Страница:
– Срок действия этих полномочий ограничен пятью сутками. А для отмены их требуется единогласное решение сената, – поучительным тоном добавила Хейердал. – Однако пока это положение в силе.
– Благодарю вас, сенатор, законы я знаю, – прервала ее Уилкс.
Разумеется, вице-президент, находящийся сейчас в Токио, немедленно отменит это решение, для этого ему надо всего лишь зайти в американское посольство или ступить на борт самолета ВВС США – и то, и другое место считаются территорией Америки. Он бы в минуту разогнал эту шайку к чертовой матери. Но на этом этапе игры, особенно после завершения пресс-конференции для журналистов, такое решение, пожалуй, будет неразумным. Любые колебания вице-президента или Уилкс в отношении такой широко известной группы, как “Проект-2000”, могут быть восприняты как стремление спрятать концы в воду.
– Я уже говорила, что счастлива сотрудничать с вашим подкомитетом, господин вице-президент, – Уилкс вздохнула. Сопротивляться им в открытую и дальше бесполезно, подумала она. Необходимо немедленно связаться с министерством юстиции и президентом, пусть сами разбираются с Мартиндейлом и Хардкаслом. – В одном из ангаров SR-71 оборудовано помещение для нашей группы. Мне необходимо узнать о последних новостях в ходе расследования. Можете присоединиться.
– Благодарю, судья Уилкс, – сказал Мартиндейл, и на лице его вновь засияла знаменитая мальчишеская улыбка. Он подал ей руку, предварительно убедившись, что они с Уилкс попадают в кадр.
Уже после завершения этой импровизированной пресс – конференции Хардкасл заметил стоявших у синего седана офицеров ВВС. Подойдя к ним, он протянул руку и спросил:
– Подполковник Винсенти, полковник Гаспар? Я – адмирал Хардкасл из береговой охраны США. – Они обменялись рукопожатиями, и Хардкасла представили офицеру по внешним связям и советнику по обороне при подразделении Винсенти. – Хочу выразить свои соболезнования по поводу гибели майора Маккензи. Знаю, вы потеряли прекрасного товарища. – Летчики кивнули, но не сказали ни слова, в глазах их читалось недоверие. – Полковник Винсенти, не могли бы вы рассказать мне об Анри Казье?
– Подполковнику Винсенти не рекомендуется говорить на эту тему с кем бы то ни было, адмирал, – заметила советник по обороне.
Хардкасл метнул в ее сторону сердитый взгляд, затем снова обратился к Винсенти.
– Но мне необходимо знать, подполковник, – сказал он. – Я принимаю участие в этом расследовании как представитель сената.
– Еще одно правительственное расследование, – Винсенти усмехнулся. – Замечательно! Только этого нам не хватало.
– Мы не собираемся обвинять вас в чем бы то ни было, подполковник. Обвинять следует других. И в первую очередь Белый дом и Пентагон, – заметил Хардкасл. – Моя задача – убедить Конгресс и президента всерьез задуматься о национальной безопасности.
– Ценю это намерение, адмирал, – вставила советник по обороне. – И все же мы не собираемся обсуждать...
– Всего лишь один вопрос, если позволите, – сказал Хардкасл. Винсенти не ответил, но и не возразил. – Вы же охотник, подполковник. И должны держать свою добычу в поле зрения. Расскажите мне об Анри Казье.
Сперва Винсенти не знал, как ему отнестись к этому высокому, худощавому, похожему на привидение человеку. Он, разумеется, видел Хардкасла на экране телевизора, но, когда тот произнес это слово, “охотник”, в голове у него словно что-то щелкнуло. Да, да, подумал Винсенти, я знаю, о чем это он. Эл Винсенти владел тайнами, ведомыми только охотникам.
Прежде чем сделать смертельный бросок и настичь жертву, охотник устанавливает с ней некое подобие внутренней телепатической связи. Охотник на оленя чувствует себя оленем, представляет себя на его месте. Летчик, сбрасывающий бомбы, порой со всей ясностью представляет себя на земле, со всей отчетливостью видит, как снаряды падают ему на голову. Неопытному охотнику такое не по плечу, он целиком сосредоточивается на мишени, и вот колдовская связь разрушена, и добыча, как правило, ускользает. Молодой или слишком горячий летчик обычно после этого спивается, сходит с ума или достает свой револьвер сорок пятого калибра и разносит себе череп. Винсенти помнил, что однажды на учениях Хардкасл выставил перед своими чудовищными истребителями-бомбардировщиками целый ряд мишеней. Ему, должно быть, хорошо известно, что такое выследить, найти, догнать, атаковать и уничтожить цель. Господи, да что там учения, он делал это по-настоящему! Хардкаслу приходилось стрелять по живым мишеням. Винсенти не ведал, сколько людей уничтожил адмирал лично, но знал, что убивать ему доводилось. Он понимал, что это такое. И Винсенти тоже...
– Этот человек презирает опасность, – сказал Винсенти. – У него отсутствует чувство страха. Я ни секунды не ощущал, что этот Анри Казье испугался. Даже когда выбросился с парашютом. Он был... счастлив. Доволен. Готов начать...
– Начать что, подполковник?
– Не знаю, адмирал, – Винсенти пожал плечами. – Вообще толком не понимаю, о чем это я. Вы спросили, что я чувствую, думая о Казье. Ну, и это было первое, что пришло в голову. Жаль, что упустил мерзавца. В следующий раз не промахнусь.
Все уже направились к машинам, когда Лэйни Уилкс обернулась и увидела, что адмирал Хардкасл говорит с пилотом F-16, участником вчерашних событий и с командиром его группы. Извинившись перед бывшим вице-президентом и сенатором, она направилась к ним.
Хардкасл не обратил на нее никакого внимания.
– Надеюсь, вам представится такой шанс, подполковник, – говорил он. Тут Уилкс подошла уже совсем близко, на лице ее застыло мрачное выражение. – Хотя... как знать. Что ж, до встречи! И не принимайте близко к сердцу болтовню газетчиков. Помните, у вас есть сторонники.
– Прошу прощения, адмирал Хардкасл, – раздраженно начала Уилкс, остановившись в нескольких шагах от них. – Могу я поговорить с вами?
