Бояндин Константин Юрьевич. Издалека

   Избавиться от очередной карусели и помочь всем тем, кто ступил ногой в ту же самую ловушку. Это тот случай, когда человек протягивает руку смертельному врагу, попавшему в трясину. Есть участь, которой не пожелаешь никому.
   Кроме тех, конечно, кто стремится к ней намеренно.
   Норруан расхохотался и несколько прохожих поспешно перешли на другую сторону улицы.
   Ну что же… чтобы обмануть неведомого распорядителя чужими судьбами, надо действовать как можно скорее.
   Он свернул из листа журавлика и, примерно определив нужное направление, с силой запустил его. Журавлик стремительно понёсся вверх и вскоре пропал из виду.
   Норруан призвал свою силу… и она пришла. Теперь он знал, куда надо идти.
   И стоит поторопиться: внимательный взгляд Того, Кто Пишет Книгу, уже совсем близко.
   Минуты тянулись и тянулись.
   — Ну что же, — начал Шестой, поднимаясь со своего места. — Время истекло. Что теперь?
   — Для начала нужно, чтобы мы признали провал основного плана, — заметил Четвёртый. — Если наше сообщество и дальше будет уменьшаться, вскоре мы перестанем значить что бы то ни было. Итак, Первый, вы должны объяснить, как получилось так, что ваш великолепный план провалился.
   Первый поднялся, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. На всех лицах было сочувствующее выражение, но Первый прекрасно знал их подлинные эмоции. Сейчас его свергнут и самое большее, на что он сможет рассчитывать — на должность курьера в новой Семёрке. Пока не докажет, что в состоянии претворять свои замыслы в жизнь.
   — Я, — начал он, мучительно думая, как выразить свою мысль так, чтобы сохранить максимум собственного достоинства, — считаю, что этот план…
   В этот момент (который не мог быть выбран лучше), входные двери сорвались с петель и, превратившись на лету в дымящийся песок, украсили пол штаб-квартиры причудливым символом. Внутрь вступил высокий человек в чёрном и бесстрашно обвёл взглядом всю Семёрку. Казалось, что многочисленные недобрые взгляды, и нацеленные в грудь острия самого разнообразного оружия ничуть не пугают его. Он хлопнул в ладоши и Семёрка оказалась разоружённой. Все их посохи, мечи, амулеты и всё прочее оказалось в руках у пришельца. Тот очаровательно улыбнулся собравшейся компании и швырнул всё это добро себе под ноги.
   — Я Норруан, — заявил он. — Кто вызывал меня и зачем?
   Первый понял, что предчувствия его всё-таки не обманули.
   Хиргол с ужасом наблюдал, как стражник, схватившись за горло, медленно сползает вдоль стены; кожа его постепенно приобретала чёрно-зелёный оттенок. От ступора юношу пробудило знакомое ощущение острых зубов, впивающихся в ухо.
   Вперёд.
   Он послушно кинулся вперёд, не в силах отогнать жуткое видение распухающего лица и разинутого рта, из которого вырывалось только слабое шипение.

XXIX

   Утро началось, как обычно. Монастырь жил своей жизнью; день начинается с восходом солнца (а иногда и раньше) и завершается только после заката (а для некоторых не завершается вовсе).
   Сам Унэн, после того, как всё утро провёл в обсуждении, как и когда справляться с необычайным урожаем, обрушившимся на них, пребывал в благодушном настроении. Все семь сортов винограда уродились на славу; и изготовление вина-то он уж точно не отдаст никому на сторону. Есть вещи, которыми не поступаются.
   От размышлений его оторвал небольшой предмет, мягко приземлившийся у ног. Монах поднял бумажного журавлика, явно сложенного из вырванной страницы, и лицо его приобрело сходство с помидором.
   Не надо было обладать особым чутьём, чтобы догадаться, откуда он вылетел. Вон, окно его кабинета распахнуто настежь. И будь он неладен, если не знает, чьих это рук дело.
   Пока Унэн мчался наверх, перепрыгивая через три ступеньки, он дошёл до состояния готового взорваться вулкана.
   По требованию Семёрки Норруан перенёс их всех на безвестную горную вершину — достаточно низкую, впрочем, чтобы гарантировать скрытность. Встал там, сжимая в руке чёрный посох — похожий на тот, что был в руке у вызвавшего его мага.
