Пятнадцать минут спустя вместе с потерпевшим Легостаевым Подберезовиков выехал на место происшествия и, конечно, не нашел там украденного автомобиля.
   Когда он вернулся в управление, Таня доложила, что звонил какой-то Деточкин.
   Максим насторожился.
   По смыслу Юрию Ивановичу до премьеры незачем больше тревожиться. Не замешан ли все-таки Деточкин в афере с новой машиной? И когда вновь раздался звонок, Максим бросился к телефону.
 
   – Скажите, – Деточкин сразу взял быка за рога, – вы уже слышали, что сегодня опять угнали машину?
   Максим выронил трубку, в автоматной будке Деточкин терпеливо ждал, пока его друг придет в норму.
   – Куда у вас в кабинете выходят окна? – задал следующий вопрос Юрий Иванович, когда Подберезовиков снова задышал в аппарат.
   Максим распахнул окно, выглянул во двор и застонал. "Волга" цвета "белая ночь" " 47-78 серии МОД стояла внизу, как раз под его окнами.
   – Зачем вы это сделали? – захрипел в телефон Максим. – С каких это пор вы угоняете машины у честных людей? Где же ваши принципы?!
   – Э, нет, – запротестовал Деточкин, – это машина Стелькина, а он взяточник!
   – Какой еще Стелькин? – негодовал Максим. – Это машина известного ученого, доктора наук. Он только что был здесь! Документы на машину я держу в руках.
   – Минуточку! – с настырностью маньяка не отступал Деточкин. – Я сверюсь с картотекой.
   Он полез в портфель, проверил и сообщил:
   – Нет, это машина Стелькина.
   Подберезовиков зашелся от ярости.
   И потому, что он молчал, Деточкин вдруг осознал, что произошла катастрофическая ошибка.
   – Не может быть… – залепетал Деточкин. – Неужели я так ошибся?
   – Вы сейчас же перегоните "волгу" ее владельцу! – потребовал Подберезовиков. – Запишите адрес. О выполнении доложите мне!
   И, продиктовав координаты Легостаева, закончил:
   – Докатились вы, Деточкин, до банальной кражи!
   Потрясенный Юрий Иванович повесил трубку.
   – Как это все стряслось? Как я мог дать такую промашку? – казнил он себя за непростительную ошибку.
 
   Да, дорогой читатель! Деточкин неправильно записал номер, внося его в картотеку. Он элементарно ошибся! А с кем этого не бывает?
 
   "Человеку свойственно ошибаться", – говорит древняя пословица.
 
   Разве не ошибся Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганель, секретарь Парижского географического общества, выучив вместо испанского языка – португальский?
   Вспомните Колумба, который по ошибке открыл Америку!
   Разве не ошибаются врачи?
   И не ошибочно ли все время назначать С.И.Стулова на руководящую работу?
   "Человеку свойственно признавать свои ошибки", – гласит современная пословица.
   Максим стоял у окна и ждал, когда Деточкин исправит свою ошибку.
   Вскоре во дворе прокуратуры появился запыхавшийся Юрий Иванович. Не смея поднять глаза, он сел в машину и уехал.
   Задание следователя Юрий Иванович выполнил безукоризненно, он подогнал "Волгу" к зданию научно-исследовательского института и позвонил из проходной в лабораторию, попросив профессора Легостаева срочно спуститься вниз.
   Доктор Физико-математических наук долго жал Деточкину руку. Он был восхищен оперативностью розыска:
   – Передайте вашему следователю, что, если у меня когда-нибудь, не дай бог, что-нибудь украдут, я обращусь только к нему!
 