Хардкасл закрыл блокнот, пожал руки Винсенти и Гаспару, дружески хлопнул Винсенти по плечу и отошел с Уилкс в сторону. Толпа уже почти рассосалась, остались лишь несколько помощников Уилкс. Журналисты уехали, чиновники были одни. Ветеран береговой охраны протянул Уилкс руку и сказал:
– Страшно рад видеть вас снова, судья Уилкс. Уилкс стояла, уперев руки в узкие бедра; жакет распахнулся, открывая взору маленький револьвер в кожаной кобуре, тонкую талию, высокую грудь. Глаза защищали от ярких лучей солнца темные очки, на губах блестела красная помада, и трудно было не заметить, как красива эта резкая и уверенная в себе женщина, строгий блюститель закона и ревностный борец за гражданские права. Но на примере Сандры Джеффар, бывшей своей сослуживицы, тоже очень красивой, знаменитой и незаурядной женщины, Хардкасл знал, что порой эта красота бывает обманчива и под ней может таиться жестокость, обычно мало свойственная прекрасному полу.
– Послушайте, адмирал, – сердито начала Уилкс, – давайте кое-что проясним. Я согласилась на это представление только потому, что мы с вами, Мартиндейл и Уэсткот оказались на глазах у газетчиков. Все эти ваши сенатские полномочия – полная чушь. Вице-президент отменит их еще до захода солнца. Они могут даже принять закон, запрещающий выдачу подобного рода полномочий. Вы, очевидно, этого не понимаете, даже Мартиндейл не понимает, но уверяю вас, все эти бумажки яйца выеденного не стоят. Я знаю это, и Уэсткот тоже. И после того, как они будут отозваны, вы вылетите с этой базы и навсегда уберетесь восвояси, больше вас и видно-то не будет.
– Что ж, посмотрим, судья, – Хардкасл улыбнулся.
– Чего вы добиваетесь, Хардкасл? – спросила Уилкс. – Паясничаете перед камерой, зарабатываете себе популярность!
– А чем вы лучше, судья? Выволакиваете подполковника Винсенти к камере, обвиняя его в провале операции, бросая на растерзание газетчикам! – рявкнул Хардкасл. – Я внимательно слушал вашу пресс-конференцию, судья, и полагаю, что вы заблуждаетесь. Анри Казье вовсе не “ангел смерти”, а самый заурядный маньяк. Он готов уничтожить любого, в том числе и себя. У него напрочь отсутствует понятие священности жизни...
– Избавьте меня от этих изречений! У нас есть исчерпывающая психологическая характеристика этого человека, адмирал.
– Тогда вы, судья, должно быть, не слишком внимательно ее читали, потому что там наверняка сказано, что любая попытка остановить Казье будет стоить человеческих жизней, – продолжал Хардкасл. – Он убьет всякого, кто попробует схватить его, а потом покончит с собой.
– Бюро сталкивалось с подобными психопатами и прежде, адмирал, и Казье ничем от них не отличается. – Она вздохнула и театрально закатила глаза.
– О, нет, он совсем другой, судья! Он имеет доступ к самолетам, новейшему оружию, самой мудреной военной технике, – ответил Хардкасл. – Он может устроить такой террор, какой этой стране и не снился!
– Послушайте, адмирал, вы извините, но у меня нет времени выслушивать все эти ваши воинственные речи. Мне надо заниматься расследованием, – раздраженно проговорила Лэйни Уилкс. – И, уверяю, мы сумеем справиться с любым его сюрпризом и нам не потребуются для этого ни военные, ни дорогостоящие мощные истребители, набитые автоматами и самонаводящимися ракетами. Обойдемся мы и без авианосцев стоимостью в сотни миллионов долларов, которые торчат в Мексиканском заливе, без мягких дирижаблей с установленными на них радарами, без этих таинственных роботов-вертолетов, которые то и дело почему-то разбиваются. В отличие от бывших так называемых “силовых структур” ФБР вовсе не склонно путать и вызывать панику у доброй половины нашего законопослушного населения лишь затем, чтобы поймать какого-то ублюдка. – Она преднамеренно укусила Хаммерхед – оснащенное самой сложной техникой подразделение, некогда возглавлявшееся Хардкаслом. Уилкс всегда считала, что военным нет места во внутренних силовых структурах, что права личности, равно виновной и невиновной, следует защищать при любых обстоятельствах. – И потом, позвольте мне напомнить вам еще кое-что, адмирал, – продолжала директор ФБР. – Это мое расследование, я правлю здесь бал. И не стану колебаться ни секунды и вышвырну вас вон с базы, а то еще и арестую, если вы посмеете вмешиваться в мое расследование, пусть даже от имени сената... Я запрещаю вам говорить с пилотами, командирами, прессой, что бы вы там ни видели и ни слышали. Я плевать хотела на ваши полномочия и арестую вас, как только вы посмеете вмешаться в дела ФБР. Долго вас в тюрьме не продержат, особенно если учесть, какой визг поднимут ваши дружки с телевидения Дэвид Бринкс и Ларри Кинг, но, будьте уверены, вы проторчите там достаточно, чтобы нарушить все их планы и программы шоу. Я ясно выражаюсь, адмирал?
– Да, яснее некуда, судья, – ответил Хардкасл. – Однако должен заметить, что мы видывали такое и прежде. Аугусто Салазар, Пабло Эскобар, Мануэль Норьега – все они возомнили, что можно объявить Штатам войну и победить. Анри Казье спрячется за билль о правах и будет крутить и вертеть им, чтобы добиться своего. Не допускайте, чтобы это случилось. Используйте все свои возможности и средства.
– Да вы сами параноик, Хардкасл! Почему бы вам не заняться тем же, что и Казье? Мне кажется, вы уже дозрели! – С этими словами она развернулась на каблучках и быстро отошла от Хардкасла.
Его ждал лимузин бывшего вице-президента, и несколько секунд спустя он присоединился к своим.
– Ну, что там было, Айэн? – спросил его Мартиндейл, когда Хардкасл уселся напротив вице-президента и рядом с сенатором Хейердал.
– Не думаю, что она хочет сотрудничать, – со вздохом ответил Хардкасл. – Теперь на каждом шагу будем сталкиваться с ее противодействием.
– Скверно, – заметил Мартиндейл.
– Попробовал, правда, припугнуть ее маленько. Но тут она уже окончательно взбесилась, – сказал Хардкасл.
– Теперь наверняка полетит прямиком в Белый дом, изливать свою злобу, – заключила Хейердал. – И наши полномочия не протянут и до конца дня, когда газетчики улягутся спать. – Затем, обернувшись к Хардкаслу, она заметила: – Уилкс – очень могущественный и грозный противник.
