Страница:
— Могло бы войти, — прошептала она. — Публика сочла бы это очень романтичным.
В ее словах он услышал вызов, словно она хотела посмотреть, хватит ли у него духа не признать эту ситуацию романтичной.
У Мейсона было ощущение, что данный момент оказался бы тяжелым испытанием даже для евнуха, несмотря на утраченную им чувственность. Им владело только одно желание — целовать ее. Так, как это было тогда, ночью. Он посмотрел на нее и увидел ее невероятные зеленые глаза, устремленные на него, одновременно невинные и соблазняющие. Ее полураскрытые губы просили его снова зажечь то пламя, которое, как они оба знали, готово было вспыхнуть между ними.
На этот раз Мейсон не был уверен, что сможет остановиться, прежде чем огонь не поглотит их обоих.
«Проклятие, — подумал он, — это никуда не годится». Он резко отстранил ее — более грубо, чем это было необходимо, — и поспешно направился к окну.
Достаточно безопасное расстояние. Именно этого и требовала создавшаяся ситуация, как он уверял себя.
Но от этого его желание не ослабело. Она стояла, освещенная лучом света, падавшим из коридора, но ее лицо оставалось в тени, и от этого она казалась еще таинственнее. Легкий ветерок, проникавший из открытого окна, играл ее локонами, разметавшимися по хрупким плечам.
Черт бы побрал его классическое образование! Он видел перед собой Афродиту. Не хватало только греческого хитона, раковины и морской пены.
Он отвернулся от ожившего соблазна и закрыл окно, но не потому, что прохладный ветерок освежал его разгоряченную кровь, бежавшую по жилам, а потому, что, когда он помогал ей подняться, она дрожала, и ему не хотелось, чтобы искусительница заболела в его доме.
За окном внизу по улице проходил ночной сторож. Он поднял глаза и, увидев Мейсона, поклонился.
— Доброй ночи, сэр, — почти шепотом сказал он, но его слова были отчетливо слышны в ночной тишине.
Мейсона удивило, что он так хорошо расслышал сторожа, но ведь этот человек знал свое дело и не стал бы кричать слишком громко из опасения потерять свое место.
Если бы он говорил громче, то его голос был бы похож… например, на голос Дэла.
Мейсон, ухватившись руками за оконную раму, посмотрел на подъезд своего дома, затем быстро через плечо взглянул на Райли. Очевидно, не только Беатрис подсматривала и подслушивала этим вечером за Дэлом, устроившимся под ее окном. А если и Райли стояла у открытого окна, значит, она тоже слышала все, о чем болтал этот идиот. Мейсон поморщился.
Вероятно, все на Эшлин-сквер слышали, как его друг объявлял о своей любви и под влиянием бренди высказывал предположения о том, кому отдает предпочтение сама леди.
Когда он повернулся к Райли, его наихудшие подозрения подтвердились, ибо румянец, вспыхнувший на ее щеках, полностью выдавал ее и без слов.
Да, она все слышала.
Ее следующие слова окончательно выдали ее.
— Здесь холодно, — сказала она, искусно притворяясь, что дрожит. Она обошла Мейсона, закрыла окно, а затем повернулась к нему, решительно заканчивая разговор: — О чем только я думала, оставив окно открытым!
— Да, — заметил он. — Трудно предугадать, что принесет с собой ночной ветерок.
Но Райли не смутилась.
— Вот именно. Нельзя допустить, чтобы девочки простудились.
— Да, конечно, — проворчал он. Он хотел найти способ перевести разговор в нужное русло, но вместо этого кивнул в сторону бумаг и книг, разбросанных по всей комнате. — Много работы? У вас когда-нибудь бывает свободный вечер?
Она покачала головой:
— Нет, если я хочу, чтобы пьеса имела успех.
Его словно ударили. Она трудится каждую минуту, стараясь, чтобы пьеса принесла успех — ей самой, ее труппе… и ему. А на что он потратил этот вечер? Прикрываясь Королевским обществом, старался спрятаться от мисс Пиндар и своих обязательств перед семьей.
— Да, здесь, наверху, спокойно, — торопливо, как кузина Фелисити, забормотал он. — Вы сумели многое сделать… вам никто не мешал и все такое. Ну, кроме Дэла и той чепухи там, на улице…
Райли, начавшая собирать свои записи и книги, остановилась и посмотрела на него.
— Лорд Дэландер? Он был здесь?
Какой бы опытной актрисой она ни была, даже Мейсон уловил фальшь в ее голосе.
— Да, удивительно, что вы его не слышали, ведь окно было открыто.
Она взглянула на закрытое окно и пожала плечами.
— Я так привыкла в театре, что все время одни приходят, а другие уходят, что ваша беседа с лордом Дэландером почти ускользнула от моего внимания.
Он наклонил голову и пристально посмотрел ей в лицо.
— Так вы не слышали, как лорд Дэландер объявил, что вы согласились выйти за него замуж?
Она резко повернулась.
— Он не говорил ничего подобного! Я слышала каждое… — Она замолкла на полуслове. Упав в кресло, она откинула назад распустившиеся пряди. — О черт. Конечно, я слышала каждое слово. Весь дом слышал лорда Дэландера.
— Не только этот, но и все дома на площади слышали этого болтливого идиота, — кивнул он.
Их взгляды встретились, и он с удивлением заметил в ее глазах веселый блеск, как будто ее не смущало, что ее поймали на лжи.
— Он был пьян? — спросила она. — Кажется, он едва стоял на ногах.
Мейсон кивнул, сомневаясь, прилично ли обсуждать с леди другого мужчину, находившегося в состоянии опьянения. Но это была Райли, а с ней ему не казалось необходимым соблюдать какие-то границы или запреты. При этой мысли им овладело ощущение свободы.
— Едва стоял, но, на его счастье, его лошадь знает дорогу домой.
Райли зажала рот, чтобы не засмеяться.
— Надеюсь, он не стал декламировать свои ужасные стихи, добравшись до дома. Очень сомневаюсь, что леди Дэландер любит поэзию, сочиненную под влиянием бренди.
Мейсон рассмеялся.
— Не могу себе представить ее поклонницей Бахуса.
Райли не выдержала и расхохоталась.
— У меня такое предчувствие, что, возможно, мы наблюдали лорда Дэландера в таком виде в последний раз, потому что, если он не забудет о своем новом призвании поэта к завтрашнему утру, когда проспится, то его матушка наверняка навсегда выбьет из него всякое желание устраивать такие представления, как сегодня.
