в одиночку против объединённой воли сотен тысяч.
А в это время Норруан, не ведая о напряжённом противостоянии, происходящем в нескольких шагах от него, также невероятным усилием воли сдерживал желание схватить недруга за горло и покончить с этим раз и навсегда. Напротив он видел не две наложившиеся одна на другую человеческих фигуры, но сгусток кипящего света, в котором смутно угадывались очертания могучего воина, замершего с поднятым мечом.
Норруан опустился на колени перед Гостем, с немалым трудом оторвав взгляд от сияющей фигуры. Стоило суметь это сделать, как давление, вынуждавшее обороняться, таинственным образом пропало.
Зато заготовленные заранее слова тут же забылись.
Норруан смотрел вниз, на камень, покрывшийся сетью трещин за прошедшие долгие тысячелетия. Чего ты ждёшь? — спросил внутренний голос. Усталый, безмерно уставший голос. Каждый миг может стать последним.
— Я отказываюсь от власти, — услышал он свой собственный голос и поначалу поразился — неужели его язык смог выговорить такое? Правда, удивлялся другой Норруан — тот, который украсил сотнями скелетов и черепов подступы к замку. Тот, который находил высшее удовольствие в истреблении Гостей, один за другим являвшихся в Зивир.
— Я сдаюсь на милость Гостя, — продолжал Норруан. — Я вручаю свою участь в его руки.
Небо померкло.
Исчезло сияние, исходившее от стоявшего рядом воина. И после бесконечно долгого мгновения, во время которого оглушительная тишина невыносимо сдавливала голову, Норруан услышал звук меча, возвращающегося в ножны. Тяжёлая ладонь опустилась на его плечо.
— Я дарую тебе жизнь, Владыка Моррон, — услышал он голос — тяжёлый, звучный, но всё же отчасти знакомый, — и приказываю навсегда покинуть Зивир.
Сгусток чёрного мрака взорвался над Замком и остановился ветер, безостановочно дующий со стороны Океана. Пол исчез из-под ног Норруана, и Владыка Моррон, не сопротивляясь, полетел куда-то, внутрь спиралью завинчивающейся мглы.
И, словно далёкий раскат грома, последние слова:
— Гость свободен.
После этого долгое время был мрак и ощущение свободы. Пока, наконец, круговращение мрака не завершилось и из него не выпали два коротких слова:
«Я Норруан».
После чего падение прекратилось, и вокруг Норруана соткались стены комнаты. Едва ноги его опустились на твёрдый и неподатливый пол, а в лёгкие вошёл здешний воздух, напоминая, что жизнь, увы, продолжается, Норруан вспомнил всё остальное.
Но вместо чёрной грани, за которой когда-то виднелись очертания холмов Зивира и навеки замершие облака, была безжизненная, изборождённая трещинами плоскость. Норруан прикоснулся к ней рукой и ощутил, насколько слаба она; трещины тут же зазмеились в разные стороны и несколько фрагментов выпало.
Испуганно вздохнули голоса, доносившиеся со всех сторон.
Норруан несильно стукнул по расколовшейся плоскости, и та рухнула вся; за ней открывался узкий коридор, стены которого слабо светились зеленоватым свечением. Туда?
Разумеется. Но что делать с остальными гранями?
Уверен ли он, что никогда больше не вернётся сюда, в «зал ожидания», принять назойливое гостеприимство?
Нет, не уверен.
Норруан подошёл к ближайшей светящейся грани. С той стороны стоял высокий толстяк, выглядевший весьма грозно. Губы его шевельнулись. Норруану не надо было гадать, что именно шепчут эти губы.
Решившись, он прикоснулся к грани ладонью. По поверхности «зеркала» расплылись оранжевые волны, и Норруан с ужасом ощутил, что не в состоянии оторвать ладонь от плоскости.
Мир по ту сторону стремительно набирал яркость.
А то место, где он пока ещё находился, тускнело.
Память о том, как должна начаться и кончиться его жизнь по ту сторону грани, предстала перед ним во всей красе и неприглядности.
И вновь пришло прежнее ощущение — то, которое посетило его в последние моменты жизни Зивира. Что время уходит, и можно не успеть.
Стиснув зубы и, едва не вырывая руку из сустава, Норруан из последних сил удерживал себя по эту сторону.
Когда память вернулась вся, времени почти не осталось и опора под ногами начала исчезать.
— Я отказываюсь! — крикнул Норруан в сверкающие золотом глубины и добавил: — Я отрекаюсь от власти над Альшваддом! Я сдаюсь на милость моих врагов!
После чего золото потускнело, стало поочерёдно серебром, медью и мёртвой ржавчиной.
Послышался треск, и густая сетка трещин избороздила вход в мир, который, вероятно, назывался Альшваддом. Правда, теперь Норруан вовсе не был уверен в том, был ли этот мир, и если был, то каким был тот Норруан.
Он приподнялся с пола, скрипя зубами. Горела, словно обожжённая, ладонь и немилосердно ныли суставы и связки едва не оторванной напрочь руки.
А вокруг ещё оставалось более двух десятков граней; двух десятков людей, которые всё ещё мечтали освободиться.