– Да, крутая девушка, – согласился Хардкасл. – И сильная. И красивая. Журналисты ее обожают. Однако при всей ее крутости Анри Казье все же покруче будет. И когда начнется война нервов, он победит.
– А откуда вы так хорошо знаете Казье, Айэн? – спросил Уэтскот, сидевший рядом с бывшим вице-президентом. – Вы что, гонялись за ним вместе со своим Хаммерхед?
– Мы навели о нем кое-какие справки, – ответил Хардкасл. – Полагали, что он мог работать с летчиками Салазара, применявшего военную технику для защиты своих грузов и наркотиков во время перевозок. Казье умеет летать на всех машинах – от истребителей “мираж” до вертолетов “хьюи”. Одно время работал в Европе главным инструктором коммандос. Но Казье всегда вел себя крайне осторожно, и я потерял его след после того, как береговая служба была распущена. Однако кое-что о Казье все же знаю, конгрессмен Уэтскот, и еще кое-что – об Аугусто Салазаре.
– Не сомневаюсь, что все были бы счастливы увидеть этих мерзавцев в тюрьме или, еще лучше, – на дне самого глубокого океана, – заметил Кевин Мартиндейл. – Однако лучше пока сохранять это желание в тайне и постараться привлечь внимание администрации к чертовски безграмотному использованию армии и неумению планировать ее совершенствование. Впрочем, нам вовсе не хочется выглядеть в глазах прессы эдакими канцелярскими крысами... Да, мы здесь для того, чтобы наблюдать, – продолжал Мартиндейл, обводя строгим взглядом всех сидящих в лимузине. – Но мы одновременно должны доказать им, что знаем лучший способ. Таким образом, вопрос, стоящий перед нами, прост: что мы можем сделать лучше, окажись рычаги управления у нас в руках? А с учетом угрозы, исходящей от Казье, что мы могли бы сделать такого, чего не делает нынешняя администрация? Да, мы плюнули в пирог Лэйни Уилкс, испортив ей пресс-конференцию. Но на деле президент занят именно тем, чего от него и ждут: призывает к массированной облаве на этого человека, приказывает директору ФБР устроить здесь временный штаб и лично возглавить расследование. Тогда чем мы отличаемся от нынешних обитателей Белого дома?
Нам нужен свой, особый план действий, опираясь на который, мы можем заявить: “Президент должен был сделать то-то и то-то”. Тогда американцы, прилипшие к своим телевизорам, скажут: “Да, вот придурок, он должен был сделать, но не сделал этого! Нет, все, в 1996-м голосую за Мартиндейла”. Вы улавливаете?
Все закивали, отовсюду послышалось:
– Да, сэр.
– Кто-нибудь хочет что-то добавить?
– Судя по поведению Уилкс, я бы сказал, что администрация склонна рассматривать это происшествие как случайность, не имеющую аналогов, – подвел итог Хардкасл. – Расследование ФБР сведется к координации действий федеральных агентств, вернее, к отсутствию этой координации. Уилкс уже предостерегла Винсенти и Гаспара от выступления перед прессой. Несомненно, в ближайшее время произойдет “утечка” сведений о действиях Винсенти в Европе, и все придут к одинаковому выводу: именно Винсенти испортил дело. Федеральные власти, в особенности ВВС, получат хорошую взбучку. Их обвинят в неправильных методах атаки и гибели стольких людей.
– Кстати, вы что-то говорили об этом Винсенти по пути сюда, – сказал Мартиндейл. – Что там произошло?
– Винсенти летал на “фантомах” F-4 в Исландии незадолго до того, как к власти пришел Горбачев, – объяснил Хардкасл. – У него произошла схватка с бомбардировщиком “баджер”, летевшим на бреющем надо льдом. Радары слежения вышли из строя, но он все равно продолжал преследование и сбил эту чертову штуковину.
– Вы шутите? Ничего об этом не слышал.
– И неудивительно, – заметил Хардкасл. – Тогда же выяснилось, что на этом бомбардировщике летел экипаж из пилотов, симпатизировавших Андропову. Они хотели развязать третью мировую войну, сбросив бомбы над базами США в Исландии. На борту у них было ядерное оружие, однако они уверяли, что никогда не применили бы его.
– Но и Винсенти, похоже, тоже не снискал лавров героя в этом бою?
– Нет, сэр. Загвоздка была в том, что Винсенти так и не получил разрешения открыть огонь: связь между истребителем и диспетчерской была прервана. Винсенти пошел напролом и уничтожил цель точно так же, как сделал это вчера. Да, среди бывалых воздушных волков он слывет героем, а в армии – бешеной собакой. Летчики высоко оценили его победу над “баджером”, но...
– Но Пентагон – нет, – закончил за него Мартиндейл. – Винсенти не повинуется приказам. Винсенти сперва стреляет, а потом задает вопросы. Тогда вопрос уже к вам, Айэн: он что, действительно “бешеный пес”?
– Нет, сэр, конечно, нет. Но и моя репутация не столь уж безупречно чиста, – с прохладной улыбкой заметил Хардкасл. – Положа руку на сердце, я не советовал бы вам так открыто поддерживать Винсенти. Однако сам я хотел бы регулярно совещаться с ним. Он знает всю подноготную и мог бы оказаться очень полезным нам и ВВС, когда Казье предпримет еще одну попытку.
– Погодите минутку, Айэн. Так вы считаете, что это не случайное одиночное происшествие? – спросил его Мартиндейл. Он уже начал нервничать: мысли его высокопоставленного друга принимали нежелательный оборот, а поскольку сегодня предстояло еще несколько пресс-конференций, его следовало остановить, и немедленно. – Разве вы не думаете, что Казье лишь по чистой случайности протаранил аэровокзал своим самолетом, уничтожив при этом несколько сотен человек?
– Знаете, я и сам не могу толком объяснить это, сэр. Но после разговора с подполковником Винсенти, пилотом F-16, преследовавшим самолет Казье, у меня почти не осталось сомнений, что мы услышим об этом негодяе еще раз, – ответил Хардкасл. – Казье не собирается залечь на дно.
При всем своем вдохновенном стремлении разоблачить военную политику нынешней администрации Белого дома далеко не все пассажиры лимузина разделяли столь крайние взгляды отставного офицера береговой охраны. Бывший вице-президент нервно провел рукой по волосам.
– Господи, Айэн! – взмолился Мартиндейл, выдавливая усталую улыбку. – Остается лишь молить Бога, чтобы вы ошиблись.
