— Правильно, — сказала она.
— Откуда ты знала, что люди Фишера нашли отель, в котором жил Мак-Ларен?
— Мне об этом сказал Курт.
— Кто следил за Мак-Лареном, а потом потерял его из виду?
— Курт.
— Как мал мир, — сказал я спокойно. Ее лицо внезапно побледнело.
— Ты хочешь сказать, что Мак-Ларена убил Курт?
— Похоже на то.
— Этого не может быть! — В ее блестящих карих глазах буквально застыл немой крик. — А как же тогда с Сугденом и с Хендриксом в Париже?
— Все это игра, — ответил я. — Они своей цели достигли. Курт, видимо, нанял Сугдена, чтобы тот сыграл перед нами роль человека Фишера. Когда он понял, что это его последняя роль, было поздно.
— А Хендрикс? — прошептала она.
— Видимо, это был один из парижских знакомых Лози, кто подходил для этой роли.
— Ты считаешь, что он мог просто так убить двух… нет, трех человек, преследуя какую-то свою гнусную цель?
— Я думаю только то, что думаю, — сказал я. — И ты не должна забывать, что Курт — садист. Он наслаждался этими убийствами.
— О, Боже! — прошептала она. — Лицо ее было мокрым от слез. — И зачем только?
— Как ты догадалась взять Курта в помощники после того, как был убит твой брат?
— Он время от времени исполнял обязанности курьера, — тихо сказала она. — Я знала, что мой брат доверял ему.
— Интересно, твой брат не мог передавать через него деньги Фишеру?
— Понятия не имею, — ответила она.
— Но это не исключалось?
— Не исключалось.
— Именно таким путем он и мог познакомиться с Дибори, — сказал я. — Дибори, видимо, рассказал ему о том, что произошло с Джулией и что это означало для Мак-Ларена.
— Но это только предположения, Пол.
— Конечно, предположения. Но давай остановимся именно на этой версии. Курт подсказал Мак-Ларену, что только я смогу ему помочь вернуть его жену, а после этого направил по моему адресу и тебя, видимо, через Бочара.
— Для чего? — спросила она.
— Меня гложет неприятное чувство, что мы об этом скоро узнаем, — ответил я. — Если оба считают меня клиентом, то тогда Лози удастся проникнуть в дом Фишера, не вызывая у него подозрения. Но за этим кроется и еще что-то.
— Что они с нами сделают, Пол?
— Что бы они с нами не сделали, хорошего здесь мало.
Сам того не подозревая, я оказался пророком. В замке повернулся ключ. Мэнди вскочила с кровати с покрасневшим лицом и дикими блестящими глазами.
Дверь открылась, и вошел Лози с пистолетом в руке.
— Курт! — закричала Мэнди. — Дорогой ты мой! Они такие ужасные вещи говорили о тебе! Сплошные кляузы о том, что ты убил в Лондоне мужа Джулии и еще двух человек! Но я-то знаю, что это сплошная ложь!
Она бросилась к нему с распростертыми объятиями и с отчаянной надеждой на лице. Мне даже стало ее жаль. Когда она добежала до него, Лози ткнул ее дулом пистолета в солнечное сплетение. Она взвизгнула, переломилась надвое и упала на пол. — Глупая гусыня! — сказал Лози. — Пойдемте, Донован. Мы хотим с вами поговорить.
Я вышел из комнаты и остановился, чувствуя спиной дуло пистолета. Лози запер дверь на ключ, и мы прошли в гостиную, где нас ждал Дибори.
— Садитесь, мистер Донован! — Он милостиво улыбнулся мне. — Ужин сегодня запоздает, а может быть, его и вообще не будет. Но выпить я могу вам дать.
— Нет, спасибо.
— Как хотите, — сказал он. — Речь идет о предварительном разговоре, но мы, тем не менее, считаем, что вам лучше сесть.
— Благодарю, — сказал я и уселся в ближайшее кресло.
— Мы продолжаем нашу операцию, — сказал он. — Курт и я. Но этот дом больше не будет главной резиденцией. Мы подыщем себе другую.
— Как интересно! — вежливо сказал я.
— Колетт Доркас отомстит за смерть брата, убив Фишера, но к сожалению, с ней самой произойдет несчастный случай, — продолжал он. — Возможно, она даже войдет в число святых мучениц. Как это звучит для вас, мистер Донован?
— Еще интереснее.
— Более мелкие проблемы можно легко решить прямо сейчас. Курт возьмет с собой Мэнди, когда мы будем уезжать отсюда, а я сам, должен признаться, неравнодушен к Джулии, из чего следует, что она поедет со мной.
— У вас обоих очень хороший вкус, — сказал я.
— Благодарю.
На его губах снова заиграла свойственная ему робкая улыбка.
— Возможно, вам будет интересно узнать о том, что это дерьмо Фишер подло обманул меня, благодаря чему стал дешево пользоваться моими услугами. Мне нужен был партнер, и когда я познакомился с Куртом, то понял, что он подходит мне по всем статьям.
— Переходите к делу! — буркнул я.
— Вы правы, — сказал Дибори. — Вначале мы видели в вас только нечто вроде приманки, мистер Донован. Я надеюсь, вас это не оскорбит. Но с тех пор, как я познакомился с вами поближе, пришел к выводу, что мы с вами можем заключить договор.
— Какой? — спросил я.
— А такой, что если вы хотите остаться в живых, вы должны будете раскошелиться, мое сердечко! — буркнул Лози.
— Ну, я бы выразился иначе, — тихо сказал Дибори. — Но, в сущности, Курт прав. Во сколько вы бы оценили собственную жизнь, мистер Донован?
— Как ни странно, но мне кажется, что вы назовете свою сумму, — сказал я.
— Я думаю, было бы глупо с нашей стороны быть слишком жадными. Как вы смотрите на половину вашего годового дохода? Мы будем великодушны. Что для вас эти жалкие семь миллионов?
— Я не верю вам. Сколько бы вы ни получили от меня, все равно покончите со мной. Так, может быть, лучше сэкономить денежки?
— Мы сделаем все, чтобы заслужить ваше доверие, — сказал он. — Вы все равно собирались телеграфировать в Швейцарию о переводе на счет Фишера одного миллиона двухсот тысяч долларов. Так вот, мы хотим, чтобы вы это сделали сейчас. Позднее мы будем готовы проехаться с вами в Швейцарию. Вы проведете нас в банк и сразу переведете на наш счет все то, что нам еще причитается. Как только вы это сделаете, будете свободны.
— А если вы удовлетворитесь миллионом долларов?
— Конечно, все может быть, — подтвердил он. — Но эта сумма все-таки дает вам, как говорится, срок висельника. Если же откажетесь, то вы — мертвец уже к исходу этого дня.
— Предположим, вы действительно возьмете меня с собой в Швейцарию, и все будет происходить так, как вы сказали, — заметил я. — Скажите, что же в таком случае помешает мне поднять тревогу, как только мы войдем в банк?
— Ваша собственная гордость, мистер Донован, — сказал он. — К тому времени Фишер будет мертв, Колетт причислится к сонму мучениц, а Джулия и Мэнди будут спрятаны так хорошо, что вы их никогда не найдете. С этой стороны против нас будет только одни ваши слова. Никто не сможет этого подтвердить, а вас самого могут принять за сумасшедшего. Настоящий антигерой, если так можно выразиться, человек, который позволил, чтобы погибла женщина, и тем самым выкупил свою жизнь.
— И еще кое-что, — добавил Лози. — Если вы попытаетесь очернить нас, то мы не рискнем оставить в живых Мэнди и Джулию. Как только я услышу об этом, собственноручно перережу им глотки.
— О'кей! — сказал я. — Вы меня убедили. Дибори поднялся и протянул мне блокнот и ручку.
— Может быть, вы будете так любезны и составите телеграмму в ваш швейцарский банк. Для нас не проблема отослать ее.
— Пожалуйста.
— Я полагаю, что ваш банк не переведет просто так с одного счета на другой такую большую сумму, если телеграмма будет подписана только словом «Донован»?
— Совершенно верно, — сказал я. — Телеграмма должна быть закодирована.
