Не зная, куда себя девать от беспокойства, Хэммонд бросил еще один взгляд в сторону свидетеля. Похоже, дела у Мэри Эндикотт потихоньку двигались.
- Какие у нее были волосы? - спрашивала художница. - Короткие? Длинные?
- Примерно такие, - отвечал Джон Дэниэлс, показывая на свое плечо.
- Очень хорошо. Не заметили ли вы у нее челки?
- На лбу, вы хотите сказать? Нет. По-моему, она зачесывала волосы назад.
- Прекрасно. Волосы прямые или волнистые?
- Скорее волнистые. Они были такие.., пушистые.
- То есть волосы были распущены?
- Пожалуй, да. Я, знаете ли, не очень разбираюсь в прическах.
- Пролистайте этот каталог. Есть здесь похожая прическа? Джон Дэниэлс нахмурился и бросил незаметный взгляд на часы, но все же взял в руки журнал модных причесок и стал переворачивать страницы.
- Какого цвета они были? - допытывалась тем временем Эндикотт.
- Такие.., рыжеватые. Ну, не как морковка, конечно... Скорее, коричневатые с красноватым отливом.
При этих словах Дэниэлса Хэммонд почувствовал, как какая-то сила буквально потянула его к кровати.
- Золотисто-каштановые?
- Точно! - обрадовался свидетель и прищелкнул пальцами. - Именно! Я знал, что этот оттенок имеет свое название, но оно как-то выскочило у меня из головы.
Быстро двигая карандашом по бумаге, капрал Эндикотт набрасывала в своем блокноте лицо за лицом. Ширк, ширк, ширк - шуршал по бумаге грифель.
- Ну-ка, взгляните на это, - предложила она, протягивая Дэниэлсу свою работу.
- Ого, здорово! - восхитился тот. - Очень похоже, мэм, только у той леди были такие локоны вокруг лица.
- Такие?
- Точно! У нее была именно такая прическа.
- Превосходно. Теперь займемся губами. - Отложив в сторону журнал с прическами, художница взяла со стула каталог с изображением самых разных женских ртов. - Что вы можете сказать о ее губах, мистер Дэниэлс?
- Что она пользовалась помадой! - выпалил свидетель, и Эндикотт улыбнулась.
- Значит, вы обратили внимание на ее губы? - уточнила она, и Дэниэлс метнул на дверь затравленный взгляд, словно боялся увидеть там жену с кочергой в руке.
- Да. Они были примерно такими. - Он указал на один из стандартных рисунков. - Только нижняя губа была чуточку полнее.
Эндикотт взглянула на рисунок и быстро воспроизвела его в своем блокноте.
- Когда она смотрела на меня, мне показалось, что она улыбается, - добавил Дэниэлс, внимательно следивший за движениями ее карандаша.
- Вы видели ее зубы? - быстро спросила Эндикотт.
- Нет, она улыбалась, как улыбаются хорошо воспитанные люди. К примеру, когда оказываются вдвоем в лифте...
"Или когда их глаза внезапно встречаются в полутемном ресторане..." пронеслось в мозгу Хэммонда, который никак не мог собраться с силами и взглянуть на лицо в блокноте Эндикотт, постепенно обретавшее индивидуальные и так хорошо знакомые ему черты. Он хотел даже закрыть глаза, хотя и знал, что это вряд ли поможет. Это лицо стояло перед его мысленным взором постоянно.
- Вот так? - Капрал Эндикотт развернула блокнот таким образом, чтобы Дэниэлсу было удобнее смотреть.
- Будь я проклят! - выдохнул член церковного хора. - Это она!..
Быстрый взгляд убедил Хэммонда, что Дэниэлс не ошибся. Это действительно была она.
К счастью для него, Смайлоу и Стефи были увлечены разговором и не заметили, как изменилось его лицо. Впрочем, Хэммонд постарался как можно скорее справиться с собой, поскольку негромкое восклицание свидетеля все же привлекло к себе их внимание. Они приблизились к койке, и Хэммонд слегка посторонился, давая Стефи место.
- Это не совсем точный портрет, но очень похоже, - уверил их Дэниэлс.
- Вы не заметили никаких особых примет, скажем, шрамов или пигментных пятен? "У нее была родинка на щеке", - вспомнил Хэммонд.
- Кажется, у нее на щеке было что-то вроде небольшой родинки, но это совсем ее не портило, - ответил Дэниэлс. - На щеке, прямо под глазом.
- Не припомните... - начала Стефи.
- ..Под каким глазом? - закончил за нее Смайлоу. "Под правым".
- Под левым... Нет, дайте-ка сообразить. Она стояла лицом ко мне, значит... Под правым. Точно - под правым! - Дэниэлс улыбнулся, явно гордясь собой.
- Вы не обратили внимания на ее глаза? Какого они были цвета?
- Нет. Боюсь, что нет.
"Темно-зеленые с желтовато-коричневыми крапинками. Широко расставленные. Ресницы густые, темные..."
- Вы говорили, что она была достаточно высокой. Не могли бы вы сказать поточнее?
"Примерно пять футов и шесть дюймов", - припомнил Хэммонд.
Дэниэлс покачал головой.
- Она была повыше вас, мэм, - сказал он, глядя на Стефи. - Но ниже, чем мистер Смайлоу.
- Во мне пять футов и десять дюймов, - подсказал тот.
- Значит, примерно пять футов и шесть-семь дюймов, - заключила Стефи.
- Да, пожалуй, - согласился Дэниэлс.
- А вес?
"Сто пятнадцать фунтов".
- Не знаю, она показалась мне довольно худой.
- Сто тридцать? - наугад предположил Смайлоу.
- Пожалуй, даже меньше. Сто двадцать, я бы сказал.
- Вы не помните, во что она была одета? - снова вступила Стефи. - В платье? "В юбку".
- Либо в короткую юбку, либо в шорты, - сказал свидетель. - Я уверен, потому что я, знаете ли, обратил внимание на ее ноги. - Дэниэлс неловко усмехнулся. - Ну и какая-то майка, что ли... Этого я не запомнил.
"Белая короткая юбка. Коричневый трикотажный топик и такой же кардиган. Коричневые сандалии на ремешках. Бежевый кружевной лифчик с передней застежкой и такие же трусики".
Эндикотт начала собирать свои блокноты и прочие принадлежности, запихивая их как попало в большую кожаную сумку. Готовый портрет она отдала Смайлоу, который быстро глянул на него и наклонился, чтобы пожать руку мистеру Дэниэлсу.
- Большое спасибо, сэр, - сказал он. - У нас есть ваш мейконский телефон, так что в случае необходимости мы свяжемся с вами там. Впрочем, надеюсь, что этого не понадобится. Еще раз спасибо.