Продолжать спор не было времени: лимузин подкатил к самолетному ангару, превращенному в штаб расследования, и члены сенатского подкомитета начали выходить из машины. В двенадцати ангарах, выстроившихся в ряд вдоль ограды базы в Биле, некогда размещались самолеты-разведчики класса SR-71 “блэкберд” – самые скоростные в мире машины подобного типа (до изобретения прославленной “авроры SR-92”).
– Не будете ли любезны задержаться на минутку, господин вице-президент? – сказал Хардкасл. Все, кроме него и Мартиндейла, уже покинули лимузин, и агент секретной службы захлопнул дверцу.
– Выкладывайте, адмирал.
– Вы знаете, сэр, как я верю в вашу кампанию, – начал Хардкасл. – На свете не было человека счастливее меня, когда я увидел вас в совете директоров, опять такого же деятельного, помогающего собирать деньги для оперативных групп, и все прочее. Я знаю, публично вы не заявляли о своем намерении баллотироваться в 1996 году, но уверен, что будете, и я на все сто процентов за вас.
– Уже предчувствую, сейчас последует какое-то “но”...
– Да, сэр. Но после разговора с Винсенти я понял, что для борьбы с нынешней администрацией недостаточно просто накапливать оружие. Нет, мы должны разработать такую систему мероприятий, которая бы позволила всем быть твердо уверенными в том, что атаки, подобные вчерашней, не повторятся.
– Атаки? Но разве это была атака, Айэн? Это была выходка безумца, стремившегося уйти от возмездия! – фыркнул Мартиндейл. – Подражающие Казье психопаты, взрывающие еще один аэропорт в нашей стране... Нет, это просто представить себе невозможно!
– Я так не думаю, сэр, – сказал Хардкасл. – Мне кажется, что Казье вскоре снова появится сам. И считаю, что нам совершенно необходимо разработать программу защиты центральных аэропортов от подобных нападений. Я отношусь к вам с бесконечным уважением, сэр, и все же мне хотелось бы знать, насколько серьезно вы намерены рассматривать существование этой угрозы. А если это просто один из способов сколотить себя имя в политике, заявить о себе...
– Боже правый, Хардкасл, оставьте вы эту риторику!.. И угрозы, – ответил Мартиндейл и приподнялся, показывая, что собирается выйти из машины. – Во-первых, все мои действия здесь, не говоря уже о “Проекте-2000”, – часть моей предвыборной программы. Нравится вам это или нет, но я участник игры и должен соблюдать ее правила. Вы знаете, Айэн, насколько серьезно я отношусь ко всему, что связано с обороной. И когда я объединил силы с тактическими группами, вы согласились на эти условия. Вы и другие члены “Проекта-2000” шли со мной в ногу. Или я шел с вами. И нечего тут мудрить. Я понятно выражаюсь?
– Да, сэр.
– Для вас – просто Кевин, Айэн, – сказал Мартиндейл. – И сейчас, и когда я буду в Белом доме. А я буду в Белом доме, мой друг, можете не сомневаться на этот счет. Что же касается Казье, пока я не вижу никаких доказательств того, что террор развязан. Думая так, мы лишь начнем сеять панику и потеряем свое лицо. Черт, даже если это правда, мы будем выглядеть, как кликуши. Я вовсе не собираюсь устанавливать на лужайке перед Белым домом ракеты системы “пэтриот”, Айэн. Все, что я хочу сказать людям этой страны, можно выразить очень просто: нынешний президент обкакается, когда дело дойдет до применения военной силы и поддержки военных. – Мартиндейл немного помолчал, затем, похоже, решил продолжить и высказаться до конца. Кевин Мартиндейл никогда особенно не таил своих чувств и мыслей. – Честно говоря, Айэн, вы уже начинаете приобретать славу паникера. Я не хочу сказать, что вы не правы, но чувствую, что многие готовы от вас отвернуться. После катастрофы не прошло и суток, так что давайте не будем делать поспешных выводов, во всяком случае пока не получим конкретных фактов по этому делу. Хорошо?
– Хорошо, сэр, – ответил Хардкасл. – Но я остаюсь при своем мнении... и своей репутации.
– Смотрите, не промахнитесь, Айэн, – заметил Мартиндейл. – Я очень ценю вашу поддержку и помощь и всегда готов считаться с вашим мнением. Однако позвольте уж мне принимать решения и делать публичные заявления, хорошо?
– Да, сэр, – сказал Хардкасл и вышел из лимузина. Затем обернулся к бывшему вице-президенту. – Однако все же подумайте об этом, сэр. Что, если Анри Казье снова нанесет удар? И что должны предпринять вы, чтобы его остановить?
Но Мартиндейл уже настраивал себя на выступление перед журналистами, которые собрались возле ангара, где располагалось теперь нечто вроде штаб-квартиры ФБР, а потому слушал Хардкасла лишь вполуха и расслышал только две последние фразы. Что, если Казье вернется, что, если это только начало, а не конец кошмара? Что надо сделать, чтобы остановить его?
– Черт возьми, Хардкасл... – пробормотал бывший вице-президент. Игнорировать мнение адмирала Айэна Хардкасла он просто не мог.
НЬЮБУРГ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК,
– Благодарю вас, сенатор, законы я знаю, – прервала ее Уилкс.
Разумеется, вице-президент, находящийся сейчас в Токио, немедленно отменит это решение, для этого ему надо всего лишь зайти в американское посольство или ступить на борт самолета ВВС США – и то, и другое место считаются территорией Америки. Он бы в минуту разогнал эту шайку к чертовой матери. Но на этом этапе игры, особенно после завершения пресс-конференции для журналистов, такое решение, пожалуй, будет неразумным. Любые колебания вице-президента или Уилкс в отношении такой широко известной группы, как “Проект-2000”, могут быть восприняты как стремление спрятать концы в воду.
– Я уже говорила, что счастлива сотрудничать с вашим подкомитетом, господин вице-президент, – Уилкс вздохнула. Сопротивляться им в открытую и дальше бесполезно, подумала она. Необходимо немедленно связаться с министерством юстиции и президентом, пусть сами разбираются с Мартиндейлом и Хардкаслом. – В одном из ангаров SR-71 оборудовано помещение для нашей группы. Мне необходимо узнать о последних новостях в ходе расследования. Можете присоединиться.
– Благодарю, судья Уилкс, – сказал Мартиндейл, и на лице его вновь засияла знаменитая мальчишеская улыбка. Он подал ей руку, предварительно убедившись, что они с Уилкс попадают в кадр.