Норруан с трудом поднялся на колени и воззвал, непонятно к кому, о том, чтобы успеть. Мысль о том, что он может провалиться по ту сторону и в наказание прожить целую жизнь, придала ему сил.
— Вам плохо?
Науэр вздрогнул и проснулся. Он сидел на чём-то жёстком и неудобном; пол под ногами чуть покачивался. Пахло деревом и ещё чем-то наподобие дёгтя.
Гость выпрямился и едва не полетел кубарем. Он находился, несомненно, внутри какого-то экипажа. Помещение было длинным, с массивными дверями в каждом торце, с рядами окон на длинных стенах. Вдоль окон стояли ряды сидений, совершенно неприспособленных для того, чтобы на них сидели.
Во всяком случае, ноющие мускулы и суставы наводили именно на такое заключение.
Первым делом Науэр бросил взгляд за окно. Справа по направлению движения располагалось прекраснейшее озеро — окружённое горами, оно казалось венцом того, что может сотворить природа. Небо было пронзительно-голубым, живым и облака, что торопливо ползли по нему, не позволяли предаваться унынию. Как можно было предаваться унынию, когда всё вокруг настолько живое! Настолько подвижное, настолько яркое, настолько… настоящее?..
По левую руку продолжались горы. Вершины их были чуть тронуты белизной и несколько раз Гостю попались на глаза крохотные, прижавшиеся к склонам домики. Возможно, они и не были действительно крохотными, но на таком расстоянии…
Я не сплю, понял Гость и обрадовался. Неужели получилось?
Тут он увидел чьи-то ноги в чёрных лакированных туфлях и понял, что так и не ответил на вопрос.
— Нет, спасибо, — произнёс Науэр неожиданно охрипшим голосом. Поднял голову и увидел безупречный чёрный фрак, ослепительно белую рубашку и пурпурный галстук-бабочку.
И скрипичный футляр в руках.
Музыкант улыбнулся и Науэр узнал его.
— Ну, как вам свобода?
Он уселся на сидение напротив и Науэр понял, что в вагоне они одни.
«Вагон», повторил он с удивлением. Слово было, несомненно, правильным. А экипаж назывался… поездом. Правильно. Оба имени удивительно точно шли окружению. А раз это поезд, то Зивир остался позади. Хорошо, если навсегда.
Стремясь убедиться в этом, Науэр выглянул в окно.
Музыкант засмеялся.
— Понимаю. Первое время мне тоже казалось, что я сплю. Нет, дружище, это на самом деле. Надолго ли — не знаю, но на самом деле.
— А… вы здесь откуда? — слова неохотно шли с языка. Говорить не хотелось. Хотелось смотреть в окно, чтобы этот прекрасный мир по ту сторону стекла не сменился вдруг унылыми умирающими пейзажами…
Науэр прикрыл лицо ладонями.
— Не время спать, — потрясли его за плечо. — И, кстати, спрячьте эту штуку. Охране она может не понравиться.
Гость опустил глаза и увидел меч в ножнах, лежащий на коленях. Тут же вернулась часть памяти. Но… Но… Как звали владельца этого оружия? Имя никак не приходило на ум. Ножны были сделаны из металла, камня и кости; на каждой плоскости повторялся один и тот же рисунок: сияющее золотое солнце, на фоне которого расправлял крылья огромный ворон.
По остальной поверхности ножен шёл причудливый орнамент из перекрещивающихся спиралей.
Науэр поднялся и понял, что на нём богатый, подбитый мехом плащ (откуда это? — оторопел Гость, прикоснувшись к одежде). На внутренней стороне, словно этот момент был предугадан заранее, было нашито несколько достаточно удобных петель и крючков. На один из них ножны легко удалось пристегнуть.
К своему всё возрастающему удивлению Науэр осознал, что с оружием его пальцы обращались ловко и непринуждённо. Он вроде бы помнил когда-то, почему, но… пока не мог вспомнить.
— Не пытайтесь вспомнить имя, — посоветовал музыкант, всё это время разглядывавший его с улыбкой. — Не получится. Ваше настоящее имя осталось там , — он покачал в воздухе ладонью. — Придумайте себе новое. Или возьмите любое из прежних. Вот, держите. На память.
Он протянул Гостю плотный кусок картона, на котором серебром была изображена несущаяся за добычей дикая кошка — и сложный узор, выполненный золотом. Ниже простыми чернилами было вписано незнакомое имя (Науэр знал этот язык, хотя был готов поклясться, что никогда раньше не встречал его) и два слова: «третий класс».
— Я сейчас выхожу, — пояснил музыкант и встал, поправляя фрак. — Дела. А у вас могут возникнуть неприятности, если контролёр застанет вас в этом вагоне, без билета.
— В каком вагоне? — тупо повторил Науэр.
— В вагоне третьего класса. У аристократов вашего ранга могут быть какие угодно причуды, но лучше всё-таки ездить с билетом.
За окном мелькнула крылатая тень, и Науэр приник к стеклу. Угловатый силуэт стремительно уносился куда-то за озеро, время от времени выпуская из пасти струю пара.
