Брагинский Эмиль. Берегись автомобиля!

   – Ты всегда возвращаешься из своих командировок взвинченный! – заметила мама. – Успокой свои нервы. Пойди в тир и постреляй в цель!
   – Пожалуй, сегодня я промахнусь! – сказал Деточкин. Он чувствовал себя скорее мишенью, нежели стрелком. Весь воскресный день он потратил нам мучительные размышления – идти вечером на репетицию или избегнуть встречи с Максимом?
   "Подозревает меня следователь или он заходил как товарищ по сцене?" – Деточкин не мог перенести проклятой неизвестности и мужественно отправился во дворец ставить точки над "и".
   Когда Юрий Иванович объявился в зрительном вале, режиссер учинил ему скандал. Постановщик орал, что Деточкин подводит всю команду, что предстоит решающая игра, то бишь премьера, и что он переведет его в дублирующий состав. В заключение режиссер сунул ему в руки длиннющую шпагу и погнал на сцену биться с первым попавшимся.
   Когда пришел Максим, режиссер заодно намылил шею и ему. Максим тоже получил оружие и был послан на сцену схватиться с Деточкиным, как и полагалось по сюжету.
 
   Так они и встретились со шагами в руках.
   – Защищайтесь, сударь! – угрожающе сказал Максим. Впервые в жизнь он приступал к допросу на освещенной сцене и в берете с пером.
   – К вашим услугам! – в тон ответил Деточкин, пытаясь прочесть на лице Максима свою судьбу.
   Следователь был непроницаем. Он стал в позиции и почувствовал, как во внутреннем кармане прошелестел ордер на арест.
   Деточкин тоже принял позицию. Шпаги их скрестились.
   – Я имею честь напасть на вас! – жестко сказал Максим. – Где вы пропадали?
   – Черт возьми! – крикнул Деточкин, скрывая волнение. Он не знал, что следователь был в Госстрахе и допустил промах: – Я ездил в командировку!
   В пылу сражения участники не замечали, что разыгрывает сцену скорее по Дюма, чем по Шекспиру. Режиссер не мог прийти в себя от изумления.
   – Как здоровье любимого племянника? – безжалостно спросил следователь, делая свой главный выпад.
   – Какого племянника? – бессмысленно запирался Юрий Иванович.
   – А волчий капкан? А больная нога? А сигареты "Друг"? – наносил удар за ударом Максим.
   Точка над "и" была поставлена, и не одна!
 
   Юрий Иванович осознал, что попался.
   У него помутилось в глазах, Подберезовиков, в свою очередь, понял что пора переходить к следующему акту пьесы, где главным действующим лицом станет вышеупомянутый ордер.
   – Что за диалоги? – закричал из зала взбешенный режиссер. – Во времена Шекспира не было сигарет! И вообще, почему вы передай на прозу?
   Деточкин, продолжавший по инерции размахивать оружием, с перепугу хватил противника шпагой по голове, бедный Максим рухнул, как подкошенный.
   – Шпаги в ножны, господа, шпаги в ножны! – неожиданно для самого себя приказал режиссер, ставивший сцену дуэли и не по Дюма, и не по Шекспиру, а по модной в нынешнем футболе бразильской схеме 4-2-4.
   Режиссер кинулся к Подберезовикову и убедился, что тот жив. Вместе с Деточкиным, который шептал оправдательные слова, они подняли с пола и отнесли на диван.
   Максим скоро пришел в себя. Успокоенный режиссер оставил противников наедине. Юрий Иванович положил на лоб следователю мокрую тряпку.
   – Как вы себя чувствуете? – спросил Деточкин, участливо заглядывая в глаза своей жертвы.
   – Вашими заботами! – с иронией ответил Максим.
   Деточкин возложил ему на лоб новую холодную повязку;
   – Именно вас я никак не хотел ударить, даже нечаянно!
   – Да, это мне понятно! – саркастически заметил Максим.
 
