Браун Сандра. От ненависти до любви

   Но сам он? Любит ли он ее?
   Скорее всего да. Такой мужчина обычно не ждет от женщины благосклонности как манны небесной. А он ждал. Больше года ждал. После всего того, что она сделала с ним, сказала – ему и о нем, он все равно пришел. Разве он поступил бы так, если бы не любил ее? Томас постоянно говорил ей о своей любви, и все же это, как оказалось, вовсе не мешало ему изменять своей благоверной. Так что же для нее важнее – слова или дела? И разве Хантер не сделал уже достаточно для того, чтобы доказать, что любит ее?
   Она поставила на место последний кусочек мозаики.
   Неблагодарное занятие – любить божество. Именно так она любила Томаса и могла теперь признаться себе в этом. Он был для нее рыцарем в сияющих доспехах, как однажды метко высказался Пинки. В ее глазах Томас был само совершенство.
   Да только жить с этим совершенством приходилось, дрожа от преклонения и страха. Разве в прошлом не боялась она совершить что-нибудь, что могло прийтись ему не по вкусу? Разве не прикусывала язык, опасаясь, что пришедшая ей в голову мысль в корне противоречит его взглядам? Разве не лезла из кожи вон, стараясь во всем угодить ему, чувствуя в то же время, что далеко не всегда ее старание оказывается замеченным?
   А разве могла она когда-нибудь достичь с Томасом такой степени раскрепощения, – как духовного, так и физического, какой достигла сегодня днем с Хантером? Нет, никогда. Возможно, Томас и в самом деле пользовался услугами проституток, но подобной смелости от собственной жены наверняка не одобрил бы. Между ними ни при каких обстоятельствах не могли сложиться подобные взаимоотношения – она понимала это.
   Любовь же к Хантеру была свободна от подобных препон. Да, действительно, в прошлом она искренне любила Томаса, но теперь полюбила другого. И это чувство оказалось совершенно непохожим на прежнее – оно было таким новым, таким свежим… Что ж, наверное, и в самом деле пришла пора отвести старой любви в благодарной памяти укромный уголок, всецело отдавшись любви новой.
   Она потверже нажала на последний кусочек мозаики. Итак, картина была завершена.
   Кари долго смотрела на собранную головоломку, задумчиво водя пальцем по глянцевой картонной поверхности, а потом подняла глаза на мужчину, безмолвно сидевшего напротив.
   – Ну вот, все сошлось. – Ее голос несколько сел от волнения.
   – Значит, теперь мне можно сказать, что я люблю тебя? Я люблю тебя, Кари, с того самого дня, когда ты впервые вошла в мой кабинет.
   – Наверное, вскоре после этого и я полюбила тебя. Потому и была к тебе так нетерпима.
   – Знаю…
   Она ошеломленно уставилась на него.
   – И давно ты это знаешь? Почему же до сих пор ни разу не сказал мне об этом?
   – До сих пор ты не была готова выслушать это от меня. А теперь этот момент настал. Ты любишь меня, и я люблю тебя. Мы любим друг друга.
   Будто в трансе, но вместе с тем четко осознавая, что делает, Кари поднялась со стула и двинулась к Хантеру. Он тут же взял ее за руки и усадил себе на колени.
   Их уста слились в нежнейшем поцелуе – кончики двух языков лишь слегка касались друг друга.
   – О, до чего же сладко… – простонал он, не отрываясь от ее рта. Поцелуй становился все более страстным. Язык Хантера пришел в движение, черпая неизъяснимое наслаждение в глубине ее рта и даря ей точно такое же взамен.
   Сквозь шелк блузки ее грудь почувствовала жар его ладони – сосок мгновенно вздыбился под умелыми пальцами. По-прежнему шепча ласковые слова, Хантер встал, чуть отстранившись от любимой, но обе его руки тут же скользнули ей под тонкую блузку.
   – Я ждал этого весь вечер. – Его ладони возбужденно гладили ее теплую плоть.