— В таком случае от сегодняшнего вечера была какая-то польза, — сказал Мейсон, усаживаясь на соседний стул, довольный установившимися между ними добрыми отношениями. Он и представить не мог такого разговора с мисс Пиндар. — Тем более что раскаявшийся Дэл больше не будет делать такие дикие заявления для всех соседей. Подумать только, сравнить ваши глаза с незабудками, когда, черт возьми, он должен прекрасно знать, что они зеленые, а не голубые.
— С каких это пор вы стали замечать мои глаза? — спросила она. — Будучи всего лишь довольно миловидной, я и не рассчитывала, что мои глаза могут привлечь вас.
— Всю неделю они так сердито смотрели на меня…
Она рассмеялась, и он присоединился к ней.
— Я была в плохом настроении, — призналась она. Он вопросительно поднял бровь. — Хорошо. Это случается нечасто, но я смотрела так потому, что вы поступаете жестоко, не разрешая девушкам поехать на маскарад к Ивертону и лишая их дебюта. А они заслуживают этого.
— Райли, — он поднял руку, — я готов сделать для них все. Вы сотворили чудо. Я начинаю думать, что вы подменили их своими актрисами. Но… — Мейсон замолчал, не желая признаться в своей беспомощности.
У него не было денег. А он не мог заставить себя ради блага своей семьи жениться на мисс Пиндар и провести остаток жизни привязанным к какой-то нудной дурехе.
Даже ради блага своих племянниц.
Ему следовало бы знать, что Райли поймет, что скрывается под его гордостью, и со свойственной ей прямотой заговорит о сути дела.
— …Но у вас нет денег, — закончила его фразу Райли. Казалось, ее действительно это тревожило — в отличие от его знатных знакомых, которые смотрели на финансовые трудности других, как на пищу для насмешек. — Неужели все так плохо? — спросила она.
— Да, очень плохо, — подтвердил он. Почему-то он охотно признался ей в том, чего никогда бы не сказал даже своей семье. — Самое плохое в том, что кто-то скупает векселя Фредди. Не знаю, кто и почему, но, если они потребуют заплатить по ним, мы все окажемся на улице. Знаю, вы так трудились, чтобы подготовить девочек к сезону, но не вижу, где я сейчас найду на это деньги.
— Об этом не беспокойтесь. Вам не нужно давать никаких денег. У них уже есть платья, и они только ждут, когда вы их посмотрите и одобрите.
Он смотрел на нее, подозревая, что она подобно кузине Фелисити сошла с ума. Ведь то, о чем она сказала, разорит их окончательно.
Она, должно быть, заметила, что он готов взорваться, и бросилась к нему:
— Прошу, не гневайтесь. Это не будет стоить вам и пенса! Кроме того, ведь это была ваша идея.
Мейсон попытался остановить ее, уже открыл рот, собираясь о чем-то спросить, как вдруг слова замерли у него на губах. Как? Как она сумела это сделать?
— Это была ваша идея, — повторила она. — Я знала, что вы не можете себе позволить сшить девочкам новые платья, поэтому взяла на себя смелость воспользоваться тем обилием платьев, которое у вас уже есть.
Мейсон с подозрением посмотрел на нее:
— У меня обилие женских платьев?
Она кивнула, и в ее глазах блеснули озорные огоньки.
— Ну, о вас так никто бы не подумал.
Он сдержанно усмехнулся.
— Ну хорошо, — продолжила она свои объяснения, — когда вы переделывали одежду Фредди, вам не пришло в голову, что можно сделать то же самое с платьями вашей невестки?
— Каро! — воскликнул он.
— Теперь вы поняли. — Она взяла его за руку и сжала ее. — Видели бы вы ее шкаф, набитый платьями, и сундуки, которые мы обнаружили на чердаке. В них все в прекрасном состоянии, и все можно переделать. Более чем достаточно для приличного дебюта трех девиц.
Пораженный, Мейсон молчал. Он начинал верить, что не было такого препятствия, которое они не преодолели бы вместе с Райли.
А Райли уже нетерпеливо покусывала нижнюю губу.
— Вы ведь не возражаете? Я знаю, что должна была попросить разрешения, но опять-таки это была ваша идея, поэтому я и…
— Возражаю? Не думаю. Я не знаю, как благодарить вас.
— Значит, вы согласны, у девочек будет дебют?
Он улыбнулся.
— Можете сказать им. Прямо завтра утром.
Райли вскочила и от восторга закружилась в танце. Мейсон чувствовал, что готов присоединиться к ней. Она остановилась и пристально посмотрела на него, и в ее глазах он увидел нежность и еще какое-то чувство. Что-то похожее на то, о чем говорил Дэл.
Любовь.
Райли влюблена в него? Слишком невероятно, чтобы поверить в это.
Она, должно быть, тоже вспомнила слова виконта, потому что внезапно покраснела и отвернулась.
— Господи, я опять устроила беспорядок в вашей библиотеке, — сказала она и начала собирать разбросанные листы.
Мейсон наклонился, чтобы помочь ей, и поднял рукопись пьесы, в которой, казалось, от пометок и исправлений не осталось живого места.
— Как обстоят дела с «Завистливой луной»? Вы уже решили, что это будет: комедия или трагедия? — спросил он, перелистывая страницы.
— Никак не могу решить, — вздохнула она. — Я совсем с ней замучилась.
— Может, я могу помочь? — предложил он.
— Вы? — Она недоверчиво покачала головой.
— Да, я. — Он снял фрак и повесил его на спинку стула. — Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
— Я думала, что вам надо искать вашу невесту, Жоффруа, — поддразнила она, кивая на сброшенный фрак.
— Не сейчас, — ответил он, довольный тем, что хотя бы сегодня его не будет на ярмарке женихов и невест.
— По-моему, вам следует вычеркнуть эту фразу, — предложил Мейсон, указывая место в диалоге с Жоффруа. — Это звучит несколько слезливо.
Уже не один час они сидели рядом за столом, на котором горели свечи и были разбросаны бумаги.
— Нет! — возразила она. — Разве вы не видите, что эти слова — ключ к следующей сцене?
— Так могла бы говорить кузина Фелисити.
Она взяла страницу и прочитала место, о котором они спорили.
— Вы ошибаетесь, — снова сказала она, хотя и не вполне искренне. Она почти сожалела, что позволила Мейсону помогать ей.
Особенно когда подозревала, что он прав. Все же она снова попыталась настоять на своем.
— Я считаю, что это очень удачная фраза.
— Боже мой? — тонким голосом произнес Мейсон, подражая кузине Фелисити.
Райли поджала губы.
— Возможно, вы и правы. — Она вычеркнула фразу и, прикусив губу, задумалась над следующей. — Что бы вы здесь сказали?
