Страница:
Такая жизнь не удовлетворяли денежного и мыслящего Семицветова, но выхода не было, особенно сейчас, в период разгула общественности и контроля, и за это Семицветов не любил Советскую власть. Советская власть платила ему той же монетой!
Было восхитительное, первостатейное утро. Превосходное подмосковное солнце замечательно освещало изумительную природу, окруженную со всех сторон добротным частоколом. За частоколом на своем участке ритмично махали лопатами Дима и Сокол-Кружкин. Оба были в противогазах. Противогазы по знакомству достал Семен Васильевич в краеведческом музее. Дело в том, что Дима хлопотал уже несколько дней и, наконец, сегодня утром добыл машину "левого" дерьма, и вот сейчас они удобряли им почву.
Инна не принимала участия в семейном воскреснике, она гуляла по великолепному смешанному лесу, где людей было больше, нежели деревьев. В многотысячном состязании любителей природы Инна заняла одно из призовых мест – она урвала два ландыша. Они были нужны ей для приготовления питательного весеннего крема "Светлого мая привет", придающего эластичность любой коже. Инна служила косметологом в Институте красоты, это создавало ей устойчивую независимость, столь необходимую в супружеском сосуществовании.
Инна вернулась домой, когда с удобрением было покончено. Стянув противогазы, мужчины отдыхали на куче строительного мусора.
– У Сигизмундова отбирают дачу. – Крикнула Инна, делясь сенсационной новостью, которой знакомые огорошили ее в лесу.
– И правильно отбирают! – загремел Сокол-Кружкин! – Давно пора! С жульем, допустим, надо бороться!
– Но почему он жулик? – искренне возмутился Дима. – Человек умеет жить.
– Ты мне скажи, – вошел в раж Семен Васильевич, – на какие заработки заместитель директора одноэтажной трикотажной фабрики отгрохал себе двухэтажный особняк?
– Это его дело, – примирительно вставил Семицветов.
– Нет, наше! – Праведный гнев обуял тестя. – Мы будем прост-таки нещадно преследовать лиц, живущих на, допустим, нетрудовые доходы!
– Папочка, заткнись! – нежно прошипела дочь.
Семен Васильевич захохотал:
– Ага, испугались! Кто ты есть? – повернулся он к Диме. – Вот дам тебе, прост-таки, коленом и вылетишь с моего участка!
Стращать Диму было излюбленной забавой тестя. Его солдафонский юмор постепенно приближал Диму к инфаркту.
– Я понимаю, Сокол Васильевич, – заикаясь, пролепетал Дима. – Вы шутите…
И он тоскующим взглядом обвел штабеля кирпичей и досок, "бой стекла" в нераспечатанной фабричной упаковке, младенчески-розовые плитки шифера и многое другое, купленное хоть и по доверенности, но на его кровные деньги.
Едучи и город на бежевой "Волге", Дима размышлял о своей собачьей жизни. Даже выходной не как у людей, а в понедельник… И эта идиотская зависимость от родственников. Вдруг Инна полюбит другого и уйдет? Тогда тесть вышвырнет его с дачи, а неверная жена выкинет на ходу из машины. Почему он должен строить благополучие на непрочном фундаменте женского постоянства?
Когда Дима слышал формулировку "нетрудовые доходы", ему хотелось кусаться! Он хлопочет с утра до ночи, всем угождает, гоняет по городу, имеет дело со всякой нечистью – с фарцовщиками и с тунеядцами, добывая у них иностранный товар… А когда он вынимает из клиента жалкий рубль, то подвергается при этом несоразмерной опасности! В его профессии, как у саперов, ошибаются только один раз! Почему он, молодой, с высшим образованием, талантливый, красивый, вынужден все время таиться, выкручиваться, приспосабливаться!
"Когда все это кончится?" – думал Дима и понимал, что никогда!
Он опять поставил машину за квартал от магазина и не заметил, что в скверу напротив укрылся за томиком Шекспира Некто в темных очках.
Этот Некто следил за тем, как Дима запирал машину, как шел пешком целый квартал и скрылся за углом, зайдя в комиссионный магазин.
Дима приступил сегодня к торговле в весьма раздраженном состоянии.
– Мне нужен заграничный магнитофон – английский, ну, американский… – интимно сказала усатая покупательница, перегнувшись через прилавок и положив при этом многопудовую грудь на телевизор "Рекорд".
– Нету – коротко ответил Дима, "хоть бы побрилась", – думал он, с омерзением глядя на ее усы. Заметив что "Рекорд" в опасности, Дима потребовал:
– Уберите это с телевизора!
Дама послушно отодвинулась и, перейдя на хриплый шепот, спросила:
– Скажите, пожалуйста, кто из вас Дима?
– Ну, я Дима, что из этого? – продолжал хамить продавец.
– Я от Федора Матвеича.
– Какого еще Федора Матвеича?
– Приятеля Василия Григорьевича…
– Ну, ладно, предположим…
– Мне необходим заграничный магнитофон!
– Есть очень хороший – советский!
– Не подойдет! – отрицательно пошевелила усами покупательница.
– Заграничный надо изыскивать… – задумчиво протянул Семицветов, привычно становясь на стезю вымогательства.
– Я понимаю! – Дама имела опыт. – Сколько?
Дима растопырил пятерню.
– Пятьдесят новых? – переспросила ошарашенная покупательница.
– А как же? Нужно узнать, нужно привезти, нужно попридержать… Оставьте телефончик…
В это время человек в темных очках, спрятав Шекспира в портфель, покинул сквер и, не торопясь, подошел к витрине комиссионного магазина. Он делал вид, что разглядывает норковую шубу, на самом деле он высматривал Семицветова. "Занят, – удовлетворенно подумал Некто. – И нескоро освободится. Приступим к делу!"
Он фланирующей походкой направился к диминой "Волге", небрежно насвистывая: "А я иду, шагаю по Москве" и зорко оценивая переулочную обстановку. Это был знаменитый Двестилешников переулок, где автомобили, пешеходы и магазины смешались в одну оживленную кучу. Некто протолкался к "Волге" и оперся о бежевое крыло. Ни одна живая душа не обращала на него ни малейшего внимания, вдруг у места, где назревало преступление, объявился милиционер. Некто отпрянул от машины. Рядом оказался табачный киоск.
– Пожалуйста, "Беломор" и спичек!
– "Беломора" нет, – ответил киоскер, облезлый и грустный старик в черных канцелярских нарукавниках.
– Тогда дайте сигареты "Друг".
Купив сигареты, Некто обернулся, милиционера подхватила воскресная толпа и унесла в неизвестном направлении. Человек, собирающийся украсть машину, закурил.