   – Даже если я буду кричать «нет», не останавливайся, – приказала Кари срывающимся голосом, в то время как он, приподняв ее груди, словно одержимый ласкал вершины обоих великолепных холмов.
   – Сними блузку – я хочу видеть свои руки на твоем теле…
   Хантер действительно и не подумал оторвать от нее свои ладони, когда она через голову снимала с себя шелковую кофточку.
   – Господи… – только и выдохнул он.
   Большие и загорелые руки с островками темных волос застыли на гладком и белом женском теле. Действительно, вряд ли можно было представить себе картину эротичнее этой. Кари сдавленно охнула, когда под подушечкой пальца ее сосок окончательно превратился в набухший розовый бутон.
   В следующий момент она увидела надвигающийся на нее рот Хантера и ощутила утонченную ласку его языка. Его губы сомкнулись, беря ее грудь в сладостный плен. Хантер закрыл глаза, и длинные ресницы отбросили тень на его высокие скулы…
   Полюбовавшись некоторое время ее тугими, красивыми грудями, Хантер в свою очередь задал вопрос:
   – Ревнуешь?
   – Нет. – Кари спустила ноги с кровати и одернула на себе ночную рубашку.
   – Куда это ты собралась? – поинтересовался он.
   – Хочу хотя бы немного привести себя в порядок, – бросила она, направляясь в ванную комнату. – Хочу быть хоть немного конкурентоспособной по отношению ко всем остальным бабам, с которыми ты просыпался по утрам.
   Через несколько минут, с мокрыми после душа волосами, женщина уже вышла из ванной, одетая в длинный легкий халат, застегнутый спереди на «молнию». Вместе с ней в комнату вплыл аромат цветочного шампуня. Только что поднявшийся с постели Хантер моментально поймал ее в широко расставленные руки и, прижав к себе, едва не задушил долгим поцелуем. Затем, чуть отстранившись и водя руками по ее ягодицам, шутливо спросил:
   – Заслужил ли я хотя бы завтрак за все свои хлопоты?
   – Какой же ты наглец! – прошептала женщина и укусила его за губу.
   – Ай!
   – Это будет тебе уроком. Кстати, у тебя отросла щетина, и она очень противно колется.
   – Так уж и быть, я прощу тебя, если ты одолжишь мне бритву.
   – Она с нетерпением дожидается тебя на полочке в ванной.
   Посасывая губу, Хантер направился в ванную комнату, волоча за собой конец простыни, в которую завернулся наподобие римского патриция. Поглядев на него, Кари засмеялась. Как давно она не чувствовала себя такой счастливой!
   Бекон уже поджарился, и она направилась к двери, ведущей из кухни, чтобы выяснить, желает он омлет или глазунью. Они встретились на пороге. Его влажные после мытья волосы курчавились, кожа пахла душистым мылом и чистотой, вокруг шеи болталось полотенце. Он был бос и одет в одни лишь джинсы.
   Волна желания, захлестнувшая Кари, буквально обездвижила ее. Она замерла, словно каменное изваяние, рот ее слегка приоткрылся, взгляд затуманился.
   Широкая улыбка на лице Хантера сменилась удивленным выражением.
   – Что с тобой?
   – Ничего, – с трудом выдохнула она. – Я… Ты… Мне нравится, как ты выглядишь, вот и все.
   – Ну-ка, иди сюда…
   Кари с наслаждением нырнула в объятия возлюбленного и изо всех сил обвила его шею руками. Их тела крепко прижались друг к другу, и остатки стыда слетели с ее души, словно желтые осенние листья. Нетерпеливо встретившись, их губы слились воедино. Она вдыхала его запах и не могла насытиться, как путник, долго шедший по пустыне, пьет, не в силах остановиться.