— Я хочу, чтобы вы любили меня, — ответил он.
— Это желание или приказание? — ответила она, импровизируя следующую реплику Эвелины. Она кивнула Мейсону, приглашая ответить. Он встал и положил руку на эфес воображаемой шпаги.
— Если хотите, я приказываю, но я бы предпочел, чтобы на то была ваша воля.
— Теперь вы говорите как Жоффруа, — поддразнила она. Райли вышла из-за стола и, отступив на шаг, сделала глубокий реверанс.
— Если милорд приказывает, то я, дочь простого дровосека, должна смиренно повиноваться.
Он поклонился и в знак признательности поднес ее руку к своим губам. Нежно целуя пальцы Райли, он посмотрел ей в глаза.
Непринужденность, возникшая в их отношениях, исчезла, сменившись напряженностью и настороженностью. Она замерла, но часы на каминной полке пробили три раза, и она тотчас же отняла руку.
— Я не заметила, что уже так поздно. — Она принялась собирать свои бумаги. — Мне не следовало задерживать вас. Вам надо заниматься собственными делами, а не забивать себе голову моей жалкой пьесой. — Она оглянулась. — Вы могли бы подумать о карьере драматурга. У вас есть способности.
— А на этом можно заработать деньги? — пошутил он.
Она покачала головой:
— Те, кто пишет романы или мемуары, иногда получают деньги, но участь драматургов довольно печальна.
Она собралась уходить, но он схватил ее за руку:
— Не уходите, Райли. Подождите.
От его прикосновения у нее потеплело на сердце. Она не осмеливалась взглянуть на него, ибо знала, что может сказать какую-нибудь глупость и тем самым подтвердить все, что говорил лорд Дэландер:
«Я люблю вас, Мейсон Сент-Клер. Я люблю вашу оксфордскую серьезность и сдержанность. Я люблю в вас все: ваше стремление к порядку, ваше благородство и уважение, которое вы вызываете. Но больше всего я люблю ваши поцелуи. Я хочу провести остаток своей жизни в ожидании ночей, когда в самые темные и холодные часы меня будут согревать ваши объятия».
Мейсон, словно уловив ее желание, обнял ее и прижался губами к ее губам. Его жаркие объятия властно приказывали ей подчиниться его постыдным намерениям. В одно мгновение он вдруг превратился в того развратного Эшлина, каким она его считала, когда впервые вошла в этот дом. И она была так этому рада. О, он умело скрывался за этими очками и всем прочим, но он целовал и обнимал ее, как самый опытный соблазнитель, которому, она не сомневалась, не было равных.
Он взял в ладони ее лицо и смотрел на нее обжигающим взглядом.
— Райли, я…
— Ш-ш-ш, — прошептала она и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Она чувствовала его руки на своих плечах, руках, бедрах. Эти прикосновения обещали ей то, чего она даже не могла вообразить. Они обещали страсть. Это значило, что он обнимает ее не последний раз.
Она слабо застонала от вспыхнувшего желания. Мейсон все понял, он спустил с ее плеча платье и целовал ее — сначала за ухом, затем в шею и добрался до груди. Райли выгнулась, готовая подчиниться ему, каждому его желанию. На этот раз она не сбежит от своих чувств.
— Мейсон, пожалуйста… — в пылу страсти прошептала она.
Он откликнулся на ее мольбу и прижался губами к ее соску. Она еще никогда не испытывала такого наслаждения, ее тело напряглось, дыхание стало прерывистым. Он гладил ее ногу, словно стараясь что-то найти, удовлетворить какой-то свой каприз. И нашел, когда его пальцы добрались до подвязки. И Райли обрадовалась, что не сняла чулки. Он осторожно развязал алый атлас и медленно спустил подвязку вместе с чулком с ее ноги. Так же неторопливо Мейсон снял и второй чулок.
Но сжигавший ее огонь разгорался, и она чувствовала, что поцелуи уже не удовлетворяют ее. Райли хотела, чтобы он коснулся ее там, в глубине, откуда исходило ее желание.
— Я никого никогда не хотел так, как хочу тебя, — прошептал он. — Ты так прекрасна.
— Миловидна, — прошептала она в ответ. — Я всего лишь миловидна.
Его глаза говорили, что она не просто нравится ему. В них пылала страсть И через мгновение он с такой жадностью впился в ее губы, что она поняла: она не сможет отказать ему.
Этого не должно случиться, пыталась она остановить себя. Он не любит ее, он на ней не женится, он только хочет ее. Но уже задыхаясь в предвкушении этого, Райли не думала о том, правильно ли она поступает. В душе она надеялась, что его чувства к ней почти не отличаются от ее чувств к нему. Что очень порядочный граф Эшлин испытывает к ней необузданную страсть.
Как бы в доказательство этого он, прижимая ее к себе одной рукой, другой смахнул со стола все бумаги. Пьеса и все листы с заметками Райли взлетели в воздух и, как конфетти, посыпались на пол. Среди них были и записки, которые она старательно прятала.
Одна из них опустилась прямо перед его глазами. Мей-сон схватил ее прежде, чем это успела сделать Райли.
ДУМАЕШ ТЫ СМОЖИШ СПРЯТАТСЯ?
Он отошел от Райли. Она увидела, как его страсть сменилась гневом.
— Когда вы это получили? — возмущенно спросил он, потрясая запиской. — Когда?
Поскольку Райли отдала ему все записки своего врага в тот же день, когда переехала в его дом, ему не требовалось ответа.
— Два дня назад, — опустив глаза, прошептала Райли. И он понял, что она не так смущена, как казалось, она даже оглядывалась по сторонам…
— Так эта не единственная? — Он не мог сдержать своего гнева. — Сколько еще вы получили после того, как переехали сюда?
— Три, — ответила она, поднимая с пола две другие.
— Три угрозы? — Мейсона охватила настоящая ярость. — И о чем вы думали, скрыв их?
— Я не хотела, чтобы пострадали вы, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами.
В этот момент Мейсон не знал, следует ли ей верить — ее словам или слезам, — несмотря на то что ее волнение и страх казались непритворными. Но его гордость была оскорблена.
— Мадам, — сказал он, — я прекрасно могу разобраться в этой ситуации.
Она покачала головой.
— Мейсон, я жила в самых страшных кварталах Парижа и Лондона, в то время как вы находились в полной безопасности — сначала здесь, а затем в этом вашем колледже. Я не хочу, чтобы вы пострадали… или были убиты. Вы ничего не знаете о таких негодяях, не знаете, как… — Она замолчала.
— Защитить себя?