Уже после завершения этой импровизированной пресс – конференции Хардкасл заметил стоявших у синего седана офицеров ВВС. Подойдя к ним, он протянул руку и спросил:
– Подполковник Винсенти, полковник Гаспар? Я – адмирал Хардкасл из береговой охраны США. – Они обменялись рукопожатиями, и Хардкасла представили офицеру по внешним связям и советнику по обороне при подразделении Винсенти. – Хочу выразить свои соболезнования по поводу гибели майора Маккензи. Знаю, вы потеряли прекрасного товарища. – Летчики кивнули, но не сказали ни слова, в глазах их читалось недоверие. – Полковник Винсенти, не могли бы вы рассказать мне об Анри Казье?
– Подполковнику Винсенти не рекомендуется говорить на эту тему с кем бы то ни было, адмирал, – заметила советник по обороне.
Хардкасл метнул в ее сторону сердитый взгляд, затем снова обратился к Винсенти.
– Но мне необходимо знать, подполковник, – сказал он. – Я принимаю участие в этом расследовании как представитель сената.
– Еще одно правительственное расследование, – Винсенти усмехнулся. – Замечательно! Только этого нам не хватало.
– Мы не собираемся обвинять вас в чем бы то ни было, подполковник. Обвинять следует других. И в первую очередь Белый дом и Пентагон, – заметил Хардкасл. – Моя задача – убедить Конгресс и президента всерьез задуматься о национальной безопасности.
– Ценю это намерение, адмирал, – вставила советник по обороне. – И все же мы не собираемся обсуждать...
– Всего лишь один вопрос, если позволите, – сказал Хардкасл. Винсенти не ответил, но и не возразил. – Вы же охотник, подполковник. И должны держать свою добычу в поле зрения. Расскажите мне об Анри Казье.
Сперва Винсенти не знал, как ему отнестись к этому высокому, худощавому, похожему на привидение человеку. Он, разумеется, видел Хардкасла на экране телевизора, но, когда тот произнес это слово, “охотник”, в голове у него словно что-то щелкнуло. Да, да, подумал Винсенти, я знаю, о чем это он. Эл Винсенти владел тайнами, ведомыми только охотникам.
Прежде чем сделать смертельный бросок и настичь жертву, охотник устанавливает с ней некое подобие внутренней телепатической связи. Охотник на оленя чувствует себя оленем, представляет себя на его месте. Летчик, сбрасывающий бомбы, порой со всей ясностью представляет себя на земле, со всей отчетливостью видит, как снаряды падают ему на голову. Неопытному охотнику такое не по плечу, он целиком сосредоточивается на мишени, и вот колдовская связь разрушена, и добыча, как правило, ускользает. Молодой или слишком горячий летчик обычно после этого спивается, сходит с ума или достает свой револьвер сорок пятого калибра и разносит себе череп. Винсенти помнил, что однажды на учениях Хардкасл выставил перед своими чудовищными истребителями-бомбардировщиками целый ряд мишеней. Ему, должно быть, хорошо известно, что такое выследить, найти, догнать, атаковать и уничтожить цель. Господи, да что там учения, он делал это по-настоящему! Хардкаслу приходилось стрелять по живым мишеням. Винсенти не ведал, сколько людей уничтожил адмирал лично, но знал, что убивать ему доводилось. Он понимал, что это такое. И Винсенти тоже...
– Этот человек презирает опасность, – сказал Винсенти. – У него отсутствует чувство страха. Я ни секунды не ощущал, что этот Анри Казье испугался. Даже когда выбросился с парашютом. Он был... счастлив. Доволен. Готов начать...
– Начать что, подполковник?
– Не знаю, адмирал, – Винсенти пожал плечами. – Вообще толком не понимаю, о чем это я. Вы спросили, что я чувствую, думая о Казье. Ну, и это было первое, что пришло в голову. Жаль, что упустил мерзавца. В следующий раз не промахнусь.
Все уже направились к машинам, когда Лэйни Уилкс обернулась и увидела, что адмирал Хардкасл говорит с пилотом F-16, участником вчерашних событий и с командиром его группы. Извинившись перед бывшим вице-президентом и сенатором, она направилась к ним.
Хардкасл не обратил на нее никакого внимания.
– Надеюсь, вам представится такой шанс, подполковник, – говорил он. Тут Уилкс подошла уже совсем близко, на лице ее застыло мрачное выражение. – Хотя... как знать. Что ж, до встречи! И не принимайте близко к сердцу болтовню газетчиков. Помните, у вас есть сторонники.
– Прошу прощения, адмирал Хардкасл, – раздраженно начала Уилкс, остановившись в нескольких шагах от них. – Могу я поговорить с вами?
Хардкасл закрыл блокнот, пожал руки Винсенти и Гаспару, дружески хлопнул Винсенти по плечу и отошел с Уилкс в сторону. Толпа уже почти рассосалась, остались лишь несколько помощников Уилкс. Журналисты уехали, чиновники были одни. Ветеран береговой охраны протянул Уилкс руку и сказал:
– Страшно рад видеть вас снова, судья Уилкс. Уилкс стояла, уперев руки в узкие бедра; жакет распахнулся, открывая взору маленький револьвер в кожаной кобуре, тонкую талию, высокую грудь. Глаза защищали от ярких лучей солнца темные очки, на губах блестела красная помада, и трудно было не заметить, как красива эта резкая и уверенная в себе женщина, строгий блюститель закона и ревностный борец за гражданские права. Но на примере Сандры Джеффар, бывшей своей сослуживицы, тоже очень красивой, знаменитой и незаурядной женщины, Хардкасл знал, что порой эта красота бывает обманчива и под ней может таиться жестокость, обычно мало свойственная прекрасному полу.
– Послушайте, адмирал, – сердито начала Уилкс, – давайте кое-что проясним. Я согласилась на это представление только потому, что мы с вами, Мартиндейл и Уэсткот оказались на глазах у газетчиков. Все эти ваши сенатские полномочия – полная чушь. Вице-президент отменит их еще до захода солнца. Они могут даже принять закон, запрещающий выдачу подобного рода полномочий. Вы, очевидно, этого не понимаете, даже Мартиндейл не понимает, но уверяю вас, все эти бумажки яйца выеденного не стоят. Я знаю это, и Уэсткот тоже. И после того, как они будут отозваны, вы вылетите с этой базы и навсегда уберетесь восвояси, больше вас и видно-то не будет.