— Может быть, вы нам сообщите этот код?
— Конечно, нет, — уверил я его.
— Я могу из него выбить этот код, — предложил свои услуги Лози.
— Не будьте так наивны, Курт, — сказал Дибори. Он взглянул на меня и улыбнулся. — Мистер Донован может рассказать нам любую сказку. И мы не будем знать, сказал ли он нам правду или нет, до тех пор, пока не обратим внимание на реакцию банка… Пожалуйста, напишите телеграмму, мистер Донован.
Мой код был совершенно не сложный. Если я хотел, чтобы деньги были выплачены, я просто писал ту или иную сумму. Во всех остальных случаях, как, например, в этом, я начинал телеграмму магическим словом «пожалуйста».
Это слово было сигналом тревоги, и швейцарский банк должен был быстро связаться с моим главным бюро в Нью-Йорке и начать следствие. В данном случае это мало бы мне помогло, так как там считали, что я нахожусь в Лондоне.
Итак, я написал телеграмму и отдал блокнот и ручку Дибори. Меня совсем не утешал тот факт, что они все равно не получат денег, если убьют меня.
— Вы вели себя очень разумно, мистер Донован, — сказал мне Дибори. Он снова улыбнулся. — Сейчас Курт проводит вас в спальню.
Затем он добавил плутовским тоном:
— Общество трех прекрасных леди не так уж трудно переносить.
— Встать! — приказал Лози.
— Скажите мне только одно. — Я поднялся с кресла. — Когда Колетт должна превратиться в мученицу?
— Она приехала сюда с Мэнди вскоре после вашего приезда, — сказал Дибори. — Охранники у ворот это вспомнят. Потом все остались на обед, где многие просто нализались спиртного, и в конечном итоге — ах, как все будет драматично! — Колетт в кульминационный момент оргии схватила нож, который лежал на столе, и пронзила им сердце Фишера.
— Это действительно похоже на трагикомедию, — согласился я.
— Но она полностью соответствует стилю легенды о мученице, — с довольным видом заметил он. — Разве вы не поняли это, мистер Донован? В последнюю секунду Шелдон успел выхватить револьвер и выстрелить в нее. Поднялась суматоха, я в истерике стал звать охранников, но к тому мгновению, когда они вбежали, оба главных героя были уже мертвы.
— А как вы объясните охранникам исчезновение двух других девушек?
— Очень просто, — ответил Дибори. — Я им скажу: «Будет очень плохо выглядеть, если мы сознаемся, что здесь разыгрывалась оргия. Лучше сделать так, чтобы девушки были тайно увезены Куртом до того, как прибудет полиция». Охранники поймут, что так будет лучше, особенно после того, как им смажут лапы.
.— А как вы объясните труп Мануэля? — спросил я.
— О Мануэле никто ничего не узнает, — ответил он. — Люди будут целиком и полностью заняты смертью Фишера. Он в этом городе большой человек, мистер Донован. А позднее у нас будет время, чтобы уничтожить или спрятать труп филиппинца.
— Кажется, вы все продумали, — сказал я. — И когда все это должно случиться?
— Где-то после полуночи, — ответил он. — А точнее мы сами еще не знаем.
— Пойдемте, Донован! — буркнул Лози.
— Я как раз вспомнил, что у Шелдона в спальне находится бар, — дружелюбно сказал Дибори. — С вашей стороны было бы актом милосердия, если бы вы напоили девушек к полуночи, мистер Донован.
Я вышел из комнаты, все время чувствуя на своей спине дуло пистолета Лози. Таким образом мы и вернулись в спальню. Перед дверью он сунул мне связку ключей.
— Откройте дверь и потом отдайте мне ключи, — сказал он. Я выполнил его приказ, но не спешил заходить.
— Вы слепое оружие в его руках, Курт, неужели вы этого не понимаете?
— О чем это вы, Донован?
— Он — мозг операции, — сказал я, — и все это дело его рук. Что же касается вас, то вы просто подсобная рабочая сила. А когда все будет позади, он придет к мнению, что в подсобной силе больше не нуждается.
— Вы действительно умны, Донован! — Лози коротко рассмеялся. — А сами, наверное, думаете, как долго я буду в нем нуждаться?
Он распахнул дверь ногой и грубо втолкнул меня в комнату, так что я чуть было не упал.
11
— Откуда ты знала, что люди Фишера нашли отель, в котором жил Мак-Ларен?
— Мне об этом сказал Курт.
— Кто следил за Мак-Лареном, а потом потерял его из виду?
— Курт.
— Как мал мир, — сказал я спокойно. Ее лицо внезапно побледнело.
— Ты хочешь сказать, что Мак-Ларена убил Курт?
— Похоже на то.
— Этого не может быть! — В ее блестящих карих глазах буквально застыл немой крик. — А как же тогда с Сугденом и с Хендриксом в Париже?
— Все это игра, — ответил я. — Они своей цели достигли. Курт, видимо, нанял Сугдена, чтобы тот сыграл перед нами роль человека Фишера. Когда он понял, что это его последняя роль, было поздно.
— А Хендрикс? — прошептала она.
— Видимо, это был один из парижских знакомых Лози, кто подходил для этой роли.
— Ты считаешь, что он мог просто так убить двух… нет, трех человек, преследуя какую-то свою гнусную цель?
— Я думаю только то, что думаю, — сказал я. — И ты не должна забывать, что Курт — садист. Он наслаждался этими убийствами.
— О, Боже! — прошептала она. — Лицо ее было мокрым от слез. — И зачем только?
— Как ты догадалась взять Курта в помощники после того, как был убит твой брат?
— Он время от времени исполнял обязанности курьера, — тихо сказала она. — Я знала, что мой брат доверял ему.
— Интересно, твой брат не мог передавать через него деньги Фишеру?
— Понятия не имею, — ответила она.
— Но это не исключалось?
— Не исключалось.
— Именно таким путем он и мог познакомиться с Дибори, — сказал я. — Дибори, видимо, рассказал ему о том, что произошло с Джулией и что это означало для Мак-Ларена.
— Но это только предположения, Пол.
— Конечно, предположения. Но давай остановимся именно на этой версии. Курт подсказал Мак-Ларену, что только я смогу ему помочь вернуть его жену, а после этого направил по моему адресу и тебя, видимо, через Бочара.
— Для чего? — спросила она.
— Меня гложет неприятное чувство, что мы об этом скоро узнаем, — ответил я. — Если оба считают меня клиентом, то тогда Лози удастся проникнуть в дом Фишера, не вызывая у него подозрения. Но за этим кроется и еще что-то.
— Что они с нами сделают, Пол?
— Что бы они с нами не сделали, хорошего здесь мало.
Сам того не подозревая, я оказался пророком. В замке повернулся ключ. Мэнди вскочила с кровати с покрасневшим лицом и дикими блестящими глазами.
Дверь открылась, и вошел Лози с пистолетом в руке.
— Курт! — закричала Мэнди. — Дорогой ты мой! Они такие ужасные вещи говорили о тебе! Сплошные кляузы о том, что ты убил в Лондоне мужа Джулии и еще двух человек! Но я-то знаю, что это сплошная ложь!
Она бросилась к нему с распростертыми объятиями и с отчаянной надеждой на лице. Мне даже стало ее жаль. Когда она добежала до него, Лози ткнул ее дулом пистолета в солнечное сплетение. Она взвизгнула, переломилась надвое и упала на пол. — Глупая гусыня! — сказал Лози. — Пойдемте, Донован. Мы хотим с вами поговорить.
Я вышел из комнаты и остановился, чувствуя спиной дуло пистолета. Лози запер дверь на ключ, и мы прошли в гостиную, где нас ждал Дибори.
— Садитесь, мистер Донован! — Он милостиво улыбнулся мне. — Ужин сегодня запоздает, а может быть, его и вообще не будет. Но выпить я могу вам дать.
— Нет, спасибо.
— Как хотите, — сказал он. — Речь идет о предварительном разговоре, но мы, тем не менее, считаем, что вам лучше сесть.
— Благодарю, — сказал я и уселся в ближайшее кресло.
