Бранднер Гарри. Оборотни

   – Нет, не так.
   – Понимаете ли вы, с чем мы столкнулись?
   – Здесь находится мальчик, который пережил что-то ужасное. Мальчик, которому необходим покой и отдых.
   – Тот, кого мы нашли, – продолжал Пастори, не слушая ее, – может оказаться единственным, кто остался в живых из Дрэго.
   – У нас нет никаких оснований предполагать, что он из Дрэго, – возразила Холли. Но тут она заметила, что у мальчика задрожали губы.
   – Это может быть, – сказал Пастори. – И подумайте, что для нас может означать, если он действительно один из жителей Дрэго. До сих пор никому не известно, что там произошло. Если мы нашли живого свидетеля… сколько можно сделать всего.
   – Не рассчитываете ли вы забрать его с собой?
   – Конечно же, нет. Я только говорю о значении медицинских исследований.
   – Доктор, перед вами потерявшийся, испуганный мальчик.
   – Возможно. Но я читал отчет помощников шерифа, которые доставили его сюда. Они заметили некоторые странности.
   – Посмотрите на него, – предложила Холли. – Что необычного в нем?
   Они вместе посмотрели на мальчика в кровати. Внезапно Холли почувствовала озноб. Не стали ли длиннее волосы, закрывающие его лоб? И его брови… она не помнила, чтобы они были такими густыми. А новая складка у рта? Она на мгновение отвела взгляд, затем снова посмотрела на мальчика. Наваждение исчезло. Она не позволит Пастори вносить смятение в ее ум.
   Пастори наклонился над кроватью.
   – Я не знаю, – медленно проговорил он. – Но что-то здесь есть.
   – Он устал, – сказала Холли. – Мне кажется, вам лучше уйти.
   Некоторое время они смотрели друг на друга. Пастори первым отвел взгляд.
   – Я ухожу, – произнес он.
   Взглянув в последний раз на мальчика, он вышел из палаты.
   Холли вернулась к кровати. Что это было, что показалось ей странным в его лице несколько минут назад? Сейчас он выглядел абсолютно нормально. Как бедный смущенный мальчик.
 
   Радужное настроение, в котором для Холли начался день, было испорчено столкновением с Кьюленом и Пастори. Мальчик снова отдалился, и она сидела у его кровати, испытывая растерянность, когда вошел Гевин Ремси.
   – Не пора ли нам поговорить?
   Холли посмотрела на мальчика, который беспокойно спал.
   – Вы хотите рассказать мне о моих правах или что-то еще?
   – Послушайте, я просто стараюсь быть общительным.
   – Причем настолько, что даже сказали Денису Кьюлену, что у нас здесь опасный преступник.
   – Он заведующий больницей и вправе знать, зачем я здесь. Однако я допустил ошибку.
   Холли глубоко вздохнула.
   – Простите. У меня сегодня плохой день. Но не по вашей вине. – Она встала со стула. – В конце холла есть комната для отдыха с кофейным аппаратом. Пойдемте.
   Они вошли в уютное помещение, где стояли удобные кресла и небольшие столики.
   Холли опустила монеты в кофейный аппарат. Он налил дымящийся солоноватый напиток в два пластмассовых стаканчика. Взяв стаканчики, они сели за стол.
   – Вы все еще не выяснили, кто он такой? – спросила Холли.
   – Нет. Все еще нет. Я думаю, он мог прилететь на летающей тарелке.
   – Это не смешно.
   – Вы правы.
   Они помолчали, отпивая маленькими глотками горячий кофе. Холли смотрела на него поверх своего стаканчика. Наконец они сказала: Могу язадать вам вопрос?
   – Задавайте.
   – Что вы здесь делаете?
   – Жду, когда ваш ребенок придет в себя, чтобы узнать, что он делал в лесу.
   – Нет. Я говорю о том, что вы делаете здесь, в Пиньоне?
   – Каждый человек где-нибудь живет.
   – Вам нравится быть шерифом округа с населением, которое можно вместить в колледж?
   – Конечно. Почему бы и нет?
   – Я слышала, что вы выставляли свою кандидатуру на пост губернатора.