   – Он одаренный следователь! – поддержал репутацию друга Деточкин.
   – Сначала мне это не показалось! – доверительно сообщил профессор Юрию Ивановичу. – Но я с удовольствием каюсь в своей ошибке!
   Оказывается, доктора наук тоже ошибаются!
   Деточкин и Легостаев расстались по-дружески. Деточкин извинялся, Легостаев благодарил.
   Из ближайшего автомата Юрий Иванович рапортовал следователю, что машину вернул, и, чувствуя себя виноватым, боязливо спросил: что же делать дальше? В душе он надеялся, что Максим скажет ему: "Готовьтесь к премьере!"
   – Я вам советую, очень советую, – настойчиво подчеркнул Подберезовиков, – явиться ко мне, как говорят, с вещами!
   – А спектакль? – робко напомнил Деточкин.
   – Спектакля не будет! – беспощадно сказал Максим.
   Через час Деточкин с неизменным портфелем в руке нехотя приблизился к зданию прокуратуры. У арки, ведущей во двор, ему поморгала красная электрическая надпись: "Берегись автомобиля!"
   Деточкин внимательно прочитал вещую надпись и вошел в подъезд. Он отыскал кабинет Подберезовикова и осторожно постучал.
   – Пожалуйста! – послышался голос Максима.
   Деточкин боком протиснулся в дверь, стараясь не встретиться взглядом с другом. Максим тоже отвел глаза. Обоим было неловко, и только Таня бесстыдно пялила глаза на жулика, которого ее следователь считал хорошим человеком.
 
   Деточкин расстегнул портфель, достал ив него пухлую папку с документацией и сухо доложил, по-прежнему не глядя на Подберезовикова:
   – Это отчет о проделанной работе!
 
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, О последнем триумфе Деточкина
 
   По улицам города ехала машина, именуемая у обывателей "черный ворон", хотя она уже давно не черного цвета, внутри находились Деточкин и два милиционера. Юрий Иванович пребывал в состоянии крайнего возбуждения.
   Машина подкатила к зданию районного Дворца культуры и остановилась у служебного входа, в сопровождении конвоя Деточкин проследовал за кулисы.
   Да, дорогой читатель! Несмотря на то, что исполнитель главной роли был под арестом, премьера состоялась!
   Это Максим выхлопотал у начальства соответствующее разрешение, и обвиняемому дали возможность сыграть свою последнюю роль.
   Спектакль вызвал нездоровый ажиотаж в судебных и следственных кругах. Все пришли поглазеть на парня, который крадет машины и одновременно играет Гамлета.
   Да, роль принца датского, лучшую роль в мировом актерском репертуаре, исполнял Юрий Иванович Деточкин.
   Зал заполнился до отказа. В проходах стояли. Целый ряд занимали работники инспекции Госстраха во главе с Андреем Андреевичем Квочкиным. В первом ряду сидели мама и Люба. Обе плакали еще до начала. В зале шепотом рассказывали, что главную роль будет играть заключенный, многие этому не верили.
   Спектакль начался. Первую сцену, у замка Эльсинор, разыгрывали перед закрытым занавесом. Гамлет в ней не участвует, и сцена была принята относительно спокойно. Зал, как обычно, кашлял и чихал, хотя на улице стояло лето.
   Когда занавес поднялся и во втором эпизоде вышел Деточкин, загримированный Гамлетом, а зале вспыхнула веселая овация.
   Но Деточкин ее не слышал. Он был далеко отсюда, в датском замке Эльсинор, он был принцем Гамлетом и жил его жизнью. Он уже забыл о том, что только на время стал из арестанта принцем крови, что выходы из кулис сторожат конвойные, что впереди суд и приговор.
   Бывший шофер, бывший страховой агент, бывший автомобильный жулик оказался великолепным Гамлетом. У него был прирожденный актерский талант, и Деточкин заворожил им зал.
   Все уже позабыли скандальную биографию Деточкина и трепетно следили за судьбой мятущегося принца.
   А когда Гамлет начал свой знаменитый монолог "Быть или не быть?", за кулисами зарыдал счастливый режиссер.
   В финале спектакля, где Деточкин – Гамлет схватился в смертельном поединке с Подберезовиковым – Лаэртом и оба умирали на сцене, ревел уже весь зрительный зал под предводительством мамы и Любы.
   Премьера прошла с громовым успехом.
   Режиссера и исполнителей вызывали без конца!
   Конвой целовал охраняемого преступника и обливался слезами в отсутствии своего начальства, которое пришло за кулисы и взволнованно поздравляло Деточкина. А Таня попросила у восходящей звезды автограф.
   Зал не утихал и перешел на скандированные аплодисменты.
   У выхода ждали только что испеченные поклонницы.
   Одним словом, был полный триумф!
   Деточкин возвращался к себе в камеру предварительного заключения с букетами цветов и чувствовал себя, как в раю. Цветов было много, у Деточкина не хватало рук, и потому конвойные тоже ехали с букетами!
 
ГДАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, судебная.
 
