Браун Сандра. Беззвучный крик

   – Вы можете сделать ее здесь? – спросила Марджори.
   – Операцию? – Когда Анна кивнула, он ответил:
   – Нет, мэм. Я кардиолог, а не кардиохирург. Могу порекомендовать вам нескольких прекрасных хирургов в Хьюстоне и Далласе. Кого бы вы ни выбрали, мы подробно проинформируем его о состоянии мистера Корбетта, снабдим всеми пленками и так далее. У нас так принято. Мы постараемся причинить вам как можно меньше неудобства.
   – Мои неудобства меня не беспокоят, – перевела Марджори. – Я хочу, чтобы для моего свекра все сделали как можно лучше.
   – Ну разумеется! – сказал врач.
   – Дедушка выздоровеет, Джек?
   – Приложим для этого все усилия. Стыдясь своих слез, Дэвид отвернулся и прижался лицом к ноге Джека.
   – Можете вы хоть что-то сказать о том, каковы его шансы? – спросил Джек у врача.
   – Пока об этом рано говорить. Нет, действительно, – добавил врач, заметив на лице Анны скептическое выражение. – Не хочу вас обманывать – сейчас его состояние критическое. Он лежит в палате интенсивной терапии, и мы будем всю ночь следить за его самочувствием. К утру я смогу дать вам более определенный прогноз.
   – А может, переправить его на вертолете в Хьюстон или Даллас? – Этот вопрос задала Марджори, но Анна с энтузиазмом закивала в знак одобрения.
   – В его нынешнем положении это рискованно, – ответил доктор. – Если бы на его месте был мой отец, я бы не стал спешить, а подождал бы, пока состояние не стабилизируется. – Он сочувственно улыбнулся Анне и положил руку ей на плечо. – Я понимаю, что вы вовсе не это хотели бы услышать. Но сейчас я больше ничем не могу вас порадовать.
   Прежде чем вернуться к делам, доктор сказал, что сиделка даст знать Анне, когда ей можно увидеть Делрея.
   Обещанный визит состоялся через полчаса. Выйдя из приемного покоя, Анна поспешила вслед за медсестрой. Вместе с ней ушла Марджори. Джек и Дэвид остались их ждать.
   – Почему мне нельзя увидеть дедушку? – захныкал мальчик.
   – Потому что палата реанимации только для тех, кто очень болен. Маленьким мальчикам вход туда запрещен.
   – А почему?
   – Ты станешь шуметь и беспокоить пациентов.
   – Я не стану шуметь.
   – Хочешь, я почитаю тебе сказку? – К счастью, Джек захватил с собой книжку.
   – Это плохая книжка. В ней даже нет картинок.
   Отвлечь мальчика так и не удалось. Когда через десять минут появилась Анна, Джек вздохнул с облегчением. Она казалась бледной и расстроенной, но ради Дэвида заставила себя улыбнуться, сказав, что дедушка спит.
   – Я хочу видеть дедушку! – У мальчика начала дрожать нижняя губа.
   – У него трубочки в носу и на руках, – сказала Марджори Бейкер.
   – Как показывают по телевизору?
   – Да, но в реальной жизни это выглядит по-другому. Тебе не понравится это зрелище, да и дедушка не захочет, чтобы ты видел его таким. Кроме того, ты его разбудишь, а эта для него вредно.
   – Вы хотите, чтобы я забрал его домой? – обращаясь к Анне, спросил Джек.
   – Нет! – заныл Дэвид. – Я хочу остаться здесь, с дедушкой.
   И он начал плакать. Анна прижала его к себе и стала поглаживать по голове. Как заметил Джек, волосы мальчика были все еще влажными от речной воды. Крепко обняв, Анна принялась его убаюкивать. Вскоре всхлипывания стали реже, но Дэвид по-прежнему цеплялся за мать.
   – Как я догадываюсь, он остается, – улыбнувшись Джеку, обронила Марджори. – Во всей этой суматохе нас толком не представили. Я только знаю, что вас зовут Джек.