— Мы продолжаем нашу операцию, — сказал он. — Курт и я. Но этот дом больше не будет главной резиденцией. Мы подыщем себе другую.
— Как интересно! — вежливо сказал я.
— Колетт Доркас отомстит за смерть брата, убив Фишера, но к сожалению, с ней самой произойдет несчастный случай, — продолжал он. — Возможно, она даже войдет в число святых мучениц. Как это звучит для вас, мистер Донован?
— Еще интереснее.
— Более мелкие проблемы можно легко решить прямо сейчас. Курт возьмет с собой Мэнди, когда мы будем уезжать отсюда, а я сам, должен признаться, неравнодушен к Джулии, из чего следует, что она поедет со мной.
— У вас обоих очень хороший вкус, — сказал я.
— Благодарю.
На его губах снова заиграла свойственная ему робкая улыбка.
— Возможно, вам будет интересно узнать о том, что это дерьмо Фишер подло обманул меня, благодаря чему стал дешево пользоваться моими услугами. Мне нужен был партнер, и когда я познакомился с Куртом, то понял, что он подходит мне по всем статьям.
— Переходите к делу! — буркнул я.
— Вы правы, — сказал Дибори. — Вначале мы видели в вас только нечто вроде приманки, мистер Донован. Я надеюсь, вас это не оскорбит. Но с тех пор, как я познакомился с вами поближе, пришел к выводу, что мы с вами можем заключить договор.
— Какой? — спросил я.
— А такой, что если вы хотите остаться в живых, вы должны будете раскошелиться, мое сердечко! — буркнул Лози.
— Ну, я бы выразился иначе, — тихо сказал Дибори. — Но, в сущности, Курт прав. Во сколько вы бы оценили собственную жизнь, мистер Донован?
— Как ни странно, но мне кажется, что вы назовете свою сумму, — сказал я.
— Я думаю, было бы глупо с нашей стороны быть слишком жадными. Как вы смотрите на половину вашего годового дохода? Мы будем великодушны. Что для вас эти жалкие семь миллионов?
— Я не верю вам. Сколько бы вы ни получили от меня, все равно покончите со мной. Так, может быть, лучше сэкономить денежки?
— Мы сделаем все, чтобы заслужить ваше доверие, — сказал он. — Вы все равно собирались телеграфировать в Швейцарию о переводе на счет Фишера одного миллиона двухсот тысяч долларов. Так вот, мы хотим, чтобы вы это сделали сейчас. Позднее мы будем готовы проехаться с вами в Швейцарию. Вы проведете нас в банк и сразу переведете на наш счет все то, что нам еще причитается. Как только вы это сделаете, будете свободны.
— А если вы удовлетворитесь миллионом долларов?
— Конечно, все может быть, — подтвердил он. — Но эта сумма все-таки дает вам, как говорится, срок висельника. Если же откажетесь, то вы — мертвец уже к исходу этого дня.
— Предположим, вы действительно возьмете меня с собой в Швейцарию, и все будет происходить так, как вы сказали, — заметил я. — Скажите, что же в таком случае помешает мне поднять тревогу, как только мы войдем в банк?
— Ваша собственная гордость, мистер Донован, — сказал он. — К тому времени Фишер будет мертв, Колетт причислится к сонму мучениц, а Джулия и Мэнди будут спрятаны так хорошо, что вы их никогда не найдете. С этой стороны против нас будет только одни ваши слова. Никто не сможет этого подтвердить, а вас самого могут принять за сумасшедшего. Настоящий антигерой, если так можно выразиться, человек, который позволил, чтобы погибла женщина, и тем самым выкупил свою жизнь.
— И еще кое-что, — добавил Лози. — Если вы попытаетесь очернить нас, то мы не рискнем оставить в живых Мэнди и Джулию. Как только я услышу об этом, собственноручно перережу им глотки.
— О'кей! — сказал я. — Вы меня убедили. Дибори поднялся и протянул мне блокнот и ручку.
— Может быть, вы будете так любезны и составите телеграмму в ваш швейцарский банк. Для нас не проблема отослать ее.
— Пожалуйста.
— Я полагаю, что ваш банк не переведет просто так с одного счета на другой такую большую сумму, если телеграмма будет подписана только словом «Донован»?
— Совершенно верно, — сказал я. — Телеграмма должна быть закодирована.
— Может быть, вы нам сообщите этот код?
— Конечно, нет, — уверил я его.
— Я могу из него выбить этот код, — предложил свои услуги Лози.
— Не будьте так наивны, Курт, — сказал Дибори. Он взглянул на меня и улыбнулся. — Мистер Донован может рассказать нам любую сказку. И мы не будем знать, сказал ли он нам правду или нет, до тех пор, пока не обратим внимание на реакцию банка… Пожалуйста, напишите телеграмму, мистер Донован.
Мой код был совершенно не сложный. Если я хотел, чтобы деньги были выплачены, я просто писал ту или иную сумму. Во всех остальных случаях, как, например, в этом, я начинал телеграмму магическим словом «пожалуйста».
Это слово было сигналом тревоги, и швейцарский банк должен был быстро связаться с моим главным бюро в Нью-Йорке и начать следствие. В данном случае это мало бы мне помогло, так как там считали, что я нахожусь в Лондоне.
Итак, я написал телеграмму и отдал блокнот и ручку Дибори. Меня совсем не утешал тот факт, что они все равно не получат денег, если убьют меня.
— Вы вели себя очень разумно, мистер Донован, — сказал мне Дибори. Он снова улыбнулся. — Сейчас Курт проводит вас в спальню.
Затем он добавил плутовским тоном:
— Общество трех прекрасных леди не так уж трудно переносить.
— Встать! — приказал Лози.
— Скажите мне только одно. — Я поднялся с кресла. — Когда Колетт должна превратиться в мученицу?
— Она приехала сюда с Мэнди вскоре после вашего приезда, — сказал Дибори. — Охранники у ворот это вспомнят. Потом все остались на обед, где многие просто нализались спиртного, и в конечном итоге — ах, как все будет драматично! — Колетт в кульминационный момент оргии схватила нож, который лежал на столе, и пронзила им сердце Фишера.
— Это действительно похоже на трагикомедию, — согласился я.
— Но она полностью соответствует стилю легенды о мученице, — с довольным видом заметил он. — Разве вы не поняли это, мистер Донован? В последнюю секунду Шелдон успел выхватить револьвер и выстрелить в нее. Поднялась суматоха, я в истерике стал звать охранников, но к тому мгновению, когда они вбежали, оба главных героя были уже мертвы.
— А как вы объясните охранникам исчезновение двух других девушек?
— Очень просто, — ответил Дибори. — Я им скажу: «Будет очень плохо выглядеть, если мы сознаемся, что здесь разыгрывалась оргия. Лучше сделать так, чтобы девушки были тайно увезены Куртом до того, как прибудет полиция». Охранники поймут, что так будет лучше, особенно после того, как им смажут лапы.
.— А как вы объясните труп Мануэля? — спросил я.
— О Мануэле никто ничего не узнает, — ответил он. — Люди будут целиком и полностью заняты смертью Фишера. Он в этом городе большой человек, мистер Донован. А позднее у нас будет время, чтобы уничтожить или спрятать труп филиппинца.
— Кажется, вы все продумали, — сказал я. — И когда все это должно случиться?
— Где-то после полуночи, — ответил он. — А точнее мы сами еще не знаем.
— Пойдемте, Донован! — буркнул Лози.
— Я как раз вспомнил, что у Шелдона в спальне находится бар, — дружелюбно сказал Дибори. — С вашей стороны было бы актом милосердия, если бы вы напоили девушек к полуночи, мистер Донован.
Я вышел из комнаты, все время чувствуя на своей спине дуло пистолета Лози. Таким образом мы и вернулись в спальню. Перед дверью он сунул мне связку ключей.
— Откройте дверь и потом отдайте мне ключи, — сказал он. Я выполнил его приказ, но не спешил заходить.
— Вы слепое оружие в его руках, Курт, неужели вы этого не понимаете?
— О чем это вы, Донован?
