Беа уже успела развязать Райли, и та бросилась к нему.
   — С тобой все в порядке?
   — Да, — ответил он и провел рукой по ее волосам и щекам, мокрым от слез. — А с тобой?
   Она кивнула.
   Мейсон привлек ее к себе, и они, обнявшись, молча сидели, оправляясь от пережитого ужаса. Внезапно в комнату с воинственным гортанным криком ворвался Хасим, размахивая мечом. Когда он огляделся и пришел в явное смущение, Мейсон сказал ему: «Все кончено» и кивнул в сторону окна. Там стояла Беа и смотрела на страшную картину внизу.
   Беа повернулась к нему.
   — Дядя?
   — Да?
   — Там собирается толпа, — заметила она.
   Мейсон поднялся, все еще не отпуская от себя Райли. Они подошли к окну и посмотрели вниз.
   — Нам лучше убрать тело, пока сюда не сбежалась половина Лондона. — Он обратился к Хасиму: — Вы можете позаботиться об этом?
   Сарацин кивнул. Когда он вышел, Райли заговорила:
   — Я ничего не понимаю. Я думала, что Дэниел — обычный актер, оставшийся без работы. Кто бы мог предположить, что он способен на такую ненависть?
   Мейсона это удивляло не меньше. В своих расследованиях он не обнаружил в этом человеке ничего подозрительного и забыл про него, посчитав не заслуживающим внимания.
   — Он говорил тебе что-нибудь? Что могло бы объяснить, почему он пошел на это?
   — Нет, ничего. Он изменился прямо на моих глазах.
   Мейсон помолчал.
   — А он не говорил чего-нибудь, что бы дало нам ключ к этому делу?
   Райли закрыла глаза.
   — Натли, — прошептала она. — Он хотел, чтобы я называла его мистером Натли.
   Мейсон кивнул и запомнил это имя. Сейчас ему было необходимо найти подходящее объяснение тому, как актер из театра «Куинз-Гейт» выпал из его окна. А затем позаботиться, чтобы тело увезли и похоронили.
   — Мне нужно спуститься вниз, — сказал он. — Ничего, если ты побудешь здесь? Райли кивнула.
   — Не волнуйся, дядя, я останусь с ней, — предложила Беа.
   — Вот умница, Беа, — сказал Мейсон, потрепав ее по волосам. — Кстати, кто научил тебя метать ножи?
   Беа покраснела.
   — Виконт Дэландер. Тем летом, когда вы с ним приезжали в Санборнское аббатство на каникулы.
   — Дэл! — покачал головой Мейсон. — Всегда дурное влияние. Напомни мне как-нибудь поблагодарить его.
   — Мейсон, — позвала его Райли. — Все закончилось. Я хочу сказать, с Дэниелом… — Она взглянула на разбитое окно и вздрогнула. — Теперь, когда его нет, я в безопасности, правда?
   Он улыбнулся ей:
   — Больше он не будет угрожать тебе.
   По щеке Райли скатилась слеза, потом другая. Мейсон подошел и снова крепко обнял ее.
   — Все хорошо. Тебе ничто не угрожает, можешь не беспокоиться.
   — Ты спас мне жизнь. Дважды. Я никогда не забуду тебя.
   Она вложила в эти слова всю страсть своей души, но ее глаза говорили ему о большем. Они говорили ему о любви, но Мейсон не решался произнести эти слова вслух. До тех пор, пока состояние его дел не позволит ему сделать ей предложение. Поэтому, когда он не ответил, Райли высвободилась из его объятий.
   — Тебе лучше пойти и заняться Дэниелом.
   Мейсон услышал, как дрогнул ее голос. А у него сжалось сердце, но гордость оказалась сильнее. Он снова не оправдал ее ожиданий, как и не оправдает их, если сделает ей предложение и обречет ее на жизнь в нищете. Райли заслуживала большего.
   — Спасибо, Мейсон, — услышал он, выходя из комнаты. — Спасибо за все.
   Как бы он хотел дать ей все!