   – Кари… – простонал он, когда женщина стала ласкать губами его шею. Хантер ощущал ее зубы на своей коже и чувствовал, как тело его начинает вибрировать от желания. – Только не останавливайся, милая. О-о-о!.. Как хорошо!.. Боже, до чего же ты великолепна!
   Ладони женщины побежали вниз, словно наслаждаясь ощущением крепкого тела возлюбленного, затем стали гладить скульптурные сплетения мышц на его груди. Кончики ее пальцев играли с его сосками. Почувствовав, как они напряглись, она принялась ласкать их языком. Голова мужчины откинулась назад – так резко, что он слегка ударился затылком о стену, – глаза закрылись, лицо исказила судорога наслаждения. И все же он пока не делал никаких ответных шагов. На протяжении этой ночи Кари страстно отвечала на каждое его движение, но все же инициатором любовных игр неизменно был Хантер. Сейчас они как бы поменялись местами, но тот факт, что в данный момент он выступал в качестве пассивной стороны, ничуть не ущемлял его мужское достоинство. Наоборот, ему это даже нравилось.
   Ладони Кари скользнули вниз по его животу, пальцы стали ласкать курчавые волосы вокруг пупка. Затем они расстегнули пуговицу джинсов и расстегнули «молнию».
   – Да, Кари, да…
   И вот руки женщины уже внутри – ласкают и гладят его тугую, возбужденную плоть.
   Стон вырывался сквозь крепко сжатые зубы Ханте-ра. Задыхаясь от наслаждения, он то бормотал проклятия, то выдыхал ее имя. Ее ласки были неопытны, но тем сильнее становилось от этого даруемое ими наслаждение. Пальцы Кари исследовали его тело с какой-то по-девичьи наивной непосредственностью и любопытством, и Хантера захлестнула страсть такого накала, какой ему еще ни разу прежде не доводилось испытывать.
   Наконец Кари опустилась на колени.
   – Боже мой… – простонал Хантер. Ему казалось, что он в любой момент может умереть от наслаждения, но, великие небеса, какой прекрасной была бы эта смерть!
   Когда он наконец не смог больше терпеть, то опустился на колени рядом с ней, расстегнул «молнию» на ее халате и одним резким движением сдернул его. Они одновременно упали на пол и сразу же – уверенно и страстно – он вошел в нее. Кари вскрикнула от счастья, ее спина изогнулась дугой, жадно принимая каждый удар его тела. Оргазм наступил уже через несколько мгновений – громкий и неконтролируемый, словно взрыв. Затем они лежали, крепко прижавшись друг к другу. Он все еще находился внутри Кари, прижимая ее к себе, и ласково терся носом о ее ухо.
   – По-моему, у вас несколько сместилось чувство времени, мадам.
   Пальцы Кари пробежались по его волосам.
   – Что ты имеешь в виду?
   Губы Хантера подарили ее лицу несколько легких поцелуев.
   – Почему эта гениальная идея не посетила тебя в тот момент, когда мы находились в мягкой, уютной постели? Теперь тебе не пришлось бы валяться на жестком полу.
   Она захихикала, как маленькая девочка, застигнутая за какой-нибудь шалостью.
   – По крайней мере теперь я знаю, что означает эта старая поговорка.
   – Какая еще поговорка?
   – Насчет того, что бывает, когда оказываешься между молотом и наковальней.
   Хантер усмехнулся и слегка прикусил кожу на ее шее.
   – Сейчас опять окажешься.
   – То есть?
   Хантер наигранно вздохнул, погладил ее соски, а затем сделал резкое движение тазом вперед. Кари задохнулась, широко распахнув глаза Он заглянул в ее лицо и улыбнулся.
   – Вот о чем. – Хантер встал и помог ей подняться. – Тем не менее я проявлю себя джентльменом и сначала отнесу тебя в постель.
   Подхватив возлюбленную на руки и впившись губами в ее рот, он перенес ее в спальню и мягко опустил на простыни.
   – А я-то думала, ты хочешь позавтракать, – пробормотала Кари, целуя его грудь.