— Он — мозг операции, — сказал я, — и все это дело его рук. Что же касается вас, то вы просто подсобная рабочая сила. А когда все будет позади, он придет к мнению, что в подсобной силе больше не нуждается.
— Вы действительно умны, Донован! — Лози коротко рассмеялся. — А сами, наверное, думаете, как долго я буду в нем нуждаться?
Он распахнул дверь ногой и грубо втолкнул меня в комнату, так что я чуть было не упал.
11
Вечер был теплым, и можно было не бояться, что обнаженные пленницы простудятся.
Я снова бросил взгляд на часы и констатировал, что до полуночи остался один час.
После этого я снова спросил себя, куда мог запропаститься Хикс.
Возможно, он совершал отвлекающий маневр и подкладывал бомбу под фабрику, следуя моему профессиональному совету.
Мы уже давно прекратили все разговоры. Девушки сидели на огромной кровати и безучастно смотрели перед собой.
Мне надоело предлагать им напитки. И, если честно говорить, мне все уже надоело.
— Может быть, у кого-нибудь есть какие-нибудь хорошие мысли? — наконец бодро спросил я.
— Может, разбить стекло и выпрыгнуть из окна, — предложила Мэнди.
— И если нас не разорвут собаки, то схватят охранники и вернут обратно в дом, — добавила Джулия.
Еще была небольшая надежда, что Хикс ведет наблюдение за домом, хотя он с таким же успехом мог вести наблюдение до утра, но для нас это было бы слишком поздно. Значит, надо было дать ему каким-то образом сигнал. Но каким?
— Они всех нас убьют, — сказала Мэнди трагическим тоном. — Я знаю.
— Мы тебя спрашивали десять раз, — сказала Колетт холодным тоном, — и теперь спрашиваю еще раз. Что они хотели от тебя?
— Они хотели денег, — ответил я.
— Ты — жалкий лжец, — сказала она. — Ты пошел с ними на сделку и отлично это знаешь. Скажи нам правду. Любая правда лучше полного незнания. Сидишь тут и ждешь, сам не зная чего!
— Они хотели денег, — повторил я. — Возможно, все это довольно сложно, но в конечном итоге они хотели денег.
— И вы, значит, спасли свою жалкую жизнь, дав им откупного? — с величайшим презрением сказала Джулия. — А что будет с нами?
Я прошел к бару.
Поскольку девушки ничего не хотели пить, я тоже был вынужден воздержаться, а сейчас решил: черт с ним, надо выпить!
Из чистого любопытства я посмотрел, какими запасами обеспечил себя Фишер, поскольку профаном его в этом деле считать было совсем нельзя. Я увидел, что тут было практически все. Например, тут были две бутылки фирменного коньяка «Наполеон»…
А Хикс, возможно, ждал снаружи…
Я прошелся по комнате, и мой взгляд упал на хрустальную чашу с цветами. Казалось, она подходила для моих намерений. Я взял вазу и выплеснул из нее воду вместе с цветами прямо на пол.
— Ну, а теперь он совсем свихнулся, — констатировала Мэнди. — Не смог вынести такого душевного гнета!
— А что вообще можно ожидать от этих мужчин! — бросила Колетт.
Чаша была в поперечнике приблизительно сорок пять сантиметров и высотой сантиметров восемнадцать. Я поставил ее перед баром и вылил туда обе бутылки коньяка. Это был отличный коньяк и очень старый.
— О'кей, мои милые! — бодро сказал я. — Поднимайтесь!
— Пошел-ка ты в… — заявила Мэнди.
Я подошел к ней, взял ее за соски указательными и большими пальцами и подтянул к себе.
— Поднимайтесь! — повторил я.
Она пронзительно закричала и вскочила. — Теперь он уже превращается в садиста! — завизжала она.
— Вы обе тоже поднимайтесь или с вами будет то же самое! — , небрежно бросил я.
В следующий момент они уже стояли. Я приказал им повернуться. Мгновение казалось, что мне придется подавлять бунт, но потом все трое действительно повернулись.
Парису было бы трудно вынести свое решение, но он бы подошел к этому не с такими мерками. У Мэнди и Джулии были округлые и милые задочки, но именно по этой причине они и исключались из соревнования.
Задочек Колетт был тоже мил, но не такой округлый. В данный момент мне бы подходил еще более узкий, но за неимением лучшего сойдет и этот. Я схватил ее за руку, повернул к себе и повел к бару.
— Что все это значит? — спросила она с недоверием и недоумением.
— Все это довольно сложно объяснить, — признался я, — и, возможно, просьба моя покажется тебе странной, но заверяю тебя, что все это поможет нам отсюда выбраться.
— Так что же я должна делать? — спросила она. — Убить тебя?
— Страшно смешно, — процедил я сквозь зубы. — Если будет время, я еще покатаюсь по полу от смеха. Но пока этого времени у меня нет. Ты видишь чашу на полу?
— Какая некрасивая!
— В ней содержится только старый добрый коньяк, — уверил я ее. — И ты должна сесть на нее.
— Что я должна?
— Сесть на нее, — повторил я. — В настоящий момент он холодный. Я имею в виду коньяк. Твой зад согреет его, и через какое-то время он будет иметь комнатную температуру.
— Я и раньше слышала о разных шутниках, — сказала она. — Но тебе полагается за это диплом первой степени!
— Я говорю серьезно, — повторил я.
— Ты опасный сумасшедший! — прошипела она.
— С холодным коньяком ничего не выйдет, — сказал я.
— О, Бог ты мой! — выдохнула Джулия. — Я слышала о людях с комплексами, но с таким встречаюсь первый раз. Это превосходит все!
— Заткнись! — набросился я на нее.
Разумными разговорами здесь, видно, добиться было ничего нельзя, поэтому я схватил Колетт за плечи одной рукой, а другой под коленки и посадил ее на чашу.
Раздался какой-то шлепающий звук, Колетт пронзительно вскрикнула и попыталась выбраться из сосуда, а так как коньяк проливать было нельзя, — у нас его больше не было, — то я уселся верхом на ее бедра и крепко держал ее руки за спиной.
— Сейчас пойдет пар, — благоговейно заметила Джулия, — и пары коньяка сорвут их обоих с чаши.
— Раньше он не был таким, — самодовольно сказала Мэнди. — Видно, он стал импотентом после того, как я бросила его.
— Отпусти меня! — выла Колетт. — Ты, развратник! Она укусила меня в мочку уха.
— Я только хочу, чтобы ты тут немного посидела, — прокряхтел я.
— Он мокрый, холодный и ужасный! — закричала она. — И ко всему прочему, так сидеть неприлично!
— Если мы не согреем коньяк, он не загорится, — объяснил я.
— За кого ты меня, черт возьми, принимаешь? — не сдавалась она. — За рождественский торт?
Ее зубы снова подобрались к моему уху. Я быстро повернул голову в сторону, и она своими зубами сорвала мне кожу. Боль была ужасная.
— Если нам удастся поджечь коньяк, то мы можем его отнести к окну и поджечь занавески! — простонал я. — И если бы вы обе подняли свои толстые задницы с кровати и помогли набросать у окна простыни, одеяла и другие хорошо горящие предметы, то вы оказали бы мне большую помощь.
— Ты хочешь поджечь дом?
Колетт так уставилась на меня, что глаза ее, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Дутый кирпич не очень-то хорошо воспламеняется, — нетерпеливо сказал я. — Нам просто нужно привлечь внимание охранников. Собаки близко к огню не подбегут и, кроме того, их удержат охранники, особенно если они увидят, как из окна выпрыгивают голые девушки, чтобы спастись.
— Эта комната находится на втором этаже, — пугливо сказала Джулия.
— Это не играет никакой роли, — буркнул я. — Вы будете прыгать, договорились?
— Прямо в руки к охранникам, которые снова отведут нас в дом, — бросила Джулия. — Великолепная мысль!
— Мы должны их чем-то отвлечь, не забывайте этого, — сказал я. — Мы должны устроить маленькую панику внутри дома и вне его.
— И что потом? — спросила Мэнди.
— Об остальном я еще не подумал, — признался я. — Но самое главное — начать.