   Сосредоточился.
   И едва заметно кивнул головой.
   После этого на него обрушились все разрушительные заклинания, какие только могли быть известны Ралиону. Включая несколько проклятий, накладывать которые Повелители Хаоса позволяли лишь некоторым самым преданным из своих слуг.
   Всё это обрушилось на Норруана… и ничего не произошло. Для него это было не более опасно, нежели лёгкий утренний дождик. Молнии и вихри, стаи элементарных духов и прочие изобретения магии разрушения нахлынули на него… и отступили. Всё, что не прошло мимо, было поглощено, отражено, рассеяно его жезлом.
   Один он стоял на дымящейся, почерневшей вершине и молча смотрел на поражённую Семёрку.
   — Дядя Унэн, — жалобно пискнула Энхора (или Ильвена? никогда не научусь их отличать), заметив, что настроение их наставника далеко от самого благожелательного. — Достопочтенная Айзала просила тебя…
   — Кто… из вас… сделал это… — прохрипел монах, протягивая им журавлика.
   Обе настолько энергично затрясли головами, что Унэн, к своему величайшему изумлению, понял — не они. Ну что же… Гнев его мог проходить столь же стремительно, как и приходить.
   — Что вам велела передать Достопочтенная? — спросил он более миролюбиво.
   — Чтобы ты… чтобы вы… подошли к ней… — продолжила Ильвена, глядя с испугом на рычащего тигра, в которого неожиданно превратился добрый дядюшка.
   — Сейчас буду, — ответил тот совсем миролюбиво. — А теперь оставьте меня.
   Дважды повторять не пришлось.
   Унэн развернул журавлика… и пожалел, что накричал на девочек. Это была потерянная страница Книги. Та, первая, с которой он начал её чтение.
   Она была немного подправлена. Почерком, стремительным и чётким, там было написано:
   «Монах! Готовься к неприятностям. Откажись от книги, пока не поздно. До встречи».
   Унэн подбежал к Книге. Поднёс к ней лист… и тот, скользнув между соседних страниц, с лёгким шорохом встал на место.
   А из списка посвящённых в тайну Книги исчезло имя Норруана.
   Всего секунду Унэн колебался, прежде чем опрометью кинуться в проход, соединявший два монастыря. Не забыв, однако, запереть за собой дверь.
   — Итак, — Норруан повысил голос и понял, что перед ним — преданные слуги. Грозные, завистливые, но… преданные. Странное сочетание. Ну что же. Он даст им то, что они хотят… и надо надеяться, что придуманный им план сработает. Главное — время. Времени нет.
   — Я дам вам то, что вы хотите. Что вы дадите взамен?
   — Право повелевать этим миром, — немедленно ответил Первый. — А мы приложим все усилия, чтобы вы оставались здесь как можно дольше.
   Норруану не составляло труда прочесть его подлинные мысли. «Через месяц твоё время кончится, демон, а власть останется нам». Глупцы, они думают, что боги в состоянии защитить их. Что ж, пусть думают свободно. Это даже лучше.
   — Хорошо, — Норруан развёл руки в стороны, и семь одинаковых чёрных посохов появились в руках у Семёрки. — Я выполнил свою часть соглашения. Идите и завоюйте этот мир для меня.
   Посохи, насколько успели убедиться члены Семёрки, давали безусловную и абсолютную защиту против каких бы то ни было воздействий, известных Ралиону. Попутно позволяя обрушить на противников Семёрки силы, которым, возможно, позавидовали бы сами Повелители Разрушения.
   — Идите и завоюйте мир, — повторил Норруан и скрылся в маленькой комнатке — комнатке, которую до настоящего момента занимал сам Первый.
   — Началось, — крикнул Шассим, вываливаясь из воздуха прямо в комнате Айзалы. Унэн как раз собирался рассказать о том, что потерявшийся лист действительно вернулся на место. — Началось, Айзала. Семёрка вышла на поверхность. Объявлена общая тревога. Вам предписано оставаться здесь и оборонять монастыри.
   — Ну что же, — вздохнула Айзала, когда Шассим вновь исчез в портале под громкий шум Крыльев. — Ты что-то хотел сказать, Унэн?