   – Эти слухи были плодом фантазии моей бывшей жены и моего бывшего тестя.
   – Фореста Ингрехема.
   Ремси бросил на нее долгий взгляд.
   – Да, именно он. Что вам еще известно обо мне?
   – О, немного. Вы учились в университете, завербовались в армию, воевали во Вьетнаме, несколько наград, вернулись домой, окончили юридическую школу, женились на дочери Фореста Ингрехема, были избраны шерифом, получили развод.
   – Однако. Интересно, у меня остались какие-нибудь секреты?
   – Держу пари, множество. Но это не мое дело. Мне просто интересно, почему вы остались здесь?
   – Мне здесь нравится. У меня были другие предложения. От департамента полиции Кливленда, Буффало и Джерси. Вы бы уехали из Па Рейна в один из этих городов?
   – Я, наверно, нет, – тихо рассмеялась она.
   – Вот и хорошо.
   – Почему вы стали полицейским? Вам нравится эта работа?
   Выражение его лица стало жестким.
   – Разумеется, мне нравится разгонять демонстрации студентов, обрушивая на них дубинку, и арестовывать вдов за неуплату налогов.
   – О, я дотронулась до больного места?
   – Да, – он тяжело вздохнул. – Простите. Лучше оставим эту тему.
   – Я думаю, вы не хотите говорить и на личные темы.
   – Вы угадали, – ответил он.
   Они встали и выбросили свои стаканчики в мусорный контейнер у двери.
 
   Ночью с мальчиком произошел перелом. Холли сидела на стуле у его кровати и смотрела телевизор.
   – Я не знаю, как ты, – произнесла она, – но я устала. – Она поправила простыню вокруг мальчика и улыбнулась ему. – Увидимся утром. – Холли направилась к двери и обернулась «Черт, хотела бы я знать, как тебя зовут», сказала она сама себе.
   – Малколм. – Это был сухой шелест, чуть громче шепота, но для Холли это было подобно крику.
   – Малколм? – повторила она, с трудом сдерживая волнение.
   Он кивнул.
   – Хорошее имя. А мое ты помнишь? Зеленые глаза смотрели на нее.
   – Я Холли. Холли Лэнг.
   – Холли, – так же чуть слышно прошептал мальчик.
   – Правильно. А какое твое второе имя, Малколм?
   Мальчик выглядел смущенным.
   – Ладно. Сейчас это неважно. У нас есть одно имя. Для начала достаточно. Ты хочешь сказать что-нибудь еще?
   Мальчик смотрел на потолок.
   – Тогда все. Сейчас ты поспишь, а завтра мы продолжим.
   Мальчик посмотрел на нее и снова кивнул. Холли покинула палату с видом победителя.
   На следующий день она поднялась рано, стремясь к Малколму, но перед входом ее окликнула молодая женщина.
   – Доктор, Кьюлен просил передать, чтобы вы зашли к нему, как только придете.
   Холли нахмурилась.
   – Он не сказал, зачем?
   – Мне нет.
 
   Доктор Кьюлен встал из-за стола и сухо поздоровался сХолли.
   Доктор Лэнг. Не лучше ли вам закончить свою работу. Мне не хочется отнимать у вас время.
   Она сдерживала нетерпение, ожидая, когда он закончит.
   – Как дела с мальчиком?
   – Я узнала, что его зовут Малколм.
   – Не такое уж большое достижение.
   – Как сказать. У меня в запасе еще один день.
   – Я думаю, что, может быть, другой метод быстрее даст нужные результаты.
   – Очевидно, с вами говорил доктор Пастори.
   – Да, это так. Он сказал, что вчера вы грубо с ним обошлись.
   – Он расстроил моего пациента.
   – Я хочу внести ясность. Мальчик не является чьим-либо пациентом. Я уже говорил вам, что не уверен, входит ли данный случай в нашу компетенцию.
   – Да, я помню. Вы упоминали о детском приюте.
   – Остается сделать выбор, кроме того, у доктора Пастори свои соображения относительно мальчика.
   – И что же он собирается делать, анатомировать его?
   – Это не очень профессионально, доктор.
   – Извините. Это только мое предположение. Но я могу быть с мальчиком хотя бы сегодня?