— Более идиотских слов я еще никогда не слышала, — заявила Джулия. — Я в этом не участвую.
— О'кей! — Я глубоко вздохнул. — Я не хотел вам рассказывать, потому что это очень жестоко, но вы мне не оставляете выбора.
— Что рассказывать? — спросила Мэнди.
— Они собираются впустить сюда в полночь всех охранников, чтобы они все по очереди насиловали вас, пока с вас не слезет кожа. А если этого окажется недостаточно, Курт позаботится об остальном.
Джулия так высоко подпрыгнула с кровати, словно ее укусил в зад крокодил.
— Не сиди, как глупая гусыня! — набросилась она на Мэнди. — Помоги мне перенести постельное белье к окну!
Внезапно все уверились в правоте моих слов, даже Колетт. Когда я встал, она послушно осталась сидеть на чаше; словно внезапно увидела в этом свое призвание.
— Пол, — тихо сказала она. — Я хотела бы все знать. Значит, мы разожжем костер, охранники увидят нас и примчатся сюда. И тогда мы выпрыгнем из окна, так?
— Приблизительно, — сказал я. — Если говорить точно, то выпрыгнут Мэнди и Джулия.
— А что будет со мной?
— А ты будешь мертва, — сказал я.
— Что?
— Ну да, ты должна притвориться, будто ты мертва, — сказал я, — хотя бы на тот срок, пока здесь будут те, которые сюда прибегут. Чтобы их обмануть.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Я тоже надеюсь, — ответил я.
С огромной кровати уже были сорваны все простыни.
Я сбросил матрац на пол и потащил его к двери. Матрац был набит какими-то искусственными волокнами, которые толком и гореть-то не будут, а только чадить.
— Как там у нас коньяк? — спросил я Колетт.
— Теперь он уже не кажется холодным.
Две другие девушки стояли у кучи одеял и простыней, которые они нагромоздили у окна, и внимательно наблюдали за мной.
— Мы действительно должны выпрыгнуть из окна? — нервно спросила Мэнди. — Мне бы очень не хотелось, чтобы в мои пикантные места впились осколки стекла.
— Возможно, ты и права, — сказал я. — Может быть, будет лучше разбить стекло, а вы будете стоять рядом и кричать во всю глотку.
— Я начинаю спрашивать себя, а не лучше ли предпочесть смерть…
— К чему? Сюда ворвутся охранники и спасут нас… Наконец послышался голос Колетт:
— Мне долго еще сидеть, Пол? Я боюсь, что эта чаша разрежет мне весь зад.
Я помог ей подняться и осмотрел ее зад.
На нем красовался красный круг, а вокруг шли лиловые подтеки.
— Сенсационный рождественский подарок! — заметил я удивленным тоном. — Задница, выдержанная, как старое вино, и настоянная на коньяке!
Я поднес к чаше горящую спичку, и коньяк загорелся ярким голубым пламенем. Потом взял немного матрацной набивки, подержал ее над огнем, пока волокна не начали чадить, а потом сунул обратно в матрац. Облако едкого дыма поднялось к потолку, превратившись в нечто вроде Дымовой завесы.
После этого я схватил стул и ножками выбил четыре оконных стекла. Вслед за этим поднес чашу с горящим коньяком к куче одеял и простыней и поджег ее. Через несколько секунд все вокруг горело, полыхали даже занавески.
— О'кей, мои милые! — сказал я. — Теперь начинайте кричать!
— А что делать мне? — хмуро спросила Колетт, словно я исключил ее из программы удовольствий.
— Ты мертва, — сказал я, — задохнулась от дыма.
— Это, конечно, не шутка, — сказала она и закашлялась.
Я отвел ее в сторону от двери, повернул спиной к ней и уложил на пол.
— Попытайся расслабиться, — сказал я и тоже сильно закашлялся.
— Расслабиться? — Ее лицо судорожно скривилось. — Я же здесь задохнусь, ты, умник!
Едкий дым быстро наполнил всю комнату. Да, она была права. Дышать становилось все труднее. Кроме того, стало жарко. Постельное белье весело горело, пламя достигало почти потолка, и крики девушек казались вполне естественными.
«Не совершил ли ты, Донован, ошибки?» — подумал я.
У меня на это имелось лишь одно утешение: если и совершил, то теперь было поздно все исправлять.
Поэтому я остался стоять у двери, прижавшись к стене, и выжидал.
Пот лил у меня по лицу, в комнате стало невыносимо жарко, и я не мог подавить свой кашель.
Дым подействовал и на девушек, стоявших у окна, и они чередовали свои крики с приступами кашля.
Колетт, лежавшая на полу, чувствовала себя немного лучше, но только немного.
Где-то в доме я услышал возбужденные голоса людей, потом последовали три глухих взрыва.
В следующее мгновение ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась.
Несколько секунд все было спокойно. Потом появилась рука, державшая пистолет. Я схватил ее запястье обеими руками и приложил всю свою силу. В следующее мгновение я резко повернулся и рванул обладателя руки на сто восемьдесят градусов, так что он описал дугу и грохнулся о стену.
Я услышал, как что-то неприятно хрустнуло и треснуло.
Я отпустил запястье, и человек упал на пол.
Когда я нагнулся, чтобы посмотреть, кто это, я увидел, что это Дибори.
Очки его разлетелись на тысячи осколков, и лицо его было залито кровью.
Без особого воодушевления я констатировал, что он еще дышал.
Колетт встала, а две другие девушки продолжали кричать.
Я подбежал к ним, схватил их за руки и потянул к двери.
— Бегите, — прорычал я, — и продолжайте кричать.
— Пол, — сказала Колетт сдавленным голосом, — а что будет…
— Позже, — прошипел я. — Сейчас мне надо найти Курта. Ты тоже беги и кричи посильнее.
Все трое не нуждались более в подсказке. Они помчались с такой резвостью, словно это был финал олимпийского марафона. Я, не переставая кашлять, поднял пистолет Дибори, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.
После этого я сам помчался по коридору вслед за кричащими дамами, которые бежали в сторону гостиной.
Потом крики внезапно смолкли.
Когда я подбежал ближе, я услышал одиночный выстрел, а потом еще сразу несколько, которые прозвучали, как стаккато.
На раздумье времени не оставалось.
Одним рывком я отскочил в сторону от двери и упал на колени, продолжая держать в руке пистолет.
Три голые девушки стояли неподвижно, словно статуи, и глаза их были наполнены страхом.
Лози лежал на полу на спине, и кровь фонтанчиком била из его ран на груди.
В рамке двери, находившейся на противоположной стороне, стояла фигура ковбоя с потемневшим лицом и с автоматом в руках.
— О, Боже ты мой! — тихо сказал я. — Мститель из Эльдорадо собственной персоной!
— У него не голова, а мешок с навозом, — презрительно сказал Хикс. — Думал, что может попасть в человека из револьвера на расстоянии тридцати шагов!
— А что с охранниками? — спросил я.
— Уложил спать!
Он ухмыльнулся и сверкнул своими белоснежными зубами на фоне потемневшего лица.
— Когда я увидел огонь, бросил гранату, коллега. Она взорвалась у самых ворот и расправилась с двумя часовыми. Они только без сознания, — я был осторожен. Потом к воротам бросилась целая орава парней, пришлось бросить еще одну гранату. Парни сразу повернули обратно. — Он мрачно усмехнулся. — Может быть, они и до сих пор еще куда-то бегут.
— Отведите девушек к плавательному бассейну, чтобы они смогли наконец одеться, — сказал я.
— Что ж, хорошо. — Он пожал плечами.
— У вас еще найдется граната?
Он сунул руку в задний карман, вытянул оттуда гранату и протянул ее мне.
— Спасибо, — сказал я. — Пусть девушки оденутся, а потом встречаемся перед домом.
Он открыл было рот, чтобы задать вопрос, но быстро снова его закрыл.
— Хикс! — Мэнди наконец обрела дар речи. — Вы были просто великолепны! Такой мужественный… — Она передернула плечами. — И такой жестокий и хладнокровный!