   – Именно этим я и собираюсь заняться, – ответил он, опускаясь на нее. – Не мешкая ни секунды.
 
   Хантер уютно устроился между раздвинутых ног Карри, положив подбородок ей на живот и обнимая ее бедра. Женщина была совершенно расслаблена и находилась во власти чудесной истомы. На кончике ее носа красовались очки Хантера, пальцы лениво гладили его плечи и спину.
   – Я уже выучила все, что только можно.
   – Относительно чего? – Он слегка подул на нежный светлый пушок, покрывавший низ ее живота.
   – Относительно секса.
   Хантер рассмеялся и, слегка приподняв голову, почесал подбородок о живот Кари.
   – И что ты теперь ощущаешь?
   – Чувствую себя такой усталой, что, по-моему, никогда больше не смогу пошевелиться, – сонным голосом ответила она. – Ты как-то сказал, что если затащишь меня в постель, то не выпустишь оттуда как минимум месяц. Сейчас я начинаю думать, что ты не шутил.
   – Мне кажется, я на это способен.
   Ее живот завибрировал от неслышного смеха.
   – В таком случае отпускай ты меня хотя бы на обеденные перерывы.
   – А я тебя уже накормил обедом.
   Кари открыла один глаз и скосила его вниз, на голову Хантера.
   – Два паршивых сандвича и кусок холодного бекона вряд ли можно назвать обедом.
   Хантер переполз повыше и поцеловал женщину в губы.
   – Это мне следует жаловаться, а не тебе. Я умираю от истощения. Разве ты не считала, сколько раз я…
   – Так я и думала! Ты уже стал воспринимать меня как свою собственность.
   В ее голосе прозвучала легкая, но неподдельная обида, и Хантер счел своим долгом загладить ее нежным глубоким поцелуем.
   – Ну-ну, стоит ли кипятиться, – примирительно проговорил он, когда их губы наконец разъединились. – Если хочешь, я угощу тебя самым изысканным ужином.
   – И самым дорогим. С двумя сменами блюд и двойным десертом.
   – Согласен, – с притворной горечью вздохнул он. – Но прежде чем выпустить тебя из постели, мне хочется проверить, не упустил ли я чего-нибудь.
   Хантер стащил с Кари свои очки и нацепил их себе на нос, а затем посмотрел на ее груди. Челюсть его отвисла в притворном изумлении.
   – У тебя их, оказывается, две?
   Кари зашлась от хохота.
 
   Свернувшись под простыней и нежась в тепле нагретой их телами постели, Кари лежала, прижавшись спиной к животу Хантера. Они смотрели на дождевые капли – большие и тяжелые, словно подвески с хрустальной люстры, – падавшие с серого сумрачного неба за оконным стеклом.
   – Кари, – заговорил он.
   – М-м-м?
   – Я вправду очень сожалею по поводу ребенка, которого ты потеряла.
   Молодая женщина не пошевелилась. Ее удивило, что он вдруг заговорил сейчас на эту болезненную тему, однако же, не глядя ему в глаза, она безошибочно чувствовала, что он говорит искренне. Это можно было понять по его голосу.
   – Я знаю, что ты чувствуешь. Я ощущаю то же самое.
   – Ты ведь больше не винишь меня?
   – Нет. Конечно, нет. Просто ты подвернулся мне под горячую руку, и я сорвала на тебе свою злость.
   Ладонь Хантера стала гладить ее живот.
   – У тебя еще будет ребенок. А возможно, и не один.
   – Может быть, – вздохнула она, улыбнувшись, но в ее голосе не было радости.
   – Ведь твое здоровье не сильно пострадало? Я имею в виду, у тебя еще могут быть дети?
   – Да.
   По тому, как расслабились его мускулы, Кари поняла, что напряжение, владевшее Хантером, отпустило его. Он был успокоен ее ответом, и ему было приятно, что они могут обсуждать эту щекотливую тему без стеснения и экивоков.