 
   — Райли, Райли! — звала кузина Фелисити. — Идите сюда быстрее. Дорогая, где же вы? Где вы?
   Райли выглянула из двери своей комнаты, где они с Нанеттой собирали ее вещи. Теперь, когда ее жизни ничто не угрожало, у Райли не было причин оставаться у Эшлинов. Вскоре после того, как убрали тело Дэниела, приезжал поверенный миссис Пиндар и четко изложил намерения этой дамы: Мейсон должен немедленно сделать предложение Далии, иначе миссис Пиндар упрячет его в долговую тюрьму. Похоже, миссис Пиндар действительно добилась своего.
   Или по крайней мере так рассказала Мэгги, подслушавшая их разговор. И хотя Райли хорошо скрывала свои чувства и отчитала девицу за подслушивание, она делала это с тяжелым сердцем. У Мейсона не было золота, чтобы заплатить долги, и Райли понимала, что нет никакой надежды спасти его семью. Уже сегодня вечером он будет помолвлен с мисс Пиндар.
   — Райли, да где же вы? — вопрошала кузина Фелисити.
   — Я здесь. Что-нибудь случилось?
   — Случилось? Ничего плохого, — сказала леди, на чепце которой от волнения колыхались кружева. — Вы не поверите, кто прислал карету!
   Райли вздохнула. Она видела, какое губительное влияние оказывал Агги на эту милую даму, — с каждым днем ее манеры становились все более вычурными.
   — Так скажите, — попросила она, зная, что кузина Фелисити не успокоится, пока все не расскажет.
   Кузина Фелисити наклонилась к ней поближе и прошептала:
   — Графиня Марлоу. — Она произнесла это имя так, словно сама не могла в это поверить.
   — Леди Марлоу? — вспомнила Райли. — Как же, как же! Я познакомилась с ней вчера на балу. — Она повернулась и пошла к себе укладывать вещи.
   Взволнованная кузина Фелисити последовала за ней.
   — Вы познакомились с леди Марлоу?
   — Ну да. Что в этом странного?
   Райли сложила сорочку и положила ее в сундук.
   — Дорогая моя, леди Марлоу давно не выезжает в свет. Вы не могли с ней вчера встретиться.
   — Полагаю, она сделала исключение для герцога. Мы проговорили почти час.
   — Тогда все ясно, — заявила кузина Фелисити.
   Райли почти со страхом спросила:
   — Что ясно?
   — Почему леди Марлоу прислала за вами карету. Вы должны поехать к ней немедленно.
   Райли покачала головой:
   — Сейчас я никак не могу. Я должна уложить вещи, а затем у нас весь день будут репетиции в театре. — Она взяла еще одну сорочку и начала складывать ее. — Будьте добры, передайте ей мои извинения.
   Кузина Фелисити посмотрела на Райли так, будто та предложила ей делать покупки не на Оксфорд-стрит, а где-то в другом месте.
   — Что-нибудь еще? — спросила Райли.
   — Вы не можете отказать графине.
   — Я понимаю, что очень мило со стороны леди Марлоу прислать за мной карету, но я не могу все бросить и поехать к скучающей старой леди только потому, что она этого хочет.
   — Ну нет, — сказала кузина Фелисити, забирая у Райли сорочку и откладывая ее в сторону. — Вы переоденетесь, спуститесь по лестнице и сядете в карету. Вы сделаете это если не для себя, то для наших девочек.
   Райли никогда не слышала, чтобы кузина Фелисити говорила таким тоном.
   — Вы говорите так, словно это королевский указ. Не думаю, что, отказываясь…
   Кузина Фелисити приняла воинственную позу.
   — Даже если леди Марлоу не выезжает, ее слово — закон.
   — Вы говорили то же самое о леди Дэландер, а посмотрите на нее сейчас.
   Но кузину Фелисити было невозможно переубедить. Понизив голос, она сказала:
   — Даже леди Дэландер боится ее гнева. Ходят слухи, что графиня отказалась от собственной дочери, потому что та поставила под угрозу доброе имя семьи. Вы не можете отказаться.