- Я присоединяюсь к моему коллеге, - добавила Стефи и, улыбнувшись свидетелю, тоже направилась к выходу. Хэммонд же не нашел в себе сил что-либо сказать, поэтому просто кивнул мистеру Дэниэлсу на прощание.
В коридоре Стефи и Смайлоу поблагодарили капрала Эндикотт за отличную работу, а когда она уехала на лифте, прошли в холл, чтобы как следует рассмотреть составленный со слов свидетеля портрет и поздравить друг друга с удачей.
- Значит, вот она какая - наша таинственная незнакомка, - проговорил Смайлоу. - Она не похожа на убийцу.
- А как выглядят убийцы? - парировала Стефи.
- Хорошее замечание, Стефи. Очко в твою пользу. Стефи усмехнулась.
- Теперь я по крайней мере понимаю, почему наш мистер Дэниэлс не захотел описывать ее в присутствии жены. Несмотря на расстройство желудка, он, несомненно, в глубине души все же хотел ее. Разве иначе он припомнил бы столько мелких деталей, включая родинку под правым глазом?
- Согласись все же, что лицо у этой леди весьма и весьма неординарное.
- Это ничего не значит, - сказала Стефи с неожиданной резкостью в голосе. - Я видела честных людей с неприятными, даже отталкивающими физиономиями, и убийц с лицами ангелов. Ее будут судить за то, что она сделала или не сделала, а не за то, что у нее запоминающееся лицо. Смазливая мордашка не означает, что она не могла нажать на спусковой крючок. Не правда ли, Хэммонд? - Стефи повернулась к нему. - Господи, Хэм, что это с тобой?!
Хэммонд вздрогнул. Он чувствовал себя чуть ли не на грани обморока и, должно быть, выглядел соответственно, если Стефи это заметила.
- Здесь паршивый кофе, - нашелся он и виновато улыбнулся. По-видимому, такой ответ удовлетворил Стефи, поскольку она снова повернулась к детективу:
- Отлично, Смайлоу, тебе остается только разыскать эту красотку. Жаль, что мы не знаем ее имени. "Ее зовут доктор Ю. Э. Кэрти..."
Глава 14
Временная штаб-квартира прокурорской службы располагалась в Северном Чарлстоне. Это было неказистое двухэтажное здание, со всех сторон окруженное складами, мелкооптовыми магазинчиками и ремонтными мастерскими. Прежнее здание прокуратуры в деловом центре Чарлстона все еще ремонтировалось. Оно и так было довольно старым, а ураган Хьюго совершенно его доконал, сделав не только непригодным для эксплуатации, но и небезопасным.
Из центра города до новой штаб-квартиры можно было добраться за десять минут, но Хэммонду показалось, что он преодолел это расстояние за считанные секунды. Погруженный в собственные мысли, он вел машину совершенно автоматически и очнулся только на служебной стоянке напротив пекарни.
Выйдя из машины, он вошел в подъезд и, миновав охранника у рамки металлоискателя, поднялся на второй этаж, где находилась прокуратура округа. Прежде чем войти в свой кабинет, он велел секретарше ни с кем его не соединять и никого к нему не пускать.
- Но, мистер Кросс... - начала было секретарша, но он отмахнулся.
- Я все утрясу потом, - сказал он быстро. - А пока пусть меня не беспокоят.
Войдя в кабинет, он захлопнул дверь и, швырнув кейс и пиджак на стол, где дожидалась его очередная куча бумаг, с размаху бросился в свое высокое кожаное кресло.
Этого просто не может быть, думал он, прижимая кончики пальцев к вискам. Должно быть, он спит и видит дурной сон, но скоро он проснется на мокрых от пота простынях и, прислушиваясь к сумасшедшему стуку сердца, поймет, что спал и что теперь кошмар кончился.
Но кошмар продолжался. И он оказался в самом его центре. Никаких сомнений у него не оставалось - капрал Эндикотт нарисовала именно его незнакомку, если только у нее не было сестры-близнеца, что было весьма маловероятно.
Чтобы успокоиться, он стал перебирать в уме известные ему факты, но факты были неутешительными. Именно эта женщина провела ночь в его постели, и это случилось через несколько часов после того, как ее видели в непосредственной близости от места преступления. Первой его мыслью было, что это простое совпадение, но Хэммонд слишком давно работал в прокуратуре, чтобы знать: таких совпадений не бывает, во всяком случае на практике, хотя теория их и допускала. Следовательно, она была каким-то образом связана с Лютом Петтиджоном.
Но что это могла быть за связь, он не знал. Больше того, Хэммонду вовсе не хотелось этого знать.
Он с силой потер лицо ладонями, потом подпер подбородок кулаками и, глядя в пространство перед собой, попытался привести свои мысли в некоторое подобие порядка, но ему мешало сделать это нарисованное капралом Эндикотт лицо, которое стояло перед ним, как живое.
Несомненно, это была та самая женщина, с которой он провел ночь с субботы на воскресенье. Хэммонд не сомневался в этом - он просто не мог забыть ее лицо так скоро. С самого начала оно поразило его своей неординарной красотой, и впоследствии он провел несколько часов, разглядывая его, любуясь им, целуя его.
- Откуда это у тебя? - спросил он, касаясь кончиком пальца небольшой выпуклой родинки у нее под глазом.
- Ты имеешь в виду мою бородавку?
- Родинку, - поправил он. - Она тебя только украшает.
- Спасибо.
- Не за что.
- Когда я была моложе, я ее просто ненавидела. Но теперь, должна признаться, она мне нравится.
- Я тебя понимаю. Если бы ты знала, как она нравится мне. Он поцеловал ее в щеку, коснувшись родинки кончиком языка.
- Гм-м.., как жаль...
- Жаль чего?
- Что у меня больше нет родинок.
Ее лицо он знал теперь как свое. Даже лучше, чем свое. Несмотря на очевидное сходство, портрет, нарисованный полицейской художницей, был лишь плоским, черно-белым рисунком, ни в малейшей степени не отражавшим ни характера, ни души этой женщины. И все же даже это двухмерное изображение не оставляло никаких сомнений в том, что доктор Кэрти побывала возле номера убитого - если не в нем самом - незадолго до того, как в ресторане ее "подцепил" некий незнакомец, по странному стечению обстоятельств оказавшийся специальным помощником окружного прокурора, который по случайности еще более странной сам побывал у Петтиджона в день убийства.
Спрашивается, кто кого "подцепил"?
Хэммонд нервно провел рукой по волосам, почти готовый уступить отчаянию и растерянности, которые вдруг навалились на него. Что ему теперь делать? Как быть?