Я пошел по коридору, который вел в сторону помещения с мониторами. Дойдя до него, я взял связку ключей, которыми Дибори открывал спальню, и открыл дверь комнаты. После этого я осторожно отступил метров на шесть назад и стал ждать.
Некоторое время все было тихо. Потом дверь немножко отворилась, и Фишер высунул оттуда голову.
— Что здесь происходит, черт возьми? — хрипло спросил он. — Создается впечатление, что разгорелась революция.
— Возможно, парочка ваших террористов занялась своей работой, — ответил я.
— А где этот мешок с дерьмом по имени Дибори?
— Находится при последнем издыхании, — ответил я. — А Лози мертв.
— Я вам очень благодарен, Донован, — сказал он. — Требуйте от меня, чего хотите, и вы это получите!
— У меня для вас есть подарок, — сказал я.
Я сорвал запальник с гранаты и сосчитал до трех. После этого я бросил ее ему.
— Ловите!
У меня едва осталось времени на то, чтобы броситься за угол на пол и выставить подметки для защиты. После этого граната взорвалась. Секунд через пятнадцать в коридоре опять все стало тихо, хотя мои барабанные перепонки еще гудели. Я поднялся. Там, где была дверь, в стене зияла дыра, а от Фишера вообще ничего не осталось.
Я прошел через гостиную в гигантский вестибюль, а оттуда — на улицу. Создавалось такое впечатление, будто пожар перекинулся на другие комнаты.
Каменные стены, конечно, не горели, но что касалось всего другого, то тут у огня не было равных, и если это предоставить самому себе, то все интерьеры дома будут им загублены. Но это была уже не моя забота.
Хикс и три девушки пришли со стороны плавательного бассейна, и я очень пожалел, что все они уже одеты.
— Я отведу леди обратно в мотель, — сказал я. — Мне кажется, что будет лучше всего, если вы отправитесь на своей машине в Коннектикут и сгрузите там всю свою артиллерию. После этого, Хикс, приезжайте к нам в Акапулько.
— К нам? — в один голос воскликнули девушки.
— Взорвался Фишер, — ответил я. — Я бросил в него гранату.
— И он ее поймал? — удивленно спросила Джулия.
— Не знаю, — честно сказал я. — В тот момент я не смотрел в его сторону.
— Но она его убила? — спросила Колетт.
— Да, — ответил я.
— Бедная Мэнди!
Джулия истерически захохотала.
— Она даже и не догадывается, чего она лишилась.
— Я тебя должна поблагодарить, Пол, — сказала Колетт, — Фишер погубил моего брата.
— Я тоже вас благодарю, — сказала Джулия. — Он убил моего мужа.
Некоторое время мы ехали молча. Потом где-то вдали послышался вой сирен, и мне оставалось только надеяться, что полиция прибудет к дому Фишера, когда там все уже кончится. Но даже если они и найдут обугленные трупы, им будет нелегко решить, что же там произошло.
— Хикс с Мэнди, — осторожно сказала Колетт, — а мы втроем.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Она имеет в виду, как мы будем проводить время в Акапулько. Все эти прекрасные, полные безделья дни где-нибудь у плавательного бассейна.
— И будем пить холодные напитки в апартаментах отеля с кондиционером, — добавила Колетт, — и чувствовать постоянно жар в крови, который заставляет дрожать, как в лихорадке.
— Явсе еще не совсем вас понимаю, — сказал я нервно.
— Мы говорим между собой, — холодно сказала Колетт. — Речь идет о женском коде, и мужчинам никогда не разгадать этот код.
— Я бы ничего не имела против, — сказала Джулия. — И если говорить честно, то мне это даже нравится.
— Я тоже ничего бы не имела против, — сказала Колетт, — и с нетерпением жду этого.
— Я тоже, — сказала Джулия, — рада, что у нас общие интересы и вкусы.
— Я знаю, что это глупый вопрос, но скажите, Бога ради, в чем у вас общие вкусы? — поинтересовался я.
— Мы будем в Акапулько втроем, — сказала Колетт. — Ты что, немного поглупел от взрывов, Пол? В Акапулько мы вдвоем составим твой гарем. Королевство Донована, если хочешь.
— Основанное в звездный час святого Донована, — добавила Джулия. — Как тебе нравится такая мысль, Пол?
— Ведь Донован-то это я, — сказал я. — А гаремы, черт возьми, мне всегда нравились.
Я снова бросил взгляд на часы и констатировал, что до полуночи остался один час.
После этого я снова спросил себя, куда мог запропаститься Хикс.
Возможно, он совершал отвлекающий маневр и подкладывал бомбу под фабрику, следуя моему профессиональному совету.
Мы уже давно прекратили все разговоры. Девушки сидели на огромной кровати и безучастно смотрели перед собой.
Мне надоело предлагать им напитки. И, если честно говорить, мне все уже надоело.
— Может быть, у кого-нибудь есть какие-нибудь хорошие мысли? — наконец бодро спросил я.
— Может, разбить стекло и выпрыгнуть из окна, — предложила Мэнди.
— И если нас не разорвут собаки, то схватят охранники и вернут обратно в дом, — добавила Джулия.
Еще была небольшая надежда, что Хикс ведет наблюдение за домом, хотя он с таким же успехом мог вести наблюдение до утра, но для нас это было бы слишком поздно. Значит, надо было дать ему каким-то образом сигнал. Но каким?
— Они всех нас убьют, — сказала Мэнди трагическим тоном. — Я знаю.
— Мы тебя спрашивали десять раз, — сказала Колетт холодным тоном, — и теперь спрашиваю еще раз. Что они хотели от тебя?
— Они хотели денег, — ответил я.
— Ты — жалкий лжец, — сказала она. — Ты пошел с ними на сделку и отлично это знаешь. Скажи нам правду. Любая правда лучше полного незнания. Сидишь тут и ждешь, сам не зная чего!
— Они хотели денег, — повторил я. — Возможно, все это довольно сложно, но в конечном итоге они хотели денег.
— И вы, значит, спасли свою жалкую жизнь, дав им откупного? — с величайшим презрением сказала Джулия. — А что будет с нами?
Я прошел к бару.
Поскольку девушки ничего не хотели пить, я тоже был вынужден воздержаться, а сейчас решил: черт с ним, надо выпить!
Из чистого любопытства я посмотрел, какими запасами обеспечил себя Фишер, поскольку профаном его в этом деле считать было совсем нельзя. Я увидел, что тут было практически все. Например, тут были две бутылки фирменного коньяка «Наполеон»…
А Хикс, возможно, ждал снаружи…
Я прошелся по комнате, и мой взгляд упал на хрустальную чашу с цветами. Казалось, она подходила для моих намерений. Я взял вазу и выплеснул из нее воду вместе с цветами прямо на пол.
— Ну, а теперь он совсем свихнулся, — констатировала Мэнди. — Не смог вынести такого душевного гнета!
— А что вообще можно ожидать от этих мужчин! — бросила Колетт.
Чаша была в поперечнике приблизительно сорок пять сантиметров и высотой сантиметров восемнадцать. Я поставил ее перед баром и вылил туда обе бутылки коньяка. Это был отличный коньяк и очень старый.
— О'кей, мои милые! — бодро сказал я. — Поднимайтесь!
— Пошел-ка ты в… — заявила Мэнди.
Я подошел к ней, взял ее за соски указательными и большими пальцами и подтянул к себе.
— Поднимайтесь! — повторил я.
Она пронзительно закричала и вскочила. — Теперь он уже превращается в садиста! — завизжала она.
— Вы обе тоже поднимайтесь или с вами будет то же самое! — , небрежно бросил я.
В следующий момент они уже стояли. Я приказал им повернуться. Мгновение казалось, что мне придется подавлять бунт, но потом все трое действительно повернулись.
Парису было бы трудно вынести свое решение, но он бы подошел к этому не с такими мерками. У Мэнди и Джулии были округлые и милые задочки, но именно по этой причине они и исключались из соревнования.
Задочек Колетт был тоже мил, но не такой округлый. В данный момент мне бы подходил еще более узкий, но за неимением лучшего сойдет и этот. Я схватил ее за руку, повернул к себе и повел к бару.