"Час пробил!" – высокопарно подумал он и незаметно надел хлопчатобумажные перчатки. Достав из портфеля отмычку, он в мгновение ока вскрыл машину. Через еще одно мгновение он уже сидел за рулем. Потушив сигарету, он, конечно, спрятал окурок в карман, снова огляделся по сторонам, но уехать не удалось! К тротуару подкатило такси и стало вплотную к его "Волге. Некто обернулся – сзади, также вплотную стоила – "Татра". Беззаботный таксист вышел из машины и лениво заковылял покупать папиросы. Мысленно прокляв его, человек в темных очках вынул из портфеля томик Шекспира и притворился, что увлечен бессмертными стихами. Наконец такси отъехало. Но в этот момент постучали в окно. Пришлось опустить стекло. У бежевой "Волги" нервно сучил ногами толстенький мужчина с чемоданом на молниях.
– Это ваша машина? – заискивающе спросил толстенький.
– Моя! – ответил Некто. Он не мог ответить иначе.
– Будьте любезны! Умоляю вас! Я спешил к такси. Оно исчезло. Я опаздываю на поезд. Подвезите, пожалуйста. На Курский вокзал!..
Некто мучительно размышлял. Пассажир рядом, все-таки маскировка. Какой нормальный вор угоняет малину вместе с пассажиром?
– Садитесь, пожалуйста!
Рассыпаясь в благодарностях, толстенький влез в машину вместе со своим чемоданом.
Злоумышленник вставил ключ в зажигание, чтоб завести "Волгу", но она отчаянно завопила! Сработал тайный сигнал, поставленный знакомым Диминым электриком. Некто с отличной скоростью выскочил из машины и затерялся в толпе. Машина продолжала надсадно гудеть, собирая зевак. Поняв, что попал в переплет, пассажир тоже предпринял попытку скрыться, но было уже поздно.
С криком "Не отпускайте вора!" гигантскими кенгуриными прыжками мчался Семицветов.
– Я не вор| – оправдывался толстенький. – Я опаздываю на поезд! Вот у меня билет!
– Предусмотрительный! Все подготовил! – ехидно заметил кто-то, а Дима, выхватив билет, строго распорядился:
– Держите его! – и стал отключать сигнал.
Через семнадцать минут к месту происшествия примчалась синяя оперативная машина с красной полосой, известная под названием "раковая шейка". Из нее выскочили: Подберезовиков с блокнотом, Таня с саквояжем, юноша с фотоаппаратом и сержант милиции.
– Кто владелец? – грозно спросил следователь.
– Я… – оробел Дима и показал на толстенького. – Мы вора схватили!
– Я не вор! – в сотый раз повторил толстенький – Я опаздываю на поезд, а он отобрал у меня билет! виола с фотоаппаратом щелкнул крупным планом сначала Диму, а затем толстенького. Оба затихли. Таня, не теряя времени, снимала с дверцы машины отпечатки пальцев.
– Ваши документы! – вежливо обратился Подберезовиков к задержанному. – И документы на машину, – сказал он Диме. – Разбираться будем не здесь. Кто свидетель?
– Я! – бодро откликнулась женщина с хозяйственной сумкой. – А что случилось?
– Я не вор! – безнадежно повторил толстенький. – Вор сбежал! К сожалению, я не запомнил его лица, – добавил он, ухудшая этим свое положение. – Я опаздываю на поезд!
Он поглядел на часы:
– Впрочем, я уже опоздал!..
Таня нашла в машине томик Шекспира, забытый злоумышленником.
– Ваша? – следователь показал книгу Диме.
– Что вы! – ответил тот.
– Ваша?
Толстенький покачал головой. В подобную передрягу он влипал впервые в жизни.
– Я свидетель! – Продавец табачного киоска появился возле машины и сразу стал центром внимания.
Фотограф с восторгом набросился на него со своим объективом.
– В профиль я получаюсь лучше! – намекнул киоскер.
Его сняли в профиль.
– Я начну с самого начала, – не без торжественности приступил к рассказу старик. – Сегодня не завезли "Беломор". Я уже устал отвечать: нет "Беломора"!
– Ближе к делу! – попросил следователь.
– Молодой человек, в вашей профессии нельзя торопиться. "Беломор" – это деталь для следствия. Он тоже просил "Беломор". А потом купил сигареты "Друг" Тридцать копеек пачка, на коробке собака, я подумал: почему он нервничает? Вам интересно?
– Очень! – ответил Подберезовиков.
– Он высокий, сутулый. Лицо обыкновенное. Даже симпатичное лицо. Ходит с портфелем. Тот, кто курит "Беломор", не курит сигареты с собакой на коробке, они дороже и создают другое настроение. А это его сообщник. – Он показал на пришибленного толстенького. – Они посовещались, и он тоже влез в чужую машину! Они хотели удрать вместе!
– Я не сообщник! – нищенски затянула жертва. – Я просто невезучий, несчастный человек. У меня горит путевка в Сочи!
Толстенькому стало жутко. Он осознал, что вместо курорта едет в тюрьму!
Назавтра после работы Деточкин привычно маячил на остановке. Когда подошел желанный троллейбус, Юрий Иванович, как и все пассажиры, проник в него с задней площадки. Несмотря на роман с водителем, Деточкин не разрешал себе ездить без билета. Он аккуратно проделал все процедуры, связанные с бескондукторным обслуживанием, и оказался в Любиной кабине.
– Следующая остановка – Пушкинская площадь! объявила в микрофон Люба, искоса поглядев на Деточкина.
– Люба, я должен с тобой поговорить!
Люба промолчала. •
– Люба, я пришел с тобой мириться!
– А мы и не ссорились! – холодно ответила Любовь. Она следила, кончилась ли посадка.
– Можно ехать! – позволил Деточкин. – Одни сошли, другие сели.
Троллейбус покатил дальше.
– Зачем нам ссориться, Люба? Мы же с тобой близкие люди!
Люба горестно усмехнулась:
– Близкие люди знают все друг про друга! А ты все время что-то от меня скрываешь. Был шофером, вдруг становишься страховым агентом! Потом эти командировки… неожиданные… Какие? Почему?
Деточкину было противно лгать Любе, но сказать правду он не смел:
– Когда-нибудь ты все поймешь. Только чем позже это случится, тем лучше…
– Ты пришел издеваться надо мной, Юрий Иванович? – Люба устала от тайн Деточкина. – Перестань меня мучить, а то я задавлю кого-нибудь!
И она едва не выполнила это намерение.
– Значит, мы не помирились… – подытожил Деточкин, ударившись при резком торможении головой о лобовое стекло.
– Следующая остановка – площадь Маяковского, – печально сказала Люба. – Своевременно оплачивайте проезд!..
Так и не наладив отношений с Любой, Деточкин прибыл во Дворец культуры, в самодеятельности Юрия Ивановича любили. Он обладал прирожденными актерскими данными. Он был непосредствен и правдив в любой, самой невероятной драматической ситуации.