   – Ничего вы не понимаете! – с горечью вырвалось у Деточкина.
   Подберезовиков внутренне согласился с ним. Он действительно еще не все понимал. Совесть не позволяла ему пустить в ход ордер на арест, пока он не доберется до самой сути: что же толкнуло Деточкина на скользкий путь? Следователь настойчиво подавлял в себе теплые чувства, которые, несмотря ни на что, вызывал в нем неуклюжий, чуточку смешной Деточкин.
   Подберезовиков сбросил со лба мокрую повязку и встал.
   – Нам надо поговорить!
 
   Деточкин печально кивнул:
   – Надо!
   Они вышли на улицу и шли рядом, как магнитом притянутые друг к другу.
   Оба не отваживались начать решающий разговор.
   Они проходили мимо "Пивного зала".
   – Зайдем? – нарушил молчание преступник.
   – Зайдем! – печально согласился следователь.
   "Пивной зал" был похож на баню – дикая жара, стены из белого кафеля и столы из мраморной крошки. Густой табачный дым вполне заменял клубы пара, пивная пена – мыльную, пиво лилось как вода, и действительно воды в нем хватало, но особенно дополнял сходство глухой гомон голосов.
   При входе в "Пивной зал" посетители инстинктивно оглядывались, ища глазами шайку.
   Шайка здесь тоже была – ее возглавлял Филипп Картузов.
   Подберезовиков и Деточкин отыскали свободный столик, заказали пива и раков. Не прошло минуты, как им подали. Картузов требовал от официанток гоночного обслуживания. Клиенту не давали опомниться. Заказы выполнялись мгновенно. Это приводило неизбалованного едока в отличное расположение духа. Он лакал разбавленное пиво и радовался этому.
   Время от времени в зале появлялся Филипп, важный и недоступный. Он хозяйским оком окидывал свою баню. Убедившись, что предприятие работает на всю катушку, методично наматывая для него золотые ниточки, Филипп величественно удалялся.
 
   Деточкин и Подберезовиков не замечали окружающей среды. Они не сводили глаз друг с друга, все остальное было для них как бы не в фокусе.
 
   – Я не понимаю, – допытывался Максим, – зачем вы затеяли всю эту кутерьму?
   Деточкин виновато улыбнулся.
   – Вы человек осмотрительный, – продолжал Подберезовиков, – крали только у тех, кого вы считали жуликами, я об этом давно догадался.
   Деточкин не стал возражать.
   – Вы надеялись, что это послужит на суде смягчающим обстоятельством. Возможно, вам скинут годик со срока
   … Деточкин застенчиво молчал.
   – Как вы докатились до этого? – выспрашивал Подберезовиков. – Ну, объясните же мне!
   – Ладно, – нарушил молчание припертый к стене Деточкин. – Я расскажу, как все это началось…
   И Юрий Иванович поведал Максиму, как сразу после больницы пошел он работать в гараж при торговой базе. В этом государственном учреждении процветала частная инициатива, и Юрию Ивановичу это не понравилось. Воспитанный мамой в любви к справедливости, он восстал! Но сплоченная компания дельцов своевременно выгнала его – "как не справившегося с работой". Деточкин озлобился. Он остался на мели. Ему срочно нужно было подработать. Он взялся перегнать только что купленную машину в другой город. Перегнать, а не угнать! В пути хозяева разоткровенничались, и Деточкин сообразил, что везет расхитителей народного добра. Один был крупный специалист по стройматериалам – вагонами крал. Его приятель ведал путевками и тоже недурно жил. Юрий Иванович вспылил, он как бы нечаянно заглушил мотор и велел своим пассажирам выйти на шоссе и толкать "Волгу" сзади, пока она не заведется, частники вылезли и стали усердно толкать. Они хорошо толкали, "Волга" завелась, и Юрий Иванович уехал, оставив жуликов на дороге.
   – Я слышал эту легенду, но не знал, что она про вас, – сказал Максим.
   – Про меня, – согласился легендарный Деточкин.
   – Сколько вы всего продали автомобилей? – официально допрашивал Подберезовиков.
   – Четыре!
   – Допустим, четыре! – следователь быстро считал в уме. – Это в старых деньгах выходит почти четверть миллиона.
   Деточкин молчал.
   – Приличные деньги! – допекал его Максим.
   Деточкин молчал.
   – Где вы прячете свой капитал?
   На этот вопрос следователя нельзя было не ответить, и Деточкин показал на свой портфель:
   – Здесь!
   Портфель беспечно лежал на свободном стуле.
   Максим не поверил своей удаче. Он нашел не только преступника, но и деньги.
   Подберезовиков непроизвольно потянулся к вещественному доказательству. Деточкин сочувственно улыбнулся, Максим тотчас отдернул руку.
   В этот момент к их столику степенно приблизился Филипп Картузов. В один из своих царских выходов он увидел следователя и теперь радушно приветствовал его:
   – Здравствуйте! Что же вы мне ничего не сказали? Прошу вас вместе с другом перейти в отдельный кабинет!
   – Спасибо, только незачем… – отказался Максим, не упуская портфель из вида, отхлебнул пива.
   Увидев, что следователь пьет не то пиво, Филипп проворно выхватил у него кружку и приказал:
   – Раечка и Лидочка!
   Понятливые официантки налетели на столик и с ловкостью завзятых грабительниц отняли у знатных гостей и пиво, и раков. Максим все время следил, чтобы в суматохе не исчез портфель с богатством.
   – Сейчас подадут свежее пиво. Только что завезли! – объяснил толстяк. – И раков заменят.
   – Их только что поймали? – ехидно спросил Деточкин. При виде благоденствующего врага он взъерепенился.
 