   – Да, конечно. И надеюсь, между вами и доктором Пастори больше не будет конфликтов?
   – Я постараюсь.
   – Вот и прекрасно. Я рад, что мы поговорили.
   Холли оставила при себе свое мнение об этом разговоре и вышла из кабинета.
   Мальчик ждал ее.
   – Доброе утро, Малколм.
   Он оторвался от телевизора и посмотрел на нее.
   – Доброе утро, Холли.
   – Ты запомнил мое имя.
   – Я всегда знал его.
   – Хорошо. – Она подошла и села. – Давай сегодня посмотрим, что еще ты помнишь.
   Мальчик слегка нахмурился.
   – Не беспокойся. Я не собираюсь тебя допрашивать. Мы просто отдыхаем и разговариваем.
   В дверь просунул голову Гевин Ремси.
   – Я могу сказать доброе утро?
   – Привет, Гевин, – произнесла Холли. – Войди и познакомься с Малколмом.
   Ремси удивленно посмотрел на нее, затем вошел в палату и остановился рядом с кроватью.
   – Привет, – поздоровался он с мальчиком.
   – Малколм, это шериф Ремси, – сказала Холли. Мальчик внимательно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Гевина.
   – Здравствуйте, шериф.
   Ремси протянул руку, и мальчик с серьезным видом пожал ее.
   – Рад, что ты снова заговорил, сынок.
   – Мы как раз собирались выяснить, что может вспомнить Малколм.
   – Вот как?
   – Может быть, попробовать гипноз. Малколм, ты знаешь, что такое гипноз?
   – Это когда усыпляют.
   – Не совсем. Это средство, помогающее расслабиться и вспомнить то, что «забыто».
   – Это больно?
   – Нисколько. Наоборот, после гипноза большинство людей чувствует себя лучше. Ну что, попробуем?
   Мальчик смотрел на Ремси.
   – Он останется?
   – Нет, если ты не хочешь. Мальчик немного подумал.
   – Ладно, пусть остается.
   Ремси переставил стул к стене и сел там.
   – Теперь, Малколм, – начала Холли, – три раза глубоко вздохни и выдохни. Вот так хорошо. – Она дышала вместе с ним. То же делал и Ремси. – Ты отдыхаешь, тебе хорошо и спокойно. Я знаю, что это так. – Она говорила тихо и ровно. – Расслаблены и отдыхают пальцы твоих ног. Думай о них. Попытайся их мысленно представить себе. Ты чувствуешь легкое покалывание, сначала в мизинце, затем в следующем пальце, еще и еще в одном и, наконец, в большом пальце. Тебе нравится это ощущение. Приятно и спокойно. Теперь твои ноги, Малколм. Они отдыхают, и теплая волна медленно поднимается к твоим лодыжкам. Как будто ты опустил ноги в теплую воду. Так спокойно, тик хорошо…
   Ремси откинулся назад, испытывая приятное тепло в ногах, как вдруг в дверях появился Мило Фернандез и позвал его.
   – Шериф, эй, шериф.
   Холли подняла голову и приложила палец к губам. Ремси встал и вышел в холл. Вскоре он вернулся и тихо сказал Холли.
   – Я должен идти.
   – Неприятности?
   – Да. Поговорим позже.
   Когда он ушел, Холли вернулась к Малколму, который сидел, опираясь на подушки, с сонным выражением лица.
   – Все хорошо, Малколм. Теперь ты возвращаешься в лес. Кругом деревья высокие и могучие. Дует легкий ветер, качаются и шелестят ветки. Возвращаешься и вспоминаешь. Слышишь, чувствуешь воздух. Вспоминаешь лес…

ГЛАВА 4

   Воспоминание о лесе постепенно возвращалось к нему. Он ощущал под ногами сосновые иголки. Слышал шум дождя в высоких верхушках деревьев. Чувствовал запахи елей и цветов. Помнил ночные звуки леса: монотонное пение древесной лягушки, крик совы, плач маленьких живых существ в ее когтях.
   Детство в лесной деревне Дрэго, с беззаботными днями и темными ночами, среди людей, чьи лица сейчас он вспомнить не мог, но которые любили и заботились о нем.