   Юрий Иванович Деточкин скорбно мерил шагами камеру Н-ской тюрьмы. Близился день суда, а Деточкин знал, что всякий суд кончается приговором.
   Используя свое служебное положение, Максим Подберезовиков часто навещал в тюрьме обвиняемого друга. Оба по-мужски молчали. Максим смотрел на Деточкина безумными глазами Ивана Грозного, убившего своего любимого сына. А Юрии Иванович взирал на следователя, как всепрощающий отрок с картины раннего Нестерова.
   Максима сменяли Люба и мама. Несчастье сплотило женщин. Теперь они не расставались. Люба, беспокоясь об Антонине Яковлевне, переехала жить к ней. А мама, понимая состояние невестки, не оставляла ее даже в троллейбусе, мама уходила из водительской кабины только для того, чтобы взять билет на очередной рейс.
   Они вместе пекли для Юры его любимые пирожки с творогом и с нежностью смотрели, как узник уплетает их за обе щеки.
   Мама и Люба хотели нанять адвоката, разумеется, самого лучшего. Но Деточкин воспротивился. Он решил сам защищать свою свободу!
   И вот пришел день страшного суда. Деточкин из обвиняемого стал подсудимым. Как и на премьере "Гамлета" зал был переполнен публикой. Нарушитель закона одиноко сидел на деревянной скамье. Прокурор с суровым прокурорским лицом угрожающе перебирал бумаги.
   Раздалась команда: "Встать! Суд идет!"
   Появился судья в сопровождении двух народных заседателей.
   Одним словом, все было как у людей!
   На традиционный вопрос судьи, признает ли подсудимый себя виновным, Деточкин ответил, что нет, не признает!
   Процесс длился несколько дней.
   Люба и мама опять сидели в первом ряду. У обеих болело сердце. Люба была вынуждена взять отпуск за свой счет. В районной инспекции Госстраха тоже никто не работал. Все сотрудники во главе с Андреем Андреевичем Квочкиным не выходили из зала суда, переживая за сослуживца. Работники прокуратуры вместе с Максимом и Таней явились на процесс, отложив следственные дела.
   Кроме заинтересованных лиц, в зале находилось еще немало народу. И оставалось неясным, почему же они не трудятся?
   Сокол-Кружкин прервал осенне-полевые работы и тоже торчал здесь вместе с дочерью. Димы с ними не было. Соблюдая семейные правила, Инна оформила мужу доверенность на выступление в суде. И Семицветова вместе с другими потерпевшими заперли в комнате для свидетелей. Для них время тянулось особенно медленно, Пеночкин предложил составить "пульку" и достал из кармана две колоды карт. Чтобы забыться, играли по крупной ставке со всеми достижениями преферанса – с "темными", "разбойником", со "скачками" и "бомбами". Диме и тут не повезло, он просадил 23 рубля
 
   Тем временем прокурор" долго и с пристрастием допрашивал Деточкина:
   – Кто дал вам право отбирать машины и том самым подменять собой государство?
   – Я не подменял государство, я ему помогал!
   – Вы готовили отчет по каждой машине. Значит, вы знали, что вам придется держать ответ?
   – Да! – простодушно согласился Деточкин.
   И прокурор сразу поймал его:
   – Вы понимаете, что этим фактически признаете вину? Когда вы отрицали свою виновность – вы лгали!
   – Юра никогда не лжет! – громко запротестовала мама, привстав со своего места.
   Судья призвал ее к порядку.
   Прокурор впился в Деточкина, как клещ. Он терзал его ехидными вопросами. Он был очень любопытен, этот прокурор. Он во все лез, ему до всего было дело. Он расставлял ловушки, старался сбить с толку. Он имел точную цель – доказать суду, что Деточкин опасный тип.
 