— Да. Вчера вы сами сказали, что тогда в переулке вам просто повезло. А что, если в следующий раз встреча с Клайдом или ему подобными окончится по-другому?
— Я в этом сомневаюсь.
— Вы этого не знаете. Если бы на вашем месте был Хасим…
Мейсон глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
— Если бы это был Хасим, вы бы не беспокоились, не так ли?
Она кивнула.
— Если бы вы хорошо владели шпагой или хотя бы ножом, я бы не беспокоилась, но, Мейсон…
— Ножом, говорите? — спросил он. — А как насчет вот этого? Он быстрым гибким движением наклонился и выхватил кинжал, который всегда прятал в сапоге, когда выходил в город. Она не успела и ахнуть, как кинжал пролетел через всю комнату и вонзился в портрет седьмого графа Эшлина.
Прямо ему в горло.
Она беззвучно шевельнула губами.
— Как вы… когда вы…
— Выберите оружие, Райли, и вы увидите, как я им владею. Я не только преподавал военную историю, я изучал ее. Изучал все, от ведения осады до пушечной стрельбы. — Он взял у нее записки и бегло просмотрел их. — Где вы их обнаружили?
— В моей комнате.
С его губ сорвалось проклятие. Было ясно, что Райли по-прежнему грозила опасность, даже в его доме, под его защитой. И в этом виноват он сам. Он не должен был так самонадеянно думать, что враг не доберется до нее в его доме. А если этот человек может проникать в его дом, то он опасен не только для Райли, но и для всей его семьи.
Он понял, что он должен сделать. Он направился к двери. Подойдя к ней, он обернулся.
— Скажите горничной, чтобы она собрала ваши вещи. Завтра вы, девочки и кузина Фелисити отправитесь в деревню. Вы пробудете в Санборнском аббатстве до тех пор, пока я не покончу с этим.
— Но завтра… — Она сжала губы, а ее глаза испуганно расширились от собственного промаха.
Мейсон без труда понял, о чем она чуть не проговорилась. Завтра маскарад у герцога Ивертона. Так вот оно что! Она хотела пренебречь его запрещением и повезти девиц на маскарад к Ивертону, но этого не будет. Он предупреждающе поднял руку, не желая слушать ее возражения.
— Ни слова больше! Завтра вы отправляетесь в деревню, и это мое окончательное решение.
Глава 16
В ее словах он услышал вызов, словно она хотела посмотреть, хватит ли у него духа не признать эту ситуацию романтичной.
У Мейсона было ощущение, что данный момент оказался бы тяжелым испытанием даже для евнуха, несмотря на утраченную им чувственность. Им владело только одно желание — целовать ее. Так, как это было тогда, ночью. Он посмотрел на нее и увидел ее невероятные зеленые глаза, устремленные на него, одновременно невинные и соблазняющие. Ее полураскрытые губы просили его снова зажечь то пламя, которое, как они оба знали, готово было вспыхнуть между ними.
На этот раз Мейсон не был уверен, что сможет остановиться, прежде чем огонь не поглотит их обоих.
«Проклятие, — подумал он, — это никуда не годится». Он резко отстранил ее — более грубо, чем это было необходимо, — и поспешно направился к окну.
Достаточно безопасное расстояние. Именно этого и требовала создавшаяся ситуация, как он уверял себя.
Но от этого его желание не ослабело. Она стояла, освещенная лучом света, падавшим из коридора, но ее лицо оставалось в тени, и от этого она казалась еще таинственнее. Легкий ветерок, проникавший из открытого окна, играл ее локонами, разметавшимися по хрупким плечам.
Черт бы побрал его классическое образование! Он видел перед собой Афродиту. Не хватало только греческого хитона, раковины и морской пены.
Он отвернулся от ожившего соблазна и закрыл окно, но не потому, что прохладный ветерок освежал его разгоряченную кровь, бежавшую по жилам, а потому, что, когда он помогал ей подняться, она дрожала, и ему не хотелось, чтобы искусительница заболела в его доме.
За окном внизу по улице проходил ночной сторож. Он поднял глаза и, увидев Мейсона, поклонился.
— Доброй ночи, сэр, — почти шепотом сказал он, но его слова были отчетливо слышны в ночной тишине.
Мейсона удивило, что он так хорошо расслышал сторожа, но ведь этот человек знал свое дело и не стал бы кричать слишком громко из опасения потерять свое место.
Если бы он говорил громче, то его голос был бы похож… например, на голос Дэла.
Мейсон, ухватившись руками за оконную раму, посмотрел на подъезд своего дома, затем быстро через плечо взглянул на Райли. Очевидно, не только Беатрис подсматривала и подслушивала этим вечером за Дэлом, устроившимся под ее окном. А если и Райли стояла у открытого окна, значит, она тоже слышала все, о чем болтал этот идиот. Мейсон поморщился.
Вероятно, все на Эшлин-сквер слышали, как его друг объявлял о своей любви и под влиянием бренди высказывал предположения о том, кому отдает предпочтение сама леди.
Когда он повернулся к Райли, его наихудшие подозрения подтвердились, ибо румянец, вспыхнувший на ее щеках, полностью выдавал ее и без слов.
Да, она все слышала.
Ее следующие слова окончательно выдали ее.
— Здесь холодно, — сказала она, искусно притворяясь, что дрожит. Она обошла Мейсона, закрыла окно, а затем повернулась к нему, решительно заканчивая разговор: — О чем только я думала, оставив окно открытым!
— Да, — заметил он. — Трудно предугадать, что принесет с собой ночной ветерок.
Но Райли не смутилась.
— Вот именно. Нельзя допустить, чтобы девочки простудились.
— Да, конечно, — проворчал он. Он хотел найти способ перевести разговор в нужное русло, но вместо этого кивнул в сторону бумаг и книг, разбросанных по всей комнате. — Много работы? У вас когда-нибудь бывает свободный вечер?
Она покачала головой:
— Нет, если я хочу, чтобы пьеса имела успех.
Его словно ударили. Она трудится каждую минуту, стараясь, чтобы пьеса принесла успех — ей самой, ее труппе… и ему. А на что он потратил этот вечер? Прикрываясь Королевским обществом, старался спрятаться от мисс Пиндар и своих обязательств перед семьей.
— Да, здесь, наверху, спокойно, — торопливо, как кузина Фелисити, забормотал он. — Вы сумели многое сделать… вам никто не мешал и все такое. Ну, кроме Дэла и той чепухи там, на улице…
Райли, начавшая собирать свои записи и книги, остановилась и посмотрела на него.
— Лорд Дэландер? Он был здесь?
Какой бы опытной актрисой она ни была, даже Мейсон уловил фальшь в ее голосе.