   Затем, без всякого перехода, детство кончилось. Следующие годы были заполнены странными школами, узкими кроватями, холодными лицами людей, тех, кто учил его, кормил и давал приют на ночь. Воспоминания были острыми, как осколки разбитого зеркала. Лица, учебники, странный дом в странном городе. Ничего примечательного. Просто шло время.
   Затем и это кончилось, и он был возвращен в лес. Обратно в Дрэго. Но это было уже не то же самое. Дни стали тревожными, а ночи полны опасности. Малколм держался в стороне от остальных в деревне. Они владели какой-то тайной, которую скрывали от него. Страшной тайной, которую он должен был узнать. Этого ему хотелось больше всего, когда его привели к Дереку, вождю деревни.
   Малколм не мог определить возраст Дерека. Конечно, не старый. Не годами. Однако, казалось, он был здесь всегда сильный и энергичный, но в его глазах было что-то старше самого времени.
   Дерек жил один в маленькой хижине. Другие жители Дрэго жили вместе – по четыре, шесть или восемь человек в доме. Дерек же жил один, потому что был вождем.
   Раньше вместе с ним жила женщина. Малколм помнил ее, хотя и был тогда совсем маленьким. Она была смуглой и гибкой, и от нее пахло дикими цветами. Ее глаза были такими же темно-зелеными, как и у Малколма. Затем ее не стало. Малколм хотел знать, где она, но стеснялся спрашивать.
   Малколм чувствовал себя неловко, сидя на диване рядом с Дереком в маленькой хижине. Он вспотел и не знал, куда деть свои руки. Дерек улыбался. Он говорил тихо, но Малколм чувствовал силу, исходящую от него. Силу, которая при желании могла переломить Малколма, как сухую ветку.
   – Успокойся, мальчик, – сказал Дерек, словно прочитав его мысли. – Я не причиню тебе вреда. Не я и ни кто другой. Здесь твой дом. Тебе это понятно?
   – Д-да.
   – Вот и хорошо. Ты, вероятно, хочешь знать, почему тебя вернули?
   – Я даже не знаю, почему меня отсюда отослали.
   – Таков порядок нашей жизни. Я думаю, ты заметил, что в Дрэго нет детей, кроме самых маленьких.
   – Да.
   – Ты тоже жил здесь, пока был мал.
   – Я помню. Немного.
   – Приходит время, когда ребенок начинает задавать вопросы. Вопросы, к ответам на которые он еще не готов. Когда это начинается, мы отправляем его отсюда. За пределы деревни, где он может узнать о другом мире. Когда же он готов узнать о нас и о Дрэго, мы возвращаем его.
   – Значит, я готов к этому?
   Дерек улыбнулся ему. Странной грустной улыбкой.
   – Ты более чем готов, Малколм.
   – Я не понимаю.
   – А разве с тобой ничего не происходит? С твоим телом? То, что ты не можешь объяснить?
   – Д-да. Иногда… ночью.
   – Это и начинается обычно ночью. Или когда ты испытываешь страх. Или боль. Или гнев. Мы всегда стараемся вернуть ребенка обратно и все объяснить ему, прежде чем с ним начнутся изменения. К несчастью, нам не удалось вернуть тебя вовремя. В результате ты опоздал, хотя и не по своей вине. Ты уже ощущаешь некоторые перемены, происходящие с тобой, которые ты не в состоянии понять.
   – Их будет еще больше?
   – О, да. Намного больше.
   От волнения горло мальчика сжалось. Наконец он выдавил из себя:
   – Почему?
   – Тебе все объяснят, Малколм. Кто ты, что ты. Кто все мы, и какой должна быть наша жизнь.
   – Когда?
   – Завтра. Это обряд. Небольшой, только наш народ – твой народ – соберется вокруг тебя, чтобы показать наши секреты и научить тебя нашей жизни. Вечером ты будешь один. Послезавтра ты будешь знать, кто ты, и никогда больше не останешься один. – Почему я должен ждать? Почему нельзя сделать это сейчас?
   Дерек посмотрел в окно на сгущающиеся сумерки.