   Представитель обвинения измучил Юрия Ивановича. Мама и Люба просто возненавидели прокурора, а Максим переживал, что не может прийти другу на помощь.
   – Этот малый его упечет! – вслух оценил прокурорскую дотошность Сокол-Кружкин.
   Когда суд перешел к допросу потерпевших, положение Деточкина ухудшилось. Свидетели ненавидели Деточкина и не без оснований. Они клепали, на подсудимого, настраивая против него и публику, и суд.
   Вызванный первым Филипп Картузов упирал на то, что кража его машины – кража со взломом. Надо покопаться в биографии взломщика: может на его совести лежит еще не один вскрытый сейф?
   Но Деточкин защищался. Он стоял насмерть! У него не было иного выхода!
   – Скажите, пожалуйста, сколько вы получаете ежемесячно? – спросил он у Картузова, используя свое юридическое право задавать вопросы.
   Филипп презрительно усмехнулся. Он был готов к этому нехитрому удару:
   – Обыватели всегда считают – раз человек служит заведующим пивной, значит вор! А для проверки этого есть у нас такая замечательная организация, как ОБХСС! – И Филипп пояснил: – Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Я не позволю подсудимому клеветать на тружеников советской торговли!
   И Картузов победоносно проследовал в зал.
   Юрию Ивановичу захотелось заплакать от собственного бессилия, от того, что он не смог приковать внимание суда к личности Картузова. Деточкин чувствовал себя песчинкой в пустыне закона. Он ощущал как величайшую несправедливость, что правосудие интересуется только им, у Деточкина опустились руки, он решил замолчать и сдаться.
   Следующим вызвали Пеночкина. Он принял от Филиппа эстафету. Он подал суду мысль о том, что еще неизвестно, сколько денег оседало в карманах преступника после продажи машин. Да, он переводил деньги в детские дома, чтобы… пустить следствие по ложному следу.
 
   – А за…олько на…амом…еле он…родавал…шины? – размахивал руками Пеночкин. – Ни…дин…ормальный…еловек не..танет…аниматься этим…росто так!…ачит, он…обогащался!
   Деточкин безучастно молчал.
   – Юра, почему ты молчишь? – вскрикнула мама.
   Судья объявил перерыв. Максим прорвался к Деточкину и долго ругал его за пессимизм. Мама и Люба молча сидели по обе стороны подсудимого и гладили его худые, острые колени. Мама гладила левое колено, Люба – правое. И Деточкин, как Антей, воспрянул духом!
   После перерыва центром внимания сделался Дима Семицветов, который, как известно, рекламы не любил.
   Дима нарисовал суду страшную картину технического прогресса: сегодня преступник применяет автокран, завтра пустит в ход кибернетику, а послезавтра будет использовать атомную энергию, и далеко не в мирных целях!
   – На какие средства вы приобрели машину и строите дачу? – спросил свидетеля Деточкин?
   Прокурор насторожился.
   – На машине я ездил по доверенности жены, = продолжал Дима, а дачу строит тесть.
   – Значит, машина куплена на деньги вашей жены? – спросил прокурор.
   Дима не хотел предавать Инну:
   – Мы выиграли по облигации трехпроцентного займа, как раз пять тысяч.
   Семицветов вынул из кармана бумагу и передал прокурору:
   – Вот нотариальная копия облигации!
   Копию прокурор взял, но не преминул сделать важное сообщение: – Следственные органы доводят до сведения суда, что против свидетеля Семицветова возбуждено уголовное дело!
   Дима помертвел. Он дикими глазами обвел зал, увидел Подберезовикова и понял все!
   – Давно пора! – пророкотал зычный баритон Семена Васильевича. – Мы не допустим, чтобы рядом с нами обделывала делишки всякая шваль!
   Инна заплакала.
   – Ничего! – утешил ее отец. – Найдешь себе другого, честного!
   – За что? – крикнул затравленный зять.