   Райли вздохнула. Поскольку леди Марлоу знала, что Райли не принадлежит к семейству Сент-Клер, она могла распустить слухи об этом. Райли прекрасно понимала, как свет посмотрит на ее сомнительное положение в доме Эшлина. И догадывалась, что это бросит тень на девушек и лишит их возможности удачно выйти замуж, а также помешает Мейсону жениться на мисс Пиндар.
   — Вероятно, мне следует поехать, — согласилась она.
   Лицо кузины Фелисити просияло.
   — Конечно, следует. — Кузина Фелисити начала обсуждать, как надо одеваться, когда едешь по приглашению графини, а Райли в это время думала о том, что она может оказать эту последнюю услугу девушкам и Мейсону, а потом вернется к своей прежней жизни и проведет остаток своих дней, пытаясь забыть о них.
 
   Особняк Марлоу поразил Райли своим великолепием. Раньше она считала дом Эшлина роскошным, но, очевидно, и в светском обществе существовала огромная разница в положении. Ей никогда не приходило это в голову, она всегда думала, что высший свет в Лондоне как бы одно целое.
   На что бы Райли ни взглянула, все блестело золотом: золотые рамы, золотой орнамент и золотые панели на стенах, золотые канделябры. Все это сверкало на фоне парчовых драпировок и бархатных занавесей. Казалось, сам дом был так же тщеславен, как и его хозяйка.
   Райли провели вверх по лестнице, затем через длинную галерею, где висели мрачные картины и стояли китайские вазы, и наконец ввели в светлую комнату, выходящую окнами в небольшой сад. Графиня, величественная в своем черном платье, сидела за круглым столом. Перед ней стояла шахматная доска.
   — Вы играете? — спросила она, когда Райли подошла ближе.
   Девушка покачала головой.
   — Очень плохо. Это хорошая игра — она требует ума и терпения. Я думаю, вы бы прекрасно играли. — Графиня смерила Райли взглядом, словно примеряя к ней какую-то невидимую шахматную композицию. — Да не стойте там, дитя. Садитесь. Я не кусаюсь, хотя мною пугают непослушных детей.
   Райли рассмеялась и присела на указанный графиней стул.
   Разливая чай, графиня вспоминала прошедший вечер, откровенно критикуя неудачные костюмы, случайные знакомства и завязавшиеся романы, отчего высший свет в ее словах выглядел смешным. Неожиданно она спросила:
   — Я все еще ничего не знаю о вас. Знаю, что вы не Сент-Клер, поэтому должна поинтересоваться, кто вы.
   — Боюсь, вам это покажется очень скучным, — сказала Райли.
   Она смотрела на портрет, висевший над камином. На нем был изображен стоящий у колонны джентльмен, у его ног лежала охотничья собака. В руке он держал шпагу, конец которой упирался в землю. Он улыбался доброй, но чуть насмешливой улыбкой. Его окруженные морщинками глаза смотрели дружелюбно. Позади него виднелся красивый дом с широкой лужайкой, обрамленной стройными деревьями, зовущими в свою гостеприимную сень. За лужайкой среди зелени виднелись лебеди и другие птицы. Райли могла поклясться, что когда-то видела этого человека, но не могла вспомнить, где и когда. И дом — как будто она видела его во сне.
   — Миледи, кто это? — спросила она, указывая на портрет.
   Графиня обернулась.
   — Мой покойный муж. Почему вы спрашиваете?
   — Он кажется мне знакомым, — задумчиво произнесла Райли. — Но может быть, потому, что он здесь такой довольный и счастливый.
   — Он и был таким. Мой муж всегда был счастлив, когда приезжал в деревню. А это наше бывшее имение — Марлоу-Мэнор. Он почти все время проводил там.
   — Бывшее? Разве это не ваш дом? — посмотрела на нее Райли.
   — Когда мой муж умер, его титул и поместье перешли к кузену.
   — Мне очень жаль, — сказала Райли, сама не зная почему, просто ее огорчило, что такое счастливое время осталось в прошлом.