   – Сегодня вечером нам предстоит кое-что сделать. Послезавтра вся наша жизнь изменится. Тогда ты и присоединишься к нам.
   Тон Дерека больше не позволял задавать вопросов. Малколма привели в небольшой дом на краю деревни. Это была низкая деревянная хижина, завешенная шкурами зверей, освещаемая единственной свечой и ничем больше. За Малколмом закрылась дверь, и он остался один.
 
   Ему было слышно, что происходит снаружи, как жители Дрэго собираются у большого дома в центре деревни. Иногда этот дом служил амбаром, а иногда местом для собраний. И еще для празднований, когда люди танцевали под музыку. Сегодня вечером музыка не звучала. Слышны были мрачные и приглушенные голоса людей. Малколм, дрожа, лежал под одеялом и ждал.
 
   Дерек стоял в центре на деревянном полу. Остальные располагались вокруг вождя. Тихие разговоры замирали и наконец прекратились в ожидании, когда начнет говорить Дерек.
   – Друзья мои… семья моя. Много лет спокойно жили мы в Дрэго. Больше, чем даже могли предположить первые наши люди, поселившиеся здесь. Наша история – это постоянные перемещения. Всегда наступает время, когда мы вынуждены переселиться. Здесь, в Дрэго, мы хорошо жили, но этому пришел конец. Сейчас мы вновь должны отправиться в путь. Люди из другого мира догадываются, кто мы такие. Они боятся нас и из-за страха хотят нас уничтожить. Как было всегда, а это значит, что мы должны уйти.
   Дерек медленно поворачивался, всматриваясь в людей, окружающих его. На их лицах играли тени горящих свечей.
   – Но перед тем как мы уйдем, – закончил Дерек, – мы оставим им кое-что на память.
   И он стал изменяться.
   Дерек разорвал рубашку и заиграл великолепными мускулами. Его грудная клетка раздалась и затрещала. Губы приподнялись и обнажили сильные желтые зубы. Смертоносные зубы.
   Вокруг него тоже самое происходило с остальными. Они освобождались от одежды в то время, как их тела изгибались и вытягивались в конвульсивном танце превращений. Лица, только что принадлежащие людям, заострились и удлинились. Уши увеличились, носы стали как у животных. Тела покрылись короткой густой шерстью. Голоса людей стали низкими, напоминающие рычание. И это был вой.
   Малколм внезапно сел. Свеча оплыла и погасла от ночного ветра, проникшего сквозь щели в стене. Воющие в ночи голоса были странными и пугающими, однако они затрагивали что-то внутри мальчика. Они говорили с ним на языке, которого он не знал. Они звали его. И он к ним стремился. Затем были другие звуки. Скрежет когтей, треск кустов, невнятно произносимые проклятья. Малколма прошиб пот. Он уставился в темноту в ужасе перед тем, чего не мог понять.
   Те, кто находились внутри помещения, слишком поздно услышали шум снаружи. На мгновение они замерли в диких позах превращений… полулюди, полузвери. Они принюхались и почувствовали людей, затем резкий запах бензина. Чуть позже вспыхнул огонь, и дом загорелся.
   Оборотней можно убить тремя способами. Серебряной пулей. Огнем. А о третьем никогда не говорили. Вокруг все было в огне, и огонь нес смерть.
   Внутри был сущий ад. Люди, волки, существа в разных стадиях превращений. Их голоса слились в едином вопле страдания и ярости. Искаженные морды пролезали между бревнами наружу, но и там их настигал огонь. По дереву яростно скребли когти. Люди с факелами хорошо справились со своим делом. Дом был охвачен пламенем.
   Некоторым существам удалось выбраться наружу, их уродливые тела горели и превращались в бесформенную массу. Люди с факелами мрачно смотрели, как они умирали.
   Большинство осталось внутри. Они толкали друг друга, пока огонь не охватил стены и крышу. Их страшные пасти раскрылись в бессильной ярости. Пылающая крыша рухнула, и вопли прекратились.
   Но не все из них умерли. Некоторым удалось спастись. Кто-нибудь всегда убегает.
 
   Звук агонизирующего воя и превращение горящего дома в печь, потрясли Малколма. То, что раньше было его деревней, теперь превратилось в ад. Люди с канистрами бензина и горящими факелами перебегали от одного дома к другому и поджигали их.