Больше всего на свете ему хотелось потихоньку выйти из кабинета, сесть в машину и уехать из Чарлстона - спрятаться, затаиться, пока этот кошмарный узел проблем не разрешится сам собой. Все, что угодно, лишь бы избавиться от скандала, от лавины домыслов и необоснованных обвинений, которая накроет его с головой, как только станет известна правда.
Что и говорить, соблазн был велик, и какой-нибудь слабый человек на его месте давно бы так и поступил, но Хэммонд всегда считал себя слепленным из другого теста. Он не был бесчувственным истуканом, которому все до лампочки, и воспринимал боль, стыд, неловкость так же остро, как и обычные люди, но врожденное чувство ответственности не позволяло Хэммонду сдаться так легко. Сбежать он не мог, как не мог обрести крылья.
Поэтому, взяв себя в руки, он попытался продолжить анализ ситуации. Установив для себя тот факт, что его гостья имеет отношение к смерти Люта Петтиджона, Хэммонд подумал о причинах, заставивших ее скрыть от него свое имя. Несомненно, кокетство здесь было ни при чем, хотя поначалу он именно так и подумал.
- Имена не имеют никакого особенного значения, не так ли ? Во всяком случае, когда встречаются два приятных друг другу человека, - сказала она, и Хэммонд с ней согласился. Он даже процитировал несколько строк из "Ромео и Джульетты", которые помнил еще со времен учебы в старшем классе.
- "Что в имени тебе моем?.." - начал он с пафосом, принимая приличествующую случаю театральную позу. Она внимательно выслушала его и сказала:
- Неплохо, неплохо... Ты никогда не думал о том, чтобы это опубликовать?
- Думал, - вздохнул он. - Но сомневаюсь, что это можно будет продать.
Они еще несколько раз шутили подобным образом: он спрашивал ее имя, а она, смеясь, отказывалась отвечать, но все это было не всерьез. Имена им действительно были не нужны. Анонимность была приманкой, еще одним дополнительным соблазном, возбуждавшим их фантазию и придававшим приключению дополнительную остроту. Хэммонд, во всяком случае, не видел в этом ничего дурного.
Но как теперь выяснилось, Юджин Кэрти знала его имя, знала с самого начала. И встреча их была неслучайной. Юджин зашла в этот ресторан вовсе не потому, что ей захотелось потанцевать. Все было запланировано таким образом, чтобы наверняка скомпрометировать либо самого Хэммонда, либо прокуратуру в целом.
Как будут развиваться события дальше, он даже представить себе не мог. Одно было ясно: того, что он уже совершил, более чем достаточно, чтобы погубить его карьеру. Любой, даже слабый намек на скандал, и он может попрощаться и с делом Петтиджона, и с надеждой в ближайшее время занять кресло прокурора округа.
Склонившись к столу, Хэммонд снова закрыл лицо руками. "Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой", - подумалось ему. Расхожее клише, однако оно подходило к случаю как нельзя лучше. Фантастический вечер с самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо встречал, обернулся ловушкой, и теперь он барахтался в силках, петли которых затягивались все туже и туже.
Каким же он был идиотом, что не заметил подвоха! Не было никакого смысла обвинять во всем Юджин или Петтиджона, если, паче чаяния, доктор Кэрти была его союзницей. Это его собственная глупость и неосторожность привели к тому, что он угодил в капкан обеими ногами. И ведь уловка-то была самая старая и самая примитивная из всех, которые человечество когда-либо знало - нужно было ослепнуть, чтобы ее не заметить.
Однако справедливости ради стоило признать, что ловушка, в которую он попал, была, при всем прочем, одной из самых надежных. На протяжении всей истории похоть не раз разрушала империи и ниспровергала богов. Секс был приманкой эффективной и безотказной, и, как теперь выяснилось, Хэммонд оказался ничем не лучше королей и героев, готовых отдать все царство или последнюю кольчугу за одну ночь с приглянувшейся красавицей.
Ах, если бы дело было только в глупости! Но ведь если воспользоваться сухим языком юридических уложений, речь шла, как минимум, о "препятствованию правосудию". И Хэммонд понимал это, как никто другой.
Тогда почему он не признался Смайлоу и Стефи, что знает женщину, которую Эндикотт нарисовала в своем блокноте?
Потому, объяснил он себе сейчас, что Юджин Кэрти могла быть ни в чем не виновата. Кроме того, этот Джон Дэниэлс мог ошибиться, например - после близкого знакомства с "Джеком Дэниэлсом". Даже если он действительно видел Юджин в отеле, вопрос времени оставался решающим. Хэммонд точно знал, во сколько она появилась в ресторане. Учитывая расстояние, которое ей необходимо было преодолеть, чтобы попасть туда, - плюс неизбежные в это время суток пробки на улицах, - получалось, что она должна была выйти из отеля не позднее семнадцати пятнадцати. И если коронер установит, что смерть Петтиджона наступила после этого срока, у Юджин будет алиби.
"Неплохая мысль, Кросс, - подумал он. - Жаль, она не пришла тебе в голову раньше".
И все же Хэммонд знал, что ни при каких обстоятельствах не назвал бы Смайлоу имени Юджин Кэрти.
Он понял это, еще когда, бросив взгляд на незаконченный портрет в блокноте Мэри Эндикотт, с замиранием сердца узнал свою таинственную гостью. Одного воспоминания об этом бесконечно прекрасном лице, которое он видел так близко, на соседней подушке, оказалось достаточно, чтобы принять решение. Он не опознает ее и не назовет ее имени, пока... Пока что? Хэммонд и сам этого не знал, как не знал в точности, зачем и почему он это делает, ради чего нарушает все правила и принципы, которые прежде считал фундаментом своего бытия. Больше всего его, однако, пугало, что это нарушение было вполне сознательным. Он преднамеренно скрыл важную информацию, имевшую непосредственное отношение к расследованию убийства, и последствия подобного поступка могли быть более чем серьезными.
И тем не менее он вовсе не собирался бежать к Смайлоу или Стефи с саморазоблачением.
Кто-то громко постучал в дверь кабинета. Прежде чем Хэммонд успел поднять голову, дверь отворилась, в кабинет вошел - почти ворвался - его отец, и гневные слова замерли на кончике языка Хэммонда.
- Доброе утро, Хэммонд!
"Проклятье! - подумал он. - Его мне только не хватало!" Каждый раз в присутствии отца Хэммонд невольно старался подтянуться, мысленно производя своего рода полную инспекцию собственной боеготовности. Как он выглядит? Достаточно ли он собран и внимателен? Соответствует ли его внешний облик той высокой должности, которую он занимает? Впрочем, он надеялся, что сегодня отец не станет рассматривать его слишком пристально.
- Привет, па. - Хэммонд встал, и они пожали друг другу руки через стол. Если Престон когда-то и обнимал его, то это было так давно, что он этого не помнил.