– Что ж, посмотрим, судья, – Хардкасл улыбнулся.
– Чего вы добиваетесь, Хардкасл? – спросила Уилкс. – Паясничаете перед камерой, зарабатываете себе популярность!
– А чем вы лучше, судья? Выволакиваете подполковника Винсенти к камере, обвиняя его в провале операции, бросая на растерзание газетчикам! – рявкнул Хардкасл. – Я внимательно слушал вашу пресс-конференцию, судья, и полагаю, что вы заблуждаетесь. Анри Казье вовсе не “ангел смерти”, а самый заурядный маньяк. Он готов уничтожить любого, в том числе и себя. У него напрочь отсутствует понятие священности жизни...
– Избавьте меня от этих изречений! У нас есть исчерпывающая психологическая характеристика этого человека, адмирал.
– Тогда вы, судья, должно быть, не слишком внимательно ее читали, потому что там наверняка сказано, что любая попытка остановить Казье будет стоить человеческих жизней, – продолжал Хардкасл. – Он убьет всякого, кто попробует схватить его, а потом покончит с собой.
– Бюро сталкивалось с подобными психопатами и прежде, адмирал, и Казье ничем от них не отличается. – Она вздохнула и театрально закатила глаза.
– О, нет, он совсем другой, судья! Он имеет доступ к самолетам, новейшему оружию, самой мудреной военной технике, – ответил Хардкасл. – Он может устроить такой террор, какой этой стране и не снился!
– Послушайте, адмирал, вы извините, но у меня нет времени выслушивать все эти ваши воинственные речи. Мне надо заниматься расследованием, – раздраженно проговорила Лэйни Уилкс. – И, уверяю, мы сумеем справиться с любым его сюрпризом и нам не потребуются для этого ни военные, ни дорогостоящие мощные истребители, набитые автоматами и самонаводящимися ракетами. Обойдемся мы и без авианосцев стоимостью в сотни миллионов долларов, которые торчат в Мексиканском заливе, без мягких дирижаблей с установленными на них радарами, без этих таинственных роботов-вертолетов, которые то и дело почему-то разбиваются. В отличие от бывших так называемых “силовых структур” ФБР вовсе не склонно путать и вызывать панику у доброй половины нашего законопослушного населения лишь затем, чтобы поймать какого-то ублюдка. – Она преднамеренно укусила Хаммерхед – оснащенное самой сложной техникой подразделение, некогда возглавлявшееся Хардкаслом. Уилкс всегда считала, что военным нет места во внутренних силовых структурах, что права личности, равно виновной и невиновной, следует защищать при любых обстоятельствах. – И потом, позвольте мне напомнить вам еще кое-что, адмирал, – продолжала директор ФБР. – Это мое расследование, я правлю здесь бал. И не стану колебаться ни секунды и вышвырну вас вон с базы, а то еще и арестую, если вы посмеете вмешиваться в мое расследование, пусть даже от имени сената... Я запрещаю вам говорить с пилотами, командирами, прессой, что бы вы там ни видели и ни слышали. Я плевать хотела на ваши полномочия и арестую вас, как только вы посмеете вмешаться в дела ФБР. Долго вас в тюрьме не продержат, особенно если учесть, какой визг поднимут ваши дружки с телевидения Дэвид Бринкс и Ларри Кинг, но, будьте уверены, вы проторчите там достаточно, чтобы нарушить все их планы и программы шоу. Я ясно выражаюсь, адмирал?
– Да, яснее некуда, судья, – ответил Хардкасл. – Однако должен заметить, что мы видывали такое и прежде. Аугусто Салазар, Пабло Эскобар, Мануэль Норьега – все они возомнили, что можно объявить Штатам войну и победить. Анри Казье спрячется за билль о правах и будет крутить и вертеть им, чтобы добиться своего. Не допускайте, чтобы это случилось. Используйте все свои возможности и средства.
– Да вы сами параноик, Хардкасл! Почему бы вам не заняться тем же, что и Казье? Мне кажется, вы уже дозрели! – С этими словами она развернулась на каблучках и быстро отошла от Хардкасла.
Его ждал лимузин бывшего вице-президента, и несколько секунд спустя он присоединился к своим.
– Ну, что там было, Айэн? – спросил его Мартиндейл, когда Хардкасл уселся напротив вице-президента и рядом с сенатором Хейердал.
– Не думаю, что она хочет сотрудничать, – со вздохом ответил Хардкасл. – Теперь на каждом шагу будем сталкиваться с ее противодействием.
– Скверно, – заметил Мартиндейл.
– Попробовал, правда, припугнуть ее маленько. Но тут она уже окончательно взбесилась, – сказал Хардкасл.
– Теперь наверняка полетит прямиком в Белый дом, изливать свою злобу, – заключила Хейердал. – И наши полномочия не протянут и до конца дня, когда газетчики улягутся спать. – Затем, обернувшись к Хардкаслу, она заметила: – Уилкс – очень могущественный и грозный противник.
– Да, крутая девушка, – согласился Хардкасл. – И сильная. И красивая. Журналисты ее обожают. Однако при всей ее крутости Анри Казье все же покруче будет. И когда начнется война нервов, он победит.
– А откуда вы так хорошо знаете Казье, Айэн? – спросил Уэтскот, сидевший рядом с бывшим вице-президентом. – Вы что, гонялись за ним вместе со своим Хаммерхед?
– Мы навели о нем кое-какие справки, – ответил Хардкасл. – Полагали, что он мог работать с летчиками Салазара, применявшего военную технику для защиты своих грузов и наркотиков во время перевозок. Казье умеет летать на всех машинах – от истребителей “мираж” до вертолетов “хьюи”. Одно время работал в Европе главным инструктором коммандос. Но Казье всегда вел себя крайне осторожно, и я потерял его след после того, как береговая служба была распущена. Однако кое-что о Казье все же знаю, конгрессмен Уэтскот, и еще кое-что – об Аугусто Салазаре.