   – Сойер. – сказал он, пожимая ей руку. – Спасибо, что приехали. Анна рада, что вы здесь.
   – Ну а я рада, что могу помочь.
   Еще раз улыбнувшись, Марджори села рядом с Анной, и они начали переговариваться между собой на языке жестов. Через час Анна еще раз наведалась в палату интенсивной терапии. Состояние Делрея оставалось тяжелым.
   Персонал больницы уговаривал ее вернуться домой, но Анна не желала об этом и слышать. От больницы до ранчо было целых полчаса езды, а Делрею в любой момент могло стать лучше – или хуже. Так или иначе, она хотела быть рядом.
   Марджори тоже предложила остаться, но Анна настояла на том, чтобы она уехала.
   – Только при условии, что ты сообщишь мне по пейджеру, если ситуация изменится.
   Анна обещала.
   Джек не знал, что от него требуется. Должен ли он уйти или остаться? Что предпочтительнее для Анны? Чувствуя себя неловко, он сел на диван, стоявший под углом к тому, который занимали Анна и Дэвид, и выбрал из стопки старых журналов издание по рыбной ловле.
   В полночь верхний свет был выключен и взамен него, как будто приглашая ко сну, загорелись тусклые настольные лампы.
   Других посетителей в комнате не было, не считая одной пожилой пары. Мужчина лежал на спине с открытым ртом и храпел. Женщина, очевидно его жена, стонала во сне.
   «Интересно, что привело их сюда?» – подумал Джек.
   Спустя некоторое время Дэвид тоже уснул. Анна отнесла его на другой диван и накрыла одеялом, которое дала дежурная. Джек заметил, что Анна обнимает себя за плечи, и коснулся ее руки.
   – Холодно! – Она указала на установленный наверху кондиционер. Тогда Джек попросил еще одно одеяло и протянул его Анне.
   – Спасибо, – знаками сообщила она.
   – Не стоит благодарности. Хотите пить? Кофе? Кока? Сок?
   Она покачала головой и, прислонившись к спинке кушетки, с усталым видом закрыла глаза.
   Джек уселся поудобнее. Довольно скоро он понял, что ловля окуней его мало занимает. Второй журнал заинтересовал его не больше первого.
   Пожалуй, он не может читать из-за Анны. Сейчас ее голова откинута назад, и это упрямо напоминает ему о той черно-белой фотографии, где Анна запечатлена на фоне изгороди.
   С ее стороны это была просто гениальная находка – так расположить камеру, продумать верную позу и вдобавок грамотно использовать светотени. Получилось красиво.
   А ее можно назвать красивой? Наверное, да, но красота Анны не такая, как красота фотомодели или кинозвезды, – она не классическая, не такая… предсказуемая, что ли. Ее черты лица интереснее и все время изменяются в зависимости от настроения. На это лицо можно смотреть без конца – или по крайней мере до тех пор, пока вы не поймете, почему не можете отвести от него глаз.
   Хотелось бы знать, как Анна расценивает то, что произошло в сарае. О чем она думала, когда мчалась по двору так, будто за ней гонится тысяча чертей?
   Возможно, ни о чем. Может быть, она размышляла о том, почему никак не пойдет дождь, или прикидывала, что приготовить на завтрак и стоит ли покупать те туфли, которые она видела в городе. Впрочем, имело ли для нее какое-то значение это маленькое происшествие? В его глазах мир перевернулся, а в ее, вероятно, даже не покачнулся.
   Что касается Джека, то он тогда был готов прижать ее к себе и поцеловать в губы. Она убегала с таким видом, как будто боялась, что он это сделает. Но почему она испугалась? Неужто хотела, чтобы он ее поцеловал?
   Не стоит себе льстить. Она могла убежать потому, что у него плохо пахнет изо рта. Или у нее. А может, он ей просто не нравится.