   — Нет, — ответил монах, почувствовав, что вновь опаздывает. — Ничего. Скорее всего, это уже не имеет значения.
   И отправился в свой монастырь — раздавать распоряжения. Оборона — дело непростое.
   Хиргол думал, что проводник ведёт его к выходу. Но ошибался; проходы становились всё более запутанными, а навстречу попалось всего двое стражников. Оба кончили очень плохо. Звуки, которые они издавали перед смертью, долго ещё преследовали юношу в ночных кошмарах.
   В конце концов, коридор привёл к странно знакомой двери
   Хиргол распахнул её пинком.
   Вошёл в просторный кабинет начальника службы разведки.
   И понял, отчего зверёк так настойчиво вёл его сюда, несмотря на риск, возраставший с каждой минутой. На столе, среди груды бумаг, по-прежнему находился журнал Тнаммо. Да, подумал юноша, подходя вперёд и глядя в побледневшее лицо начальника. Сверху тот сильно походил на крысу.
   И тут зверёк куда-то делся с плеча юноши. Теперь он остался предоставленным самому себе — это было предельно понятно.
   Цеальвир выдвигался из-за стола, словно кот, теснящий противника. По лицу его расплылась довольная улыбка.
   — Ты пришёл вот за этим? — спросил он, сладко улыбаясь, и поднял журнал. — Ну что же, бери.
   И замахнулся, чтобы швырнуть тетрадь в ярко пылавший камин.
   — Итак, мы договорились, — произнёс Первый, убедившись, что Норруан находится за толстой дверью. — Сейчас… половина двенадцатого. Распределяем первые цели следующим образом. Оннд, Киннер, Венллен, Тишартц, Шантр, Киншиар. Один останется здесь, охранять штаб-квартиру. Удар назначаю на двенадцать.
   — Кто, интересно, останется охранять? — спросил похожий на большого ребёнка Второй.
   — Он, — Первый указал посохом на Шестого и лицо старика вытянулось. — Заодно последит за нашим… повелителем, — он позволил себе слегка улыбнуться. — Вопросы есть?
   — Почему в двенадцать? — спросил Третий, любуясь новым оружием. — Почему не немедленно?
   — Я хочу навестить парочку знакомых монастырей, — нехорошо улыбнулся Первый. — Возражения есть?
   Возражений не было. Семёрка вновь стала слаженной командой, и авторитет Первого по-прежнему был непререкаемым. То, что происходило сейчас, походило на сладкий сон… но разве не именно это обещал им Первый? Всё же есть толк от тайных наук.
   — Напоминаю, — Первый обернулся, стоя в дверном проёме. — Ни Храмов, ни святилищ, ни жрецов не трогать. Ни при каких обстоятельствах.
   На склоне жизни, когда он смог понять большинство из того, что было в журнале Тнаммо, Хиргол понял, что испытания, что устраивал ему учитель, не закончились со смертью последнего. Встреча с начальником службы разведки была просто ещё одним экзаменом. Причём не самым серьёзным.
   Когда юноша понял, что вот-вот останется без того единственного, ради чего стоило жить, он протянул руку вперёд — словно намереваясь дотянуться до журнала — и тут же что-то словно включилось внутри его головы.
   Нужные слова пришли в нужных сочетаниях.
   Стул, на котором только что сидел Цеальвир, ловко извернулся и пнул того под коленку. Начальник полетел кубарем и был вынужден отпустить злополучный журнал. Тот упал в опасной близости от жаркой пасти камина.
   Глава разведки, лёжа на полу, попытался пинком зашвырнуть журнал в огонь. Он прекрасно понимал, что может навлечь на себя — но стремление навредить противнику любой ценой прочно въелось в него. Однако нога его таинственным образом взлетела вверх. Портьера, мирно висевшая рядом, изогнулась, обвила его лодыжку и резко рванула.
   Затем портьера освободила свою жертву, но неожиданно ожила одежда. Пояс самостоятельно расстегнулся, штаны и куртка стали каменными и совершенно несгибаемыми; но даже свалившись на пол и будучи не в состоянии пошевелиться, начальник всё равно пытался дотянуться до проклятой тетради — любой ценой! Если бы огонь обрушился сейчас на него — при условии, что пламя поглотило бы и журнал — Цеальвир умер бы самым счастливым человеком на свете.