Атмосфера в репетиционном вале была накаленной. Вчера "Спартак" не смог одолеть "Динамо", и поэтому режиссер находился в трансе. Артисты знали футбольную слабость своего маэстро и сидели смирно
– Каждый игрок должен знать свою роль назубок! – раздраженно выговаривал режиссер исполнителю, спутавшему текст. – Игрок не должен бестолково гонять по сцене, играть надо головой! И не надо грубить! – цыкнул он на виновного, пытавшегося оправдаться. – А то я вас удалю с поля, то есть с репетиции!
В перерыве игроки, то есть артисты, вышли покурить
Деточкин достал из кармана пачку сигарет и предложил Подберезовикову.
– Что у вас за сигареты? – заинтересовался Максим.
– "Друг", – безмятежно сообщил Деточкин.
Подберезовиков взял у него из рук злополучную пачку:
– Да… сигареты "Друг"… Собака на коробке. Тридцать копеек…
– Я-то, вообще, "Беломор" курю, – разъяснил Деточкин с присущей ему откровенностью. – Но не было "Беломора".
– Это вы точно заметили – "Беломора" не было. Именно поэтому он " купил сигареты "Друг".
– Кто он? – все еще беспечно спросил Деточкин.
– Преступник!
Внезапно Деточкин ощутил себя на краю пропасти. Он хотел отступить, но сзади была стена. Проходить сквозь стены, даже сквозь сухую штукатурку, Деточкин не умел. Он безысходно взглянул на небо. По голубому потолку бодро вышагивали вполне реалистические колхозницы со снопами пшеницы. Деточкин пожалел, что он не с ними. Деваться было некуда:
– К-ка-акой преступник?
Следователь принял испуг приятеля за обычный обывательский интерес к нарушению закона.
– Современный, культурный. Я бы даже сказал – преступник нового типа! Раньше жулики что забывали на месте преступления?
– Что? – полюбопытствовал Деточкин.
– Окурки, кепки… А теперь – вот! – И Подберезовиков показал томик Шекспира, который Некто оставил в машине.
Деточкин вздрогнул и отшатнулся от книжки.
– Вы не бойтесь! – улыбнулся Максим. – Здесь нет пятен крови!
– Вы следователь?
Подберезовиков листал Шекспира.
– Отпечатков пальцев нет – преступник всегда работает в хлопчатобумажных перчатках. Нет ни библиотечного штампа, ни фамилии владельца – знаете, некоторые надписывают свои книжки…
– Знаю… Но я не надписываю! – заверил Деточкин.
– Я веду дела по угону машин, – продолжал Подберезовиков. – Но вам это неинтересно!
– Мне это чрезвычайно интересно. – Деточкин говорил святую правду.
– Я вам по секрету скажу, – понизил голос следователь, – в городе орудует шайка. Угоняет личные машины, за год из одного и того же района угнали четыре автомобиля.
– Три, – машинально поправил Деточкин.
– И вы уже слышали? Правильно, четвертую угнать не удалось. Но скоро с этим будет покончено! – вселил он надежду в Деточкина.
– П-почему?
– Вчера я задержал одного из членов шайки!
– К-кого? – поразился Деточкин. Он и не подозревал, что Человек в темных очках имеет сообщников.
– Представляете, инженер – из совнархоза. Жена – врач. Двое детей. Только что квартиру получил на Юго-западе и занимается таким делом!
– А к-как он вы-ыглядит? – испугался Деточкин.
– Такой маленький, толстенький…
– Вы его арестовали? – Деточкин даже перестал заикаться.
– Зачем такая строгая мера? – Подберезовиков снова улыбнулся. – Он собирался удрать на курорт, но я взял с него подписку о невыезде.
– А вдруг он не сообщник? – горячо вступился Деточкин. – инженер совнархоза, уважаемый человек, а вы лишили его заслуженного отдыха.
– Мое чутье тоже подсказывает – он не виноват, – задумчиво протянул следователь. – Но окончательное выяснение – дело нескольких дней. Мне уже известны приметы главаря шайки: он высокий, лицо обыкновенное, даже симпатичное, ходит с портфелем, сутулый.
Деточкин незаметно для Максима распрямил плечи:
– А как вы будете ловить главаря?
Подберезовиков не успел ответить. В вестибюле появился режиссер с судейским свистком. Он пронзительно засвистал и скомандовал:
– Прошу всех на второй тайм!..
У великого Репина в Куоккале были "среды", в "Литературной газете" на Цветном бульваре – "вторники", у Семицветовых в квартире № 397 -"понедельники", два раза в месяц. Тратить деньги на гостей еженедельно Дима не желал.
Приглашались нужные люди, поэтому Сокол-Кружкин, со свойственной ему меткостью, окрестил эти сборища "нужником". Самого Семена Васильевича никогда не звали. Однажды он все-таки заявился, вмешивался во все разговоры, набрался коньяку и стал кричать, что Дима прохвост и по нему тоскует уголовный кодекс. Наиболее предусмотрительные гости не рискнули прийти на следующий "понедельник".
Сегодня подбор был изысканным. Пришли те, кто может достать пластик для дачи, пальто-джерси, дамские замшевые сапоги, билеты в Дом кино и многое другое, столь же необходимое. Пришел поэт, осыпанный почестями и перхотью. Реальной пользы от поэта не было, но без него вечеринка была как шашлык без шампура. Главный гость кончил литинститут и стал поэтом. С тем же успехом он мог кончить мединститут и стать врачом. Все-таки лучше, что он кончил литературный институт…
Пришел и нужный Филипп Картузов. У него в "Пивном зале" можно было при случае укрыться в отдельном кабинете, вкусно поесть и потолковать о делах.
Вечер протекал интеллектуально. Рассказывались анекдоты средней скабрезности, сообщались последние новости из серии "кто с кем живет" и "где что дают". Когда дошел черед до Картузова, он поведал, как у него увели машину. Оказывается, Филипп бросился под колеса, чтобы заставить вора притормозить. Но машина у Филиппа была такая замечательная, что не захотела давить хозяина! Она перепрыгнула через него и удрала! Вранье Картузова имело у выпивших гостей успех.
– Это называется гипербола! – пояснил поэт. Он долго читал свои стихи. Упрашивать его не приходилось.
"Понедельник" удался. Инна сновала между кухней и комнатой, демонстрируя завидные бедра. Дима надрывно пел под гитару блатные песни:
– А вот меня обрили и костюмчик унесли.
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Мерцает мне, как слабая надежда… – слезливо выл он, боясь, что этот сюжет станет автобиографическим.
В этот вечер Дима не выглядывал в окно. Он не боялся за свою "Волгу". У него была на это уважительная причина.