   – Ваш друг – шутник; – невозмутимо сказал Картузов, пытаясь вспомнить, где он встречал Деточкина. Образ страхового агента слабо отпечатался в его памяти.
   Раечка и Лидочка принесли первоклассное пиво и отборных членистоногих.
   – Кушайте на здоровье! – Филипп поборол в себе желание осведомиться о своей машине и скрылся в табачном дыму.
   – Уйдем отсюда! – предложил Максим, не притрагиваясь к продукции отличного качества.
 
   – Уйти от такой вкусноты? – всполошился Деточкин. – Да ни за что!
   Вряд ли в тюрьме меня будут так угощать!
   А Филипп Картузов вернулся к себе в директорский кабинет и опустился в кресло, по-бабьи подперев голову пухлой рукой.
   – Зачем ко мне пожаловал следователь? – медленно, в меру способностей, отпущенных ему природой, размышлял Филипп. – Не такой он парень, этот Подберезовиков, чтобы без дела таскаться по кабакам.
   Максим и Юрий Иванович все еще сидели друг против друга. Пауза была тягостной. Максиму хотелось раскрыть портфель, но он разумно полагал, что бар – не подходящее место для демонстрации таких денег.
   Деточкин превосходно понимал Максима. Он не хотел его больше мучить.
   Юрий Иванович взял портфель к себе на колени и стал расстегивать. Подберезовиков напряженно следил за каждым движением Деточкина. Тот выволок наружу аккуратную стопку бумаг и, смущаясь, положил ее на стол.
   – Что это? – не понимал Максим.
   – Документы, квитанции… – запинался Деточкин.
   – Что еще за квитанции? – недоумевал Максим, которому вместо денег всучивали какие-то бумажки. Он с раздражением взял документы и стал их листать. Вдруг он покраснел. То, что он прочел, было посильнее, чем удар шпагой. Максим, наконец, понял все!
   Он прочел в этих квитанциях, что Юрий Иванович Деточкин переводил вырученные от продажи ворованных машин деньги в… детский дом города Метельска на подарки ребятишкам!
   Да, дорогой читатель! Деточкин не брал себе денег! Он хоть и вор, но бескорыстный человек! А переводил он деньги в Метельск потому, что в военные годы, когда мама ушла в ополчение, Юра воспитывался именно в этом детском доме.
   …В кабинет Картузова вбежала Раечка:
   – Они разложили на столе бухгалтерские документы!
   Сомнения покинули Филиппа. Он понял, что это – ревизия!
   И тогда Картузов решил притупить бдительность следователя. В титанической борьбе с контролерами он применял адскую смесь собственноручного изобретения. На вкус это варево не отличалось от пива, но зато успешно приводило ревизора в состояние, именуемое далее в протоколах, как "крайняя степень опьянения".
   – Смесь номер один? – спросила умненькая Раечка, правильно оценив молчание своего заведующего.
   – Соображаешь, – одобрил Филипп.
 