   Пояс обмотался вокруг его горла и принялся затягиваться туже… туже… туже… Начальник тщетно пытался высвободиться. Перед глазами поплыли пурпурные пятна.
   — По… щадите… — умудрился прохрипеть он. И Хиргол, который только что переживал свирепую радость при виде того, как подыхает противник… неожиданно очнулся.
   И, протянув руку, повелел поясу освободить свою жертву.
   Наклонился над судорожно хрипящим Цеальвиром (лицо того уже почернело) и поднял журнал. Повинуясь невнятному порыву, открыл верхний ящик стола и взял оттуда статуэтку Къелливинха. Замер, сжимая её в руке, и ощутил, как многодневная усталость уходит прочь.
   Бросил последний взгляд на чудом уцелевшего неприятеля и решительно захлопнул за собой дверь. Велел ей срастись с косяком.
   Когда он поворачивал за угол, цепкие коготки уже впивались ему в плечо.
   Совет смотрел, словно зачарованный, как семь пятнышек быстро перемещаются по карте. Нетрудно было угадать, куда они направляются.
   — Что с отрядами заграждения? — спросила Нерлон, тревожно постукивая пальцами по столу.
   — Уничтожены, — ровным голосом ответила одна из рептилий. — Противник совершенно неуязвим, во всех известных аспектах. Все попутные посты уничтожены. Боги не вмешаются, пока не пострадает хотя бы один Храм: противник незрим и для богов, — все слушали её с лицами, на которых отчётливо проступало желание проснуться. — Наша главная надежда — Книга. Раз из-за неё всё началось…
   — Но… — начала была Нерлон, но не закончила фразы.
   — Шассим, — обратилась хансса к уже изрядно уставшему флоссу. — Отправляйтесь. Постарайтесь переубедить его.
   Шассим молча кивнул и мгновение спустя его уже не было.
   — Не всё ещё потеряно, — произнесла Нерлон задумчиво, соединяя ладони. Взгляды обратились на неё. — Мои сородичи будут ждать их в каждом крупном городе. Но не хотелось бы вспоминать, что нас создавали, как оружие.
   Никто из присутствующих не смог выдержать её взгляда.
   — Наивно было играть по правилам с противником, который правил не признаёт, — устало добавила Нерлон и опустилась в кресло. — Унэн был прав.
   Унэн мрачно сидел в собственном кабинете, раздумывая, не упустил ли чего-нибудь, как послышались сигналы тревоги. Кто-то приближается к монастырю.
   Странно… Так быстро?
   Внешние ворота неожиданно взорвались и градом каменных осколков обрушились на площадь. Внутрь вошёл высокий человек в просторном одеянии со знаком Хаоса на груди и спине. В руке он держал чёрный посох. Подняв голову, пришелец безошибочно отыскал окно Унэна и, улыбнувшись, поманил того пальцем.
   Опоздали.
   Монах бегом кинулся наружу и по пути наткнулся на близнецов.
   — Бегом к Айзале, — велел он. — Быстро. Поторопитесь. Не время шутить.
   Те покорно закивали головами, но, когда Унэн скрылся из виду, переглянулись и бегом припустили в его кабинет. Там они, не теряя лишнего времени, открыли Книгу и, пихая друг дружку локтями, устроились вдвоём в любимом кресле настоятеля.
   Перед ними открылась страница, на которой закончилось общение Унэна с Книгой. Две пары любопытных глаз уставились на страницу и потекли из-под невидимого пера новые слова…
   На сей раз понятные им обеим.
   — Что тебе нужно в моём монастыре? — спросил монах, стараясь не обращать внимания на слизистую чёрную массу — всё, что осталось от привратника. Всё вооружённое братство выстроилось кольцом вокруг Унэна и Первого, не осмеливаясь вмешаться.
   Первый ответил не сразу. Он спокойно смотрел на настоятеля и тот вспомнил, что некогда стоящий перед ним человек прославился открытиями в нескольких магических дисциплинах; что он был доктором наук, знаменитым и уважаемым человеком. На редкость здравомыслящим и уравновешенным. Да и сейчас в облике его не было ни единого свидетельства безумия. Что же случилось?