   — Не огорчайтесь, — махнула рукой графиня. — Однако вы уклонились от ответа, и весьма ловко, но я жду. Кто вы?
   — Не очень важная персона, миледи. Лорду Эшлину был нужен кто-то, кто мог бы помочь его племянницам, я и предложила свои услуги. Вот и все.
   Графиня взяла пустую чашку Райли и стала наливать чай.
   — Я слышала, кто-то умер в доме лорда Эшлина сегодня утром, — заметила леди таким тоном, словно говорила с пришедшей с визитом родственницей о погоде. Невзирая на годы, проведенные на сцене, Райли была так поражена, что смогла только заикаясь выдавить из себя:
   — Да… несчастный случай.
   — Какое несчастье, — сказала леди, протягивая ей чашку. — И кто же это был?
   — Слуга, — ответила Райли, повторяя то, что Мейсон приказал всем говорить. — Мыл окно и нечаянно свалился.
   — В самом деле. — Это прозвучало скорее как вопрос, и Райли отказалась от дальнейших объяснений.
   Леди Марлоу покачала головой:
   — Я нахожу всю эту историю очень странной, тем более что за поясом у слуги был пистолет. У лорда Эшлина все слуги вооружены?
   Чувство беспокойства заставило Райли подняться.
   — Боюсь, я отняла у вас слишком много времени, миледи. До свидания.
   Графиня остановила ее:
   — Я еще не закончила разговор. Я хочу знать, кто вы. Кем была ваша мать? Ваш отец? Расскажите мне! — Графиня с отчаянием в глазах смотрела на Райли.
   Девушка, покачав головой, повернулась к двери и увидела портрет, который ранее заслоняла открытая дверь. В отличие от пасторальной картины на противоположной стене лицо, изображенное на нем, было ей более чем знакомо.
   Она бросилась к графине:
   — Где она? Где Элиза?

Глава 19

   — Да, милорд. Это точно был Дэниел Натли, — сказал мистер Макэллиот, сыщик с Боу-стрит, нанятый Мейсоном. Он снял шляпу и по приглашению Мейсона сел. — Я убедился в этом всего час назад. В Лондоне не найдется сыщика, который бы не радовался его смерти, — мерзавец до мозга костей.
   — Но вопрос все равно остается открытым, — сказал Мейсон. — Почему он преследовал Райли?
   Макэллиот потер заросший щетиной подбородок.
   — Должно быть, из-за денег, милорд. Натли бы и пальцем не шевельнул, если бы ему не заплатили. — Макэллиот вытер лоб платком сомнительной чистоты. — Говорят, он потребовал с родной матери фартинг за те неудобства, которые она ему причинила, рожая его.
   — Значит, вы уверены, что ему заплатили?
   — Да, очевидно. Натли был известен тем, что не задавал вопросов, когда джентльмены поручали ему грязные дела. В «Железной свинье» слышали, как он хвастался, будто один джентльмен, которому грозила долговая яма, должен ему много денег за важную работу, которую он делал для него в прошлом году. Грозился, что познакомит этого типа с Ломалой, потому что тот вроде не собирается платить. Я полагаю, что этой работой и была ваша мисс.
   — Ломала? — удивился Мейсон.
   Макэллиот усмехнулся.
   — Да, Ломала. — Он поднял правую руку. — Так он называл свою руку, которой мог сломать человеку шею. Фирменный знак, так сказать.
   Мейсон содрогнулся, похолодев от воспоминания о том, как, вбежав в комнату Райли, он увидел руку Натли, душившую ее. Если бы не Беа… если бы он опоздал на несколько минут…
   — Мы должны узнать, кто нанял Натли, — сказал он.
   Макэллиот был с ним согласен.
   — Натли не из тех, кто называет имена, вот почему у него всегда была работа. Строгое соблюдение тайны — единственное, в чем он был честен.
   — Судя по тому, что мы не слышали, чтобы кому-то из джентльменов свернули шею, — сказал Мейсон, — Натли еще рассчитывал получить свои деньги.