Хэммонд взял со стола пиджак и повесил его в стенной шкаф. Поставив кейс на пол, он пригласил отца сесть в единственное во всей комнате гостевое кресло.
Престон Кросс был значительно более низким и коренастым, чем сын, однако недостаток роста нисколько не влиял на впечатление, какое он обычно производил на людей, как в толпе, так и при встрече один на один. Его от природы слегка красноватое лицо выглядело обветренным и загорелым благодаря регулярному пребыванию на открытом воздухе, ибо Кросс-старший любил гольф, теннис и парусный спорт. Когда ему исполнилось пятьдесят, его волосы поседели все сразу, словно по команде, что также добавило ему импозантности. От природы энергичный и деятельный, он никогда не позволял себе выглядеть суетливым, и это, как правило, тоже производило благоприятное впечатление на тех, с кем он общался.
Насколько было известно Хэммонду, за всю свою жизнь его отец не болел ни дня, считая это проявлением слабости. Курить он бросил лет пятнадцать назад, но до сих пор его иногда можно было видеть с сигарой в зубах, что было чистой декорацией. Забота о собственном здоровье, однако, не мешала Кроссу-старшему выпивать по три бурбона ежедневно; кроме того, он не садился обедать без бокала аперитива, что, по его глубокому убеждению, способствовало лучшему пищеварению. На сон грядущий Простои тоже выпивал пару рюмок бренди, однако алкоголиком он не был. Казалось, его кипучая энергия способна справиться со всеми разрушениями, которые производил алкоголь в его организме. В свои шестьдесят с лишним он действительно был значительно здоровее и крепче, чем большинство тридцатилетних мужчин. Женщины до сих пор были от него без ума, мужчин же он покорял силой своего характера и напором.
И в профессиональной деятельности, и в личной жизни Престон Кросс был человеком решительным, и возражать ему осмеливались немногие. Тридцать лет назад он объединил три мелкие фирмы, занимавшиеся медицинским страхованием, в одну большую. Под энергичным руководством Престона Кросса новообразованная компания росла как на дрожжах и теперь могла похвастаться двумя дюжинами филиалов как на территории штата, так и за его пределами. Официально Престон Кросс давно ушел в отставку, однако должность почетного председателя совета директоров основанной им фирмы была отнюдь не формальной. До сих пор он внимательно следил за всеми делами вплоть до цены закупавшихся для клерков шариковых ручек, и ни одна мелочь не ускользала от его внимания.
Кроме этого, Престон Кросс участвовал в работе множества общественных комитетов и комиссий. Он и миссис Кросс возглавляли списки приглашенных, даже когда речь шла о простом благотворительном приеме, что, разумеется, обходилось ежегодно в кругленькую сумму, зато Престон Кросс лично знал большинство людей, обладавших хотя бы мало-мальским влиянием и властью.
Хэммонду хотелось бы любить своего отца, восхищаться и уважать, но для этого он слишком хорошо знал, на какие темные дела употребляет свои таланты Кросс-старший.
Свой визит отец Хэммонда начал со слов: "Я помчался к тебе, как только освободился", - и Хэммонд облился холодным потом. Как мог его отец так быстро пронюхать о том, как он прокололся с Юджин Кэрти?
- Что ты имеешь в виду? - осторожно спросил он.
- Как - что?! - удивился Престон. - Разумеется, то, что ты будешь вести дело об убийстве Люта Петтиджона! Хэммонд постарался скрыть испытанное им облегчение.
- Это действительно так, - согласился он.
- Мне было бы приятнее услышать эти новости от тебя, - упрекнул его отец.
- Я просто не успел, па, - возразил Хэммонд-- Мейсон объявит мне об этом только вчера вечером. Но отец его не слышал.
- Да, от тебя, - повторил он. - Но мне рассказал об этом близкий друг, который завтракал с Мейсоном сегодня утром. Он упомянул об этом вскользь, полагая, что мне уже все известно. Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил?
- На выходные я уезжал в мой загородный дом, - терпеливо пояснил Хэммонд. - Об убийстве Петтиджона я узнал только вчера вечером, когда вернулся. А потом.., потом произошло еще - много всего, я просто закрутился. Извини...
Престон Кросс стряхнул невидимую пылинку со своих безупречно отглаженных брюк.
- Надеюсь, ты понимаешь, что это для тебя значит? Суд привлечет всеобщее внимание. Ты должен использовать это, Хэммонд! - Престон нацелился на него своим коротким и толстым указательным пальцем, потом поднял руку вверх и совершил ею хватательное движение, словно поймал на лету муху. - Используй прессу на всю катушку, сынок. Пусть твое имя звучит по всем каналам. Пусть избиратели узнают, кто ты такой и что собой представляешь. Я называю это саморекламой, но в этом нет ничего стыдного или недостойного. Это твой шанс, Хэммонд!
- Мой шанс заключается в том, чтобы добиться осуждения преступника. Моя речь в суде должна говорить сама за себя - в этом случае мне не понадобится помощь газет и телевидения.
Престон Кросс нетерпеливо взмахнул рукой.
- Большинству совершенно наплевать, как ты справишься с расследованием, сказал он. - Людям все равно, отправится ли преступник в тюрьму, получит ли смертельный укол или выйдет на свободу.
- Зато мне не все равно, - с горячностью возразил Хэммонд. - И людям тоже должно быть не все равно. Престон рассмеялся.
- Я помню, было такое время, когда общественность очень интересовалась тем, насколько хорошо справляются со своими обязанностями представители власти. Но теперь людей больше волнует, как выглядят их избранники на экране телевизора. Я уверен, что большинство жителей округа имеет самое приблизительное представление о том, чем занимается окружная прокуратура.
- Возможно, ты в чем-то прав. Но когда преступность начинает расти, тем же самым людям становится не все равно, насколько эффективно справляются со своими обязанностями полиция, прокуратура и суды.
- Это ты хорошо сказал! - восхитился Престон. - Не забудь произнести эту фразу, когда тебя позовут выступать на телевидение. Очень важно заранее приготовить несколько способных успокоить общественное мнение лозунгов и убойных цитат, которые подхватят все газеты. - Он откинулся на спинку кресла. - Навешай репортерам побольше лапши на уши, сынок, пообещай им несколько сенсационных разоблачений, и они - твои. Когда они просят сделать заявление, не ленись - скажи им хотя бы пару слов, пусть это даже будет совершеннейшая глупость.
Ты и сам удивишься, когда увидишь, что в самых банальных словах репортеры способны отыскать смысл, который они будут использовать до тех пор, пока ты не бросишь им еще одну кость. Очень скоро ты будешь выступать в прямом эфире, Хэммонд. Не теряйся, пользуйся этим, пока есть возможность. - Он подмигнул. Пусть тебя сначала выберут, а уж потом ты будешь делать все, что твоей душеньке угодно.