— Что все это значит? — спросила она с недоверием и недоумением.
— Все это довольно сложно объяснить, — признался я, — и, возможно, просьба моя покажется тебе странной, но заверяю тебя, что все это поможет нам отсюда выбраться.
— Так что же я должна делать? — спросила она. — Убить тебя?
— Страшно смешно, — процедил я сквозь зубы. — Если будет время, я еще покатаюсь по полу от смеха. Но пока этого времени у меня нет. Ты видишь чашу на полу?
— Какая некрасивая!
— В ней содержится только старый добрый коньяк, — уверил я ее. — И ты должна сесть на нее.
— Что я должна?
— Сесть на нее, — повторил я. — В настоящий момент он холодный. Я имею в виду коньяк. Твой зад согреет его, и через какое-то время он будет иметь комнатную температуру.
— Я и раньше слышала о разных шутниках, — сказала она. — Но тебе полагается за это диплом первой степени!
— Я говорю серьезно, — повторил я.
— Ты опасный сумасшедший! — прошипела она.
— С холодным коньяком ничего не выйдет, — сказал я.
— О, Бог ты мой! — выдохнула Джулия. — Я слышала о людях с комплексами, но с таким встречаюсь первый раз. Это превосходит все!
— Заткнись! — набросился я на нее.
Разумными разговорами здесь, видно, добиться было ничего нельзя, поэтому я схватил Колетт за плечи одной рукой, а другой под коленки и посадил ее на чашу.
Раздался какой-то шлепающий звук, Колетт пронзительно вскрикнула и попыталась выбраться из сосуда, а так как коньяк проливать было нельзя, — у нас его больше не было, — то я уселся верхом на ее бедра и крепко держал ее руки за спиной.
— Сейчас пойдет пар, — благоговейно заметила Джулия, — и пары коньяка сорвут их обоих с чаши.
— Раньше он не был таким, — самодовольно сказала Мэнди. — Видно, он стал импотентом после того, как я бросила его.
— Отпусти меня! — выла Колетт. — Ты, развратник! Она укусила меня в мочку уха.
— Я только хочу, чтобы ты тут немного посидела, — прокряхтел я.
— Он мокрый, холодный и ужасный! — закричала она. — И ко всему прочему, так сидеть неприлично!
— Если мы не согреем коньяк, он не загорится, — объяснил я.
— За кого ты меня, черт возьми, принимаешь? — не сдавалась она. — За рождественский торт?
Ее зубы снова подобрались к моему уху. Я быстро повернул голову в сторону, и она своими зубами сорвала мне кожу. Боль была ужасная.
— Если нам удастся поджечь коньяк, то мы можем его отнести к окну и поджечь занавески! — простонал я. — И если бы вы обе подняли свои толстые задницы с кровати и помогли набросать у окна простыни, одеяла и другие хорошо горящие предметы, то вы оказали бы мне большую помощь.
— Ты хочешь поджечь дом?
Колетт так уставилась на меня, что глаза ее, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Дутый кирпич не очень-то хорошо воспламеняется, — нетерпеливо сказал я. — Нам просто нужно привлечь внимание охранников. Собаки близко к огню не подбегут и, кроме того, их удержат охранники, особенно если они увидят, как из окна выпрыгивают голые девушки, чтобы спастись.
— Эта комната находится на втором этаже, — пугливо сказала Джулия.
— Это не играет никакой роли, — буркнул я. — Вы будете прыгать, договорились?
— Прямо в руки к охранникам, которые снова отведут нас в дом, — бросила Джулия. — Великолепная мысль!
— Мы должны их чем-то отвлечь, не забывайте этого, — сказал я. — Мы должны устроить маленькую панику внутри дома и вне его.
— И что потом? — спросила Мэнди.
— Об остальном я еще не подумал, — признался я. — Но самое главное — начать.
— Более идиотских слов я еще никогда не слышала, — заявила Джулия. — Я в этом не участвую.
— О'кей! — Я глубоко вздохнул. — Я не хотел вам рассказывать, потому что это очень жестоко, но вы мне не оставляете выбора.
— Что рассказывать? — спросила Мэнди.
— Они собираются впустить сюда в полночь всех охранников, чтобы они все по очереди насиловали вас, пока с вас не слезет кожа. А если этого окажется недостаточно, Курт позаботится об остальном.
Джулия так высоко подпрыгнула с кровати, словно ее укусил в зад крокодил.
— Не сиди, как глупая гусыня! — набросилась она на Мэнди. — Помоги мне перенести постельное белье к окну!
Внезапно все уверились в правоте моих слов, даже Колетт. Когда я встал, она послушно осталась сидеть на чаше; словно внезапно увидела в этом свое призвание.
— Пол, — тихо сказала она. — Я хотела бы все знать. Значит, мы разожжем костер, охранники увидят нас и примчатся сюда. И тогда мы выпрыгнем из окна, так?
— Приблизительно, — сказал я. — Если говорить точно, то выпрыгнут Мэнди и Джулия.
— А что будет со мной?
— А ты будешь мертва, — сказал я.
— Что?
— Ну да, ты должна притвориться, будто ты мертва, — сказал я, — хотя бы на тот срок, пока здесь будут те, которые сюда прибегут. Чтобы их обмануть.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Я тоже надеюсь, — ответил я.
С огромной кровати уже были сорваны все простыни.
Я сбросил матрац на пол и потащил его к двери. Матрац был набит какими-то искусственными волокнами, которые толком и гореть-то не будут, а только чадить.
— Как там у нас коньяк? — спросил я Колетт.
— Теперь он уже не кажется холодным.
Две другие девушки стояли у кучи одеял и простыней, которые они нагромоздили у окна, и внимательно наблюдали за мной.
— Мы действительно должны выпрыгнуть из окна? — нервно спросила Мэнди. — Мне бы очень не хотелось, чтобы в мои пикантные места впились осколки стекла.
— Возможно, ты и права, — сказал я. — Может быть, будет лучше разбить стекло, а вы будете стоять рядом и кричать во всю глотку.
— Я начинаю спрашивать себя, а не лучше ли предпочесть смерть…
— К чему? Сюда ворвутся охранники и спасут нас… Наконец послышался голос Колетт:
— Мне долго еще сидеть, Пол? Я боюсь, что эта чаша разрежет мне весь зад.
Я помог ей подняться и осмотрел ее зад.
На нем красовался красный круг, а вокруг шли лиловые подтеки.
— Сенсационный рождественский подарок! — заметил я удивленным тоном. — Задница, выдержанная, как старое вино, и настоянная на коньяке!
Я поднес к чаше горящую спичку, и коньяк загорелся ярким голубым пламенем. Потом взял немного матрацной набивки, подержал ее над огнем, пока волокна не начали чадить, а потом сунул обратно в матрац. Облако едкого дыма поднялось к потолку, превратившись в нечто вроде Дымовой завесы.
После этого я схватил стул и ножками выбил четыре оконных стекла. Вслед за этим поднес чашу с горящим коньяком к куче одеял и простыней и поджег ее. Через несколько секунд все вокруг горело, полыхали даже занавески.
— О'кей, мои милые! — сказал я. — Теперь начинайте кричать!
— А что делать мне? — хмуро спросила Колетт, словно я исключил ее из программы удовольствий.
— Ты мертва, — сказал я, — задохнулась от дыма.
— Это, конечно, не шутка, — сказала она и закашлялась.
Я отвел ее в сторону от двери, повернул спиной к ней и уложил на пол.
— Попытайся расслабиться, — сказал я и тоже сильно закашлялся.
— Расслабиться? — Ее лицо судорожно скривилось. — Я же здесь задохнусь, ты, умник!
Едкий дым быстро наполнил всю комнату. Да, она была права. Дышать становилось все труднее. Кроме того, стало жарко. Постельное белье весело горело, пламя достигало почти потолка, и крики девушек казались вполне естественными.
«Не совершил ли ты, Донован, ошибки?» — подумал я.
У меня на это имелось лишь одно утешение: если и совершил, то теперь было поздно все исправлять.