А внизу во мраке надвигающейся ночи сутулый мужчина, предварительно надев любимые хлопчатобумажные перчатки, привычно отпирал бежевую "Волгу". Вчерашний урок не прошел для него даром. Подняв капот, он преспокойно отключил секретный сигнал. Затем он сел за руль, и, положив на сиденье портфель с набором инструментов, вставил ключ в замок зажигания, чтобы завести машину. Он повернул ключ – машина смолчала! Чтобы включить скорость, он, как положено, нащупал ногой педаль сцепления и… закричал от нестерпимой боли!
Похититель не мог догадаться, что вчера же, после первого покушения, Дима купил в охотничьем магазине волчий капкан и тот же знакомый электрик установил его на педаль сцепления.
Капкан сработал – Деточкин был пойман!
Да, дорогой читатель! Ты, конечно, не мог догадаться, что машины угоняет Деточкин! А если ты все-таки догадался, то ты, дорогой читатель, как сказал бы С.И.Стулов, – молодец!
Деточкину было очень больно, человек, не попадавший в капкан, не может себе этого представить, а волки никогда об этом не рассказывали. Деточкин не стал звать на помощь. Превозмогая боль, он попытался разомкнуть железные челюсти, стиснувшие его ногу. Но капкан был рассчитан на дикого зверя, и у Деточкина не хватило сил. Тогда он достал ножовку и стал пилить железо, пока оно горячо…
"Понедельник" кончался. Радушные Семицветовы выпроваживали гостей. Чтобы ненароком никто не застрял, они вышли вместе с ними. Впереди шагал поэт. Он мучительно вспоминал, как зовут хозяина дома?
При виде бежевой "Волги" все сильно развеселились.
– Люблю кататься по ночам! – взвизгнула жена того, кто достает модный пластик.
Компания окружила машину. Деточкин сжался в комок, перестал пилить и сполз с сиденья на пол.
– Семицветов, твоя машина – блондинка! – сострили билеты в Дом кино.
– Димочка, повезите нас куда-нибудь! – попросило пальто-джерси.
При этих словах прикованному Деточкину захотелось завыть, как настоящему волку.
Гостей охватил энтузиазм.
– Дима, едем!
– Инночка, уговорите его!
Дима стойко отражал натиск:
– Нет, друзья, нет! Когда я принял – я не сажусь за руль!
– Дима, не трусьте! – крикнуло пальто-джерси, которому особенно хотелось кататься.
– Нет, нет! – поддержала мужа Инна. – Теперь изобрели такую пробирку, милиция заставляет в нее дыхнуть, и сразу видно – пил или не пил! Если пил – напрочь лишают прав!
Гости разочарованно разбрелись. Дима обошел вокруг машины и на всякий случай подергал дверцы. Одна из них, передняя левая, вдруг слегка поддалась и тут же, вырвавшись из Диминой руки, снова захлопнулась. Дима изумился. Он дернул второй раз, но дверца не открывалась, так как сейчас Деточкин держал ее мертвой хваткой.
"Здорово же я нагрузился!" – решил Дима.
– Инночка! – обратился он к жене. – Я должен бросить себя в горизонтальное положение!
Когда Семицветовы скрылись в подъезде, Деточкин допилил капкан и вывалился на мостовую вместе со своим неразлучным портфелем, с трудом поднявшись, незадачливый похититель заковылял прочь от подлой машины…
Люба испуганно вскочила с постели. Ее разбудил тревожный ночной звонок. Накинув халат, она, в предчувствии беда, выбежала в переднюю.
– Кто там? – крикнула Люба.
– Люба, это я! – голос был настолько жалкий и несчастный, что Люба сразу открыла.
В двери стоял раненый Деточкин и смотрел на Любу, как на свою последнюю надежду.
Податливое женское сердце дрогнуло:
– Что с тобой, Юра?
– Да вот, понаставили капканов…
Люба подумала, что Деточкин бредит. Она обняла его за поникшие плечи и повела в комнату.
– Капкан на живого человека! – зло выговаривал Максим Подберезовиков Семицветову, примчавшемуся к нему на следующее утро. – Это, знаете ли, надо додуматься! Мы вас можем привлечь!
– Вот, вот! возмутился Дима. – Бандит хотел угнать нашу машину! Он распилил наш собственный капкан! А вы попробуйте достать в Москве волчий капкан. Его ни за какие деньги не купишь!..
– Потише! – посоветовал следователь, и Дима, вспомнив, где он находится, тотчас присмирел.
– А вы хотите привлечь меня! – уже заискивающе закончил Дима. – Хороша законность.
Подберезовиков еще раз поднял глава на Семицветова, и тот умолк.
– Преступник дважды пытался угнать одну и ту же машину… – рассуждал Максим. – Это совпадение не случайно. Я думаю, он хотел угнать именно вашу машину!
– Я тоже об этом догадался! – робко съязвил Дима.
– Вы не подозреваете кого-либо из ваших знакомых?
– У меня знакомые, – обиделся Семицветов, – вполне приличные люди! Есть даже один поэт!
А про себя Дима подумал: может, действительно, орудует кто-нибудь из своих?
– Вам никто не завидует? – продолжал расспрашивать следователь.
– Чему завидовать? У меня скромное положение. Умеренная, зарплата. Мы живем тихо, незаметно…
Подберезовиков нажал кнопку звонка. На вызов в кабинет вошла Таня, как всегда переполненная чувством.
– Таня, запросите поликлиники, не обращался ли кто-либо с характерной травмой ноги! – отдал распоряжение Максим.
– Хорошо! – согласилась Таня, с нескрываемой нежностью глядя в серые Подберезовиковские глаза.
Позвонил телефон, Подберезовиков снял трубку и услыхал добрый голос Деточкина.
– Привет, Юрию Ивановичу! – расплылся в улыбке Максим. – Как не придете? Смотрите, режиссер назначит вам штрафной удар!
На обоих концах провода рассмеялись.
– У меня нога болит, – сообщил Деточкин.
– Тогда вы лучше полежите… Пусть нога отдохнет… Всего вам хорошего… – посоветовал Подберезовиков и положил трубку на рычаг.
– У кого нога? – заволновался Дима.
– Да нет, это мой приятель! – раздраженно ответил Максим и невольно сам задумался. Потом отогнал мысль, недостойную дружбы, и попросил Диму: – Когда у вас угонят машину, вы немедленно звоните!