   Привлекательным, пожалуй, его не назовешь. При взгляде на лицо Джека кажется, что его вырезал из куска дерева какой-то неумелый любитель, причем с помощью циркулярной пилы. Нет, никаких призов на конкурсе красоты он бы не выиграл.
   Тем не менее у него никогда не было проблем с женщинами. Должно быть, в его внешности все-таки что-то есть?
   Женщины часто говорили ему, что находят в его лице нечто сексуальное. Наверное, в том-то и дело – он слишком сексуален.
   Анна тогда в панике бежала из сарая. Инстинкт самосохранения подсказывает женщинам, когда их женственности что-то угрожает. Возможно, она боялась, что он в порыве животной страсти повалит ее на солому и изнасилует?
   Нет, Джек не знает, о чем она в тот вечер думала.
   Единственное, что он знает, – в ту ночь ему было не до сна. Когда же наконец он уснул, то проснулся вскоре весь в поту (хотя кондиционер с шумом гнал на его обнаженное тело волны прохладного воздуха) и с такой эрекцией, которая могла бы завоевать приз на специальном конкурсе.

* * *

   Анна пробудилась словно от толчка. Немного погодя она пришла в себя и поняла, где находится и почему. Тяжелое чувство тут же сдавило ей грудь.
   В последние несколько недель перед смертью Дина она провела в этой комнате для посетителей многие часы. Тогда ее самоотверженность не повлияла на результат, не повлияет и сейчас, но тем не менее она не может бросить Делрея, так же как в свое время не могла бросить Дина.
   Повернув голову, она посмотрела на кушетку, где спал Дэвид, и убедилась, что с ним все хорошо. Вздохнув, она потянулась и повертела головой, чтобы размять затекшую шею. Затем Анна бросила взгляд на часы; до следующего посещения оставалось еще много времени.
   Она взглянула на Джека Сойера. Он спал, грудь его мерно вздымалась и опускалась. Ноги свешивались с кушетки – одна вытянута, другая слегка согнута в колене. Руки расслабленно лежали на бедрах.
   Анна смотрела на его руки и вспоминала о том, как к ним прикасалась. В свое время она учила Дэвида языку жестов, стараясь буквально поставить его пальцы на соответствующее место. Этот же метод она применила к Джеку Сойеру. Однако прикосновение его руки очень сильно отличалось от прикосновения руки ее сына.
   У Джека длинные и сильные пальцы, на кончиках мозоли.
   На тыльной стороне пальцев растут выгоревшие на солнце Волоски. Ногти коротко подстрижены, хотя и не совсем ровно.
   У Дэвида нежная рука ребенка. У Джека рука мужчины, от которого пахнет солнцем, потом и соломой. Стоя рядом, она видела, как отчетливо бьется пульс у него на горле, чувствовала на своем лице его дыхание, а от его взгляда внутри все обрывалось.
   Джек внезапно открыл глаза и заметил, что она смотрит на него.
   Он быстро сел.
   – Все в порядке?
   – Да.
   – От врача ничего нет?
   – Нет.
   Он посмотрел на Дэвида. Она проследила за его взглядом, и затем, когда их глаза вновь встретились, оба улыбнулись.
   Дэвид спал на спине, прикрыв голову одной рукой, другая свешивалась с края кушетки.
   – Хорошо, когда можешь так спать, правда? – сказал Джек. – Наверно, он сильно устал, когда плавал. Плавал? Выражение ее лица говорило само за себя.
   – Черт возьми! Я вытащил кошку из мешка. Эти слова удивили ее еще сильнее. Джек попытался объяснить:
   – Это означает «выдать тайну». Я учил Дэвида плавать. Мы каждый день понемногу практикуемся. Мы хотели сделать вам сюрприз.
   Она кивнула в знак того, что теперь поняла.
   – Когда вы позвонили в колокольчик, мы были на речке.
   Джек вбежал в дом босиком и без рубашки. Дэвид был в одних трусах и нес одежду в руках.