   Официантка, окрыленная похвалой, галопом доставила гостям зашифрованный напиток.
   Максиму и Деточкину было грустно. Оба понимали, что на них свалилась беда, и не знали, как быть.
   Максим вдруг ощутил с предельной ясностью, что не сможет пустить в ход ордер на арест!
   Деточкин думал – поймет ли мама и как ко всему отнесется Люба? В маме он был уверен – она поймет. Деточкин хотел увидеть Любу немедленно и сказать ей, что он опять попался в капкан! Но этот капкан пилой не перепилить!
   А Максим думал, под какую спасительную статью подвести Деточкина, и с тоской признавался себе, что нужной статьи нет!
   – Первую машину я не продавал, – сказал Деточкин, надеясь хоть этим как-то утешить товарища. – Я ее в Курске у здания милиции оставил. Приклеил к ветровому стеклу подробную объяснительную записку, а сам ушел на вокзал и вернулся в Москву.
   Теперь молчал Подберезовиков.
   – А со второй машиной, – продолжал давать чистосердечные показания Юрий Иванович, – несправедливость вышла. Я ее подогнал к милиции и тоже оставил записку, что это машина жулика. А ее вернули владельцу. Тогда я и решил продавать…
   Они молча сидели напротив друг друга, отхлебывая смесь №1.
   Средневековая хитрость Филиппа Толстого удалась на славу. Максим вдруг понял, что нет для него человека роднее, чем Деточкин. А у Деточкина напрочь отказали сдерживающие центры.
   – Я тебя люблю! – объяснился Максим. – Смотри, что я сейчас для тебя сделаю!
   – Что? – живо заинтересовался Юрий Иванович.
   Подберезовиков достал из кармана пресловутый ордер и показал Деточкину.
   Деточкин его внимательно научил – он впервые в жизни держал в руках столь ценную бумагу.
   – Отдай! – велел Максим.
   Юрий Иванович послушно вернул документ.
   – А сейчас я его порву! – торжественно заявил следователь. – Гляди!
   – Не смей! – Деточкин кинулся на Максима, пытаясь вырвать ордер.
   Завязалась небольшая потасовка. С большим трудом преступник одолел следователя, вырвал у него приказ на собственный арест и спрятал к себе в карман.
   – Ладно! – Максим был настроен благодушно. – Дарю его тебе на память!
   – Спасибо! – сказал Деточкин.
   Они расплатились, по-братски поделив расходы, и вышли на улицу. Они шагали, обнявшись, и вполголоса напевали:
   – Если я заболею, к врачам обращаться не стану
   – Обращаюсь к друзьям, не сочтите, что это в бреду:
   – Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом,
   В изголовье поставьте ночную звезду…
   Подберезовикова распирало желание сделать для Деточкина что-нибудь хорошее, доброе…
   – Есть идея! – сказал Максим, хватаясь за соломинку. – Если ты, Юрий Иванович, явишься к нам с повинной, тебе лучше будет, участь свою облегчишь, понял?
   Так следователь дал преступнику ценный совет.
 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой Деточкин не успокаивается на достигнутом.