— Да, удивительно, что вы его не слышали, ведь окно было открыто.
Она взглянула на закрытое окно и пожала плечами.
— Я так привыкла в театре, что все время одни приходят, а другие уходят, что ваша беседа с лордом Дэландером почти ускользнула от моего внимания.
Он наклонил голову и пристально посмотрел ей в лицо.
— Так вы не слышали, как лорд Дэландер объявил, что вы согласились выйти за него замуж?
Она резко повернулась.
— Он не говорил ничего подобного! Я слышала каждое… — Она замолкла на полуслове. Упав в кресло, она откинула назад распустившиеся пряди. — О черт. Конечно, я слышала каждое слово. Весь дом слышал лорда Дэландера.
— Не только этот, но и все дома на площади слышали этого болтливого идиота, — кивнул он.
Их взгляды встретились, и он с удивлением заметил в ее глазах веселый блеск, как будто ее не смущало, что ее поймали на лжи.
— Он был пьян? — спросила она. — Кажется, он едва стоял на ногах.
Мейсон кивнул, сомневаясь, прилично ли обсуждать с леди другого мужчину, находившегося в состоянии опьянения. Но это была Райли, а с ней ему не казалось необходимым соблюдать какие-то границы или запреты. При этой мысли им овладело ощущение свободы.
— Едва стоял, но, на его счастье, его лошадь знает дорогу домой.
Райли зажала рот, чтобы не засмеяться.
— Надеюсь, он не стал декламировать свои ужасные стихи, добравшись до дома. Очень сомневаюсь, что леди Дэландер любит поэзию, сочиненную под влиянием бренди.
Мейсон рассмеялся.
— Не могу себе представить ее поклонницей Бахуса.
Райли не выдержала и расхохоталась.
— У меня такое предчувствие, что, возможно, мы наблюдали лорда Дэландера в таком виде в последний раз, потому что, если он не забудет о своем новом призвании поэта к завтрашнему утру, когда проспится, то его матушка наверняка навсегда выбьет из него всякое желание устраивать такие представления, как сегодня.
— В таком случае от сегодняшнего вечера была какая-то польза, — сказал Мейсон, усаживаясь на соседний стул, довольный установившимися между ними добрыми отношениями. Он и представить не мог такого разговора с мисс Пиндар. — Тем более что раскаявшийся Дэл больше не будет делать такие дикие заявления для всех соседей. Подумать только, сравнить ваши глаза с незабудками, когда, черт возьми, он должен прекрасно знать, что они зеленые, а не голубые.
— С каких это пор вы стали замечать мои глаза? — спросила она. — Будучи всего лишь довольно миловидной, я и не рассчитывала, что мои глаза могут привлечь вас.
— Всю неделю они так сердито смотрели на меня…
Она рассмеялась, и он присоединился к ней.
— Я была в плохом настроении, — призналась она. Он вопросительно поднял бровь. — Хорошо. Это случается нечасто, но я смотрела так потому, что вы поступаете жестоко, не разрешая девушкам поехать на маскарад к Ивертону и лишая их дебюта. А они заслуживают этого.
— Райли, — он поднял руку, — я готов сделать для них все. Вы сотворили чудо. Я начинаю думать, что вы подменили их своими актрисами. Но… — Мейсон замолчал, не желая признаться в своей беспомощности.
У него не было денег. А он не мог заставить себя ради блага своей семьи жениться на мисс Пиндар и провести остаток жизни привязанным к какой-то нудной дурехе.
Даже ради блага своих племянниц.
Ему следовало бы знать, что Райли поймет, что скрывается под его гордостью, и со свойственной ей прямотой заговорит о сути дела.
— …Но у вас нет денег, — закончила его фразу Райли. Казалось, ее действительно это тревожило — в отличие от его знатных знакомых, которые смотрели на финансовые трудности других, как на пищу для насмешек. — Неужели все так плохо? — спросила она.
— Да, очень плохо, — подтвердил он. Почему-то он охотно признался ей в том, чего никогда бы не сказал даже своей семье. — Самое плохое в том, что кто-то скупает векселя Фредди. Не знаю, кто и почему, но, если они потребуют заплатить по ним, мы все окажемся на улице. Знаю, вы так трудились, чтобы подготовить девочек к сезону, но не вижу, где я сейчас найду на это деньги.
— Об этом не беспокойтесь. Вам не нужно давать никаких денег. У них уже есть платья, и они только ждут, когда вы их посмотрите и одобрите.
Он смотрел на нее, подозревая, что она подобно кузине Фелисити сошла с ума. Ведь то, о чем она сказала, разорит их окончательно.
Она, должно быть, заметила, что он готов взорваться, и бросилась к нему:
— Прошу, не гневайтесь. Это не будет стоить вам и пенса! Кроме того, ведь это была ваша идея.
Мейсон попытался остановить ее, уже открыл рот, собираясь о чем-то спросить, как вдруг слова замерли у него на губах. Как? Как она сумела это сделать?
— Это была ваша идея, — повторила она. — Я знала, что вы не можете себе позволить сшить девочкам новые платья, поэтому взяла на себя смелость воспользоваться тем обилием платьев, которое у вас уже есть.
Мейсон с подозрением посмотрел на нее:
— У меня обилие женских платьев?
Она кивнула, и в ее глазах блеснули озорные огоньки.
— Ну, о вас так никто бы не подумал.
Он сдержанно усмехнулся.
— Ну хорошо, — продолжила она свои объяснения, — когда вы переделывали одежду Фредди, вам не пришло в голову, что можно сделать то же самое с платьями вашей невестки?
— Каро! — воскликнул он.
— Теперь вы поняли. — Она взяла его за руку и сжала ее. — Видели бы вы ее шкаф, набитый платьями, и сундуки, которые мы обнаружили на чердаке. В них все в прекрасном состоянии, и все можно переделать. Более чем достаточно для приличного дебюта трех девиц.
Пораженный, Мейсон молчал. Он начинал верить, что не было такого препятствия, которое они не преодолели бы вместе с Райли.
А Райли уже нетерпеливо покусывала нижнюю губу.
— Вы ведь не возражаете? Я знаю, что должна была попросить разрешения, но опять-таки это была ваша идея, поэтому я и…
— Возражаю? Не думаю. Я не знаю, как благодарить вас.
— Значит, вы согласны, у девочек будет дебют?
Он улыбнулся.
— Можете сказать им. Прямо завтра утром.
Райли вскочила и от восторга закружилась в танце. Мейсон чувствовал, что готов присоединиться к ней. Она остановилась и пристально посмотрела на него, и в ее глазах он увидел нежность и еще какое-то чувство. Что-то похожее на то, о чем говорил Дэл.