   — Поэтому он и выполнял заказ, — подтвердил Макэллиот. — Иначе он не пытался бы убить вашу мисс, если бы не думал, что ему заплатят.
   — Ах да. День поработал, за день получил, — заметил Мейсон.
   — Таков был Натли, — сказал сыщик.
   — Так что тот, кто хотел убить Райли, все еще где-то здесь.
   — Должно быть. Хотя странно, у Натли был целый год, чтобы убить ее, но вы сказали, что, пока она не переехала к вам, были только неприятности, чтобы заставить ее отказаться от театра и уехать из Англии.
   — Да, — подтвердил Мейсон.
   — Так, — продолжал строить предположения Макэллиот. — Почему ее переезд в ваш дом заставил Натли действовать? Почему потребовалось так срочно убить ее?
   Они молча сидели, погруженные каждый в свои мысли. Наконец Макэллиот заговорил:
   — Ясно одно, смерть Натли не остановит этого типа. Как мне подсказывает мой опыт, его действия станут более непредсказуемыми. Ваша мисс по-прежнему в опасности.
   Мейсон вскочил. Схватив колокольчик, он вызвал Бел-тона. Когда появился дворецкий, Мейсон спросил:
   — Белтон, где мисс Райли?
   — Она еще не вернулась от леди Марлоу, милорд, — ответил Белтон.
   Мейсон взглянул на Макэллиота.
   — Она думает, что ей ничто не грозит. Я должен предупредить ее и привезти сюда.
   — Это не очень удачная мысль, милорд, — сказал сыщик.
   — Вы правы, — согласился Мейсон. — Я отошлю ее подальше отсюда.
   На этот раз Райли не ускользнуть из-под его опеки. Он встал и протянул руку сыщику:
   — Извините меня. Я должен спасать леди.
   — Где эта женщина? — повторила Райли. — Вот эта, что на портрете?
   — Так вы помните ее, — ответила графиня. — Помните мою дочь?
   Ее дочь? У Райли сжалось горло. Если Элиза — дочь графини, то тогда Райли… Комната поплыла перед ее глазами, и она, чтобы не упасть, ухватилась за спинку ближайшего стула. Графиня бросилась к ней.
   — Вам тяжело пережить это, понимаю. Я сама еле держалась на ногах вчера после нашей встречи.
   — О чем вы говорите? — с трудом спросила Райли, все еще не желая поверить в происходящее.
   — Ивертон оказался прав: у вас ее осанка, ее манеры, ее глаза, — сказала графиня.
   Райли покачала головой:
   — Не знаю, о чем вы толкуете, миледи.
   — Не надо притворяться передо мной, девочка. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Неужели так трудно признаться, что вы — моя внучка?
   Райли продолжала трясти головой:
   — Почему вы так уверены?
   — Я и не поверила, когда герцог приехал ко мне на прошлой неделе и рассказал о вас.
   — Герцог? Какое отношение он имеет ко всему этому?
   — Если кто-нибудь и мог узнать ребенка Элизы, так только он. Вероятно, даже лучше, чем своего собственного. — Графиня замолчала и посмотрела на портрет дочери. — Он очень любил ее. Я не понимала, как сильно, пока Элиза не уехала. Он бы защитил ее… и вас, если бы только я не была так упряма. — Графиня усмехнулась. — Фамильная черта Фонтейнов, видимо, присуща всем нам троим.
   — Фонтейн? — прошептала Райли, и дрожь пробежала по ее телу.
   — Да, это моя девичья фамилия. Элиза взяла ее, приехав во Францию. Поэтому я в конце концов и нашла ее.
   — Вы прислали письмо, — сказала Райли. В ее памяти возник ливрейный слуга с письмом в руке. Она посмотрела на портрет маркиза — на заднем плане слуга держал лошадь, слуга в такой же ливрее. — Вы прислали деньги и карету, чтобы она вернулась сюда.
   Графиня кивнула.
   Райли собралась с духом и задала вопрос, ответ на который ждала все эти годы:
   — Где она?
   Вопрос, казалось, застал графиню врасплох.