Надвигался конец квартала. В районной инспекций Госстраха наступили суматошные дни. Надо было выполнять и перевыполнять квартальный план. Страховые агенты ставили рекорды красноречия. По их словам выходило, что пожары свирепствуют в городе, как вирусный грипп. Когда ораторы покидали квартиры, запуганные жильцы прятали от детей спички, перекрывали газ, проверяли электрическую проводку, а затем бежали в хозяйственный магазин за огнетушителем…
Было восхитительное, первостатейное утро. Превосходное подмосковное солнце замечательно освещало изумительную природу, окруженную со всех сторон добротным частоколом. За частоколом на своем участке ритмично махали лопатами Дима и Сокол-Кружкин. Оба были в противогазах. Противогазы по знакомству достал Семен Васильевич в краеведческом музее. Дело в том, что Дима хлопотал уже несколько дней и, наконец, сегодня утром добыл машину "левого" дерьма, и вот сейчас они удобряли им почву.
Инна не принимала участия в семейном воскреснике, она гуляла по великолепному смешанному лесу, где людей было больше, нежели деревьев. В многотысячном состязании любителей природы Инна заняла одно из призовых мест – она урвала два ландыша. Они были нужны ей для приготовления питательного весеннего крема "Светлого мая привет", придающего эластичность любой коже. Инна служила косметологом в Институте красоты, это создавало ей устойчивую независимость, столь необходимую в супружеском сосуществовании.
Инна вернулась домой, когда с удобрением было покончено. Стянув противогазы, мужчины отдыхали на куче строительного мусора.
– У Сигизмундова отбирают дачу. – Крикнула Инна, делясь сенсационной новостью, которой знакомые огорошили ее в лесу.
– И правильно отбирают! – загремел Сокол-Кружкин! – Давно пора! С жульем, допустим, надо бороться!
– Но почему он жулик? – искренне возмутился Дима. – Человек умеет жить.
– Ты мне скажи, – вошел в раж Семен Васильевич, – на какие заработки заместитель директора одноэтажной трикотажной фабрики отгрохал себе двухэтажный особняк?
– Это его дело, – примирительно вставил Семицветов.
– Нет, наше! – Праведный гнев обуял тестя. – Мы будем прост-таки нещадно преследовать лиц, живущих на, допустим, нетрудовые доходы!
– Папочка, заткнись! – нежно прошипела дочь.
Семен Васильевич захохотал:
– Ага, испугались! Кто ты есть? – повернулся он к Диме. – Вот дам тебе, прост-таки, коленом и вылетишь с моего участка!
Стращать Диму было излюбленной забавой тестя. Его солдафонский юмор постепенно приближал Диму к инфаркту.
– Я понимаю, Сокол Васильевич, – заикаясь, пролепетал Дима. – Вы шутите…
И он тоскующим взглядом обвел штабеля кирпичей и досок, "бой стекла" в нераспечатанной фабричной упаковке, младенчески-розовые плитки шифера и многое другое, купленное хоть и по доверенности, но на его кровные деньги.
Едучи и город на бежевой "Волге", Дима размышлял о своей собачьей жизни. Даже выходной не как у людей, а в понедельник… И эта идиотская зависимость от родственников. Вдруг Инна полюбит другого и уйдет? Тогда тесть вышвырнет его с дачи, а неверная жена выкинет на ходу из машины. Почему он должен строить благополучие на непрочном фундаменте женского постоянства?
Когда Дима слышал формулировку "нетрудовые доходы", ему хотелось кусаться! Он хлопочет с утра до ночи, всем угождает, гоняет по городу, имеет дело со всякой нечистью – с фарцовщиками и с тунеядцами, добывая у них иностранный товар… А когда он вынимает из клиента жалкий рубль, то подвергается при этом несоразмерной опасности! В его профессии, как у саперов, ошибаются только один раз! Почему он, молодой, с высшим образованием, талантливый, красивый, вынужден все время таиться, выкручиваться, приспосабливаться!
"Когда все это кончится?" – думал Дима и понимал, что никогда!
Он опять поставил машину за квартал от магазина и не заметил, что в скверу напротив укрылся за томиком Шекспира Некто в темных очках.
Этот Некто следил за тем, как Дима запирал машину, как шел пешком целый квартал и скрылся за углом, зайдя в комиссионный магазин.
Дима приступил сегодня к торговле в весьма раздраженном состоянии.
– Мне нужен заграничный магнитофон – английский, ну, американский… – интимно сказала усатая покупательница, перегнувшись через прилавок и положив при этом многопудовую грудь на телевизор "Рекорд".
– Нету – коротко ответил Дима, "хоть бы побрилась", – думал он, с омерзением глядя на ее усы. Заметив что "Рекорд" в опасности, Дима потребовал:
– Уберите это с телевизора!
Дама послушно отодвинулась и, перейдя на хриплый шепот, спросила:
– Скажите, пожалуйста, кто из вас Дима?
– Ну, я Дима, что из этого? – продолжал хамить продавец.
– Я от Федора Матвеича.
– Какого еще Федора Матвеича?
– Приятеля Василия Григорьевича…
– Ну, ладно, предположим…
– Мне необходим заграничный магнитофон!
– Есть очень хороший – советский!
– Не подойдет! – отрицательно пошевелила усами покупательница.
– Заграничный надо изыскивать… – задумчиво протянул Семицветов, привычно становясь на стезю вымогательства.
– Я понимаю! – Дама имела опыт. – Сколько?
Дима растопырил пятерню.
– Пятьдесят новых? – переспросила ошарашенная покупательница.
– А как же? Нужно узнать, нужно привезти, нужно попридержать… Оставьте телефончик…
В это время человек в темных очках, спрятав Шекспира в портфель, покинул сквер и, не торопясь, подошел к витрине комиссионного магазина. Он делал вид, что разглядывает норковую шубу, на самом деле он высматривал Семицветова. "Занят, – удовлетворенно подумал Некто. – И нескоро освободится. Приступим к делу!"
Он фланирующей походкой направился к диминой "Волге", небрежно насвистывая: "А я иду, шагаю по Москве" и зорко оценивая переулочную обстановку. Это был знаменитый Двестилешников переулок, где автомобили, пешеходы и магазины смешались в одну оживленную кучу. Некто протолкался к "Волге" и оперся о бежевое крыло. Ни одна живая душа не обращала на него ни малейшего внимания, вдруг у места, где назревало преступление, объявился милиционер. Некто отпрянул от машины. Рядом оказался табачный киоск.
– Пожалуйста, "Беломор" и спичек!
– "Беломора" нет, – ответил киоскер, облезлый и грустный старик в черных канцелярских нарукавниках.
– Тогда дайте сигареты "Друг".
Купив сигареты, Некто обернулся, милиционера подхватила воскресная толпа и унесла в неизвестном направлении. Человек, собирающийся украсть машину, закурил.