   Малколм застыл от ужаса. Всюду раздавались пронзительные крики умирающих. От запаха мертвых его вырвало. Его тело свело судорогой от волнения. Но слух стал тоньше, а зрение острее.
   Бежать!
   И он побежал. Подальше от Дрэго. Он был быстрей и сильней, чем даже мог предположить. И лес помогал ему пробираться через заросли, мчаться среди деревьев, легко преодолевая любое препятствие. Он бежал все быстрее и быстрее, полагаясь на ночь и лес, оставляя за собой тлеющие руины Дрэго. Он бежал сильно согнувшись, временами цепляясь пальцами за землю и помогая таким образом продвижению вперед. Переживая горе, потерю своей деревни и своего народа, Малколм чувствовал что-то еще. Свободу. Свободу и силу.
 
   На другой стороне выгоревшей деревни, на вершине холма огромное существо, похожее на волка, смотрело вниз на догорающий огонь. Его шерсть была опалена, на боку зияла глубокая рана. Рана вскоре заживет, но ярость останется.
   Если он спасся, то должны быть и другие. Чтобы помочь им выжить, он должен найти их и собрать всех вместе. Он был вожаком.
   Дерек поднял морду к небу. В лунном свете блеснули клыки. Он принюхался. Почувствовал резкий запах обожженного тела и шерсти. Паров бензина. Пота людей. И знакомый запах других, тех, кто спасся… и где-то ночью в лесу… его сын.
   Быстро преодолевая расстояние в другом направлении, Малколм остановился и поднял голову, прислушиваясь к вою.

ГЛАВА 5

   Лес принял его. Он приютил его на ночь и спрятал от людей, которые кричали и ругались, пробираясь сквозь заросли в поисках тех, кто убежал из Дрэго. Утром крики были уже далеко. В воздухе все еще чувствовался запах дыма. Солнце было закрыто облаками. Малколм отдохнул, но ему страшно хотелось пить. Он стал искать воду, и лес показал ему, где. От последнего дождя в дуплах, на пнях еще остались небольшие лужицы, откуда можно было напиться, и наполовину спрятанные ручейки, которых трудно было заметить, если специально не искать.
   С едой было проще. Множество земляных орехов, дикой ежевики и винограда. Листья и стебли растений, мякоть зеленых плодов вполне смогли служить пищей. Временами он съедал что-то, от чего сжималось горло и появлялась боль, но вскоре он уже знал, какую пищу следует избегать, а какая даст ему силы для продолжения пути.
   Но куда идти? Все, что он знал, осталось позади, сожженным, уничтоженным. Он не представлял, что делать дальше. Проходили дни. И ночи. Он потерял им счет. Иногда Малколм слышал в лесу голоса людей. Они все еще были здесь, разыскивая его. И он чувствовал их. Острый запах пота охотника. Люди были неповоротливы в лесу и, по сравнению с мальчиком, двигались медленно. Они не могли его найти. У людей были ружья. Малколм хорошо помнил, что сделали люди с его деревней, с его народом. Он двигался ночью, беспокойно и без цели, будучи уверенным только в том, что он должен идти дальше. Днем, когда его легче было обнаружить, он отдыхал под собранными им ветками. Это было бессмысленное существование, и его мучила боль, поселившаяся в сердце. Он чувствовал, что где-то есть место для него, надо только его найти.
   Боль была не только в сердце. Впервые в своей жизни Малколм испытал чувство голода. Настоящий голод. Он находил в лесу съедобные растения, ягоды, корнеплоды, сдирая кору с молодых деревьев, этого было достаточно, чтобы жить, но он никогда не наедался вдоволь. Он хотел мяса. Он все время хотел мяса. Это желание с каждым днем возрастало. Однажды утром он увидел белку, которая сидела на пне и с любопытством посматривала на него. Малколм поразился, с какой легкостью поймал он маленькое существо. Он быстро убил ее, ободрал, как смог, пальцами шкурку и съел ее. Он жевал сырое мясо вместе с крошечными косточками. Мясо было жестким и отвратительным на вкус, но все равно это было лучше, чем кора деревьев.