   Анна вспомнила об этом только теперь. Джек, вероятно, пришел в себя раньше, так что Дэвид одевался в то время, пока сотрудники «Скорой помощи» сносили Делрея вниз по ступенькам и клали в машину. Анна суетилась, проверяя, не забыла ли страховой полис и прочее. Это был ужасный момент, но все могло бы быть еще хуже, если бы Джек не присмотрел за Дэвидом.
   Достав из сумочки маленький блокнот на пружинках, она написала ему об этом, благодаря за помощь.
   – На моем месте так сделал бы каждый, – прочитав записку, сказал он.
   Анна упрямо замотала головой.
   «Вы не только мне помогли, вы спасли жизнь Делрею», – написала она.
   Джек неуклюже пожал плечами.
   – Ну, я рад, что смог помочь. – Он сел прямо и положил руки на колени. Секунду-другую Джек, казалось, размышлял о чем-то, затем поднял голову и спросил:
   – Как это случилось?
   Она заполнила несколько страниц блокнота. К тому времени, когда Анна закончила писать, Джек уже все знал.
   Делрей смотрел местные пятичасовые новости. После сюжета о похищении и двойном убийстве в Луизиане он извинился и пошел наверх. Через несколько минут, забеспокоившись, Анна поднялась к нему и обнаружила Делрея лежащим на полу.
   – Слава Богу, вы почувствовали, что что-то не так.
   «Он был очень расстроен», – написала она.
   – Потому что в этом преступлении подозревается Карл Херболд, – закончил за нее Джек.
   Удивившись, что Джек знает, почему расстроился Делрей, Анна посмотрела на него с нескрываемым любопытством.
   – Я знаю, что здесь есть связь, – пояснил Джек. – Однажды мы с Делреем наткнулись в «Молочной королеве» на Эззи. Харджа. Он упомянул что-то об Арканзасе, но не стал в это углубляться. Он просто сказал, что Делрею незачем об этом беспокоиться. Так как побег из арканзасской тюрьмы наделал много шума, я сопоставил факты и сделал соответствующие выводы. Однако у нас с Делреем были и другие темы для разговора, так что я не стал его расспрашивать. Потом вчера я краем уха услышал, что Ломакс тоже об этом говорит. Насколько я понял, он утверждает, будто люди винят Делрея за Карла Херболда.
   «Карл – это тот пасынок, о котором я вам уже говорила», – написала Анна.
   – Понятно.
   Он старательно изобразил удивление, услышав эту «новость», но у Анны возникло ощущение, что на самом деле ничего нового для него тут нет. Общаясь с другими людьми, она во многом полагалась на выражения их лиц и движения тел – просто потому, что не могла слышать интонацию их речи.
   Джек лгал. Не правда заключалась не в том, что он говорил, а в том, о чем молчал. Если он уже знал о связи между Делреем и беглым заключенным, то почему делал вид, что не знает? А если он бродяга, перекати-поле без определенного адреса, то откуда он это узнал? Карл с Сесилом попали в тюрьму более двадцати лет назад. Дин тогда был еще мальчиком. Своих названых братьев он знал только по имени.
   Тем не менее пришелец из ниоткуда знает о пасынках, о которых сам Делрей никогда не упоминает.
   Джек Сойер появился на ранчо на следующий день после побега Карла. Что это, простое совпадение?
   Во всяком случае, здесь есть о чем подумать.

Глава 21

   Сесил Херболд чувствовал, что вот-вот сойдет с ума.
   Сегодня был выходной день, но вместо того, чтобы воспользоваться этим и поспать вволю, он проснулся рано, почувствовав себя свежим еще до того, как встал с постели.
   Он не хотел уходить из дома, но в то же время здесь ему было тесно. Он не мог усидеть на месте, но и не был в состоянии придумать себе никакого полезного занятия. Он был голоден, но одновременно слишком возбужден, чтобы есть.
   Так бывает всякий раз, когда он принимается шевелить мозгами. Это всегда представляло для него проблему. Совсем недавно у него было слишком много времени для размышлений, и теперь, когда он начинает думать, то просто сходит с ума.