 
   Дальше события разворачивались так: Деточкин доставил следователя домой и сдал на руки родственникам. Им же он вручил ордер на арест, сказав, что это важная бумага, и если Максим ее потеряет, ему здорово нагорит.
   Оставшись один, Юрий Иванович затосковал по Любе. Он взял такси и помчал по знакомому троллейбусному маршруту. Был поздний вечер. Такси легко обгоняло освещенные полупустые троллейбусы.
   Наконец показалась Любина машина. Деточкин обрадовался и попросил шофера такси подъехать к тротуару. Однако, пока Юрий Иванович расплачивался, троллейбус отошел от остановки.
   Деточкин пустился вдогонку. Настигнув беглеца, он уцепился за лесенку, ведущую на крышу.
   Желание увидеть Любу было столь велико, что Деточкин не стал ждать следующей остановки. Он взобрался по ступенькам на крышу и с риском для жизни по-пластунски пополз вперед. Добравшись до переднего края, Деточкин бесстрашно свесился вниз и постучал кулаком по стеклу водителя.
   Люба ахнула и затормозила. Она выскочила из кабины и с ужасом обнаружила на троллейбусной крыше своего нареченного.
   – Люба, это я! – сообщил сверху Деточкин. – Я вернулся!
   – Ну-ка, слезай! – растерянно скомандовала Люба.
   – А ты не будешь ругать? – грустно спросил пьяненький Юрий Иванович. – Я торопился к тебе!
   – Ты что, спятил? – вскипела Люба. – Спускайся немедленно!
   – Нет, лучше я тут поеду! – уперся Деточкин.
   – Сейчас я тебя оттуда скину! – сказала Люба и недвусмысленно направилась к лесенке.
   Деточкин капитулировал. Он спрыгнул вниз и полез к Любе целоваться. Но Люба не позволяла себе на работе никаких вольностей. Она скрылась от пылких объятий в своей кабине. Деточкин полез следом, громко распевая:
   – Я в Любин троллейбус сажусь на ходу,
   Последний, случайный…
 
   Люба рывком рванула с места, Деточкин плюхнулся на дерматиновое сиденье, не сводя с нее преданных собачьих глаз.
   Объяснение было бурным.
   Люба честила Юрия Ивановича почем зря, безжалостно снимая с него стружку. Она говорила, что он скверно кончит, что он связался с какой-то бандой и стал хулиганом, разъезжает на подозрительных "Волгах" в сомнительные командировки, что он скоро сопьется, туда ему и дорога!
   Деточкин не стерпел незаслуженных оскорблений и рассказал Любе все.
   Это произвело на нее неизгладимое впечатление.
   Люба замолчала.
   Троллейбус мчался по ночной Москве, спеша к себе в парк, это был последний рейс.
   Ночью в троллейбусном парке рядами стояли пустые машины, и штанги над ними были приспущены, как флаги…
   Люба и Деточкин молча вышагивали по узкой дорожке между троллейбусами. Дошли до конца одной дорожки, свернули в другую, снова шли между троллейбусами, которым, казалось, нет числа…
   – Ведешь ты себя, – тихо оказала Люба, – как дитя, честное слово… Ведь посадят, понимаешь ты это или нет?
 
   – понимаю…
   – Я тебя, Юра, буду ждать. Сколько бы ни пришлось… Год, два, десять лет!
   – Десять – это ты перебрала! – невесело заметил Деточкин.
   – А если можно будет с тобой поехать, я поеду… И на Колыме люди живут, или где там еще?
   Двое снова вышагивали по узкой тропинке между троллейбусами. Сотни машин собрались здесь на ночь, чтобы передохнуть перед большой работой…
 
   На следующее утро, ровно в 9 часов, Подберезовиков сидел у себя в прокуратуре и ждал прихода Деточкина. Следователь верил, что подопечный воспользуется его дельным советом, и не ошибся.
   В 9 часов 05 минут томительную тишину разорвал телефонный звонок.
   – Это он! – загадочно сказал Максим Тане и снял трубку.
   – Доброе утро, Максим Петрович! – послышался в аппарате голос нарушителя закона.
 