   — Где Элиза? — настойчиво повторила Райли и, отойдя от графини, остановилась на середине комнаты. — Где моя мать? Охотится в Шотландии? Спит наверху после весело проведенного вечера? Или она в Брайтоне, наслаждается морским воздухом?
   Графиня молча смотрела на нее.
   — Я не должна спрашивать, где моя мать? — продолжала Райли. — Если вы привезли меня сюда, то, конечно, понимали, что я спрошу о ней.
   — Вы не знаете? — чуть слышно спросила графиня.
   — Не знаю чего?
   — Дитя, твоей матери здесь нет. И все эти годы ты не знала, — с грустью и удивлением прошептала она.
   — А что я должна была знать? — спросила Райли. — Моя мать бросила меня.
   — Нет, Райли, нет.
   — Вас там не было, — возразила Райли. — Спросите ее сами, спросите Элизу, почему она оставила меня там. Почему отказалась от своего единственного ребенка, чтобы его продали на улицах Парижа.
   — Я не могу. — Графиня дрожала от волнения.
   Очевидно, леди не хотелось признать, что ее дочь оказалась способной на такой бессердечный поступок.
   — Не можете или не хотите? — настаивала Райли.
   Графиня повернулась, и Райли увидела в ее глазах слезы.
   — Я не могу, дорогая моя девочка, потому что твоя мать так и не вернулась домой. Она погибла по дороге, едва ступив на землю Англии.
   Почти час Райли и графиня делились своими печальными историями.
   — Почему вы уверены, что я ваша внучка?
   — Кроме явного сходства, манер и зеленых глаз Фонтейнов, это подтверждает и твое имя. Когда ты наконец назвала себя вчера, я почувствовала, что Элиза смеется надо мной из могилы.
   — Мое имя?
   — Да, Райли. Это я предложила так назвать ее незаконнорожденного ребенка. Я была в гневе, а она, очевидно, запомнила его.
   Райли все еще не понимала, как ее имя может служить доказательством.
   — Райли — это фамильное имя?
   Графиня рассмеялась.
   — В некотором смысле. — Она указала на портрет своего мужа. — Видишь этого зверя слева?
   Райли кивнула.
   — Это его любимая гончая… и твоя тезка.
   — Меня назвали в честь собаки? — Райли никогда не задавала вопроса, откуда взялось ее странное имя, ибо привыкла к нему с детства.
   — Да, думаю, это странное имя, но благодари свою мать, что она не назвала тебя в мою честь.
   — А оно было бы хуже? — спросила Райли. Леди наклонилась и что-то прошептала ей на ухо. — Понятно. Теперь я гораздо лучше отношусь к моему собачьему прозвищу.
   Они обе рассмеялись, и впервые в жизни Райли ощутила теплоту семейных отношений. Эта женщина была ее бабушкой, связью с прошлым, которого она не знала. Но веселое настроение быстро уступило место грустным, сладко-горьким воспоминаниям.
   — Во всем я виню себя, — заговорила графиня. — Если бы я признала брак Элизы…
   — Моя мать была замужем?
   — Да. Ты этого тоже не знала, судя по твоему удивлению. И все эти годы ты думала, что родилась вне брака и что твоя мать бросила тебя.
   Ее родители были женаты! Это значило, что она — леди. Не та леди, которую она изображала на сцене, а такая же, как кузина Фелисити, племянницы Мейсона, и даже выше, чем всем известная и расчетливая Далия Пиндар.
   — Я неверно судила о твоем отце и его семье. Сейчас я признаюсь в этом, хотя мне и больно в этом признаться.
   Ее отец. Райли молча привыкала к этому слову.
   — А кто он? Он еше жив? У него есть другие родственники? — спрашивала Райли графиню.
   Та подняла руку.
   — Не все сразу. Вопрос о браке твоих родителей — сложный.
   — Каким образом брак может быть сложным?
   — Ты спрашиваешь об этом, потому что никогда не была замужем, — пошутила графиня. — Твоего отца звали Джеффри Стоппард.