- Какие у нее были волосы? - спрашивала художница. - Короткие? Длинные?
- Примерно такие, - отвечал Джон Дэниэлс, показывая на свое плечо.
- Очень хорошо. Не заметили ли вы у нее челки?
- На лбу, вы хотите сказать? Нет. По-моему, она зачесывала волосы назад.
- Прекрасно. Волосы прямые или волнистые?
- Скорее волнистые. Они были такие.., пушистые.
- То есть волосы были распущены?
- Пожалуй, да. Я, знаете ли, не очень разбираюсь в прическах.
- Пролистайте этот каталог. Есть здесь похожая прическа? Джон Дэниэлс нахмурился и бросил незаметный взгляд на часы, но все же взял в руки журнал модных причесок и стал переворачивать страницы.
- Какого цвета они были? - допытывалась тем временем Эндикотт.
- Такие.., рыжеватые. Ну, не как морковка, конечно... Скорее, коричневатые с красноватым отливом.
При этих словах Дэниэлса Хэммонд почувствовал, как какая-то сила буквально потянула его к кровати.
- Золотисто-каштановые?
- Точно! - обрадовался свидетель и прищелкнул пальцами. - Именно! Я знал, что этот оттенок имеет свое название, но оно как-то выскочило у меня из головы.
Быстро двигая карандашом по бумаге, капрал Эндикотт набрасывала в своем блокноте лицо за лицом. Ширк, ширк, ширк - шуршал по бумаге грифель.
- Ну-ка, взгляните на это, - предложила она, протягивая Дэниэлсу свою работу.
- Ого, здорово! - восхитился тот. - Очень похоже, мэм, только у той леди были такие локоны вокруг лица.
- Такие?
- Точно! У нее была именно такая прическа.
- Превосходно. Теперь займемся губами. - Отложив в сторону журнал с прическами, художница взяла со стула каталог с изображением самых разных женских ртов. - Что вы можете сказать о ее губах, мистер Дэниэлс?
- Что она пользовалась помадой! - выпалил свидетель, и Эндикотт улыбнулась.
- Значит, вы обратили внимание на ее губы? - уточнила она, и Дэниэлс метнул на дверь затравленный взгляд, словно боялся увидеть там жену с кочергой в руке.
- Да. Они были примерно такими. - Он указал на один из стандартных рисунков. - Только нижняя губа была чуточку полнее.
Эндикотт взглянула на рисунок и быстро воспроизвела его в своем блокноте.
- Когда она смотрела на меня, мне показалось, что она улыбается, - добавил Дэниэлс, внимательно следивший за движениями ее карандаша.
- Вы видели ее зубы? - быстро спросила Эндикотт.
- Нет, она улыбалась, как улыбаются хорошо воспитанные люди. К примеру, когда оказываются вдвоем в лифте...
"Или когда их глаза внезапно встречаются в полутемном ресторане..." пронеслось в мозгу Хэммонда, который никак не мог собраться с силами и взглянуть на лицо в блокноте Эндикотт, постепенно обретавшее индивидуальные и так хорошо знакомые ему черты. Он хотел даже закрыть глаза, хотя и знал, что это вряд ли поможет. Это лицо стояло перед его мысленным взором постоянно.
- Вот так? - Капрал Эндикотт развернула блокнот таким образом, чтобы Дэниэлсу было удобнее смотреть.
- Будь я проклят! - выдохнул член церковного хора. - Это она!..
Быстрый взгляд убедил Хэммонда, что Дэниэлс не ошибся. Это действительно была она.
К счастью для него, Смайлоу и Стефи были увлечены разговором и не заметили, как изменилось его лицо. Впрочем, Хэммонд постарался как можно скорее справиться с собой, поскольку негромкое восклицание свидетеля все же привлекло к себе их внимание. Они приблизились к койке, и Хэммонд слегка посторонился, давая Стефи место.
- Это не совсем точный портрет, но очень похоже, - уверил их Дэниэлс.
- Вы не заметили никаких особых примет, скажем, шрамов или пигментных пятен? "У нее была родинка на щеке", - вспомнил Хэммонд.
- Кажется, у нее на щеке было что-то вроде небольшой родинки, но это совсем ее не портило, - ответил Дэниэлс. - На щеке, прямо под глазом.
- Не припомните... - начала Стефи.
- ..Под каким глазом? - закончил за нее Смайлоу. "Под правым".
- Под левым... Нет, дайте-ка сообразить. Она стояла лицом ко мне, значит... Под правым. Точно - под правым! - Дэниэлс улыбнулся, явно гордясь собой.
- Вы не обратили внимания на ее глаза? Какого они были цвета?
- Нет. Боюсь, что нет.
"Темно-зеленые с желтовато-коричневыми крапинками. Широко расставленные. Ресницы густые, темные..."
- Вы говорили, что она была достаточно высокой. Не могли бы вы сказать поточнее?
"Примерно пять футов и шесть дюймов", - припомнил Хэммонд.
Дэниэлс покачал головой.
- Она была повыше вас, мэм, - сказал он, глядя на Стефи. - Но ниже, чем мистер Смайлоу.
- Во мне пять футов и десять дюймов, - подсказал тот.
- Значит, примерно пять футов и шесть-семь дюймов, - заключила Стефи.
- Да, пожалуй, - согласился Дэниэлс.
- А вес?
"Сто пятнадцать фунтов".
- Не знаю, она показалась мне довольно худой.
- Сто тридцать? - наугад предположил Смайлоу.
- Пожалуй, даже меньше. Сто двадцать, я бы сказал.
- Вы не помните, во что она была одета? - снова вступила Стефи. - В платье? "В юбку".
- Либо в короткую юбку, либо в шорты, - сказал свидетель. - Я уверен, потому что я, знаете ли, обратил внимание на ее ноги. - Дэниэлс неловко усмехнулся. - Ну и какая-то майка, что ли... Этого я не запомнил.
"Белая короткая юбка. Коричневый трикотажный топик и такой же кардиган. Коричневые сандалии на ремешках. Бежевый кружевной лифчик с передней застежкой и такие же трусики".
Эндикотт начала собирать свои блокноты и прочие принадлежности, запихивая их как попало в большую кожаную сумку. Готовый портрет она отдала Смайлоу, который быстро глянул на него и наклонился, чтобы пожать руку мистеру Дэниэлсу.
- Большое спасибо, сэр, - сказал он. - У нас есть ваш мейконский телефон, так что в случае необходимости мы свяжемся с вами там. Впрочем, надеюсь, что этого не понадобится. Еще раз спасибо.