Любовь.
Райли влюблена в него? Слишком невероятно, чтобы поверить в это.
Она, должно быть, тоже вспомнила слова виконта, потому что внезапно покраснела и отвернулась.
— Господи, я опять устроила беспорядок в вашей библиотеке, — сказала она и начала собирать разбросанные листы.
Мейсон наклонился, чтобы помочь ей, и поднял рукопись пьесы, в которой, казалось, от пометок и исправлений не осталось живого места.
— Как обстоят дела с «Завистливой луной»? Вы уже решили, что это будет: комедия или трагедия? — спросил он, перелистывая страницы.
— Никак не могу решить, — вздохнула она. — Я совсем с ней замучилась.
— Может, я могу помочь? — предложил он.
— Вы? — Она недоверчиво покачала головой.
— Да, я. — Он снял фрак и повесил его на спинку стула. — Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.
— Я думала, что вам надо искать вашу невесту, Жоффруа, — поддразнила она, кивая на сброшенный фрак.
— Не сейчас, — ответил он, довольный тем, что хотя бы сегодня его не будет на ярмарке женихов и невест.
— По-моему, вам следует вычеркнуть эту фразу, — предложил Мейсон, указывая место в диалоге с Жоффруа. — Это звучит несколько слезливо.
Уже не один час они сидели рядом за столом, на котором горели свечи и были разбросаны бумаги.
— Нет! — возразила она. — Разве вы не видите, что эти слова — ключ к следующей сцене?
— Так могла бы говорить кузина Фелисити.
Она взяла страницу и прочитала место, о котором они спорили.
— Вы ошибаетесь, — снова сказала она, хотя и не вполне искренне. Она почти сожалела, что позволила Мейсону помогать ей.
Особенно когда подозревала, что он прав. Все же она снова попыталась настоять на своем.
— Я считаю, что это очень удачная фраза.
— Боже мой? — тонким голосом произнес Мейсон, подражая кузине Фелисити.
Райли поджала губы.
— Возможно, вы и правы. — Она вычеркнула фразу и, прикусив губу, задумалась над следующей. — Что бы вы здесь сказали?
— Я хочу, чтобы вы любили меня, — ответил он.
— Это желание или приказание? — ответила она, импровизируя следующую реплику Эвелины. Она кивнула Мейсону, приглашая ответить. Он встал и положил руку на эфес воображаемой шпаги.
— Если хотите, я приказываю, но я бы предпочел, чтобы на то была ваша воля.
— Теперь вы говорите как Жоффруа, — поддразнила она. Райли вышла из-за стола и, отступив на шаг, сделала глубокий реверанс.
— Если милорд приказывает, то я, дочь простого дровосека, должна смиренно повиноваться.
Он поклонился и в знак признательности поднес ее руку к своим губам. Нежно целуя пальцы Райли, он посмотрел ей в глаза.
Непринужденность, возникшая в их отношениях, исчезла, сменившись напряженностью и настороженностью. Она замерла, но часы на каминной полке пробили три раза, и она тотчас же отняла руку.
— Я не заметила, что уже так поздно. — Она принялась собирать свои бумаги. — Мне не следовало задерживать вас. Вам надо заниматься собственными делами, а не забивать себе голову моей жалкой пьесой. — Она оглянулась. — Вы могли бы подумать о карьере драматурга. У вас есть способности.
— А на этом можно заработать деньги? — пошутил он.
Она покачала головой:
— Те, кто пишет романы или мемуары, иногда получают деньги, но участь драматургов довольно печальна.
Она собралась уходить, но он схватил ее за руку:
— Не уходите, Райли. Подождите.
От его прикосновения у нее потеплело на сердце. Она не осмеливалась взглянуть на него, ибо знала, что может сказать какую-нибудь глупость и тем самым подтвердить все, что говорил лорд Дэландер:
«Я люблю вас, Мейсон Сент-Клер. Я люблю вашу оксфордскую серьезность и сдержанность. Я люблю в вас все: ваше стремление к порядку, ваше благородство и уважение, которое вы вызываете. Но больше всего я люблю ваши поцелуи. Я хочу провести остаток своей жизни в ожидании ночей, когда в самые темные и холодные часы меня будут согревать ваши объятия».
Мейсон, словно уловив ее желание, обнял ее и прижался губами к ее губам. Его жаркие объятия властно приказывали ей подчиниться его постыдным намерениям. В одно мгновение он вдруг превратился в того развратного Эшлина, каким она его считала, когда впервые вошла в этот дом. И она была так этому рада. О, он умело скрывался за этими очками и всем прочим, но он целовал и обнимал ее, как самый опытный соблазнитель, которому, она не сомневалась, не было равных.
Он взял в ладони ее лицо и смотрел на нее обжигающим взглядом.
— Райли, я…
— Ш-ш-ш, — прошептала она и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Она чувствовала его руки на своих плечах, руках, бедрах. Эти прикосновения обещали ей то, чего она даже не могла вообразить. Они обещали страсть. Это значило, что он обнимает ее не последний раз.
Она слабо застонала от вспыхнувшего желания. Мейсон все понял, он спустил с ее плеча платье и целовал ее — сначала за ухом, затем в шею и добрался до груди. Райли выгнулась, готовая подчиниться ему, каждому его желанию. На этот раз она не сбежит от своих чувств.
— Мейсон, пожалуйста… — в пылу страсти прошептала она.
Он откликнулся на ее мольбу и прижался губами к ее соску. Она еще никогда не испытывала такого наслаждения, ее тело напряглось, дыхание стало прерывистым. Он гладил ее ногу, словно стараясь что-то найти, удовлетворить какой-то свой каприз. И нашел, когда его пальцы добрались до подвязки. И Райли обрадовалась, что не сняла чулки. Он осторожно развязал алый атлас и медленно спустил подвязку вместе с чулком с ее ноги. Так же неторопливо Мейсон снял и второй чулок.
Но сжигавший ее огонь разгорался, и она чувствовала, что поцелуи уже не удовлетворяют ее. Райли хотела, чтобы он коснулся ее там, в глубине, откуда исходило ее желание.
— Я никого никогда не хотел так, как хочу тебя, — прошептал он. — Ты так прекрасна.
— Миловидна, — прошептала она в ответ. — Я всего лишь миловидна.
Его глаза говорили, что она не просто нравится ему. В них пылала страсть И через мгновение он с такой жадностью впился в ее губы, что она поняла: она не сможет отказать ему.