   «Жоффруа, мой дорогой Жоффруа…» — мелькнуло у Райли в голове, и это были слова не из пьесы, а из ее детства. Ее мать часто произносила их во сне, и они остались где-то в глубине памяти Райли, пока не ожили в «Завистливой луне».
   — Почему ты улыбаешься? — спросила бабушка.
   — Просто так, бабушка. Пожалуйста, продолжайте.
   Ответ не удовлетворил графиню, но она продолжила рассказ:
   — После Шотландии твои родители возвращались в Лондон. На них напали разбойники. Твой отец пытался сопротивляться, и за это его убили.
   Ее отец погиб, защищая мать, — это было более романтично и трагично, чем в любой из ее пьес, но не объясняло одного очень важного обстоятельства.
   — Почему же это погубило мою мать? Ведь они были женаты.
   — Не осталось доказательств. Все бумаги, подтверждавшие их брак, были украдены вместе с деньгами и драгоценностями Элизы.
   — Должна же быть где-то запись об этом, — настаивала Райли. — Церковь, священник, свидетель…
   — Не было ничего. Кузнеца, свидетеля на свадьбе, убили в кабацкой драке через две недели после смерти твоего отца. Не нашлось никого, кто мог бы поручиться за них, и никаких документов, подтверждающих брак, оставались только утверждения твоей матери, что она замужем за Джеффри Стоппардом.
   — И репутация моей матери была погублена, — сказала Райли.
   — Полностью. Она уже была беременна тобою, а без доказательств ее замужества оставалось лишь отослать ее куда-нибудь.
   — А родственники моего отца? Разве они не хотели помочь?
   Графиня покраснела.
   — Вот здесь я допустила ошибку. Я считала, что Стоппарды настолько ниже нас по происхождению, что не хотела иметь с ними дела. Я не могла примириться с мыслью, что отец Стоппарда получит права на наследство твоей матери.
   Леди взглянула на портрет матери Райли, словно в тысячный раз прося у нее прощения.
   — И?
   — Невзирая на то что они купили высокое положение в обществе, Стоппарды пользуются большим уважением. Твой дед очень популярен в правительственных кругах своими успехами в экономических реформах, а твой дядя — адмирал королевского флота. Я читала о нем в газетах — считается, что в храбрости он уступает только Нельсону. — Графиня на минуту замолчала. — Твои родственники позаботились бы о твоей матери и о тебе, в то время как я из-за своей гордыни бросила вас обеих на произвол судьбы.
   Райли обернулась к портрету матери.
   — Где она похоронена? — Все эти годы Райли обвиняла свою мать, а та любила ее и защищала, отказавшись от жизни в богатстве ради своего ребенка. Может быть, она хотя бы немного искупит свою вину, посетив ее могилу и почтив ее память.
   — В Марлоу-Мэнор. Мы можем завтра поехать туда. Я не думаю, что Стивен будет возражать, тем более что дом по праву принадлежит тебе.
   — Мне? Как он может принадлежать мне? Вы же говорили, что титул и имущество перешли к кузену.
   — Да, после смерти Элизы. Но только потому, что я не могла доказать, что ты ее законная наследница, да и не могла тебя найти.
   — Все же я не понимаю, как это могло перейти к матери или ко мне.
   — Потому что первый лорд Марлоу был хитрой бестией, он помогал доброй королеве Бесс во многих скользких дипломатических ситуациях, и, когда пришло время уйти в отставку, королева пожаловала ему титул графа Марлоу, имение и все земли вокруг него в награду за многолетнюю безупречную преданность. Но новоиспеченный лорд Марлоу недаром долгие годы был дипломатом. Он знал, как отстаивать свои интересы. Когда составлялась жалованная грамота, он попросил ее величество разрешить передавать титул не только по мужской линии, но и по женской. — Графиня усмехнулась. — Он польстил старушке, сказав, что для потомков она будет достойным примером того, что дочь сможет управлять фамильным состоянием не хуже сына. — Бабушка Райли рассмеялась. — Кроме того, у него оставалась единственная дочь, и он не хотел, чтобы с таким трудом заслуженная награда вернулась обратно в руки короны.