- Я присоединяюсь к моему коллеге, - добавила Стефи и, улыбнувшись свидетелю, тоже направилась к выходу. Хэммонд же не нашел в себе сил что-либо сказать, поэтому просто кивнул мистеру Дэниэлсу на прощание.
В коридоре Стефи и Смайлоу поблагодарили капрала Эндикотт за отличную работу, а когда она уехала на лифте, прошли в холл, чтобы как следует рассмотреть составленный со слов свидетеля портрет и поздравить друг друга с удачей.
- Значит, вот она какая - наша таинственная незнакомка, - проговорил Смайлоу. - Она не похожа на убийцу.
- А как выглядят убийцы? - парировала Стефи.
- Хорошее замечание, Стефи. Очко в твою пользу. Стефи усмехнулась.
- Теперь я по крайней мере понимаю, почему наш мистер Дэниэлс не захотел описывать ее в присутствии жены. Несмотря на расстройство желудка, он, несомненно, в глубине души все же хотел ее. Разве иначе он припомнил бы столько мелких деталей, включая родинку под правым глазом?
- Согласись все же, что лицо у этой леди весьма и весьма неординарное.
- Это ничего не значит, - сказала Стефи с неожиданной резкостью в голосе. - Я видела честных людей с неприятными, даже отталкивающими физиономиями, и убийц с лицами ангелов. Ее будут судить за то, что она сделала или не сделала, а не за то, что у нее запоминающееся лицо. Смазливая мордашка не означает, что она не могла нажать на спусковой крючок. Не правда ли, Хэммонд? - Стефи повернулась к нему. - Господи, Хэм, что это с тобой?!
Хэммонд вздрогнул. Он чувствовал себя чуть ли не на грани обморока и, должно быть, выглядел соответственно, если Стефи это заметила.
- Здесь паршивый кофе, - нашелся он и виновато улыбнулся. По-видимому, такой ответ удовлетворил Стефи, поскольку она снова повернулась к детективу:
- Отлично, Смайлоу, тебе остается только разыскать эту красотку. Жаль, что мы не знаем ее имени. "Ее зовут доктор Ю. Э. Кэрти..."
Глава 14
Временная штаб-квартира прокурорской службы располагалась в Северном Чарлстоне. Это было неказистое двухэтажное здание, со всех сторон окруженное складами, мелкооптовыми магазинчиками и ремонтными мастерскими. Прежнее здание прокуратуры в деловом центре Чарлстона все еще ремонтировалось. Оно и так было довольно старым, а ураган Хьюго совершенно его доконал, сделав не только непригодным для эксплуатации, но и небезопасным.
Из центра города до новой штаб-квартиры можно было добраться за десять минут, но Хэммонду показалось, что он преодолел это расстояние за считанные секунды. Погруженный в собственные мысли, он вел машину совершенно автоматически и очнулся только на служебной стоянке напротив пекарни.
Выйдя из машины, он вошел в подъезд и, миновав охранника у рамки металлоискателя, поднялся на второй этаж, где находилась прокуратура округа. Прежде чем войти в свой кабинет, он велел секретарше ни с кем его не соединять и никого к нему не пускать.
- Но, мистер Кросс... - начала было секретарша, но он отмахнулся.
- Я все утрясу потом, - сказал он быстро. - А пока пусть меня не беспокоят.
Войдя в кабинет, он захлопнул дверь и, швырнув кейс и пиджак на стол, где дожидалась его очередная куча бумаг, с размаху бросился в свое высокое кожаное кресло.
Этого просто не может быть, думал он, прижимая кончики пальцев к вискам. Должно быть, он спит и видит дурной сон, но скоро он проснется на мокрых от пота простынях и, прислушиваясь к сумасшедшему стуку сердца, поймет, что спал и что теперь кошмар кончился.
Но кошмар продолжался. И он оказался в самом его центре. Никаких сомнений у него не оставалось - капрал Эндикотт нарисовала именно его незнакомку, если только у нее не было сестры-близнеца, что было весьма маловероятно.
Чтобы успокоиться, он стал перебирать в уме известные ему факты, но факты были неутешительными. Именно эта женщина провела ночь в его постели, и это случилось через несколько часов после того, как ее видели в непосредственной близости от места преступления. Первой его мыслью было, что это простое совпадение, но Хэммонд слишком давно работал в прокуратуре, чтобы знать: таких совпадений не бывает, во всяком случае на практике, хотя теория их и допускала. Следовательно, она была каким-то образом связана с Лютом Петтиджоном.
Но что это могла быть за связь, он не знал. Больше того, Хэммонду вовсе не хотелось этого знать.
Он с силой потер лицо ладонями, потом подпер подбородок кулаками и, глядя в пространство перед собой, попытался привести свои мысли в некоторое подобие порядка, но ему мешало сделать это нарисованное капралом Эндикотт лицо, которое стояло перед ним, как живое.
Несомненно, это была та самая женщина, с которой он провел ночь с субботы на воскресенье. Хэммонд не сомневался в этом - он просто не мог забыть ее лицо так скоро. С самого начала оно поразило его своей неординарной красотой, и впоследствии он провел несколько часов, разглядывая его, любуясь им, целуя его.
- Откуда это у тебя? - спросил он, касаясь кончиком пальца небольшой выпуклой родинки у нее под глазом.
- Ты имеешь в виду мою бородавку?
- Родинку, - поправил он. - Она тебя только украшает.
- Спасибо.
- Не за что.
- Когда я была моложе, я ее просто ненавидела. Но теперь, должна признаться, она мне нравится.
- Я тебя понимаю. Если бы ты знала, как она нравится мне. Он поцеловал ее в щеку, коснувшись родинки кончиком языка.
- Гм-м.., как жаль...
- Жаль чего?
- Что у меня больше нет родинок.
Ее лицо он знал теперь как свое. Даже лучше, чем свое. Несмотря на очевидное сходство, портрет, нарисованный полицейской художницей, был лишь плоским, черно-белым рисунком, ни в малейшей степени не отражавшим ни характера, ни души этой женщины. И все же даже это двухмерное изображение не оставляло никаких сомнений в том, что доктор Кэрти побывала возле номера убитого - если не в нем самом - незадолго до того, как в ресторане ее "подцепил" некий незнакомец, по странному стечению обстоятельств оказавшийся специальным помощником окружного прокурора, который по случайности еще более странной сам побывал у Петтиджона в день убийства.
Спрашивается, кто кого "подцепил"?
Хэммонд нервно провел рукой по волосам, почти готовый уступить отчаянию и растерянности, которые вдруг навалились на него. Что ему теперь делать? Как быть?
Больше всего на свете ему хотелось потихоньку выйти из кабинета, сесть в машину и уехать из Чарлстона - спрятаться, затаиться, пока этот кошмарный узел проблем не разрешится сам собой. Все, что угодно, лишь бы избавиться от скандала, от лавины домыслов и необоснованных обвинений, которая накроет его с головой, как только станет известна правда.