— Дракон?!?! — изумился Гость до глубины души. — Откуда здесь драконы?
— Какой же это дракон, — музыкант вгляделся вслед быстро улетающему силуэту. — Нет, драконов здесь давно повывели. Да и никогда они паром не дышали, только пламенем. Впрочем, мне пора. Скоро остановка.
И, подмигнув, музыкант направился к дальним дверям.
— Постойте! — взмолился Гость, разом позабыв и про одежду, и про небольшой походный чемоданчик, стоявший у ног, и про меч. — Что всё это значит? Где я? Как…
— Я действительно тороплюсь, — отозвался музыкант, на миг повернувшись. — Попытайтесь ответить на эти вопросы сами. Или не пытайтесь отвечать вовсе. Так даже лучше. Просто живите, и всё.
Дверь беззвучно распахнулась и закрылась, и Науэр остался один.
Так и сидел три часа, пока поезд не прибыл на конечную станцию.
Часть 8. Триумф
XXVII
Правда, смутно помнилось нечто иное. Детство (видения были смутными и разрозненными — черепки какой-то вазы у ног, ветхая хижина и печальное лицо матери). Прочие воспоминания, ничего, кроме боли, не приносящие.
Высидев без малого неделю (по своим собственным ощущениям, поскольку от часов в этом проклятом загробном мире толку не было), Норруан попытался начать ходить в гости. Но всякий раз, когда голос из-за двери приглашал его войти, он находил за дверью… свой собственный «Замок». В довершение ко всему, из коридора начисто исчезли охранники, и кто бы то ни было ещё. Чем сильнее становились отчаяние и гнев Норруана, тем меньше шансов оставалось выместить их. Весь этот невозможный мир, состоявший из бесконечного числа переходов и коридоров, становился кошмаром, что был страшнее любой из жизней, которую он в любой момент мог прожить заново.
Кроме Зивира.
Поскольку в Зивире всё ещё оставалась сила, которая не желала повторять раз и навсегда придуманную последовательность событий.
Когда Норруан очнулся от болезненного сна (ни вино, ни наркотические курения не помогали забыться), он вспомнил о Зивире. Если есть ещё надежда остановить эту карусель, она связана с Зивиром. Но как туда попасть?
Ноги сами собой понесли его в кабинет. Разумно, понял он по пути, всё более приходя в прежнее состояние, трезвого и холодного расчёта. В кабинете могут оказаться полезные записи. Так что…
Норруан замер на пороге, ошеломлённый. В его кабинете, за его столом, в его любимом кресле сидел призрак. Призрак Гостя. Некоторое время Владыке казалось, что это — своеобразное послание, намёк на то, что Гость мёртв, и, следовательно, надежды больше нет.
Но то, что произошло после, заставило Владыку Моррон отказаться от столь неприятного умозаключения. Гость протянул руку и придвинул к себе одну из тетрадей, в которой Норруан время от времени оставлял напоминания самому себе. Смешно, но первой эмоцией был гнев: «неплохо бы сначала спросить разрешения!»
Потом Норруан осознал, что тетрадь действительно двигалась.
Шагнув вперёд, он попытался прикоснуться к Гостю, но рука прошла насквозь. Неудивительно. Постойте… если Гость в состоянии двигать предметы в его кабинете, то, может быть…
Норруан сделал шаг к столу и отодвинул тетрадь в сторону. Это далось с некоторым трудом, как если бы её кто-то держал.
Гость тут же вскочил и, оглянувшись, поднял голову, словно прислушиваясь.
— Ты слышишь меня? — громко спросил Норруан, хотя ответ знал заранее. Конечно же, нет.
Тогда… впрочем, зачем искать решение! Вот оно! Всё крайне просто!
Норруан пододвинул к себе чернильный прибор (Гость вздрогнул, но, к великому облегчению Норруана, не бросился прочь из комнаты). Осторожно обмакнул перо в чернила и, раскрыв тетрадь, написал:
«Я Норруан».
Гость молча смотрел на написанное.
«Мы уже встречались в этом замке».
Гость кивнул и вновь оглянулся.
«Нам необходимо вновь встретиться».
Гость вновь кивнул и произнёс что-то. По движению губ Норруан догадался, что тот спрашивает, где.
«Жди меня на прежнем месте».
Гость кивнул в третий раз и, пройдя сквозь Норруана, исчез за дверью.
Так.
Теперь нужно во что бы то ни стало вернуться в Зивир.
Вернуться !
Едва Норруан произнёс это слово, как ощутил, что нечто огромное и бесстрастное, частью которого являлся этот мирок, обратило на него внимание и внимательно слушает.
— Я хочу вернуться в Зивир, — произнёс Норруан вслух. Говорил он чистую правду. Что нужно сделать ещё?
— Я готов… — начал было он, как вдруг очертания кабинета дрогнули и растворились в кипящей черноте.
А вокруг возникли знакомые зеркала, и за каждым из них терпеливо ждала тень, приглашая повторно испытать уже прожитое.
Не отвлекаясь и стараясь ни о чём не думать, Норруан отыскал взглядом тусклое зеркало с пейзажем Зивира по ту сторону, и ринулся в него с разбегу.