   Расхаживая из комнаты в комнату, он осторожно выглядывал из-за штор, пытаясь обнаружить за собой слежку, и всякий раз напоминал себе, что все равно ничего не увидит.
   Сейчас он смотрел в окно уже несколько минут, но так и не заметил ничего особенного. Обычное уличное движение.
   Никаких припаркованных на обочине подозрительных автофургонов, никаких бесцельно слоняющихся личностей. Да нет, эти ребята свое дело знают. Даже на открытом пространстве ты их не увидишь.
   Ну да ладно, пусть он их не видит, но все равно знает, что они где-то рядышком. Он стопроцентно под наблюдением. Он готов поставить на это что угодно.
   Если они и не следили за ним раньше, то уж теперь точно следят.
   Вчера утром он слышал в новостях о зверском убийстве владельца бензозаправочной станции и его дочери-в каком-то захолустном луизианском городишке. Еще до того, как официально объявили, что в этом подозревают его брата, Сесил почувствовал, что здесь замешан Карл. Уж очень это на него похоже.
   Проклятый сукин сын сейчас должен затаиться, не делая ничего, что могло бы навести власти на его след. Таков был план. Так они договаривались.
   Но Карл всегда плевал на логику и на безопасность. Всю жизнь он так поступал. Он появился на свет уже психом и делал все, что ему нравится и когда ему это нравится.
   Неужели он действительно убил и изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку? Конечно, он всегда любил молоденьких, но это просто ужас! Вчера на работе старик Рейнолдс смотрел на него с нескрываемым презрением, а работяги обращались с ним как с прокаженным. Задницы они все. Нет, ему не нужна их дружба, но, черт возьми, он не хочет, чтобы они думали, будто он одобряет изнасилование детей.
   Зазвонил телефон. Сердце Сесила подпрыгнуло. Опустив штору на место, он на втором звонке снял трубку и поднес ее к уху.
   – Алло?
   – Привет, милый.
   – Привет! – переведя дыхание, сказал Сесил. Это была его подружка. – Откуда ты звонишь?
   – С таксофона.
   В отличие от его брата она выполняла полученные указания.
   – Хорошая девочка.
   – Что делаешь?
   – Смотрю телик – пытаюсь расслабиться.
   – Звучит не очень весело.
   – Да уж чего веселого.
   – Хочешь, приду к тебе после работы?
   Ему хотелось сказать «да». Они не очень давно знали друг друга, но тем не менее он был без памяти влюблен.
   Говорят, пока ты не влюбишься по-настоящему, не понимаешь, что это значит. Теперь Сесил знал, что это правда. До сих пор он никогда не испытывал таких чувств ни к одной женщине.
   Она прекрасно выглядит. Блондинка – такие ему всегда нравились. На ее фигуру все мужчины обращают внимание. Сесил любил прогуливаться с ней в общественных местах, ловя на себе завистливые взгляды других мужчин.
   Но нравилась ему в ней не только внешность. Она умная.
   Возможно, даже умнее его. И не слабовольная. Она никому не спустит. Но самое главное – когда дело касается секса, в ней просыпается дух приключений. К тому же она не ставит ему в упрек, что он сидел. Пожалуй, его преступное прошлое только пробуждает в ней сексуальный аппетит. Услышав ее голос, Сесил уже возбудился, но благоразумие все же взяло верх.
   – Я бы хотел тебя увидеть, милая, но из-за моего братца… Проклятый идиот просто сам себя вгоняет в гроб. Пока его не поймают, мне не стоит с кем-то встречаться, – добавил он для тех, кто его слушает.
   – Бедняжка!
   – Увидимся в конце следующей недели, ладно?
   – Конечно, дорогой. До тех пор я поработаю вибратором.
   Сесил застонал.
   – Но он не так хорош, как ты, милый, – засмеявшись, сказала она. – Я по тебе скучаю.