   Вскоре Малколм обнаружил, что легко может ловить и других маленьких животных. Опоссумов, енотов и как-то раз даже небольшого оленя. Ручьи еще не были достаточно глубокими, чтобы в них появилась рыба, но зато там водились лягушки. В результате охотничьих занятий мускулы Малколма окрепли. Сильные зубы могли перегрызть кость.
   Не могло быть и речи о том, чтобы приготовить мясо на огне. У Малколма не было спичек, и к тому же огонь могли заметить люди. Вначале он с трудом глотал сырое мясо, еще теплое от пролившейся крови, но затем он привык. И, к его удивлению, оно все больше ему нравилось.
   Шли дни, похожие один на другой. По ночам он продолжал свои бессмысленные блуждания. Как-то раз он вернулся к месту, где раньше была деревня Дрэго. Теперь там был пепел, и больше ничего. Все исчезло. Все умерло. Больше Малколм никогда туда не возвращался.
   И все же Малколм чувствовал, что он был не один. Где-то были и другие, такие же, как он, бегущие и прячущиеся. Он хотел найти их, присоединиться к ним, но не знал, как это сделать. Иногда ночью он слышал вой. И он плакал.
   Ночи стали холодными. Днем часто шел дождь. Малколм научился делать достаточно прочное укрытие из сосновых веток, защищающее его от дождя. В нем он просиживал долгие часы, обняв свои колени и дрожа от холода.
   Теперь за ним охотилось меньше людей. Опасность уменьшилась, но еще осталась. По мере того как запахи людей становились слабее, Малколм делался беспечнее.
   И он совершил ошибку дождливым вечером, когда шел по тропе в поисках укрытия. Он спешил спрятаться от дождя. Если Малколм был бы осторожен, как обычно, ничего не случилось бы. Перед ним на тропе часть земли была покрыта листьями. Он должен был заметить, что листья лежат неестественно. Но на этот раз он не посмотрел, прежде чем идти дальше.
   Он не понял сразу, что произошло. Раздался жуткий скрежет, и обжигающая боль охватила его правую ногу. Он рухнул на землю.
   Боль сжала его подобно раскаленному обручу. Он попытался встать, но не смог. И что-то держало ногу. Что-то тяжелое.
   Посмотрев вниз, туда, где кончались лохмотья его брюк, он увидел стальные челюсти, сжавшие его лодыжку. Нога была разодрана до кости, которая виднелась сквозь кожу. Кровь мгновенно залила ботинок. Он попробовал пошевелить ногой. Лязгающий звук был даже хуже новой вспышки боли. Он потерял сознание.
   Ночь была полна бесконечных страданий, длинные периоды бреда сменялись проблесками сознания, во время которых он пытался освободить ногу из стального капкана. С гор опустились тучи, и на землю хлынули потоки ледяного дождя. Гремел гром, и сверкала молния.
   Малколм в отчаянии бился о землю. Когда сознание возвращалось, что-то странное происходило с его телом. Один раз он поднес к лицу руки и в свете молнии увидел звериные когти. Или ему это показалось? Все расплывалось под приступами боли. Гроза продолжалась всю ночь, затем прекратилась. На рассвете было холодно и сыро. Дождь продолжался. У Малколма началась лихорадка, и временами он не понимал, где находится и как он здесь очутился. Ему следовало быть в теплой постели, а не в холодном лесу. Затем вновь следовал приступ боли, возвращая воспоминание об ужасной ночи. Он изменил положение своего тела, и стальные челюсти крепче сжали его плоть. Капкан. Он знал, что такое капкан. Но он забыл обо всем, когда увидел великана. Ну, может быть, не великана, а большого, очень большого человека. С точки зрения Малколма, лежащего на тропе, человек выглядел как гора. Борода и волосы, доходящие до плеч, были темными, с оттенком красного. Одна его рука была больше двух мальчика. Его грудь и плечи были мощными, как гранит. На нем были грубые потрепанные джинсы и кожаная куртка. Несмотря на боль, Малколм почувствовал страх перед силой, исходившей от этого человека. Затем он увидел глаза великана. Они были карие и очень добрые.