   – Доброе утро, Юрий Иванович! – вежливо отозвался Подберезовиков, выжидая.
   Деточкин нейтрально спросил:
   – Вы будете вечером на репетиции?
   – Разве мы не увидимся раньше? – прозрачно намекнул следователь.
   – Мне бы не хотелось торопиться! – чистосердечно признался Деточкин.
   Подберезовиков занервничал, он придерживался противоположной точки зрения.
 
   – Не заставляйте следствие, – жестко отчеканил представитель закона, – прибегнуть к экстренным мерам!
   – Вы не бойтесь, я не сбегу! – заверил Деточкин. – Очень хочется сыграть премьеру. Все-таки главная роль! Я прошу у правосудия отсрочку, Максим Петрович!
   Подберезовиков задумался, как артист он понимал Деточкина и сочувствовал ему. Роль, которую репетировал Юрий Иванович, выпадает раз в жизни. Не сыграть ее очень обидно. Следователь, конечно, знал, как ему положено поступить, но ему не хотелось причинять другу боль.
   – Из-за вас меня выгонят с работы! – сказал Максим, оттягивая момент решения.
   Деточкин находчиво использовал колебания Подберезовикова.
   – Большое спасибо! Значит, я могу быть свободен по премьеру включительно?
   – Черт с вами! – выругался Максим. – Пользуйтесь моей добротой.
   Следователь повесил трубку, кляня себя за бесхребетность.
   Так в борьбе искусства и закона победило искусство.
   Таня, затаив нежное дыхание, ждала разъяснений шефа.
   – Таня, это был он!
   – Кто? – По традиции помощник следователя обо всем узнает последним.
 
   – Тот, кто угнал все наши машины! – как бы между прочим заметил Максим.
   Реакция помощницы превзошла все ожидания. Таня шлепнулась в обморок.
   Пока Максим возвращал ее к жизни, Деточкин шел по улице, помахивая портфелем. Он направлялся к себе на работу, чтобы подать заявление об уходе по собственному желанию. Юрий Иванович не хотел, чтобы на его коллег по инспекции падала тень.
 
   Как вдруг Деточкин остановился!
   Ему бросился в глаза номер 47-78 серии МОД. Номер был укреплен на "Волге" цвета "белая ночь".
   Деточкин раскрыл портфель и заглянул в свою картотеку. У него была установлена твердая очередность на приведение приговора в исполнение. Так уж получилось, что Дима Семицветов влез со своей машиной без очереди.
   В картотеке значилось: "Волга", цвет "белая ночь", № 47-78, серия МОД, владелец Стелькин К.И., взяточник."
   Деточкин помрачнел и задумался. Он не хотел подводить Подберезовикова. И, наконец, понял, как ему следует поступить.
   Несколько минут спустя похищенная "Волга" влилась в суматошный поток уличного движения.
   Деточкин подъехал к перекрестку, но проскочить не успел. Вспыхнул красный свет, "Волга" вздрогнула и, сердито урча, застыла у линии "стоп".
   Поглядывая на светофор, Деточкин думал о том, какой сюрприз преподнесет он Максиму Петровичу.
   Деточкин не обратил внимания, что рядом у перекрестка встал троллейбус, набитый пассажирами.
   Было бы просто нечестно перед читателем, если бы это оказался какой-нибудь посторонний троллейбус, не имеющий отношения к данному сюжету. По счастью все вышло как надо! За огромной троллейбусной баранкой восседала Люба. Она до сих пор не могла прийти в себя после вчерашних разъяснений Деточкина. И вдруг… увидала виновника своих тревог!. Он сидел за рулем соседней "Волги" в непринужденной позе собственника!
   Загорелся зеленый сигнал, и "Волга" приемисто взяла с места.
   Люба стала действовать, не размышляя, повинуясь исключительно зову сердца.
   Троллейбус ринулся со старта, как наскипидаренный. Пассажиры, стоявшие в проходе, свалились друг на друга. Троллейбус наращивал скорость, видимо у водителя были самые решительные намерения. Троллейбус проскочил остановку, как курьерский поезд полустанок. Пассажиры стали кричать, взывая о помощи.
   – Товарищи, спокойно! – пытался установить порядок храбрец пассажир. – У нашего водителя отказали тормоза!
   Троллейбус лавировал между машинами, не снижая темпа. Пешеходы спасались бегством, сбивая соседние автомобили.
   А Юрий Иванович Деточкин, вызвавший весь этот сыр-бор, быстро ехал впереди, не оглядываясь и не подозревая о том, что творится у него за спиной.
   Он спокойно свернул с магистрали в нужный ему переулок.
   Троллейбус, порвав с проводами, последовал тем же путем. Штанги соскочили и стали буйно метаться из стороны в сторону, круша фонари на столбах и окна в бельэтаже. Обесточенный троллейбус беспомощно остановился. Люба заплакала.
 