   – У тебя обязательно будет ребенок, – категоричным тоном заявил он.
   – Ты так уверенно об этом говоришь… – усмехнулась женщина. – Но для того, чтобы появился ребенок, нужны, знаешь ли, двое. Желаешь выступить добровольцем?
   Его губы нашли мочку ее уха под светлыми локонами.
   – Всегда к вашим услугам, мэм.
   В этот момент Хантер действительно был готов на все. Он прижался к спине Кари и вошел в нее, лаская рукой густые вьющиеся волосы на ее лобке. Они вместе поднимались к вершине наслаждения и, в очередной раз взорвавшись криками, медленно спустились обратно, на грешную землю.
   Тело Кари было покрыто мелкими бусинками пота и то и дело вздрагивало от сладостных судорог, прокатывавшихся изнутри. Перевернувшись, она легла поверх него. Как сексуально он выглядел: полуприкрытые в истоме глаза, удовлетворенная улыбка, влажные пряди волос, прилипшие ко лбу.
   Нежность захлестнула Кари.
   – Ну, почему, почему мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что я тебя люблю!
   – Главное, что ты это все же поняла. Я этому очень рад.
   – Я люблю тебя, Хантер.
   – И я тоже люблю тебя.
   Она прижалась щекой к его подбородку, он запустил пальцы в ее волосы и крепко прижал к себе.
 
   С нескрываемым отвращением Пинки смотрел в стоявшую перед ним тарелку.
   – Что это за чертовщина?
   – Это не чертовщина, а завтрак, – твердо ответила Бонни.
   – «Кровавая Мэри» – на завтрак?
   – При чем тут «Кровавая Мэри»! Это обычный йогурт с гранолой.^[11]
   – Больше похоже на птичий корм. Или – птичий помет.
   – Пинки!
   – О дьявол! – Он взял ложку, зачерпнул неаппетитное на вид месиво и сунул в рот. Пинки знал: пока он не съест все до последней ложки, Бонни не позволит ему выкурить первую утреннюю сигарету.
   – Ну и гадость! Налей мне черного кофе, да покрепче, чтобы отделаться от этого мерзкого вкуса.
   – Не слышу слово «пожалуйста».
   – Пожалуйста, – буркнул он.
   Женщина поставила кофейник рядом с ним и села за стол.
   – Когда ты на мне женишься?
   От неожиданности Пинки чуть не опрокинул горячий кофе себе на колени.
   – Жениться? Кто и когда говорил о женитьбе?
   – Я только что сказала.
   – Так забудь об этом.
   – Почему?
   – Потому что я не собираюсь жениться.
   – Назови мне хотя бы одно обстоятельство, которое бы этому мешало.
   – Ты храпишь.
   – Ты тоже.
   – Вот видишь? Только представь себе двух храпящих людей в одной постели. Нам никогда не удастся заснуть рядом друг с другом.
   – Мы и так мало спим, оказываясь в кровати. Это, кстати, еще одна убедительная причина в пользу женитьбы. Что, если я забеременею?
   Ложка замерла на полпути к его рту.
   – Вряд ли. Ты слишком старая.
   – Большое спасибо, свинья ты эдакая.
   – На здоровье.
   – У нас похожие характеры, – не отступалась Бонни.
   – Мы то и дело ругаемся.
   – Только из-за того, что ты упрям как осел.
   – А ты, видимо, нет?
   – Между нами много общего.
   – Ага, в частности, то, что мы уже далеко не первой молодости.
   Она положила руку ему на ляжку и ущипнула ее.
   – Судя по тому, как ты ведешь себя в постели, тебе еще рано хоронить себя. Этой ночью ты меня просто измотал, Пинки Льюис.
   По его лицу пробежала довольная улыбка, но она тут же сменилась серьезным выражением.
   – Я тут ни при чем. Это ты пытаешься загнать меня в гроб. Сначала женишь на себе, потом сведешь в могилу с помощью этих твоих сексуальных марафонов и получишь деньги по моей страховке.