   — Монастыре? — ехидно усмехнулся пришелец. — Ничего. Вскоре этот монастырь перестанет смущать подлинных хозяев этого мира. Мне же от тебя нужна только Книга. Возможно, если ты отдашь её мирно, я сохраню тебе жизнь. А может быть и нет.
   — Тебе не видеть Книги, — холодно ответил монах и в руке его появился короткий посох. — Ты и не представляешь, чем рискуешь, пытаясь использовать её по своему желанию.
   — Твоё мнение меня не интересует, — сухо заметил Первый. — Решай, монах.
   Над головой у противников, из распахнувшегося серебристого облачка появился Шассим. Он стрелой взвился над монастырём, моментально оценив ситуацию.
   — Унэн! — крикнул он. — Книга! Книга — наш единственный…
   Пришелец лениво взмахнул посохом, и чёрная молния пролетела рядом с флоссом.
   — Шассим, — закричал монах, не поднимая головы. — Спасайся! Быстро!
   Шассим, уворачиваясь от пролетавших мимо молний, описал широкую дугу и на полной скорости скрылся в своей башенке.
   Посох указал на башенку.
   Та моментально превратилась в кипящее облако камней и пыли, стремительно расширяющееся вверх. Ударная волна бросила многих наземь; тяжко содрогнулась земля.
   К ногам Унэна упало, кружась, жёлто-оранжевое перо. Часть его была аккуратно срезана.
   Монах поднял взгляд на противника, и чёрный огонь загорелся в глубине его глаз. После чего Унэн переломил посох и швырнул его под ноги; моментально вокруг противников вспыхнуло кольцо пламени.
   — Дай! — рука потянулась к чернильнице. — Дай мне! Смотри, что он только что сделал!
   — Я сама! — послышалось в ответ. Короткая схватка, и чернильница едва не падает на пол. Схватка завершается сильным ударом локтя и хныканьем.
   Детская рука замирает над страницей, и, торопясь и время от времени ошибаясь, принимается дописывать.
   — Ты думаешь, меня это впечатлит? — довольно усмехнулся Первый. — Я непобедим. Этот мир будем моим через несколько минут. Решай поскорей, на чьей ты стороне.
   Земля вздрогнула под ногами.
   И монах, и пришелец, и все остальные подняли взгляд туда, где только что была башенка.
   Хлопок… и башенка возникла на прежнем месте.
   Монахи ответили восторженным гулом.
   Унэн повернулся к нежданному гостю, и улыбка мелькнула в его глазах.
   — Чтобы добраться до Книги, — указал он на кольцо, — тебе сначала придётся справиться со мной.
   — Это не так уж трудно, — хмыкнул Первый и набалдашник посоха указал на монаха.
   Монах переживал это и раньше… но не думал, что этот раз случится так неожиданно. Обычно он привык смотреть смерти в лицо. В этот раз смерть ухмыльнулась ему в спину.
   Чернота поглотила его.
   Звёзды острыми иглами вонзались в тело со всех сторон; они кружились вокруг — плавно, неторопливо. Где-то рядом — свет, бесконечный и ярчайший. Вокруг этой благословенной точки — чернота, осязаемая и засасывающая.
   Именно эта чернота звала его к себе. Монах некоторое время смотрел в кружащуюся звёздную карусель… и услышал голоса.
   Голоса просили вернуться.
   Туда, где его миссия ещё не завершена.
   И, вздохнув, он безошибочно нашёл точку, из которой был столь бесцеремонно вышвырнут. Его Путь ещё не завершён.
   — Теперь я! — рука выхватила перо, и предыдущая владелица его безропотно смирилась с потерей. Не было времени спорить.
   Вновь строки легли на бумагу… неровные, корявые, детские.
   И осталась всего одна страница.
   Монах исчез… и возник вновь.
   Первый в замешательстве попятился.
   Вновь посох указал на несговорчивого Унэна.
   Короткая пауза… и вновь он стоит перед врагом, улыбающийся и непобеждённый.
   И тут часы стали бить полдень.
   Шестой почти задремал в кресле (в нарушение всех договорённостей), когда дверь комнатки распахнулась и наружу вышел Норруан. Довольно смеющийся.
   — Всё! — крикнул он вжавшемуся в кресло магу. — Всё, приятель. Я отказываюсь от власти над этим миром… А вы сейчас нахлебаетесь ею досыта. Прощайте, глупцы.