"Час пробил!" – высокопарно подумал он и незаметно надел хлопчатобумажные перчатки. Достав из портфеля отмычку, он в мгновение ока вскрыл машину. Через еще одно мгновение он уже сидел за рулем. Потушив сигарету, он, конечно, спрятал окурок в карман, снова огляделся по сторонам, но уехать не удалось! К тротуару подкатило такси и стало вплотную к его "Волге. Некто обернулся – сзади, также вплотную стоила – "Татра". Беззаботный таксист вышел из машины и лениво заковылял покупать папиросы. Мысленно прокляв его, человек в темных очках вынул из портфеля томик Шекспира и притворился, что увлечен бессмертными стихами. Наконец такси отъехало. Но в этот момент постучали в окно. Пришлось опустить стекло. У бежевой "Волги" нервно сучил ногами толстенький мужчина с чемоданом на молниях.
– Это ваша машина? – заискивающе спросил толстенький.
– Моя! – ответил Некто. Он не мог ответить иначе.
– Будьте любезны! Умоляю вас! Я спешил к такси. Оно исчезло. Я опаздываю на поезд. Подвезите, пожалуйста. На Курский вокзал!..
Некто мучительно размышлял. Пассажир рядом, все-таки маскировка. Какой нормальный вор угоняет малину вместе с пассажиром?
– Садитесь, пожалуйста!
Рассыпаясь в благодарностях, толстенький влез в машину вместе со своим чемоданом.
Злоумышленник вставил ключ в зажигание, чтоб завести "Волгу", но она отчаянно завопила! Сработал тайный сигнал, поставленный знакомым Диминым электриком. Некто с отличной скоростью выскочил из машины и затерялся в толпе. Машина продолжала надсадно гудеть, собирая зевак. Поняв, что попал в переплет, пассажир тоже предпринял попытку скрыться, но было уже поздно.
С криком "Не отпускайте вора!" гигантскими кенгуриными прыжками мчался Семицветов.
– Я не вор| – оправдывался толстенький. – Я опаздываю на поезд! Вот у меня билет!
– Предусмотрительный! Все подготовил! – ехидно заметил кто-то, а Дима, выхватив билет, строго распорядился:
– Держите его! – и стал отключать сигнал.
Через семнадцать минут к месту происшествия примчалась синяя оперативная машина с красной полосой, известная под названием "раковая шейка". Из нее выскочили: Подберезовиков с блокнотом, Таня с саквояжем, юноша с фотоаппаратом и сержант милиции.
– Кто владелец? – грозно спросил следователь.
– Я… – оробел Дима и показал на толстенького. – Мы вора схватили!
– Я не вор! – в сотый раз повторил толстенький – Я опаздываю на поезд, а он отобрал у меня билет! виола с фотоаппаратом щелкнул крупным планом сначала Диму, а затем толстенького. Оба затихли. Таня, не теряя времени, снимала с дверцы машины отпечатки пальцев.
– Ваши документы! – вежливо обратился Подберезовиков к задержанному. – И документы на машину, – сказал он Диме. – Разбираться будем не здесь. Кто свидетель?
– Я! – бодро откликнулась женщина с хозяйственной сумкой. – А что случилось?
– Я не вор! – безнадежно повторил толстенький. – Вор сбежал! К сожалению, я не запомнил его лица, – добавил он, ухудшая этим свое положение. – Я опаздываю на поезд!
Он поглядел на часы:
– Впрочем, я уже опоздал!..
Таня нашла в машине томик Шекспира, забытый злоумышленником.
– Ваша? – следователь показал книгу Диме.
– Что вы! – ответил тот.
– Ваша?
Толстенький покачал головой. В подобную передрягу он влипал впервые в жизни.
– Я свидетель! – Продавец табачного киоска появился возле машины и сразу стал центром внимания.
Фотограф с восторгом набросился на него со своим объективом.
– В профиль я получаюсь лучше! – намекнул киоскер.
Его сняли в профиль.
– Я начну с самого начала, – не без торжественности приступил к рассказу старик. – Сегодня не завезли "Беломор". Я уже устал отвечать: нет "Беломора"!
– Ближе к делу! – попросил следователь.
– Молодой человек, в вашей профессии нельзя торопиться. "Беломор" – это деталь для следствия. Он тоже просил "Беломор". А потом купил сигареты "Друг" Тридцать копеек пачка, на коробке собака, я подумал: почему он нервничает? Вам интересно?
– Очень! – ответил Подберезовиков.
– Он высокий, сутулый. Лицо обыкновенное. Даже симпатичное лицо. Ходит с портфелем. Тот, кто курит "Беломор", не курит сигареты с собакой на коробке, они дороже и создают другое настроение. А это его сообщник. – Он показал на пришибленного толстенького. – Они посовещались, и он тоже влез в чужую машину! Они хотели удрать вместе!
– Я не сообщник! – нищенски затянула жертва. – Я просто невезучий, несчастный человек. У меня горит путевка в Сочи!
Толстенькому стало жутко. Он осознал, что вместо курорта едет в тюрьму!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, В которой бежевая "Волга" еще раз подвергается нападению.
Назавтра после работы Деточкин привычно маячил на остановке. Когда подошел желанный троллейбус, Юрий Иванович, как и все пассажиры, проник в него с задней площадки. Несмотря на роман с водителем, Деточкин не разрешал себе ездить без билета. Он аккуратно проделал все процедуры, связанные с бескондукторным обслуживанием, и оказался в Любиной кабине.
– Следующая остановка – Пушкинская площадь! объявила в микрофон Люба, искоса поглядев на Деточкина.
– Люба, я должен с тобой поговорить!
Люба промолчала. •
– Люба, я пришел с тобой мириться!
– А мы и не ссорились! – холодно ответила Любовь. Она следила, кончилась ли посадка.
– Можно ехать! – позволил Деточкин. – Одни сошли, другие сели.
Троллейбус покатил дальше.
– Зачем нам ссориться, Люба? Мы же с тобой близкие люди!
Люба горестно усмехнулась:
– Близкие люди знают все друг про друга! А ты все время что-то от меня скрываешь. Был шофером, вдруг становишься страховым агентом! Потом эти командировки… неожиданные… Какие? Почему?
Деточкину было противно лгать Любе, но сказать правду он не смел:
– Когда-нибудь ты все поймешь. Только чем позже это случится, тем лучше…
– Ты пришел издеваться надо мной, Юрий Иванович? – Люба устала от тайн Деточкина. – Перестань меня мучить, а то я задавлю кого-нибудь!
И она едва не выполнила это намерение.
– Значит, мы не помирились… – подытожил Деточкин, ударившись при резком торможении головой о лобовое стекло.
– Следующая остановка – площадь Маяковского, – печально сказала Люба. – Своевременно оплачивайте проезд!..
Так и не наладив отношений с Любой, Деточкин прибыл во Дворец культуры, в самодеятельности Юрия Ивановича любили. Он обладал прирожденными актерскими данными. Он был непосредствен и правдив в любой, самой невероятной драматической ситуации.