Он ощутил слабое жжение, едва коснулся рукой слабо заметного отражения. И жаркое пламя охватило всё его существо.
Прошла целая вечность, прежде чем он осознал, что стоит перед собственным рабочим столом и смотрит на только что написанные им самим строки. Чернила не успели просохнуть.
Дверь кабинета была распахнута настежь.
Норруан бегом кинулся к дальнему концу обеденного зала, откуда можно попасть на крепостную стену. Он ощущал, что времени не осталось совсем.
Шассим выглядел встревоженным.
— Похоже, что часть книги всё же доставлена по назначению, — мрачно сообщил он. — Никто в точности не знает, что за этим последует, но ничего хорошего ждать не стоит.
— Очень ободряет, — заметил монах. — А вот у меня кое-что есть.
Он показал лист бумаги, на котором находился список. Унэн переписал все имена, появившиеся на странице Книги, решив, что оригинал, по некоторым соображениям, лучше никому не показывать.
Первым в списке значился некто Норруан из Эммерга.
Вторым — лично Сунь Унэн.
Далее шли семь имён, которые монаху ничего не говорили.
Последним в списке был Хиргол Валемийский, тот самый таинственно исчезнувший спутник Тнаммо, останков которого так и не нашли.
— Очень интересно, — в голосе флосса появилось удовлетворение. — Просто прекрасно. Вот она, Семёрка. В полном составе.
— Кто-то говорил, что они отказались от своих имён и всё такое прочее.
— Это не имеет большого значения. Отказаться от имени — не значит уничтожить имя. Оно просто стирается из окружающего мира… становится недоступным, невидимым. Если его узнать, человек вновь станет достижимым.
— И уязвимым, — закончил монах.
— И уязвимым, — согласился Шассим. — Я немедленно отправляюсь на Совет. К слову — я действительно в нём не состою.
Монах моргнул несколько раз. Он не сразу понял, о чём речь.
— Тебя пригласили туда, чтобы убедить меня содействовать, — вынес вердикт Унэн, хмыкнув. Тоже мне, дипломаты.
— Так они и считают, — подтвердил флосс, но перья на его лице отражали улыбку. — На самом же деле мне просто любопытно. Ты очень помог, Унэн! — и флосс исчез в открывшемся на миг портале.
— Хотел бы я, — проворчал монах, — чтобы это действительно было так.
Первое, что поразило Норруана — воздух. Воздух казался необыкновенно целебным, чистым, живым. Конечно, это была иллюзия: Владыка знал, что вблизи Океана воздух не мог быть ни свежим, ни целебным: испарения от мёртвой воды Реки ощущались даже при значительном разбавлении.
И всё же первые несколько минут пребывания вне стен Замка Норруан стоял, прикрыв глаза и наслаждаясь воздухом. Ощущением того, что жив. Разумеется, Зивир остался Зивиром и бесконечный круг всё ещё не выпускает Норруана из цепкой хватки, но по сравнению с «залом ожидания» Зивир — лучший из миров.
Затем до слуха дошло эхо боевого клича, донёсшееся с севера, и Норруан моментально очнулся. Да. Конечно. Круг близок к точке, когда появляется призрачная надежда спрыгнуть с колеса. Нельзя терять времени. Поправив плащ и меч в изящных ножнах (надо как-нибудь проверить, не заржавел ли от бездействия), Норруан взлетел на крепостную стену, ощущая себя всемогущим. Да так оно и было — вся его сила восстановилась в течение нескольких секунд — стоило несколько раз вдохнуть здешний воздух. Не он ли и был причиной такого могущества?
Гость стоял примерно на том же месте, что и раньше. Даже поза его была почти что той же. Он смотрел вниз, где располагалась трясина, последняя из преград на пути к Моррон. Норруан знал, на что именно обращено внимание Гостя. Вернее, этого Гостя. Поскольку где-то там бредёт, преодолевая последние футы, другой Гость . Осталось всего несколько минут.
— Сколько нам ещё осталось? — спросил Норруан, приближаясь быстрым шагом.
Гость обернулся, но не вздрогнул. Он успел многому научиться, подумал Норруан. Лицо Гостя изменилось, теперь оно отражало не просто отвращение и неприязнь к неожиданной ловушке, в которую он угодил; теперь в нём виделось понимание — то, которое обычно приходит слишком поздно.
— Немного, — Гость указал куда-то вниз. — Минуты три или четыре.
— Выбор невелик, — Норруан встал шагах в трёх от собеседника. — Я подозреваю, что разорвать круг можно, но действовать надо в последний момент.
— Что я должен сделать?
— Удержать того, не позволить ему «победить» в очередной раз. Иначе, увы, всё сначала.
Послышался едва слышимый скрип входных ворот.
— Возьмите это на память, — Норруан снял с пояса меч вместе с ножнами. — Я боюсь, что мне нечего больше дать, а слова недолговечны.