Что и говорить, соблазн был велик, и какой-нибудь слабый человек на его месте давно бы так и поступил, но Хэммонд всегда считал себя слепленным из другого теста. Он не был бесчувственным истуканом, которому все до лампочки, и воспринимал боль, стыд, неловкость так же остро, как и обычные люди, но врожденное чувство ответственности не позволяло Хэммонду сдаться так легко. Сбежать он не мог, как не мог обрести крылья.
Поэтому, взяв себя в руки, он попытался продолжить анализ ситуации. Установив для себя тот факт, что его гостья имеет отношение к смерти Люта Петтиджона, Хэммонд подумал о причинах, заставивших ее скрыть от него свое имя. Несомненно, кокетство здесь было ни при чем, хотя поначалу он именно так и подумал.
- Имена не имеют никакого особенного значения, не так ли ? Во всяком случае, когда встречаются два приятных друг другу человека, - сказала она, и Хэммонд с ней согласился. Он даже процитировал несколько строк из "Ромео и Джульетты", которые помнил еще со времен учебы в старшем классе.
- "Что в имени тебе моем?.." - начал он с пафосом, принимая приличествующую случаю театральную позу. Она внимательно выслушала его и сказала:
- Неплохо, неплохо... Ты никогда не думал о том, чтобы это опубликовать?
- Думал, - вздохнул он. - Но сомневаюсь, что это можно будет продать.
Они еще несколько раз шутили подобным образом: он спрашивал ее имя, а она, смеясь, отказывалась отвечать, но все это было не всерьез. Имена им действительно были не нужны. Анонимность была приманкой, еще одним дополнительным соблазном, возбуждавшим их фантазию и придававшим приключению дополнительную остроту. Хэммонд, во всяком случае, не видел в этом ничего дурного.
Но как теперь выяснилось, Юджин Кэрти знала его имя, знала с самого начала. И встреча их была неслучайной. Юджин зашла в этот ресторан вовсе не потому, что ей захотелось потанцевать. Все было запланировано таким образом, чтобы наверняка скомпрометировать либо самого Хэммонда, либо прокуратуру в целом.
Как будут развиваться события дальше, он даже представить себе не мог. Одно было ясно: того, что он уже совершил, более чем достаточно, чтобы погубить его карьеру. Любой, даже слабый намек на скандал, и он может попрощаться и с делом Петтиджона, и с надеждой в ближайшее время занять кресло прокурора округа.
Склонившись к столу, Хэммонд снова закрыл лицо руками. "Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой", - подумалось ему. Расхожее клише, однако оно подходило к случаю как нельзя лучше. Фантастический вечер с самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо встречал, обернулся ловушкой, и теперь он барахтался в силках, петли которых затягивались все туже и туже.
Каким же он был идиотом, что не заметил подвоха! Не было никакого смысла обвинять во всем Юджин или Петтиджона, если, паче чаяния, доктор Кэрти была его союзницей. Это его собственная глупость и неосторожность привели к тому, что он угодил в капкан обеими ногами. И ведь уловка-то была самая старая и самая примитивная из всех, которые человечество когда-либо знало - нужно было ослепнуть, чтобы ее не заметить.
Однако справедливости ради стоило признать, что ловушка, в которую он попал, была, при всем прочем, одной из самых надежных. На протяжении всей истории похоть не раз разрушала империи и ниспровергала богов. Секс был приманкой эффективной и безотказной, и, как теперь выяснилось, Хэммонд оказался ничем не лучше королей и героев, готовых отдать все царство или последнюю кольчугу за одну ночь с приглянувшейся красавицей.
Ах, если бы дело было только в глупости! Но ведь если воспользоваться сухим языком юридических уложений, речь шла, как минимум, о "препятствованию правосудию". И Хэммонд понимал это, как никто другой.
Тогда почему он не признался Смайлоу и Стефи, что знает женщину, которую Эндикотт нарисовала в своем блокноте?
Потому, объяснил он себе сейчас, что Юджин Кэрти могла быть ни в чем не виновата. Кроме того, этот Джон Дэниэлс мог ошибиться, например - после близкого знакомства с "Джеком Дэниэлсом". Даже если он действительно видел Юджин в отеле, вопрос времени оставался решающим. Хэммонд точно знал, во сколько она появилась в ресторане. Учитывая расстояние, которое ей необходимо было преодолеть, чтобы попасть туда, - плюс неизбежные в это время суток пробки на улицах, - получалось, что она должна была выйти из отеля не позднее семнадцати пятнадцати. И если коронер установит, что смерть Петтиджона наступила после этого срока, у Юджин будет алиби.
"Неплохая мысль, Кросс, - подумал он. - Жаль, она не пришла тебе в голову раньше".
И все же Хэммонд знал, что ни при каких обстоятельствах не назвал бы Смайлоу имени Юджин Кэрти.
Он понял это, еще когда, бросив взгляд на незаконченный портрет в блокноте Мэри Эндикотт, с замиранием сердца узнал свою таинственную гостью. Одного воспоминания об этом бесконечно прекрасном лице, которое он видел так близко, на соседней подушке, оказалось достаточно, чтобы принять решение. Он не опознает ее и не назовет ее имени, пока... Пока что? Хэммонд и сам этого не знал, как не знал в точности, зачем и почему он это делает, ради чего нарушает все правила и принципы, которые прежде считал фундаментом своего бытия. Больше всего его, однако, пугало, что это нарушение было вполне сознательным. Он преднамеренно скрыл важную информацию, имевшую непосредственное отношение к расследованию убийства, и последствия подобного поступка могли быть более чем серьезными.
И тем не менее он вовсе не собирался бежать к Смайлоу или Стефи с саморазоблачением.
Кто-то громко постучал в дверь кабинета. Прежде чем Хэммонд успел поднять голову, дверь отворилась, в кабинет вошел - почти ворвался - его отец, и гневные слова замерли на кончике языка Хэммонда.
- Доброе утро, Хэммонд!
"Проклятье! - подумал он. - Его мне только не хватало!" Каждый раз в присутствии отца Хэммонд невольно старался подтянуться, мысленно производя своего рода полную инспекцию собственной боеготовности. Как он выглядит? Достаточно ли он собран и внимателен? Соответствует ли его внешний облик той высокой должности, которую он занимает? Впрочем, он надеялся, что сегодня отец не станет рассматривать его слишком пристально.
- Привет, па. - Хэммонд встал, и они пожали друг другу руки через стол. Если Престон когда-то и обнимал его, то это было так давно, что он этого не помнил.
Хэммонд взял со стола пиджак и повесил его в стенной шкаф. Поставив кейс на пол, он пригласил отца сесть в единственное во всей комнате гостевое кресло.