Этого не должно случиться, пыталась она остановить себя. Он не любит ее, он на ней не женится, он только хочет ее. Но уже задыхаясь в предвкушении этого, Райли не думала о том, правильно ли она поступает. В душе она надеялась, что его чувства к ней почти не отличаются от ее чувств к нему. Что очень порядочный граф Эшлин испытывает к ней необузданную страсть.
Как бы в доказательство этого он, прижимая ее к себе одной рукой, другой смахнул со стола все бумаги. Пьеса и все листы с заметками Райли взлетели в воздух и, как конфетти, посыпались на пол. Среди них были и записки, которые она старательно прятала.
Одна из них опустилась прямо перед его глазами. Мей-сон схватил ее прежде, чем это успела сделать Райли.
ДУМАЕШ ТЫ СМОЖИШ СПРЯТАТСЯ?
Он отошел от Райли. Она увидела, как его страсть сменилась гневом.
— Когда вы это получили? — возмущенно спросил он, потрясая запиской. — Когда?
Поскольку Райли отдала ему все записки своего врага в тот же день, когда переехала в его дом, ему не требовалось ответа.
— Два дня назад, — опустив глаза, прошептала Райли. И он понял, что она не так смущена, как казалось, она даже оглядывалась по сторонам…
— Так эта не единственная? — Он не мог сдержать своего гнева. — Сколько еще вы получили после того, как переехали сюда?
— Три, — ответила она, поднимая с пола две другие.
— Три угрозы? — Мейсона охватила настоящая ярость. — И о чем вы думали, скрыв их?
— Я не хотела, чтобы пострадали вы, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами.
В этот момент Мейсон не знал, следует ли ей верить — ее словам или слезам, — несмотря на то что ее волнение и страх казались непритворными. Но его гордость была оскорблена.
— Мадам, — сказал он, — я прекрасно могу разобраться в этой ситуации.
Она покачала головой.
— Мейсон, я жила в самых страшных кварталах Парижа и Лондона, в то время как вы находились в полной безопасности — сначала здесь, а затем в этом вашем колледже. Я не хочу, чтобы вы пострадали… или были убиты. Вы ничего не знаете о таких негодяях, не знаете, как… — Она замолчала.
— Защитить себя?
— Да. Вчера вы сами сказали, что тогда в переулке вам просто повезло. А что, если в следующий раз встреча с Клайдом или ему подобными окончится по-другому?
— Я в этом сомневаюсь.
— Вы этого не знаете. Если бы на вашем месте был Хасим…
Мейсон глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
— Если бы это был Хасим, вы бы не беспокоились, не так ли?
Она кивнула.
— Если бы вы хорошо владели шпагой или хотя бы ножом, я бы не беспокоилась, но, Мейсон…
— Ножом, говорите? — спросил он. — А как насчет вот этого? Он быстрым гибким движением наклонился и выхватил кинжал, который всегда прятал в сапоге, когда выходил в город. Она не успела и ахнуть, как кинжал пролетел через всю комнату и вонзился в портрет седьмого графа Эшлина.
Прямо ему в горло.
Она беззвучно шевельнула губами.
— Как вы… когда вы…
— Выберите оружие, Райли, и вы увидите, как я им владею. Я не только преподавал военную историю, я изучал ее. Изучал все, от ведения осады до пушечной стрельбы. — Он взял у нее записки и бегло просмотрел их. — Где вы их обнаружили?
— В моей комнате.
С его губ сорвалось проклятие. Было ясно, что Райли по-прежнему грозила опасность, даже в его доме, под его защитой. И в этом виноват он сам. Он не должен был так самонадеянно думать, что враг не доберется до нее в его доме. А если этот человек может проникать в его дом, то он опасен не только для Райли, но и для всей его семьи.
Он понял, что он должен сделать. Он направился к двери. Подойдя к ней, он обернулся.
— Скажите горничной, чтобы она собрала ваши вещи. Завтра вы, девочки и кузина Фелисити отправитесь в деревню. Вы пробудете в Санборнском аббатстве до тех пор, пока я не покончу с этим.
— Но завтра… — Она сжала губы, а ее глаза испуганно расширились от собственного промаха.
Мейсон без труда понял, о чем она чуть не проговорилась. Завтра маскарад у герцога Ивертона. Так вот оно что! Она хотела пренебречь его запрещением и повезти девиц на маскарад к Ивертону, но этого не будет. Он предупреждающе поднял руку, не желая слушать ее возражения.
— Ни слова больше! Завтра вы отправляетесь в деревню, и это мое окончательное решение.
Глава 16
Мейсон остался верен своему слову и быстр в выполнении своих решений, когда потребовалось перевезти Райли на Эшлин-сквер. И теперь утром, за завтраком, он объявил, что племянницам вместе с их наставницей надлежит немедленно вернуться в Санборнское аббатство. Несмотря на протесты и жадобы, он настоял на своем, и, к его удивлению, именно Райли успокоила всех и велела девицам подчиниться приказанию дяди.
Ее покорность показалась ему подозрительной, но он был уверен, что под охраной Хасима его семейство и Райли благополучно укроются от грозящей опасности в Санборне. А у него будут развязаны руки, и он сможет заняться поисками ее врага, который стал и его врагом.
Мейсон понимал, что может защитить Райли, только отослав ее подальше от Лондона, но для этого требовались деньги, а их у него не было. Он знал, как их получить, но мысль о вынужденном браке угнетала его не меньше, чем сознание, что он никогда больше не увидит Райли. Мысли, роившиеся у него в голове, были такими же мрачными, как и черное домино, скрывавшее его лицо.
— Какого мнения вы о моем костюме, лорд Эшлин? — спросила Далия Пиндар. — Я так долго его обдумывала.
Мейсон заставил себя улыбнуться и посмотрел на ее костюм пастушки, полностью скрывавший смазливое лицо и фигуру девушки в море белых и голубых оборок и рюшей.
— Очень мило, — промямлил он.
Далия радостно улыбнулась, а ее мать одобрительно кивнула. Еще по дороге сюда в карете она непрерывно болтала, и Мейсон уже знал, что Дания сама придумала этот костюм, заставив модистку выполнить каждую его деталь, даже ее пастуший посох, обтянутый голубым шелком и украшенный белыми кисточками. Конечно, через четверть часа она потребовала, чтобы Мейсон взял этот посох, поскольку он становился слишком обременительным для ее деликатного телосложения. Вот до чего он дошел! Превратился в лакея при какой-то мисс Пиндар. Только бы Дэл не застал его в этом идиотском виде! Мейсон прекрасно представлял себе, что бы сказала по этому поводу Райли. В глубине души он признавал, что, будь она сейчас рядом с ним, вечер не казался бы ему таким скучным.