— Благодарю, — Гость слегка наклонил голову и вручил Норруану свой походный нож. Норруан принял его серьёзно и также поклонился. После чего бросил очередной взгляд на ощетинившиеся пиками и штандартами мёртвые стёсанные холмы. Воинство ждало. Не подозревая, сколько тысяч раз оно уже ожидало победы… Счастливые люди. Всё им известно, всё понятно, не существует ненужных тайн.
— Норруан, — произнёс неожиданно Гость. — Что происходит… там ?
— Скука, — ответил Норруан, не оборачиваясь, и лицо его потемнело. — Смертельная скука, приятель. Очень не советую там появляться.
И заметил, как призрачный силуэт взбежал на северо-восточную лестницу. Увидел Норруана и молча кинулся к нему, выхватывая на бегу оружие.
— Ну что же, — Норруан поправил плащ и усмехнулся. — Пора.
Гость кивнул и в тот же миг его двойник слился с ним.
Словно яркое солнце вспыхнуло в голове у Науэра. Праведный гнев и ощущение триумфа вытеснили все остальные мысли… только гнев и торжество не принадлежали ему. Они принадлежали всем тем, кто сейчас выстроился у холмов, чтобы увидеть решающий момент схватки. Руки сами собой схватили меч.
Тот, что подарил ему Владыка.
Тело, соскучившееся по оружию, охотно повиновалось чужому порыву. Видеть, как вокруг всё происходит без твоего участия — словно во сне — было забавно, и Гость не сразу вспомнил, что его ждёт в случае победы.
«Нет!» — крикнул он изо всех сил; крик был скорее мысленным, чем телесным. Его собственный страх наконец-то проснулся и то, что оказалось не под силу сосредоточению, подточенному ожиданием, стало возможным благодаря дикому, неуправляемому страху перед новым витком нескончаемых подвигов.
Чужая воля отступила, и меч замер, не завершив замаха.
Науэр видел огромный, распростёрший чёрные крылья над половиной мира силуэт, в когтистых руках которого тусклым пламенем горел клинок. Убедить собственный взгляд, что это всего лишь наваждение, ему не удавалось. Зато — ценой невероятных усилий — удалось закрыть глаза.
Тут же двойник нанёс ответный удар, соперничая с неведомо откуда взявшимся малодушным соседом по телу. Силы двойника намного превосходили силы Науэра: только сейчас он осознавал, каково это — бороться в одиночку против объединённой воли сотен тысяч.
А в это время Норруан, не ведая о напряжённом противостоянии, происходящем в нескольких шагах от него, также невероятным усилием воли сдерживал желание схватить недруга за горло и покончить с этим раз и навсегда. Напротив он видел не две наложившиеся одна на другую человеческих фигуры, но сгусток кипящего света, в котором смутно угадывались очертания могучего воина, замершего с поднятым мечом.
Норруан опустился на колени перед Гостем, с немалым трудом оторвав взгляд от сияющей фигуры. Стоило суметь это сделать, как давление, вынуждавшее обороняться, таинственным образом пропало.
Зато заготовленные заранее слова тут же забылись.
Норруан смотрел вниз, на камень, покрывшийся сетью трещин за прошедшие долгие тысячелетия. Чего ты ждёшь? — спросил внутренний голос. Усталый, безмерно уставший голос. Каждый миг может стать последним.
— Я отказываюсь от власти, — услышал он свой собственный голос и поначалу поразился — неужели его язык смог выговорить такое? Правда, удивлялся другой Норруан — тот, который украсил сотнями скелетов и черепов подступы к замку. Тот, который находил высшее удовольствие в истреблении Гостей, один за другим являвшихся в Зивир.
— Я сдаюсь на милость Гостя, — продолжал Норруан. — Я вручаю свою участь в его руки.
Небо померкло.
Исчезло сияние, исходившее от стоявшего рядом воина. И после бесконечно долгого мгновения, во время которого оглушительная тишина невыносимо сдавливала голову, Норруан услышал звук меча, возвращающегося в ножны. Тяжёлая ладонь опустилась на его плечо.
— Я дарую тебе жизнь, Владыка Моррон, — услышал он голос — тяжёлый, звучный, но всё же отчасти знакомый, — и приказываю навсегда покинуть Зивир.
Сгусток чёрного мрака взорвался над Замком и остановился ветер, безостановочно дующий со стороны Океана. Пол исчез из-под ног Норруана, и Владыка Моррон, не сопротивляясь, полетел куда-то, внутрь спиралью завинчивающейся мглы.
И, словно далёкий раскат грома, последние слова:
— Гость свободен.
После этого долгое время был мрак и ощущение свободы. Пока, наконец, круговращение мрака не завершилось и из него не выпали два коротких слова:
«Я Норруан».
После чего падение прекратилось, и вокруг Норруана соткались стены комнаты. Едва ноги его опустились на твёрдый и неподатливый пол, а в лёгкие вошёл здешний воздух, напоминая, что жизнь, увы, продолжается, Норруан вспомнил всё остальное.
Но вместо чёрной грани, за которой когда-то виднелись очертания холмов Зивира и навеки замершие облака, была безжизненная, изборождённая трещинами плоскость. Норруан прикоснулся к ней рукой и ощутил, насколько слаба она; трещины тут же зазмеились в разные стороны и несколько фрагментов выпало.