   – Я тоже по тебе скучаю. Пока, милая.
   Повесив трубку, он поспешил к окну. Мимо промчался один из этих голожопых велосипедистов в коротких шортах и нелепом шлеме. По тротуару двигался почтальон, толкая перед собой тележку и забрасывая почту в ящики. Ничего такого, что может вызывать тревогу.
   Если полиция и проследила ее звонок с таксофона, она успеет уйти задолго до того, как они там появятся. Сесил ее этому научил. Он сказал ей тогда, что такие превентивные меры могут показаться глупыми и театральными, но когда ты условно освобожденный, никакие предосторожности не будут лишними.
   Он старался подстраховать себя от излишнего риска. Да, он сделал для этогр все возможное в отличие от Карла. Они ведь договорились не отступать от намеченного плана, но теперь, глядя на то, что творит его младший брат, Сесил хватался за голову.
   Сейчас надо послать властям ложный сигнал. Нельзя оставаться здесь, прыгая от окна к окну и дожидаясь, когда безумие им полностью овладеет.
   Надо сделать что-то, что приведет их в замешательство, надо сбить их со следа. Надо усыпить их бдительность, чтобы они, в свою очередь, ослабили наблюдение за ним.
   Однако чтобы они проглотили наживку, он должен предпринять что-то очень смелое и неожиданное, способное убедить их, что он не имеет ничего общего со своим ужасным младшим братом.
   Но что? Каким должен быть этот отвлекающий маневр?

* * *

   Эззи никак не мог привыкнуть к «линкольну».
   Он купил его совершенно новым двенадцать лет назад, когда Кора сказала, что им необходимо семейное авто. Для чего, он себе не представлял. Еще несколько недель назад главным средством передвижения для него служила патрульная машина. У «линкольна» были все штучки-дрючки, положенные для того времени, но Эззи скучал по полицейской сирене.
   Кондиционер был настроен на минимум, поскольку даже при девяносто пяти градусах^[10] Коре все равно было холодно. Их представления о тепле всегда не совпадали. Но сегодня, пожалуй, даже она не стала бы мерзнуть. Дорожное полотно раскалилось настолько, что плавились покрышки.
   Вчера, в который раз просматривая дело Маккоркл, он наткнулся на имя человека, который в тот вечер обслуживал бар в «Веселом фургоне». Насколько мог вспомнить Эззи, Паркер Джи тогда упорно не желал сотрудничать со следствием. Может быть, за двадцать два года его мнение изменилось? Все дело было в том, что Эззи не знал, где теперь его искать.
   Он решил начать с таверны. С того лета она претерпела несколько перевоплощений. Подъехав к пустой автостоянке, Эззи увидел, что теперь заведение называется «Вдуй посильнее».
   Эззи не осмелился гадать почему.
   В полдень здесь было так же темно, как и в полночь, но гораздо спокойнее. По переносному телевизору нынешний бармен смотрел мыльную оперу, одновременно перетирая бокалы и готовясь к наплыву посетителей, который начнется в четыре часа.
   – Паркер Джи? – переспросил он, налив Эззи обязательный стакан холодного чая. – С тех пор много воды утекло. Я слышал, он уехал из Блюэра, но думаю, что его семья все еще живет в городе.
   Вернувшись домой, Эззи взял со стола последний выпуск местного телефонного справочника. Ясно, что надо начинать отсюда. К тому же это гораздо лучше, чем беспокоиться о судьбе Кориных африканских фиалок, которые выглядят не блестяще.
   После нескольких безрезультатных попыток он дозвонился до кузины Паркера.
   – Паркер в клинике грудной хирургии в Бит-Сэнди.
   И вот сегодня Эззи отправился в путешествие. На место он прибыл около одиннадцати. У пациента, которого он искал, сохранилась лишь небольшая часть легких – все остальное пожрал рак. Если бы Эззи не искал его сам, он ни за что не признал бы в лежащем на больничной койке человеке прежнего цветущего хозяина «Веселого фургона».