– Не сомневаюсь, что все были бы счастливы увидеть этих мерзавцев в тюрьме или, еще лучше, – на дне самого глубокого океана, – заметил Кевин Мартиндейл. – Однако лучше пока сохранять это желание в тайне и постараться привлечь внимание администрации к чертовски безграмотному использованию армии и неумению планировать ее совершенствование. Впрочем, нам вовсе не хочется выглядеть в глазах прессы эдакими канцелярскими крысами... Да, мы здесь для того, чтобы наблюдать, – продолжал Мартиндейл, обводя строгим взглядом всех сидящих в лимузине. – Но мы одновременно должны доказать им, что знаем лучший способ. Таким образом, вопрос, стоящий перед нами, прост: что мы можем сделать лучше, окажись рычаги управления у нас в руках? А с учетом угрозы, исходящей от Казье, что мы могли бы сделать такого, чего не делает нынешняя администрация? Да, мы плюнули в пирог Лэйни Уилкс, испортив ей пресс-конференцию. Но на деле президент занят именно тем, чего от него и ждут: призывает к массированной облаве на этого человека, приказывает директору ФБР устроить здесь временный штаб и лично возглавить расследование. Тогда чем мы отличаемся от нынешних обитателей Белого дома?
Нам нужен свой, особый план действий, опираясь на который, мы можем заявить: “Президент должен был сделать то-то и то-то”. Тогда американцы, прилипшие к своим телевизорам, скажут: “Да, вот придурок, он должен был сделать, но не сделал этого! Нет, все, в 1996-м голосую за Мартиндейла”. Вы улавливаете?
Все закивали, отовсюду послышалось:
– Да, сэр.
– Кто-нибудь хочет что-то добавить?
– Судя по поведению Уилкс, я бы сказал, что администрация склонна рассматривать это происшествие как случайность, не имеющую аналогов, – подвел итог Хардкасл. – Расследование ФБР сведется к координации действий федеральных агентств, вернее, к отсутствию этой координации. Уилкс уже предостерегла Винсенти и Гаспара от выступления перед прессой. Несомненно, в ближайшее время произойдет “утечка” сведений о действиях Винсенти в Европе, и все придут к одинаковому выводу: именно Винсенти испортил дело. Федеральные власти, в особенности ВВС, получат хорошую взбучку. Их обвинят в неправильных методах атаки и гибели стольких людей.
– Кстати, вы что-то говорили об этом Винсенти по пути сюда, – сказал Мартиндейл. – Что там произошло?
– Винсенти летал на “фантомах” F-4 в Исландии незадолго до того, как к власти пришел Горбачев, – объяснил Хардкасл. – У него произошла схватка с бомбардировщиком “баджер”, летевшим на бреющем надо льдом. Радары слежения вышли из строя, но он все равно продолжал преследование и сбил эту чертову штуковину.
– Вы шутите? Ничего об этом не слышал.
– И неудивительно, – заметил Хардкасл. – Тогда же выяснилось, что на этом бомбардировщике летел экипаж из пилотов, симпатизировавших Андропову. Они хотели развязать третью мировую войну, сбросив бомбы над базами США в Исландии. На борту у них было ядерное оружие, однако они уверяли, что никогда не применили бы его.
– Но и Винсенти, похоже, тоже не снискал лавров героя в этом бою?
– Нет, сэр. Загвоздка была в том, что Винсенти так и не получил разрешения открыть огонь: связь между истребителем и диспетчерской была прервана. Винсенти пошел напролом и уничтожил цель точно так же, как сделал это вчера. Да, среди бывалых воздушных волков он слывет героем, а в армии – бешеной собакой. Летчики высоко оценили его победу над “баджером”, но...
– Но Пентагон – нет, – закончил за него Мартиндейл. – Винсенти не повинуется приказам. Винсенти сперва стреляет, а потом задает вопросы. Тогда вопрос уже к вам, Айэн: он что, действительно “бешеный пес”?
– Нет, сэр, конечно, нет. Но и моя репутация не столь уж безупречно чиста, – с прохладной улыбкой заметил Хардкасл. – Положа руку на сердце, я не советовал бы вам так открыто поддерживать Винсенти. Однако сам я хотел бы регулярно совещаться с ним. Он знает всю подноготную и мог бы оказаться очень полезным нам и ВВС, когда Казье предпримет еще одну попытку.
– Погодите минутку, Айэн. Так вы считаете, что это не случайное одиночное происшествие? – спросил его Мартиндейл. Он уже начал нервничать: мысли его высокопоставленного друга принимали нежелательный оборот, а поскольку сегодня предстояло еще несколько пресс-конференций, его следовало остановить, и немедленно. – Разве вы не думаете, что Казье лишь по чистой случайности протаранил аэровокзал своим самолетом, уничтожив при этом несколько сотен человек?
– Знаете, я и сам не могу толком объяснить это, сэр. Но после разговора с подполковником Винсенти, пилотом F-16, преследовавшим самолет Казье, у меня почти не осталось сомнений, что мы услышим об этом негодяе еще раз, – ответил Хардкасл. – Казье не собирается залечь на дно.
При всем своем вдохновенном стремлении разоблачить военную политику нынешней администрации Белого дома далеко не все пассажиры лимузина разделяли столь крайние взгляды отставного офицера береговой охраны. Бывший вице-президент нервно провел рукой по волосам.
– Господи, Айэн! – взмолился Мартиндейл, выдавливая усталую улыбку. – Остается лишь молить Бога, чтобы вы ошиблись.
Продолжать спор не было времени: лимузин подкатил к самолетному ангару, превращенному в штаб расследования, и члены сенатского подкомитета начали выходить из машины. В двенадцати ангарах, выстроившихся в ряд вдоль ограды базы в Биле, некогда размещались самолеты-разведчики класса SR-71 “блэкберд” – самые скоростные в мире машины подобного типа (до изобретения прославленной “авроры SR-92”).
– Не будете ли любезны задержаться на минутку, господин вице-президент? – сказал Хардкасл. Все, кроме него и Мартиндейла, уже покинули лимузин, и агент секретной службы захлопнул дверцу.
– Выкладывайте, адмирал.
– Вы знаете, сэр, как я верю в вашу кампанию, – начал Хардкасл. – На свете не было человека счастливее меня, когда я увидел вас в совете директоров, опять такого же деятельного, помогающего собирать деньги для оперативных групп, и все прочее. Я знаю, публично вы не заявляли о своем намерении баллотироваться в 1996 году, но уверен, что будете, и я на все сто процентов за вас.
– Уже предчувствую, сейчас последует какое-то “но”...
– Да, сэр. Но после разговора с Винсенти я понял, что для борьбы с нынешней администрацией недостаточно просто накапливать оружие. Нет, мы должны разработать такую систему мероприятий, которая бы позволила всем быть твердо уверенными в том, что атаки, подобные вчерашней, не повторятся.