Испуганно вздохнули голоса, доносившиеся со всех сторон.
Норруан несильно стукнул по расколовшейся плоскости, и та рухнула вся; за ней открывался узкий коридор, стены которого слабо светились зеленоватым свечением. Туда?
Разумеется. Но что делать с остальными гранями?
Уверен ли он, что никогда больше не вернётся сюда, в «зал ожидания», принять назойливое гостеприимство?
Нет, не уверен.
Норруан подошёл к ближайшей светящейся грани. С той стороны стоял высокий толстяк, выглядевший весьма грозно. Губы его шевельнулись. Норруану не надо было гадать, что именно шепчут эти губы.
Решившись, он прикоснулся к грани ладонью. По поверхности «зеркала» расплылись оранжевые волны, и Норруан с ужасом ощутил, что не в состоянии оторвать ладонь от плоскости.
Мир по ту сторону стремительно набирал яркость.
А то место, где он пока ещё находился, тускнело.
Память о том, как должна начаться и кончиться его жизнь по ту сторону грани, предстала перед ним во всей красе и неприглядности.
И вновь пришло прежнее ощущение — то, которое посетило его в последние моменты жизни Зивира. Что время уходит, и можно не успеть.
Стиснув зубы и, едва не вырывая руку из сустава, Норруан из последних сил удерживал себя по эту сторону.
Когда память вернулась вся, времени почти не осталось и опора под ногами начала исчезать.
— Я отказываюсь! — крикнул Норруан в сверкающие золотом глубины и добавил: — Я отрекаюсь от власти над Альшваддом! Я сдаюсь на милость моих врагов!
После чего золото потускнело, стало поочерёдно серебром, медью и мёртвой ржавчиной.
Послышался треск, и густая сетка трещин избороздила вход в мир, который, вероятно, назывался Альшваддом. Правда, теперь Норруан вовсе не был уверен в том, был ли этот мир, и если был, то каким был тот Норруан.
Он приподнялся с пола, скрипя зубами. Горела, словно обожжённая, ладонь и немилосердно ныли суставы и связки едва не оторванной напрочь руки.
А вокруг ещё оставалось более двух десятков граней; двух десятков людей, которые всё ещё мечтали освободиться.
Норруан с трудом поднялся на колени и воззвал, непонятно к кому, о том, чтобы успеть. Мысль о том, что он может провалиться по ту сторону и в наказание прожить целую жизнь, придала ему сил.
— Вам плохо?
Науэр вздрогнул и проснулся. Он сидел на чём-то жёстком и неудобном; пол под ногами чуть покачивался. Пахло деревом и ещё чем-то наподобие дёгтя.
Гость выпрямился и едва не полетел кубарем. Он находился, несомненно, внутри какого-то экипажа. Помещение было длинным, с массивными дверями в каждом торце, с рядами окон на длинных стенах. Вдоль окон стояли ряды сидений, совершенно неприспособленных для того, чтобы на них сидели.
Во всяком случае, ноющие мускулы и суставы наводили именно на такое заключение.
Первым делом Науэр бросил взгляд за окно. Справа по направлению движения располагалось прекраснейшее озеро — окружённое горами, оно казалось венцом того, что может сотворить природа. Небо было пронзительно-голубым, живым и облака, что торопливо ползли по нему, не позволяли предаваться унынию. Как можно было предаваться унынию, когда всё вокруг настолько живое! Настолько подвижное, настолько яркое, настолько… настоящее?..
По левую руку продолжались горы. Вершины их были чуть тронуты белизной и несколько раз Гостю попались на глаза крохотные, прижавшиеся к склонам домики. Возможно, они и не были действительно крохотными, но на таком расстоянии…
Я не сплю, понял Гость и обрадовался. Неужели получилось?
Тут он увидел чьи-то ноги в чёрных лакированных туфлях и понял, что так и не ответил на вопрос.
— Нет, спасибо, — произнёс Науэр неожиданно охрипшим голосом. Поднял голову и увидел безупречный чёрный фрак, ослепительно белую рубашку и пурпурный галстук-бабочку.
И скрипичный футляр в руках.
Музыкант улыбнулся и Науэр узнал его.
— Ну, как вам свобода?
Он уселся на сидение напротив и Науэр понял, что в вагоне они одни.
«Вагон», повторил он с удивлением. Слово было, несомненно, правильным. А экипаж назывался… поездом. Правильно. Оба имени удивительно точно шли окружению. А раз это поезд, то Зивир остался позади. Хорошо, если навсегда.
Стремясь убедиться в этом, Науэр выглянул в окно.
Музыкант засмеялся.
— Понимаю. Первое время мне тоже казалось, что я сплю. Нет, дружище, это на самом деле. Надолго ли — не знаю, но на самом деле.
— А… вы здесь откуда? — слова неохотно шли с языка. Говорить не хотелось. Хотелось смотреть в окно, чтобы этот прекрасный мир по ту сторону стекла не сменился вдруг унылыми умирающими пейзажами…
Науэр прикрыл лицо ладонями.