   И, посмеиваясь, направился к выходу.
   — Стой! — крикнул Шестой, стараясь, чтобы его голос звучал грозно, но взамен издав какое-то жалкое блеяние. — Стой, демон! Стой или умри!
   Норруан продолжал идти, прекрасно зная, что сейчас произойдёт.
   Огромного труда стоило не закрыть глаза.
   Позади что-то тяжело вздохнуло… и наступила тишина.
   Противник, раз за разом замахивавшийся на Унэна в бессильной ярости, вновь указал в сторону врага всемогущим, но бесполезным посохом и… испарился.
   В тот же миг разом исчезли все семь значков на карте перед мрачными взорами представителей Совета.
   А из окна кабинета Унэна высунулись две пары рук и два пронзительных голоса радостно закричали «получилось!»
   Оглушительный дружный клич многих десятков глоток подхватил этот крик.
   Настоятель, всё ещё ощущая ледяное прикосновение миллионов звёзд, улыбнулся всем вокруг и побрёл в сторону лестницы.

XXX

   — Так-так, — заключил монах, входя вместе с сияющей Айзалой к себе в кабинет. Близнецы и не подумали покидать его кресло; беглого взгляда на Книгу было достаточно, чтобы понять, что и он, и Шассим во многом обязаны жизнью им. Им и Книге.
   «Но башня вновь появилась на прежнем месте, и целитель Шассим-Яг в ней, живой и невредимый», смог разобрать настоятель.
   Унэн резко перевернул несколько листов — список посвящённых был пуст. Ни одного имени не было в нём… и это было хорошо. Интересно, подумал Унэн, поверит ли кто-нибудь, если я скажу, что умирал сегодня восемь раз подряд?
   Не поверят, скорее всего. Как обычно.
   Ну что же… настоятель согнал близнецов с кресла и, немного подумав, написал на оставшемся листе всего одно слово. Поставил точку и захлопнул Книгу.
   — Да… Во всяком случае, Шассим вам будет благодарен, — монах кивнул на довольного флосса, восседающего на любимой перекладине. — Если бы не вы, он бы погиб. Так что теперь, дорогой Шассим, никакой отставки.
   — Да я и не… — начал было флосс, как вдруг дверь кабинета отворилась, и внутрь влетел… Шассим-Яг.
   Ещё один.
   — Кто сказал, что я погиб? — отозвался он весёлым голосом.
   У него была аккуратно срезана половина левого «уха».
   Флоссы долго смотрели друг на друга, не издавая ни звука.
   После чего медленно и церемонно поклонились друг другу, и вновь прибывший, несколько раз взмахнув крыльями, уселся рядом на том же насесте.
   Близнецы восторженно захлопали в ладоши.
   — Ну вот, — удовлетворённо кивнул монах, который первым обрёл способность говорить. — Видишь, как всё здорово, Шассим. Теперь, когда я попрошу тебя присмотреть за ними, ты уже не сможешь сказать — я, мол, один, а их двое.
   Все долго смеялись, включая обоих флоссов. А когда отсмеялись, выяснилось, что Книга исчезла.
   Бесследно и беззвучно.
   — Ну что же, — вздохнул монах. — Всё, что ни делается, всё к лучшему. А теперь, если это, конечно, возможно… я хочу побыть один.
   И удалился в спальню.
   Окружающий мир тем временем готовился праздновать день своего рождения.
   Норруан шёл по холмистой земле, всё дальше удаляясь от Лерея. Ему было необычайно хорошо; он ощущал, что и в этот раз сумел обмануть всевидящее око. И он поступил совершенно честно, не так ли? А куда делись семеро безумцев, его совершенно не интересовало.
   На войне как на войне.
   Когда окраины города скрылись из виду, он протянул руку вверх и поманил ею кого-то. Прямо из воздуха вылетела большая серая ворона и, покружив вокруг, уселась ему на плечо.
   — Я думала, ты забыл про меня, — призналась она, щурясь. — Что это и куда ты собираешься теперь?
   — Я не знаю, — пожал человек плечами. — Пока я не хочу ни о чём беспокоиться. Сегодня я намерен просто радоваться жизни. Смотри — какой прекрасный мир, здесь мы ещё не были. Почему бы для начала не стать его гостями?