Атмосфера в репетиционном вале была накаленной. Вчера "Спартак" не смог одолеть "Динамо", и поэтому режиссер находился в трансе. Артисты знали футбольную слабость своего маэстро и сидели смирно
– Каждый игрок должен знать свою роль назубок! – раздраженно выговаривал режиссер исполнителю, спутавшему текст. – Игрок не должен бестолково гонять по сцене, играть надо головой! И не надо грубить! – цыкнул он на виновного, пытавшегося оправдаться. – А то я вас удалю с поля, то есть с репетиции!
В перерыве игроки, то есть артисты, вышли покурить
Деточкин достал из кармана пачку сигарет и предложил Подберезовикову.
– Что у вас за сигареты? – заинтересовался Максим.
– "Друг", – безмятежно сообщил Деточкин.
Подберезовиков взял у него из рук злополучную пачку:
– Да… сигареты "Друг"… Собака на коробке. Тридцать копеек…
– Я-то, вообще, "Беломор" курю, – разъяснил Деточкин с присущей ему откровенностью. – Но не было "Беломора".
– Это вы точно заметили – "Беломора" не было. Именно поэтому он " купил сигареты "Друг".
– Кто он? – все еще беспечно спросил Деточкин.
– Преступник!
Внезапно Деточкин ощутил себя на краю пропасти. Он хотел отступить, но сзади была стена. Проходить сквозь стены, даже сквозь сухую штукатурку, Деточкин не умел. Он безысходно взглянул на небо. По голубому потолку бодро вышагивали вполне реалистические колхозницы со снопами пшеницы. Деточкин пожалел, что он не с ними. Деваться было некуда:
– К-ка-акой преступник?
Следователь принял испуг приятеля за обычный обывательский интерес к нарушению закона.
– Современный, культурный. Я бы даже сказал – преступник нового типа! Раньше жулики что забывали на месте преступления?
– Что? – полюбопытствовал Деточкин.
– Окурки, кепки… А теперь – вот! – И Подберезовиков показал томик Шекспира, который Некто оставил в машине.
Деточкин вздрогнул и отшатнулся от книжки.
– Вы не бойтесь! – улыбнулся Максим. – Здесь нет пятен крови!
– Вы следователь?
Подберезовиков листал Шекспира.
– Отпечатков пальцев нет – преступник всегда работает в хлопчатобумажных перчатках. Нет ни библиотечного штампа, ни фамилии владельца – знаете, некоторые надписывают свои книжки…
– Знаю… Но я не надписываю! – заверил Деточкин.
– Я веду дела по угону машин, – продолжал Подберезовиков. – Но вам это неинтересно!
– Мне это чрезвычайно интересно. – Деточкин говорил святую правду.
– Я вам по секрету скажу, – понизил голос следователь, – в городе орудует шайка. Угоняет личные машины, за год из одного и того же района угнали четыре автомобиля.
– Три, – машинально поправил Деточкин.
– И вы уже слышали? Правильно, четвертую угнать не удалось. Но скоро с этим будет покончено! – вселил он надежду в Деточкина.
– П-почему?
– Вчера я задержал одного из членов шайки!
– К-кого? – поразился Деточкин. Он и не подозревал, что Человек в темных очках имеет сообщников.
– Представляете, инженер – из совнархоза. Жена – врач. Двое детей. Только что квартиру получил на Юго-западе и занимается таким делом!
– А к-как он вы-ыглядит? – испугался Деточкин.
– Такой маленький, толстенький…
– Вы его арестовали? – Деточкин даже перестал заикаться.
– Зачем такая строгая мера? – Подберезовиков снова улыбнулся. – Он собирался удрать на курорт, но я взял с него подписку о невыезде.
– А вдруг он не сообщник? – горячо вступился Деточкин. – инженер совнархоза, уважаемый человек, а вы лишили его заслуженного отдыха.
– Мое чутье тоже подсказывает – он не виноват, – задумчиво протянул следователь. – Но окончательное выяснение – дело нескольких дней. Мне уже известны приметы главаря шайки: он высокий, лицо обыкновенное, даже симпатичное, ходит с портфелем, сутулый.
Деточкин незаметно для Максима распрямил плечи:
– А как вы будете ловить главаря?
Подберезовиков не успел ответить. В вестибюле появился режиссер с судейским свистком. Он пронзительно засвистал и скомандовал:
– Прошу всех на второй тайм!..
У великого Репина в Куоккале были "среды", в "Литературной газете" на Цветном бульваре – "вторники", у Семицветовых в квартире № 397 -"понедельники", два раза в месяц. Тратить деньги на гостей еженедельно Дима не желал.
Приглашались нужные люди, поэтому Сокол-Кружкин, со свойственной ему меткостью, окрестил эти сборища "нужником". Самого Семена Васильевича никогда не звали. Однажды он все-таки заявился, вмешивался во все разговоры, набрался коньяку и стал кричать, что Дима прохвост и по нему тоскует уголовный кодекс. Наиболее предусмотрительные гости не рискнули прийти на следующий "понедельник".
Сегодня подбор был изысканным. Пришли те, кто может достать пластик для дачи, пальто-джерси, дамские замшевые сапоги, билеты в Дом кино и многое другое, столь же необходимое. Пришел поэт, осыпанный почестями и перхотью. Реальной пользы от поэта не было, но без него вечеринка была как шашлык без шампура. Главный гость кончил литинститут и стал поэтом. С тем же успехом он мог кончить мединститут и стать врачом. Все-таки лучше, что он кончил литературный институт…
Пришел и нужный Филипп Картузов. У него в "Пивном зале" можно было при случае укрыться в отдельном кабинете, вкусно поесть и потолковать о делах.
Вечер протекал интеллектуально. Рассказывались анекдоты средней скабрезности, сообщались последние новости из серии "кто с кем живет" и "где что дают". Когда дошел черед до Картузова, он поведал, как у него увели машину. Оказывается, Филипп бросился под колеса, чтобы заставить вора притормозить. Но машина у Филиппа была такая замечательная, что не захотела давить хозяина! Она перепрыгнула через него и удрала! Вранье Картузова имело у выпивших гостей успех.
– Это называется гипербола! – пояснил поэт. Он долго читал свои стихи. Упрашивать его не приходилось.
"Понедельник" удался. Инна сновала между кухней и комнатой, демонстрируя завидные бедра. Дима надрывно пел под гитару блатные песни:
– А вот меня обрили и костюмчик унесли.
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звездочка вдали
Мерцает мне, как слабая надежда… – слезливо выл он, боясь, что этот сюжет станет автобиографическим.
В этот вечер Дима не выглядывал в окно. Он не боялся за свою "Волгу". У него была на это уважительная причина.