   – Взятки вы тоже брали по доверенности? – спокойно поинтересовался прокурор.
   – А почему меня одного? – в припадке отчаянья Семицветов раскрыл свое некрасивое нутро. – А другие свидетели лучше, что ли?
   – И до них доберутся! – успокоил его тесть.
   Семицветов сделал несколько шагов и упал на скамью возле Деточкина.
   Юрий Иванович вскочил:
   – Гражданин судья, я не хочу сидеть рядом с ним!
   – Не фиглярничайте! – оборвал председательствующий, и Деточкин сел подальше от Семицветова, на самый краешек скамьи.
   Суд перешел к прениям сторон. Слово получил прокурор:
   – Сегодня суд рассматривает необычное дело, подсудимый может вызвать у недальновидных людей жалость и даже сочувствие! На самом деле это опасный преступник, вступивший на порочный путь идеализации воровства! Если взять на вооружение философию преступника, то можно отбирать машины, поджигать дачи и грабить квартиры! Поступки Деточкина могут послужить примером для подражания. Государство само ведет борьбу с расхитителями общественного добра и не нуждается в услугах подобного рода, я настаиваю на применении к подсудимому строжайших мер наказания как к лицу социально опасному!
   – Изверг! – крикнула мама. Она не могла больше молчать.
   – Женщину в первом ряду удалите из зала! – распорядился судья.
   Антонина Яковлевна встала и с гордостью направилась к выходу. Уже в дверях, как болельщица своего сына, она снова крикнула:
   – Судью на мыло!
   Люба тоже не выдержала:
   – Не осуждайте Юру, он не виноват!
   В зале поднялась сумятица. Все стали вскакивать с мест. Судья, срывая голос, перекрыл всеобщий шум:
   – Я требую тишины или немедленно очищу зал!
   Угроза подействовала. Стало тихо.
   – Подсудимый, вам предоставляется последнее слово! – объявил председательствующий.
   Деточкин встал;
   – Граждане судьи! Я даже рад, что все это кончилось! Измучился я совсем! что это за донкихотство и робингудство в наше время! Разве это жизнь? Жениться не могу, ну какой я жених, когда в перспективе тюрьма? А, вы попробуйте угнать машину, граждане судьи! Думаете просто? А продать ее? Честному человеку ворованную машину из-под полы не всучишь! Вот и получается бессмыслица! У вора крадешь – вору продаешь!.. Я почему только машинами занимался? Дача колес не имеет, ее не угонишь! Я ведь хотел как лучше! Не могу я этого терпеть! Ведь воруют! И много воруют! Неправильно действовал я, но от чистого сердца. Я ведь вам помочь хотел, граждане судьи. Отпустите меня, пожалуйста! Я больше не буду…
   Из глаз Максима покатились редкие, скупые слезы.
   Люба стиснула зубы.
   – Свободу Юрию Деточкину! – пронесся над залом страстный призыв Сокол-Кружкина.
   Суд поспешно удалился на совещание.
   Перед судьями стояла неразрешимая дилемма: с одной стороны Деточкин крал, с другой стороны – не наживался! Он нарушал закон, но нарушал из благородных намерений! Он продавал машины, но деньги отдавал детям! Он, конечно, виноват, но по какой статье, насколько?
   Судьи пребывали в растерянности. Им нельзя было позавидовать!
   Дорогой читатель! Пожалуйста, вынеси сам приговор Юрию Деточкину. Суд не прочь переложить эту ответственность на твои плечи. Как и подавляющее большинство населения, ты незнаком с уголовным кодексом, и поэтому тебе легче определить приговор. Если ты добр, то смягчишь участь Юрия Ивановича, а если строг – валяй, сажай Деточкина за решетку!
   Одним словом, дорогой читатель, реши его судьбу, а в судьбе Семицветова суд разберется и без тебя.
   Определяя меру наказания, помни, что во время следствия Деточкин подвергался судебно-медицинской экспертизе и был признан психически нормальным.
 