   Ворона задумалась.
   — А твоя сила? Она всё ещё с тобой?
   Норруан остановился и, оглянувшись, заметил небольшое яблоневое дерево. Он повелительным жестом протянул к нему руку и дерево потемнело, почернело, стало выше. Ядом сочились его ветви; плоды стали с голову величиной, и чёрный сок вытекал из них потоками. Земля становилась бесплодной пустыней, всё живое мгновенно погибало, едва только капли отравленного сока падали наземь. Постепенно разрастаясь, пятно пустынной, смертоносной земли становилось угольно-чёрным.
   Мёртвая птица упала наземь. Ещё одна. Их убивало уже то, что они осмелились пролететь над деревом.
   Вороне стало не по себе и показалось ей, что знакомый пейзаж вырастает на горизонте — сточенные холмы, два фиолетовых пика и вечно чёрное, сумрачное небо.
   — Хватит, — прошептала она, и Норруан очнулся.
   — Ладно, — кивнул он и сделал другой жест.
   Через несколько секунд другое дерево, прекрасное и цветущее, встало на месте отравленного чудовища. Разраставшаяся пустыня обратилась цветущей поляной. Плоды яблони, в изобилии появившиеся на вновь зазеленевшем дереве, источали непередаваемо дивный аромат.
   — Так лучше? — улыбнулся он, и ворона кивнула. — Я знаю здесь одного монаха, с которым наверняка найдётся, о чём поговорить. Думаю, он не откажет нам в гостеприимстве.
   — Мне кажется, что я уже был здесь, — признался Норруан несколько шагов спустя, бросив на яблоню прощальный взгляд. — Не правда ли, смешно?
   …Говорят, что те, кто попробовал плоды этой яблони, жили вдвое-втрое дольше обычного и никогда ничем не болели.

XXXI

   Вопреки мрачным предчувствиям, в Валемию, один из западных портов Лерея, Хиргол пробрался без особых хлопот. Двигался он по ночам, приходилось даже красть еду и одежду… но ничего. Он обязан предупредить семью… любой ценой. На удивление, его портреты вовсе не были развешены по всем постам… пока ещё не были. Надо спешить.
   Однако дом принадлежал уже новым хозяевам. У них ничего узнавать юноша не решился; исцарапанный, исхудавший и злой, он рисковал немедленно познакомиться со стражей. С понятным исходом — дважды не везёт даже таким дуракам, как он.
   В конце концов, за немалую сумму, он смог узнать кое-что у одной из уличных торговок.
   — Увезли их всех… господин, — прошептала она, то и дело опасливо озираясь. — Давно уже… несколько месяцев как. Всех увезли. А потом новые господа пожаловали… вот и всё. Не ходите туда, молодой господин. Плохие там люди.
   Её собеседник хмуро кивнул, вручил ещё одну золотую монету и, опустившись на камень рядом, просидел так довольно долго, скрывая лицо ладонями.
   Торговка не рискнула спрашивать у него что бы то ни было и тихонько ушла.
   …К вечеру один из дозорных, охранявших южную дорогу, заметил одиноко бредущую фигуру — человек, удалявшийся из города на ночь глядя. Совсем с ума сошёл. Горы — рукой подать, а в горах нынче неспокойно. На плече у человека сидела не то мышь, не то крыса — чудак, одним словом. А может, сумасшедший.
   О таких странностях полагалось докладывать, но после солидного выигрыша в кости и выпитого бочонка пива не было ну никакого желания догонять бродягу. Туда ему и дорога, если рассудить здраво.

XXXII

   — …Семеро будут знать о его прибытии, — произнёс человечек, облачённый во всё зелёное. Голова его напоминала одуванчик: снежно-белые волосы, торчащие во все стороны. Звали его Аймвери.
   — Не стоит упоминать их вслух, — произнёс страж Севера, недовольно поморщившись. — Хотя вряд ли они услышат с такого расстояния… — он был высок и, несмотря на возраст, весьма подвижен. Разговор происходил на вершине дозорной башни — оттуда виднелись расположенные спиралью пики на севере и вечно обложенное тяжёлыми тучами небо на северо-востоке…
   И восход, и закат на севере Зивира выглядели одинаково мрачно.