Поэтому я остался стоять у двери, прижавшись к стене, и выжидал.
Пот лил у меня по лицу, в комнате стало невыносимо жарко, и я не мог подавить свой кашель.
Дым подействовал и на девушек, стоявших у окна, и они чередовали свои крики с приступами кашля.
Колетт, лежавшая на полу, чувствовала себя немного лучше, но только немного.
Где-то в доме я услышал возбужденные голоса людей, потом последовали три глухих взрыва.
В следующее мгновение ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась.
Несколько секунд все было спокойно. Потом появилась рука, державшая пистолет. Я схватил ее запястье обеими руками и приложил всю свою силу. В следующее мгновение я резко повернулся и рванул обладателя руки на сто восемьдесят градусов, так что он описал дугу и грохнулся о стену.
Я услышал, как что-то неприятно хрустнуло и треснуло.
Я отпустил запястье, и человек упал на пол.
Когда я нагнулся, чтобы посмотреть, кто это, я увидел, что это Дибори.
Очки его разлетелись на тысячи осколков, и лицо его было залито кровью.
Без особого воодушевления я констатировал, что он еще дышал.
Колетт встала, а две другие девушки продолжали кричать.
Я подбежал к ним, схватил их за руки и потянул к двери.
— Бегите, — прорычал я, — и продолжайте кричать.
— Пол, — сказала Колетт сдавленным голосом, — а что будет…
— Позже, — прошипел я. — Сейчас мне надо найти Курта. Ты тоже беги и кричи посильнее.
Все трое не нуждались более в подсказке. Они помчались с такой резвостью, словно это был финал олимпийского марафона. Я, не переставая кашлять, поднял пистолет Дибори, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.
После этого я сам помчался по коридору вслед за кричащими дамами, которые бежали в сторону гостиной.
Потом крики внезапно смолкли.
Когда я подбежал ближе, я услышал одиночный выстрел, а потом еще сразу несколько, которые прозвучали, как стаккато.
На раздумье времени не оставалось.
Одним рывком я отскочил в сторону от двери и упал на колени, продолжая держать в руке пистолет.
Три голые девушки стояли неподвижно, словно статуи, и глаза их были наполнены страхом.
Лози лежал на полу на спине, и кровь фонтанчиком била из его ран на груди.
В рамке двери, находившейся на противоположной стороне, стояла фигура ковбоя с потемневшим лицом и с автоматом в руках.
— О, Боже ты мой! — тихо сказал я. — Мститель из Эльдорадо собственной персоной!
— У него не голова, а мешок с навозом, — презрительно сказал Хикс. — Думал, что может попасть в человека из револьвера на расстоянии тридцати шагов!
— А что с охранниками? — спросил я.
— Уложил спать!
Он ухмыльнулся и сверкнул своими белоснежными зубами на фоне потемневшего лица.
— Когда я увидел огонь, бросил гранату, коллега. Она взорвалась у самых ворот и расправилась с двумя часовыми. Они только без сознания, — я был осторожен. Потом к воротам бросилась целая орава парней, пришлось бросить еще одну гранату. Парни сразу повернули обратно. — Он мрачно усмехнулся. — Может быть, они и до сих пор еще куда-то бегут.
— Отведите девушек к плавательному бассейну, чтобы они смогли наконец одеться, — сказал я.
— Что ж, хорошо. — Он пожал плечами.
— У вас еще найдется граната?
Он сунул руку в задний карман, вытянул оттуда гранату и протянул ее мне.
— Спасибо, — сказал я. — Пусть девушки оденутся, а потом встречаемся перед домом.
Он открыл было рот, чтобы задать вопрос, но быстро снова его закрыл.
— Хикс! — Мэнди наконец обрела дар речи. — Вы были просто великолепны! Такой мужественный… — Она передернула плечами. — И такой жестокий и хладнокровный!
Я пошел по коридору, который вел в сторону помещения с мониторами. Дойдя до него, я взял связку ключей, которыми Дибори открывал спальню, и открыл дверь комнаты. После этого я осторожно отступил метров на шесть назад и стал ждать.
Некоторое время все было тихо. Потом дверь немножко отворилась, и Фишер высунул оттуда голову.
— Что здесь происходит, черт возьми? — хрипло спросил он. — Создается впечатление, что разгорелась революция.
— Возможно, парочка ваших террористов занялась своей работой, — ответил я.
— А где этот мешок с дерьмом по имени Дибори?
— Находится при последнем издыхании, — ответил я. — А Лози мертв.
— Я вам очень благодарен, Донован, — сказал он. — Требуйте от меня, чего хотите, и вы это получите!
— У меня для вас есть подарок, — сказал я.
Я сорвал запальник с гранаты и сосчитал до трех. После этого я бросил ее ему.
— Ловите!
У меня едва осталось времени на то, чтобы броситься за угол на пол и выставить подметки для защиты. После этого граната взорвалась. Секунд через пятнадцать в коридоре опять все стало тихо, хотя мои барабанные перепонки еще гудели. Я поднялся. Там, где была дверь, в стене зияла дыра, а от Фишера вообще ничего не осталось.
Я прошел через гостиную в гигантский вестибюль, а оттуда — на улицу. Создавалось такое впечатление, будто пожар перекинулся на другие комнаты.
Каменные стены, конечно, не горели, но что касалось всего другого, то тут у огня не было равных, и если это предоставить самому себе, то все интерьеры дома будут им загублены. Но это была уже не моя забота.
Хикс и три девушки пришли со стороны плавательного бассейна, и я очень пожалел, что все они уже одеты.
— Я отведу леди обратно в мотель, — сказал я. — Мне кажется, что будет лучше всего, если вы отправитесь на своей машине в Коннектикут и сгрузите там всю свою артиллерию. После этого, Хикс, приезжайте к нам в Акапулько.
— К нам? — в один голос воскликнули девушки.
— Взорвался Фишер, — ответил я. — Я бросил в него гранату.
— И он ее поймал? — удивленно спросила Джулия.
— Не знаю, — честно сказал я. — В тот момент я не смотрел в его сторону.
— Но она его убила? — спросила Колетт.
— Да, — ответил я.
— Бедная Мэнди!
Джулия истерически захохотала.
— Она даже и не догадывается, чего она лишилась.
— Я тебя должна поблагодарить, Пол, — сказала Колетт, — Фишер погубил моего брата.
— Я тоже вас благодарю, — сказала Джулия. — Он убил моего мужа.
Некоторое время мы ехали молча. Потом где-то вдали послышался вой сирен, и мне оставалось только надеяться, что полиция прибудет к дому Фишера, когда там все уже кончится. Но даже если они и найдут обугленные трупы, им будет нелегко решить, что же там произошло.
— Хикс с Мэнди, — осторожно сказала Колетт, — а мы втроем.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Она имеет в виду, как мы будем проводить время в Акапулько. Все эти прекрасные, полные безделья дни где-нибудь у плавательного бассейна.
— И будем пить холодные напитки в апартаментах отеля с кондиционером, — добавила Колетт, — и чувствовать постоянно жар в крови, который заставляет дрожать, как в лихорадке.
— Явсе еще не совсем вас понимаю, — сказал я нервно.
— Мы говорим между собой, — холодно сказала Колетт. — Речь идет о женском коде, и мужчинам никогда не разгадать этот код.
— Я бы ничего не имела против, — сказала Джулия. — И если говорить честно, то мне это даже нравится.
— Я тоже ничего бы не имела против, — сказала Колетт, — и с нетерпением жду этого.
— Я тоже, — сказала Джулия, — рада, что у нас общие интересы и вкусы.
— Я знаю, что это глупый вопрос, но скажите, Бога ради, в чем у вас общие вкусы? — поинтересовался я.
— Мы будем в Акапулько втроем, — сказала Колетт. — Ты что, немного поглупел от взрывов, Пол? В Акапулько мы вдвоем составим твой гарем. Королевство Донована, если хочешь.
— Основанное в звездный час святого Донована, — добавила Джулия. — Как тебе нравится такая мысль, Пол?
— Ведь Донован-то это я, — сказал я. — А гаремы, черт возьми, мне всегда нравились.