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, Последняя.
 
   По иронии судьбы рукопись повести "Берегись автомобиля!" попала на обсуждение в Управление Художественного Свиста. Никогда не угадаешь, где будут обсуждать твою рукопись.
   К этому времени УХС окрепло, разрослось, провело сокращение штатов, и 497 уцелевших сотрудников, видимо, не зря получали заработную плату. Художественный свист находился на подъеме и даже проник в некоторые смежные области искусства.
   Обсуждение происходило в Высшем художественном совете, где председательствовал сам С.И.Стулов. Пришло 43 сотрудника, из коих 34 рукописи не читало. Это не помешало им высказывать о ней свое суждение. В порядке исключения пригласили авторов.
   Тон, в котором велось обсуждение, был крайне доброжелательным. Все выступавшие говорили корректно, вежливо и не скупились на добрые слова.
   Обаятельный Согрешилин был особенно ласков:
   – Родные мои! Я бы внес в эту милую повестушку одно пустяковое изменение. Солнышки вы мои! Не надо, чтобы Деточкин угонял машины! Зачем это? Я бы посоветовал так: бдительный Деточкин приносит соот ветствующее заявление в соответствующую организацию. В заявлении написано, что Семицветов, Картузов, кто там еще… Пеночкин – жулики.
   Их хватают, судят и приговаривают! Получится полезное и, главное, смешное произведение!
   – Молодец! – похвалил оратора Стулов.
   – Ненаглядные вы мои! – продолжал Согрешилин, пытаясь обнять сразу двух авторов. – Подумали ли вы, какой пример подает ваш Деточкин? Ведь прочтя повесть, нее начнут угонять автомобили!
   – Но ведь Отелло, – вскочил один из авторов, – душит Дездемону во всех театрах мира и даже в кино! Разве потом ревнивые мужья убивает своих жен?
   – Молодец! – эмоционально вскричал Стулов, который любил жену.
   – Душа моя! – Согрешилин поставил автора на место. – Зачем же сравнивать себя с Шекспиром? Это, по меньшей мере, нескромно…
   – Товарищи, поймите нас! – Поддержала Согрешилина хорошенькая женщина с высшим гуманитарным образованием. – Вы же симпатизируете герою. А он – вор! По сути дела, вы поощряете воровство!
   На этот раз подпрыгнул другой автор:
   – Но ведь Деточкин бескорыстен!
   – Ни один нормальный человек, – перебил Согрешилин, – не станет возвращать деньги. Это нетипично!
   – И поэтому, – обольстительно улыбнулась хорошенькая женщина, – совершенно непонятно, ради чего написана ваша повесть?
   – Как непонятно?! – хором завопили авторы. – Повесть направлена против семицветовых! Против того, что они существуют в нашей стране! Против всяческого примирения с ними! А сюжетная линия Деточкина – это же литературный прием, юмористический ход. Повесть-то все-таки юмористическая, можно даже сказать сатирическая…
   При слове "сатирическая" наступило неловкое молчание. Обсуждение зашло в тупик.
   Никто не хотел одобрять повесть. Все знали, что не одобрять – безопасней. За это "не" еще никого никогда не наказывали! Но не одобрять в письменной форме тоже как-то не хотелось, Все-таки документ!
   – Родные мои! – вдруг нашелся Согрешилин. – Я вообще не понимаю, почему мы обсуждаем незаконченную вещь? Посадят авторы Деточкина в тюрьму или нет? Пусть они решат его участь, тогда мы возобновим обсуждение.
   – Деточкина надо посадить! – указал заместитель начальника управления.
   – Молодец! – согласился Стулов.
   – Деточкина не следует сажать! – категорически возразил другой заместитель.
   – Молодец! – снова согласился Стулов.
   Положение авторов стало безвыходным.
   В этот момент дверь распахнулась. В сопровождении конвоиров в помещение Высшего художественного совета вошел герой повести.
   – Молодец| – по-детски обрадовался Стулов при виде Юрия Иванови ча. – Я тебя знаю!
   Деточкин не без улыбки познакомился с авторами и объявил всем собравшимся:
   – Мне надоело ждать! Меня не волнует, что станет с повестью! Меня волнует, что будет со мной?
   – Пусть решают авторы! Мы не навязываем свою точку зрения! – подытожил С.И.Стулов.
   – Будем выкручиваться! – пообещали авторы, которые к этому привыкли.
   Обсуждение пошло им на пользу, и они написали "Счастливый эпилог".
 
СЧАСТЛИВЫЙ ЭПИЛОГ
 
   Прошло время. Неизвестно сколько. Но, вероятно, немного… По улице шел Деточкин без охраны.
   Он направился к телефонной будке, зашел в нее и набрал свой домашний номер.
   – Мама, это я! – нежно сказал Деточкин.
   – Ты откуда звонишь, из тюрьмы? – удивилась мама.
   – Нет, из автомата. Меня выпустили…
   – Наверно, ты им надоел! – сказала мама, скрывая радость.
   Потом Деточкин позвонил Подберезовикову.
   – Привет! – сказал Деточкин.
   – Привет! – отозвался Максим, узнав друга по голосу.
   – Как дела? – спросил Деточкин.
   – Нормально! – откликнулся Максим.
   – До встречи! – сказал Деточкин.
   – До скорой! – поправил его Максим.
   Несколько минут спустя сутулая фигура уже маячила на троллейбусной остановке. Когда подошел родимый троллейбус Юрий Иванович засуетился. Он обошел машину кругом и, сдернув с головы кепку, заглянул в окошко водителя:
   – Люба! – позвал наголо обритый Деточкин. – Здравствуй, Люба! Я вернулся!
   P.S. Своего сына Деточкины назвали Максимом.