   Бонни согнулась от смеха.
   – Придумай что-нибудь поумнее. Ну какая компания поведет себя до такой степени по-идиотски, что станет страховать это тело? – ткнула она его пальцем в живот.
   Прежде чем Пинки успел придумать какой-нибудь достойный ответ, раздался звонок в дверь.
   – Кто бы это мог быть? – проговорила Бонни. Как только она вышла, Пинки немедленно закурил, с наслаждением наполняя сигаретным дымом свои исстрадавшиеся легкие.
   – О господи! – послышалось восклицание Бонни. – Какая радость!
   Поначалу он подумал, что это заявился один из сыновей Бонни, но сигарета выпала из его рта, когда на кухню танцующей походкой вплыла Кари и заключила его в крепкие объятия.
   – Боже мой, как я по вам соскучилась! Мы не виделись целых три месяца, – тараторила гостья. – Ой, что это такое? – Последнее восклицание относилось к содержимому стоявшей перед Пинки тарелки, в которую заглянула Кари.
   – Вот именно. Она кормит меня подобными помоями каждый день, – ответил Пинки, бросая ядовитый взгляд на Бонни. – Посадила меня, видишь ли, на диету.
   Кари засмеялась и села на стул, стоявший напротив Пинки.
   – У меня на вас просто зла не хватает, – заговорила она. – Как вы могли не сообщить мне о том, что у вас все сладилось!
   – Мы собираемся пожениться, – счастливым голосом сообщила Бонни.
   – Черта с два! – огрызнулся Пинки.
   – По-моему, это было бы замечательно, – заметила Кари. Она прекрасно понимала, что Пинки щетинится только для вида. На самом деле он напоминал довольного кота.
   – А по-моему, мысль совершенно дурацкая, – продолжал упираться Пинки. – Полностью идиотская. Видела бы ты, какие похабные книжонки она берет с собой, когда мы ложимся в постель!
   – С удовольствием взглянула бы, – со смехом ответила Кари.
   – Ах ты, лицемер! – В приступе показного гнева Бонни звонко шлепнула Пинки по лысине. – Раньше ты против этих «книжонок» ничего не имел. Наоборот, горел желанием перепробовать все, о чем там сказано.
   Кари засмеялась еще громче.
   – Она пилит меня не переставая, – продолжал ныть Пинки. – А эта бурда! Попробуй-ка ее съесть! «Не забывай о своем артериальном давлении…» «Не пей слишком много…»
   Не обращая на него внимания, Кари обратилась к Бонни:
   – Кстати, ты еще не заставила его бросить курить?
   – Она и тут не оставляет меня в покое, – вмешался Пинки, прежде чем Бонни успела открыть рот. – Из-за нее мне приходится ограничиваться пятью пачками в день.
   Обе женщины расхохотались. Бонни наклонилась и запечатлела на его щеке звонкий поцелуй. Обняв с видом собственницы Пинки за плечо, она обратилась к Кари:
   – Ты вся так и светишься.
   – Правда? – кокетливо переспросила та. – Это все горный воздух.
   Пинки, однако, был слишком искушен для того, чтобы удовольствоваться столь легковесным объяснением.
   – Кто же сообщил тебе, что мы с Бонни… гм… сошлись?
   – Подумай-ка лучше, кто об этом знал? – с веселым вызовом бросила ему Кари.
   Физиономия Пинки расплылась в широчайшей улыбке.
   – Значит, он тебя все-таки нашел?
   Не в силах сдерживать распиравшее ее счастье, Кари засмеялась:
   – Да, он нашел меня. – Она обняла себя руками, словно не желая выпустить ни малейшей капельки бившейся внутри нее радости. – Он – чудесный, и мы до безумия, по-сумасшедшему, жутко, окончательно и безнадежно любим друг друга.
   – Черт меня побери! – воскликнула Бонни, стукнув кулаком по столу. – Я знала это.