Престон Кросс был значительно более низким и коренастым, чем сын, однако недостаток роста нисколько не влиял на впечатление, какое он обычно производил на людей, как в толпе, так и при встрече один на один. Его от природы слегка красноватое лицо выглядело обветренным и загорелым благодаря регулярному пребыванию на открытом воздухе, ибо Кросс-старший любил гольф, теннис и парусный спорт. Когда ему исполнилось пятьдесят, его волосы поседели все сразу, словно по команде, что также добавило ему импозантности. От природы энергичный и деятельный, он никогда не позволял себе выглядеть суетливым, и это, как правило, тоже производило благоприятное впечатление на тех, с кем он общался.
Насколько было известно Хэммонду, за всю свою жизнь его отец не болел ни дня, считая это проявлением слабости. Курить он бросил лет пятнадцать назад, но до сих пор его иногда можно было видеть с сигарой в зубах, что было чистой декорацией. Забота о собственном здоровье, однако, не мешала Кроссу-старшему выпивать по три бурбона ежедневно; кроме того, он не садился обедать без бокала аперитива, что, по его глубокому убеждению, способствовало лучшему пищеварению. На сон грядущий Простои тоже выпивал пару рюмок бренди, однако алкоголиком он не был. Казалось, его кипучая энергия способна справиться со всеми разрушениями, которые производил алкоголь в его организме. В свои шестьдесят с лишним он действительно был значительно здоровее и крепче, чем большинство тридцатилетних мужчин. Женщины до сих пор были от него без ума, мужчин же он покорял силой своего характера и напором.
И в профессиональной деятельности, и в личной жизни Престон Кросс был человеком решительным, и возражать ему осмеливались немногие. Тридцать лет назад он объединил три мелкие фирмы, занимавшиеся медицинским страхованием, в одну большую. Под энергичным руководством Престона Кросса новообразованная компания росла как на дрожжах и теперь могла похвастаться двумя дюжинами филиалов как на территории штата, так и за его пределами. Официально Престон Кросс давно ушел в отставку, однако должность почетного председателя совета директоров основанной им фирмы была отнюдь не формальной. До сих пор он внимательно следил за всеми делами вплоть до цены закупавшихся для клерков шариковых ручек, и ни одна мелочь не ускользала от его внимания.
Кроме этого, Престон Кросс участвовал в работе множества общественных комитетов и комиссий. Он и миссис Кросс возглавляли списки приглашенных, даже когда речь шла о простом благотворительном приеме, что, разумеется, обходилось ежегодно в кругленькую сумму, зато Престон Кросс лично знал большинство людей, обладавших хотя бы мало-мальским влиянием и властью.
Хэммонду хотелось бы любить своего отца, восхищаться и уважать, но для этого он слишком хорошо знал, на какие темные дела употребляет свои таланты Кросс-старший.
Свой визит отец Хэммонда начал со слов: "Я помчался к тебе, как только освободился", - и Хэммонд облился холодным потом. Как мог его отец так быстро пронюхать о том, как он прокололся с Юджин Кэрти?
- Что ты имеешь в виду? - осторожно спросил он.
- Как - что?! - удивился Престон. - Разумеется, то, что ты будешь вести дело об убийстве Люта Петтиджона! Хэммонд постарался скрыть испытанное им облегчение.
- Это действительно так, - согласился он.
- Мне было бы приятнее услышать эти новости от тебя, - упрекнул его отец.
- Я просто не успел, па, - возразил Хэммонд-- Мейсон объявит мне об этом только вчера вечером. Но отец его не слышал.
- Да, от тебя, - повторил он. - Но мне рассказал об этом близкий друг, который завтракал с Мейсоном сегодня утром. Он упомянул об этом вскользь, полагая, что мне уже все известно. Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил?
- На выходные я уезжал в мой загородный дом, - терпеливо пояснил Хэммонд. - Об убийстве Петтиджона я узнал только вчера вечером, когда вернулся. А потом.., потом произошло еще - много всего, я просто закрутился. Извини...
Престон Кросс стряхнул невидимую пылинку со своих безупречно отглаженных брюк.
- Надеюсь, ты понимаешь, что это для тебя значит? Суд привлечет всеобщее внимание. Ты должен использовать это, Хэммонд! - Престон нацелился на него своим коротким и толстым указательным пальцем, потом поднял руку вверх и совершил ею хватательное движение, словно поймал на лету муху. - Используй прессу на всю катушку, сынок. Пусть твое имя звучит по всем каналам. Пусть избиратели узнают, кто ты такой и что собой представляешь. Я называю это саморекламой, но в этом нет ничего стыдного или недостойного. Это твой шанс, Хэммонд!
- Мой шанс заключается в том, чтобы добиться осуждения преступника. Моя речь в суде должна говорить сама за себя - в этом случае мне не понадобится помощь газет и телевидения.
Престон Кросс нетерпеливо взмахнул рукой.
- Большинству совершенно наплевать, как ты справишься с расследованием, сказал он. - Людям все равно, отправится ли преступник в тюрьму, получит ли смертельный укол или выйдет на свободу.
- Зато мне не все равно, - с горячностью возразил Хэммонд. - И людям тоже должно быть не все равно. Престон рассмеялся.
- Я помню, было такое время, когда общественность очень интересовалась тем, насколько хорошо справляются со своими обязанностями представители власти. Но теперь людей больше волнует, как выглядят их избранники на экране телевизора. Я уверен, что большинство жителей округа имеет самое приблизительное представление о том, чем занимается окружная прокуратура.
- Возможно, ты в чем-то прав. Но когда преступность начинает расти, тем же самым людям становится не все равно, насколько эффективно справляются со своими обязанностями полиция, прокуратура и суды.
- Это ты хорошо сказал! - восхитился Престон. - Не забудь произнести эту фразу, когда тебя позовут выступать на телевидение. Очень важно заранее приготовить несколько способных успокоить общественное мнение лозунгов и убойных цитат, которые подхватят все газеты. - Он откинулся на спинку кресла. - Навешай репортерам побольше лапши на уши, сынок, пообещай им несколько сенсационных разоблачений, и они - твои. Когда они просят сделать заявление, не ленись - скажи им хотя бы пару слов, пусть это даже будет совершеннейшая глупость.
Ты и сам удивишься, когда увидишь, что в самых банальных словах репортеры способны отыскать смысл, который они будут использовать до тех пор, пока ты не бросишь им еще одну кость. Очень скоро ты будешь выступать в прямом эфире, Хэммонд. Не теряйся, пользуйся этим, пока есть возможность. - Он подмигнул. Пусть тебя сначала выберут, а уж потом ты будешь делать все, что твоей душеньке угодно.