А внизу во мраке надвигающейся ночи сутулый мужчина, предварительно надев любимые хлопчатобумажные перчатки, привычно отпирал бежевую "Волгу". Вчерашний урок не прошел для него даром. Подняв капот, он преспокойно отключил секретный сигнал. Затем он сел за руль, и, положив на сиденье портфель с набором инструментов, вставил ключ в замок зажигания, чтобы завести машину. Он повернул ключ – машина смолчала! Чтобы включить скорость, он, как положено, нащупал ногой педаль сцепления и… закричал от нестерпимой боли!
Похититель не мог догадаться, что вчера же, после первого покушения, Дима купил в охотничьем магазине волчий капкан и тот же знакомый электрик установил его на педаль сцепления.
Капкан сработал – Деточкин был пойман!
Да, дорогой читатель! Ты, конечно, не мог догадаться, что машины угоняет Деточкин! А если ты все-таки догадался, то ты, дорогой читатель, как сказал бы С.И.Стулов, – молодец!
Деточкину было очень больно, человек, не попадавший в капкан, не может себе этого представить, а волки никогда об этом не рассказывали. Деточкин не стал звать на помощь. Превозмогая боль, он попытался разомкнуть железные челюсти, стиснувшие его ногу. Но капкан был рассчитан на дикого зверя, и у Деточкина не хватило сил. Тогда он достал ножовку и стал пилить железо, пока оно горячо…
"Понедельник" кончался. Радушные Семицветовы выпроваживали гостей. Чтобы ненароком никто не застрял, они вышли вместе с ними. Впереди шагал поэт. Он мучительно вспоминал, как зовут хозяина дома?
При виде бежевой "Волги" все сильно развеселились.
– Люблю кататься по ночам! – взвизгнула жена того, кто достает модный пластик.
Компания окружила машину. Деточкин сжался в комок, перестал пилить и сполз с сиденья на пол.
– Семицветов, твоя машина – блондинка! – сострили билеты в Дом кино.
– Димочка, повезите нас куда-нибудь! – попросило пальто-джерси.
При этих словах прикованному Деточкину захотелось завыть, как настоящему волку.
Гостей охватил энтузиазм.
– Дима, едем!
– Инночка, уговорите его!
Дима стойко отражал натиск:
– Нет, друзья, нет! Когда я принял – я не сажусь за руль!
– Дима, не трусьте! – крикнуло пальто-джерси, которому особенно хотелось кататься.
– Нет, нет! – поддержала мужа Инна. – Теперь изобрели такую пробирку, милиция заставляет в нее дыхнуть, и сразу видно – пил или не пил! Если пил – напрочь лишают прав!
Гости разочарованно разбрелись. Дима обошел вокруг машины и на всякий случай подергал дверцы. Одна из них, передняя левая, вдруг слегка поддалась и тут же, вырвавшись из Диминой руки, снова захлопнулась. Дима изумился. Он дернул второй раз, но дверца не открывалась, так как сейчас Деточкин держал ее мертвой хваткой.
"Здорово же я нагрузился!" – решил Дима.
– Инночка! – обратился он к жене. – Я должен бросить себя в горизонтальное положение!
Когда Семицветовы скрылись в подъезде, Деточкин допилил капкан и вывалился на мостовую вместе со своим неразлучным портфелем, с трудом поднявшись, незадачливый похититель заковылял прочь от подлой машины…
Люба испуганно вскочила с постели. Ее разбудил тревожный ночной звонок. Накинув халат, она, в предчувствии беда, выбежала в переднюю.
– Кто там? – крикнула Люба.
– Люба, это я! – голос был настолько жалкий и несчастный, что Люба сразу открыла.
В двери стоял раненый Деточкин и смотрел на Любу, как на свою последнюю надежду.
Податливое женское сердце дрогнуло:
– Что с тобой, Юра?
– Да вот, понаставили капканов…
Люба подумала, что Деточкин бредит. Она обняла его за поникшие плечи и повела в комнату.
– Капкан на живого человека! – зло выговаривал Максим Подберезовиков Семицветову, примчавшемуся к нему на следующее утро. – Это, знаете ли, надо додуматься! Мы вас можем привлечь!
– Вот, вот! возмутился Дима. – Бандит хотел угнать нашу машину! Он распилил наш собственный капкан! А вы попробуйте достать в Москве волчий капкан. Его ни за какие деньги не купишь!..
– Потише! – посоветовал следователь, и Дима, вспомнив, где он находится, тотчас присмирел.
– А вы хотите привлечь меня! – уже заискивающе закончил Дима. – Хороша законность.
Подберезовиков еще раз поднял глава на Семицветова, и тот умолк.
– Преступник дважды пытался угнать одну и ту же машину… – рассуждал Максим. – Это совпадение не случайно. Я думаю, он хотел угнать именно вашу машину!
– Я тоже об этом догадался! – робко съязвил Дима.
– Вы не подозреваете кого-либо из ваших знакомых?
– У меня знакомые, – обиделся Семицветов, – вполне приличные люди! Есть даже один поэт!
А про себя Дима подумал: может, действительно, орудует кто-нибудь из своих?
– Вам никто не завидует? – продолжал расспрашивать следователь.
– Чему завидовать? У меня скромное положение. Умеренная, зарплата. Мы живем тихо, незаметно…
Подберезовиков нажал кнопку звонка. На вызов в кабинет вошла Таня, как всегда переполненная чувством.
– Таня, запросите поликлиники, не обращался ли кто-либо с характерной травмой ноги! – отдал распоряжение Максим.
– Хорошо! – согласилась Таня, с нескрываемой нежностью глядя в серые Подберезовиковские глаза.
Позвонил телефон, Подберезовиков снял трубку и услыхал добрый голос Деточкина.
– Привет, Юрию Ивановичу! – расплылся в улыбке Максим. – Как не придете? Смотрите, режиссер назначит вам штрафной удар!
На обоих концах провода рассмеялись.
– У меня нога болит, – сообщил Деточкин.
– Тогда вы лучше полежите… Пусть нога отдохнет… Всего вам хорошего… – посоветовал Подберезовиков и положил трубку на рычаг.
– У кого нога? – заволновался Дима.
– Да нет, это мой приятель! – раздраженно ответил Максим и невольно сам задумался. Потом отогнал мысль, недостойную дружбы, и попросил Диму: – Когда у вас угонят машину, вы немедленно звоните!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, про художественный свист.
Надвигался конец квартала. В районной инспекций Госстраха наступили суматошные дни. Надо было выполнять и перевыполнять квартальный план. Страховые агенты ставили рекорды красноречия. По их словам выходило, что пожары свирепствуют в городе, как вирусный грипп. Когда ораторы покидали квартиры, запуганные жильцы прятали от детей спички, перекрывали газ, проверяли электрическую проводку, а затем бежали в хозяйственный магазин за огнетушителем…