— Не время спать, — потрясли его за плечо. — И, кстати, спрячьте эту штуку. Охране она может не понравиться.
Гость опустил глаза и увидел меч в ножнах, лежащий на коленях. Тут же вернулась часть памяти. Но… Но… Как звали владельца этого оружия? Имя никак не приходило на ум. Ножны были сделаны из металла, камня и кости; на каждой плоскости повторялся один и тот же рисунок: сияющее золотое солнце, на фоне которого расправлял крылья огромный ворон.
По остальной поверхности ножен шёл причудливый орнамент из перекрещивающихся спиралей.
Науэр поднялся и понял, что на нём богатый, подбитый мехом плащ (откуда это? — оторопел Гость, прикоснувшись к одежде). На внутренней стороне, словно этот момент был предугадан заранее, было нашито несколько достаточно удобных петель и крючков. На один из них ножны легко удалось пристегнуть.
К своему всё возрастающему удивлению Науэр осознал, что с оружием его пальцы обращались ловко и непринуждённо. Он вроде бы помнил когда-то, почему, но… пока не мог вспомнить.
— Не пытайтесь вспомнить имя, — посоветовал музыкант, всё это время разглядывавший его с улыбкой. — Не получится. Ваше настоящее имя осталось там , — он покачал в воздухе ладонью. — Придумайте себе новое. Или возьмите любое из прежних. Вот, держите. На память.
Он протянул Гостю плотный кусок картона, на котором серебром была изображена несущаяся за добычей дикая кошка — и сложный узор, выполненный золотом. Ниже простыми чернилами было вписано незнакомое имя (Науэр знал этот язык, хотя был готов поклясться, что никогда раньше не встречал его) и два слова: «третий класс».
— Я сейчас выхожу, — пояснил музыкант и встал, поправляя фрак. — Дела. А у вас могут возникнуть неприятности, если контролёр застанет вас в этом вагоне, без билета.
— В каком вагоне? — тупо повторил Науэр.
— В вагоне третьего класса. У аристократов вашего ранга могут быть какие угодно причуды, но лучше всё-таки ездить с билетом.
За окном мелькнула крылатая тень, и Науэр приник к стеклу. Угловатый силуэт стремительно уносился куда-то за озеро, время от времени выпуская из пасти струю пара.
— Дракон?!?! — изумился Гость до глубины души. — Откуда здесь драконы?
— Какой же это дракон, — музыкант вгляделся вслед быстро улетающему силуэту. — Нет, драконов здесь давно повывели. Да и никогда они паром не дышали, только пламенем. Впрочем, мне пора. Скоро остановка.
И, подмигнув, музыкант направился к дальним дверям.
— Постойте! — взмолился Гость, разом позабыв и про одежду, и про небольшой походный чемоданчик, стоявший у ног, и про меч. — Что всё это значит? Где я? Как…
— Я действительно тороплюсь, — отозвался музыкант, на миг повернувшись. — Попытайтесь ответить на эти вопросы сами. Или не пытайтесь отвечать вовсе. Так даже лучше. Просто живите, и всё.
Дверь беззвучно распахнулась и закрылась, и Науэр остался один.
Так и сидел три часа, пока поезд не прибыл на конечную станцию.
Часть 8. Триумф
XXVII
— Так чего мы ждём? — требовательно спросил Унэн.
С момента последнего путешествия к Плите прошло уже восемь дней, а никаких событий не происходило. Дела в монастыре шли свои чередом. Всё новые и новые желающие присоединиться к здешнему братству появлялись у ворот, чтобы придирчивые монахи — как сородичи Унэна, так и нет, — могли из сотен и сотен пришедших обрести славу, могущество и знания отобрать тех, кто был в состоянии принять Учение, растворить в своём разуме весь окружающий мир и отречься от него. С каждым годом таких становилось всё больше, и братья Унэна по ордену поговаривали о том, что нужны новые монастыри, новые школы, новое пространство.
Не оставалась без внимания и школа боевых искусств. Школа целительства, открытая для всех в соседнем монастыре — монастыре Триады — также становилась всё более и более известной. Были все основания ощущать удовлетворение.
Но всё это казалось отчего-то не очень важным. Надвигалась гроза, в этом не было сомнения.
— Так всё же, чего вы ждёте? — спросил он у Шассима на исходе седьмого дня. — Суетились, суетились… а толку пока не видно.
Флосс немедленно обиделся.
— Никто не суетился, — ответил он. — Все ожидают очередного хода противника. Можешь не сомневаться, все силы Совета и сочувствующих государств в полной боевой готовности.
— Брось, Шассим, — серьёзно продолжал Унэн. — Некогда обижаться. Ты прекрасно меня понял. Раз вы знаете имена Семёрки, то, следовательно, можете напасть на них. Разве не этого вы добивались?
— Не только этого, — было ответом. — У Семёрки по-прежнему обширная агентура. У каждого из них — планы на тот случай, если мы до него доберёмся. Если мы хотим покончить с постоянной угрозой, нам надо избавиться от всех них разом.
— И что же вам мешает?