   Войдя, Эззи вновь представился. К сожалению, близость смерти нисколько не смягчила характер Джи.
   Приветливее он не стал.
   – Да, я вас помню. Думал, что вы уже давно умерли.
   Эззи не стал указывать на то, что, хотя он сам на двадцать лет старше Паркера, именно Джи сейчас стоит одной ногой в могиле.
   – Нет, просто вышел на пенсию.
   – Тогда что заставило вас проделать такой долгий путь? Эта чертова больница стоит в стороне от туристских маршрутов.
   Боясь, что Джи может умереть прежде, чем успеет ответить на его вопросы, Эззи сразу взял быка за рога.
   – Я хотел поговорить с вами насчет Пэтси Маккоркл.
   – Разве вы еще не оставили это дело?
   – Еще нет. Джи закашлялся.
   – Что вы хотите знать?
   – Хоть что-нибудь.
   – У меня не так много времени. Зачем тратить его на эту древнюю историю?
   Эззи молча смотрел на него, вертя в руках свою старую соломенную шляпу. В конце концов, вполголоса выругавшись, Джи отпил глоток воды и сказал:
   – Она была потаскухой.
   – Это я и сам знаю.
   – А больше и сказать нечего. Я ее трахал несколько раз. Хотите услышать, как это было? – Он смеялся до тех пор, пока приступ кашля не прервал его смех.
   Эззи обычно не любил беспокоить умирающих и, если бы на месте Джи был кто-нибудь другой, на этом распрощался бы. Но Паркер оказался таким неприятным человеком, что к нему было трудно испытывать какое бы то ни было сострадание. Как только кашель прекратился, Эззи продолжил:
   – Что вы помните о Херболдах?
   – Только то, что они были распутные, как мартовские коты. Симпатичные ребята, но с гнилым нутром. Каждый раз, когда они ко мне приходили, то напивались вусмерть, но так поступало большинство моих клиентов: деревенщина, лесорубы, шоферня – всякий сброд, который ко мне ходил.
   Сменив носовой платок на полотенце, он поднес его ко рту, чтобы отхаркнуть отвратительного вида слизь. Не желая смущать больного, Эззи отвернулся к окну, из которого струились потоки горячего воздуха.
   – И что вы об этом думаете? – задыхаясь, проговорил Джи. – Вы считаете, Карл собирается вас искать, чтобы отомстить за то, что вы пытались повесить на него это дело?
   – Так вы слышали о побеге?
   – Ну конечно.
   Джи задыхался, он едва мог говорить. Состояние его ухудшалось с каждой минутой. Если он сейчас умрет, надо успеть вытянуть из него как можно больше информации.
   – Странно, что вы говорите, будто я пытался повесить на них дело. Вы думаете, что Хербодцы не имели отношения к убийству Пэтси?
   – Могли иметь, а могли и не иметь. Откуда мне знать?
   – Я просто спрашиваю ваше мнение, – ответил Эззи, стараясь, чтобы ему не передалось недовольство собеседника.
   – Слушайте, я ведь уже сказал, что Пэтси была вертихвосткой.
   – Вы сказали, что она была потаскухой.
   – Какая к черту разница!
   – Ну, не совсем.
   Пристально глядя на Эззи, он судорожно вздохнул.
   – Она любила мужчин, понятно? Чем больше мужчин, тем лучше. Она обожала вертеть хвостом. А некоторым это могло прийтись не по вкусу. Некоторые не любят так делиться. Вы понимаете, к чему я клоню?
   – Ревность?
   Джи сделал еще глоток воды.
   – Если этот парень был ревнив, ему могло не понравиться то, что он увидел тем вечером.
   – А вам?
   – Что мне?
   – Вам не понравилось то, что вы увидели?
   Смех Джи звучал ужасно. Он вызвал еще один приступ кашля, перешедший в рвоту, так что больному пришлось снять со стола маленький пластмассовый таз. Несколько раз туда сплюнув, он захихикал.