   А "Волга" цвета "белая ночь" скрылась вдали. Деточкин спешил к Максиму. Вот он проехал гулкую арку ворот, поставил машину во дворе, у окон прокуратуры и… ушел!
   Не менее драматично нарастали событие в кабинете Подберезовикова.
   Таня очнулась в объятиях следователя, увидев совсем близко родное встревоженное лицо. Максим тотчас же деликатно высвободился из цепких рук помощницы. Так он и проживет всю свою жизнь, не узнав, что рядом с ним, в служебном кабинете, долго и упорно билось в унисон преданное сердце.
   – Максим Петрович! Я поздравляю вас с тем, что вы нашли вора! – сказала Таня. – Я никогда не сомневалась в вашем успехе!
   – Неизвестно, кто кого нашел, – пошутил Максим.
   – Он к вам явился с повинной? – прямолинейно рассуждала девушка.
   – Нет еще! – возразил следователь. – Но он придет, он мой друг!
   – Поняла – радостно вскричала Таня. – Для того чтобы поймать жулика, вы сначала подружились с ним!
   Максим по заслугам оценил сообразительность помощницы и пожалел ее:
   – Поверьте, Таня, наш подопечный – превосходный человек!
   – Вор не может быть превосходным человеком! – безапелляционно заявила Таня. – В институте мы этого не проходили!
   Подберезовиков поглядел на помощницу, как редактор на опечатку.
   – Может! – непедагогично сказал он.
   В дверь постучали.
   – Войдите! – разрешил Подберезовиков.
   В кабинете появился лохматый субъект с портфелем, как у Деточкина, и сразу обрадовал следователя:
   – У меня угнали машину! Среди бела дня! В центре города! Безобразие!
   – Садитесь, пожалуйста! – предложил Подберезовиков посетителю. – Ваша фамилия?
 
   – Легостаев, Владимир Степанович – Вот документы на машину, – и, присаживаясь, он протянул Подберезовикову технический паспорт.
   Максим не стал смотреть документы.
   – Ваша профессия? – спросил он, явно находясь под влиянием идей Деточкина.
 
   – Какое это имеет значение?
   – Первостепенное! – со всей серьезностью ответил следователь, с опаской думая, не зря ли он дал отсрочку Юрию Ивановичу.
   Лохматый посетитель пожал плечами:
   – Я доктор физико-математических наук. Руковожу лабораторией.
   – А на самом деле? – машинально спросил Максим.
   Ученый уставился на него:
   – Вообще, я шпион Уругвая. А что, это так заметно, товарищ следователь? Чем вы, собственно говоря, занимаетесь?
   – Значит, это не он! – сказал следователь, переставая думать о Деточкине.
   Доктор наук заерзал в кресле, ясно осознав, что ему не видать своей машины.