   – Ты знала? – возмущенно возопил Пинки. – Не забывай: это я отправил его к ней.
   – Не спорьте, так или иначе, вы оба – мои ангелы-хранители. Если бы вы знали, как я вам благодарна! Он такой… такой… О! Он просто…
   – Не старайся, мы тебя поняли, – с улыбкой сказал Пинки. На протяжении всей своей жизни он боялся, что его сочтут мягкосердным, однако сейчас его глаза подозрительно блестели. Его рука под столом крепко сжимала ладонь Бонни. Он видел Кари счастливой и сам ощущал себя на вершине блаженства. – Я так счастлив за тебя, детка! И где же находится этот идеал мужчины в данный момент?
   – Он хотел поехать вместе со мной, но ему пришлось отправиться на работу, иначе, как он сказал, на его рабочем столе вырастет целый бумажный Монблан. – Кари опустила взгляд на чашку кофе, которую налила ей Бонни и которая до сих пор оставалась нетронутой. – Кстати, у меня еще есть рабочий стол? Именно для того, чтобы выяснить это, я и приехала именно сюда, а не на работу. Мне не хотелось оказаться в глупом положении.
   Пинки отхлебнул кофе, а Бонни извинилась и под благовидным предлогом дипломатично вышла в другую комнату.
   – А что заставляет тебя думать, что ты могла лишиться рабочего места? Тебя никто не увольнял, а я – по-прежнему руководитель службы новостей. По крайней мере являлся им до нынешних выходных. И за мной все еще сохраняются полномочия увольнять и принимать на работу.
   – Просто в последние дни на экране постоянно маячила Салли, а во время нашего с тобой последнего разговора ты сказал, что передашь освещение деятельности городского правительства кому-то другому. Только не подумай, что я хочу получить эту работу обратно, – поспешно добавила Кари. – Теперь, я думаю, мне станет еще труднее соблюдать объективность по отношению к нашему окружному прокурору. – Лицо Кари осветилось счастливой улыбкой, но почти сразу же снова посерьезнело. – Так у меня есть работа, Пинки?
   Ее собеседник откинулся назад, развалившись в плетеном кресле – слишком тесном для его бочкообразной фигуры.
   – Я немало думал над этим. Позволь поделиться с тобой плодами моих размышлений.
   – Я вся внимание.
   Кари не хотела казаться чересчур заинтересованной, однако сердце ее гулко билось в груди. Доверяет ли ей Пинки в такой степени, чтобы дать новую работу, – такую, какую она заслуживает в соответствии с ее опытом и талантом? Или же он поручит ей что-нибудь такое незначительное, что она будет вынуждена отказаться?
   Пинки вытащил изо рта сигарету и сощурился от попавшего в глаза дыма.
   – Твоей сильной стороной всегда была очень человечная манера подачи материала. Будь это обзор новых фильмов или избиение окружного прокурора, ты всегда делала это так, словно болтала со своей соседкой. Твои диалоги всегда были естественны – никакого пафоса и искусственности. Зрителю это нравится. Он видит в тебе живого человека, а не телевизионную куклу. Пусть даже ты не являешься таким оракулом, как Кронкайт или Бринкли, но ты – настоящая.
   Так вот о чем я подумал в связи со всем этим, – продолжал Пинки после глубокой затяжки. – Я хочу отпустить тебя на волю. То есть не поручать тебе какой-либо определенной темы, а пустить, что называется, в свободный полет, позволить тебе делать интересные человеческие истории, которые задевали бы зрителя за живое. К примеру, если произойдет какая-нибудь катастрофа, мы отработаем ее в обычном но-востном режиме, а ты уже сделаешь трогательный, душевный очерк о пострадавших в ней людях. Улавливаешь мою мысль?
   Кари уже давно все уловила, и ей просто не сиделось на месте.
   – Да, да, Пинки, я поняла. До чего же здорово!