По мере того как маскарад приближался к своему апогею, становилось ясно, что претенциозный костюм Далии отнюдь не оригинален. Зал был до отказа заполнен пастушками, все они рыскали в поисках какого-нибудь заблудшего холостяка, чтобы зацепить его своим посохом с кисточками.
— Так трудно придумать что-нибудь особенное, все нагло подражают тебе.
Мейсон понял, что не должен был осуждать Беа за ее далеко не лестную характеристику мисс Пиндар. Племянница оказалась права: у Далии никогда не было вкуса, которому кому-либо захотелось бы подражать.
Он подумал, что Райли надела бы что-нибудь вызывающее, что привлекло бы к ней жадные взоры всех мужчин. А потом он провожал бы ее домой, ревновал бы за тот успех, которым она пользовалась, и страшно гордился бы тем, что она принадлежит ему, и только ему. Но ее не было рядом с ним…
И все, что ему оставалось, — это сделать соответствующее предложение, и вместо нее богатая невеста останется рядом на всю жизнь. Мейсон взглянул на Далию и увидел, что ее глаза и даже поза выражают ожидание. Она ждала, когда он спросит ее: «Вы выйдете за меня замуж?»
Он улыбнулся ей и отвел взгляд. Мейсон постоянно мысленно повторял эти слова, но никак не мог заставить себя произнести их вслух. Всего несколько слов, от которых зависело будущее его семьи!
Он предался размышлениям, в то время как Далия без умолку сплетничала о том о сем, перемежая сплетни сетованиями, как трудно найти подходящее кружево для нового платья. Самозабвенной болтовне девицы, казалось, не будет конца, и Мейсон понимал, что и дальше его ожидает бесконечное нытье. Он уже не сможет проводить вечера в библиотеке, читая стихи, споря о Шекспире или придумывая необычные сюжеты для пьес. Не заниматься там любовью, как это вчера могло бы произойти с ним и Райли, не попадись ему на глаза эти записки. Он пристыдил себя: несправедливо сравнивать Далию с Райли. Он даже не пытался обмануть себя, предполагая, что Далия способна проявить подобную чувственность и страсть. К тому же миссис Пиндар уже дала понять, что собирается жить у дочери. Ее присутствие не только убьет в мужчине все желания, но и повредит его разум.
Мейсон сомневался, что у кого-либо из его предков хватило бы храбрости обречь себя на такое ужасающее будущее — даже ради спасения чести Эшлинов и любимой женщины.
Ее покорность показалась ему подозрительной, но он был уверен, что под охраной Хасима его семейство и Райли благополучно укроются от грозящей опасности в Санборне. А у него будут развязаны руки, и он сможет заняться поисками ее врага, который стал и его врагом.
Мейсон понимал, что может защитить Райли, только отослав ее подальше от Лондона, но для этого требовались деньги, а их у него не было. Он знал, как их получить, но мысль о вынужденном браке угнетала его не меньше, чем сознание, что он никогда больше не увидит Райли. Мысли, роившиеся у него в голове, были такими же мрачными, как и черное домино, скрывавшее его лицо.
— Какого мнения вы о моем костюме, лорд Эшлин? — спросила Далия Пиндар. — Я так долго его обдумывала.
Мейсон заставил себя улыбнуться и посмотрел на ее костюм пастушки, полностью скрывавший смазливое лицо и фигуру девушки в море белых и голубых оборок и рюшей.
— Очень мило, — промямлил он.
Далия радостно улыбнулась, а ее мать одобрительно кивнула. Еще по дороге сюда в карете она непрерывно болтала, и Мейсон уже знал, что Дания сама придумала этот костюм, заставив модистку выполнить каждую его деталь, даже ее пастуший посох, обтянутый голубым шелком и украшенный белыми кисточками. Конечно, через четверть часа она потребовала, чтобы Мейсон взял этот посох, поскольку он становился слишком обременительным для ее деликатного телосложения. Вот до чего он дошел! Превратился в лакея при какой-то мисс Пиндар. Только бы Дэл не застал его в этом идиотском виде! Мейсон прекрасно представлял себе, что бы сказала по этому поводу Райли. В глубине души он признавал, что, будь она сейчас рядом с ним, вечер не казался бы ему таким скучным.
По мере того как маскарад приближался к своему апогею, становилось ясно, что претенциозный костюм Далии отнюдь не оригинален. Зал был до отказа заполнен пастушками, все они рыскали в поисках какого-нибудь заблудшего холостяка, чтобы зацепить его своим посохом с кисточками.
— Так трудно придумать что-нибудь особенное, все нагло подражают тебе.
Мейсон понял, что не должен был осуждать Беа за ее далеко не лестную характеристику мисс Пиндар. Племянница оказалась права: у Далии никогда не было вкуса, которому кому-либо захотелось бы подражать.
Он подумал, что Райли надела бы что-нибудь вызывающее, что привлекло бы к ней жадные взоры всех мужчин. А потом он провожал бы ее домой, ревновал бы за тот успех, которым она пользовалась, и страшно гордился бы тем, что она принадлежит ему, и только ему. Но ее не было рядом с ним…
И все, что ему оставалось, — это сделать соответствующее предложение, и вместо нее богатая невеста останется рядом на всю жизнь. Мейсон взглянул на Далию и увидел, что ее глаза и даже поза выражают ожидание. Она ждала, когда он спросит ее: «Вы выйдете за меня замуж?»
Он улыбнулся ей и отвел взгляд. Мейсон постоянно мысленно повторял эти слова, но никак не мог заставить себя произнести их вслух. Всего несколько слов, от которых зависело будущее его семьи!
Он предался размышлениям, в то время как Далия без умолку сплетничала о том о сем, перемежая сплетни сетованиями, как трудно найти подходящее кружево для нового платья. Самозабвенной болтовне девицы, казалось, не будет конца, и Мейсон понимал, что и дальше его ожидает бесконечное нытье. Он уже не сможет проводить вечера в библиотеке, читая стихи, споря о Шекспире или придумывая необычные сюжеты для пьес. Не заниматься там любовью, как это вчера могло бы произойти с ним и Райли, не попадись ему на глаза эти записки. Он пристыдил себя: несправедливо сравнивать Далию с Райли. Он даже не пытался обмануть себя, предполагая, что Далия способна проявить подобную чувственность и страсть. К тому же миссис Пиндар уже дала понять, что собирается жить у дочери. Ее присутствие не только убьет в мужчине все желания, но и повредит его разум.
Мейсон сомневался, что у кого-либо из его предков хватило бы храбрости обречь себя на такое ужасающее будущее — даже ради спасения чести Эшлинов и любимой женщины.