– Атаки? Но разве это была атака, Айэн? Это была выходка безумца, стремившегося уйти от возмездия! – фыркнул Мартиндейл. – Подражающие Казье психопаты, взрывающие еще один аэропорт в нашей стране... Нет, это просто представить себе невозможно!
– Я так не думаю, сэр, – сказал Хардкасл. – Мне кажется, что Казье вскоре снова появится сам. И считаю, что нам совершенно необходимо разработать программу защиты центральных аэропортов от подобных нападений. Я отношусь к вам с бесконечным уважением, сэр, и все же мне хотелось бы знать, насколько серьезно вы намерены рассматривать существование этой угрозы. А если это просто один из способов сколотить себя имя в политике, заявить о себе...
– Боже правый, Хардкасл, оставьте вы эту риторику!.. И угрозы, – ответил Мартиндейл и приподнялся, показывая, что собирается выйти из машины. – Во-первых, все мои действия здесь, не говоря уже о “Проекте-2000”, – часть моей предвыборной программы. Нравится вам это или нет, но я участник игры и должен соблюдать ее правила. Вы знаете, Айэн, насколько серьезно я отношусь ко всему, что связано с обороной. И когда я объединил силы с тактическими группами, вы согласились на эти условия. Вы и другие члены “Проекта-2000” шли со мной в ногу. Или я шел с вами. И нечего тут мудрить. Я понятно выражаюсь?
– Да, сэр.
– Для вас – просто Кевин, Айэн, – сказал Мартиндейл. – И сейчас, и когда я буду в Белом доме. А я буду в Белом доме, мой друг, можете не сомневаться на этот счет. Что же касается Казье, пока я не вижу никаких доказательств того, что террор развязан. Думая так, мы лишь начнем сеять панику и потеряем свое лицо. Черт, даже если это правда, мы будем выглядеть, как кликуши. Я вовсе не собираюсь устанавливать на лужайке перед Белым домом ракеты системы “пэтриот”, Айэн. Все, что я хочу сказать людям этой страны, можно выразить очень просто: нынешний президент обкакается, когда дело дойдет до применения военной силы и поддержки военных. – Мартиндейл немного помолчал, затем, похоже, решил продолжить и высказаться до конца. Кевин Мартиндейл никогда особенно не таил своих чувств и мыслей. – Честно говоря, Айэн, вы уже начинаете приобретать славу паникера. Я не хочу сказать, что вы не правы, но чувствую, что многие готовы от вас отвернуться. После катастрофы не прошло и суток, так что давайте не будем делать поспешных выводов, во всяком случае пока не получим конкретных фактов по этому делу. Хорошо?
– Хорошо, сэр, – ответил Хардкасл. – Но я остаюсь при своем мнении... и своей репутации.
– Смотрите, не промахнитесь, Айэн, – заметил Мартиндейл. – Я очень ценю вашу поддержку и помощь и всегда готов считаться с вашим мнением. Однако позвольте уж мне принимать решения и делать публичные заявления, хорошо?
– Да, сэр, – сказал Хардкасл и вышел из лимузина. Затем обернулся к бывшему вице-президенту. – Однако все же подумайте об этом, сэр. Что, если Анри Казье снова нанесет удар? И что должны предпринять вы, чтобы его остановить?
Но Мартиндейл уже настраивал себя на выступление перед журналистами, которые собрались возле ангара, где располагалось теперь нечто вроде штаб-квартиры ФБР, а потому слушал Хардкасла лишь вполуха и расслышал только две последние фразы. Что, если Казье вернется, что, если это только начало, а не конец кошмара? Что надо сделать, чтобы остановить его?
– Черт возьми, Хардкасл... – пробормотал бывший вице-президент. Игнорировать мнение адмирала Айэна Хардкасла он просто не мог.
НЬЮБУРГ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК,
ПОЗДНЕЕ В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ
Сонный маленький городок Ньюбург, что в часе езды к северу от Нью-Йорка, был идеальным логовом для террористов. Население составляло всего двадцать тысяч человек, до Нью-Йорка можно было добраться на автомобиле, поезде, по воздуху и даже по реке Гудзон, но одновременно Ньюбург был куда более деревенским, чем большинство городов-спутников Нью-Йорка. Жизнь тут текла тихая и уединённая. В Ньюбурге был первоклассный международный аэропорт Стюарт, откуда ходили прямые рейсы до Ла-Гардиа, Чикаго, Вашингтона, Хейсфилда в Атланте и даже до Торонто и Монреаля, но ежедневное количество взлетов и посадок не превышало дюжины. Всего в нескольких милях отсюда находилась военная академия США Уэст-Пойнт, а в нескольких часах езды располагался знаменитый горнолыжный курорт Кэтскилз.
Пассажирам нравился международный аэропорт Стюарт, там никогда не было суеты и толчеи и царил порядок. Анри Казье Стюарт тоже устраивал как нельзя больше, потому что служба безопасности работала там спустя рукава, что превращало маленький аэропорт в очень удобное место для проведения разного рода мелких контрабандных операций, в том числе и провоза оружия. Казье не раз провозил там полностью заряженные “узи” прямо в чемодане, предварительно частично разобрав их и упаковав детали в конфетные или подарочные коробки в золотой оберточной бумаге. Упаковка надежно защищала содержимое от рентгеновских лучей, а охранники ни разу не удосужились лично досмотреть его багаж, тем более что происходило это в утренние часы, когда у прилавка толпились пассажиры, спешившие попасть в Нью-Йорк, Бостон и Вашингтон. Старый трюк “пистолет в Библии” работал безотказно. Если бы Казье захотел угнать самолет, проще всего это было сделать именно здесь.
Пассажирам нравился международный аэропорт Стюарт, там никогда не было суеты и толчеи и царил порядок. Анри Казье Стюарт тоже устраивал как нельзя больше, потому что служба безопасности работала там спустя рукава, что превращало маленький аэропорт в очень удобное место для проведения разного рода мелких контрабандных операций, в том числе и провоза оружия. Казье не раз провозил там полностью заряженные “узи” прямо в чемодане, предварительно частично разобрав их и упаковав детали в конфетные или подарочные коробки в золотой оберточной бумаге. Упаковка надежно защищала содержимое от рентгеновских лучей, а охранники ни разу не удосужились лично досмотреть его багаж, тем более что происходило это в утренние часы, когда у прилавка толпились пассажиры, спешившие попасть в Нью-Йорк, Бостон и Вашингтон. Старый трюк “пистолет в Библии” работал безотказно. Если бы Казье захотел угнать самолет, проще всего это было сделать именно здесь.