— Это будет нарушением границ, — неохотно пояснил флосс. — Лерей находится под защитой Владык Хаоса. Все тайные укрытия Семёрки находятся под их покровительством, вдали от поверхности земли.
— И пока они не выберутся наружу, вы не осмелитесь напасть.
— Сунь, проявляй хотя бы какое-нибудь уважение к культам, — укоризненно проговорил флосс. — Мир не рушится потому, что и божества, и мы, смертные, соблюдаем правила, которые некогда создали. Во всём остальном Ралионе Хаос находится вне закона. В Лерее — наоборот. Никто из божеств не посмеет вторгнуться на суверенную территорию. Разумеется, можно отыскать Семёрку и без их помощи. Вопрос только в том, за какое время.
— А они тем временем будут копить силы и успеют напасть первыми, — заключил Унэн. — С моей точки зрения, вы не оставляете себе практически никаких шансов.
— Возможно, — кивнул флосс. — Но если нарушим заведённый порядок, то чем будем лучше Семёрки?
Унэн не нашёлся, что сказать. Он отвернулся к столу, на котором все эти дни лежала Книга, раскрытая на последней исписанной странице (а чистых листов оставалось совсем мало), и время от времени поглядывал на список «посвящённых».
Ему померещилось движение на листе, и он наклонился поближе.
Имя Хиргола посветлело, пошло волнами и испарилось. Теперь список включал только девять человек. Восемь здесь… и последний неведомо где.
— Хиргол исчез из списка, — с отсутствующим видом сообщил монах, ощущая ледяную струйку, ползущую по спине. — Они убили этого несчастного, несомненно.
— Что? — глаза флосса широко открылись.
Монах молча ткнул пальцем в страницу.
С момента последнего путешествия к Плите прошло уже восемь дней, а никаких событий не происходило. Дела в монастыре шли свои чередом. Всё новые и новые желающие присоединиться к здешнему братству появлялись у ворот, чтобы придирчивые монахи — как сородичи Унэна, так и нет, — могли из сотен и сотен пришедших обрести славу, могущество и знания отобрать тех, кто был в состоянии принять Учение, растворить в своём разуме весь окружающий мир и отречься от него. С каждым годом таких становилось всё больше, и братья Унэна по ордену поговаривали о том, что нужны новые монастыри, новые школы, новое пространство.
Не оставалась без внимания и школа боевых искусств. Школа целительства, открытая для всех в соседнем монастыре — монастыре Триады — также становилась всё более и более известной. Были все основания ощущать удовлетворение.
Но всё это казалось отчего-то не очень важным. Надвигалась гроза, в этом не было сомнения.
— Так всё же, чего вы ждёте? — спросил он у Шассима на исходе седьмого дня. — Суетились, суетились… а толку пока не видно.
Флосс немедленно обиделся.
— Никто не суетился, — ответил он. — Все ожидают очередного хода противника. Можешь не сомневаться, все силы Совета и сочувствующих государств в полной боевой готовности.
— Брось, Шассим, — серьёзно продолжал Унэн. — Некогда обижаться. Ты прекрасно меня понял. Раз вы знаете имена Семёрки, то, следовательно, можете напасть на них. Разве не этого вы добивались?
— Не только этого, — было ответом. — У Семёрки по-прежнему обширная агентура. У каждого из них — планы на тот случай, если мы до него доберёмся. Если мы хотим покончить с постоянной угрозой, нам надо избавиться от всех них разом.
— И что же вам мешает?
— Это будет нарушением границ, — неохотно пояснил флосс. — Лерей находится под защитой Владык Хаоса. Все тайные укрытия Семёрки находятся под их покровительством, вдали от поверхности земли.
— И пока они не выберутся наружу, вы не осмелитесь напасть.
— Сунь, проявляй хотя бы какое-нибудь уважение к культам, — укоризненно проговорил флосс. — Мир не рушится потому, что и божества, и мы, смертные, соблюдаем правила, которые некогда создали. Во всём остальном Ралионе Хаос находится вне закона. В Лерее — наоборот. Никто из божеств не посмеет вторгнуться на суверенную территорию. Разумеется, можно отыскать Семёрку и без их помощи. Вопрос только в том, за какое время.
— А они тем временем будут копить силы и успеют напасть первыми, — заключил Унэн. — С моей точки зрения, вы не оставляете себе практически никаких шансов.
— Возможно, — кивнул флосс. — Но если нарушим заведённый порядок, то чем будем лучше Семёрки?
Унэн не нашёлся, что сказать. Он отвернулся к столу, на котором все эти дни лежала Книга, раскрытая на последней исписанной странице (а чистых листов оставалось совсем мало), и время от времени поглядывал на список «посвящённых».
Ему померещилось движение на листе, и он наклонился поближе.
Имя Хиргола посветлело, пошло волнами и испарилось. Теперь список включал только девять человек. Восемь здесь… и последний неведомо где.
— Хиргол исчез из списка, — с отсутствующим видом сообщил монах, ощущая ледяную струйку, ползущую по спине. — Они убили этого несчастного, несомненно.
— Что? — глаза флосса широко открылись.
Монах молча ткнул пальцем в страницу.